Текст книги "Все демоны моего мужа (СИ)"

Автор книги: Евгения Райнеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Напряженно и молча, мы ехали по дороге, которая вдруг неожиданно стала очень оживленной. Неслись огромные фуры, подсвеченные квадратно мелкими фонариками, как новогодние елки, шмыгали мелкие по сравнению с ними юркие и наглые легковушки, весело катили тупомордые микроавтобусы. Словно неведомо кем наброшенные на уже ночное шоссе чары рассеялись, оживив всех зачарованных путников, и оставив только нас двоих в напряженном молчании. Поглощенные этим странным ощущением, словно что-то случилось, когда ничего не случилось, мы незаметно въехали в город. Сначала замелькали домишки частного сектора, потом вдруг где-то вдалеке, но совершенно явно и даже на расстоянии величественно возник огромный храм, как вишня на торте, вкусно высящийся на горе.

– Я хочу есть, – наконец-то прервал затянувшиеся молчание Влад. – Кажется, вон там, на пути есть магазин.

В ночном минимаркете, кроме нас, не было посетителей. Мы набрали аппетитно выглядящей колбасы, пышного хлеба, немного белого сыра, и, подумав, секунду, взяли ещё окорочка-гриль, уж очень румяная, по-хорошему прожаренная корочка светились сквозь покрывавшую их прозрачную пленку. На кассе сидел молодой симпатичный, но смертельно уставший парень. Он быстро посчитал наши покупки, и назвал цену. Влад протянул ему пятитысячную бумажку.

– Извините, у меня нет сдачи, – устало, но вполне доброжелательно сказал кассир, – Может, есть деньги мельче?

У меня были купюры помельче, и я полезла за кошельком. В этот момент Влад начал кричал. Зеленый огонь в его глазах вместе с криком пробивал ночное пространство и поднимался к потолку маркета. Я сжалась от этого напора, который словно крик баньши уничтожал вокруг все живое. Кассир тоже сжался и затих.

Что именно кричал Влад, я потом так и не могла вспомнить. Что-то вроде того, что все вокруг жулики, которые так и норовят обмануть и обругать его, что кассиру не стоило хамить ему, Владу, потому что он, Влад, сейчас вызовет полицию, чтобы зарегистрировать мошенничество и оскорбление. Все это он перемежал через слово грязной матерщиной. Ругательства он произносил с доселе не замеченным мной удовольствием. С каждым матом он словно освобождался от чего-то тяжелого, изнутри давящего на него, переваливая груз на тех, кто его слушал. В смысле, на тех, кто находился рядом.

– Влад, – я тронула его за рукав куртки, он грубо дернул рукой:

– Ну, что ты владкаешь? Иди ты со своим владканьем, знаешь куда? – Муж второй раз за сегодняшний вечер грязно выругался конкретно в мой адрес.

Кассир, совершенно обалдев от только что увиденного и услышанного, торопясь достал, очевидно, личное портмоне, и ничего не говоря, торопливо отсчитал сдачу с пяти тысяч. Муж удовлетворенно хмыкнул, собирая мелочь, подхватил покупки и пошел к машине. Я все ещё в шоке поплелась за ним, уговаривая себя, вспоминая кольцо Соломона, что и это тоже пройдет. Напряженное молчание между нами усилилось. Лично я просто представления не имела, о чем можно говорить в такой ситуации. Если бы я попала под шквал неистовых ругательств постороннего человека, просто навсегда исчезла бы из радиуса его воздействия. Как быть в подобной ситуации с собственным мужем, в салоне легкового авто, представления не имела.

***

Между тем, навигатор, поводив наше авто по извилистым, по-весеннему замызганным закоулкам, вывел к двухэтажному коттеджу. Светом от фар высветило адрес на высоком заборе, это был тот самый дом, который нам был нужен.

– Посмотришь? – уже совсем нормальным и даже слегка веселым голосом, словно ничего не произошло, спросил меня Влад. Вылезать из теплого салона не очень хотелось, но я кивнула. Ещё день назад могла бы покапризничать, и может выменять эту вылазку на поцелуй, но сейчас ситуация была совершенно не та. Липкий страх сказать что-нибудь не то уже вил свое щетинистое гнездо во мне.

После тщетных попыток вызвонить кого-нибудь в пимпочку звонка на воротах, пришлось толкнуть створку, которая, сначала чуть поелозив, все-таки отворилась. Дорожка была расчищена от снега, который очевидно накануне навалил густые махровые кучи по просторному двору. Я подошла к входной двери. Она была так же, как и весь дом – свежей, узорчатой, новой. Во влажной набухлости воздуха витал запах свежевыструганного дерева. Такой новенький был этот коттедж. Тем не менее, заходить в него, мне почему-то вовсе не хотелось. Что-то удерживало меня на пороге, и даже одну секунду, забывшись, хотела позвать Влада, настолько мне не нравилась тишина, царившая вокруг и ощущаемая даже через стены внутри. Но я удержалась. «Опять орать начнет», – промелькнуло на периферии сознания, и, толкнув резную дверь, я вошла. И сразу попала в просторный холл.

Он был светел. Мягкий свет от множества электрических лампочек, по-домашнему глазеющих откуда-то из-под потолка, мягкие диваны и большой стол – непременные атрибуты любого холла, так же, как и работающий со стены телевизор, – выдвинулись вперед, как шахматные кони, загораживая почти потайную лестницу, ведущую наверх, очевидно в спальные номера.

– Привет! Есть кто здесь?! – наконец-то догадалась крикнуть я, но получилось как-то не очень вразумительно, хотя даже на фоне работающего телевизора довольно громко. Ответом мне была тишина. Я ещё немного потопталась на пороге, заглянула в просторную кухню, за которой угадывалась прачечная, и даже слышался шум работающей стиральной машинки. Чайник на кухонном столе был горячий. Тут же маячили банка с растворимым кофе и сахарница. Словно специально выставленные для нас. Две чистые кружки с веселыми красными пятнами на белом фоне и две чайные ложки венчали картину ожидания кофепития. Я вернулась в холл и ещё несколько раз крикнула свой «Привет!» вверх по лестнице. Тишина, преследующая меня всю дорогу, в этом доме уже конкретно угнетала. Захотелось, чтобы время вернулось вспять, мы никуда не поехали, и ничего не случилось.

Кто-то сзади положил мне руку на плечо, и я непроизвольно вскрикнула. Влад поморщился:

– Да я это, я, перестань вопить.

– Влад, – пролепетала я, – тут, кажется, совсем никого нет. Мы одни в этом доме.

– Замечательно! – серые глаза моего мужа опять внезапно полыхнули зеленым огнем. – Никто не будет нам мешать, а за номер мы все равно заплатили. Пойдем выбирать тот, что нам больше понравится.

Он весело, но как-то совершенно не похоже на себя, подмигнул мне. Как-то.... Похабно. Не игриво, не интимно, как раньше. Именно похабно, словно пьяный матрос уличной девке. Словно мы были совсем незнакомы.

На втором этаже оказалось пять небольших, подготовленных к приезду постояльцев номеров. Все комнаты были гостеприимно распахнуты, все кровати застелены свежим бельем. В душевой комнате пыжился и махрился набор свежих полотенец всех размеров и предназначений.

– Вот видишь, – сказал Влад, бухнувшись на кровать в угловом номере. – Нас здесь ждали.

Я немного помялась:

– Мне как-то не по себе.

– Почему? – спросил муж, уже прикрыв глаза. Чувствовалось, что он действительно вымотан и от дороги, и от чего-то, не дающего ему покоя изнутри.

– Где хозяин? Где остальные постояльцы? Почему здесь все нараспашку?

Влад недовольно сел на кровати:

– Ты предлагаешь ночевать в машине?

Я отрицательно покачала головой. Ночевать в машине было выше даже моих сил.

– Ну, тогда все. Располагайся, пока машину во двор загоню. Там ворота тоже не закрыты на замок. Я проверил.

Влад вышел, и через несколько минут со двора послышался скрип отворяемых ворот, а затем урчание мотора. Я скинула свою бежевую пуховую куртку, объемный шерстяной шарф крупной вязки, затолкала в рукав шапочку с помпончиком. Разворошила пакет из магазина, который принес с собой Влад, и выложила на журнальный столик и колбасу, и хлеб, и окорочка. Обрадовалась, когда обнаружила, что мы купили ещё и печенье, о котором я забыла. Подумала, что лучше поужинать там, где есть горячий чай и кофе, но вниз тащить всю эту снедь было жутковато. Не то, чтобы я устала, хотя и это тоже, но страшно было пить из чайника, который неизвестно кто невидимый подогрел перед твоим приходом, под звуки телевизора, который тоже был включен непонятно кем. Я не сказала об этом чуть раньше Владу, но чувствовала я себя, как Машенька, зашедшая в пустой домик трех медведей. С одной лишь разницей в том, что я испугалась заранее. Не дожидаясь призрачного хозяина. Который, кстати, с такой же вероятностью мог оказаться и медведем.

– Вот дерьмо! – на пороге стоял Влад, обжигая меня бирюзовым взглядом. У него был вид глубоко пьяного человека. Ещё сутки назад я бы посмотрела на него с удивлением, но теперь я только вжала голову в плечи. Потому что была усталой, раздавленной морально, задерганной и ожидала всего, чего угодно.

– Дерьмо! – смачно и с удовольствием повторил Влад, и стукнул кулаком по столу. Все наши припасы, которые я выложила на этот стол, разлетелись в разные стороны.

– Зачем ты так? – все-таки пискнула я.

– Ты все делаешь мне назло! Тебе на меня глубоко наплевать!

На самом деле, мой муж употребил гораздо более грубое слово.

– Ты в магазине кинулась на защиту поддонка, который нахамил мне и пытался обмануть!

– О чем ты? Он не сказал тебе ни единого грубого слова! Это ты кричал, как сумасшедший. Мне за тебя было стыдно. Первый раз в жизни мне за тебя было стыдно, – я тоже сорвалась на крик, потому что не поддаться этому безумию было невозможно.

– Ты тварь! – мне показалось, что от Влада вязко и тошнотворно потянуло перегаром.

«Где бы он успел выпить? – подумала быстро я, – Он же весь день и весь вечер за рулем. Он только что был абсолютно трезвый!». Пьяное безумие из глаз Влада тут же исчезло.

– Ты мерзкая тварь, которая только и ждет, чтобы унизить меня. Я тебя недостоин?

Он схватил меня за руку.

– Скажи, падла, я тебя недостоин?

– Это сон, – пробормотала я ему в лицо, – это просто дурной сон.

Мне на самом деле все больше и больше переставало вериться в происходящее. Не слушая моих лепетаний, Влад потащил меня двери, распахнул её и сунул мне в руки мою куртку и сумочку.

– Убирайся с глаз моих, дрянь!

Мне действительно захотелось немедленно убежать отсюда, куда угодно, только бы не видеть и не слышать этого бреда, который все наращивал обороты. Но я почувствовала, что сумочка гораздо легче, чем обычно, и уже скорее по многолетней привычке раскрыла её.

– Влад, – сказала я растеряно, – а где мой кошелек, ключ от дома и телефон?

– Фигу тебе! – заржал зеленоглазый незнакомец с лицом Влада похабным смехом. – Добирайся, как хочешь, а я посмотрю. Увидим, кто кого не достоин. Узнаем, кто за кого теперь будет заступаться в маркетах.

Я начала говорить, как с тяжелобольным, или с маленьким ребенком, тщательно и ласково выговаривая каждое слово:

– Но на улице ночь, а ты не оставил мне абсолютно ничего. Как же я пойду и куда? Без денег, телефона и ключей от дома?

– Вот-вот, – опять раздался гогот, в котором явно ощущалась некая смесь лошадиного и трактирного. – Валяй, топай отсюда.

И муж в очередной раз за сегодняшний вечер употребил в отношении меня слово, которое никто никогда не произносил при мне. Он опять двинулся в моем направлении, а так как хотя его намерения были мне совершенно непонятны, но не сулили ничего хорошего, я выскочила в коридор, тут же нырнула в ближайшую открытую комнату. Слава богу, она закрывалась изнутри. Влад или то, что жило в этот момент в моем ироничном, светлом, интеллигентном Владе, несколько раз бухнулось всем телом в закрытую дверь и успокоилось. Из коридора раздались удаляющиеся шаги, и стало пронзительно тихо.

Сердце колотилось так, что я думала, что уж точно в эту ночь не усну. Но стоило мне коснуться головой подушки, как тут же провалилась в тяжелый сон. Одетая, с курткой и сумочкой, которые так и не выпустила из рук, я уснула на кровати в отеле призрачного хозяина, одна, больше всего на свете боящаяся и ненавидящая любимого до слез мужа.

Впрочем, среди ночи я проснулась. Прислушалась к тишине в коридоре, встала и подошла к двери. Чуть приоткрыла её, стараясь не издать ни шороха, коридор был темен и пустынен. Только откуда-то снизу, из кухни или из холла, доносились невнятным гудением голоса. У меня возникло ощущение, что собеседника два. На цыпочках я прошла к лестнице, в любой момент готовая опять ускользнуть в комнату, которую про себя уже называла «своей». Чуть свесилась вниз, стараясь оставаться на темной стороне, и прислушалась.

Разговаривали, действительно двое. Один был точно голос Влада, обычный, только чуть тревожный и напряженный, второй напоминал юношеский. Он словно ломался, срывался то в хрипотцу, то в нем появлялись визгливые нотки.

– Оставь её в покое. – Настойчиво сказал голос Влада.

Юнец похабно заржал, и, клянусь, этот смех я уже слышала сегодня. Только смеялся так непривычно мой муж.

– Да ладно, ты че?! Тут же как специально пусто сегодня! Отчего бы нам не оторваться по полной?! Можно и Генриха позвать, он такое ситуации очень любит. И благодарен тебе будет, сам знаешь как. А быть кредитором Генриха – это спасает от множества неприятностей, так ведь?! Та-та-да-дам! Бонус!

– Это ты все подстроил? – все так же тихо, но твердо спросил Влад.

– О чем ты? Меня здесь не было, и ты это прекрасно знаешь, – юноша перестал ржать, но теперь уже мерзко хихикал. Только по этому хихиканью я живо представила, какая у него прыщавая, нечистая физиономия и блудливый взгляд.

– Пустой отель, да? Оторвемся по полной? Где хозяин? – мой муж прервал хихиканье мальчишки.

– У хозяина появились срочные дела! – судя по всему, юнец совершенно не боялся Влада, хотя голос у моего мужа стал невероятно серьезный и напористым.

– Какие дела?

– Тебе-то что? Предлагаю оторваться по полной. Обещаю, что после того, как мне будет достаточно, я оставлю тебя в покое надолго. А если мы ещё и Генриха позовем! Да ладно, помню, помню. Больше трех не собираться. А смешная была поговорка, – тут мальчишка опять залился смехом. Казалось, он просто наслаждается ситуацией. В то время, как Влад, я чувствовала это даже издалека, совершенно не в восторге от того, что происходит. «Но почему он просто не пошлет пацана подальше?» – подумала я. – «Ему же явно не нравится этот разговор».

– А с Генрихом нас как раз трое и будет! – выкрикнул предполагаемый подросток. – И знаешь, кто ещё троицу любит?

В восторге от своего последнего вопроса, он просто закатился смехом, похрюкивая горлом.

– В общем, – я чувствовала, что муж выпятил вперед челюсть и говорит сквозь плотно сжатые зубы:

– Ты. Сейчас. Уходишь. Мы. Не. Будем. Отрываться. Ни по полной, никак вообще. Хватит с тебя на сегодня.

Я почувствовала, что муж поднимается с места, и шмыгнула вглубь коридора к комнате.

– Пожалеешь же! – теперь отчетливо веселый, хоть и чуть обиженный голос мальчишки был слышен и отсюда.

– Перетерплю! – крикнул ему на ходу, уже поднимаясь по лестнице Влад.

Затем я все-таки шмыгнула в комнату и опять плотно затворила за собой дверь, уже не беспокоясь, что меня кто-нибудь услышит. К двери, за которой я спряталась, подошел Влад.

– Лиза! – позвал он тихонько, и я затаилась, чуть дыша. – Ты спишь?

Я решила не отвечать. Он потоптался немного под дверью, затем с каким-то полным вселенской скорби вздохом произнес: «Родная моя, любимая!», и захлопнул соседнюю дверь.

А я опять упала на кровать, и верите вы мне или нет, но проспала без всяких снов теперь уже до самого утра.

***

Когда, проснувшись, я вышла в коридор, первое, что я увидела – это серые веселые глаза Влада.

– Соня засоня, – пропел он совершенно обычным голосом, и улыбнулся мне самой широкой своей улыбкой.

– А ты чего в другом номере ночевала? – почему-то спросил он.

– Как? – удивилась я, каким-то седьмым чувством понимая, что сейчас можно не бояться. – А ты разве не помнишь?

– Да я свалился, как подкошенный, даже перекусить не успел, сейчас голодный, как стая аллигаторов. Проснулся – тебя нет. Думал, уже кофе внизу пьешь. А ты тоже только встала!

– Влад! – я открыла рот то ли от удивления, то ли от его наглости. – Ты разве не помнишь, как себя вчера ужасно вел? И на дороге, и в магазине, где ты обругал кассира.

При упоминании о кассире глаза Влада вдруг стали наливаться опасной бирюзой, и я, наученная горьким опытом, вдруг отбросила мысль поговорить о том, что не давало мне жить, а быстро сказала:

– Ты храпел. Ты просто невыносимо храпел. Пойдем пить кофе.

И мы спустились вниз, прихватив с собой разбросанные по комнате колбасу и окорочка. Влад почему-то вел себя, будто все в порядке, ну и я тоже сделала вид, что ничего особенного не происходит. Включилось чувство самосохранения.

Хотя бы потому, что у него до сих пор были все мои деньги, ключи от дома и телефон.

На кухне было все так же пустынно, но чайник был горячим, и к кофе и сахарнице прибавилась тарелка с маленькими круассанами и масленка. Мы с удовольствием позавтракали, причем Влад был совершенно собой, и с ним, как и прежде было весело, приятно, и даже головокружительно.

Я помыла чашки, пока он грузил наши вещи в машину, и уже натягивала шапку на пороге, когда в дом вошел плечистый высокий мужчина в куртке защитного цвета, похожей на военную. На куртке красовался знак «МЧС».

– Здравствуйте, – улыбнулась ему я.

– Я хозяин отеля, – виновато произнес он, – извините, что не смог вас встретить. Срочно вызвали по службе. Жуткая авария, всю ночь дыры латали.

– Ничего страшного, – вежливо ответила я. – Кстати, спасибо за круассаны.

– Какие круассаны? – он смотрел на меня удивленно взглядом человека, который не спал сутки.

– Утром. Свежая выпечка. Очень вкусно.

– Я только что пришел, – опять же устало произнес он. – И ничего не знаю про круассаны.

Тут никого больше не было.

Последней фразой он посеял некоторую панику в моей душе, потому что я до последнего надеялась, что ночной разговор мне пригрезился во сне, и никого, кроме нас с Владом, в этой гостинице действительно не было. Но Влада почему-то спрашивать ни о чем не стала. И даже не намекнула, что меня тревожит кое-какое обстоятельство.

Он закрыл за собой широкие ворота и вернулся в машину.

– Итак, где сегодня начнется наше путешествие?

Я ответила:

– Знаешь, мне почему-то очень хочется домой. Поедем домой?

– Да ты что! – удивился Влад. – Мы так долго сюда ехали! Как же знаменитая крепостная стена?!

– Я .... плохо, – меня действительно тошнило, – плохо себя чувствую. Боюсь, что тебе одному придется бродить по стене.

Влад положил мне руку на лоб.

– Да, вроде, температуры нет....

– Говорю же, мне нездоровится.

Мы выкручивали на главную дорогу по запутанным извилистым улицам низкого района, и мне стало очень обидно, что после всего произошедшего, Влад весело крутит руль и мурлычет себе под нос какую-то песенку, как ни в чем не бывало. Отравив мне желание радоваться и воздух, который теперь вызывает тошноту, он собирается получать удовольствие от путешествия, в которое мы отправились вместе. Это было слишком.

Он хитро и лукаво улыбнулся:

– Ладно, на стену не поедем. Что мы на тех стенах не видели? В конце концов, кремлевские стены есть в каждом уважающем себя городе с историей. А вот.... Точно! У меня есть сюрприз для тебя! Я знаю, куда мы поедем сейчас!

И Влад развернул машину и остановился. Хитро поглядывая на меня, он что-то перенабрал в навигаторе, и мы опять заколесили по переулкам, выбираясь на трассу.

***

Дорога вывела нас сначала за околицу. Большой, просматриваемый из любого места города, сияющий массивными куполами храм остался за спиной, и мне почему-то совсем не хотелось к нему возвращаться. Теперь этот чудесный, ни в чем не виноватый храм остался у меня в памяти, как один из символов вчерашнего ужасного происшествия.

Влад был в прекрасном расположении духа, шутил, как обычно, мурлыкал обрывки каких-то песенок, иногда взглядом приглашая меня присоединиться к своему вокалу. Я молчала, хотя сидеть такой надутой мне самой не доставляло ни малейшего удовольствия. Но как-то не веселилось мне.

Печальные голые мартовские березки на обочине шоссе опять сменились лесом, не очень массивным, скорее домашним, для прогулок. Мы завернули по ходу указателя, на котором значилось «Тленово» в небольшую деревушку. Ничем особо не примечательную, как большинство из них в нашей глубинке ранней весной.

Впрочем, даже самые ухоженные города в марте становятся зачуханными, как беспризорники. Из-под начавшего таять снега вылезают все скрытые до поры до времени белым покрывалом грехи. Окурки, банки, клочки разлагающейся бумаги и прочие прелести человеческой жизнедеятельности. Серое тоскливое небо, опрокинутое на расквашенную тающими снегами землю, не прибавляет ощущения праздника жизни. Единственное, что греет душу, так это осознание того, что надежда нас не обманет, и скоро будет лето. Будет лето? Опыт прожитых лет и пробивающееся через хмарь робкое, и ещё холодное солнце, обещают, что будет.

Вскоре деревня закончилась. Остались позади низкие, пригнутые тяжестью бытия и времени дома с полузакрытыми глазами-окнами, большая машина почти на проезжей части с надписью «Флюорография», к которой тянулся хвост очереди из обреченно переминающихся с ноги на ногу терпеливых селян. Мы проехали небольшую импровизированную ярмарку, которая ярко-кислотным пятном из халатов, носков и каких-то невероятных юбок, зазывала печальных редких прохожих. Ещё немного отъехав из Тленово, мы притормозили перед указателем «Историко-архитектурный комплекс «Усадьба Менишевых», и свернули по стрелке.

– Усадьба Менишевых? – я с благодарностью посмотрела на Влада. Забитая радость тихонько начала подниматься из глубины моего существа. Муж, очень довольный собой, кивнул. И не смог удержать улыбку. Сюрприз получился.

Я выскочила из машины, как только Влад остановил авто, и оглянулась на него. Муж неторопливо снимал навигатор, и улыбнулся мне отражением в мутных от дорожной грязи окнах:

– Да беги уже, беги! Знаю, как тебе не терпится.

Такие места для меня – места силы. Я напитываюсь концентрированным волшебством. Потом эта энергетика, переработанная где-то в глубинах того, что называется мной, превращается в сказки.

Влад подошел, когда я стояла на подмерзшей скользкой тропке у холма, на котором необычной луковкой расположился Храм Святого духа. Лик Спасителя с западного фасада церкви взирал на меня выпуклой мозаикой рериховского взгляда, усиленный пустыми глазницами окон. Со Спасом нерукотворным хотелось говорить наедине, в пустоте и тишине. Эти выбитые фрагменты потрясающего геометрического оконного переплёта словно приближали небо к земле, храм не был чем-то помпезным и карающим. Он был своим, человеческим, так как познал страдание, унижение и насилие.

– Он может понять человека, – сказала я Владу, кивая на это ни на что не похожее сооружение, которое одновременно напоминало и египетскую пирамиду, и буддистскую пагоду.

Влад догадался, что я имею в виду.

– Ты знаешь, что храм так и не был освящен? – тихо спросил он, приобнимая меня за уже озябшие плечи.

– Читала, – кивнула я. – Княгиня Ольга Менишева и художники, поддерживающие идеи Лашкино, мечтали создать памятник, в котором бы сочетались многие конфессии. Не мудрено, что они нарушили каноны ортодоксальной церкви. Из-за этого храм и не был освящен.

Тишина. Слепящее, но холодное солнце. Под нашими ногами сразу заскрипел загородный первородный снег, мы поднялись на холм вместе. Смальтовая мозаика Спаса по мере приближения становилась все уязвимей, лик расплывался, становился все огромнее, из накрепко заколоченного здания храма повеяло запустением. Я хотела было заглянуть в одно из выбитых окошек внутрь, но поняла, что это ничего нового мне не даст. Просто уже знала, что увижу там. То же самое, что и во всех заброшенных творениях рук человека. Горькую пустоту.

– «Русские Афины», – произнес как-то горько, молчавший до этого Влад.

– Когда-то были, – мне тоже было ужасно жалко эту усадьбу, в которой сто лет назад кипела творческая жизнь и надежда на будущее.

– «Холмы, белые березы, золотые кувшинки, белые лотосы, подобные чашам жизни Индии, напоминали нам о вечном пастухе Леле и Купаве, или, как бы сказал Индус, о Кришне и Гопи», – Влад открыл смартфон и зачитал вслух слова Рериха об этих местах. – Ты пойдешь в музей?

– А ты – нет? – спросила я, уже предугадывая ответ.

– Не могу. – Опустил глаза Влад. – Я лучше у Храма ещё немного поброжу. Тянет он меня чем-то. Хочу посмотреть, где тут могла быть усыпальница князя Менишева.

Влада почему-то всегда тянуло к погостам. Он любил бродить по Новодевичьему кладбищу, в Троице-Сергеевой лавре его влекли усыпальницы, в Новоспасском монастыре – места захоронения династии Романовых. Тянул меня от надгробия к надгробию, вслух зачитывая имена и даты, а я всегда покорно плелась за ним. Что поделать, Влада влекла смерть, а меня – жизнь. В конце концов, утешала я себя, это две стороны одной медали под названием сущее.

Оставив мужа искать предполагаемую усыпальницу князя Менишева, я спустилась к «Теремку» с холма, на котором стоял так и не освященный храм. Его главный фасад с наличниками, пылающими разноцветием красок, был виден издалека. На ставнях улыбалось солнце, неслись куда-то вдаль сказочные коньки, шумели завитки трав, спутанные ветром и дождем, и горделиво высилась любимый малютинский символ: жар-птица с красным гребешком.

Посетителей, как таковых, в музее не было, несмотря на то, что было многолюдно. Я поняла, что приехала какая-то комиссия, поэтому ходила по дому в синих шуршащих бахилах тихо, стараясь не мешать работающим людям. Было даже как-то стыдно за свою такую выходную праздность.

И я даже, кстати, сразу поняла, почему Влад так и не захотел зайти сюда. Обломки бывшего великолепия вызывали почти такую же грусть, как и храм с уникальной мозаикой и выбитыми стеклами. Драгоценные коллекции Менишевой были национализированы. То есть пропали. Все, что осталось целым после варварского разграбления усадьбы, кусками и фрагментами было перенесено сюда. Спасенные обломки мира, так много обещающего грядущим поколениям, но так и не принятые ими. Потому что потомкам хотелось жрать, лениться и совокупляться. Из развлечений грядущим больше всего приветствовалось разрушение «культурного наследия» и пьяные танцы на обломках великой империи.

Сиротливые фрагменты красноречиво повествовали об этой отдельно взятой трагедии. Балалайки, расписанные самим Врубелем, посуда в «русском стиле», печки с керамическими образцами, балконная дверь с медведем, цветами и рыбками, панно с изображением Садко, несущегося по воле белых птиц. Дольше всего я задержалась перед порталом двери с Георгием Победоносцем в воинских доспехах и на белом коне. У ног героя извивался пронзенный и поверженный дракон с обиженным детским удивлением на морде. У Георгия же вид был, как и положено, победоносный.

Я вышла из небольшого музея с явным ощущением потери, которым мне очень хотелось поделиться с Владом. Думаю, он бы понял меня. Но его нигде не было.

Остановилась за несколько шагов от крылечка, навес над которым поддерживали резные витые узкоголовые драконы, полюбовалась немного на резьбу, и пошла искать мужа. Вдруг за моей спиной чей-то шипяще-свистящий голос явно произнес:

– Беги, дево-ч-ч-ч-ка, беги. Мы его задерж-ж-жим.... С-с-спасайся....

Я обернулась, но никого сзади не было. Только драконы продолжали равнодушно смотреть на меня искусно вырезанными из дерева, вытянутыми к вискам глазами. «Срочно домой! – подумала я. – «Кажется, я действительно простыла, и сейчас уже поднимается температура».

В поисках Влада я обошла несколько раз по скользкой дорожке вокруг неосвященного Храма. Сунулась в сумочку за мобильником, чтобы ему позвонить, но тут же вспомнила, что накануне Влад забрал мой телефон, и до сих пор так и не отдал его мне. Я прошла к нашей машине, которую муж оставил за воротами заповедника. В ней никого не было. Попробовала посмотреть сквозь стекла, не заснул ли он, но стекла были мутные и салон просматривался неважно.

Кричать здесь было как-то неудобно, и я решила подождать Влада на том, месте, где мы расстались. К этому времени уже продрогла и устала. И от свалившихся на меня накануне неожиданностей, и от новых впечатлений. Вокруг все так же было пустынно, только из стоявшего чуть поодаль «Теремка» отдаленно и гулко доносились голоса комиссии. Я начинала уже злиться на мужа и бояться, что с ним что-либо случилось, одновременно. А потом.... Потом мне почему-то пришла мысль все-таки заглянуть в одно из разбитых окон храма. Я неуклюже вскарабкалась по какому-то строительному мусору, засыпавшему бетонный приступок, немного подтянулась на сразу мелко задрожавших руках.

Я сразу его увидела. Влад сидел на полу в круге пыльного света, спрятав лицо в колени. Мне опять стало страшно. Во рту резко стало сухо и нечего глотать, как всегда бывает накануне беды. Я почему-то целую минуту не могла сказать ни слова, зависая в полном оцепенении на стене храма, расписанного Рерихом. В себя меня привели ломившие в плечах руки, которые тут же онемели и грозили больше не слушаться меня. Тогда я закричала.

– Влад! – закричала я в немой провал окошка. – Влад! Ты как там?!

Удивительно, но вопреки моим опасениям, Влад тут же вскинулся, открыл лицо на мой голос, и, щурясь от солнечного луча, залившего глаза, обрадовано крикнул в ответ.

– Лиза! Лизонька!

Тут я поняла, что висеть таким образом больше не в силах, и рухнула вниз, сообразив на лету сгруппироваться, чтобы не попасть на подозрительную кучу мусора, по которой взбиралась наверх. Приземлилась вполне удачно, и пока отряхивалась, в окне, из которого я только что практически выпала, показался Влад. Он вывалился следом, чуть не сбив меня с ног. Я помогла ему подняться.

– Зачем ты полез туда? – удивленно спросила я, убедившись, что муж цел и невредим. – А главное: почему сидел там все это время?

– Я ничего не видел, пока не услышал твой голос. То есть совсем ничего, словно ослеп. Когда ты закричала, что-то резануло в глазных яблоках, и вокруг меня все снова стало ясно и понятно.

– Хорошо. – Хотя все было совершенно не хорошо, а странно. Влад напоминал потерявшегося маленького мальчика, смотревшего на меня виновато и в то же время обвиняюще. В лучах уходящего солнца его глаза снова показались мне бирюзовыми. Но я тут же одернула себя. – Вернемся к первому вопросу. Зачем ты полез туда?

– Драконы, – прохрипел Влад. – Они загнали меня.

– Какие драконы?

Влад, перекосившись, махнул рукой в сторону «Теремка».

– Как? – удивилась я. – Как резные драконы так могли поступить с тобой?

– Они сказали, что больше ни один храм меня не примет. Место князя Менишева свободно, сказали они.