Текст книги "Штык"

Автор книги: Ежи Тумановский

Соавторы: Роман Куликов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

20

Буль жрал тушенку. Не сумев толком вырезать донышко у банки, он пробил ее сбоку, раскурочив своим штык-ножом, и, вытаскивая небольшие кусочки мяса, с довольным бурчанием запихивал их в рот. Ни появление «начальства», ни шум, производимый неуклюжим Хомяком, не смогли оторвать его от этого занятия.

Странные скрежещущие звуки Штык услышал еще влезая в окно. Взяв автомат на изготовку, он осторожно поднялся по лестнице, переступил через баррикаду и получил возможность лицезреть «ефрейтора» в полной красе.

– Смирно! – заорал Хомяк из-за спины Штыка.

Буль перестал жевать и схватился за автомат.

– Спокойно, Буль, свои, – сказал Штык, не обращая внимания на суетящегося позади Хомяка. – Как ты тут живешь?

– Нормально, – жадно глотая мясо, пробурчал Буль, возвращаясь к банке с тушенкой.

Будь «ефрейтор» в норме, ему бы за такое «пищевое хамство» не поздоровилось бы. Но учитывая, что проблем и без того хватало, Штык решил пока не заострять внимания на морально-этических качествах своего «бойца».

Прислонив автомат к стене, Штык присел прямо на пол и с облегчением вытянул ноги. Организм недвусмысленно требовал принять горизонтальное положение и восполнить недостаток сна.

– Шея болит, – простонал Буль, роняя автомат и отодвигая изуродованную банку. – Голова кружится. И жрать охота. Все время. А еще пить.

– Воды мы принесли, сейчас Хомяк организует, – сказал Штык, кивая «рядовому» в сторону Буля. – Сейчас попьешь, лекарство примешь, и будем переселяться. А там уже ляжешь по-человечески и поспишь.

– Слушаюсь, мой генерал, – преданно заглядывая в глаза Штыку, сказал Буль и счастливо улыбнулся.

Теперь он до того походил на собаку, встретившую в прихожей хозяина после долгой разлуки, что Штык одновременно ощутил стыд за происходящее и легкое раздражение от того, что по воле судьбы оказался в такой ситуации.

Осмотрев рану на шее «ефрейтора», Штык снова очистил ее как сумел, обработал и заклеил пластырем. В это время Хомяк неумело «накрывал стол» и грел на костерке воду в кружке.

Во время завтрака Штык приказал Хомяку доложить своему непосредственному начальству – ефрейтору Булю – о результатах похода за водой.

– И с подробностями, – значительным голосом подчеркнул Штык, демонстрируя полное равнодушие к душевным мукам «рядового», страдающего из-за необходимости детально рассказывать Булю о том, как был потерян автомат.

– Ах ты гад! – заорал Буль, услышав, что «и тут автомат куда-то делся». – Да ты же его утопил! Вот сученыш! Получи!

И выпотрошенная банка из-под тушенки полетела в голову Хомяка.

– Брэк, – сказал Штык, поднимаясь на ноги. – Потом будем отношения выяснять. Рядовой Хомяк! Костер затушить, вещи собрать, через пятнадцать минут переезжаем.

За то время, пока Штык с Хомяком отсутствовали, Буль добрался до мешка с лекарствами и основательно его растряс. Чего он успел за это время наглотаться, уже не определить, но температура у него упала, а вот аппетит, напротив, резко возрос. Набив брюхо, он тут же ослаб, и поднимать его пришлось под руки. Но свой автомат Хомяку он отдавать отказался наотрез.

– Да я тебе даже ведро дерьма не доверю, – сказал он с вызовом на робкое предложение Хомяка помочь нести тяжелую железку. – А настоящий солдат со своим оружием никогда не расстается. Хоть убейте меня тут же – ствол не отдам!

К трехэтажному зданию двигались по остаткам асфальтовой дороги. Глубокие трещины беспорядочно изрезали дорожное полотно вдоль и поперек. Местами в разломах проросли небольшие деревца и кусты.

Впереди, навьюченный рюкзаком, медленно брел Хомяк, снова вспомнивший, что у него болят руки, ноги и спина. За ним, на удивление бодро, самостоятельно вышагивал Буль с автоматом наперевес. Штык опасался, что «ефрейтора» часть пути придется тащить, но тот не только не «дал слабины», но и умудрялся демонстрировать всем своим видом, что ни один мутант, козье вымя, безнаказанным мимо не проскользнет. Замыкал шествие Штык, которому из-за рюкзака приходилось идти вполоборота, чтобы не прозевать возможное нападение собак сзади.

Справа медленно перекатывалось волнами травяное поле. Слева тянулись выродившиеся и одичавшие фруктовые сады. Напитанный влагой воздух был чист и свеж, и даже не верилось, что может так замечательно дышаться в этом заброшенном людьми и облюбованном смертью месте.

Дорогу Хомяку перебежал какой-то мелкий зверек, похожий на раскормленного суслика, и тут же скрылся в густой траве. Если бы не пустые дома и не груды костей, по которым они ходили какой-то час назад, Штык мог бы сказать, что вокруг царит какое-то особенное умиротворение.

Миновав створки ворот и приблизившись ко входу в здание, они снова остановились, пытаясь оценить масштабы разыгравшейся здесь когда-то драмы. Буль дышал, как загнанная лошадь, Хомяк производил впечатление верблюда, который вот-вот падет среди пустыни под весом своего вьюка, но обилие звериных костей выглядело столь впечатляюще, что оба на несколько секунд словно позабыли о своих трудностях, жадно разглядывая давнишнее поле боя.

– Славно тут волков побили, – сказал Буль. – Если изнутри хорошенько закрыться, можно долго оборону держать.

– Так они закрылись, – сказал Штык, останавливаясь в паре метров позади «ефрейтора». – Но, похоже, дверь им высадила какая-то здоровая зверюга. Видишь хребет лежит? На бревно больше похожий. Мы с Хомяком внутри были – там повсюду следы боя. Но человеческих костей не видали, так что, может, и выжили парни.

Облюбовав комнату на третьем этаже, Штык дал своим «бойцам» отдохнуть, а потом заставил всех работать. Практически все остатки мебели, да и вообще все, что поддавалось переноске, было ранее сложено теми, кто держал здесь когда-то оборону, в три баррикады. Лишь в коридоре обнаружилось почти целое дверное полотно да пара стульев.

Стулья Штык с Хомяком перетащили в «свою» комнату, натаскали обломков мебели из баррикад и соорудили грубое подобие лежаков. Буль тем временем оборудовал место для костра и проводил ревизию оставшихся припасов.

В другом конце коридора обнаружилась еще одна лестница, ведущая как вниз, видимо, в тот склад, дверь которого они видели, когда подошли к зданию в первый раз, так и на чердак. Лестница была темная, без окон, лишь откуда-то сверху сочился робкий свет. На стенах виднелись остатки креплений и торчащие провода в тех местах, где раньше висели светильники. Лестницу от коридора отделяла хорошо сохранившаяся толстая дверь. Поворотный механизм ручки и замка давно заржавел, но несколько капель оружейного масла позволили провернуть защелку и закрыть дверь изнутри.

Со времени последнего отдыха прошло не более часа, но глядя на изможденные лица «бойцов», Штык сжалился и объявил внеочередной перерыв. Буль тут же повалился на «постель» из досок, да так и замер лицом вниз. Хомяк присел на стул возле стены, повозился, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза.

Штык сидел на широком подоконнике, пил маленькими глотками воду из фляги и смотрел вниз. Из окна комнаты, где они обосновались, просматривалась часть поселка, двухэтажное здание, покинутое ими несколько часов назад, и стена темного леса вдалеке. Поскольку дверей в комнатах не было, через коридор, в окно комнаты напротив, отчетливо просматривались покосившиеся башни хранилищ элеватора. Здесь, на высоте третьего этажа, мир внизу уже не казался таким опасным. Брошенные дома выглядели жалко, и даже сама мысль, что в них может скрываться какая-либо угроза, казалась нелепой.

С трудом подавляя желание лечь и расслабиться, Штык впервые за сутки вспомнил о преследователях. Вряд ли военные сталкеры смогут обнаружить их следы, а потом пройти тот же извилистый путь и с такой же скоростью. Обычно сталкеры ходили по Зоне гораздо медленней, да и прошедший обильный дождь не способствовал сохранению следов.

Все это значило, что скорее всего об этой угрозе можно забыть с чистой совестью. Надо лишь как следует заложить все дверные проемы, спокойно переночевать и наутро двигаться строго по остаткам дороги. В худшем случае к вечеру, а в лучшем – может быть, даже к обеду они доберутся до Периметра. А там можно будет даже не искать блокпост. Просто найти камеру наблюдения на одном из столбов и развести рядом костер, чтобы привлечь внимание дежурной смены.

Буль громко всхрапнул и застонал. Багровая, изрядно опухшая шея «ефрейтора» внушала Штыку самые неприятные опасения. Оставалось только надеяться, что за ночь Булю не станет хуже, а потом они сумеют добраться до границы и… все это будет уже не важно. Надо только устроить сейчас раненого получше, периодически промывать рану и побольше поить водой. Вспомнив, как Буль жаловался на ноги, Штык осторожно осмотрел темные винтовые полосы на обеих ногах. Ему показалось, что полосы слегка вдавились в кожу. Но это, с большой долей вероятности, могло быть лишь его домыслом.

Мысли постепенно перешли к насущным делам. Еще некоторое время Штык размышлял над тем, что и как нужно сделать в ближайшее время, прежде чем устроиться отдыхать. Потом тяжело спустился с подоконника, хлопнул Хомяка по плечу и вышел в коридор. Буля Штык решил не будить, хотя и собирался ненадолго покинуть здание.

Дождавшись, пока Хомяк выйдет следом за ним на крыльцо, Штык вручил ему нож и показал в сторону ближайших зарослей травы за искореженными воротами:

– Вот тебе инструмент, а вон там – наши подушки и матрасы. Задача: нарезать травы и застелить ею лежаки. Вопросы есть?

– Никак нет, товарищ генерал! – пытаясь выглядеть бодрым, отрапортовал Хомяк. – Разрешите выполнять?

– Вперед. Я следом иду. Если что – прикрою.

За травой пришлось ходить трижды, но зато вместо старых досок, наваленных в некое подобие лежаков, в комнате появились две мягкие зеленые постели. Воздух немедленно пропитался запахом свежесрезанной травы. Буль, аккуратно переложенный на мягкое, блаженно замычал во сне и зарылся лицом в тонкие стебли.

Баррикада у входной двери потребовала лишь незначительных усилий по ремонту, и за четверть часа Штык с Хомяком полностью заблокировали проход. Немного отдохнув, почти полностью разобрали баррикаду на лестнице и у входа на чердак, перетаскав весь деревянный мусор ко входу на «свой» этаж и устроив из него огромную «башню» под потолок, готовую рухнуть от легкого толчка и полностью перекрыть проход. Теперь, чтобы быстро отгородиться от опасности с лестницы, достаточно лишь обрушить «башню» из обломков, а дальше стрелять поверх получившейся преграды.

Только после этого Штык разрешил Хомяку отдыхать, а сам отправился осматривать самую верхнюю часть здания. Все стены на лестнице и возле входа на чердак были покрыты выбоинами от пуль. Разбитая в щепки массивная дверь словно пыталась предупредить, что нет такой преграды, которую нельзя было бы разрушить. Здесь же в изобилии валялись гигантские ребра какого-то зверя, и Штык сразу вспомнил огромный хребет возле крыльца. На полу лежал толстый слой мягкой, но сухой темно-коричневой грязи, вперемешку с какими-то длинными перекрученными тряпками.

Чердак оказался длинным, темным и пустым. Только у самого входа валялся полуразбитый шкаф, в одном из ящиков которого обнаружились два огарка свечей. Свечи Штык прибрал в карман: свет от костра на третьем этаже будет ночью виден отовсюду, а небольшой огонек свечи можно прикрыть даже ладонью.

Вернувшись в комнату, Штык обнаружил, что оба «бойца» спят, растянувшись на постелях из свежей травы. Постояв немного в растерянности, он забрался с ногами на подоконник и уселся в проеме окна.

Где-то там, во внешнем мире, была середина дня. Здесь серое низкое небо скрадывало неистовый блеск солнца, превращая любое время суток всего лишь в один из оттенков сумерек. Но и этого приглушенного света было достаточно, чтобы охватить разом всю картинку запустения и медленного умирания всего того, что когда-то было смыслом существования нескольких тысяч людей.

Медленно накатывала черная меланхолия. Почему-то представилось, как много лет назад здесь впервые кто-то рубил дикий лес, строил первые здания, бурил скважины, прокладывал электрические и телефонные кабели, сеял хлеб… Целые поколения считали это место своим домом, растили здесь своих детей, во что-то верили, на что-то надеялись.

Все решилось в считаные дни. Люди бежали от кромешного ужаса, в одночасье обрушившего всю их жизнь. Бежали, бросив свое хозяйство, покидали в спешке поселок, спасая себя и своих детей. Много лет в осиротевших домах жил лишь случайно заглянувший в распахнутые окна ветер. Но эхо прежней жизни еще пряталось где-то здесь, бродило в серых сумерках, заламывало сухие руки и кричало печально на разные голоса. В этих пронзительных звуках еще можно было угадать шум работающих тракторов и комбайнов, жизнерадостный визг детей и сонное бормотание стариков на завалинках, беззаботные вопли подвыпивших работяг, идущих домой после смены, и тягучий завораживающий напев колыбельной песни. А может, и не колыбельной вовсе – просто через несколько секунд уже хотелось лечь на землю, крепко закрыть глаза и провалиться в бездумную сонную черноту. Женщина пела сильным грудным голосом, и хотя слов было не разобрать, сердце болезненно сжалось в дурном предчувствии неминуемой смерти, разрушения и печального забвения.

По щеке медленно катилась слеза, оставляя на коже прохладную дорожку. Штык вздрогнул и широко раскрыл глаза. Колыбельная все еще звучала в ушах и, казалось, пронизывала все окружающее пространство одной бесконечной печальной нотой.

– Мой генерал, – хрипло сказал Буль, и Штык отстраненно посмотрел на своего «бойца». – Вы, извиняюсь… выть начали, мой генерал. Вы бы не спали на окне, мой генерал. Так и вниз свалиться недолго. Идите на мою постель, а я посторожу. Получше мне уже. Посторожу – как есть не засну.

Со второй лежанки на Штыка испуганно смотрел Хомяк, и в его глазах читалось, что Буль не соврал, и «генерал Штык» действительно только что выл во сне совершенно нехарактерным для себя образом. «Ефрейтор» в это время поднялся с травяной постели и сделал приглашающий жест рукой:

– Мой генерал, вы нас всю ночь охраняли. Если вы не восстановите силы, всем нам только хуже будет. Вам кошмары снились потому, что вы сидя спали. Ложитесь. Ложитесь же!

Не говоря ни слова, Штык слез с подоконника и завалился на лежанку Буля. Повернулся на бок, втягивая полной грудью запах свежесрезанной травы, и почти сразу же заснул.

21

Проснувшись, Штык обнаружил, что его «солдаты» куда-то исчезли. Голова была ясной, руки и ноги, хоть и продолжали побаливать, уже не казались такими тяжелыми и уставшими, как раньше. С удовольствием потянувшись, Штык посмотрел на часы. Судя по всему, проспал он около четырех часов. Услышав тихие голоса из коридора, поднялся и подошел к дверному проему.

Буль и Хомяк о чем-то говорили вполголоса у небольшого костра. Рядом с огнем стояла банка тушенки и кружка с водой. При появлении Штыка оба замолкли и вопросительно уставились на своего командира.

– Как спалось, мой генерал? – заискивающе спросил Буль. – Если выспались – прошу к столу!

– Спасибо, не ожидал, – одобрительно ответил Штык, сделал несколько шагов вперед и подсел поближе к огню. – Ну-ка, покажи, как там твоя шея.

Буль послушно повернулся спиной, и Штык внимательно осмотрел красное вздутие под бинтом. Особых изменений не наблюдалось, но Буль был бодр, и это внушало определенные надежды.

– Ну что, о чем беседу держим? – весело спросил Штык, берясь за тушенку и галеты.

– Мы пытались вспомнить хоть что-то из своей прошлой жизни, товарищ генерал, – серьезным голосом ответил Хомяк. – Расскажите нам что-нибудь. Как мы служили, где мы живем, что случилось с нашими товарищами по службе… Секретное не раскрывайте. Расскажите только самое несекретное. А то у нас уже такое ощущение, что мы всю жизнь тут прожили, в этой вот… Зоне.

Штык чуть не подавился тушенкой, но вида не подал: сидел себе спокойно и продолжал ковырять ножом в банке. За последние сутки он уже как-то успел подзабыть, кто все это время идет рядом с ним, причиняя одни неприятности за другими не менее успешно, чем обыкновенные молодые солдаты. По большому счету, со времени вечеринки у Олега Павловича мало что изменилось, и генералы-заговорщики не стали лучше только потому, что о них ему приходится заботиться вот уже… месяц? Неделю? Нет, всего двое суток!

– Ты, Хомяк, – сказал наконец, откашлявшись, Штык, – разводишь у себя в тумбочке сусликов. И продаешь их братьям по разуму в пехоту. А ты, Буль, держишь плантацию кактусов на подоконнике в каптерке. Больше ничего рассказать не могу до самого нашего возвращения в Родные казармы. Тема закрыта.

С этими словами он поднялся, забрал кружку с горячим чаем и ушел в комнату, оставив у костра ошарашенного Хомяка и задумчивого Буля.

Сытная еда, горячее питье и облегчение от мысли, что «ефрейтор» пошел на поправку, сыграли со Штыком злую шутку: собираясь лишь немного полежать, прежде чем занять чем-нибудь слишком расслабившихся «бойцов», он незаметно для себя заснул. А когда проснулся, небо за окном показалось ему уже чуть темнее, чем утром.

Мысленно чертыхнувшись, Штык посмотрел на часы. Судя по всему, проспал он еще добрых пару часов, и день потихоньку двигался к своему закономерному финалу. В коридоре царила тишина, и Штык поморщился, сообразив, что забыл дать внятные указания по очередности сна, и оба его «бойца» скорее всего опять дрыхнут.

В коридоре, однако, никого не оказалось, а от костра остались только едва тлеющие угли. Еще не до конца понимая, что происходит, Штык спустился по лестнице и вышел на крыльцо.

Улица встретила его влажным воздухом и запахом разогретого металла. Начало смеркаться, и Штыку показалось, что границы видимого мира сжались вокруг заброшенного поселка. И даже сам воздух, казалось, стал плотнее. Следов дождя, что поливал прошлой ночью как из ведра, уже почти не осталось. По контрасту с темнеющим небом кости, разбросанные вокруг крыльца, казались гораздо белее, чем утром, словно собирались начать светиться с наступлением темноты.

«Бойцов» нигде не было видно. Штык замер на месте, медленно погружаясь в легкий ступор. Такого поворота событий он никак не ожидал. Правда, перебрать в голове все возможные варианты он не успел: из-за угла, застегивая штаны, появился Буль. И замер, оценив выражение лица непосредственного начальства.

– Я что-то не пойму, Буль, что здесь происходит? – нарочито строго спросил Штык, ощущая, как спадает внутреннее напряжение.

– Да и я что-то не совсем понимаю, – осторожно сказал Буль, заглядывая командиру в глаза. – Тут что-то происходит?

– А ты сам как думаешь? – вкрадчиво вопросил Штык. – Твой генерал крепко спит, лежит практически беззащитный перед злыми порождениями Зоны, а ты со своим дружком в это время по окрестностям шастаешь? Где, кстати, дружок твой?

– Да он эта… Придет сейчас, – невнятно ответил Буль, пытаясь проскользнуть мимо Штыка на крыльцо.

– Где рядовой Хомяк, ефрейтор Буль? – мгновенно меняя тон, рявкнул Штык.

– Да он эта… Я ему говорю, ты что, гад, автомат утопил? Двадцать тебе, говорю, нарядов вне очереди. Давай сюда, говорю, магазины, они тебе все равно больше не нужны. А он заныл, заныл…

– Ефрейтор Буль!

– Ну и пошел он свой автомат доставать из колодца. Я ему говорил: «не надо», а он…

– Что?! – заорал Штык, хватая «ефрейтора» за ворот. – Да ты в своем уме?

– А чего такого случилось-то, мой генерал? – успокаивающе заговорил Буль. – Вы не волнуйтесь, сейчас походит кругом колодца да придет. Как он вниз-то полезет? Его ж обратно никто не вытянет уже. Постоит, остынет, да вернется.

– Когда он ушел? – быстро успокаиваясь, сказал Штык. – Сколько времени прошло? Ну? Быстрее соображай, жаба мордатая!

– Да как вы заснули, так, считай, через четверть часа где-то и ушел. Сказал еще, что не простит генерал Штык все равно потерю оружия. Факт, что выберет время и пристрелит. Даже уже хотел один раз пристрелить.

– Стой здесь, – сказал Штык и метнулся по лестнице наверх.

Меньше чем через минуту он вернулся, буквально впихнул Булю его автомат и толкнул в плечо:

– Быстро туда! Может, еще успеем!

– Куда туда? – недовольно забурчал Буль. – Никуда не денется. Пошастает и придет.

– В поселке – собаки. Он их не видел, а я… ну не подумал ему сказать. Кто ж знал, что вы такие… Оба… Что ты кретин, что он. Два сапога с одного куста. Да и я тоже хорош. Все! Вдоль здания до пролома в заборе и по улице вон в ту сторону бегом марш! Шевелись, задница с ушами!

Буль засеменил вперед, изображая вялый бег, но в реальности двигаясь не быстрее, чем обычным шагом. Штык пристроился сзади метрах в пяти с автоматом наперевес. Мышцы уже почти не болели, некая душевная вялость, преследовавшая Штыка все время, что они бродили по Зоне, практически сошла на нет, голова работала четко, трезво прикидывая шансы недотепистого «солдата» на выживание.

Выбравшись через пролом в заборе на улицу, они довольно уверенно, хоть и не так быстро, как с Хомяком, двинулись в сторону колодца. Несколько раз Буль обходил аномалии совсем иначе, по более длинному пути, чем утром это делал Хомяк, но Штык не стал на этом заострять внимание: вполне достаточно, что они непрерывно двигались в нужном направлении.

Хомяка возле колодца не оказалось. Сам колодец выглядел таким же, каким они увидели его впервые этим утром. И даже ведро стояло на прежнем месте, а цепь была аккуратно смотана на ворот. Штык беспомощно огляделся, надеясь увидеть «рядового» сидящим где-нибудь неподалеку, но его ожидания не оправдались.

– Ну и что дальше? – риторически спросил Штык у Буля, испытывая при этом легкое желание треснуть его по морде за все последние идиотские выходки обоих «бойцов».

– Можно в принципе поужинать, – степенно и рассудительно сказал Буль. – После еды и голова лучше соображает.

– Давай рассуждать логично, – оглядываясь по сторонам, сказал Штык. – Цепь смотана на вороте. Утром мы отсюда просто сбежали, испугавшись собак и аномалии. Значит, Хомяк пришел сюда, смотал цепь и поднял ведро наверх. А потом ушел отсюда, но не «домой». Вопрос: что заставило его пойти куда-то еще?

– А может, он на охоту пошел, товарищ генерал? – тут же предположил Буль.

– На охоту? – спросил Штык с недоумением. – На какую охоту?

– Ну, это же так просто, мой генерал, – снисходительно сказал Буль и довольно засмеялся. – Рядовой Хомяк пришел сюда, вытащил ведро, а в нем обнаружил свой автомат. Автомат же в колодец упал? Ну и попал прямо в ведро! Точно вам говорю, так оно и было! А потом решил искупить вину и принести дичи к ужину. Автомат есть. Места тут непуганые…

– Это ты у нас идиот непуганый! – с раздражением оборвал его Штык и, схватив за рукав, развернул лицом к зарослям травы. – Туда смотри. Если оттуда появятся собаки – бей. Вопросы?

– Никак нет! – бодро ответил Буль, всем своим видом демонстрируя, что начальству, конечно, видней, но догадка-то, козье вымя, наверняка верна.

Толика смысла в словах Буля была: Хомяк и впрямь мог выудить автомат из колодца, если вдруг ему очень сильно повезло. Но куда он делся потом? Обратно к зданию он не вернулся, иначе бы они его встретили. Значит, что-то погнало его прочь. Собаки? Земля под ногами была твердой и словно даже утоптанной, так что о поиске следов можно забыть сразу. Оставалось рассчитывать на логику и попытку предугадать поведение немолодого и пугливого «солдата». В развалинах маленьких домов он прятаться не будет, поскольку не сможет там толком закрыться. Значит, если бежал, то непременно в сторону двухэтажных кирпичных зданий, видневшихся в некотором отдалении. Утром Штык на них и внимания-то не обратил, а обозревая окрестности из окна, просто скользнул равнодушно взглядом. Однако если собаки отрезали Хомяка от «дома», он запросто мог попробовать пройти дальше, чтобы спрятаться где-нибудь повыше. К двухэтажном домику, что стал их пристанищем в прошлую ночь, он вряд ли бы вернулся: и закрыться бы там не получилось, и пройти пришлось бы рядом с высокой травой и кустами, а если он увидел собак, то явно напугался.

Ничего умнее в голову не приходило, а время поджимало: накануне он постарался засечь по своим часам, во сколько на улице стало окончательно темно. Судя по всему, на поиски у них оставалось не больше трех часов.

– Так, Буль, смотри сюда. Вон там стоят большие кирпичные дома. Видишь?

– Так точно, мой генерал.

– Если собаки Хомяка только напугали, он мог попробовать добежать туда и спрятаться на верхних этажах. Поэтому сейчас мы пойдем и попробуем там его поискать. Вопросы есть?

– Так точно, мой генерал. А если мы его там не найдем?

– Если не найдем – значит будем лучше искать. Запомни, ефрейтор, разведка своих не бросает. Нигде и никогда. Надо сделать все, что в наших силах, потом сделать еще столько же, а потом еще поднапрячься. Не имеет значения, что вы там с Хомяком делите периодически. Не имеет значения, хороший он человек или не очень. Это наш товарищ, и оставить его в беде мы не имеем никакого права. Ни морального, ни юридического. Все ясно? Значит, сейчас прямо вон по той улочке. И по порядку вдоль домов пройдем. Думаю, минут за сорок управимся.

– Рядовой! – неожиданно заорал Буль на всю улицу, и Штык инстинктивно обернулся в ту сторону, куда смотрел «ефрейтор».

Улица по-прежнему была пуста. Ни малейшего движения между домами, и даже ветви деревьев стояли как дисциплинированные солдаты в строю. Штык вопросительно посмотрел на Буля.

– Ну, я подумал: вдруг он тут где-нибудь, недалеко, – пояснил «ефрейтор». – А то вы, мой генерал, сразу анализы разные устраивать горазды да планы стратегические разрабатывать. А мы, простые солдаты, перво-наперво с простого и начинаем.

Буль с превосходством посмотрел на командира, набычился и вдруг, багровея от натуги, снова завопил так, словно собирался докричаться разом до всех блокпостов на Периметре:

– Хомяк!

– Хватит орать, – с недовольством сказал Штык. – А то всю дичь непуганую распугаешь. Шагом марш!

Новая улица разнообразием не баловала. Все те же потемневшие от времени одноэтажные домишки, покосившиеся заборы да заросшие бурьяном огороды. Только в одном месте Штык остановился, с изумлением разглядывая остатки фруктового сада, в котором все деревья были полностью, до самых верхушек, затянуты какой-то вьющейся бледно-коричневой, словно бы уже высохшей, травой с толстыми короткими листьями. Из-за этого небольшой участок позади дома выглядел как кусок странных джунглей, выросший здесь вопреки законам природы. Буль при этом даже не замедлил шаг, и Штыку пришлось догонять его почти бегом. Дорога на этой улице не имела асфальтового покрытия, и на ней почти не было аномалий, но сквозь плотный, даже словно бы утрамбованный грунт ничего почему-то не росло, и поэтому дорожное полотно выглядело ровным и хорошо сохранившимся.

Первое же двухэтажное здание носило на себе следы ожесточенного боя. В нем не только не было дверей, но и сами дверные проемы были «расширены» чем-то до размеров гаражных ворот. Внутри угадывались обрушенные лестничные пролеты. Окрашенная желтой масляной краской штукатурка на стенах была либо сбита до темно-красного кирпича, либо представляла собой унылую имитацию лунной поверхности из-за обилия следов от попаданий пуль. Прятаться здесь еще более бессмысленно, чем в одноэтажном домишке, но Штык все-таки велел Булю покричать.

– Рядовой! Хомя-а-а-ак! – понеслось над пустыми кварталами, и почти сразу множественное насмешливое эхо вернуло дрожащее:

– Ом-мя-мя-мя-а-а-а…

– Странное эхо, – сказал Штык, задумчиво разглядывая ряд окон на втором этаже. – Как будто оперного певца на вибростенд посадили.

– Хомя-а-а-а-а-а-к!

– Все, хорош. Если слышал – отзовется. Если не слышал – нечего и глотку драть. Смотри, вон следующий домик на этаж выше. И выглядит поцелее.

В следующем трехэтажном здании сохранились и двери, и лестничные пролеты, и даже, как оказалось, кое-какая мебель в комнатах. Полы покрывал слой мусора: битое стекло, куски шифера, остатки столов, шкафов и прочий хлам, который обычно незаметно живет в человеческих жилищах, но сразу появляется в больших количествах, стоит только хозяевам покинуть свой дом.

Каждый этаж представлял собой классический общежитский типаж: бесконечный коридор с дверями крохотных комнат на обе стороны.

– Буль! Значит, смотри: я сейчас поднимусь на третий этаж, а ты иди по второму. Задача: заглянуть в каждую комнату. Если не найдем Хомяка, то поднимешься ко мне, и попробуем сверху разом крикнуть.

Третий этаж сохранился на удивление хорошо. В некоторых комнатах до сих пор стояли металлические кровати с панцирными сетками, а в одной обнаружилось даже застекленное окно. Штык быстро прошелся по всему коридору, открывая уцелевшие двери и все больше проникаясь пониманием, что Хомяка здесь не было, да и быть, наверное, не могло. Как-то слишком поспешно он примерил логику «рядового» на свое понимание того, что следует делать в случае угрозы. Хомяк скорее забрался бы на ближайшее к колодцу дерево и ждал подмоги, чем предпринял хоть какое-то активное действие. А коли так, искать его следовало все-таки вокруг колодца, обходя его все большими кругами…

Далекий, но приближающийся топот он не столько услышал, сколько почувствовал каким-то шестым чувством. Добрых пару секунд он пытался понять, что же изменилось в окружающем пространстве, и вдруг его осенило: кто-то бежал по улице прямо в их с Булем сторону. Бежал не скрываясь, гулко топая ногами и надрывно хватая воздух уже изрядно надсаженными легкими.

В одно мгновение Штык перехватил автомат и припал к подоконнику, осматривая улицу.

– Мой генерал! – заорал снизу Буль, высунувшись в окно и задрав голову. – Вы слышите?

– Да! Занять оборону! – гаркнул в ответ Штык и снял автомат с предохранителя.

Еще долгих несколько секунд Штык никого не видел – соседний дом стоял чуть впереди и закрывал обзор, – но зато слышал достаточно, чтобы подготовиться к встрече самой настоящей классической погони. И все равно человек появился в поле зрения совершенно внезапно. Он был невысок, плешив, явно немолод и, очевидно, отдавал последние силы в рывке, пытаясь удрать от неведомой опасности. В первое мгновение Штык даже не понял, что видит собственного «бойца», несущегося куда-то сломя голову по улице. На мгновение сердце болезненно сжалось при мысли, что сейчас Буль закричит, привлекая внимание Хомяка, тот сбавит скорость и уже не успеет укрыться в здании. Но умница Буль только лязгнул на своем этаже затвором, и в тот же миг в поле зрения появились собаки.

Судя по всему, это были все те же звери, что уже пробовали подобраться к ним с Хомяком возле колодца утром. Правда, теперь их было значительно больше. Все как на подбор: не очень крупные, но крепкие, в клочьях свалявшей шерсти, с оскаленными мордами и короткими пушистыми хвостами.