Текст книги "Брошенное королевство"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

В Рахгаре не было настоящей главной площади. Странный город, маленький, нерегулярный, беспорядочно строившийся то тут, то там, мог похвастаться тремя рыночными площадями, но те не отличались большими размерами. Во времена великолепия Рахгара, когда процветала торговля с Лондом, ларьки и прилавки выливались с этих площадей на ведущие к ним улицы. Между рынками виднелась построенная много веков назад приземистая громбелардская крепость, где находилась комендатура гарнизона, а также казармы отборных отрядов; остальное войско квартировало в нескольких башнях поменьше. Прибыв в Рахгар, Глорм не поселился в замке, поскольку строение пребывало в плачевном состоянии. Он занял стоявший неподалеку дом, а соседние, тоже не слишком разрушенные, послужили жилищем для лучших его солдат. Среди недисциплинированных банд, которые пошли за Басергором-Крагдобом, уже начали формироваться элитарные отряды, организованные на военный манер, состоявшие из хорошо вооруженных и лучше всего оплачиваемых воинов. Именно на такие, относительно немногочисленные, отряды опиралась когда-то сила властителей Тяжелых гор. Бродившие по всему краю воришки боялись их и не смели чересчур серьезно нарушать закон. Мелкие уличные кражи Басергор-Крагдоб никогда не преследовал, поскольку не считал это достойным делом для себя; позволял он и таскаться по корчмам дешевым шлюхам, не платящим налогов (дома с дорогими женщинами – совсем другое дело). Но никакой громбелардский сброд не смел без его позволения нападать на купеческие караваны, не говоря уже о попытках брать с кого-то дань. Никто не сомневался, что вскоре в ответ откуда-то явится отряд страшных головорезов, их командир прикажет разыскать наглецов и разорвать в клочья – а не просто лишить жизни.

Рбит провел в Лонде ни на день дольше, чем требовалось. Вернувшись в Рахгар, он нашел Глорма там, где его оставил, в солидном доме недалеко от крепости. По своему обычаю, он появился совершенно неожиданно и без какого-либо сопровождения, хотя, как он сообщил, вскоре следом за ним должны были прибыть из Лонда несколько хороших воинов.

– Только трое. Это гвардейцы Армы, а до того Верены, – коротко сказал он, поскольку что-то сказать было нужно. – Еще раньше они служили нам, в отряде Ранера или другом отборном.

Такова была вся история прекрасных наемников, продававших когда-то свои мечи Басергору-Крагдобу. После исчезновения властителей гор те же самые люди, завербованные Армой в личную свиту поссорившейся с мужем дочери императора, верно служили ей, подтверждая свою военную репутацию «живых мечей», полностью лояльных к тому, кто им заплатил. Наконец они перешли в подчинение наместницы Лонда, действуя совместно с легионерами империи. Бурная судьба выдающихся, хотя и безымянных воинов гор, заслуживавшая отдельного рассказа, стоила для кота самое большее десятка слов.

Глорм жил один. Он занимал весь второй этаж, деля дом только со своими воинственными дартанцами (один погиб в боях за Рахгар), которые вместе с прислугой расположились внизу. Рбит нашел друга в большой комнате, из которой уже унесли пушистые шкуры; точно так же исчезли дрова в камине и кувшины с розовой водой для увлажнения компрессов. В воздухе не витал аромат бульона из ягненка, вместо него дразнил ноздри сильный запах копченой грудинки. Басергор-Крагдоб жил с большими удобствами, чем основная масса его солдат, но не окружал себя роскошью.

– Эти трое – «подарок» от Армы? – кисло спросил он.

– Нет. Проводники, которые отведут наших к убежищу отряда Громбеларде кого легиона. Какое-то время назад из Лонда вышел отряд переодетых солдат.

– Зачем?

– Известно зачем.

– Мне – неизвестно.

– При некотором везении они должны были присоединиться к нам.

– Смотри-ка, какой план… Это Арма придумала?

– Вероятно, представитель.

– Ну… Для него, может быть, и достаточно хитро.

Вести о новом властителе Второй провинции уже достигли Рахгара; у Крагдоба под знаменами имелись разные авантюристы из Лонда.

– Арма решила, что мы нуждаемся в проводниках? – задумался Глорм. – Не доберемся сами?

– Нет, я неправильно сказал. Это, собственно, не проводники.

Глорм ждал.

– Ну так кто?

– Скорее разведчики. Те их ждут, и подозрений они не вызовут.

Отправляясь в город-королевство Армы, Рбит полагал, что поговорит с ней, вернется и содержание этого разговора передаст Глорму. Действительность оказалась куда сложнее. Басергор-Кобаль воспользовался десятью словами, чтобы сообщить о гвардейцах Армы, но если бы мог, обошелся бы одним… Ему еще предстоял обширный доклад… да если бы просто доклад! Он должен был рассказать другу небывалую историю, столь длинную и сложную, что его клонило в сон при одном воспоминании. Он кружил вокруг да около и тянул время. Наконец Глорм, не в силах ни о чем допроситься, потерял терпение.

– Порой я чувствую себя старым, – сказал он и оперся о стену, прикрыв глаза, словно желая показать, что значит старость. – А ты нет? Если не чувствуешь себя старым – то должен. Ты наблюдал когда-нибудь, как дряхлеют люди?

Рбит не слишком понимал, что имеет в виду Глорм.

– Понаблюдай, – посоветовал великан, скрещивая руки на груди и не открывая глаз. – У них деревенеют кости, уже не попрыгаешь, а о делах, столь важных для моего вида… ну, в общем, тех, о которых кот и кошка думают самое большее пару раз в году… даже не стоит и упоминать. Присмотрись, понаблюдай. Ибо у котов все иначе. Я никогда не видел дряхлого кота, вы бегаете до последнего, а потом вдруг хлоп! – и нет больше кота. Но вы стареете здесь. – Подняв палец, Глорм приставил его к виску. – Намного больше, чем люди. Ты уже понял, к чему я клоню?

– Понял, – ответил Рбит. – Не клони.

– А нет, нет, теперь я тебя помучаю. Слушай. Кот молодой или в расцвете сил не любит болтать попусту, не любит рассуждать или гадать, но если возникает такая необходимость – то рассуждает и гадает. Старик – нет. Старик все свои исключительные кошачьи черты носит на спине и постоянно всем демонстрирует. Я вижу, что у тебя много важных и к тому же странных известий. И знаешь что? Боясь мне все рассказать, пытаясь избежать этой ужасной необходимости, ты уже сказал больше и устал сильнее, чем стоит весь этот рассказ. Примерно так, как если бы старый человек, боясь усилий, связанных с ходьбой, перемещался, не вставая с удобного стула, и только ездил бы на нем, отталкиваясь ногами, и падал с лестницы, постоянно держа стул у задницы, ясное дело. Это умно?

– Нет, – ответил Рбит. – Ты действительно прав. Чем я старше становлюсь, тем более странным мне кажется ваш мир. И тем меньше у меня желания к нему приспосабливаться.

– Но ты в нем живешь, так что приспособься и не падай с лестницы, держась за свой стул. Впрочем, я – не весь мир, и понимаю тебя вдвое быстрее, чем кто-либо другой на моем месте. Приспособься лишь чуть-чуть ко мне, не к миру.

– Хорошо, Глорм. Ты прав, я стар и к тому же устал. Я набегался по этому краю так, как еще никогда за всю свою жизнь, и мне хотелось бы наконец немного отдохнуть.

Это было кошачье извинение – третье, а может, четвертое, которое Басергор-Крагдоб когда-либо от кота слышал. Наклонившись, он на мгновение положил руку на покрытую все еще влажной от дождя шерстью бурую лопатку друга.

– Ну, говори.

– Арма отнюдь не рада вынужденному миру, но я еще больше ей досадил тем, что так долго медлил. Пожалуй, зря. Я обидел ее, а если бы появился быстрее, то наверняка добился бы того же самого, не восстанавливая против себя старую подругу. Думаю, она мне когда-нибудь за это отплатит.

Это было уже второе признание собственной ошибки. Глорм решил, что если сидящий перед ним кот признается в третьей, то нужно будет прервать разговор и в самом деле дать ему отдохнуть. Ибо омолодить вряд ли удастся.

Рбит ни в чем больше не признавался. По-кошачьи коротко, но ясно, он рассказал обо всем, что случилось в Лонде. Глорм слушал, не прерывая даже словом. Лишь под самый конец он переспросил:

– Так она отпустила старика или нет?

Он имел в виду отца. Которого поколотил бы не раздумывая, при первой же возможности.

– Даже больше, чем отпустила, ибо, вопреки фактам, отказалась вынести приговор, рискуя всем, вплоть до потери поста. – Рбит пересилил себя и перестал выдавать Глорму по несколько слов. – Его оправдание должно было стать чистой формальностью, но появились свидетели, и не какие попало, а шпионы трибунала, наблюдавшие за твоим отцом и княжной Ридаретой. Один из них давал показания по собственной воле, дерзко и отважно. Это очень сильный человек, способный открыто заявить, чем он руководствуется. А руководствовался он личной обидой, в чем не так-то легко признаться. На это способен кот, но человек – редко. Я охотно бы взял его к себе на службу, но он, похоже, по-настоящему искренне предан Вечной империи, хотя об этом и не говорил. На других свидетелей указал именно он, но они, напротив, лишь пресмыкались перед Армой, говорили правду, но постоянно при этом твердя о «благе государства». Арма, о чем мне известно из уст твоего отца, так же, как, впрочем, и обо всем разбирательстве, пренебрегла этими свидетельствами, приказала немедленно освободить подсудимого и обеспечила ему сопровождение собственных гвардейцев, чтобы он мог незамедлительно и беспрепятственно покинуть Имперский квартал. В данный момент ее положение весьма шаткое, ибо вследствие столь очевидных злоупотреблений почти вся власть перешла в руки второго наместника. Представитель не может лишить ее должности, но был послан доклад в Кирлан.

– Из этого следует, что ты разговаривал не с тем человеком. Завтра трибуналом в Лонде будет руководить кто-то другой.

– Еще до всего этого, – объяснил Рбит, – Арма послала письмо императрице. Это жалоба на представителя, который пытался втянуть ее в скандал. Арма утверждает, что императрица наверняка поверит ее письму и, соответственно, воспримет доклад представителя о судебных злоупотреблениях как продолжение той же игры. Императрица Верена знает Арму и наверняка не поверит, что наместница в самом деле наделала столько глупостей. Скорее она увидит в этом отвратительную интригу брата, которого нисколько не уважает. Так утверждает Арма. Если она выиграет, ее позиция укрепится, вместо того чтобы ослабнуть. Все урядники трибунала наперегонки будут ластиться к начальнице, которую ненадолго покинули, а представителю с тех пор придется искать действительно серьезные доказательства, желая обвинить ее в малейшем проступке.

– Ясное дело, – подытожил Глорм. – Я лишь на мгновение усомнился в Арме, и уже об этом жалею.

– Тевена умерла, – сказал Рбит.

Глорм молчал, ошеломленный услышанным.

Рбит описал подробности, которые до этого опустил, желая сжато изложить основные события.

– Очень неприятных друзей нашел ты себе на Агарах, – наконец сказал он.

Крагдоб молчал. Усталый Рбит не собирался ему мешать.

– Ты этого не поймешь, – проговорил наконец Глорм, вставая и идя к стене, на которой, похоже, заметил какое-то пятно, после чего поскреб его ногтем. – Раладана не обвиняет даже Арма. А Риди… Риди – это просто зараза. Нужно ее избегать, и все. Вместо этого кто-то притащил ее в Лонд, тот, кого я просил хорошо подумать. Что ты теперь скажешь? Что я очень неприятного отца нашел себе на Агарах?

– Я действительно не понял. Убей отца, если он стоит у тебя на пути, – безразлично ответил кот. – Но заразу тоже нужно убить, если только это возможно.

– Да, тут ты, похоже, прав. Что касается заразы – ясное дело. Но эта зараза – все, что необходимо моему другу, ибо Раладан – друг, может быть, последний, которого я обрел за свою жизнь. И потому, если я даже когда-нибудь убью эту заразу, то мне придется вместе с ней убить и друга. А виноват во всем один старый дурень, по непонятным причинам именуемый мудрецом. И снова скажу: если ты даже знаешь и понимаешь, что значит быть чьим-то отцом или сыном, то наверняка этого не почувствуешь.

– Ладно, Глорм, это уже в самом деле чересчур людской разговор, даже для кота, который все же может приспособиться… Я не отправлюсь прямо завтра на Агары, но если встречу когда-нибудь твою Риди, то лишу ее второго и последнего глаза. Раладана я знаю, но он никогда не был моим другом, и я ничем ему не обязан. А Тевене – наверняка.

Рбит поднялся и поочередно вытянул лапы, разминая кости и мышцы.

– Сейчас я иду спать и собираюсь ничем другим не заниматься восемь дней.

– Почему именно восемь?

– Потому что через два или три дня сюда доберутся наши гвардейцы, которых одолжила Арма. А ровно через девять дней тот отряд переодетых появится в горном убежище, и эти трое смогут нас туда отвести. Это в дне пути отсюда.

– Ты собираешься туда идти?

– Не знаю. Решу через восемь дней.

– Наверное, достаточно будет послать группу солдат с хорошим командиром?

– Наверняка. Решу через восемь дней. Где Лучка? Выздоровела?

– Умерла.

Рбит на мгновение наклонил большую голову.

– Мы очень плохо поступили, позволив ей остаться в горах, – сказал он. – Эта девушка заслуживала лучшей судьбы, Глорм.

– Знаю, Рбит. Я пытался ее спасти, но было… как обычно, слишком поздно.

Кот не стал спрашивать, что означает «как обычно».

То, что Тевены нет в живых, Басергор-Крагдоб по-настоящему осознал только посреди ночи. Его разбудила стучавшая о стену ставня, он встал и прикрыл ее. Потом долго лежал, восстанавливая в памяти хриплый голос большого кота. Несколько слов, в которых был заключен еще один конец.

Не стало некрасивой женщины, которая когда-то столь тепло обнимала его голову…

Следовало ли написать об этом Ивину? О том, что нет больше Тевы, чьей-то матери, чьей-то подруги… Написать или в очередной раз отвернуться, ибо это уже не его дело?

Он решил, что все же напишет. И написал бы – но не успел.

26

Басергор-Крагдоб даже и не думал продираться через заливаемые дождем горы к каким-то мерзким пещерам, где он мог обнаружить два десятка незнакомых детин, готовых зарезать любого. Еще сидя на Агарах, он объяснял княжне Ридарете, что не для того существуют вооруженные отряды, чтобы каждого врага резать лично. Никто его никогда не спрашивал, но (насколько же это не соответствовало мрачной легенде, которая его окружала!) он не любил убивать.

Он любил чувствовать собственную силу, но сила эта выражалась во власти над другими. Он убивал, когда считал нужным, само сражение тоже доставляло ему не сравнимые ни с чем ощущения, но при наличии выбора он выбрал бы поединок на дартанской арене. И не признался бы в этом, поскольку турниры считались чем-то смешным, хотя на самом деле такими не были. Каждый мог там погибнуть – но, соответственно, не каждый должен был убить побежденного противника, что в горах являлось правилом и необходимостью. И необходимость эта никогда не радовала Короля Тяжелых гор.

Он не собирался отправляться с Рбитом.

Кот, однако, основательно все продумал – хоть это и не заняло у него целых восемь дней, как он утверждал, – и пришел к выводу, что все же стоит приложить лапу к вооруженному решению проблемы. Громбелардское королевство, столь быстро покоренное и собранное воедино, уже снова имело своих властителей, к которым сбегались все. Карательные вылазки в горы постепенно лишались смысла, поскольку идущие к обнаруженным убежищам и высокогорным селениям отряды почти всегда еще по пути встречали противника, который тут же сдавался и просил принять его в ряды победоносной армии. Не любившим делиться добычей и славой верзилам Басергора-Крагдоба было строго приказано не убивать врага без нужды, ибо никакие кровавые примеры уже не требовались. Так что со всех сторон света с большей или меньшей охотой собирались полные энтузиазма банды, которым признание власти повелителей гор давало возможность так или иначе жить, в то время как любые мечты о независимости вели прямиком под мечи. Громбелард был завоеван и покорен, и теперь ему требовалось лишь время, чтобы восстановиться.

А оживал он довольно быстро. Неожиданно быстро. Остатки обитателей горных городов еще не представляли собой никакого «населения», но в него превращались сидевшие там в бездействии банды, которым запрещено было устраивать грабительские набеги на Низкий Громбелард и дальше на пограничье. За бездействие Крагдоб платил – сущие медяки, но этих медяков хватало, чтобы их захотели получить все более осмелевшие торговцы. Естественно, ради одних лишь медяков не было смысла приезжать в Бадор, а тем более в Громб, но ответственные за снабжение офицеры Крагдоба на месте покупали любое количество еды и напитков, а это уже была настоящая торговля. Умирающие от скуки толпы разбойников, сдерживаемые лишь страхом, сбегались отовсюду, покупая за свои медяки самую некачественную водку.

Оживление торговли пришло вместе с возобновлением вылазок из Рикса; Крагдоб не мог до бесконечности держать в бездействии свое войско, которому ничего не позволялось. И потому на пограничье несколько раз отправляли хорошо организованные передовые отряды, каждый раз состоявшие из разных «воинов» и под руководством разных командиров. На принесенную добычу мгновенно сбегались очередные торговцы. Когда началось хождение товаров и денег, сразу же ожило ремесло. Не один негодяй взялся за ум, вспомнив, что когда-то был сапожником, и начал брать деньги с собственных товарищей, чиня им сапоги, ибо это куда проще, чем бегать по горам на стертых ногах и получать по морде, с перспективами куда худшего конца… Ремонтировали оружие, одежду, приводили девушек, брались за производство жуткого самогона – и каждый из этих новообращенных ремесленников, сводников и корчмарей уменьшал количество бездельников-головорезов, за которыми требовался присмотр. Наверняка пройдут долгие годы, прежде чем разрушенные города поднимутся и станут горными цитаделями-крепостями, как того хотел Крагдоб. Но начало было положено.

Рбит хотел принять участие в горном сражении с переодетыми в разбойников легионерами империи, ибо сражение это почти символически увенчало бы завоевание Тяжелых гор. Но неожиданно самый близкий друг встал у него на пути и не собирался уступать.

– Никуда ты не пойдешь, – решительно сказал он, прекращая дискуссию жестом, который коту был знаком даже слишком хорошо. – Мы свое дело сделали. Всяческих авантюр еще на наш век хватит, спи спокойно. В Армекте и Дартане не слепые и видят, что творится у них под боком. Хочешь легионеров? Получишь. А дартанская стража не всегда будет такой, рано или поздно они соберут приличное войско для действий за пределами края. Впрочем, даже сейчас нам было бы не до смеха, поскольку в Низком Громбеларде мы хозяйничаем только благодаря договору с королевой Эзеной, который она в одностороннем порядке исполняет. Но так не будет длиться вечно, ибо только что сгорела какая-то дартанская деревня, за чем я не уследил. Ты нужен мне здесь, в Рахгаре. Впрочем, скоро мы возвращаемся в Громб и Бадор.

– Когда-то ты наблюдал, как дряхлеют люди? – кот порой бывал злораден и мог отплатить той же монетой. – Если запрещаешь мне идти – то не пойду, но скажи прямо: не ходи. Этого хватит. Я знаю, что такое дартанская Королевская стража края.

– Я не хочу тебе приказывать, – сказал Глорм. – Вот почему я так много говорю. У тебя есть право знать, почему я настаиваю на своем. Кому-либо другому я бы объяснять не стал.

Кот принял его слова к сведению.

– Тебе и правда больше нечего делать, кроме как драться с громбелардскими вояками? – спросил Крагдоб.

Они разговаривали на самой середине одной из рахгарских рыночных площадей. Глорм возвращался к себе после смотра, устроенного расквартированным в городе отборным отрядам, поскольку остальные мало его интересовали. Он расспрашивал, всего ли хватает его воинам, грубовато шутил, пообещал отправить то одну, то другую группу в Громб или Бадор, откуда доходили чудесные пленительные сказки о домах, полных женщин – молодых, упитанных, не пугающих ребрами под кожей, грудастых и задастых, просто великолепных, причем некоторые из них даже носили не рубашки и шаровары или юбки, но самые настоящие платья. Ходила легенда, будто те, которые в платьях, пахли медом или чем-то столь же сладким (Глорм догадывался, что розовой водой или ванилью; другое дело, что он не слишком верил в мифических бадорских нимф, умащавших себя благовониями специально ради вонючих козлов). Кроме женщин, в Громбе и Бадоре якобы имелась водка, не вонявшая бараньим навозом, прекрасные музыканты, умевшие подыгрывать пьянкам и пляскам, и даже какие-то бродячие барды, знавшие сотни частушек и рифмованных историй. И уж тем более все это имелось в Риксе, который, если верить рассказам, был городом, не имевшим, кроме Роллайны, себе равных во всем Шерере. Глорм, возвращаясь с забитой подобными рассказами головой – зная, что с подчиненными порой стоит побрататься, он терпеливо выслушивал их байки, – почти столкнулся с Рбитом, который искал его повсюду. По своему обычаю он присел рядом с котом, и они разговаривали на небольшой рыночной площади, не обращая внимания на моросящий дождь. В нескольких шагах позади остановились двое дартанских воинов в полном вооружении; по крайней мере один из них всегда сопровождал командира. Неподалеку возвышалась поленница дров, тщательно укрытая навесом и окруженная стражей; еще дальше, возле неуклюжего, единственного на рынке прилавка с неведомым содержимым толпились два-три десятка разгоряченных покупателей. Откуда-то вылезли даже два кота-разведчика, так что наверняка там торговали не водкой (точнее, не только водкой), которую коты считали ядом.

– Послушай, Рбит, – продолжал Крагдоб, – вижу, ты начинаешь скучать, но что я могу поделать? Мы не правим невидимым государством, как когда-то. Мы положили начало армии, теперь будем строить крепость. И только когда мы ее построим, можно будет подумать о чем-то еще. До тех пор у меня будет полно работы, а тебе придется скучать. Разве что…

Кот знал, что означает подобное «разве что», и потому все так же молча смотрел в сторону прилавка.

– Ты говорил с Армой о том, что нам нужен доступ к порту? – спросил Глорм.

– Даже не пытался.

– Почему?

– Потому что она сказала бы «нет». Я говорил о нейтралитете, а ты говоришь о том, чтобы устроить в Лонде маленький Громбелард. Тот, прежний, в котором якобы правила империя, а на самом деле мы.

– Ни о чем таком я не думаю.

– Глорм, друг мой, обучай дальше свои войска, – сказал кот, почесав большой лапой ухо, в которое попала капля воды, и встряхнув головой. – Если мы откроем в Лонде законно действующие торговые предприятия, то у нас там появятся свои купцы. Свои соглядатаи и свои солдаты, присматривающие за нашими делами. Я знаю, чем это пахнет, и Арма тоже знает. Думаешь, она позволяет каждому торговать и обогащаться так, как ему захочется? Защищая своих, она пустит нас по миру, если же не станет защищать, то сама потеряет влияние на что бы то ни было. Лонд не настолько велик, чтобы на нем могли обогатиться и Вечная империя, и Арма, и еще мы.

– Однако мы должны иметь доступ к морю.

– Но пока ничего из этого не выйдет. Когда настанет время, я приду и скажу: друг, нам нужна женщина, которая будет нашим резидентом в Лонде.

– Почему женщина?

– Потому что я покажу Арме, на что мы способны, и скажу «Арма, нам уже не хватает твоего нейтралитета, но мы предлагаем перемирие. Оставайся в Лонде и правь им, но для нас».

– Ты добьешься ее ненависти, – заметил Глорм.

– Нет. Я соблюдаю все условия, на которых мы с Армой когда-то построили нашу дружбу. Я подружился не с властительницей удельного княжества, ибо это невозможно. Я могу дружить только с тем, кто стремится к тому же, что и я. Подумай, и поймешь, что это именно так.

– Это неправда, Рбит. Ты ошибаешься.

Кот ждал.

– Арма взяла себе то, что не было нужно нам, – объяснил Крагдоб. – Она ничего нам не должна. Она не стоит у нас на пути. Можно как угодно это оправдывать, но теперь это мы стоим на пути у нее.

– Для меня это все равно. Для Армы тоже. Сильна ли Арма? Если да, то она придет ко мне однажды, покажет свою силу и скажет: «Кот, мне уже не хватает твоего нейтралитета, ты можешь править горами, но для меня». Тогда я оценю свои шансы и отвечу: «Пусть будет так, Арма» или: «Нет», и сам буду нести ответственность за свое решение. На этом основана дружба. Друг не убивает, когда ты встаешь у него на пути, но сперва что-то предлагает и позволяет принять решение.

– Это очень кошачье понимание дружбы.

– Нет. Но оно ничем не хуже любого другого, ибо каждый ее понимает по-своему.

Моросящий дождь усилился.

– Пойдем поедим чего-нибудь, дождь пошел.

Они пересекли площадь и свернули в улочку, вдоль которой стояли остатки каменных домов. Город не везде выглядел так, но в окрестностях старой крепости, которую оккупировавшие Рахгар банды избрали своей штаб-квартирой, разрушения были самыми большими.

Следуя за дартанцами, которые выдвинулись вперед, они продолжали разговор, хотя это причиняло неудобства – коту приходилось задирать голову, человеку же наклоняться.

– Раз тебе больше нечего делать в Лонде, то, может быть, в Дартане?

– Имеешь в виду договоренность с королевой Эзеной?

– Да. Нам пригодился бы ее нейтралитет. На Дартанском море есть несколько небольших портов, оттуда недалеко до Низкого Громбеларда. Если не Лонд, то, может быть, какое-то из этих мест?

– Я подумаю. Но не знаю, стоит ли о чем-либо просить Эзену. В этих портах мы можем решить свои дела и без ее позволения, поскольку там нет никого вроде Армы. Я стараюсь избегать ненужных соглашений.

– Это соглашение в самом деле нам не нужно?

– В самом деле. Впрочем, это никакое не соглашение, поскольку Эзене нечего нам предложить, она лишь делает вид, будто это не так. Ты хочешь дать ей больше, чем она сама потребовала.

– А что такое я хочу ей дать?

– Не знаю. Но, похоже, что-то хочешь, раз до сих пор говоришь о каком-то соглашении. Я в Роллайне лишь принял к сведению одностороннюю декларацию королевы, что мы можем рассчитывать на ее доброжелательность. Она не заинтересована в Громбеларде, так что она оставит нас здесь в покое, не более того. Хотя я не сомневаюсь, что она охотно купила бы что-нибудь за бесплатно.

– То есть, по твоему мнению, с дартанскими солдатами можно не считаться?

– Можно. Даже без каких-либо особых соглашений с их королевой – оставь в покое дартанское пограничье, и не увидишь никого из этих вояк. Эзене на руку то, что мы делаем в горах, поскольку это лишние хлопоты для Армекта. А мысли о проблемах Армекта наверняка заставляют дартанскую королеву издавать возгласы, подобные тем, какие, полагаю, можно услышать, когда в ее покоях гостит князь А.Б.Д.

Язвительная кошачья шутка заставила Глорма слегка приподнять брови.

– Ясное дело… Значит, будешь сидеть и скучать.

– Да. Поэтому я и хотел поохотиться на имперских. Меня не увлекает присмотр за хозяйством, а ты как раз превращаешься в кого-то вроде Делена. Он смотрит, как растет его хлеб, а ты будешь таращиться на то, как растут твои крепости. В течение долгих лет.

По улице тащился навстречу какой-то отряд безоружных и, похоже, смертельно измученных оборванцев. Его сопровождал второй, вооруженный. Одна из карательных экспедиций, ведущая Крагдобу новых солдат. Хотя пока что скорее пленников. Глорм что-то крикнул своим дартанским воинам, а когда они остановились, остановился и он, кивнув командиру эскорта, храброму воину, которого хорошо знал, ибо тот был эхом «старых добрых времен».

– Откуда вы их ведете?

– От русла Медевы.

– Северного?

– Да. Они развлекались вылазками в Лонд, но легион здорово их погонял пару раз. Так что в основном они просто дрались с другими.

Оборванные пленники, основательно побитые, а некоторые раненые, замотанные в какие-то грязные окровавленные тряпки, годились только в лазарет, здоровые же – самое большее для уборки города.

– Отведи их к Мелху, пусть их допросит, а потом расформирует. Часть отправить в Громб, остальных в Бадор. А старшие пусть останутся здесь.

Командир отряда явно обрадовался, что Басергор-Крагдоб не видит в оборванцах достойных товарищей для него и его солдат.

– Так точно, господин!

Рбит и Глорм пошли дальше, толпа же двинулась своей дорогой, направляясь к крепости.

Таким образом в Рахгар вошел элитный отряд Громбелардского легиона, разоруженный и конвоируемый людьми, командир которых уже несколько лет пребывал на службе ее высокоблагородия первой наместницы судьи трибунала. Сигналом к действию послужило прибытие следом за Рбитом троих гвардейцев, знавших, впрочем, не одного, но по крайней мере нескольких командиров и воинов армии Короля Гор. Не было никакого убежища, в котором через несколько дней якобы предстояло собраться переодетым имперским солдатам. Это известие служило исключительно для того, чтобы отвлечь чье-то внимание.

Но ведь Арма не появилась ниоткуда. Она сидела в Громбеларде уже много лет, и не всем, кому она платила, хотелось возвращаться на ненадежную службу под знаменем Крагдоба и Кобаля. Вождей, которые завтра могли снова куда-нибудь отправиться, возможно, и назад в Дартан, оставив своих подчиненных на произвол судьбы – и наместницы Лонда, вообще не умевшей шутить.

Распахнув обеими руками ставни, Глорм оперся о стену по сторонам окна и выглянул в ночь. С тем же успехом он мог глядеть в глубь колодца. Не было видно ни города, ни горных вершин вдали, ни даже неба – только холодная, ветреная чернота, насыщенная бессмертной моросью. Продолжалось лето, и лишь потому погода еще держалась сносная. Весной, а особенно осенью, морось была редкостью, ее заменял дождь, обычно превращавшийся вечером в ливень.

То тут, то там мерцал слабый огонек; требовалось время и некоторое усилие, чтобы заметить эти огоньки, пытавшиеся пробиться сквозь щели в неплотно прикрытых ставнях или дыры в разбитых стенах домов. Только это и свидетельствовало о присутствии разумных существ в этом городе…

Словно вопреки этому наблюдению, откуда-то издалека донесся неясный смех и песня на неразличимую мелодию. Нигде не нашлось столь негостеприимного края, в котором наделенные Шернью разумом существа не умели бы смеяться и развлекаться. Мрачная ночь в полуразрушенном городе вовсе не обязательно должна была быть мрачной.

Впервые за долгое время у великана – воина гор нашлось достаточно сил и времени, чтобы поразмышлять о том, чего он достиг. Он начал размышлять – и тут же перестал, поскольку его разобрал смех. Нет, не потому, что он полагал, будто что-то не удалось; напротив, все удалось, и именно потому у него не было никакого желания думать.

Он стоял у окна и беззвучно смеялся – по крайней мере, ему казалось, что беззвучно, так как свернувшийся на своем лежбище кот насторожил уши, хотя и не открыл глаз.