Текст книги "Брошенное королевство"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Откроешь корчму заново, – заявил он. – Эти припасы – кредит, который я тебе выделяю, торгуй ими, корми гостей, а они должны платить, чтобы не было никакого беззакония. А здесь – немного денег. Выплатишь мне долг с процентами, о которых поговорим как-нибудь потом. Дорога в Бадор и ниже уже безопасна, ее контролируют мои отряды, так что можешь доставлять весь товар, как и раньше. Через два месяца я хочу видеть здесь гостиницу, в которой без какого-либо ущерба для себя может остановиться любой уставший путник. Здесь все должно быть так же, как и годы назад. Если кто-то начнет шуметь, предупреди его, что ты содержишь корчму по моему поручению и за мои деньги. Еще сегодня или завтра я прикажу прислать тебе каких-нибудь помощников.

Он не бросал слов на ветер. Половина народа, который он с собой привел, была отбросами с улиц разрушенных горных городов, а иногда даже не отбросами… Некоторые во времена империи жили относительно честно, во всяком случае, не занимались постоянно темными делишками, а к вооруженным бандам присоединились, когда не стало другого выхода. Глорм готов был побиться об заклад, что по первому же зову явится десяток героев, мечтающих только о сухой комнатке, хорошей еде и подогретом вине перед сном, готовых защищать подобное счастье клыками и когтями, если вдруг возникнет такая необходимость. Впрочем, он сильно сомневался, что возникнет.

У хозяина уже не оставалось слез, он начал заходиться странным кашлем, и возникло опасение, что он испустит от радости дух. Крагдоб прервал поток благодарностей, стоя съел кусок холодного мяса, запил вином из собственных запасов и вышел. Он отдал соответствующие распоряжения, и вскоре к нему начали приводить разных несчастных, как две капли воды похожих на корчмаря, вытащенных из разных дыр, иногда уже основательно побитых и ограбленных отрядами завоевателей Громба. Этих честных горожан оказалось не так уж много… Некоторые наверняка еще сидели в каких-то укрытиях, но вдвое большее их число были попросту зарезаны, в чем Глорм не сомневался. Впрочем, разве могло быть иначе?.. Завидев чужого («Трон!» – «Э-э?»), даже без какого-либо оружия, воины Басергора-Крагдоба сперва лупили его по башке дубинками и только потом спрашивали друг друга, что враг делал под прогнившим одеялом в темном углу чердака, над которым не было крыши.

Но пришли и хорошие новости. Зарезали богача-сутенера, о котором говорил хозяин, перебили и его свиту – но женщин предусмотрительно пощадили, поскольку главарю завоевателей хватало разума, авторитета и силы, чтобы предотвратить разграбление обнаруженной сокровищницы. Всю добычу заперли под стражей – а это были лакомые кусочки, которые, если их разумно распределить, позволяли расположить армию в свою пользу не хуже (если даже не лучше), чем золото. Басергор-Крагдоб не собирался до бесконечности платить жалованье всяким негодяям и головорезам. Они требовались ему до тех пор, пока в Громбеларде существовали многочисленные банды им подобных. Позднее в отборных отрядах Короля Гор должны были оказаться только лучшие. Но и этим воинам удобнее платить женщинами, чем серебром. А самое правильное – понемногу тем и другим.

Близился вечер, но город все еще перетряхивали, охотясь за недобитками орды Бехегала. Охота велась вслепую, без какого-либо плана, так что она могла продолжаться еще долго. Порой забывали о целых кварталах, взамен в третий или четвертый раз прочесывая те же самые. Пока не удалось найти самозванного «Крагдоба», о чем доложила уставшая Энита. И еще оказалось, что никто до сих пор не подумал о самом большом в Громбе сооружении, каким являлся дворец представителя, или, вернее, старая горная крепость, перестроенная во дворец. Кто-то принялся колотить в ворота, но отступил. Другой отряд пытался проникнуть внутрь, но оказалось, что в старой крепости сидит очередная банда. Это весьма разгневало тех, кто ее обнаружил, попав под град стрел, но и им пришлось ограничиться ругательствами, так как ворота выглядели весьма солидно.

Крепость… Стены и ворота остались на месте, но кроме них не осталось ничего, что должна иметь настоящая крепость. Башни давно превратились в жилые здания, а в главной из них в свое время находились личные покои самого князя-представителя. Кто бы ни заперся в этой «крепости», он, похоже, рассчитывал на чудо. Двери, сколь бы большими и прочными они ни были, оставались только дверями. Махикулы надвратной башни давно заделали; кто бы там ни жил – урядник или придворный – ему не требовались дыры в полу, через которые когда-то бросали камни и лили кипяток на осаждавших крепость.

Однако Басергор-Крагдоб, которому наконец доложили, как обстоят дела, лишь пожал плечами.

– Война окончена, – коротко сказал он. – Заблокировать крепость с помощью сильного отряда, и все. Если там кто-то сидит, то пусть подыхает с голоду. У меня есть время. Сперва я хочу навести здесь порядок, иначе мы сами все перемрем в этом вонючем городе. Людей поделить – чтобы бегать по улицам и домам, хватит сотни, лишь бы ими по-умному командовали и лишь бы они действовали по какому-то плану. Остальным – за уборку. Все слышали? К утру на рыночной площади должны расти розы.

Превосходная шутка пришлась по душе собравшемуся перед корчмой сброду, который жадно вслушивался в то, что Басергор-Крагдоб говорил их командирам. Больше всего радовались те, кто понятия не имел, что такое розы. Ничего подобного в Громбеларде не росло, а далеко не каждому из присутствовавших довелось путешествовать по свету. Какой-то усердный отряд давно уже трудился на площади, бросая всю дрянь в выгребные ямы и засыпая камнями. С большей или меньшей охотой к ним присоединились другие, но тут же взялись за дело с неподдельным энтузиазмом, поскольку каждому уборщику обещали четыре медяка. К несчастью, вскоре раздались крики; кто-то прибежал с известием, что на одной из улиц дошло до драки. Отряд, оттаскивавший трупы в предместье, дабы похоронить (о том, чтобы их сжечь, не могло быть и речи), наткнулся на другой, которому только что попались двое или трое недобитков Бехегала. Так невозможно было работать! Одни собирали трупы, а другие в то же самое время усеивали улицы новыми! От командира отрядов уборщиков потребовали разрешить спор и наказать виновных. Никому, к счастью, не пришло в голову идти с этим к Басергору-Крагдобу. В конце концов решили хватать врагов, вместо того чтобы убивать, заставлять пленников выносить трупы из города и только потом зарубать в подходящих для этого местах. К вооруженным группам на улицах разослали гонцов. Первый гонец вскоре вернулся, ревя что было силы, – встреченные товарищи, занятые обыском домов, надавали им пинков под зад и побили. Вести переговоры с выслеженным врагом, хватать, вместо того чтобы убивать? А у кого было на это время? И кто вообще умел это делать? Хватать можно женщину или поросенка в захваченной деревне, но верзилу с копьем в руке? За ноги или за задницу? Проблема свежих трупов на улицах осталась нерешенной.

Глорм размышлял, глядя на бродящих по площади подчиненных и прислушиваясь к возгласам, разговорам и спорам. Обменявшись несколькими словами с командирами все еще подтягивавшихся к площади отрядов, он пригласил двоих на совещание в корчме. Кроме них его сопровождали дартанцы и Энита.

Никто не знал и даже не подозревал, насколько не хватает могущественному вождю с непроницаемым лицом настоящего верного друга, который мог бы проследить за решением хотя бы части вопросов. С кем можно было бы поговорить, просто поговорить. Где Делен? Где Тевена? В самом ли деле она ничем не могла здесь помочь?.. На Глорма нагнало тоску давнее, чуть стыдливое воспоминание о том, как когда-то… уставший, пьяный… прощаясь после ужина, он вдруг присел перед своей бадорской помощницей и, не видимый никем, опустил усталую голову ей на живот. Может, он тосковал о том, чего никогда не имел? Тогда она тепло рассмеялась, слегка удивленная, но, не колеблясь, без единого слова прижала к себе его большую светловолосую башку, и какое-то время обоим было хорошо… Давно. Когда-то. В прошлом.

Ни Делена, ни теплой Тевены больше не было. В отсутствие Рбита Басергор-Крагдоб, окруженный своими гвардейцами, командующий сотнями воинов, оставался один. Совсем один.

В большой, крайне неухоженной комнате, в которую завсегдатаи натаскали камней в качестве сидений, поскольку лавки и столы никак не могли тут уцелеть, Крагдоб показал на места своим «советникам». Грозные в бою дартанцы до сих пор не имели понятия об этом крае. Нагруженные железом и разноцветными щитами, они прекрасно справлялись со своей задачей на улицах городов, даже еще на дороге. Вскоре, однако, предстояло двинуться в горы. Умели ли эти люди ходить по горам? Кроме горного бездорожья, осталось захватить только Рахгар – и все. Дикое войско Басергора-Крагдоба находилось в точно такой же ситуации, как когда-то Громбелардский легион, контролируя города и соединявшую их дорогу. Но в горах существовали десятки поселений, укрытий, высокогорных деревень, куда следовало хотя бы заглянуть, чтобы показать сидящим там бандитам сжатый кулак.

Задумчиво окинув взглядом дартанских рубак, громбелардский король посмотрел на Эниту. Но тут он уже вообще не мог рассчитывать на поддержку. Жемчужинка окончательно поглупела с тех пор, как ее забрали из дартанского дома. Ей столь сильно хотелось быть полезной, что ни о чем другом она не думала. Глорм не знал, как дать ей понять, чтобы она выбросила свой смешной лук и снова стала его невольницей или хотя бы служанкой. Чтобы она разговаривала с ним, как когда-то, чтобы она стала смышленой и рассудительной девушкой, ни больше ни меньше. Чтобы она перестала с обожанием внимать любому слову командира. Когда-то она отваживалась ссориться с хозяином, задиристо смотреть на него – «А ты, господин?» Сейчас она никак не могла его поддержать… а тем более одернуть, пусть даже в шутку… товарища по военной доле и недоле.

У него остались двое командиров, которых он к себе позвал. Обоих он знал с давних времен, хотя они и не принадлежали к кругу его друзей. Они были опытными солдатами, не более того; когда-то ему служили десятки подобных.

– Рбит, как всегда… – начал он и замолчал.

Он хотел сказать, что кот, как всегда, поступает по-своему, ни на что не оглядываясь. Как и большинство четверолапых разумных, он плохо переносил совместные действия. Его присутствие в горах ощущалось почти на каждом шагу. В любой вражеской вооруженной группе сразу же находился кто-то, докладывавший Крагдобу о ее составе, численности и намерениях. В каждом городе сидел какой-нибудь разведчик, появлявшийся в нужное время, чтобы представить содержательный доклад. Кот побывал уже везде, в каждую дыру успев сунуть усатую морду; если ему не удавалось кого-то привлечь на свою сторону, он его попросту приканчивал, избавляясь от лишних хлопот. Он все знал, обо всем уже слышал. Однако почти никто его не видел, хотя все наперегонки клялись, что он вернулся – что он в Громбеларде, в Бадоре, в Громбе, в Рахгаре, уже в Лонде, в горных селениях, на тракте и где-то еще. Повсюду в одно и то же время. Уже было подготовлено с десяток, а может быть, даже больше засад, а также покушений на жизнь Басергора-Крагдоба, но ни одно из них не достигло успеха. Всегда находился тот, кто предавал, предупреждал, предотвращал… Или на заговорщиков нападала какая-то другая, вовремя появившаяся группа. Рбит оказывался незаменим – но его здесь не было. Он только присылал известия. Как с этими известиями поступать – дело Глорма.

Крагдоб немного помолчал, поскольку ему не с кем было разговаривать о своем друге. Присутствовавшим здесь предводителям банд полагалось видеть в нем только вездесущего и всезнающего Князя Гор.

– В Риксе и Бадоре у нас есть гарнизоны, здесь мы оставим третий, не менее надежный. Дорога должна быть свободна, в особенности для торговцев. Только глупец может себе представить, что в Тяжелых горах кому-то удастся высидеть так, как сидели эти, без ничего, даже без еды, поскольку еды у них тут не было, одна жратва. И дело не в том, воняет тут или нет. Дело в том, что нет такого вождя, который сумеет удержаться у власти, если его воины не будут знать ничего, кроме резни. На резню повести может любой, и жертвой одной из них падет сам вождь, ибо всегда найдется тот, кто пообещает больше, и стадо пойдет за ним – так же, как оно пошло за мной. Но я свои обещания сдержу, и вы за это отвечаете. Вы оба остаетесь в Громбе, ты командуешь, а ты ему помогаешь. Вы получите столько солдат, сколько потребуется, но если вы не справитесь, я вернусь сюда. Если хоть один караван погибнет на тракте – я прикажу убить обоих, и не стану спрашивать, почему погиб караван. Можете отказаться. Ты? А ты? Ясное дело. Раз уж взялись – берегите головы.

Командиров нисколько не удивила подобная постановка вопроса. Рядом с Крагдобом именно так поднимались на самую вершину. Другого пути не было.

– Резня, несомненно, превосходная забава, – продолжал он, – но потом нужно поесть и выпить, отдохнуть, отыметь женщину. Три дела. Я уже говорил об этом в Риксе, повторил в Бадоре, а теперь говорю в Громбе и скажу еще раз, в Рахгаре. Эти города должны стать горными цитаделями, как когда-то. Не во времена империи, но раньше, когда настоящие воины сидели здесь, в своих крепостях, в которых было все. Они всегда могли куда-то отправиться, ведя за собой своих солдат, и точно так же им всегда было куда вернуться. А отправлялись они куда-то, когда им было удобно, а не потому, что не хватало жратвы или топлива. На Просторах два маленьких островка с одним портом смеются над Армектом и Дартаном. У возвращающихся из походов моряков там кров, еда и женщины, так что они станут защищать Агары от кого угодно. Здесь, в Тяжелых горах, возникнут четыре таких острова, четыре крепости, которые никому не удастся захватить. По крайней мере, до тех пор, пока я жив.

18

В дартанском воздухе (а может быть, агарских ветрах) словно витал неизвестный яд, таинственные испарения… Что бы это ни было, оно впиталось в большую душу воина гор, и громбелардские дожди не могли его смыть. Он жил настоящим, почти не умея думать о будущем, зато постоянно тосковал о прошлых временах. Или еще хуже – даже не о временах, не о жизни, которую тогда вел, не о молодости. Немного – о людях. Но больше всего о том, что могло быть, но не сбылось.

На одной из ведших к рыночной площади улиц когда-то стояла гостиница, немного похожая на ту, которой только что представился шанс подняться из руин. Она пользовалась достаточно хорошей репутацией, по крайней мере при жизни владельца, поскольку потом заведение перешло к его немощной жене и пришло в основательный упадок. Глорм помнил все эти не имевшие особого значения подробности. Он велел дартанцам отдыхать, отослал обеспокоенную Эниту и неизвестно зачем вышел на улицу – а зачем, он понял, лишь увидев развалины гостиницы. Он отправился на поиски воспоминаний и всего того, что, увы, не сбылось.

Смеркалось. Дартанский (а может быть, агарский) яд все еще действовал. Басергор-Крагдоб устал делать вид, будто он тот же самый человек, что и когда-то. И сдался, ибо у него больше не осталось сил, чтобы сражаться с собственной душой. Еще несколько недель назад он наверняка бы возмутился и пошел дальше, но сейчас не спеша перешагнул порог разрушенного дома, а потом по остаткам стены – поскольку лестницы не было – взобрался на второй этаж и проделал несколько головоломных шагов по толстой балке, которой полагалось поддерживать потолок. Касаясь выщербленных стен, он вошел в комнату, в которой недоставало потолка и одной стены. На уцелевшей части пола нашлось немного места.

Он даже помнил, где находился стол. Тогда на нем лежали огарки свечей, кожаный сапог, стояла миска с остатками еды и несколько пустых пивных кружек.

«Сколько пива может выпить женщина?» – спросил он тогда у кота, который пришел вместе с ним.

Кот ответил какой-то циничной шуткой, которая, видимо, оказалась не настолько хороша, чтобы вспомнить ее через десять лет.

Пьяная женщина лежала на койке, свесив голову, но на самом деле она вовсе не была пьяна. Она притворялась, так как прошлой ночью кто-то пытался ее обокрасть, и она устроила ловушку. Тогда она сказала:

«Пью пиво, потому что мне нравится, почему бы и не пить? Мне удалось обмануть кота; я великая!»

Рбит действительно дал себя обмануть, она же действительно была такой. Великой, а может быть, величайшей громбелардской легендой.

Койки больше не было, исчез стол, не было даже стены с маленьким окошком. Осталась только легенда.

Тянулись мгновения, долгие, неподвижные. Ничто не нарушало тишину.

– Отстанешь ты от меня наконец, женщина? Вернись навсегда, или навсегда уходи. Лишь бы мне не приходилось тебя до сих пор искать.

В никому уже не нужной комнате без стены, без потолка и с проломленным полом не нашлось, однако, места для двоих.

– Проклятье, – сказал Крагдоб. – Это какое-то проклятие, слышишь? Один вопрос… и только один ответ? Я ошибся, и что мне теперь делать? Вернись, Охотница, и спроси меня еще раз. О чем хочешь.

Снова пошел дождь. Из глубины города донеслись какие-то крики. Стало совсем темно. Басергор-Крагдоб мог закончить поход на Громбелард наиглупейшим образом – со сломанной шеей, под стеной разрушенной гостиницы.

– Ты говорила, что всегда хотела увидеть Рахгар. Вся жизнь в горах… и ни разу в Рахгаре? Я сейчас туда еду. Я расскажу тебе, что там и как. Только котов из Рахгара больше нет… Но ведь ты это знаешь. Ты и Ранер. А меня тогда с вами… не было.

Он опустил голову.

– И все-таки Тевена была права, Каренира. Я притащился сюда, чтобы сложить здесь свои кости. Не знаю, куда я вернулся, но это наверняка не Громбелард. Ты знаешь, где Громбелард?

Держась за стену, в которой когда-то была дверь, он вышел из комнаты. Толстая балка едва маячила в темноте.

– Там, где Ранер, Тевена, Арма…

Он прошел по балке.

– …Рбит, Делен и ты.

В корчме его с нетерпением ждали. Он имел право ходить, где ему заблагорассудится, но его гвардейцы точно так же имели право беспокоиться, и он принял это к сведению.

– Никуда больше не иду, – заверил он, останавливаясь в просторной комнате, которую постепенно превращали в спальню для дартанцев и их слуг. – Энита, ты приготовила для нас какой-нибудь угол?

– Да. Но там не очень удобно.

– Если бы мне требовались удобства, я бы сидел в Дартане, – сухо ответил он. – Я хочу встать на рассвете, сегодня больше никаких приказов, никаких дел.

– Да, господин.

Лучница не отходила от него ни на шаг и теперь тоже приготовила себе место у дверей. Избалованная достатком жемчужинка ни разу не пожаловалась, как ей тяжело на тонком пледе, под которым не было даже вязанки соломы. Она постоянно мерзла, вечно ходила в мокрой одежде. В последнее время ее мучил непрекращающийся кашель, особенно ночью, когда она наконец находила под одеялом чуточку тепла. Командир… когда он еще был ее господином, в Дартане… иногда брал ее к себе в спальню, так же, как и других невольниц. С тех пор как они уехали, подобного не случилось ни разу. Она хотела быть гвардейцем – и стала им. Вроде ходячего лука или меча. Не только Басергор-Крагдоб тосковал по своему потерянному дому, которого уже нигде не было.

Углы комнаты погрузились в темноту, горела только одна скверная свеча, которую девушка принесла снизу. Королевские покои Короля Тяжелых гор. Лучница уселась на своем лежбище, опершись головой о стену. Крагдоб расстегнул пояс с мечом, потом второй, переброшенный через спину.

– Ваше благородие, я не взяла…

Ее прервал хриплый голос, доносившийся из темного угла:

– Застегни все обратно, Глорм. А ты, Энита, каким чудом до сих пор жива?

Девушка едва сдержала удивленный возглас. Нервы у Басергора-Крагдоба были крепче, но вздрогнул и он.

– Рбит, – сказал он, – порой мне тебя не хватает, но раз уж ты здесь, я сыт по горло твоими шуточками.

– Это не шутка, – ответил кот, все еще невидимый. – Мне было нужно, чтобы никто меня не видел. Я подсмотрел, куда Энита носит твое барахло, сижу тут и жду.

– Ну и дождался. Выходи из угла. Прячешься и пугаешь мою телохранительницу? А если бы она закричала?

– Такое бывает, когда женщина и мужчина вместе уходят в комнату и запираются, – заключил кот, потягиваясь и выбираясь на середину.

– Ваше благородие, ты чересчур остроумен, – холодно заявила Энита.

Но Рбит, как и Глорм, питал слабость к первой невольнице дома.

– Ты же не кричишь по любому поводу и наверняка никому не скажешь, что я здесь.

Она невольно улыбнулась. Рбит был когда-то столь же добрым господином, как и Глорм. И намного менее требовательным.

– Есть два человека, друг мой. – Кот решил, что приветствий и пустых разговоров с него достаточно, и пора переходить к делу. – Одному доверяешь ты, другому доверяет Бехегал.

– Бехегал сидит в крепости.

– Он не настолько глуп, как тебе кажется. Все думают, что он сидит в крепости, но на самом деле он совсем в другом месте.

– Где?

– Сейчас? Не знаю. Где-то в городе.

Крагдоб кивнул.

– Ясное дело. Ну, говори.

Считалось, что для кота разговор с человеком – примерно то же самое, что общение на чужом языке. Если это действительно так, то Рбит прекрасно говорил по… человечески. С глазу на глаз с Глормом он разговаривал бы несколько иначе, но сейчас ему было важно, чтобы и девушка поняла, о чем речь.

– У Бехегала есть тот, кому он доверяет, – объяснил он. – Хотя доверять не должен, поскольку это мой разведчик. Но и у тебя есть тот, кому ты доверять не должен, поскольку он – разведчик Бехегала.

– Кто?

– Тот, кто сейчас добровольно прочесывает город с солдатами, которых ты ему дал. Бехегала он наверняка не найдет.

Глорм нахмурился. Предательство он всегда воспринимал болезненно.

– Не будь глупцом, – сказал кот. – Очень хорошо, что у тебя есть кто-то такой. Перед рассветом он придет к тебе с фальшивым известием от друга. Он сообщит наш пароль и скажет, что Басергор-Кобаль приказал ему куда-нибудь тебя отвести, чтобы поговорить наедине.

Глорм кивнул. На это он мог бы купиться – точно так же они встретились с Рбитом в Бадоре. Кот предпочитал, чтобы его никто не видел, и обычно присылал своего шпиона с паролем и сведениями, где его искать.

– Откуда эта каналья знает пароль?

– От меня. Не непосредственно. Его передал тот, другой, которому доверяет Бехегал.

Каким образом Рбит, кот-воин, магнат и интриган строил свои козни? У Глорма никогда не хватало на это терпения.

– Ясное дело. А теперь коротко.

Его слова угодили прямо в кошачье чувство юмора. Рбита повеселило, что человек требует от кота краткости.

– Ты пойдешь якобы на встречу со мной, – наконец сказал он, вволю отфыркавшись. – И я действительно там буду, что выяснится в свое время. Мы убьем тех, кто тебя поджидает, а потом друг Бехегала, тот, которому он не должен доверять, скажет нам, где его вождь. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Надеешься?

– Он может этого не знать. Я не знаю, какие приказы он получил, поскольку не могу быть повсюду одновременно. А если я даже где-то и есть, то не всегда могу с каждым поговорить.

– Сколько?

– Восемь – десять.

– Даже не собираюсь с ними драться. Пошлю кого-нибудь.

В присутствии Эниты Рбит не стал говорить, что он по этому поводу думает.

– Но предатель не поведет туда «кого-нибудь», только тебя.

– Он приведет того, кого будет нужно.

– Глорм, если кто-то наблюдает за домом, в котором устроили засаду, то он донесет Бехегалу, что туда пошел Крагдоб, размножившийся в двадцати экземплярах. Я не затем устраиваю на тебя покушение, чтобы сразу же случилось новое.

Крагдоб задумался.

– Ваше благородие, – сказала Энита коту, – все-таки это слишком опасно.

– Если бы я хотел узнать твое мнение – то спросил бы.

– Да, но я должна… – Она закашлялась.

– Как можно скорее вернуться в Дартан. Я не с тобой разговариваю, женщина.

Больше она ничего не говорила.

Глорм все молчал. Он никогда не мог понять, как так получается, что существу, не умеющему лгать, удается вложить ложь в уста других. Но, видимо, для кота этого противоречия не существовало.

А может быть, данная проблема касалась вообще самой сути лжи и правды? Двух столь неочевидных понятий, растягивающихся от умолчания, ошибки и непонимания до желания и веры с другой стороны. Чистая ложь и искренняя правда, возможно, лежали где-то посередине, но где точно – наверное, не знал никто. Эту проблему не могли решить даже люди в своем собственном кругу. И тем более возможно, что два по-разному устроенных разума, человеческий и кошачий, точно так же по-разному оценивали и воспринимали правду.

Король Тяжелых гор, впрочем, был последним существом на свете, у которого имелось желание решать подобные проблемы.

Приближалось утро, но пока что света, собранного со всех закоулков Громба, не хватило бы даже на один слабый лучик. Лишь на площади мерцали огни, необходимые для уборки, которая продолжалась всю ночь. И лишь там царила суета. Повсюду кругом, среди моросящего дождя, во мраке под тяжелыми тучами, плыли лишь длинные волны ветра, который называли «дыханием гор», – то усиливавшийся, то ослабевавший поток воздуха, похожий на очередные выдохи из гигантских легких.

Предрассветных сумерек не было. Не наступил и рассвет. Потом, почти в одно мгновение, небо посерело – пришел день.

Бородатый и черноволосый сорокалетний мужчина в кольчуге и наброшенном на плечи сером плаще сидел у стены пустой комнаты на третьем этаже каменного дома. Рядом с ним устроились еще двое, тоже в кольчугах, хорошо вооруженные. Все лестницы развалились, наверх можно было подняться только с помощью веревочной лесенки, которая, свернутая, лежала возле стены. Командовавший недавно десятками вооруженных людей Бехегал, которого свои называли Крагдобом, прятался в норе, словно крыса. Его безопасность зависела от разума и доброй воли человека, который командовал ночными патрулями на улицах Громба, а еще больше – от лени разбойников, которым наверняка не хотелось лазить на недоступные этажи всех подряд домов.

Через выбитое окно в комнату падал серый свет.

Бехегал умел ждать. Возможно, даже чересчур хорошо… Он прозевал свой шанс, поскольку ждал слишком долго. Он мог отдать Громб прежнему властителю гор, который годы спустя соизволил вспомнить о своем королевстве; мог с большим шумом встать рядом с ним, но вместо этого он колебался, ждал и ждал… Неизвестно чего. Возможно, исхода переговоров с Кобалем, который не хотел никакого перемирия. Бехегал согласился бы перейти на сторону легендарных героев – но от него требовали другого, а именно – расстаться с жизнью. Он должен был повеситься, погибнуть от собственной руки, поскольку завладел военным прозвищем и титулом, отвергнутым другим.

Но этим титулом всегда кто-то завладевал. В горах должен быть какой-нибудь Крагдоб.

Он слишком долго ждал. Он знал котов и понимал, что они не меняют своего мнения и не отказываются от однажды принятого решения. На что он рассчитывал? Следовало явиться к самому Крагдобу и, возможно, сделать что-нибудь, дабы снискать его уважение. Бросить вызов… А может, просто потребовать для себя трудную, почти невыполнимую миссию. Но Бехегала переполняли неприязнь к сопернику и гордость – что, возможно, служило самой главной причиной, по которой он все медлил. Он не хотел унижаться перед вождем, который бросил Громбелард, куда-то ушел, а потом вернулся, как к себе домой. Он должен был перед ним унизиться – но не хотел.

В маленькой дешевой душонке горного воина, который объявил себя королем, когда не оказалось лучших, жило лишь одно большое чувство – искренняя любовь к безобразному, негостеприимному краю, любовь безымянная или, возможно, прикрытая фальшивыми именами, такими как свобода, слава… Но все же это была любовь, которую разделяли многие. Не ради славы они бегали по горам, и даже не ради свободы; ведь они могли заниматься своим ремеслом где угодно, там, где не шел дождь, не дул ветер. И все же было в этом скалистом чудовище нечто такое, что заставляло его любить. Что? Разве это кто-то знал?

Бехегал не боялся смерти, поскольку видел ее вблизи сотни раз, заглядывал ей в глаза и не обнаружил ничего страшного. Если бы не было смерти, если бы он не мог ее увидеть, дотронуться, он не мог бы ценить жизнь. И потому он играл со смертью в прятки – как каждый здесь, в этом краю.

Сейчас он играл с ней в очередной раз. Он умел мечтать и мечтал о том мгновении, когда принесет на площадь голову изменника и скажет: «Так кончают те, кто бросает Тяжелые горы». Он будет стоять во главе своей маленькой свиты и ждать, как поступят воины на площади. Он знал, что коснется смерти в очередной раз, поскольку не мог предвидеть того, как они поступят. Он будет ценить жизнь, вдыхать ее полной грудью как никогда прежде – или в конце концов на этот раз даст смерти себя схватить и уйдет как победитель величайшего Крагдоба в истории; победитель, бессмертное имя которого навсегда останется в Тяжелых горах.

В соседнем квартале как раз шло сражение, которое должно было все решить. Бехегал хотел принять в нем участие, но разум победил. Выбранный в качестве ловушки дом не походил на крепость, как этот. По улицам все еще кружили вражеские патрули, каждый из которых мог обнаружить притаившихся в старом доме вооруженных людей. Служивший ему командир этих патрулей не мог быть везде одновременно, а даже если он и находился где нужно, то не в его силах было все приказать и все запретить. Ему приходилось соблюдать осторожность, чтобы избежать подозрений, и потому он не запрещал воинам обшаривать дома – ведь именно такую задачу им поставили. Самое большее он мог обойти какой-то квартал, «забыть» о нем… Но если кто-то другой ему напомнит…

Так что Бехегал сидел в своей «крепости», не желая пасть замертво от руки первого попавшегося головореза. Он где-то услышал и запомнил слова о том, что командир должен отдавать приказы, а не подставлять шею. Этого правила он придерживался редко, но сейчас оно показалось ему вполне верным. Пока он жив, он еще в состоянии что-то совершить. Возможно, лишь кого-то наказать? Он жаждал хотя бы раз поступить как настоящий Басергор-Крагдоб, Властелин Тяжелых гор – отдать приказ и с достоинством ждать, пока он не будет выполнен.

Утро сменилось днем. Больше ждать невозможно. Впрочем, чего? Среди притаившихся в засаде убийц никто не знал, где его искать. Излишняя осторожность? Возможно. Но Бехегал шел по лезвию бритвы и не мог быть чересчур осторожен.

– Идем.

Веревочную лестницу сбросили вниз.

Восемь человек в старом доме, вооруженные арбалетами, в кольчугах и с мечами. Его телохранители, лучшие, какие у него имелись. Никто не мог в одиночку победить этих восьмерых. Однако до светлобородого великана уже не раз пытались добраться, и ни разу это не удалось. Всегда кто-то доносил, предавал… Так могло случиться и сейчас. Наверняка. Вместо Крагдоба прибыл отряд, от которого сидевшим в доме гвардейцам пришлось как можно быстрее бежать – если их не успели предупредить стоявшие в начале и в конце улицы посты. И если никто эти посты не обнаружил.