Текст книги "Хрустальный ключ"

Автор книги: Евгения Медякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

28

В школе было родительское собрание. Лида Соболева знала, что мама ее на собрание придет. Знала, приблизительно, что скажет маме Прасковья Михайловна:

«У Лиды все пятерки. Есть одна четверка по английскому языку и одна четверка по черчению. Могла бы, конечно, учиться на одни пятерки…»

В этот вечер Соболева дежурила в пионерской комнате. Когда она уходила из школы, собрания в нескольких классах уже кончились.

Улица была освещена слабо. Впереди Лиды медленно шли две женщины. До нее донеслись слова, сказанные одной из них, высокой, в светлом пальто. Вторая что-то негромко ответила. В ее полной фигуре Лида узнала вдруг Прасковью Михайловну.

– Нет у Юры настойчивости, самодисциплины, – снова заговорила высокая женщина. – Я часто уезжаю в командировку, и всегда, как только уеду, у него в учении начинается «черная полоса». Чувствует, что контроль над ним ослаб, и нахватает двоек…

Дальше Лида не стала слушать. Она перешла на другую сторону улицы.

«Какой же это Юра учится в нашем классе? Буравлев? Так его маму я знаю… Да, новенький у нас есть, Логунов».

На другой день, на уроке арифметики, случился инцидент, на который почти никто не обратил внимания.

Класс решал задачи. Соболева справилась быстро. Оглянулась на товарищей. В скучающей позе сидела Рая Давидович, очевидно, она тоже решила задачу.

У Юры Логунова, по-видимому, дело не ладилось. Он несколько раз поднимал глаза на классную доску, потом опускал их в тетрадь. Рука его машинально крутила ручку.

Неужели у него уже началась «черная полоса»?

К Юре подошел учитель математики Павел Романович. Что-то коротко спросил. Показал карандашом на одно из действий и отправился дальше между партами.

Юра склонился над тетрадью, начал быстро писать, но опять остановился. Задумался, глядя куда-то в пол.

«Плавает» Логунов по арифметике!

Она решила действовать. В большую перемену остановила Виктора Седых и рассказала ему о разговоре матери Логунова с Прасковьей Михайловной.

– Ты бы ему помог один раз. А там, может, Логунов сам подтянется. Он ведь новенький, не привык к ребятам.

– Хорошо! – коротко сказал Виктор.

Проходя мимо Юры Логунова, Виктор так же коротко сказал:

– Останься после пятого урока.

Занятия кончились. Ребята быстро убежали в раздевалку. Замешкавшихся Зину Зыбину и Мишу Добрушина староста бесцеремонно выпроводил.

Юра с некоторым недоумением ждал, для чего оставил его Виктор.

А тот, не тратя слов на длинные объяснения, сел за первую парту и достал задачник по арифметике.

– Ты, кажется, в процентах не силен? Давай, решим вместе десяток задач.

Объяснял Виктор лаконично и все подтверждал примерами, Юрий, чувствуя неловкость оттого, что Седых остался для него одного, заставлял себя быть внимательным.

Когда раздался звонок с шестого урока, Виктор вскочил.

– Надо бежать! Мне еще за хлебом… Дома сам позанимайся.

– Спасибо! – сказал Юра. Он не нашел других слов, но в сердце у него родилось благодарное чувство к Виктору.

29

Занятия в школе окончились. Прасковья Михайловна зашла в учительскую, взяла две больших стопы тетрадей и, завернув их в газету, присоединила к туго набитому, не закрывающемуся портфелю. Подумала, что неплохо бы попросить кого-нибудь из школьников помочь донести ей вещи домой.

Не торопясь учительница спускалась вниз. На всех площадках лестницы выстроились дежурные второй смены. Строго следили они, чтобы все школьники поднимались только по правой лестнице и спускались только по левой. Придирчиво осматривали они ребят из второй смены, шедших из раздевалки. И горе тому, у кого были не чищены ботинки, не свеж воротничок, измят пионерский галстук.

Немедленно неряхи отправлялись вниз обтирать обувь, другим делалось строгое предупреждение.

…Из дверей библиотеки вышел Юра Логунов и не спеша стал спускаться вниз.

Прасковья Михайловна невольно подумала: у некоторых из ее ребят очень заметна собранность, внутренняя дисциплина. Ни минуты не задержится в классе Виктор Седых, Лида Соболева. Это деловые люди.

Долго пробудут в школьных стенах Володя Хмелев, Миша Добрушин. У одного – физический кружок, у другого – фотосекция. А вот Неля Холодовская, Эдик Шишляев, Зина Зыбина уйдут быстро. Им скучно в школе, и они рады поскорее расстаться с ней.

Есть, наконец, ребята, которые просто не торопятся домой. Вот, Юра Логунов. Со скучающим видом он идет вниз.

– Логунов! – окликнула его Прасковья Михайловна. Юра остановился. – Помоги мне донести тетради до дома.

– Пожалуйста! – вежливо согласился Логунов. Он взял из рук учительницы стопу тетрадей, завернутых в газету. Из раздевалки они вышли вместе.

– Где работает твой папа? – спросила Прасковья Михайловна.

– На заводе. Он начальник цеха.

– Ты бывал у него на заводе?

– Бывал. Только очень давно, когда еще маленький был.

– А мама в библиотеке?

– Да.

– А днем, до прихода мамы, ты один?

– Один.

Прасковья Михайловна спросила Юру, какие книги он брал в школьной библиотеке, о чем он любит читать, понравилась ли ему повесть, которую он сдал сегодня.

Логунов отвечал сначала коротко и как будто неохотно, но постепенно разговорился. «Повесть о Зое и Шуре» ему понравилась, он рассказал, какие эпизоды особенно запомнились.

– А ты помнишь, как Шура предлагал сестре воспользоваться его решением задачи, а Зоя отказалась и целый вечер билась над задачей?

Юра оживился:

– Помню!

Читая эту главу, он не мог не почувствовать уважения к Зое Космодемьянской, которая не хотела обманывать учителя и упорно добивалась самостоятельного решения задачи.

– А знаешь, – продолжала учительница, – у нас в классе был подобный случай. Лида Соболева и Рая Давидович обе хорошо учатся по математике. Живут они дружно, часто звонят друг другу по телефону. Однажды Павел Романович задал классу особенно трудную задачу. Вечером сели девочки за уроки. Рая звонит подруге: «Лида, ты задачу решила?» – «Нет, еще не решила». И у меня не получается». Миновал час. Снова набирает Рая Лидин номер. – «Ну как, вышло? – «Нет». «А я решила. Сказать?» – «Нет, не говори». Спустя час опять звонит телефон у Соболевых. – «Это я. Решила?» – «Нет». – «Ну хочешь, я тебе только скажу, с какой стороны подходить?» – «Я решу сама». И уже часов в десять вечера она позвонила Рае и сообщила, что задача «получилась».

Логунов слушал с интересом. «Молодец, Соболева!» – подумал он.

Незаметно они подошли к дому, где жила Прасковья Михайловна.

– Может быть, зайдешь ко мне? – спросила она.

– Нет… – почему-то насупился Юра. И, чтоб смягчить неловкость, неожиданно пообещал: – В другой раз.

Прасковья Михайловна не настаивала. «В другой раз?» Хорошо, пусть будет другой раз»…

30

Ясные солнечные дни уже перемежались с дождливыми, ненастными, Холоднее стали ночи, студеней вода в речушке Каменке. По утрам, в огороде, на широких, голубовато-зеленых листьях капусты сверкали капли росы. Побурела ботва моркови, засохли, почернели, словно обожженные, картофельные стебли.

В одно из воскресений убрали картошку. Ее хорошо просушили на грядах, ведрами перетаскали в чулан и сени, чтоб окрепла.

Бабушка готовила все для соления капусты. Прежде всего, надо было ошпарить кадушки, вымыть их начисто. Тайка и Вася с любопытством наблюдали, как бабушка нагревает в печке крупные окатанные камни. Накалит их, а потом бросает в кадушку, прямо в воду. И сразу из кадки столбом хлынет пар, камни страшно зашипят, забурлит вода. После такой пропарки в кадке никакого запаха не будет.

– К кадке не подходите! – строго говорит Анисья Кондратьевна, пока носит камни из печи и бросает их в воду. А затем уже разрешает смотреть, лишь бы в кадку не совались.

– Я маленькая была, все узнать хотела, куда солнце на ночь девается? – неторопливо говорила бабушка. – В нашей деревне летом солнышко как раз за прудом опускается. Я в ту пору несмышленышем была, мне и казалось: солнце прямо в воду падает. Смотрю, вот так же, как мама кадки ошпаривает, как вода ключом кипит. Наверное, думаю, так же и солнышко, нырнет в воду, она и забурлит, вскипит. Сказала один раз отцу, что шибко мне охота на это посмотреть. Он засмеялся. Вскоре оказались мы с ним в лесу, под вечер. Отец привел меня на гору. Стояла там высоченная пожарная вышка, выше всех деревьев. Полезли мы с ним, я впереди, он позади. Вниз мне смотреть не велит, голова, говорит, закружится. Одна лесенка кончится, за ней маленькая такая площадка. И опять лестница. Как уж мы влезли – ума не приложу, А только поднялись мы на верхнюю площадку, стали возле перил. И такая ширь нам открылась, у меня дух захватило. Отец показывает: «Вон наш пруд. Справа деревня виднеется. А солнце, гляди! Разве оно в пруд опускается? Никуда оно не опускается. Вот до того хребта дойдешь, а солнце снова впереди будет. Идет и идет над землей». Так и не увидела я, как солнце в воду падает. А вот ширь ту, раздолье, что я с вышки увидала, никогда не забуду. Счастливы мы, что в таком краю живем…

Бабушка посмотрела на ребят, которые, примолкнув, словно сказку, слушали ее были. Откатив кадушки к заборчику и положив их набок, она принесла из кухни таз горячей воды и стала изобихаживать круги для кадок: мыть их вехоткой, а затем добела скоблить ножом.

…Легкие вечерние сумерки едва уловимо окутывали землю. Вечер незаметно подступал к домику. Меж деревьев сгущались тени.

В комнате сумрак постепенно заполнял углы. Бабушка никогда не сидела без дела. И сейчас, вынув из складки широкой кофты иголку и вдев нитку, она начала чинить рубашку Васи, порванную на плече.

Тайка, посмотрев на бабушку, склоненную над работой, щелкнула выключателем, и яркий свет залил комнату.

– Ты что это рано огонь добыла? – неодобрительно сказала Анисья Кондратьевна, поднимая глаза от работы. – Погаси-ка! Не темно еще, все видать. Иголку в нитку вдеть можно.

Тая посмотрела на бабушку, словно проверяя, серьезно ли та говорит. Потом смешливо фыркнула:

– Как ты, бабушка, говоришь! Иголку в нитку! Нитку ведь вдевают! Нитку в иголку…

– Да что ты? А я все думаю – иголку в нитку, – сказала бабушка, и по ее лицу никак нельзя было понять, шутит что ли она.

– И почему ты говоришь «огонь добыла»? – не отставала Тая. – Это мрамор добывают. А огонь? Разве его добывают? Щелкнешь и все.

– Это, девушка, у меня с детства поговорка осталась, – неторопливо говорила Анисья Кондратьевна. – У вас теперь и, правда, щелкнешь – и готово. А я маленькая была, об электричестве в ту пору и понятия не было. Я его увидала, когда у меня иней в волосах заблестел… О чем, слышь, я толковала? Да, как огонь добывали. Послушай, надо вам знать, как ваши деды жили. В прежнее время в крестьянской семье каждая копейка на счету была. Зачем, скажем, на спички деньги бросать? Так вот, в каждой избе, в пекарной печке нарочно в загнете горячие угли берегли. Как совсем темно станет, достанут, подуют, зажгут от него лучину и тогда уже лампу керосиновую засветят. Вот и получалось, что огонь добывать надо.

Бабушка кончила починку и повесила Васину рубашку на спинку кровати. Вздохнула.

– Пойдем во двор, Тая, кончим наши дела. Я воды из колодца вычерпну, а ты будешь носить. Матери и Ксюше еще много трудов. Делать не переделать.

Анисья Кондратьевна шагнула через порог. Ей в лицо повеяло холодное дыхание осени. Оно напоминало, что зима не за горами.

Для школьников зима – пора веселых игр, катания на лыжах, на коньках. А взрослым зима приносит новые заботы – ремонт жилища, топливо, теплая одежда для членов семьи.

Почему же, едва бабушка вышла во двор, на ее губах появилась хорошая добрая улыбка? Бабушка обежала взглядом длинную поленницу не крупно и не мелко, а в самую пору наколотых дров.

Дрова привезли накануне, на грузовой машине. Явились парни-комсомольцы со станции. Быстро скинули двухметровые бревна, притащили козлы. Запели пилы, застучали топоры. Работали дружно и весело. Выросла во дворе длинная поленница остро пахнущих смолой дров. А потом каждый из комсомольцев пожал руку бабушке, каждый сказал ей: – До свиданья, Анисья Кондратьевна! (И откуда они ее имя узнали?) И каждому она от души ответила: – Спасибо, сынок!

Когда вернулась с работы Клавдия и ребята наперебой стали рассказывать матери о важном событии, Клавдия перевела глаза на свекровь. Ее удивил необычный, веселый взгляд Анисьи Кондратьевны. Будто таила она на сердце что-то хорошее, светлое. Только и добавила она к рассказу детей:

– И напилили, и накололи, и в сажо́нки сложили!

31

В одно из воскресений у дверей квартиры Черноок раздался звонок.

Валя открыла входную дверь и просияла:

– Это Ксюша Чердынцева! Она учится со мной. А ее мама – путеобходчица… – громко объявила она.

– Здравствуй, Ксюша! – приветливо встретила гостью Руфина Алексеевна. – Проходи в столовую.

Она ушла на кухню помочь Анне Никифоровне. Когда вернулась, девочки дружески разговаривали. Вернее говорила Валя, а Ксюша немногословно отвечала ей. Валя показывала подруге альбомы с открытками и даже игрушки. Во время завтрака Ксюша снова встретилась с Кириллом Григорьевичем.

Всем понравилась эта высоконькая, темнобровая девочка, со спокойным, полным достоинства лицом. Держалась она очень скромно, и Валя рядом с ней казалась невероятной болтушкой.

Только когда зашел разговор о семье Чердынцевых, Ксюша рассказала о сестре и брате, о бабушке.

Кирилл Григорьевич вспомнил, как он отправился побродить по лесу с ружьем, запозднился, плохо зная местность, набрел на костер в лесу. Тут он познакомился с Анисьей Кондратьевной.

Замечательный это человек, суровая и справедливая женщина.

Щеки Ксюши слегка порозовели, когда она слушала эти хорошие слова о бабушке.

После завтрака Валя сама, что случалось не часто, вымыла и убрала посуду, а потом лисичкой подъехала к маме:

– Мамочка! Отпусти меня к Ксюше домой. Ну, разреши! А потом она меня проводит…

Ксюша подтвердила слова Вали. У них есть овчарка, и вечером девочка проводит Валю, взяв на поводок собаку.

Руфина Алексеевна заколебалась было, но Черноок вмешался в разговор и сказал, что отпустить девочку можно.

Вот и получилось, что Валя в этот день оказалась в доме Чердынцевых.

Все ребята отправились в огород. Хозяева угостили гостью лакомствами, которые ей редко приходилось пробовать: сладкой морковью-коротелью, репой и, наконец, огромной шляпой подсолнуха, усаженной крупными серыми семечками.

Когда ребята шли в огород, Ксюша придержала лаявшую Пальму и пропустила мимо себя Валю. Возвращаясь, Ксюша приласкала собаку и сказала, показывая на Валю: «Наша, наша!»

Пальма завиляла хвостом, потом, посмотрев на Валю, гавкнула еще раз.

– Она умная, все понимает! – убежденно говорила Ксюша и погладила подругу по плечу. – Наша! Наша! – повторила она.

Пальма перевела глаза на Валю, и девочке показалось, что карие глаза собаки по-человечески умно смотрят на нее.

– Она, правда, умная!

С Тайкой Валя вполне сошлась характером. Они с увлечением прыгали на лужайке за домом, мчались наперегонки. Клавдия позвала ребят ужинать. Какой вкусной была рассыпчатая картошка с подсолнечным маслом!

Нисколько не обиделась Валя, когда Клавдия напомнила, что пора отправляться на станцию, чтобы Ксюша вернулась засветло. Сама прикрепила к ошейнику Пальмы крепкий поводок и, перед тем, как девочкам отправляться в путь, велела им зайти в дом и привела туда же Пальму.

– Наша! Наша! – сказала и Клавдия, указывая на Валю. И опять золотисто-карие глаза собаки внимательно и умно взглянули на Валю.

А потом три девочки (Васю мама не отпустила) отправились на станцию. Тайка неумолчно стрекотала. Она решила изумить Валю и начала загадывать ей бабушкины загадки, одну за другой.

Валя отгадала едва половину. А когда Тая загадала: «И комковато, и ноздревато, и кисло, и ломко, а всех милей», Валя и совсем запуталась.

Но тут путешествие их кончилось. У перрона девочки простились. Тайка – с видом явного превосходства, Ксюша – дружески и доброжелательно, а Валя – с чувством сожаления, что так весело проведенный вечер пришел к концу.

32

Юре Логунову понадобился учебник по географии. Только тогда он вспомнил, что отдал книгу «на день» Шишляеву, а тот и не подумал вернуть ее вовремя.

Юра перебрал в памяти товарищей, кто жил поближе, и решил пойти к Виктору Седых. Уж у Виктора учебник, конечно, на месте.

Идти было недалеко, два-три квартала. Во дворе Юра увидел старый двухэтажный дом. Быстро нашел на первом этаже нужную квартиру.

В тесной небольшой кухне мальчик застал Виктора и полную, средних лет женщину. Женщина ответила на приветствие Юры и, завязывая шаль, повернулась к Виктору.

– Если Машенька есть запросит, в печке кашка для нее. И молока ей налей с полчашки. Остальные отца дождутся. Вместе пообедаем.

– Заходи! – сказал Виктор и прошел из кухни в соседнюю комнату. В ней было тесновато. Около стен разместились две аккуратно застланные детские кроватки, кровать побольше и диван. Посредине – большой обеденный стол. В одном углу – маленькие стулья и столик, на низко повешенных полках – игрушки.

В детском уголке играли две девочки. Они с любопытством стали разглядывать Юру.

Виктор, очевидно, учил уроки. На большом столе были разложены учебники и тетради.

Узнав, зачем пришел Логунов, Виктор повернулся к полке, висевшей над диваном, и, найдя учебник, подал Юре.

– Бери. Я урок хорошо знаю. Вот арифметику еще не кончил. Да ты садись, чего стоять!

Юра сел, осматриваясь вокруг. На краю полки, над диваном, была приколота какая-то карточка. Вторую карточку он увидел над большой кроватью.

Заметив, что Юра разглядывает карточки, Виктор усмехнулся.

– Это у меня английские слова написаны. Подойду за учебником, прочту два-три слова, повторю про себя. Над кроватью – другие слова. А когда эти выучу, новые напишу.

Из второй комнаты вышли два мальчика, помладше Виктора.

– Витя! Мы гулять! – сказал тот, что был повыше.

– Чтобы через час были дома! – строго сказал Виктор. – Пойдете в магазин за картошкой.

Юра улыбнулся.

– Ты и дома командуешь, как в классе.

– А как иначе? У нас семья немаленькая: шесть детей. Маме где же со всеми справиться?

Юра слыхал, что у Седых большая семья, но все же он был изумлен. Шестеро детей!

– Витя! – обратилась к брату девочка постарше. – Этого мальчика как зовут?

– Его зовут Юра. Иди, Лиза, не мешай нам.

– А он еще придет к нам? – спросила, любопытно глядя большими голубыми глазами, самая маленькая девочка.

– Придет, Машенька! – терпеливо ответил Виктор.

– Ты придешь? – спросила Маша уже у Юры.

– Приду обязательно! – чуть смущенно ответил тот.

– А играть с нами будешь? – заглянула ему в глаза малышка.

– И играть буду…

– Они пристанут, – не отвяжешься! – с усмешкой сказал Виктор. – Идите, девочки, играйте!

Юра понял, что надо уходить: Виктору и ему нужно учить уроки, а девчурки затеяли разговор надолго.

Он попрощался. Во дворе шумела мальчишеская компания. В ней он приметил и двух братьев Виктора.

Придя домой, Юра открыл ключом дверь, скинул пальто, кепку и сел за письменный стол.

На стене негромко и размеренно тикали часы. Изредка на кухне звонко падала капля воды в раковину. Больше ничего не было слышно.

33

После уроков Лида Соболева неожиданно сообщила ребятам:

– Седьмые классы работают на стройке. Приводят в порядок новые дома… А если нам тоже пойти на стройку?

– Зачем? – удивилась медлительная Зина Зыбина.

– Во-первых, это настоящее дело. Мы поможем строителям, они скорее приступят к отделке здания. А во-вторых, – Лида сделала паузу, – во-вторых, эта работа оплачивается.

– А на что нам деньги? На мороженое, что ли? – выскочил вперед Шишляев.

– Совсем не на мороженое, – досадливо отмахнулась от него Лида. – Через полтора месяца – зимние каникулы. Купим билеты в драматический театр или в оперу.

– Дома нам не дадут, что ли? – опять ввернул реплику Шишляев.

– Тебе, конечно, дадут. Но не всем дадут. Помните, мы были в Театре юных зрителей. Сколько ребят ходило?

– Девятнадцать, – дал точную справку Виктор.

– Вот, видишь, девятнадцать! А тут деньги будут наши, заработанные. Купим билеты на всех.

Большинство шестиклассников одобрило замысел Лиды. Виктор с помощью старшей пионервожатой договорился на стройке о дне работы.

Прасковья Михайловна, конечно, могла бы не ходить на строительство. Но разве могла она усидеть дома, когда ее питомцы взялись за такое ответственное дело?

Утром, в назначенный день почти весь класс собрался в вестибюле школы. Ребята оделись попроще; да и сама Прасковья Михайловна была в стареньком пальто и теплой шали.

– Пошли! – поднялась с диванчика учительница. – Надо быть аккуратными.

– Прасковья Михайловна! Еще минуточку!

– А кто не пришел?

– Раи нет. Миши Добрушина.

– Догонят!

Шумной толпой все высыпали из дверей школы. Шли не строем, не цепочкой, а свободно.

На работу ведь люди идут!

– Я составил списки, Прасковья Михайловна, – сказал Виктор. – Разобьем всех на четыре группы.

– На четыре бригады, – поправила его учительница. – Придем на место, и ты объявишь.

Их догнал запыхавшийся Миша, а на углу ждала Рая.

Недалеко от вокзала, среди небольших старых домиков, поднимался огромный пятиэтажный дом, крытый светлым шифером. Фасад его украшали ажурные балкончики. Во дворе урчали грузовики, в некоторых подъездах еще шла работа.

– Так вот, – Виктор чуть-чуть запнулся и неожиданно для всех продолжил, – товарищи! (Шишляев усмехнулся, но большинство ребят хранило молчание, полное достоинства). – Разбиваем всех на четыре бригады. Мальчики берут на себя самую тяжелую работу: выносят на носилках или в ведрах мусор, приносят девочкам воду. Девочки моют и протирают окна, рамы, двери, моют полы. Первая и вторая бригады идут в первый подъезд, третья – во второй. Четвертая – в подвал… Бригадиры, за мной! Получайте ведра и носилки.

Благодаря расторопности Виктора, быстро появилось все необходимое. Бригады разошлись по рабочим местам.

Прасковья Михайловна медленно, останавливаясь на площадках, поднялась на пятый этаж, в квартиру, с которой начинала работу первая, Мишина бригада.

Миша и сам не ожидал, что его назначат бригадиром. Но возражать не стал. Правда, он не очень ясно понимал, с чего ему начинать свое бригадирство, и обрадовался, когда в дверях появилась Прасковья Михайловна.

– Вы, девочки, – сказала она, – завяжите платками головы потуже, пыльно будет. У кого есть фартуки, наденьте их. Всю одежду уберите в одну комнату.

– А вот здесь есть шкаф для одежды, – Миша распахнул дверцы гардероба в стене.

– Мальчики, начинайте с угловой комнаты, – скомандовала учительница. – Как можно тщательнее убирайте мусор. Девочки, чтобы не терять времени, сходите в котельную за водой.

Через несколько минут уборка развернулась полным ходом. Щепки, обломки дранки, куски окаменевшего бетона, весь мусор, оставшийся после работы каменщиков и штукатуров, ребята нагружали в ведра, на носилки и вытаскивали во двор.

Миша совсем уже вошел в роль бригадира, и Прасковья Михайловна отправилась в квартиру напротив, где работала вторая бригада.

Здесь дела шли еще лучше. Хозяйственные, умелые девочки, Ксюша Чердынцева и Рая Давидович, руководили подружками. Мальчиками командовал Виктор Седых.

– Только, Ксюша, смотри, чтоб никто в окна не высовывался, – побеспокоилась учительница.

– Вы не бойтесь, Прасковья Михайловна! – сказала Ксюша. – Все рамы открываются внутрь. Мыть их удобно.

Девочки работали с удовольствием. Какими невзрачными были недавно эти комнаты! А теперь, несмотря на небеленные стены и потолки, квартирки выглядели совсем по-другому.

Прасковья Михайловна следила за порядком. Показывала девочкам, как протирать стекло, чтобы оно стало вдруг прозрачным, как родниковая вода.

Похвалила вторую бригаду и особенно Юру Логунова: он работал с большим желанием. Подзадорила ребят:

– Вызывайте на соревнование другие бригады. Посмотрим, кто лучше всех работает.

Услышав это предложение, Рая Давидович выскочила на площадку и окликнула Мишу. Он шел снизу с двумя ведрами теплой воды.

– Миша! Вызываем вас на соревнование. Всю вашу бригаду.

А Прасковья Михайловна отправилась дальше, в третью бригаду. Здесь руководил Володя Хмелев. Но он довольно скоро начал выдыхаться.

– А ты не торопись! – посоветовала Прасковья Михайловна. – Никто вас не заставляет работать через силу.

С прохладцей работал Эдик Шишляев. Он таскал мусор в ведрах, носилки показались ему тяжелы. А в ведра он норовил положить поменьше штукатурки и побольше щепок.

Зина Зыбина домывала с другими девочками уже вторую квартиру. Попросила Эдика: «Принеси свежей воды!»

– Стану я для тебя мучиться! – буркнул Эдик. – Видишь, я мусор ношу.

– Почему для «нее»? – возмутилась Лида Соболева. – Для всех! И для тебя в том числе. Или, может быть, ты встанешь на ее место, будешь мыть пол? Эта работа полегче.

– Ладно уж! – пробурчал Эдик, хватая ведро для воды.

После двух часов работы Прасковья Михайловна распорядилась собрать всех на перерыв. Сошлись в одной из квартир на третьем этаже.

Вытащили из карманов завтраки. Присели кто на корточки, кто не подоконник, кто на газету, постланную прямо на пол.

– А интересно, ребята, кто будет жить в этой квартире? – заговорила Лида Соболева. – Вот прийти бы сюда через полгода, посмотреть, кто тут поселится, какая мебель будет стоять. А спросят, сказать: «Мы тут чистоту наводили, строителям помогали».

– Ну, зайти не зайдем, – рассудительно сказал Виктор Седых, – а мимо будем ходить и вспомним.

– Чаще всех Миша Добрушин будет вспоминать, – засмеялась Рая. – Он сегодня вон какие тяжести ворочал!

Стали шутить над Мишей, он краснел и молчал. Перенесли огонь насмешек на Эдика Шишляева, который все время ныл, что он «не привык: к такой работе, и, знал бы, ни за что бы не пришел».

Пошутили, посмеялись и пошли снова по местам.

Работать в подвале оказалось труднее. Много было там обломков кирпича, разбитых кафельных плиток. Неудобно было мыть маленькие окошечки высоко под потолком.

Посоветовавшись с Прасковьей Михайловной, Виктор Седых по одному мальчику из каждой бригады добавил в «подвальную».

А вскоре в первом подъезде уборка была закончена.

– Все! Готово! – заявил Миша.

Лида Соболева сбегала во второй подъезд и, вернувшись, сообщила, что в третьей бригаде дела не важны: им осталось вымыть еще три квартиры.

– Ребята! – сказал Седых. – Мы никого насильно, не заставляем, а кто захочет, пойдемте поможем третьей бригаде.

– Я здорово устала! – вздохнула Зина Зыбина. Она и вправду утомилась. С непривычки очень устала и Валя Черноок, но промолчала.

– Что ж, иди домой, Зина! – спокойно ответил староста. – Сколько могла, ты отработала.

Смущенная Зина ушла. Остальные направились во второй подъезд.

Прасковья Михайловна шла последняя. В дверях, пропуская ее, посторонился Эдик Шишляев. Пройдя в подъезд, Прасковья Михайловна оглянулась. За ней никого не было. В четыре часа работы, как намечалось заранее, не уложились. Но вот, наконец, все кончено. Усталые, расправляя ноющие спины, ребята побрели вверх, за одеждой.

В это время Виктор Седых отыскал прораба стройки и доложил ему о выполненном задании.

Прораб – плотный, коренастый человек в коротком полупальто – осмотрел прибранные комнаты и поднялся на верхний этаж.

– Ну, друзья, – обратился он к ребятам, – одно могу сказать: молодцы! И сделали много, и вели себя хорошо. У нас на стройке не хватает вспомогательных рабочих. Сколько бы времени они прокопались здесь? А теперь маляры могут хоть завтра приступать к работе, белить, красить. Если выберете еще время, приходите! Закончили бы дом. Еще раз спасибо вам!

Приятно было услышать от взрослого человека высокую оценку труда. Настоящего труда!

Шестиклассники сказали Прасковье Михайловне, что опять пойдут на стройку.

Однако на второй воскресник не пришли Шишляев и Неля Холодовская.

Вскоре в шестом классе «б» появился новый номер стенгазеты.

Прасковья Михайловна в передовой написала, что очень хорошо работала первая бригада, которой руководил Миша, а наиболее добросовестно трудилась бригада Виктора Седых.

Юра Логунов оказался способным художником.

Над его карикатурами особенно смеялись ребята.

На одном рисунке он изобразил Эдика Шишляева, старательно собирающего перышки и соломинки, и Мишу Добрушина, который грузил в ведро огромные камни и кирпичи.

На другом Шишляев что-то с жаром говорил Мише.

А затем Миша одним пальцем подхватил ведро Эдика «в легчайшем весе» и исчез. Шишляев был нарисован согнувшимся под тяжестью Мишиного ведра.