Текст книги "Он не хотел предавать"

Автор книги: Феликс Меркулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Генеральный директор холдинга «Угра» Егор Ильич Завальнюк погиб в результате автомобильной аварии в августе прошлого года. Это происшествие было квалифицировано как ДТП, повлекшее человеческие жертвы. Уголовное дело против водителя гр-на Завальнюка, находившегося в момент аварии за рулем автомобиля, возбуждено не было. От следствия ускользнул тот факт, что водитель – некто Лежнев Петр – в то время был любовником жены гр-на Завальнюка.

Вдова гр-на Завальнюка стала наследницей 45 % акций холдинга и заняла место в совете директоров. Там она сразу же стала вести борьбу за обладание контрольным пакетом акций, не останавливаясь при этом перед самыми грубыми методами, вплоть до угроз физического устранения недовольных. Многие сотрудники холдинга подверглись с ее стороны моральному давлению, были запуганы или отстранены от работы. В коллективе сложилось устойчивое мнение, что смерть гр-на Завальнюка неслучайна.

К сожалению, не была проведена самая элементарная прокурорская проверка факта ДТП, дело было замято, списано как несчастный случай…»

И далее и том же духе еще на двух с половиной страницах.

К анонимкам у милицейского руководства во все времена отношение было двоякое. С одной стороны, официально на анонимные сигналы реагировать запрещалось. Эдак ног не хватит бегать и проверять каждый факт. С другой – известный принцип «дыма без огня не бывает» заставлял прислушиваться и к анонимной информации. Анонимка Владимира Петровича привлекала к себе внимание. По всему видно, писал ее человек солидный, грамотный, хорошо понимающий, что делает. Сам оборот речи анонимщика выдавал в нем кабинетного работника, поднаторевшего в составлении официальных бумаг.

Самым простым было предположить, что кто-то сводил со вдовой личные счеты. Провести проверку по факту было поручено молодому, но опытному следователю Олегу Мочалову.

Мочалов начал проверку с уточнения основных фактов. Он поднял архивы, отыскал следственные материалы проверки ДТП и сверил их с информацией, сообщенной в анонимке. Информация в общих чертах совпадала: даты, имена действующих лиц, обстоятельства катастрофы. Это говорило о том, что автор письма был человеком осведомленным. Он знал многое, кроме одного: водитель покойного Завальнюка был иностранцем. Он был французом. При первом допросе в больнице, когда следователь удостоверял личность водителя, Лежнев показал ему паспорт на имя Пьера Луи Леже, жителя города Парижа.

Пьер Леже, 1968 года рождения, судя по приложенной фотографии, брюнет неприметной наружности, в абсолютно трезвом состоянии находился за рулем дорогостоящей иномарки гр-на Завальнюка в тот момент, когда на скорости сто двадцать километров в час машина врезалась правым бортом в нож бульдозера, брошенного дорожными строителями на обочине Рублево-Успенского шоссе.

От удара нож бульдозера вспорол правую сторону бампера, чуть дальше фары, и почти разрезал машину надвое, как консервную банку. Завальнюк, сидевший на пассажирском сиденье, погиб на месте. Пьер Леже, судя по всему, родился под счастливой звездой, ибо вышел из мясорубки с телесными повреждениями средней тяжести, нож бульдозера прошел немного правее водительского сиденья. Чуть левее – и водитель бы погиб, чуть правее – пассажир остался бы в живых…

Эта катастрофа действительно произошла в августе прошлого года, восемь месяцев назад.

Каким образом иностранец оказался в водителях у русского магната, история умалчивала. В конце концов, какой же русский не любит быстрой езды?

Доездился…

Никаких особо вопиющих ляпов в работе следственной комиссии следователь Олег Мочалов не обнаружил. Судя по архивным документам, все было сделано как положено: составлены протоколы, опрошены свидетели и потерпевшие: вдова Завальнюка – Любовь Сергеевна Кричевская-Завальнюк, водитель Леже, сторож из строительного вагончика, начальник ремонтно-строительного участка и другие… На месте аварии работала экспертная группа, и вывод комиссии ни у кого не вызвал подозрений: произошел несчастный случай. Бригадира ремонтно-строительного участка обвинили в нарушении правил хранения техники, и на том дело за отсутствием состава преступления закрыли, а материалы сдали в архив.

Уточнив все это, Мочалов отправился в офис генерального управления «Угры» на Ленинском проспекте. Свой обход следователь начал с кабинетов «верхов». Он представлялся, говорил, что разыскивает некоего Пьера Луи Леже, который работал здесь водителем. «Верхи» округляли глаза: какой еще Леже? Впервые слышим. Нет, такой здесь никогда не работал. Иностранец? Француз? Нет-нет… Никогда.

– А как звали водителя Завальнюка?

– Как звали его водителя? – «Верхи» хлопали глазами и морщили лбы. – А как его звали? Оля (Юля, Даша… Секретарши оказывались осведомленнее руководителей), ты не помнишь, как звали последнего водителя Егора Ильича? Да, того, Француза… Петр? – И утомленно – в сторону следователя: – Петр, а фамилия… Кто помнит фамилию?

– Вроде бы Лежнев, – подсказывал референт.

– Да, точно, Петр Лежнев.

– А почему вы его Французом назвали? – удивился Мочалов.

– Да это так, прозвище. Почему Француз? А кто ж его знает… Вы поговорите с народом…

И отсылали следователя к «низам», что и требовалось.

Это было первое любопытное открытие Мочалова: никто в управлении понятия не имел, что Лежнев – иностранец.

Больше информации Мочалов почерпнул, общаясь с женщинами из бухгалтерии и отдела кадров, а также покуривая в гараже в обществе других водителей. Там Олег узнал, что Лежнев проработал у Завальнюка недолго: месяц – от силы два. Никаких документов – трудовой книжки или трудового договора – в бухгалтерии не оказалось, кроме написанной от руки бумажки – заявления Лежнева о приеме на работу. Эту бумажку Олег отксерокопировал, хотя в ней не было ничего интересного: «Я, Лежнев Петр Иванович, прошу принять меня на работу водителем…» и так далее. Судя по этой бумажке, Лежнев настаивал на отечественной версии своего происхождения.

Мочалов, смекнув, как следует общаться с народом, давить на иностранное происхождение Лежнева не стал и тут же узнал такие факты: зарплату водитель получал в бухгалтерии по личной записке Завальнюка. Зарплата была небольшая – триста долларов, но в деньгах Лежнев себя не ограничивал, явно жил не на одну зарплату. Например, он обедал в столовой для сотрудников управления, в то время как все рядовые работники – бухгалтеры, секретари, водители, курьеры – ходили обедать в ближайшую пельменную.

О его личной жизни никто ничего не знал, но по неким своим приметам женщины определили в нем человека неженатого. В Москве Лежнев снимал квартиру, ездил на иномарке, хорошо одевался. Да, квартиру он точно снимал, и вот как это выяснилось. Лежнев попал в аварию в начале августа, не успев получить зарплату за июль, и его деньги долго лежали в отдельном конверте в ящике стола бухгалтера Софьи Павловны. Но Лежнев за зарплатой так и не явился. Его вообще никто не видел с того дня, когда около десяти часов вечера они с хозяином сели в «лексус» Завальнюка и уехали.

Софья Павловна долго звонила Лежневу по номеру, указанному в его заявлении о приеме на работу.

– И что? Не дозвонились?

– Дозвонилась. Но ответили другие люди. Сказали, что они снимают эту квартиру и никакого Лежнева никогда в глаза не видели.

– Ясно… А как Лежнев попал на работу к Завальнюку?

Женщины в бухгалтерии пожимали плечами. Кое-какие подробности Мочалов смог вытянуть из бывшей помощницы покойного Завальнюка.

– Я слышала, что Лежнев до этого возил его жену, – сказала она. – Но только не говорите ей, что это я вам сказала. Она меня съест.

– Что, стервозная?

Помощница вздохнула: еще какая!

– А где она сейчас? Я хотел бы и с ней встретиться.

– Любовь Сергеевна уехала. Может быть, будет в течение дня.

– А не подскажете, куда она уехала?

– Что вы! – усмехнулась девушка. – Любовь Сергеевна никогда не сообщает, куда едет и когда вернется!

– А не знаете, долго этот Лежнев работал у нее?

– Не знаю. Любовь Сергеевна появилась здесь всего пару месяцев назад. При жизни Егора Ильича она здесь не работала.

– А где она работала?

– У нее своя FM-радиостанция. «Звездопад» слушаете?

– Это ее? – с уважением покивал Мочалов. – Солидно. Это где реклама такая смешная: «Пиво – это то, что надо для здоровья мужиков», – не в тональности напел он, прищелкивая в ритм пальцами.

Но помощницу расшевелить не удалось, она сидела с кислым лицом, словно одно воспоминание о «молодой хозяйке» вызывало у нее зубную боль.

– А правда, будто Лежнев был ее любовником?

Девушка криво усмехнулась:

– Не знаю, но сомневаюсь. Вы бы видели этого Лежнева…

– Что? Замухрышка?

– По крайней мере, для такой, как она…

– Но слухи-то о них ходили?

– При жизни Егора Ильича – нет, ничего подобного я не слышала. А когда он погиб и Лежнев уволился, тогда, правда, у народа языки развязались. Поговаривали, что Лежнев по пьянке хвастал… Но такому человеку разве можно верить? Я думаю, он сам о себе слухи распускал, чтобы перед остальными выпендриться. Болтун этот Лежнев был, второго такого поискать!

Такого же мнения о Лежневе, он же Пьер Луи Леже, придерживались и другие женщины: внешне непримечательный, невысокого роста, но холерик, с темпераментом.

Мужчины-водители отзывались о Лежневе как о хорошем механике, правда, говорили, что он в отечественных машинах был полный ноль. Одни раз мужики попросили его посмотреть движок в «Жигулях», так этот Лежнев такого наворотил – они даже подумали, что он специально идиотом прикинулся, чтобы им не помогать. Но в иномарках Лежнев сек, это точно. Лучше его никто не разбирался. По звуку движка определял уровень масла, знал все тонкости двигателей.

Чисто как человек был сволочью, на этом мнения сходились, но сволочью своеобразной. «Любил строить из себя папу римского», – охарактеризовал его один водитель. В гараже тоже все были уверены, что Лежнев – свой, русский, но кликуху Француз дали ему именно водители. Оказывается, Лежнев хвастал, будто пару лет работал во Франции таксистом, гонял на таких скоростях, какие никому из местных там и не снились, имел собственный спортивный «феррари».

Вел себя Лежнев заносчиво, считал себя белой костью, но в его манерах и ухватках было нечто такое, что позволило мужикам из гаража выдвинуть собственную версию его прошлого. Между собой они решили, что Лежнев, скорее всего, отсидел пару лет за границей, может и во Франции, и научился разбираться в иномарках в тюремной мастерской. Эта версия больше вязалась с характером Петра Лежнева.

Мочалов уже собирался уходить, когда по кабинетам разнеслось: «Приехала!» Выглянув в окно, Олег увидел черный лимузин, остановившийся напротив здания управления с таким расчетом, чтобы задняя дверца оказалась точно напротив двери подъезда. Из лимузина вышел водитель в черном костюме и синей рубашке с галстуком, похожий на пилота международных авиалиний. Обойдя машину кругом, он открыл заднюю дверцу.

Сначала появились две стройные ножки в летних туфлях. Они опустились на асфальт, и из лимузина не вышла – появилась, возникла! – изящная блондинка в меховой накидке. Взяв из рук водителя предупредительно открытый зонт, вдова поспешила в вестибюль здания.

«Явилась!» – вздохнул кто-то с нескрываемым раздражением.

– Кто это? – спросил Олег, хотя уже догадывался, какой последует ответ:

– Любовь Сергеевна Кричевская-Завальнюк. Молодая хозяйка.

Приезд вдовы Завальнюка сопровождался суматохой, достойной визита королевы.

– Ее всегда так встречают?

Сразу несколько голосов ответили со вздохом:

– Всегда.

Работа, прерванная визитом царственной особы, медленно стала входить в колею, когда в отдел кадров вбежала испуганная, запыхавшаяся помощница покойника Завальнюка. Увидев Мочалова, она обрадовалась, что не упустила его, замахала руками:

– Скорее поднимитесь наверх, вас Любовь Сергеевна вызывает!

Она шла, почти бежала по коридору к лифту, оглядываясь на медлящего Мочалова:

– Пожалуйста, скорее! Мне и так из-за вас уже влетело!

В ее голосе дрожали сдерживаемые слезы.

– Из-за меня? – улыбнулся Олег. – А что я такого сделал?

Девушка фыркнула что-то в ответ и побежала вперед по коридору.

Следователь с интересом вошел в приемную вдовы.

– Любовь Сергеевна, он уже здесь, – дрожащим голосом говорила в телефон помощница. – Хорошо, передам. – И, подняв голову, строго обратилась к Олегу: – Ждите, вас сейчас вызовут.

Мочалов усмехнулся про себя: вдова набивает себе цену! Минут пятнадцать он переминался с ноги на ногу, разглядывая интерьер приемной, включавший кадку с пальмой – драценой. Наконец на столе брякнул телефон: высочайшая особа изъявила желание видеть следователя.

– Проходите, – кивком указала помощница, распахивая перед ним дверь.

Следователь вошел в кабинет. Напротив него, за широким офисным столом в высоком кресле восседала (не сидела, а именно восседала, как на троне) элегантная, красивая светловолосая женщина. На ней был черный костюм, и Мочалову невольно пришла на ум дурацкая реклама шампуня от перхоти… Он улыбнулся. Ни одна жилка не дрогнула в лице красавицы, она смотрела на следователя в упор и молчала.

Когда на вас пристально смотрит молодая, очаровательная дама, вы невольно чувствуете себя провинившимся. Мочалов развел руками:

– Здравствуйте, Любовь Сергеевна, я следователь межрайонной Таганской прокуратуры Мочалов, рад с вами познакомиться. – Он полез было в карман за удостоверением, но вдова его перебила:

– Ваша фамилия от слова «мочалка» очень вам идет! – с уничижительной любезностью заявила она.

Следователь опешил. Он ожидал прохладного приема, но вдова как-то уж чересчур лихо рванула с места в карьер. Теперь Мочалов был уверен, что она специально дожидалась, когда он первым начнет говорить, чтобы оборвать его.

– Да я не… – хотел ответить он, но Любовь Сергеевна снова осекла его:

– Как вы посмели распускать сплетни у меня за спиной? Для чего вы сюда явились? Третировать моих сотрудников своими сексуальными фантазиями? Вас надо обследовать у психиатра! Кто вас подослал сюда с ворохом грязных бредней обо мне? Отвечайте! – прикрикнула она.

Мочалову стало смешно:

– Извините, вы немного перегибаете палку…

Она снова заткнула ему рот:

– Вы приставали к девушкам, запугивали их, вы посмели расспрашивать моих сотрудников о моей личной жизни! Имейте в виду, это вам даром не пройдет. Если вы продолжите проявлять интерес к моей персоне, в следующий раз вы будете говорить не со мной, а в суде с моим адвокатом! Извращенец! Я никогда не позволю вмешиваться в мою личную жизнь и распускать обо мне грязные сплетни сексуального характера. Советую вам держаться от меня подальше. Я все сказала, можете быть свободны.

Она жестом указала ему на дверь.

Мочалов рассмеялся.

– Да-а, я многое слышал за свою жизнь, но такого еще никогда, – качая головой, признался он. – Любовь Сергеевна, только один вопрос: где сейчас можно найти бывшего шофера вашего мужа?

Ее глаза полыхнули огнем.

– Вы, я вижу, меня не поняли? – угрожающе сказала она.

– Любовь Сергеевна! Это вы не понимаете, что происходит. Мы здесь не в игрушки играем. Я провожу официальное расследование…

– Моей личной жизни? – усмехнулась вдова.

– …И у меня складывается впечатление, будто вы от меня что-то скрываете. А когда женщина что-то скрывает, это уже подозрительно.

– А у меня складывается впечатление, будто вы меня преследуете, – ответила она с наигранной любезностью.

– Ну такая великолепная женщина, как вы, должна привыкнуть к преследованию, – пошутил Мочалов. – Меня интересует бывший водитель вашего мужа. Вы знаете, как его зовут?

Любовь Сергеевна пожала плечами:

– Разумеется.

– И как?

– Петр. Кажется, Лежнев.

– Он ведь работал на вас, до того как стал работать у вашего мужа?

– Вы так хорошо информированы обо всех моих делах, что вполне можете обойтись без моей помощи, – с издевкой ответила Кричевская.

– А вас не удивляет, почему я разыскиваю Лежнева?

– Меня трудно чем-либо удивить.

Мочалов подумал, что тут она, пожалуй, сказала правду.

– Значит, вы не знаете, где сейчас Лежнев?

Вместо ответа Кричевская отодвинулась вместе с креслом назад и положила ноги на стол. Покачивая вправо-влево узкими, маленькими ступнями, она рассматривала следователя с издевательской улыбкой и молчала. Она знала, что у нее великолепные ноги и что, когда она сидит вот так, откинувшись назад, собеседнику напротив видны ажурные резинки ее чулок.

Мочалов опустил глаза. Стараясь не смотреть в ее сторону, спросил:

– Как долго Лежнев работал у вас? Я имею в виду, вашим личным водителем?

– Не помню, это было давно, – с издевательской любезностью ответила вдова.

– Как он попал к вам на работу? Вам его кто-то порекомендовал?

– Мне его порекомендовала Алсу.

Мочалов поднял глаза, уставился, как загипнотизированный кролик, в ажурные резинки ее чулок, наконец нашел в себе силы поднять глаза выше и посмотреть на развалившуюся в кресле зеленоглазую валькирию.

– Это какая Алсу? Та самая, певица?

– Угу, – подтвердила Кричевская. – Можете ей позвонить и спросить.

– И ее номер вы мне можете дать?

– Конечно. Спросите у моей помощницы Аллы, она вам его даст.

– Хорошо, я ей позвоню.

Вдова кивнула: звони, звони…

– Значит, вы не знаете, где сейчас ваш бывший водитель?

Она отрицательно покачана головой.

– Вы видели его после смерти вашего мужа?

– Нет.

– А когда вы его видели последний раз?

– Утром в день аварии. Он заехал за мужем, как обычно, в восемь утра.

Мочалов подумал: она врет. В анонимке сообщалось, что ее видели с водителем через пару недель после смерти мужа.

– Вы говорите по-французски? – спросил он.

– Это что, тоже входит в ваше расследование? – удивилась вдова. – Мне этот вопрос кажется лишним. Какое отношение он имеет к водителю моего мужа?

– Вы не станете отвечать?

– Нет, не стану.

– Почему Лежнев перестал работать у вас и стал работать у вашего мужа?

– Спросите об этом его самого.

– Лежнев работал у вас по официальному трудовому договору?

– Этот вопрос к моему бухгалтеру.

– Вы видели его документы?

– Чьи, Лежнева? Это все вопросы к бухгалтеру, меня это не касается.

– Вы знали, что он гражданин Франции?

Кричевская запнулась.

– Не поняла вопроса. Лежнев – гражданин Франции? Откуда вы взяли?

– Знали или нет?

– Нет.

– А ваш муж?

– Не знаю! – с раздражением ответила она, выпрямляясь в кресле и садясь по-человечески. – Спросите мужа. Он мне не отчитывался в своих делах.

– Ни вы, ни ваш муж не знали, что Лежнев – иностранец?

– Нет!

– А ваша подруга Алсу тоже не знала?

– Спросите у нее.

– Это странно, согласитесь. Или, может, вы знаете, но не желаете говорить?

– А как хотите, так и понимайте, мне наплевать, что вы думаете.

– Очень жаль. – Мочалов пожал плечами.

Вдова взяла со стола длинный карандаш.

– Можно мне тоже задать вам один вопрос? – сказала она.

Следователь кивнул, обрадовавшись, что Кричевская неожиданно пошла на контакт:

– Да, задавайте.

Она показана ему карандаш:

– Скажите, что это?

Олег растерялся. Недоуменно ответил:

– Это? Карандаш.

– Нет, это я. А вот это, – вдова взяла из подставки обломок старого карандаша и продемонстрировала его Мочалову, – вот это ты.

Она сравнила оба карандаша, новый и старый.

– Чувствуешь разницу? – Она отложила длинный карандаш, сжала обломок старого карандаша в длинных красивых пальцах, с треском переломила его и бросила в корзину для мусора, присовокупив: – Туда тебе и дорога. Пошел вон, мусор…

И уставилась на Мочалова зелеными, бедовыми глазами, ожидая его реакции.

Наверное, по такому же принципу действовали мифические сестры с Лысой Горы, когда тыкали булавками в живот восковому человечку и наговаривали вполне конкретные проклятия. Ритуал бессмысленный, но небезвредный.

Чувствуя, как кровь прихлынула к лицу, Мочалов мысленно сосчитал до десяти, но мысли прыгали, а сердце бешено стучало от желания съездить по морде этой наглой, холеной, самодовольной бабенке.

Съездить так, чтобы в ушах у нее зазвенело.

Наверное, именно этого она и хотела добиться. Отличная бы вышла сенсация: сотрудник прокуратуры нападает на женщину в ее кабинете. Как раз для желтой прессы.

– Пройдемте, – произнес за спиной Мочалова верзила в униформе охранника.

Мочалов даже не заметил, когда верзила вошел в кабинет. Он поднялся и, чувствуя звон в ушах, сказал, повернувшись к вдове:

– Вы, я вижу, женщина без комплексов. Зачем же тогда скрывать, что водитель вашего мужа Лежнев был вашим любовником и вы встречались с ним и до, и после смерти мужа? Победа вам к лицу! Вы встречались с Лежневым в ресторане «Старый Токио» и щебетали с ним по-французски, но при этом, оказывается, не знали, что простой русский шоферюга – парижанин Пьер Луи Леже? А может, вы и сейчас еще с ним встречаетесь?

Кричевская стала белее мела, словно ей врезали под дых, а еще через мгновение стала пунцовой. Ноздри ее задрожали от ярости. Вскочив, она запустила в следователя подставкой для ручек и закричала, топая ногами: «Оставьте, оставьте меня в покое, я не хочу обсуждать с вами мою личную жизнь! Вы мне омерзительны, отвратительны, я не хочу вас видеть, не хочу слышать ваш голос! Вы не имеете права давить на меня. Ничтожество, хам, извращенец…» Кажется, она даже угрожала.

– Пройдемте! – на этот раз злобно сказал ему верзила в униформе.

На ее крик сбежались сотрудники из соседних кабинетов. Все стояли с испуганными лицами и не знали, как себя вести, а она кричала и кричала. Врач дал бы ей пощечину, но в этих коридорах никто не посмел бы этого сделать.

Воспользовавшись суматохой, Мочалов ретировался, подчинившись верзиле, мягко, но настойчиво подвигавшего его к выходу.

Выйдя на воздух после разговора со вдовой, следователь испытывал одно желание: пойти выпить пива, что он и сделал.

3

Еще накануне, отправляясь с проверкой в управление «Угры», он не имел собственного мнения по поводу анонимки. Сейчас, после знакомства с Любовью Кричевской, следователь был уверен, что в анонимке правда: произошло преступление.

Мочалов еще не мог сказать, какое именно преступление, ведь вполне возможно, что гибель гендиректора в автокатастрофе использовалась лишь в качестве «шумовой шашки», чтобы привлечь внимание прокуратуры к делам, творящимся в «Угре». Очень даже могло быть, что речь шла о финансовых махинациях. Но и версию убийства исключать было нельзя.

Для начала Олег встретился с руководителем следственной комиссии, изучавшей ДТП на Рублево-Успенском шоссе. От руководителя комиссии потянулись ниточки в разные стороны: к молодому следователю, который первым допрашивал водителя Леже в больнице, к медперсоналу больницы, к сторожу строительного участка… Олег встретился и побеседовал с каждым.

Следователь рассказал Мочалову мелкие подробности, не вошедшие в протокол: что Леже говорил по-русски без акцента и, если бы не паспорт, он бы никогда не подумал…

Паспорт!

К сожалению, следователь не догадался сделать ксерокопии страниц, только переписал паспортные данные Леже, да и то – со слов самого Леже, ибо в паспорте, разумеется, ни слова по-русски, все на французском. А следователь в школе изучал английский. И оригинальное написание имени-фамилии водителя на французском языке он тоже не догадался списать, а только по-русски: Пьер Луи Леже. И не запомнил, каким числом была открыта виза. Что виза была, это следователь помнил хорошо, ему любопытно было самому взглянуть, как выглядит виза Российской Федерации.

– Ну и как?

– Мощно! Двуглавый герб, все дела…

Заведующая отделением травматологии районной больницы предоставила Мочалову выписку из медицинской карты больного, по счастью не уничтоженной по истечении срока: обычно такие карты хранятся не больше полугода, ведь архив больницы не резиновый. Мочалов с интересом изучил перечень травм, полученных Лежневым-Леже: сотрясение мозга средней тяжести, множественные ушибы, ссадины, перелом правой ключицы… Учитывая, что машина превратилась в груду металлолома, водитель отделался царапинами.

– Его спас ремень безопасности, – сказала врач. – Перелом ключицы, кстати, произошел оттого, что ремень во время удара буквально врезался в плечо водителя.

– А если бы он не был пристегнут?

Врач красноречиво развела руками.

Мочалов внимательно изучил отчет эксперта. Оказалось, сидевший на пассажирском сиденье Завальнюк пристегнут не был.

– Водитель тогда сказал, что шеф никогда не пристегивался, – объяснил молодой следователь.

– А родственники? Родственников, надеюсь, не забыли спросить, пристегивался он обычно или нет?

В качестве показаний родственников фигурировали только показания жены Завальнюка – Любови Кричевской. Она подтвердила, что муж никогда не пользовался ремнями безопасности.

Мочалов пошел дальше. Он узнал, что Завальнюк был женат на Кричевской вторым браком и что в Москве проживают его первая жена и дочь. Олег наведался к ним, но обе женщины сказали то же самое: Завальнюк по русской привычке полагался на авось, о такой ерунде, как ремни безопасности, не думал. Правда, заметила жена, Егор Ильич ездил всегда аккуратно.

– Что вы имеете в виду? Гонки не любил?

– Не любил пустой риск, ездил осторожно. Водителей выбирал.

– А с какой скоростью он обычно ездил?

– Сто – сто двадцать. Для него это нормально, но водители у него всегда были профессионалы.

Все вышесказанное внешне не противоречило обстоятельствам катастрофы, и все же оставались мелкие нюансы… Если Завальнюк всегда осторожно подходил к выбору шоферов, как мог к нему затесаться Лежнев-Леже? Вообще кто он такой?

По телефону певицы, предоставленному помощницей Кричевской, женским голосом отвечал автоответчик: «Спасибо за звонок, к сожалению, не могу вам ответить. Слушайте мои песни, и в них найдете ответ. Тоже вас люблю. Ваша Алсу». Прослушав эту запись с десяток раз, Мочалов раз и навсегда возненавидел творчество модной певицы. Разыскать ее следы в Москве оказалось труднее, чем попасть на прием к президенту. С точки зрения алиби Кричевская использовала стопроцентный вариант: следователь мог потратить год на поиск свидетельницы…

Никакой информации на Лежнева-Леже найти не удавалось. Переписка с консульским отделом посольства Российской Федерации в Париже отняла у Мочалова почти месяц. Он отправил запрос, когда и на какой срок посольство РФ в Париже выдало в прошедшем году визу французскому гражданину Пьеру Луи Леже. Ответа пришлось ждать так долго, словно адресат находился на Марсе. Наконец долгожданное письмо за подписью секретаря посольства дотелепалось до Таганской прокуратуры. Мочалов с нетерпением вскрыл его и, что называется, обломался: посольство РФ в Париже сообщало, что не выдавало в минувшем году визу упомянутому гражданину Франции. Правда, в письме содержалась подсказка: секретарь посольства напоминал следователю, что подобную визу гражданин Франции теоретически мог получить в любом консульском отделении посольства РФ за границей, и не только во Франции, но и в других странах мира.

Это, конечно, было здорово: писать во все консульские отделения РФ, рассеянные по глобусу!

А если этот Леже открыл российскую визу на атолле Токелау?

Ладно! Мы пойдем другим путем, как говорили деды… Мочалов сделал запрос в Российское отделение Интерпола, прося помощи в установлении личности человека, о котором было известно немногое: гражданство, иностранное имя-фамилия в русской транскрипции да внешние данные. Ну и еще примерные сроки пребывания в пределах нашего отечества. Он сам удивился тому, что ответ пришел неожиданно быстро. Леже был идентифицирован.

Им оказался тридцатитрехлетний владелец автосервиса в пригороде Парижа – Бобиньи, прибывший в Россию в статусе бизнесмена в мае, а убывший обратно во Францию в сентябре минувшего года. Стало быть, приехал, поработал шофером, попал в аварию и – уехал.

И тут Мочалову пришла в голову одна безумная идея…

Над Дмитровским полигоном висел густой весенний туман. Пахло свежевспаханной землей и бензином. Мимо мокрых, пустых трибун с тракторным ревом проносились лишенные глушителей автомобили.

– Как мне найти Аксенова? – перекрикивая шум, спросил Мочалов у проходившего мимо человека.

Человек в грязном комбинезоне неопределенно махнул рукой в сторону полукруглого ангара:

– В гараже спросите!

Мочалов кивнул.

Испытательный полигон научно-исследовательского института автомобильной промышленности был похож на поле танкового сражения, всхолмленное буграми и иссеченное буераками. В тумане там и сям пестрели среди поля красно-белые полосатые тумбы. Мочалов хотел было пройти через поле напрямки, но тут же едва не угодил под колеса невесть откуда выскочившей «Нивы» и был обруган свирепым водителем в защитном шлеме. Получив массу впечатлений, Олег дал кругаля, обошел поле вдоль трибун и добрался наконец сразу до гаражей. На синей металлической двери висела аккуратная, написанная маслом от руки табличка: «Толкни меня». У людей, обретавшихся за этой дверью, имелось чувство юмора, что вселяло оптимизм.

Мочалов последовал их доброму совету – толкнул дверь.

Человек, которого он искал, стоял над открытым капотом автомобиля, состоящего из металлического скелета и двигателя, и с видом хирурга обтирал руки ветошкой.

– Здравствуйте! – окликнул его следователь.

Тот обернулся и неопределенно кивнул. Подойдя ближе, Мочалов рассмотрел на лице Аксенова сеточку белесых мелких рубцов – следов старой аварии.

– Валентин Петрович? Это я вам звонил вчера, – протягивая руку, представился он.

Аксенову на вид было лет шестьдесят. По-цыгански кудряв, черноволос и кареглаз и, как рассказывали о нем, вспыльчив и горяч тоже по-цыгански. Родом он был с Кубани, из казацкой станицы под Армавиром, за свою жизнь сменил много профессий: был гонщиком, каскадером, тренером, работал в кремлевском гараже, водил «Чайку», на сочинской даче Брежнева заведовал личным гаражом генсека. Мочалову его посоветовали как лучшего специалиста в своей области.

– Можем мы с вами в каком-нибудь спокойном месте поговорить? – надрывая горло, прокричал следователь.

Рядом с оглушительным визгом работала электродрель, рассыпая во все стороны бенгальские искры.

Аксенов огляделся по сторонам, бросил ветошку в ящик с инструментами и кивком пригласил следователя идти за ним. Они вышли из гаража, прошли сотню метров, снова вошли в гараж, но уже с другой стороны ангара, и поднялись по металлической лестнице в стеклянную будку, похожую на кабинку спортивного комментатора. Отсюда был виден весь полигон.

Мочалов расстегнул папку и разложил на столе перед Аксеновым фотографии с места аварии:

– Иван Сергеевич порекомендовал мне обратиться именно к вам. Он помнит, как вы ему тогда помогли. Привет вам передает.

– Спасибо, и вы ему от меня передавайте.