Текст книги "Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 49 страниц)

В те же годы Градский вел довольно активную гастрольную деятельность. Причем если до перестройки ему разрешали выступать только в небольших концертных залах (в 1981 году концерт Градского в Свердловске вообще запретили – распоряжением первого секретаря обкома Б. Ельцина), то теперь он «дорвался» до стадионов. Но в отличие от большинства рокеров Градский вел себя весьма сдержанно и никогда не заигрывал с публикой – все-таки он был рокер с консерваторским образованием. На одном из концертов фестиваля «Интершанс» Градский даже отказался выступать из-за разнузданного поведения зрителей. Сам он вспоминает об этом так:

«Мне не понравилось поведение двух сотен ребят, очевидно, поклонников Бориса Гребенщикова, которые просто мешали работать – орали, верещали, пьяные были, наверное, или плохо воспитанные. Я расстроился от того, что у Бори такие фанаты, и ляпнул фразу типа: «Ребята, ну вас всех в ж… Я для вас петь не буду!» После этого я зарекся петь в сборных рокерских концертах в столице. И с тех пор не пою. Потому что аудитория этих мероприятий вести себя не умеет».

В 1988 году Градский впервые посещает США, причем едет туда по приглашению – как «звезда русского рока» (до этого его выпускали только в Болгарию). После этого он уже десятки раз выезжал за рубеж и довольно быстро наверстал упущенное за годы так называемого «застоя».

Сольные выступления Градский прекратил в самом начале 90-х. Изредка он соглашался выступить на совместных рокерских тусовках (например, на 25-летие «Машины времени»), но сольных концертов не устраивал. И только в июне 1997 года вновь вышел на сцену – вместе с Оркестром русских народных инструментов имени Осипова дал концерт в Зале имени Чайковского. Естественно, в зале был аншлаг.

Сегодня Градский живет с женой и двумя детьми неподалеку от Ленинского проспекта. В начале 90-х он начал строительство дома за городом по собственному проекту, но это строительство превратилось в долгострой. Когда оно завершится, не знает даже сам Градский. По его же словам: «Дело не в деньгах. Он стоит не намного дороже, чем любой дом среднего «нового русского». Просто я решил его делать так, как я это понимаю…»

В личном гараже Градского стоит несколько иномарок, но все они недорогие и довольно скромные (учитывая масштабы личности их владельца).

В большинстве публикаций о Градском его неизменно называют «отцом русского рока», хотя сам он от этого звания открещивается. «Я всего лишь отец своих детей!» – говорит Градский. Кстати, отец весьма своеобразный. Корреспондент газеты «Московский комсомолец» К. Прянник лично убедилась в этом. Вот как она описывает увиденное в доме Градского:

«Входит дочь Маша. Берет с папиного стола книжку о князе Юсупове. Маша: «Это тот самый, который бисексуал?» Папа: «Нет, дочка, его просто вые…ли в жопу, а он назвал это красивым словом «бисексуал». На самом деле – обычный пидар». Сосед слева (смущенно): «Рядом дети, а мы тут так ругаемся…» Папа: «Маша, ну-ка научи дяденьку ругаться… Моим детям разрешено абсолютно все. Я всегда им говорю: «Смотрите, как папа ругается, пусть для вас это будет одним из самых дурных примеров. Если у вас есть протест против ваших родителей, выразите его тем, что не будете делать, как ваш отец».

В 1997 году с благословения мэра Москвы Ю. Лужкова Градскому выделили здание бывшего кинотеатра «Буревестник» для создания в нем собственного театра. Однако после разразившегося в стране кризиса 17 августа 1998 года открытие театра отодвинулось на неопределенный срок. Хотя сам Градский надежду на то, что все обойдется, по-прежнему не теряет.

Из интервью А. Градского: «У меня есть комплекс неоцененности. А насчет того, что я никому не нужен – никому из них не нужен. Это правда. И поэтому иногда червячок самолюбия все-таки дает о себе знать. Думаю, что если я и не великий музыкант и не великий певец, то только потому, что мне слабо быть выше всего этого. В книжках пишут, что истинно великому человеку наплевать, что о нем думают, – он общается напрямую с Богом. И ужасно то, что я действительно общаюсь напрямую с Богом. Тут два варианта – либо все это вранье про великих и в глубине их тоже точит этот червь, либо я недостаточно большой талант, чтобы жить и думать так, как они…

Почему я отказался запечатлеться на Площади Звезд? На этой Площади много достойнейших имен – находиться рядом с ними очень почетно. Но на этой же Площади еще больше имен, оказаться рядом с которыми мне невозможно…

Мне небезразлично, будут меня помнить или нет. Отсюда чувство ответственности за то, что я делаю. Я абсолютно уверен, что если я не останусь в памяти людей как что-то большее и незаменимое, то по крайней мере останусь как человек, который мог петь в трехоктавном диапазоне. И у которого были такие элементы вокального мастерства, что никто их не сможет так повторить. Это зафиксировано на пленках…

Мне незачем быть озлобленным. По-моему, я устроился со своей музыкой и, так сказать, фигурой лучше многих других. Устроился – очень такое бытовое слово, но я действительно устроился во всех смыслах. И как человек, который сочиняет, у которого есть аудитория, авторитет. Я знаю, что он у меня есть, и очень этим дорожу, стараясь его не уронить. Поэтому не озлоблен. И какая может быть озлобленность на людей, для которых, извините, когда-то довольно много сделал. Отстраненность – да. Это у меня всегда. Люблю ситуацию дистанции с кем бы то ни было: с журналистом, музыкантом, коллегой, начальством…»

Всеволод БОБРОВ

В. Бобров родился 1 декабря 1922 года в городе Моршанске (вскоре после его рождения семья переехала в Сестрорецк). Глава семьи – Михаил Андреевич Бобров одно время работал инженером, а затем стал преподавать в школе ФЗУ. Двум своим сыновьям – Владимиру и Всеволоду он передал любовь не только к труду, но и к спорту. Михаил Андреевич с юности прекрасно играл в футбол, с блеском защищал честь родной заводской команды. Когда с активным спортом пришлось распрощаться, он стал приобщать к нему своих сыновей и даже маленькую дочку. Зимой отец заливал возле дома небольшой каток и выводил детей сражаться друг против друга в русский хоккей (с мячом). При этом всю амуницию и инвентарь в семье делали сами. Например, клюшки собирались следующим образом: «крюки» выпиливали из фанеры, гвоздями прибивали их к палкам и крепко перетягивали ремнем. Летом Бобровы с утра до позднего вечера гоняли в этом же дворе футбольный мяч. Во время этих баталий и выковывался спортивный характер будущего «Шаляпина русского футбола».

Стоит отметить, что мама Боброва смотрела на спортивные пристрастия мужа и детей критически. Она хоть и считала спорт полезным времяпрепровождением, однако гораздо менее нужным, чем, к примеру, занятия музыкой. Тем более она знала, что ее младший сын Сева страдает аритмией сердца. Поэтому в шесть лет она наняла ему музыкального репетитора. Однако сольфеджио Сева изучал недолго. Вскоре матери надоело бегать за сыном по двору и чуть ли не сплои загонять его на уроки музыки, и она махнула на это рукой. С этого дня уже ничто не мешало Севе целиком отдаваться спорту. В 12 лет он оказался в детской городской команде, где лучшим его другом стал вратарь Алик Белаковский. Спустя много лет последний будет вспоминать: «С Севой Бобровым мы вместе учились в школе Сестрорецка – есть такой город под Ленинградом, играли в одной команде. Их было двое братьев, и оба были необычайно талантливы. Севка непревзойденно играл в хоккей – тут ему не было равных, а его старший брат Володя лучше играл в футбол.

Знаете, я и сейчас помню Севку на хоккейном поле – именно поле, потому что играли мы в русский хоккей. Он двигался необычайно легко, красиво, он скользил, как фигурист, – пластично, и, честное слово, мне иногда казалось, что он бежит под одному ему слышную музыку.

И еще. Он не переносил поражения. Севка не принимал его, как мы не принимаем нечто дурное, противоестественное. И если он выходил на поле, то уж только затем, чтобы победить. Вот именно за это качество его выпускали в самый важный, ответственный миг игры – и он ее переламывал! Один факт: наша команда выиграла первенство Ленинградской области среди школьников со счетом 22:0, 16 голов забил Бобров…»

В 1937 году Бобров поступил в школу ФЗУ. Окончив ее, получил специальность слесаря-инструментальщика и стал работать на заводе имени Воскова. Учебу продолжал в вечерней школе. Не забывал м о спорте. В шестнадцать лет ом был принят во взрослую команду своего завода по русскому хоккею. И уже в одном из первых матчей поразил бывалую публику – умудрился в матче с фаворитами первенства динамовцами забить три (!) мяча. Этот хет-трик произвел впечатление не только на публику, но и на самих динамовцев, которые сразу после матча пригласили Боброва в юношескую сборную города, которая готовилась к матчу со своими извечными соперниками – москвичами. Бобров, естественно, согласился. Позднее он расскажет: «Нужно ли говорить о том, какая это была для меня высокая честь. Собрал свой нехитрый инвентарь и поехал в Ленинград. Но чем ближе я подходил к стадиону, тем все больше и больше мною овладевали робость и смущение. Я не знал, как войти, что сказать, как меня встретят. В нерешительности сел на запорошенную снегом лавку, смотрю, мимо меня один за другим проходят игроки сборной. У всех в руках красивые и, как мне казалось, только что купленные чемоданчики. Красивые клюшки в специально сшитых сумках. А у меня… Посмотрел я на сверток, в который мать уложила коньки и лыжный костюм, на старую, повидавшую виды клюшку и… пошел к выходу.

У самых ворот чуть не столкнулся с Валентином Васильевичем Федоровым. В то время это был прямо, можно сказать, великолепный мастер обводки и в футболе и в хоккее, игрок большого диапазона. Слава его гремела по всей стране, а Валентин Васильевич оставался для всех, кто его знал, кто находился рядом с ним, удивительно простым, душевным, предельно скромным человеком. Он страстно любил детей и детский спорт и в свободное время по собственной инициативе безвозмездно занимался с юношеской сборной города. Там-то впервые мы и познакомились. Увидев меня и, видимо, с первого взгляда поняв мое состояние, Федоров подошел, молча обнял меня.

– Пойдем на тренировку, Сева, – сказал он как ни в чем не бывало. Сказал так, как будто мы уже с ним играем вместе лет десять.

В раздевалке он помог мне найти удобное место, познакомил с товарищами, рассказал, как выходить на поле, какой установлен в сборной порядок. С ним я сразу почувствовал себя иначе. Да, как важно, чтобы на пути молодежи, на пути тех, кто делает свои первые шаги в спорте, нашелся умный, тактичный, добрый старший товарищ. Таким оказался для меня Валентин Васильевич Федоров».

Буквально с первой же игры Боброва в составе юношеской сборной руководители общества «Динамо», на базе которого была сформирована команда, поняли, что не ошиблись в своем выборе. Восемнадцатилетний паренек из Сестрорецка не уставал поражать их филигранной техникой и чудесными финтами (Бобров мог легко обойти пятерых игроков противника с любимым финтом, при котором перебрасывал клюшку из правой руки в левую). В апреле 1941 года в докладной записке на имя руководителей общества прославленный спортсмен Михаил Бутусов писал: «По вашему указанию еще раз просмотрел игру юношеских команд. О выдвижении кого-либо в состав взрослых коллективов говорить преждевременно, за исключением одного – В. Боброва, проживающего в Сестрорецке. Мне сказали, что он уже выступал за динамовские хоккейные команды – и неплохо. Что касается футбола, у него очень большие задатки, и может получиться настоящий игрок, причем высокого класса. Считаю, что его нужно забрать на сборы».

Докладная возымела действие – Боброва зачислили во взрослую команду. Он сменил свой старенький лыжный костюм на новенькую форму с динамовскими инициалами. Вскоре команда уехала на юг для игр с тамошними клубами. Однако в разгар этой поездки грянула война.

После 22 июня ни о каком футболе и хоккее речь, естественно, уже не шла. Завод имени Воскова готовился к срочной эвакуации в Омск, и с первым же эшелоном туда должен был отправиться и Бобров. Но он, как и большинство его одногодков, мечтал совсем о другом – попасть на фронт и бить врага до победного конца.

Вспоминает А. Белаковский: «В сентябре сорок первого мы с Севой буквально столкнулись на улице. После обычных «Ты где?», «А ты?» я вдруг заметил, что Севка выглядит каким-то привядшим. И дело вовсе не в заношенном демисезонном пальто и в старой замятой кепке – он всегда в кепке ходил, а все дело в его взгляде. И еще – он здорово похудел. Мне почемуто показалось, что он голоден, и, достав полбуханки черного хлеба, что у меня оказалась, мы, присев на какую-то лестницу, вмиг съели ее. Сева очень не хотел уезжать в Омск, говорил, что все равно при первой возможности вырвется на фронт…»

Надеждам Боброва так и не суждено было сбыться – на фронт ушел его старший брат Владимир, а он вместе с заводом отправился в Омск. Вкалывал по 16 часов в сутки, вместе со всеми готовил предприятие к работе на новом месте. Когда завод наконец вошел в строй, Бобров очутился в цеху, где изготовляли артиллерийские прицелы. Так прошло десять месяцев. Наконец в августе 42-го Боброву пришла повестка из военкомата. Счастью его не было конца, ведь он так мечтал очутиться на фронте. Но длилось это счастье недолго. Вскоре выяснилось, что из Омска Бобров никуда не уедет – будет проходить службу в местном военном училище.

В стенах училища Бобров вновь вспомнил о спорте, в частности о футболе. Его приняли в состав сборной училища, которая довольно успешно выступала в играх на Кубок Сибири. В одной из игр курсантам пришлось помериться силами с родной командой Боброва – «Динамо» из Ленинграда. Наверное, не стоит объяснять, какие чувства переполняли Боброва накануне этой игры. Когда до начала матча оставалось несколько минут, он не выдержал и прибежал в раздевалку к своим бывшим товарищам. Обоюдной радости не было предела. Особенно рад был этой встрече наставник Боброва Валентин Васильевич Федоров. Ведь он уже и не надеялся когда-нибудь увидеть своего талантливого ученика. После матча Бобров вновь примчался в динамовскую раздевалку, и Федоров внезапно сказал:

– Ты, Сева, стал играть еще лучше. Надо тебе дальше расти. Попробую определить тебя в армейскую команду.

Бобров замахал руками, мол, какой теперь футбол, если идет война. Короче, он этот разговор всерьез не воспринял. А зря. Как только Бобров окончил училище и получил офицерское звание, его срочно вызвали в Москву, в команду ЦДКА. Было это в марте 1945 года.

В те годы команда ЦДКА считалась одной из сильнейших в стране. В ее составе блистало целое созвездие легендарных имен: Федотов, Гринин, Башашкин, Демин, Водягин, Соловьев, Никаноров. Тренировал команду не менее знаменитый коуч Борис Андреевич Аркадьев. Он и придумал неотразимую тактическую новинку: сдвоенный центр – Всеволод Бобров и Григорий Федотов.

Сразу после окончания войны футбольные чемпионаты СССР начали разыгрываться вновь. Уже 13 мая 1945 года был поднят флаг первого послевоенного и седьмого по счету чемпионата страны. В борьбу за звание чемпиона включились 12 сильнейших команд (из них 6 – московских), составивших первую группу. Еще 18 команд было включено во вторую группу.

Свой первый матч за ЦДКА Бобров сыграл 19 мая на стадионе в Черкизове против «Локомотива». Причем тренер выпустил его во втором тайме, всего за 25 минут до финального свистка. Казалось бы, что можно сделать за это время? Ну забить один гол. Однако Бобров умудрился вколотить в ворота соперников сразу три (!) мяча, чем вызвал неописуемый восторг у публики, и тут же стал знаменит. Восхищенные зрители присвоили ему ласковую кличку – Бобер.

И все же первый чемпионат, в котором участвовал Бобров, не принес ему и его команде чемпионского звания. В том сезоне 1-е место взяли столичные динамовцы, ЦДКА довольствовалась 2-м местом. Зато Кубок Советского Союза ЦДКА из своих рук не упустил. 14 октября в финальном матче встретились все те же ЦДКА и «Динамо», и первые победили – 2:1. В сезоне 1945 года Бобров забил 24 гола (в 21 матче), что для дебютанта было результатом фантастическим.

Между тем победой в розыгрыше кубка сезон для Боброва не закончился. Осенью того же года столичное «Динамо», в которое для усиления был включен и Бобров, отправилось на товарищеские игры в Англию. Местная публика поначалу отнеслась к этим играм без особого энтузиазма, считая, что русские футболисты недалеко ушли от африканских, короче – слабаки. Одна из лондонских газет накануне игр писала: «Русские – это попросту начинающие игроки, они рабочие, которые ездят на игру ночью, используя свободное от изнурительной многочасовой работы время». Знали бы они, что будет твориться на первой же игре, наверняка поостереглись бы делать такие заявления.

Первым соперником «Динамо» оказался именитый клуб «Челси». В первом тайме все складывалось гак, как предвещали накануне матча местные газеты – англичане ушли на перерыв, забив нам два «сухих» мяча. Однако во втором тайме характер игры резко изменился. Наши пошли в атаку, и сначала Карцев, а затем Архангельский сравнивают счет. Зрители притихли в предчувствии близкой беды. И это предчувствие их не обмануло. До конца матча оставалось десять минут, когда Бобров, получив филигранный пас от Карцева, стремительно прошел к воротам соперника и нанес мощный удар. Мяч в сетке! 3:2.

Во втором матче «Динамо» встречалось с клубом «Кардифф-Сити» и вновь не пощадило английскую публику – выиграло со счетом 10:1. При этом Бобров забил сразу несколько мячей. Затем была игра с сильнейшим клубом Англии «Арсеналом», которая собрала полный стадион – англичане надеялись, что в этом матче их кумиры расквитаются с русскими за два предыдущих поражения. Но куда там! Проигрывая 1:3, наши футболисты в конце концов сумели не только сравнять счет, но и выиграть – 4:3. Первый и последний мячи забил Всеволод Бобров. Ведущий прямой радиорепортаж с этого матча Вадим Синявский изрек тогда крылатую фразу: «Золотые ноги Боброва!»

Вспоминает А. Белаковский: «Во время войны я потерял Севу из виду. И вдруг – неожиданная встреча. Уже после войны я ехал в отпуск из Венгрии, где меня застала Победа, домой. Прохаживаюсь по перрону в Бухаресте и вдруг слышу голос Синявского, а его голос всегда заставлял меня сделать стойку: он вел по радио репортаж о матче московского «Динамо» в Англии. И словно выстрел: «Бобров с мячом!» Здравствуй, Севка…»

Последнюю игру в Англии с сильнейшим шотландским клубом «Глазго-Рейнджере» «Динамо» сыграло вничью – 2:2. Таким образом, «начинающие игроки – рабочие» (определение англичан) из четырех игр победили в трех и одну свели вничью. Общий счет забитых и пропущенных мячей 19:8 в нашу пользу!

В сезоне 1946 года спор трех фаворитов чемпионата «Динамо», «Спартака» и ЦДКА завершился в пользу последних. Таким образом, впервые за многие годы была нарушена гегемония «Динамо» и «Спартака», и красное знамя чемпионов завоевала «команда лейтенантов». И вновь одним из лучших бомбардиров в команде был Всеволод Бобров – в 8 играх он забил 8 мячей. Однако для него тот сезон запомнился не только с хорошей стороны. Именно тогда он получил свою первую серьезную травму. Произошло это в матче с киевским «Динамо». Боброву повредили мениск и разорвали переднюю крестообразную связку. Его унесли с поля почти без чувств. Спортивной медицины тогда еще не существовало, и врачи не знали, как лечить Боброва. Но во время операции выяснилось, что у него поврежден и наружный мениск в левом коленном суставе. К тому же и правое колено форварда оказалось не в лучшем состоянии – там был травмирован внутренний мениск. Короче, дело швах. Однако трудно в это поверить, но Бобров, превозмогая боль и явную опасность остаться калекой, продолжал играть. Причем не только в футбол, но и в канадский хоккей (с шайбой).

Впервые с этой игрой Бобров познакомился год назад – во время турне «Динамо» по Англии. Игра настолько понравилась Боброву, что он дал себе слово обязательно в нее сыграть. И слово свое сдержал. В конце декабря 1946 года в Москве состоялся хоккейный матч между командами ЦДКА, в которой играл Бобров, и ВВС. Напряженная игра закончилась победой ЦДКА, 5:3, причем три гола забил неутомимый Бобров. Согласно легенде, именно после этого матча произошло знакомство Боброва с Василием Сталиным. В те дни Василий был в Москве проездом (он командовал авиационным корпусом в Германии) и специально пришел посмотреть на диковинную штуку – канадский хоккей. И несмотря на то, что его любимая команда ВВС проиграла, Василий получил от игры огромное удовольствие. И особенно от кудесника клюшки Боброва.

Между тем пренебрежительное отношение Боброва к своему здоровью сыграло с ним злую шутку. Начало следующего футбольного сезона он встретил на скамейке запасных. И ЦДКА (тогда из-за травм не играл и другой гений атаки – Григорий Федотов) в первом круге уступило «Динамо» 5 очков. Но затем Бобров и Федотов вернулись в строй, и вскоре армейцы нагнали лидера. На финише чемпионата сложилась любопытная ситуация: у сыгравших все встречи динамовцев было 40 очков и соотношение мячей 57:15, у ЦДКА, которому предстояло играть последний матч со сталинградским «Трактором», – 38 очков при соотношении мячей 56:16. Поскольку, в соответствии с действовавшими тогда правилами, в случае равенства очков победитель первенства определялся по лучшему соотношению мячей, армейцам для завоевания чемпионского звания необходимо было не только выиграть последний матч, но и забить в нем как минимум пять мячей, не пропустив ни одного. И ЦДКА с этой задачей справился – выиграл 5:0. В том сезоне Бобров в 19 играх забил 14 мячей, став вместе с В. Николаевым лучшим бомбардиром в команде (последний забил 14 мячей в 21 игре).

Стоит отметить, что замыкала турнирную таблицу чемпионата страны по футболу команда ВВС (набрав всего лишь 11 очков, она заняла 13-е место). Команда эта появилась на свет благодаря энергичной деятельности Василия Сталина, который в июле 1947 года вернулся на родину и стал помощником командующего военно-воздушными силами Московского военного округа по строевой части. Будучи заядлым спортсменом, Сталин с энергией, достойной восхищения, учредил команды «летчиков» по всем видам спорта. Правда, действовал он при этом сообразно своему происхождению и высокому положению – нагло и бесцеремонно. Он или переманивал талантливых игроков из других команд, обещая им всевозможные блага, или заставлял их переходить в свою команду под угрозой репрессий. За это болельщики других команд не любили «летчиков», называли их «матрацниками» (у игроков ВВС была полосатая форма). Естественно, Василий пытался заполучить и Боброва, но тому до поры до времени удавалось отбить эти атаки. Однако Василий не был бы Сталиным, если бы так легко отрекся от своей мечты. Он хотел, чтобы Бобров играл в его команде, и готов был ради этого расшибиться в лепешку. Окруженный в основном подхалимами, Василий мечтал иметь рядом с собой настоящего друга, и Бобров, видимо, вполне подходил на эту роль. Что касается самого Боброва, то ему такое внимание только льстило. Когда в 1947 году Василий начал приглашать его на свои коллективные попойки, Бобров не стал отказываться, причем не потому, что боялся гнева сына вождя (Бобров вообще мало кого боялся), а потому, что ему это было приятно.

Между тем Бобров не оставлял без своего внимания и хоккей, продолжая защищать цвета родного клуба ЦДКА. В феврале 1948 года он стал участником одного из первых международных товарищеских матчей по хоккею. Тогда в Москву приехала чехословацкая хоккейная команда ЛТЦ, которая считалась одной из сильнейших в Европе (на последней Олимпиаде чехословацкие хоккеисты взяли «серебро»). Естественно, русские хоккеисты казались чехам сопливыми учениками, которых можно будет обыграть без особого труда. Однако… Уже в первой игре, которая собрала 35 тысяч зрителей, гости потерпели сокрушительное поражение со счетом 6:3. Чехи были в шоке. Однако вторую игру им удалось выиграть, а третья закончилась вничью. Перед отъездом из Союза один из лидеров ЛТЦ Владимир Забродский заявил: «Приехав к вам, мы хотели научить вас всему тому, что мы знаем и что принесло нашей команде славу одной из сильнейших в мире. Но мы были поистине поражены теми качествами, которые увидели у вашей команды, а прежде всего быстрым темпом. Нам кажется, что ваш коллектив быстрее всех команд в Европе. Я не ошибусь, если скажу, что в скором времени вы будете играть выдающуюся роль в мировом хоккее».

Кстати, о скорости. В тех матчах с ЛТЦ самым скоростным хоккеистом нашей команды был Бобров. И это было не случайно. Дело в том, что незадолго до этих матчей Василий Сталин подарил ему настоящие канадские коньки. Чем они отличались от наших? У канадских лезвие было с желобком посередине, такой конек совсем по-другому держит хоккеиста, а у наших – лезвие плоское, на резких поворотах, тормозах игрок чаще всего падал как подкошенный. Судя по всему, именно эти коньки помогли Боброву дважды привести свой родной клуб ЦДКА к чемпионским званиям в 1948 и 1949 годах.

Но вернемся к футболу.

Чемпионат 1948 года начали 30 команд, разбитые на две группы. Однако уже через неделю после его начала было принято беспрецедентное решение – 16 команд отправили во вторую зону, а результаты их матчей аннулировали. С первых же матчей лидерство захватили столичные динамовцы – после первого круга они набрали 21 очко. На втором месте были спартаковцы (19 очков), на третьем и четвертом динамовцы из Ленинграда и Тбилиси. Прошлогодние чемпионы, команда ЦДКА с 17 очками занимали лишь пятое место. Но во втором туре ситуация изменилась. Проиграв лишь один матч московскому «Спартаку», армейцы все остальные встречи выиграли. Самым драматичным матчем чемпионата стала финальная игра между ЦДКА и московским «Динамо». Динамовцев в нем устраивала ничья, армейцам же нужна была только победа.

Игра началась со стремительных атак ЦДКА. Одна из этих атак на 22-й минуте завершилась голом Боброва. Однако это преимущество держалось недолго. Через несколько минут одна из контратак динамовцев заканчивается успехом – гол забивает Константин Бесков. Этот гол заставил армейцев с удвоенной энергией ринуться на штурм ворот соперника. В итоге за несколько минут до конца первого тайма Николаев выводит ЦДКА вперед. Со счетом 2:1 команды ушли на перерыв.

Вторая половина матча началась драматично. Армеец Кочетков забил автогол – срезал мяч в свои ворота. Болельщики «Динамо» ликуют. Однако тот же Кочетков с отчаянием раненого зверя бросился исправлять свою ошибку и повел в решительный бой своих товарищей. За пять минут до конца матча он перехватил мяч у противника, отдал точный пас Соловьеву, а тот, не раздумывая, нанес удар. Мяч угодил в штангу, отскочил в штрафную площадку, и первым возле него оказался Бобров. 3:2 в пользу армейцев. Позднее Бобров так опишет этот эпизод: «Почти одновременно я увидел взметнувшееся в воздух тело Хомича, и мне показалось, что он берет мяч. Стало страшно. Но это длилось какую-то тысячную долю секунды. Потом я увидел, что Хомич лежит на земле и так же обхватил руками голову, как это делал полчаса назад Кочетков. Тогда-то я понял, почему все зрители разом вскочили со своих мест».

Армейцы в третий раз подряд (еще один рекорд чемпионатов) завоевали звание чемпионов СССР. В этом же сезоне они сделали и «дубль» – выиграли Кубок СССР. Бобров тогда был удостоен звания заслуженного мастера спорта СССР. В матчах чемпионата страны он в 17 играх забил 23 мяча. Далее список лучших бомбардиров ЦДКА выстроился в сдедующем порядке: В. Демин – 15 мячей в 26 играх, Г. Федотов – 13 мячей в 17 играх, А. Гринин – 11 мячей в 26 играх, В. Николаев – 10 мячей в 22 играх.

После этого чемпионата слава Всеволода Боброва достигла зенита. Он стал кумиром нации, причем даже люди совершенно далекие от футбола боготворили его и восхищались демонстрируемым им мастерством. Вот как отметит позднее С. Лесков: «Почему сегодня, и уже давно, в нашей стране нет ни одного боготворимого спортивного героя? Победы все-таки есть, а героев нет? Не потому ли, что спорт с его непредсказуемостью, неприглаженностью был во времена Боброва альтернативным мышлением? А сам Бобров доказывал в мире коллективизма силу одиночки? И весь спорт доказывал возможность другого типа усилия, рожденного не по долгу, а как свободный и щедрый порыв. Заморенным идеологией современникам Бобров, его финты и прорывы напоминали, каким может быть человек».

Существует масса свидетельств того, каким был В. Бобров на футбольном поле. Приведу лишь несколько из них, людей по-настоящему авторитетных.

Лев Филатов: «Бобров выходил забивать. И ждали от него гола. Он приучил к этому публику. Боброву была скучна долгая перепасовка на середине поля, подготавливающая наступление. Он всегда трудно, тяжело возвращался от ворот противника, а то и останавливался как бы на всякий случай. Он не был создан для обратного движения.

Но едва возникало движение в направлении к чужим воротам, в Боброве что-то происходило, он оживал, ни следа вялости и скуки, длинные ноги несли его вперед, иногда по непонятному курсу, туда, где, кажется, ничего не могло стрястись. А он угадывал, они с мячом находили друг друга, и Бобров бил, коротко, жестко, беспощадно, наверняка. Хорош он был тогда, когда рывками, наклонами гибкого, расслабленного тела вынуждал к опрометчивым, неверным шагам одного за другим нескольких защитников и высокий, крупный возникал перед мечущимся вратарем, как неотвратимая беда…

Не скажешь, что у Боброва был какой-то особый, только ему присущий удар. Но голы, им забитые, имели личное клеймо, были бобровскими…»

Никита Симонян: «Увидев впервые Боброва на футбольном поле, я продолжал внимательно за ним следить. Я в юности уже определился как форвард. Любил забивать. Ну а кто не любит? И, наблюдая за Бобровым, старался понять, как же он все-таки открывается, как ему это удается? Развертывается атака: один удар, второй и вдруг – раз, Бобров оказывается в выгодной позиции, мяч уже у него, и он забивает. Его исполнительское мастерство было настолько высоким, что, видя и вратаря, и защитников, он несильным ударом направлял мяч в недосягаемую для них точку.

Он обыгрывал даже на ленточке – на боковой, лицевой линии. Великолепно владел дриблингом, неповторимыми финтами, но все-таки главное – лез в самую гущу игроков, обыгрывал одного за другим, прекрасно управляя телом. Интересно было наблюдать: опытные защитники, сами, как говорится, не лыком шиты, пытаются отнять мяч, а мяч опять попадает Боброву в ногу. Мог на пятачке «уложить» двух-трех защитников.