Текст книги "Она была такая хорошая"

Автор книги: Филип Рот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Моя жена уже наговорилась с тобой, детка. Четыре года назад, когда ты только начала запускать когти в этого мальчика. Она уверяла меня, будто в тебе есть что-то человеческое, но, выходит, мне не надо было ее слушать.

– Этот мальчик совратил меня, Джулиан! И долг этого мальчика по отношению ко мне…

Джулиан повернулся к жене.

– Долг, – повторил он, фыркнув.

Люси вскочила.

– Может, тебе не нравится это слово, Джулиан, но я повторяю – это был его долг по отношению ко мне…

– Да-а, – сказал он, покачивая головой, – каждый тебе что-нибудь должен… А ты-то сама, Люси? К кому у тебя этот самый «священный долг»? Сдается мне, что-то я не могу припомнить.

– К моему ребенку! – ответила она. – К нашей плоти и крови – моей и его! К тому, кто едва вступил в жизнь, вот к кому! Я должна знать, что у него есть дом, семья, что он получит порядочное воспитание! Должна знать, что его не смогут обидеть все эти скоты в нашем омерзительном мире!

– Ну-у, – протянул Джулиан, – ты у нас прямо святая.

– Да! По сравнению с вами – уж точно!

– Хорошо, святая Люси, – сказал он, проводя рукой по своей щетине. – Не волнуйся так за свою плоть и кровь. Потому что твой собственный сын ненавидит тебя со всеми твоими потрохами.

Она закрыла лицо руками.

– Нет, неправда! Врете! Это Рой соврал. Этого… не может быть. Нет, не может быть…

Она почувствовала, как Айрин взяла ее за руку.

– Нет, нет, – Люси расплакалась и вновь упала на стул. – Что… Что вы задумали сделать со мной? Вы не смеете украсть у меня сына. Это самое настоящее похищение, Айрин. Вы нарушаете законы.

– Оставь ее, – сказал Джулиан.

Айрин что-то ответила, но Люси не расслышала.

– Нам надо поговорить серьезно, Айрин. Оставь ее. Она перешла все…

И тут Люси кинулась на него, размахивая кулаками.

– Вам это так не пройдет! Что бы вы со мной ни сделали!

Он только поглубже засунул руки в карманы халата.

– Вы хотите похитить моего ребенка, Джулиан, вот что у вас на уме. Вы подбиваете Роя похитить ребенка и покинуть семью! Но я не допущу этого! На это есть законы, Джулиан! Законы против таких, как ты!

– Вот и прекрасно. Валяй отсюда и найми себе адвоката. Я буду просто в восторге.

– Обойдусь и без адвоката. Я добьюсь справедливости здесь, сейчас же.

– Ошибаешься, тебе понадобится адвокат, Люси. И вот что я скажу: тебе понадобится очень хороший адвокат, самый хороший, которого только можно достать за деньги.

– Джулиан, девочка в ужасном состоянии, – сказала Айрин.

Он стряхнул с плеча руку жены.

– Рой тоже, Айрин! И Эдди! Да и все мы! Все уже достаточно наслушались приказов и оскорблений от этой маленькой сучки…

– Джулиан…

Разъяренный, он повернулся к Люси:

– Да, да, вот кто ты есть, так и знай. Ты только и смотришь, как бы выхолостить своего мужика! Маленькая, бешеная сучка! Святая кастраторша – вот самое для тебя подходящее имя. И мир узнает об этом еще до того, как я с тобой разделаюсь.

– Не надо, Джулиан, – попыталась остановить его Айрин.

– Хватит с меня твоих «не надо»! Я их уже наслушался.

Люси вскинула голову.

– Пусть продолжает, Айрин. Меня это совсем не трогает. Пусть демонстрирует свою подлинную сущность.

– Да, святая. Я такой и есть. И поэтому тебе придется прекратить холостить мужиков. Да-да. Улыбайся себе сквозь слезки, улыбайся, какая ты умная и какой сквернослов старый Джулиан. Да, ужасный сквернослов. Но мне хочется сказать тебе кое-что: ты выхолостила Роя и уже принялась за Эдди, но теперь с этим покончено. И пускай тебе сейчас смешно, посмотрим, как ты повеселишься в зале суда. Потому что я тебя туда все-таки вытащу, милочка! Хамка. Ничтожная девчонка. Я оставлю от тебя мокрое место, святая Люси!

– Ты поведешь меня в суд?

– Да, да, именно я, старый сквернослов Джулиан.

– Ты? – странная улыбка не сходила с ее лица.

– Я! Угадала.

– Ну! Это просто восхитительно. – Она вынула из сумочки носовой платок и высморкалась. – Восхитительно, другого слова и не подберешь. Потому что ты – аморальная личность, Джулиан, и это тебя надо вести в суд…

Наконец-то на площадку вышел Рой, за ним – Элинор. Итак, теперь все они в сборе, все, кто несколько часов назад устроил против нее заговор… Что ж, Люси не будет плакать, не будет унижаться – ей это и не понадобится: она откроет им истину.

Люси оглядела их всех – одного за другим. На нее снизошло великое спокойствие: ведь правда на ее стороне. Нет, не нужно ни повышать голоса, ни размахивать кулаками, нужно только говорить правду.

– Ты аморальная личность, Джулиан. Тебе это и самому прекрасно известно.

– Что? – Мускулы на его плечах, казалось, вздулись, когда он пригнулся, чтобы получше расслышать ее слова. – Что, говоришь, мне известно?

– Нам не понадобятся адвокаты, Джулиан. Нам даже не понадобится выходить из гостиной. Потому что не тебе говорить мне или любому из нас, что хорошо и что плохо. И ты это знаешь, я совершенно уверена. Мне продолжать? Или ты теперь попросишь у меня прощения в присутствии твоей семьи?

– Слушай, ты, горлопанка, – сказал он, надвигаясь.

– А ты развратник, – сказала Люси, и это слово остановило его. – Ты платишь женщинам, чтоб они с тобой спали. У тебя была уйма любовниц. Ты обманываешь свою жену.

– Люси! – закричала Элли.

– Но разве это не правда, Элинор?

– Нет!

Люси повернулась к Айрин.

– Мне не хотелось бы говорить об этом…

Айрин опустилась на кушетку.

– Тебя никто не просил…

– Но мне пришлось, – сказала Люси. – Вы видели, что он мне говорил. Слышали, что он собирается сделать. Разве у меня был другой выход, Айрин, кроме как сказать правду?

Айрин замотала головой.

– Он состоял в любовной связи с женщиной, которая была управляющей его прачечной в Селкирке. Я забыла ее имя. Но уверена, что он его помнит.

Джулиан кидал на нее полные ненависти взгляды.

Ну, пусть только попробует. Пусть тронет ее хоть пальцем, пусть только попробует – и мы посмотрим, кто из них предстанет перед судом. Вот тогда уж его мечты сбудутся – только на скамью подсудимых сядет не она, а он.

– И, – продолжала Люси, глядя прямо ему в глаза, – я знаю еще об одной женщине, которой он то ли платил за каждый визит, то ли просто ее содержал. Ну, а теперь у него, наверное, есть кто-нибудь еще. Ну, разве это не правда, «дядюшка» Джулиан?

– Довольно, – сказала Айрин.

– Я говорю чистую правду.

– Хватит, ты уже достаточно сказала. – Айрин встала.

– Но это факты! – сказала Люси. – И веришь ты в них или нет, они существуют. Он развратник! Бабник! Прелюбодей! Он устраивает свои делишки у тебя за спиной! Унижает тебя! Презирает тебя, Айрин! Неужели ты не понимаешь? Когда человек ведет себя так по отношению к жене, иначе это не назовешь.

Элли обеими руками вцепилась в перила, растрепанные волосы падали ей на лицо. Люси не могла понять, плачет она или нет.

– Мне очень жаль, Элинор. Я понимаю, что о таких вещах не говорят. Но не я все это затеяла. Просто я не могла больше выносить эти поношения, крик, злобу и грязь. Уверяю тебя, я пришла вовсе не для того, чтобы нападать на твоего отца. Я только защищалась. Он – жестокий человек…

– Но она все и так знает, – заплакала Элли. – Знала, всегда знала.

– Элинор! – сказала миссис Сауэрби.

– Знала?! – закричала Люси. – Вы знали? – она повернулась к Айрин. – И понимали, что он… – Она никак не могла этому поверить. – Вы все-все, кто есть в этой комнате, знали, что он из себя представляет, видели это и собирались позволить ему. – На какое-то мгновение голос у нее прервался. – Вы до такой степени бесчестны, лживы, так развращены…

– Ох, Рой, – сказала Элли, поворачиваясь к брату, – она свихнулась! – и, спрятав лицо у него на груди, разрыдалась.

Рой был в клетчатом халате Джулиана, слишком узком и коротком для него. Он похлопал Элли по спине.

– Так вот оно что, Рой? – сказала Люси, глядя на них снизу вверх. – Значит, свихнулся не твой дядя, не твоя тетка, а я? И что еще, Рой? Я свихнулась, а дальше? Ах да, и мой сын ненавидит меня. Наверняка ты держишь еще что-нибудь про запас. Ну, что же ты еще насочинял, чтобы оправдать свое поведение?

– Что ты к нему пристала? – завизжала Элли. – Ты рехнулась. Ты же просто помешалась!

Люси выждала, пока Элли овладеет собой. Айрин загораживала Люси от своего мужа, порывавшегося к ней подойти. Она спрятала лицо на груди Джулиана – на груди человека, который так ее унижал.

– Ты, наверное, думаешь, что я рехнулась, потому что я не похожа на Скиппи Скелтон, – сказала Люси, обращаясь к Элинор, – и на тебя. И на твою мать, хотя это, наверное, само собой разумеется.

– Ничего мне не ясно! Ничего из тою, о чем ты тут говоришь, – закричала Элли. Мать подняла руку, чтобы ее остановить. Но Элли продолжала кричать: – Пусть она объяснит, что имеет в виду!

– Я имею в виду, – ответила Люси, – что я не такая шлендра, как ты, Элинор. Я не путаюсь с женатыми мужчинами. Я не какая-нибудь самовлюбленная идиотка. И я не трачу половину, а то и больше времени на размышления о прическе, одежде, туфлях…

– Да кто же ты такая? – завопила Элли. – Дева Мария, что ли?

– Хватит, Элинор! – Айрин теперь тоже кричала.

Оттолкнувшись, Джулиан шагнул вперед.

– Папочка, – рыдала Элли.

– Папочка, – повторила Люси. – Прелестный папочка.

– Сейчас ты подойдешь к телефону, Люси, – тяжело дыша, сказал Джулиан, – и позвонишь своему деду. Ты скажешь, чтобы он приехал и забрал тебя домой… А если ты этого не сделаешь, это сделаю я.

– Но, между прочим, мой дом не здесь, Джулиан. Мой дом в Форт Кине, и там же дом моего мужа и ребенка. – Она поглядела вверх. – Рой, мы едем. Собирайся.

Но он словно застыл, двигались только его глаза, они перебегали с одного лица на другое.

– Рой, ты слышишь? Мы возвращаемся к себе.

Он молчал и не двигался с места.

– Конечно, тебе выбирать, Рой, – продолжала Люси. – Либо ты поступишь, как мужчина, и возвратишься домой со мной и с Эдвардом, либо последуешь совету этого достопочтенного…

– Люси! – Рой воздел руки. – Ради бога, прекрати!

– Я не могу, Рой. Легко сказать – прекрати! И ты тоже не можешь! Ни ты, ни они, никто не сумеет отделаться от того факта, что этот дядюшка, этот папочка, этот муженек оказался гнусной скотиной. Вы можете дурачить себя, обелять этого негодяя, говорить, что я помешалась, – пожалуйста, живите с ним, спите с ним, кому какое дело! Но прекратить? Нет, не выйдет, Рой!

И между прочим, тому есть одна очень важная причина! Я объясню и тебе, Рой, и твоему дядюшке, почему ты не сможешь воспользоваться его советами. Потому, Рой, Джулиан, Элинор, Айрин, потому, что я беременна.

– Что? – прошептал Джулиан.

– Люси… что ты говоришь? – сказал Рой.

Теперь ей не надо было возвышать голос, чтобы они ее слышали.

– У меня будет ребенок.

– Не понимаю… – сказал Рой.

– Та самая дочь, которую ты так хотел, Рой, уже живет во мне, живет и растет.

– Какая еще дочь? – спросил Джулиан. – Какого черта ты?..

– Рой снова будет отцом. И мы надеемся, что на этот раз родится девочка.

Джулиан поглядел на Роя.

– Рой, – сказала Люси, – скажи им сам.

– Что?

– Расскажи, что ты говорил мне, расскажи о своем давнем желании.

– Я тебя не понимаю, Люси, – ответил он.

– Ты что, собираешься отпираться?..

– Беременна? – спросил Джулиан. – Ну, эти-то песенки нам известны…

– Но я действительно беременна, Джулиан! Может, тебе это не понравится, но факт остается фактом! У меня будет ребенок от Роя Бассарта. Ребенок, которого он хотел. Ребенок, о котором он мечтал всю жизнь, – Линда. Рой, ну скажи же им!

– Нет, нет, – сказал Рой.

– Рой, скажи им сам.

– Но, Люси…

– Рой Бассарт, в ту снежную ночь говорил ты мне это или нет? Я не могу поверить, что ты теперь будешь врать. Ты или не ты стоял у окна? Ты или не ты говорил мне о Линде, Рой, о Линде Сью?

– Но, Люси… господи! Мы ведь только так говорили…

– Ах вот как!

Он сел на верхнюю ступеньку и обхватил голову руками.

– Да, – простонал он.

– Просто говорил! Рой, ты серьезно думаешь…

– Папа, – крикнула Элли, – сделай же что-нибудь!

Но Джулиан уже и сам двинулся к Люси, чтобы помешать ей подняться по лестнице.

Люси стремительно повернулась:

– Не смей ко мне прикасаться! Не то ты об этом пожалеешь, развратник!

– Ну-ка осади. Не то получишь под зад! – сказал он свирепо.

– Я женщина, мистер Сауэрби. Может, вы думаете, что я шлюшка вроде вашей дочери, но это не так! Я не допущу, чтобы вы обращались со мной, как с каким-то ничтожеством! Ни вы и никто другой! У меня будет ребенок, нравится вам это или нет! И я защищаю свою семью, нравится вам это или нет. Рой! – она повернулась к нему и ступила на первую ступеньку.

– Нет, нет, – он сидел, все так же обхватив голову руками. – Я больше не выдержу. Правда, не выдержу.

– Тебе придется выдержать, Рой. Потому что ты опять сделал мне ребенка.

– Рой! – крикнул Джулиан, когда Люси бросилась вверх по лестнице. – Останови ее!

– Рой! – закричала она. – Берем Эдварда и уходим!

Он поднял голову – лицо его было мокрым от слез.

– Но Эдди спит.

– Рой, идем…

И тут Джулиан снова схватил ее. Люси пнула его ногой, и он ухватил ее за лодыжку. А Рой тем временем встал перед ней, он загораживал ей дорогу! И это ее муж, который должен защищать ее! Беречь! Охранять! Он становится между ней и ребенком, между ней и ее домом, между ней и жизнью, для которой рождена женщина!

– Держи ее! – кричал Джулиан. – Рой!

– Нет, – крикнула Люси. Теперь ей не оставалось ничего другого – она закрыла глаза, развернулась и изо всех сил выбросила руку вперед.

И опять возникло видение:

Не виновен.

Когда она открыла глаза, над ней стоял Рой, рукой он зажимал рот. Сама она лежала поперек лестницы.

Затем на верхней площадке Люси увидела сына – в трусиках и рубашке. Одной рукой он волочил за собой одеяло. Эдди смотрел вниз.

При виде крови – то ли на руке матери, то ли на лице отца – он пронзительно закричал. Элинор перешагнула через Люси, взбежала по ступенькам, подхватила кричащего ребенка и унесла прочь.

Люси не смогли оторвать от перил, она так и осталась лежать па лестнице, а Джулиан стоял ступенькой ниже, крепко ухватив ее за пальто, пока Айрин звонила папе Уиллу.

Уиллард приехал, провел ее по ступенькам и через холл к двери. У Сауэрби свет горел во всех окнах, когда Уиллард вывел автомобиль и повез Люси домой.

Отец Дамрош.

В какой стороне стена? Где окно? Она лежала под одеялом. Она вытянула руку в темноту. «Я учусь на первом курсе». Она лежит в постели. В своей спальне. Она в Либерти-Сентре. Сколько же она проспала?

Папа Уилл помог ей подняться по лестнице и накрыл одеялом. Она плакала… Он сел в кресло рядом с кроватью… И тогда она, должно быть, заснула.

Но она не может терять ни минуты – этим воспользуются ее враги. Нужно действовать!

Отец Дамрош!

Но что от него ждать? Отец Дамрош, почему вы не можете ничего сделать? Вот он стоит перед ней как живой – черные волосы – он расчесывал их пятерней, мощная челюсть и такая размашистая, красивая походка, что даже протестантские девочки обмирали, завидев, как он в белом воротничке появляется из-за угла. «Отец Дамрош! – окликает его кто-нибудь из девочек. – Отец Дамрош!» Он машет рукой: «Привет!» – и исчезает, а они со стоном падают друг к другу в объятия…

И вот в автобусе подпрыгивает, раскачивается, подлетает со своего сиденья Люси – она впервые едет в монастырь. Отец Дамрош тоже раскачивается над огромным рулевым колесом, и другие девочки, держась за руки, подскакивают на своих сиденьях и тут же плюхаются обратно, словно скованные кандалами арестанты, которых везут к месту казни. Они глазеют на черные деревья, проносящиеся за окном. Кто-то сзади заводит: «Спрячь-ка заботы в вещевой мешок…», но подхватывают песню всего один-два голоса, и снова громыхает старый приходский автобус. Придавленный низким зимним небом, подпрыгивая и тяжело приземляясь, он скачками движется дальше, к полоске света, дрожащей на горизонте, и ей кажется, что они убегают от какой-то грозящей им катастрофы. Птица, освещенная снизу красными отблесками, проносится мимо окна, и Люси выворачивается, провожая птицу глазами, как вдруг ее пронзают слова святой Терезы: «Господи наш! Овечка твоя заблудшая!»

«Тпру!» – ревет отец Дамрош: его армейские ботинки жмут на педаль тормоза. «Тпру!» – их мотает так, что ноги подлетают и головы сталкиваются. «Тпру, приехали, Нелли», – и девочки хихикают.

Следом за Китти, уцепившись за пояс ее пальто, Люси шаркает расстегнутыми ботиками по темному проходу автобуса. Словно с крутого обрыва, через открытую дверцу она прыгает на монастырский двор, и ей кажется, что она сейчас увидит горящие огни.

Одна-одинешенька Люси стоит у автобуса, крепко прижав к себе охотничью сумку паны Уилла. Она слышит, как Китти зовет ее, и быстро ныряет за темный кузов. Здесь ее никто не увидит. Люси глотает холодные сумерки – воздух хрустит, словно крепкое яблоко, она чувствует на зубах его ясные, чистые кристаллы и глотает, глотает… О, как это трудно – ждать своего первого причастия! Только бы сразу не проглотить облатку. Нет, нет! Пусть она растворится у нее во рту и растечется по жилам. Его тело. Его кровь… И тогда произойдет…

Но, может быть, об этом она и молила втайне от себя самой? «Нет!» Люси по-прежнему стоит за автобусом, ее увлажненные глаза выхватывают из темноты неясные тени и силуэты – священники, монахини, девочки, которые выстраиваются в шеренгу и скрываются во тьме; грузовики, автобусы, легковые машины мигают фарами и, громыхая, уносятся прочь… Она слышит хруст шин по гравию. На что это похоже? На кость, ломающуюся под колесами? Внутри все люди не более чем скелеты. Внутри все одинаковы. На занятиях по биологии Люси выучила названия всех человеческих костей – лопаточная, бедренная, большая берцовая… О, почему в людях нет места добру! Сплошные кости, жилы, кровь, почки, мозги, гланды, зубы, вены, артерии… Почему, почему в людях нет места добру?

– Отец Дамрош!

– Кто здесь?

– …Люси.

Он обходит автобус.

– Что с тобой? Это ты, Люси Нельсон?

– Да.

– Что случилось? Тебя укачало? Тогда тебя проводят в твою комнату. Так что случилось?

Она протягивает руку и натыкается на колесо.

– Отец Дамрош… – Но стоит ли говорить ему? Она ведь даже Китти ничего не сказала. Даже самой святой Терезе. Ведь никто не знает, какое чудовищное желание живет в ней. – Отец Дамрош. – Люси засовывает варежку в ребристую выемку шины и, уткнувшись в капюшон своего плаща, бормочет то, что она не в силах больше скрывать: —…убьет моего отца.

– Говори так, чтобы я мог тебя слышать, Люси! Ты хочешь…

– Нет! Нет! Я молю Иисуса! Пусть он умрет в аварии! Пусть попадет под автомобиль! Когда он пьяный, когда от него несет виски! – Люси плачет. – О отец Дамрош, – продолжает она, – я понимаю, что это ужасный грех. Я знаю, но ничего не могу с собой поделать.

Она прижимается лицом к его сутане. Отец Дамрош ждет, что она скажет дальше.

– О отец, скажи мне, скажи, это действительно грех? Он такой испорченный, такой плохой человек.

– Люси, ты не подозреваешь, каким духом ты одержима.

– …Да? Тогда, пожалуйста, отец, скажите каким?

И вот она среди сестер. Окруженная шелестящими плащами, Люси движется к церкви. Колышется пламя бессчетных свечей, и надо всем – над нею, над свечами и над монахинями – страдающий господь. О боже! Овечка твоя заблудшая! О милосердный Иисусе! Утешитель скорбящих! Спаситель наш! Искупивший страданиями грехи наши! О Святый, Сладчайший, Всесветлый, Милосердный Иисусе, раз ты не караешь – сделай моего отца ОТЦОМ!

К воскресному вечеру Люси так изнурена молитвами, что едва может говорить. Остальные девочки тараторят на ступеньках храма святой Марии, поджидая, когда за ними придут и заберут домой. В кармане Люси сжимает черную накидку, подаренную ей сестрой Анджеликой.

«Терпение. Вера. Страдание. Вот путь Терезы, запомни, Люси…» – сказала сестра Анджелика. «Я понимаю. Я запомню…» – сказала Люси. «Чтобы разрушать, не нужно терпения», – продолжает сестра Анджелика. «Понимаю, понимаю», – сказала Люси. «Разрушать может всякий. Даже последний бродяга». – «Понимаю…» – «Чтобы спастись…» – «Да, да. Спасибо вам, сестра…»

– Эй, Люси Нельсон! – Отец машет ей рукой из машины. Вокруг открываются и захлопываются дверцы, раздаются гудки, девочки с криком разбегаются по машинам. И такие все гордые, такие счастливые! Такие оживленные! Поздний воскресный вечер, холодное, чистое, сверкающее небо, и девочки в теплых машинах разъезжаются по теплым домам, к теплым ваннам, теплому молоку, теплым постелям. «Пожалуйста, пожалуйста!» – в последний раз молит она. И вместе со всеми, как все, бросается к дверце, распахнутой отцом.

В лучах фар возникает черная фигура отца Дамроша, регулирующего движение.

– До свидания, Люси.

– До свидания, до свидания.

Приветствуя священника, отец поднимает кепку. Священник машет в ответ.

– Доброй ночи.

Люси захлопывает дверцу.

– Пока! – кричит она отцу Дамрошу, и машина срывается с места.

– Поздравляю с возвращением в цивилизацию, – говорит отец.

«Господи, прости его, грешного! Сделай его хорошим! О Иисусе, ведь он только сбился с пути истинного. Направь его!»

– И вовсе не смешно, – говорит она вслух.

– Ну, знаешь ли, я не умею шутить с ходу. – Молчание. – Ну, как провели времечко – возродились душой?

– Перестань.

Они едут молча.

– Надеюсь, ты не простудилась. У тебя голос какой-то простуженный.

– О нас заботились, отец. Это ведь монастырь. Там очень тепло и очень красиво. Так что не беспокойся.

Она не желает ссориться. «О Иисусе, я не хочу быть вредной. Удержи меня!»

– Папа, пойдем со мной в следующее воскресенье.

– Куда, Гуся?

– К мессе. Ну пойдем. Пожалуйста.

Он не может сдержать улыбки.

– Не смейся надо мной, – кричит она. – Это серьезно.

– Ну, Люси, я ведь такой старозаветный лютеранин…

– Но ты ведь не ходишь в свою церковь.

– Ходил мальчишкой. В твоем возрасте ходил.

– Папа, ты не подозреваешь, каким духом ты одержим!

Он отрывает глаза от дороги.

– Кто же это сказал, Гуся? Твой дружок священник?

– Иисус!

– Ну, – говорит он, пожимая плечами, – конечно, никто про себя не знает всего… – И опять улыбается.

– Ведь завтра… Не шути со мной! Не дразнись!.. Завтра ты будешь опять не в себе. Сам знаешь.

– Ну, это не твоя забота.

– Ты опять напьешься.

– Попридержи-ка язык, барышня…

– Но ты не хочешь спастись! Ты отворачиваешься от искупления!

– Ну, хватит, ты, может быть, и очень важная особа в этой церкви, но, знаешь ли, не для меня.

– Ты грешник!

– Хватит, – повторяет он, – слышишь? Хватит! – и сворачивает на дорожку перед домом. – Знаешь, что я тебе скажу? Коли ты вот так себя ведешь после монастыря, тогда, наверное, нам придется крепко подумать, прежде чем пускать тебя туда, несмотря на то, что у нас свобода вероисповедания.

– Но если ты не исправишься, я постригусь в монахини. Клянусь тебе!

– Ах вот как?

– Да!

– Ну, во-первых, я что-то не слышал, чтобы в монахини брали школьниц…

– Как только мне исполнится восемнадцать, я смогу делать все, что угодно! По закону!

– Если в восемнадцать лет, дружок, ты все еще будешь наряжаться, как на святки, ходить с постной физиономией и прятаться от мира, как делают все монахини, насколько мне известно…

Ничего тебе не известно! Сестра Анджелика не прячется от мира. Да и все остальные сестры. Я пойду в монахини, и ничего меня не остановит.

Он вытаскивает ключ от зажигания.

– Ну, должен сказать, они время даром не теряли, сделали из тебя убежденную католичку. За этот месяц они тебе преподали весь курс премудрости, не так ли? Раз ты обрела веру, ты считаешь, что весь мир должен последовать твоему примеру, так ты понимаешь религиозную свободу, на которую, по-твоему, имеешь право. Ну, знаете ли! – восклицает он и распахивает дверцу.

– Я стану монахиней. Клянусь.

– Ну, если уж тебе так хочется спрятаться от мира – валяй.

Она смотрит, как он пересекает лужайку и поднимается на веранду. Стряхивает снег с ботинок и входит в дом.

«Иисус! Святая Тереза! Кто-нибудь!»

Проходят зимние месяцы. Один. Другой. Она обо всем рассказывает отцу Дамрошу. «Мир несовершенен», – отвечает тот. «Но почему?» – «Потому что мы слабы, испорчены. Потому что мы погрязли в грехах. Зло в природе человека». – «Любого? Всех и каждого?» – «Каждый творит зло». – «Ну, а как же вы, отец Дамрош? Ведь вы же не…» – «И я грешен. Конечно, грешен». В чем? Разве она вправе спросить? «Но когда люди перестанут грешить? Когда мир избавится от зла?» – «Когда вновь придет на землю господь». – «Но ведь к тому времени…» – «Что, Люси?» – «Ну, я говорю не только о себе, отец, не только я, но каждый ныне живущий… в общем, все мы умрем. Разве нет?» – «Это не настоящая жизнь, Люси. Это лишь преддверие истинной жизни». – «Я знаю отец, и не то чтобы я не верила…» Но она не в силах продолжать: слишком тесно она связана с этой здешней, теперешней жизнью. Сестра Анджелика права. В этом ее грех.

И воскресенье за воскресеньем она дважды в день выстаивает с Китти мессу. И молит: «Сделай его отцом!» – а потом бежит домой посмотреть, помогла ли молитва. Но воскресенье за воскресеньем повторяется одно и то же: баранья нога, бобы, печеный картофель, мятное желе, булочки, пирог, молоко. Никаких перемен. Никаких, никогда. Когда, когда же это случится? И как же это произойдет? Его дух вселится… Но в кого? И как?

И вот настал вечер пятницы. Она делает уроки за обеденным столом, мать, опустив ноги в ванночку с теплой водой, читает журнал. Дверь распахивается настежь. Он срывает штору, и карниз падает. Люси вскакивает, но мать сидит неподвижно. А он говорит такие ужасные, кошмарные вещи! Что делать? Она слишком связана со здешней, теперешней жизнью. Это лишь преддверие истинной жизни. «Зло в природе человека. Христос вновь придет на землю…» – думает Люси, а в это время отец выхватывает из-под ног матери ванночку и выплескивает ее на ковер. «Зло в природе человека. Христос вновь придет на землю…» Но она не в силах больше терпеть! Ведь этот человек калечит им жизнь. Ведь он мучает их всех. О Иисус, приди! Приди сейчас! Ты должен услышать! Святая Тереза! А потом она бросается к телефону: «Пришлите полицию! Да, прямо к нам домой». И через несколько минут они уже здесь. Только скажешь: «Пришлите полицию», – и они тут как тут. Да еще с револьверами. И она смотрит, как его уводят в то место, откуда он не сможет причинить им вреда.

Она набирала номер Бассартов, когда папа Уилл вошел в кухню.

– Люси, – сказал он, – голубушка, сейчас всего полчетвертого. Зачем ты встала? Что ты тут делаешь?

– Оставь меня в покое.

– Люси, нельзя же звонить людям…

– Я знаю, что делаю.

На другом конце провода ее свекор произнес:

– Алло?

– Ллойд, это Люси.

Уиллард присел за кухонный стол.

– Люси, – умолял он.

– Ллойд, ваш сын Рой похитил Эдварда и бросил меня. Он прячется у Сауэрби. Он отказывается возвратиться в Форт Кин. Он целиком под влиянием Джулиана, и мы должны немедленно что-то предпринять, чтобы его остановить. Они сплели целую сеть лжи и теперь собираются подавать в суд. Они хотят пойти к судье и заявить, будто я никудышная мать, а Рой – распрекрасный отец, и ваш сын хочет возбудить дело о разводе и добиваться, чтобы ребенка отдали ему. Они мне все это совершенно прямо объявили, и их необходимо остановить, пока они еще не успели ничего предпринять. Они начали восстанавливать Эдварда против меня. Это совершенно ясно, и, если не вмешаться, они так задурят голову беззащитному малышу всего трех с половиной лет от роду, что он предстанет перед судом и скажет, что ненавидит свою собственную мать. Но вы-то знаете, Ллойд, даже если они это и отрицают, вы-то знаете, что, если б не я, он бы никогда не появился на свет – другая избавилась бы от него, сдала бы в приют, подкинула чужим людям или пустила бродить по миру. А теперь они хотят доказать в суде, что моему ребенку лучше жить с отцом, чем со мной, тогда как это просто нелепо, немыслимо и невозможно. Так нельзя, и вы должны вмешаться, Ллойд. Немедленно. Вы – отец Роя…

Папа Уилл положил руку ей на спину.

– Оставь меня в покое! – сказала она. – Ллойд?

Тот повесил трубку.

– Пожалуйста, – сказала она дедушке, – пожалуйста, не вмешивайся не в свое дело. Ты не в состоянии понять, что происходит. Ты каким был беспомощным, таким и остался. Если бы не ты, ничего бы этого не произошло. Поэтому, будь добр, не вмешивайся!

Она еще раз набрала номер Бассартов. Теперь в дверях появилась бабушка.

– Что вытворяет девочка, Уиллард? Что это за звонки посреди ночи?

– Ллойд, – сказала Люси в трубку, – это опять Люси. Нас прервали.

– Слушай, – сказал ее свекор, – ложись спать.

– Разве вы не слышали, что я сказала?

– Я слышал, Люси. Но тебе лучше пойти поспать.

– Нечего отправлять меня спать! Какой может быть сон, когда такое происходит! Скажите, что вы намерены делать, чтобы помешать планам вашего сына и свояка?

– Ничего я тебе не скажу, – ответил мистер Бассарт. – Я бы лучше послушал, что ты скажешь. Я не в восторге от этого разговора, Люси. Совсем не в восторге, – добавил он угрожающе.

– А что я должна сказать? И кому? Я беременна! Вам это известно? Вот и все, что я могу сказать: я бе-ре-мен-на!

– К сожалению, я вынужден прекратить разговор, раз ты в таком состоянии.

– Но вы слышали, что я только что сказала? Я беременна, вот в каком я состоянии! У меня будет второй ребенок!

– Я уже сказал, что слушал тебя очень внимательно. И наслушался предостаточно.

– Но они все врут! Все до последнего слова! Ллойд, я говорю вам правду, чистую правду. Я беременна! Он не может бросить меня в таком положении.

– Спокойной ночи, Люси!

– Не смейте вешать трубку, Ллойд! Вас считают таким хорошим, честным, таким порядочным! Не вздумайте класть трубку! Ллойд, опять повторяется то, что было четыре года назад. Мне едва минуло восемнадцать, а он хотел бросить меня. И тогда вы ему этого не позволили, Ллойд. Сейчас я в таком же положении, как и тогда!

– Вот как? – сказал он.

– Да!

– Слушай ее больше, – это была уже миссис Бассарт.

– Элис, отойди, – сказал Ллойд.

– Ты обманщица, бесстыжая обманщица, ты заманила нашего сына! А теперь опять!

– Элис, я сам займусь этим.

– Я заманила? – спросила Люси.

– Заманила, опутала, взяла хитростью! Мисс Совратительница! Мисс Язва! Мисс Ехидна!

– Элис!

– Нет, это он заманил меня, Элис! Делал вид, будто он мужчина, а он всего-навсего мозгляк! Выродок! Слабоумный! Он баба, такого слюнтяя, как он, днем с огнем не сыщешь…

– Уиллард! – воскликнула Берта.

Папа Уилл стоял над телефоном, прямо за ее спиной.

– Не смей, – бросила она через плечо. – Отойди!

Но он опустил руку на рычаг.

– Ты понимаешь, что ты делаешь? – закричала Люси. – Весь мир рушится! Весь мир в огне!

– Люси, голубушка, сейчас четыре часа утра.

– Но разве ты не слышал, что я говорила? Разве ты не слышал, как они хотят поступить со мной? Разве тебе не понятно, что они на самом деле собой представляют? Эти милые, уважаемые люди? Я беременна! Выходит, это ни для кого ничего не значит? Я беременна, а мой муж отказывается от меня!