Текст книги "Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)

Из интервью Н. Губенко: «Семья у меня небольшая: я и Жанна. И еще мои друзья, товарищи – актеры Театра на Таганке. Когда-то это была большая семья…

Несмотря на то что моя родина Одесса, но меня ничто не связывает с этим городом, кроме факта рождения. Три сестры и брат, о существовании которых я узнал шестнадцати лет от роду, так и не стали для меня близкими. Мы потеряли друг друга в годы войны, мне тогда было всего одиннадцать месяцев, поэтому я, конечно, ничего не помнил и долго даже не догадывался о родне. Их усыновили чужие люди, дали им свои фамилии, а я всю войну провел с дедом, маминым отцом. Позже, когда все выяснилось, мы встретились. Потом виделись еще несколько раз, но очень непродолжительно. Сестры, кажется, периодически общаются между собой, они все-таки были постарше во время войны, а мы с братом так и остались отрезанными ломтями. Одна сестра живет в Одессе, другая – на Колыме, третья – в Донецке…»

Сергей ЮРСКИЙ

Сергей Юрский родился 16 марта 1935 года в Ленинграде, в актерской семье. Его отец – Юрий Жихарев – был актером немого кино, затем работал в театре под псевдонимом Юрский (производное от имени). В 20-е годы стал режиссером цирка, постановщиком пантомим, режиссером в драматическом театре и на эстраде. За год до рождения сына он бросил актерскую профессию и перешел на административную работу – стал заместителем начальника Главного управления цирков по художественной части, начальником театрального отдела Управления культуры Ленинграда. В 1936 году его уличили в связях с «врагами народа» и вместе с семьей отправили в ссылку в Саратов. Однако уже через полтора года обстоятельства сложились таким образом, что Юрский попал под бериевскую амнистию и смог вернуться в Ленинград.

Вспоминает С. Юрский: «Отец был очень худ и высок ростом, носил усы и небольшую бородку. Почти всегда вспоминаю его с папиросой или трубкой в руке. Многие, знавшие отца, отмечают его сходство с Дон Кихотом. И небезосновательно. Внешне и по многим внутренним качествам, которые светились в его глазах, умных и наивных одновременно, он был похож на Рыцаря Печального Образа…

Отец был натурой артистической – больше любил говорить, чем слушать, и говорить умел. Он был прекрасным рассказчиком, собеседником и великолепным оратором. Мне кажется, отец вовсе не обладал организаторскими способностями – в смысле умения спланировать действия людей и требовательно добиваться исполнения. Но у него было другое необходимое качество руководителя – способность увлечь, вдохновить…»

Мать С. Юрского – Е. Романова-Юрская работала преподавателем музыкальной школы.

Сергею было шесть лет, когда началась война. Сообщение о ней застало Юрских на отдыхе в Сочи. Пришлось срочно возвращаться в Ленинград, а оттуда отправляться в эвакуацию в Москву (прожил в столице до 1948 года). Именно там в 1942 году Сергей посмотрел первый в своей жизни драматический спектакль – пьесу «Роковой час» в постановке его отца Юрия Юрского.

С. Юрский впоследствии вспоминал: «Я видел и пережил все, что положено было тыловому ребенку. Я мечтал о мести и о фронте. И десятки раз, тайком перелезая через высокую стену киношки, смотрел военную хронику и военные фильмы. И видел на экране и бой, и всю войну, и смерть…»

Желание стать актером определилось у Сергея к четырнадцати годам. Он записался в самодеятельный драмкружок при Дворце пионеров, а затем перешел оттуда в драмкружок Педагогического училища. На сцене обоих коллективов он играл довольно много, причем роли совершенно разного плана и возраста. Среди них: Добчинский в «Ревизоре», Сашенька в «Беде от нежного сердца», Бальзаминов в «Праздничном сне после обеда», сорокалетний стахановец в «Трое с Украины», негр в «Белом ангеле» и др.

Между тем отец Сергея довольно скептически относился к театральным опытам своего сына, считая его непригодным для этой профессии. Не убедили Юрского-старшего даже несколько премий, которые сын получил на различных смотрах художественной самодеятельности. Отец продолжал настаивать на том, чтобы сын бросил лицедейство и применил свои «публичные» способности в другой области – адвокатской. Но Юрский-младший продолжал идти избранным им путем, а вскоре сама жизнь заставила его изменить свои планы.

Закончив школу в 1952 году, Юрский отправился в Москву, поступать в Школу-студию МХАТа. Однако экзамены, к своему удивлению, он провалил и вынужден был вернуться на берега Невы, что называется, несолоно хлебавши. После этого он наконец внял уговорам отца и поступил на юридический факультет Ленинградского университета. Но воистину человек не знает, где найдет, где потеряет. Оказалось, что при ЛГУ существует одна из лучших в городе театральных студий, которой руководила в прошлом известная актриса Евгения Владимировна Карпова. Узнав об этом, Юрский загорелся мечтой обязательно туда попасть. И пришел за советом к отцу. Тот, как ни странно, его поддержал. Юрский-старший посоветовал сыну прочитать на показательном прослушивании начало гоголевской «Шинели». Тот так и поступил. В результате был принят (из десяти поступающих взяли пятерых, в том числе и Юрского).

Сергей довольно легко вошел в дружный коллектив студии, из которой впоследствии вышли несколько всенародно известных актеров, к примеру, Леонид Харитонов (солдат Иван Бровкин), Игорь Горбачев.

Об этих годах С. Юрский вспоминал: «Университетская «драма» прежде всего отличалась своим репертуаром. Мы избежали двух крайностей, в которые нередко впадает самодеятельность. С одной стороны, мы не повторяли репертуар профессиональных театров, не стремились выглядеть «как большие», играть модные в то время сложные постановочные пьесы с множеством действующих лиц. (Единственным исключением была постановка пьесы М. Светлова «Двадцать лет спустя», но она не стала нашей удачей.) С другой стороны, мы не поддались соблазну играть самих себя – забавные сценки из студенческой жизни с гитарами и прибаутками, с острыми и беспощадными выпадами против комендантов общежитий и с дружной песней в финале. Признаться, все это мы проделывали, но в домашней обстановке, для своих, это были наши «капустники». И мы уже тогда учились отличать эту бьющую через край молодую энергию от организованной, более сложной энергии театра. Бессонные ночи отдавали песням, трепу, пародиям на университетскую жизнь и друг на друга. Но на сцене, в спектаклях, мы занимались делом и никогда не прикрывались белозубой улыбкой молодости…

Я играл Хлестакова. Вдруг сквозь реакцию зрительного зала расслышал отцовский смех. Он хохотал взахлеб. Я не видел его, я играл, но слышал его и чувствовал, что наступила самая счастливая минута моей жизни. После спектакля он впервые пришел ко мне за кулисы, расцеловал и, смеясь, радостный, пробасил с изумлением: «Сынка, да ты актер».

В университетской «драме» Юрский сыграл много ролей, среди которых – Антип в «Осенней скуке», Горин в «Старых друзьях», Швандя в «Любови Яровой», Труффальдино в «Слуге двух господ», Хлестаков в «Ревизоре», Оргон в «Тартюфе» и др. Лучшей ролью из этого списка являлся, без сомнения, гоголевский Хлестаков. Это был вынужден признать даже отец Юрского, который всегда «сурово» относился к сценическим опытам сына.

Три года Юрский стоически совмещал абсолютно разные виды деятельности – учебу на юриста и лицедейство. В конце концов последнее взяло верх, и в 1955 году Юрский бросил ЛГУ и поступил в Ленинградский театральный институт, в мастерскую, которую вел старый приятель отца Л. Ф. Макарьев. Еще за несколько лет до этого поступления, когда Юрский учился в 9-м классе и всерьез подумывал об актерской карьере, именно Макарьев отговаривал его от этой затеи. И в качестве аргумента приводил следующие доводы: «Театр – это выставка странностей, паноптикум. Тут нужен или рост высокий, как у Черкасова, либо красота писаная, либо голос зычный, либо живот толстый – для комика. А люди с нормальными данными должны заниматься нормальными профессиями, должны быть культурными индивидуумами и иногда ходить поглядеть на шутов, представляющих на сцене». Однако, как мы знаем, Юрский не внял этому совету, более того, не только стал артистом, так еще и в мастерской самого Макарьева.

Говорят, когда Юрский сдавал экзамены, все преподаватели, наблюдавшие за этим, от души хохотали – так виртуозно хохмил абитуриент. Однако, едва Юрский вышел из кабинета, к нему подошел один из педагогов – Борис Вульф и сказал: «Вы талантливый человек, но, по-моему, вам надо бросать институт. Ваш путь – эстрада. Институт ничего не даст вам. Драматического артиста, мне кажется, из вас не получится».

На протяжении всего первого года обучения подобные слова говорили ему и другие преподаватели, что весьма угнетало Юрского. Чтобы избавиться от этих страхов, он решил на 2-м курсе доказать всем сомневающимся в его драматических способностях, что способен на большее. Выбор ролей у студентов был свободный, поэтому Юрский стал брать себе только драматические: Дунькиного мужа в «Варварах», Протасова в «Детях солнца», Мастакова в «Старике». И тут Сергей внезапно обнаружил, что все роли он проваливает. Видимо, заметил это и Макарьев, потому что лично взялся за Юрского. Он обязал его выучить роль Карандышева из «Бесприданницы» и чуть ли не ежедневно требовал играть ее снова и снова. Уже весь курс стонал от этих показов, а Макарьев неизменно вызывал Юрского и гонял его, гонял… Так продолжалось в течение месяца, пока, наконец, роль не стала отскакивать у Юрского, что называется, от зубов. В конце 1957 года именно с этой ролью Юрский предстал перед художественным советом Большого драматического театра и заработал право играть в его труппе. К сожалению, его отец так и не успел увидеть дебют сына на сцене прославленного театра – летом 1957 года он скончался в возрасте 55 лет, в должности художественного руководителя Ленконцерта, в звании заслуженного артиста республики..

Первой крупной ролью Юрского на сцене БДТ был Ваня Хабаров в пьесе И. Дворецкого «Трасса». Затем в период с 1959 по 1960 год он сыграл Олега в «В поисках радости» В. Розова, Звонцова в «Достигаев и другие» М. Горького, Родика в «Иркутской истории» А. Арбузова, Адама в «Божественной комедии» И. Штока, Чацкого в «Горе от ума» А. Грибоедова, Илико в «Я, бабушка, Илико и Илларион», Тузенбаха в «Трех сестрах» А. Чехова и др. Параллельно с работой в БДТ Юрский выступал и на сцене Театра имени Ленинского комсомола.

Дебют Юрского в кино состоялся в 1960 году. В фильме ленинградского режиссера Сергея Сиделева «Повесть о молодоженах» он сыграл эпизодическую роль молодого человека по имени Данила.

Фильм, о котором нынче практически никто не вспоминает, в прокате 1960 года занял 13-е место, собрав 28 млн. зрителей.

В год выхода фильма на экран Юрский получил приглашение от столичного режиссера Эльдара Рязанова сыграть в его картине «Человек ниоткуда» главную роль – Чудака. До этого на роль пробовался мэтр советского кино Игорь Ильинский, но он в конце концов вынужден был отказаться от роли из-за своего уже немолодого возраста.

Вспоминает Э. Рязанов: «Начались долгие поиски нового главного исполнителя. Наконец мы обнаружили молодого актера Большого драматического театра в Ленинграде – Сергея Юрского. Юрский родился и вырос в семье известного циркового режиссера. Его детство прошло в цирке и за его кулисами. Юрский знал искусство арены, был мускулист и спортивен. В театре его карьера только начиналась – двадцатипятилетний, подающий надежды актер сыграл на сцене свою первую роль. В кино он не снимался ни разу. (Здесь память Э. Рязанова подводит. – Ф. Р.) Первая же предложенная Юрскому кинороль оказалась очень трудной – условной, эксцентрической, гротесковой и одновременно реалистической, нагруженной драматическим эмоциональным содержанием. По-моему, Сергей Юрский с ней успешно справился. Не скрою, мне очень приятно, что именно моя комедия открыла для кино этого талантливого артиста…»

Фильм «Человек ниоткуда» был завершен летом 1961 года. Осенью того же года состоялась его премьера в Москве, однако победного шествия фильма по стране не получилось – вскоре он был снят с проката по цензурным соображениям. (Подробности об этом читатель уже почерпнул из главы об Э. Рязанове. – Ф. Р.)

Но неудача с «Человеком ниоткуда» абсолютно не сказалась на карьере Юрского в кино. В 60-е годы он сыграл сразу несколько центральных ролей, которые сделали его имя всесоюзно известным. Вот эти фильмы: «Крепостная актриса», «Время, вперед!», «Республика ШКИД», «Интервенция». Этот фильм Г. Полока был выпущен в прокат спустя 19 лет. «Золотой теленок» режиссера М. Швейцера, «Король-олень» Павла Арсенова имели большой успех.

Не менее удачно складывалась карьера Юрского и в театре, где он сыграл несколько новых ролей. Среди них: Дживола в «Карьере Артура Уи», Эзоп в «Лисе и виноград» (1967), Виктор Франк в «Цене» (1968), Винченцо в «Никто», пан Директор в «Двух театрах» (1969), Генрих IV в «Короле Генрихе IV», Бонапарт в «Избраннике судьбы» (1970), профессор Полежаев в «Беспокойной старости» (1970). Этот фильм Юрского был приурочен к юбилею В. Ленина – 100-летию со дня его рождения.

Глядя из нынешнего далека, можно было бы бросить упрек Юрскому в политической конъюнктуре по поводу этой роли, если бы не одно «но». Играя ее, Юрский ставил перед собой одну, но, как ему тогда казалось, важную цель – вернуть зрителя в далекие революционные годы и показать, сколь бескорыстными и преданными делу революции были ее зачинатели. Сам он к тому времени, как и большинство советских людей, уже прекрасно видел и понимал, что нынешние партийные руководители только условно могут называться преемниками первых революционеров.

О других событиях этих лет С. Юрский рассказывает: «Моя судьба сломалась 21 августа 1968 года. Тогда я был в Праге, в которую вошли советские танки. Причем я приезжал в Чехословакию в начале 68-го и наблюдал расцвет – интеллектуальный, духовный, художественный. Я ходил на спектакли и репетиции к Отомару Крейче, смотрел кинофильмы и поражался всеобщему подъему. Спустя шесть месяцев я вновь приехал в Прагу, и это был другой город… Случившиеся перемены означали для меня полный слом веры в справедливость…

В соответствии со временем я промолчал – не сподличал, не могу себя упрекнуть, – но просто спрятался от тех же газет. Я оказался одним из немногих, кто был в то время в Праге нейтральным свидетелем случившегося, и за мной гонялись, чтобы я обвинил чехов. Чтобы не заниматься этим, я написал отчет, в котором сказал, что совершенно не согласен с нашими действиями. И отдал его не в газету, а в «Общество дружбы», которое меня послало. Вот и вся моя смелость…

С этого момента начались двадцать два года уныния. Что бы ни происходило, фоном было – уныние. Два признака этого уныния таковы: я разлюбил рассказывать и слушать анекдоты, а до этого считался профессионалом. И разлюбил играть на гитаре и сочинять песни для гитары, в чем тоже был профессионалом…»

Незадолго до событий в Чехословакии Юрский успел вскочить на подножку уходящего поезда и получить звание заслуженного артиста РСФСР. Однако после событий в Праге отношение ленинградских властей к нему окончательно испортилось. Особенно это стало заметно с начала 70-х годов, когда к руководству Ленинградского обкома пришел Григорий Романов. При нем Юрскому не могли простить многого: и то, что он демонстративно провожал евреев, уезжавших из страны на постоянное место жительства в Израиль, и то, что принимал приглашения и встречался с опальным Александром Солженицыным. Соответственно поведению артиста выбирались и санкции – ему «перекрывали кислород» везде, где только возможно: в театре, кино, на эстраде. К примеру, в 70-е у Юрского было мало новых ролей в театре: Мольер в «Мольере» (1973), Фарятьев в «Фантазиях Фарятьева» (1976). Примерно такая же ситуация сложилась и в кино, где двери центральных киностудий оказались перед Юрским закрыты. Сыграв в 1973 году главную роль – Жюля Ардана в ленфильмовской картине режиссера Семена Арановича «Сломанная подкова», Юрский затем вынужден был либо сниматься в эпизодах – «Выбор цели» (1974), «Ключ без права передачи» (1976), либо сниматься на телевидении – «Лев ушел из дома», «Расмус-бродяга» (оба – 1978), либо уезжать сниматься в союзные республики, например, в Азербайджан, где он снялся в трех картинах: «Дервиш взрывает Париж», «В один прекрасный день» (оба – 1976), «Дачный домик для одной семьи» (1978).

В начале 70-х произошли изменения и в личной жизни Юрского – он женился на актрисе того же БДТ Наталье Теняковой. В 1973 году у них родилась дочь, которую назвали Дашей.

Н. Тенякова вспоминает о событиях тех лет: «Юрский был тогда кумиром города – настоящим интеллектуальным кумиром. Выше не было. Я влюбилась мгновенно, даже не успела сообразить – почему. Как только поздоровались – тут же и влюбилась…»

Между тем к концу того десятилетия дела Юрского в Ленинграде продолжали ухудшаться – все так же существовал запрет снимать его в кино, определенные трудности существовали и в театре. Видимо, понимая, что в родном городе ему мало что «светит», Юрский в 1977 году принимает решение покинуть Ленинград. Причем поначалу он уехал оттуда один, практически в никуда – ездил по стране от Чукотки до Калининграда. Чтобы его не привлекли к ответственности за тунеядство, он оформил в БДТ академический отпуск. Через год Юрский вместе с семьей переехал в Москву. Какое-то время и здесь ему пришлось помыкаться, потому что его не взяли ни во МХАТ, ни в Ленком, куда он хотел устроиться. В конце концов их с женой приютил Театр имени Моссовета (как говорит сам актер, туда его приняли тоже с жутким скрипом). На его сцене Юрский сыграл и осуществил постановки сразу нескольких спектаклей: «Правда хорошо, а счастье лучше» А. Островского, «Похороны в Калифорнии» Р. Ибрагимбекова, «Тема с вариациями» С. Алешина, «Орнифль, или Сквозной ветерок» Ж. Ануя и др.

Став москвичом, Юрский довольно активно стал сниматься в кино. Причем большая часть сыгранных им в конце 70-х – в начале 80-х годов фильмов – телевизионные. Вот они: «Место встречи изменить нельзя», «Маленькие трагедии», «Не бойся, я с тобой», «Дядюшкин сон», «20 декабря», «Ищите женщину», «Падение Кондора», «Сказки старого волшебника», «Выигрыш одинокого коммерсанта», «Любовь и голуби».

В картине Владимира Меньшова «Любовь и голуби» Юрский сыграл одну из центральных ролей – дядю Митю. Роль возрастная, что для Юрского никогда не было проблемой: он еще в 1960 году, будучи двадцатипятилетним молодым человеком, играл в фильме «Черная чайка» старого человека, а в БДТ, в спектакле «Я, бабушка, Илико и Илларион», тридцатилетний актер играл роль глубокого старца.

Рассказывает дочь артиста Даша Юрская: «Когда снимали «Любовь и голуби», меня взяли на съемки. Снимали в Карелии, там было потрясающе красиво. Во время этих съемок все время что-то случалось. Однажды в середине съемочного дня решили поехать обедать в ресторан. У отца был очень сложный грим: жуткая щетина, какая-то кепка, телогрейка, лицо синекрасное. Гримировали его по два часа. Вот он и решил не разгримировываться и в таком виде приехал в ресторан. Все актеры прошли, а его швейцар остановил. «Иди, – говорит, – отсюда, здесь артисты обедают». Отец, вместо того чтобы что-то объяснять, начал играть алкоголика. Вернулся Меньшов, говорит: «Это наш артист, пропустите его». А швейцар ему: «Да какой это артист, он здесь пятый день уже околачивается!»

Во многом благодаря феерической игре Юрского этот фильм (кстати, его жену-старуху сыграла Наталья Тенякова) пользовался огромным успехом у зрителей и стал лидером проката – 2-е место, 44, 5 млн. зрителей.

В конце 80-х С. Юрский был удостоен звания народного артиста РСФСР.

В 1990 году Юрский дебютировал на большом экране как режиссер-постановщик – по собственной повести «Чернов – Chernov» он снял одноименный фильм, в котором сыграл одну из центральных ролей. Фильм был удостоен нескольких призов: на фестивале в Карловых Варах (1990), на «Кинотавре» (1991).

В 90-е годы Юрский снялся еще в нескольких фильмах: у Хабиба Файзиева в детективе «Ау, ограбление поезда» (1991), у Яна Кидавы-Блоньского в российско-польской мелодраме «Дневник, найденный в гробу» (1992), у Геннадия Глаголева в фантастическом фильме «Экстрасенс» (1992), у Валентина Ховенко в комедии «Пистолет с глушителем» (1993).

В 90-е годы на сцене различных театров Юрский поставил несколько спектаклей. Среди них: «Стулья» Ионеско, «Не было гроша, да вдруг алтын» А. Островского. В эти же годы Юрский ездил по странам СНГ с чтецкими программами – читал А. Пушкина, Ф. Достоевского, С. Есенина, М. Зощенко, Б. Пастернака, В. Шукшина, И. Бродского.

Прожив более двадцати лет в Москве, Юрский до сих пор считает себя ленинградцем. По его словам, он любит Москву как иностранец, потому что его здесь не приняли. У него и речь не московская, мышление не московское, воспитавший его театральный стиль Товстоногова – не московский. Но возвращаться в родные пенаты он пока не торопится, что тоже понятно – трудно на склоне лет вновь менять привычный уклад жизни.

В начале 90-х в Москве у Юрского произошла удивительная встреча, которая разом вернула его на 25 лет назад, в тот период, когда ленинградские власти создавали ему невыносимые условия и мечтали об одном – чтобы он поскорее покинул их город. Что же это была за встреча?

С. Юрский вспоминал: «Я ехал в троллейбусе по бульвару к Пушкинской площади. Зима, народу мало, сидит человек. Пирожком шапка, воротник каракулевый, говорит мне: «Садитесь». Я: «Да не хочется». Так несколько раз переглянулись, поклонились. И я думаю: «Стоп-стоп-стоп… Кто же это такой?» Зрительная память у меня плохая, я думаю: «Это – министерство культуры. Я к нему ходил, когда запретили спектакль «Похороны в Калифорнии». Он говорит: «Я видел ваши афиши. «Игроков» вот сделали». – «Да, да». – «А в Ленинграде бываете?» – «Бываю. Но редко». – «Ну что, трудно в театре без Георгия Александровича?» – «Трудно». – «Кириллу трудно сейчас. (Речь идет о Кирилле Лаврове, который после смерти Г. Товстоногова в 1989 году встал у руля БДТ. – Ф. Р.) А в доронинском театре бываете?» – «В доронинском? Нет. Ну вот один раз был». – «Да, конечно, у вас был сильный театр… А как здоровье?» – «А ваше как здоровье?» – «Ничего, ничего». И он встает. И тут какой-то глаз, какая-то сила вдруг появилась в человеке. Хотя он вообще подтянутый, аккуратный человек. Мы жмем друг другу руки. И последнее, что он говорит: «До свидания, спасибо, что вы меня узнали». А я и не узнал. И вот в момент, когда он спускался и уже закрывались двери, я вдруг по его уху, по затылку узнаю и понимаю, что это – Романов. Которого я никогда в жизни не видел. И он меня никогда в жизни не видел.

Он мне сломал десять лет жизни. Его словом, его распоряжением все произошло: «Этого человека – изъять!» Это точно. Но не из-за того ведь, что мы с ним поссорились. Кому-то я действительно был поперек дороги, с чьей-то подачи все произошло…

Я пришел домой, рассказал Теняковой. Она говорит: «Да как ты смел! Ты вспомни, что мы пережили! Ты вспомни, как ты ему письмо писал и не послал, что с тобой было, когда у тебя рука отнялась! Ты вспомни!» Я говорю: «А что бы ты сделала?» – «Да я бы…» А в общем-то, что? Ну что?..»

Сегодня Юрский так же творчески активен, как и прежде. Он играет и ставит спектакли, выступает с чтецкими программами во многих городах России и за рубежом (в декабре 1998 года выступал в Израиле).

В середине 90-х в труппе МХАТа имени Чехова стала играть и его дочь – Даша Юрская. Ее дебют состоялся в спектакле «После репетиции», в котором заняты также и ее родители.

Даша Юрская вспоминает: «В детстве родители меня на сцену не таскали. Считали, что если я захочу быть актрисой, то это должно быть осознанным выбором. И вообще они очень не любят самодеятельности в любом ее проявлении.

В школе я была отличницей до пятого класса, когда все было просто. Потом пошли сложности – математика, химия. Папа, кстати, страдал из-за моей математики. Он сам очень хорошо знает математику, и вообще он золотой медалист. Ну можно с таким человеком общаться? Естественно, он хотел, чтобы и я была золотой медалисткой…

После школы я поступила в Школу-студию МХАТа. Мне повезло, потому что на третьем курсе меня пригласили на достаточно большую роль в мхатовском спектакле «Блаженный остров». Я ее сыграла, потом меня ввели в другой спектакль – в «Красивую жизнь». Поэтому у меня была надежда, что меня возьмут во МХАТ, но никакой уверенности не было. А потом у меня произошло несчастье – в конце четвертого курса я попала под машину. Была вся переломанная и лежала два месяца не вставая, именно в период показов, сдачи госэкзаменов. И тут мне позвонили из МХАТа и спросили: ну, вы поняли, что мы вас берем?..»

Как это ни парадоксально, но эта авария устроила не только творческую карьеру Дарьи, но и ее личную жизнь. В конце 1994 года она вышла замуж за своего бывшего одноклассника Алексея, с которым у нее, по ее же словам, «были просто сумасшедшие отношения». Однако после школы они расстались и четыре года не общались. А затем судьба вновь свела их вместе, после чего они и решили пожениться.

Даша Юрская рассказывает:

«Я попала под машину и загремела в Склифосовского. Сработал «испорченный телефон», прошел слух, что я чуть ли не изуродована. И все мои друзья, бывшие и настоящие, ринулись в больницу смотреть, что же со мной на самом деле случилось. Леша, естественно, тоже прибежал, совершенно серо-зеленый. И я поняла, что это единственный человек, которого я действительно хотела видеть. Мы провели вместе две недели, я поднялась на ноги и вышла замуж. Для моих родителей это стало страшной неожиданностью. Сначала они были против: сто раз сходиться-расходиться, сколько ж можно, чем все это кончится? Я говорю: «Ну еще раз, значит, разойдусь». Пришлось им смириться. Но мои родители всегда Лешу очень любили. Когда мы с ним расставались первый раз, мама, помоему, переживала больше меня. Так что, когда родители поняли, что это все-таки серьезно, они были счастливы…

Мы долго переносили день свадьбы, чтобы он не совпал с вручением диплома. Наконец установили дату, и Табаков именно в этот день назначил вручение. Так что на вручении я не присутствовала, только предупредила Табакова, объяснила, почему…

Нельзя сказать, что мой отец «рубаха-парень». Близких друзей у него мало, как, наверное, и у всех. А когда мы собираемся семьей, всегда очень весело, отец – необыкновенно остроумный человек. У него может быть плохое настроение. Но уж если настроение хорошее, когда он в творческом подъеме, это просто замечательно, так смеяться ни с кем другим просто невозможно. Мне с ним всегда легко. Он и в детстве относился ко мне, как к взрослому человеку, и я, естественно, так себя и чувствовала. Вообще папа замечательно общается с детьми, и дети его любят. Мне с ним всегда было интересно, потому что ему было интересно со мной. Он читал мне свои программы, и я себя чувствовала обязанной сказать что-то серьезное, оценить это. И такие отношения мы сохранили до сих пор. Даже когда я вышла замуж, мы не отдалились друг от друга…

На улице отца часто узнают. Еще узнают, когда он мусорное ведро выносит, люди перешептываются, спрашивают: не сошел ли Юрский с ума?..»