Текст книги "Спроси свою совесть"

Автор книги: Федор Андрианов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Согласен, согласен, принципиальная умница, – шутливо отмахнулся Иван.

– Ах так, ты ещё смеёшься!

Ирина схватила комок снега и, приподнявшись на цыпочки, попыталась засунуть его Ивану за воротник. Тот шарахнулся в сторону. Ирина бросилась за ним. Он вырывался, оба запыхались. Притихшая улица, казалось, прислушивалась к их звонкому, заливистому смеху. Наконец Ирине удалось догнать Ивана, но тот неожиданно повернулся, крепко схватил её за руки и сжал их за её спиной. Ирина, очутившись в кольце его рук, попыталась вырваться, но лишь теснее прижалась к нему. Лицо его оказалось совсем рядом. Иван заглянул в её потемневшие серые глаза и прочитал в них что-то такое, от чего бешено застучало сердце.

– Пусти, больно, – совсем тихо произнесла Ирина, и Сергеев послушно выпустил её.

Притихшие, смущенные, медленно пошли они по улице, не поднимая глаз. Кажется, не произошло ничего особенного, но оба внезапно почувствовали, что в их отношения вошло что-то новое, щемяще-волнующее, они стали друг другу ближе и дороже, и в то же время появилась необъяснимая стыдливая застенчивость вместе с доверчивой нежностью.

«Обиделась, наверное, – с горечью думал Иван. – Медведь я, медведь. Схватил, сжал, силу некуда девать!»

Он боялся взглянуть на Ирину и одновременно не мог, просто не мог не взглянуть на неё. Медленно, не поворачивая головы, повёл он глазами и вдруг встретился с её всё понимающим взглядом.

– Застегнись, простудишься, – негромко проговорила она.

Иван отрицательно покачал головой. Ему стало легко и радостно на душе – Ирина с ним, и она не сердится!

– Подожди! – остановила его Ира.

Она повернула его лицом к себе, старательно застегнула на все пуговицы его лёгкое осеннее пальто, отстранилась и осмотрела свою работу. Что-то ей не понравилось. Она отогнула отвороты пальто и попыталась застегнуть верхнюю пуговицу. Но петля была узкая – Иван со дня покупки пальто ни разу не застёгивал этой пуговицы, – и попытка её не увенчалась успехом. Тогда она стащила перчатки и снова попыталась застегнуть. Иван неуклюже вытянул шею, стремясь хоть чем-нибудь помочь ей, и смущённо топтался на месте. Наконец, пуговица проскользнула в тесную петлю.

– Вот так, – удовлетворённо проговорила Ирина. Видимо, забота об этом большом ребёнке доставляла ей необъяснимое удовольствие, почти такое же, как и Ивану – принимать эту заботу.

– Крючка, конечно, нет, умудрился уже оторвать, а пришить сам не смог.

– Честное слово, завтра же пришью, – торопливо проговорил Иван.

– Уж не думаешь ли ты, что я каждый день тебя застёгивать буду?

Ирина сдвинула брови, стараясь казаться сердитой.

– Я бы не прочь, – смущённо ответил Сергеев.

– Сам не маленький!

Оба неизвестно чему рассмеялись. Ирина взглянула на часы.

– Ой, поздно как! – спохватилась она. – Домой пора! Мама, наверное, беспокоится.

– Я тебя провожу.

Они зашагали вниз по улице, к дому Ирины.

– Ты ничего не замечаешь за Курочкиным? – неожиданно спросила Ирина.

– Нет, а что?

– Эх ты, а ещё товарищем его считаешься! Все в классе видят, один ты слепой.

– Да что случилось?

– По-моему, ему нравится Нина Чернова.

– Ну и что из этого?

– Что, что. Заладил одно и то же. А он ей нисколечко не нравится, вот что.

– Трагедия, – усмехнулся Иван. – впервые у Женьки любовь без взаимности! Ничего, переживёт как-нибудь, завтра другой любовью утешится.

– Ты что, это серьёзно говоришь? – Ирина даже остановилась. – Да как ты можешь так! А если у него это – настоящее?

– A-а, настоящее! – махнул рукой Сергеев. – Что, ты Женьку Курочкина не знаешь, что ли? К увлечениям его не привыкла? Он и в жизни и в любви какой-то легковесный. Да на нашей улице ни одной девчонки нет, в которую бы он не влюблялся! Скажет тоже: настоящее! Просто решил прихлестнуть за красивенькой девчонкой!

– Ты… Ты… Ты… – от возмущения Ирина захлебнулась словами. – Ты – бездушный эгоист, вот ты кто! Нет, даже хуже! Если ты можешь так говорить о чувствах своего товарища, то и твои чувства нисколько не лучше!

– Постой, постой, Ира, – огорошенно проговорил Сергеев. – Как ты можешь сравнивать?

Но Ирина уже не слушала его. Она круто повернулась и бросила ему через плечо:

– Можешь не провожать меня больше!

Иван озадаченно посмотрел ей вслед. Нет, серьёзно, эта Ирина – немного сумасшедшая. Когда, как он считал, она должна была рассердиться, – ничего, а тут из-за какого-то Женьки Курочкина такую сцену закатила! И чего обидного он сказал? Стоило из-за этого портить такой замечательный вечер. Иван вздохнул. Да ещё к тому же завтра воскресенье, и он надеялся вытащить Ирину на лыжную прогулку в лес. Он ясно представил себе её стройную фигурку в лыжном костюме, скользящую между деревьями по сверкающему под солнцем снегу, увидел её тёплые серые глаза, улыбающиеся ему из-под длинных ресниц, услышал её задорный, радостный смех и даже застонал от досады. Значит, завтра он вообще не увидит её! Нет, это невозможно. Надо что-то придумать, найти причину для встречи.

Стоп! Иван и вправду остановился. Он же приглашён на завтра, на день рождения к Лиде Нориной. Ну да! Как же он забыл. Впрочем, ничего странного нет, просто он и не собирался идти по целому ряду причин. Во-первых, он считал это приглашение чисто формальным, потому что Лида пригласила почти всех ребят из класса, во-вторых, Иван вообще не любил таких вечеринок и чувствовал себя на них всегда очень неудобно и скованно: стеснялся своей немодной дешёвой одежды, а в-третьих, и это, пожалуй, было самым главным, когда он спросил Ирину, пойдёт ли она к Нориной, та пожала плечами и равнодушно ответила:

– Не знаю. Вряд ли. А ты?

– Я – как ты, – торопливо заверил он.

Больше они к этой теме не возвращались. Но не могла же Ирина забыть этот разговор! Конечно, после размолвки она первой искать встреч с ним не будет. Но если он хоть немного нравится ей (даже в мыслях Иван не осмелился произнести слово «любит»), тогда она обязательно придёт к Лиде, и они там встретятся. Ну, а если не придёт, он тоже ничего особенно не потеряет. Побудет там немного и уйдёт.

Решено! Так он и сделает. Вот только… Ведь на день рождения с пустыми руками не ходят, надо нести какой-нибудь подарок. Впрочем, о подарке будет время подумать и завтра. Иван зашагал повеселее к дому, хотя на сердце и оставалось ещё досадное чувство от размолвки с Ириной.

Утро воскресения выдалось замечательное: ясное, безветренное. Лёгкий морозец – не ниже 15 градусов – для лыжной прогулки лучше и не придумаешь погоды! Иван подошёл к лыжам, погладил их, вздохнул и поставил на место. Лыжи были не свои – казённый инвентарь из спортивного общества, но зато настоящие, беговые, с ботинками и жёстким креплением.

Они с сестрёнкой дома были одни, мать с утра ушла на дежурство, выходной у неё был по понедельникам.

Сестрёнка внимательно следила за Иваном, как тот ходит из угла в угол, потом спросила:

– А ты разве на лыжах не пойдёшь?

– Нет, – коротко отрезал Иван.

Сестрёнка помялась-помялась, а потом решилась:

– Вань, а мне можно на твоих лыжах немного покататься?

Иван с изумлением взглянул на неё.

– Тебе? Ты что, Оля, с ума сошла? Да ты же в них утонешь! У тебя тридцать четвёртый размер, а у меня – сорок второй. Если только обе ноги в один ботинок сунешь.

– А я свои ботинки в твои вставлю! Я уже пробовала! Вот, посмотри.

Ольга вскочила и нырнула под кровать. Потом вылезла оттуда, держа в руках осенние ботинки, со сбитыми задниками, с облупившимися носами. Она пристроила лыжи на полу, всунула в Ивановы ботинки свои, влезла в них своими ножонками, зашнуровала, выпрямилась и сделала три неуклюжих шага по комнате.

– Ну как?

Её тонкие ноги в непомерно больших башмаках напомнили Ивану цветок, стоявший у них в классе на окне: худенький стебелёк в огромном глиняном горшке. Что-то защекотало у него в душе, и он поспешно отвернулся, чтобы не заплакать.

– Ладно, бери. Оденься только как следует!

Ольга живо натянула шерстяные рейтузы, набросила на плечи пальто, схватила в охапку лыжи и, путаясь в них, запинаясь, потащила к двери.

– Смотри, не сломай! – крикнул ей вслед Иван.

– Не сломаю! – донеслось уже из-за двери.

Иван грустно покачал головой: как мало радости видит Ольга в жизни! Мать всё на него да на него тратит – он для неё главная надежда, будущий кормилец. А на Ольгу – что останется. Еле на одежду хватает.

«Скорей бы уж работать! – подумал он. – С первой же получки ей лыжи куплю. Или лучше фигурные коньки. На белых высоких ботинках. Чтобы все подружки завидовали!»

Да, деньги. А где их взять? Вот и на подарок сегодня нужно. Хотя можно, наверное, что-нибудь другое подарить.

Иван медленно обвел глазами комнату. Взгляд его остановился на этажерке с книгами. Этажерку эту он сделал сам, своими руками, и мать очень гордилась этим.

«Может, этажерку отнести», – мелькнула у него мысль, но тут же отбросил её. Сам он у Лиды ни разу не был, но кто-то из одноклассников говорил, что у неё дома мебель шикарная, то ли чешский, то ли польский, словом, заграничный гарнитур. И этажерка будет там явно не ко двору, как говорится. А вот книги… «Книга – лучший подарок» – вспомнил Иван рекламу в окне книжного магазина. Он подошёл к этажерке. Книг было немного, расходовать на них деньги Иван не имел возможности. И на полочках этажерки стояли старые учебники да книги, вручённые Ивану в качестве премии или награды. Большинство из них были подписаны, а некоторые даже с официальными печатями, удостоверяющими правильность награждения. Иван вздохнул: такие передаривать не будешь.

Но тут вспомнил, что на последней городской олимпиаде по физике, где он занял первое место, ему вручили в качестве награды целую библиотечку – несколько книг, из которых подписана была только первая. Правильно, вот они стоят с самого края.

Иван взял первую: «Сборник задач и практических работ по физике для поступающих в высшее учебное заведение». Ну, эта Лидке совсем ни к чему, в физике она дальше знания общих формул не пошла. Да и те часто путает. Вот вторая… Бальзак «Блеск и нищета куртизанок». Нет, пожалуй, тоже не подойдет. Правда, Иван её не читал – времени не было – да и точного значения слова «куртизанка» не помнит, но знает, что это что-то нехорошее. Во всяком случае дарить её девушке да ещё на день рождения не очень прилично. Его всегда удивлял странный подбор книг для призов и наград. Кто только их подбирает! А впрочем, вероятно, никто специально подбором книг не занимается. Берут в магазине первые попавшиеся и смотрят не на содержание, а на стоимость, чтобы уложиться в отпущенную сумму.

Зато следующая книга, снятая им с полки, сразу ему понравилась. «Сердце на ладони» – вот это название! Словно специально для подарка! И автор: Иван – тоже Иван! – Шамякин.

Иван достал тушь, перо, раскрыл книгу и задумался: что же написать? Что-нибудь оригинальное о добром сердце, щедром и открытом, как ладонь. Но тут же рассердился на себя: чего это он вздумал! Пусть это Женька Курочкин гонится за красивостью да необыкновенностью. А ему, Сергееву, и по-простому сойдёт.

И чётким шрифтом, каким обыкновенно он подписывал школьные чертежи, написал:

«В день семнадцатилетия, Лиде Нориной от школьного товарища, с пожеланием счастья!»

Поставил число, месяц, год, чётко расписался и облегчённо вздохнул: о подарке больше думать не нужно.

И всё-таки идти к Нориной на день рождения Ивану не очень хотелось. За день он раза три проходил мимо Ириного дома в надежде увидеть её, но всё было напрасно. Оставалось только одно – надеяться на встречу у Лиды.

Чем ближе подходил срок, тем больше сомнения одолевали Ивана. То ему казалось, что он перепутал число и Лида приглашала его совсем не на это воскресенье, то он думал, что его появление вызовет недовольство родителей Лиды и гостей, то появлялись сомнения в том, придёт ли туда Ира. Долго он колебался: идти или не идти, но, наконец, решил твёрдо: пойду!

Теперь оставалось только решить, к какому времени идти. Приглашение было на шесть часов, но Иван читал в каком-то романе, как один герой оказался в весьма неприятном положении, придя минут на пять раньше и застав хозяев в самом разгаре подготовки к празднеству. Но и опаздывать – тоже вроде бы неприлично.

И всё же решил прийти попозднее. Лучше извиниться за опоздание, чем помешать, и поэтому стать неприятным гостем.

Когда он вошёл в подъезд Лидиного дома, спрашивать кого-либо о том, где она живёт, было не нужно. Его вела по этажам доносившаяся музыка. Поднялся на третий этаж. И хотя дверь ему открыла незнакомая девушка, он был уверен, что не ошибся.

Дом был старой постройки, ещё пятидесятых годов, с высокими потолками, большими прихожими. Но и эта большая прихожая была, казалось, целиком завалена пальто. Они висели на вешалках, лежали внавалку в кресле. Иван примостил своё сверху и прошёл в комнату. Ещё на пороге окинул всех взглядом. Почти все были знакомые. Увидел Тольку Короткова, Серёжку Вьюна, Женьку Курочкина. Навстречу ему спешила виновница торжества с приветливой улыбкой на лице:

– Здравствуй, Ваня. Молодец, что пришёл. Проходи.

«Иры нет. Зря пришёл!» – мелькнула в голове Ивана мысль. Но в это время из соседней комнаты, откуда раздавался стук расставляемых тарелок, выглянула Ира. Иван заметил, как благодарно приветливо распахнулись её серые глаза, и он радостно улыбнулся в ответ, шагнул к Лиде и сказал, глядя по-прежнему на Ирину:

– Поздравляю тебя, Лида. И вот подарок – «Сердце на ладони».

Протянул ей книгу. Лида проследила за его взглядом и лукаво засмеялась:

– Книгу – мне, а сердце – другой?

Иван, обычно быстро смущающийся, на сей раз даже внимания не обратил на её шпильку. Обошёл Лиду и заспешил к Ире. Подойдя к ней ближе, он заметил, что поверх праздничного красивого платья на ней был надет домашний фартук.

– Помогаешь по хозяйству?

– Как видишь.

– Может, что надо по физической части? Так я могу…

Ирина словно погладила его взглядом и засмеялась:

– Нет уж, сами как-нибудь обойдёмся. А то от твоей помощи половина тарелок в осколки может превратиться. Иди лучше к ребятам, поболтай с ними.

Она скрылась в столовой комнате. Иван поздоровался со всеми. К последнему подошёл к Женьке Курочкину, одиноко приткнувшемуся в углу.

– Привет, старик!

– Здорово, – хмуро ответил Женька.

– Ты что какой пасмурный?

– Зато ты сияешь, как медная кастрюля после чистки кирпичом.

Но и его язвительность никак не отразилась на благодушном настроении Ивана. Он вспомнил разговор с Ириной.

«Переживает, – подумал он. – Нина-то не пришла. А он, наверно, ждал».

– Ничего, старик, – сочувственно проговорил он. – Всё ещё образуется.

Но это только ещё больше разозлило Женьку, который терпеть не мог жалости. Дёрнул плечом и сквозь зубы зло проговорил:

– А пошёл бы ты со своими сентенциями знаешь куда…

Иван и на этот раз не обиделся. Он понял, что Курочкина надо оставить одного, пожал плечами и отошёл к стоящим возле радиолы Тольке Короткову и Серёжке Абросимову. Они, как обычно, спорили.

– Да что ты понимаешь! – наскакивал Серёжка. – Адамо – это новая классика эстрады!

– Какая уж там классика! – лениво отмахивался Толька. – По-моему, Эдуард Хиль нисколько не хуже.

– Что он говорит, что он говорит! – в отчаянии всплеснул руками Серёжка, обращаясь к Ивану. – Ты слышишь? Адамо и Хиль! Да это же несравнимо.

– Это в тебе рабское преклонение перед всем иностранным сказывается.

– Вань, скажи хоть ты ему, – умоляюще произнёс Серёжка.

– Нет, Анатолий, это ты зря, – укоряюще сказал Иван, сходу включаясь в розыгрыш. – Если уж и сравнивать Адамо с кем-нибудь, так это только с… Володей Сурковым.

Сергей онемел от возмущения. Толька не выдержал и засмеялся – Володя Сурков был участником местной клубной самодеятельности.

– Невежды вы провинциальные! Профаны вы дебильные! – обрёл наконец дар речи Серёжка. – Вам не музыку крутить, а хвосты у коров, чтобы они мычали погромче!

– Может, тиснем его за оскорбление личности? – заговорщически понизив голос и оглянувшись по сторонам, спросил Толька Ивана, но в это время в дверях показалась Лидина мама.

– Лидушка, приглашай всех к столу!

Все прошли в другую комнату, с шумом стали рассаживаться. Иван несколько замешкался, Ирина потянула его за руку и усадила рядом с собой. С другой стороны от Ивана пристроился Анатолий Коротков. Он подтолкнул Ивана локтем в бок:

– Смотри-ка ты, даже шампанское!

Иван только теперь обратил внимание на сервировку стола. А посмотреть было на что! Колбаса нескольких сортов, белая, похожая на сало, рыба, салаты, и ещё что-то совершенно непонятное, но выглядящее очень аппетитно. А в центре стола, окружённые бутылками лимонада, высились чёрно-белые башни шампанского.

Взрослых за столом почти никого не было. Только во главе стола, рядом с Лидой, сидела её мать и справа от них моложавая женщина, видимо, с мужем.

– А это кто? – негромко спросил Иван Ирину, показав глазами на заинтересовавшую его пару.

– Лариса, старшая сестра Лиды. С мужем, – одними губами ответила Ира.

– А отец у неё где?

– По-моему, в командировке.

Поднялась Лида и призывно махнула рукой:

– Открывайте шампанское! Мальчики, кто умеет?

Ребята переглянулись. Потом Женька Курочкин неторопливо взял бутылку, открутил проволоку. С негромким щелчком выскочила пробка, взбурлилось, заиграло в фужерах золотисто-жёлтое вино.

– За именинницу!

Все потянулись к Лиде чокаться. Некоторое время за столом царили шум и беспорядок, которые сменились стуком вилок и звоном тарелок.

Иван отпил немного и отставил бокал в сторону. Показалось неудобным пить сразу до дна, вдруг подумают – не видал шампанского сроду, накинулся.

– Давай поменяемся бокалами, – негромко шепнула Ирина.

– Зачем?

– Говорят, что если пить из одного стакана, то можно прочитать мысли друг друга. Не боишься?

Иван торопливо подвинул свой бокал. Нет, он не только не боялся, что она прочтёт его мысли, он даже хотел этого. Пусть она узнает, что он думает о ней: она самая красивая, самая умная, самая добрая, он любит её и хотел бы быть всегда с нею рядом, вот так, как сейчас.

Ирина маленькими глотками медленно потягивала вино и лукаво посматривала на Ивана.

– А ты что не пьёшь? – шёпотом спросила она. – Не хочешь узнать, что я думаю?

– Боюсь.

– Чего?

У Ивана в голове всё шумело и кружилось, но не от вина, а от близости Ирины, от ощущения необычного счастья. И он осмелился шепнуть ей:

– А вдруг узнаю, что ты меня не любишь!

– Глупый, – ласково шепнула она, положила свою руку на его и наклонилась к нему, но тут же отстранилась. – Смотрят на нас.

– Иван, чувствуя, что предательская краска снова заливает его щёки, склонился над тарелкой. Усилием воли заставил себя прислушаться к беседе, ведущейся за столом.

– Хорошая у вас квартира, – сказал кто-то из девчат.

– Да, да, – согласно закивала Лидина мать. – Теперь таких не строят. Видите, какие высокие потолки! И метраж. Четыре комнаты – семьдесят с лишним квадратных метров.

– Так вам, вероятно, приходится за излишек жилплощади платить? – деловито осведомился Серёжка Абросимов.

– Ах нет, что вы! Ведь Степан Александрович имеет право на дополнительную жилплощадь.

– А Степан Александрович – это кто? – недоуменно переспросил Серёжка.

– Как кто? Мой муж.

Она сказала это с такой гордостью, что ребята переглянулись. Очевидно, авторитет хозяина дома был настолько высок в семье, что даже заглазно жена называла своего мужа по имени-отчеству.

– Впрочем, нам, старикам, многого не нужно. Это всё для Лидуши. Вот выйдет замуж, две комнаты ей с мужем, и нам со Степаном Александровичем двух вполне хватит.

– Мотай, Тюлень, на ус, – коротко хохотнул Сергей, но Толька ответил ему коротким, злым взглядом.

– Мы своё уж отживаем, – продолжала Лидина мать, – теперь больше для дочерей живём. Старшая, слава богу, хорошо пристроена, теперь вся забота о Лидуше.

– По случаю такому не худо и выпить, – вступил в разговор молчавший до этого муж старшей сестры. – Молодой человек, – обратился он к Тольке, – передайте мне, пожалуйста, бутылку шампанского!

Тот поспешно схватился за бутылку, задел свой фужер. Фужер упал, ударившись о край тарелки, ножка со звоном отлетела. Мать недовольно поджала губы.

– Тюлень несчастный, – негромко прошипела Лида. – Ведь хрусталь…

– Ничего, ничего, Лидуша, – остановила её мать. – Посуда бьётся к счастью.

Толька сидел красный, уставившись в тарелку, и готов был провалиться сквозь землю от смущения. Мать Лиды, убрала осколки и поставила перед ним новый бокал – он даже и не взглянул. Все испытывали чувство неловкости.

Между тем Николай взял бутылку шампанского и разлил вино по бокалам.

– Ну что ж, молодые люди, – произнёс он, – причина та же! За здоровье именинницы и её уважаемых родителей!

Все оживленно зашумели и не потому, что хотели выпить, а чтобы быстрее позабыть неприятную историю с разбитым фужером.

Со своего места поднялась Лидина сестра. Она постучала ножом по бутылке:

– Тише!

Дождавшись, когда за столом все смолкли, она подняла бокал. Иван взглянул на неё и поразился: на коротких, толстоватых пальцах были нанизаны четыре или пять золотых колец и перстней.

«И куда ей столько? – неприязненно подумал он. – Деньги, что ли, некуда девать?»

– Дорогая Лидуша! Мы с Николаем, – Лариса коротко кивнула в сторону своего мужа, – сердечно поздравляем тебя с днем рождения, желаем тебе большого-большого счастья, и в подарок преподносим вот это!

Она поставила бокал, взяла со стола небольшую коробочку, раскрыла её и подняла над головой, поворачивая из стороны в сторону, чтобы все могли рассмотреть. В электрическом свете ярко сверкнули две фиолетовые капли.

– Серёжки! Золотые! – ахнули девчата.

Лида порывисто вскочила с места, подбежала к сестре и пылко поцеловала её в щёку. Та, довольно улыбаясь, снисходительно приняла её благодарность. Лида вынула серёжки из коробки, приложила к ушам.

– Идут! – одобрила мать.

– Покажи, Лида, – попросил кто-то из девчат.

Лида уложила серёжки в коробку и пустила по рукам вокруг стола. Девчата восхищённо перешёптывались, мальчишки смотрели довольно равнодушно. Когда коробочка дошла до Женьки Курочкина, тот, прищурившись, взглянул, потом повернул к свету и снова посмотрел.

– Аметисты, – определил он и передал коробочку дальше.

– О, вы разбираетесь в камнях, – заинтересованно проговорила Лариса.

Женька пожал плечами. Не станет же объяснять ей что у его матери таких украшений раза в три побольше.

– Древние утверждали, – медленно продолжал он, – что аметисты защищают владельца или его близких от пьянства.

– Слышишь, Лида, – обратилась Лариса к сестре, – значит, муж у тебя пьяницей не будет.

– О, я и другое средство найду, чтобы с ним справиться, – сверкнув глазами, пообещала Лида.

– А что вы про этот камень скажете? – вкрадчиво спросила Лариса и протянула к Курочкину руку с отогнутым средним пальцем, на котором сверкал большой перстень с желтовато-лунным камнем.

– Опал, – коротко взглянув, заявил Женька. – Только его надо носить в ансамбле.

– Как это понять?

– Ну, то есть в сочетании. Чтобы была не одна вещь, а две. Например, перстень и кулон, или серёжке и колье. А в одиночку, считают, этот камень может принести владельцу несчастье.

Лариса сердито поджала губы.

– Ты слышишь, Николай? – повернулась она к мужу.

Тот послушно кивнул головой.

А коробочка, совершая свой путь вокруг стола, дошла до Серёжки Абросимова, но он демонстративно отставил её в сторону.

– Да ты хоть посмотри! Правда, красивые? – сказала ему Ира Саенко.

Но в Серёжку сегодня, видно, вселился бес противоречия, или, может быть, он был обижен за Тольку Короткова.

– Ничего красивого я не вижу, – отрезал он. – И вообще, если хотите знать, страсть к золоту – это мещанство!

– Уж не хочешь ли ты сказать, что и стремление выглядеть красивой – это тоже мещанство? – обрушилась на него Лида.

– А что значит выглядеть красивой? – вопросом на вопрос ответил Серёжка. – Согласен: красивое платье только подчеркнёт природную красоту девушки, скроет или по крайней мере сделает менее заметными какие-то недостатки. Ну, а золотые побрякушки для чего? Только потому, что они блестят и не окисляются? Так сейчас в химии появилось столько сплавов, которые золоту сто очков вперёд дадут и в том и в другом смысле. Так нет, если вам подарить колечко или серёжки из такого сплава, вы, пожалуй, обидетесь! Вам только из золота подавай!

Напрасно Толька Коротков дёргал Серёжку за полу пиджака, тот в пылу спора пришёл в состояние неуправляемости, и остановить его было невозможно. Правда, помня о конфузе своего друга, он вместе со стулом немного отодвинулся от стола, чтобы случайно не смахнуть рукавом стакан или тарелку.

– Как можно сравнивать! – вскинула плечами Лариса. – Золото – это драгоценный металл.

– Вот-вот, – обрадованно повернулся к ней Серёжка, – именно драгоценный! И носят эти кольца и перстни не для того, чтобы стать красивее, а чтобы показать своё богатство!

– А вы что, против достатка? Как же тогда вы понимаете политику партии на улучшение благосостояния трудящихся?

– Так это же совершенно другое дело!

– Нет, погодите! Вот вы кончите школу, поступите на работу. Вам предложат хорошую квартиру, большую зарплату. Вы что, откажетесь?

– Не откажусь! Но и культа из этого делать не буду!

– Эх, молодёжь, молодёжь, – снисходительно покачивая головой, вмешался в разговор молчавший до этого Николай. – Пыла и горячки в вас много, а знания жизни – ни капельки. Вот столкнётесь с прозой жизни, вся романтика с вас моментально облетит. Да что далеко за примерами ходить? Ну-ка, кто из вас мечтает жить плохо? Никто? Вот то-то. Да взять вот хотя бы эту осетрину, – кивнул он на блюдо с рыбой. – Вкусно ведь? А цена ей двенадцать рублей килограммчик! И то по знакомству только достали. Так что без достатка её и не попробуешь.

Толька Коротков, нацелившийся было вилкой на кусок рыбы, отдёрнул руку, как ужаленный.

– Иван, а ты что молчишь? – взмолился Серёжа. – Скажи хоть что-нибудь!

Но Иван почему-то вспомнил тоненькие стебельки-ножки Ольги, торчавшие из ботинок сорок второго размера, посмотрел на осетрину и махнул рукой, решив не вмешиваться в этот пустой, по его мнению, спор.

– Я не против достатка, – не дождавшись помощи, решил сам продолжить спор Сергей. – Я против излишества.

– А что вы считаете излишеством?

– Да вот хотя бы рыбу эту! Двенадцать рублей килограмм! А сколько обыкновенная стоит? Пятьдесят, шестьдесят копеек. Так что она в двадцать раз вкуснее, что ли? И не было бы её, ничего бы не изменилось, голодными бы не сидели.

– Ну, а ещё?

– Золото. Хрустали разные, – Серёжка оглянулся на Тольку, видно, не забыл ещё конфуз, произошедший с его другом, – автомашины.

– Автомобиль не роскошь, а средство передвижения, – лениво напомнил Женька Курочкин.

– Это автомобиль как таковой, – ответил ему Сергей. – А личный – роскошь. У нас и без автомобиля средств передвижения сколько хочешь: и автобус, и поезд, и даже самолёт. Садись и поезжай, куда тебе хочется!

– Так за всё платить приходится. И кроме того, там тебя везут, а на своей машине ты сам управляешь.

– Вот именно. «На своей!» «Сам». Примитивное чувство мещанина-собственника!

– Погоди-ка, – с лукавой улыбкой проговорила Лида Норина. – Скажи-ка, Серёжа, ты для чего в каждый выпуск лотереи билет покупаешь? Только не говори, что это для укрепления бюджета государства! Всё равно не поверим!

– Но это же совсем другое дело! – подскочил Сергей.

– Ты не увиливай, не увиливай. Говори честно: что мечтаешь выиграть? Машину?

– Ну машину, – под общий смех признался Сергей.

– Вот так-то, – подвёл итог спору Николай. – Дай бог, как говорится, всем нам в достатке жить. Ну, а если излишек подвернётся, мы и от него не откажемся!

Все зашумели, обрадованные, что спор кончился. Серёжка ещё пытался что-то сказать, но его уже не слушали.

– Танцевать! – призывно махнула рукой Лида, выходя из-за стола и направляясь к двери в соседнюю комнату.

– Танцевать! – подхватили все.

К Ивану и Ире подошёл, сердито бурча, Серёжка Абросимов, ещё не остывший после спора.

– А всё-таки я прав, – упрямо заявил он. – Хотел я им сказать о том, что Ленин говорил: при коммунизме из золота общественные уборные делать будут, да неудобно было за столом.

– Милый Серёженька, – неожиданно ласково проговорила Ирина, – ты как во сне живешь. Проснись, оглядись вокруг! У какой уважающей себя девушки сейчас нет золотых серёжек? У большинства! У какой молодой пары ты не увидишь золотых обручальных колец? Да без этого и свадьба не мыслится! А ты – общественные уборные! Пойдём, Ваня, танцевать.

И она увлекла за собою Ивана, ошеломлённого не менее Сергея, в соседнюю комнату, где уже вовсю гремела музыка.

Иван испытывал непонятное ему чувство какого-то неудовольствия. Во время танцев он пригляделся к девчатам и убедился, что Ирина была права: почти у всех у них были в ушах золотые серёжки, да и у Ирины в самых мочках уха блестели две красные капельки.

– И как только это я раньше не замечал? – удивлённо думал он. – Или они надевают эти серёжки вот на такие вечера, а в школу их не носят? Или просто до этого я не обращал внимания?

Тревожащее чувство не покидало его ни во время танцев, ни после, когда снова уселись за стол пить чай с «фирменным, норинским», как объявила Лида, пирогом с яблоками.

Ушли они с Ирой из гостей раньше всех, только Женька Курочкин исчез до них, как-то незаметно тихо, что обычно было ему не свойственно.

Медленно шли они по тёмным, притихшим улицам. Ирина чему-то задумчиво улыбалась.

– Знаешь, Ирина, – негромко начал Иван, – я всё время возвращаюсь в мыслях к тому спору, который за столом был. И мне кажется, что Серёжка всё же прав.

– В чём? – остановилась Ира. – В том, что хорошо жить – это плохо?

– Да нет, – поморщился Иван, – не в этом. Конечно, каждый хочет жить получше. Но вот когда эта погоня за вещами, за побрякушками становится чуть ли не самоцелью, главной жизненной идеей! Вот это и есть, по-моему, скатывание в болото мелкобуржуазного мещанства!

Ирина по-прежнему молчала, улыбаясь каким-то своим мыслям.

– И насчёт машин Серёга тоже прав, – продолжал Иван. – Вон у меня сосед купил «Москвича». Так он на нём осенью ездит по дальним совхозам, скупает там яблоки по двадцать, по тридцать копеек за килограмм, а зимой продаёт по полтора рубля! Так какое же это средство передвижения? Это уже средство для спекуляции, для личной наживы. Хуже нет, когда человек становится рабом вещей или денег. Так ведь?

Ирина неопределённо пожала плечами.

– Понимаешь, – развивал свою мысль воодушевившийся Иван, – вот вся эта тяга к золоту, к тряпкам, к побрякушкам она, как бы тебе это поточнее сказать, вот вроде закона всемирного тяготения, к земле прижимает. И для того, чтобы взлететь, необходимо преодолеть этот закон. Согласна?