Текст книги "Хрустальный ключ"

Автор книги: Евгения Медякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

48

Шестеро десятиклассников – «Спасательная команда», как пошутил один из них, – обошли платформы, все залы ожидания, лестницы и коридоры вокзала. Даже в комнату матери и ребенка заглянули и спросили у дежурной медсестры, «не приблудилась ли к ним девчонка из интерната, лет двенадцати».

Получив отрицательный ответ и еще раз осведомившись у дежурного в верхнем зале: «Нет ли новостей?» – они собрались все шестером и решили идти в интернат.

– А Толя? – спросил один из парней.

– Что Толя? Он был с Надеждой Ивановной. Что она ему велит, то он и сделает. Пошли. Только чур, в интернате не болтать. Мы ведь снег разгребали. Ох, и уработались!

И парни пошли в пургу, в снег, наклоняясь вперед, против ветра.

Что же было с Толей?

Он спустился в первый этаж вокзала. Подняв воротник, надвинув шапку на брови, открыл огромные входные двери и вышел на улицу. Пурга тут же швырнула ему снегу в глаза.

От вокзала до интерната каких-нибудь два-три квартала. Но это был самый запутанный по планировке участок. Невдалеке от огромного нового вокзала сохранилось одноэтажное, еще в прошлом веке построечное здание старого вокзала. Через дорогу – обширное помещение билетных касс. Небольшие магазинчики и ларьки; все это перемешалось, образуя тупики и закоулки, в которых не трудно было заблудиться.

Толя обладал хорошей зрительной памятью. Он шел уверенно и только в одном месте по пояс провалился в снег: тут была канава, которую вьюга сравняла с краями. Повернув за угол, он вышел к одноэтажному, недавно построенному дому.

Как раз в это время дверь, скрипнув, отворилась, и на крыльцо шагнул человек с небольшим железным сундучком.

Он спустился по ступеням, посмотрел на Толю и при свете яркой лампочки, горящей над входом, узнал мальчика.

– Толя! Ты что это шляешься в такой буран?

Это был помощник машиниста Георгий Пышминцев, с «Медвежки». Георгий направлялся на смену. Толя узнал вдруг дом: общежитие паровозных бригад.

– Да вот, понимаешь, ходил на поиски, – рассеянно сказал он. – Вальке Черноок вздумалось удрать из интерната. Надежда Ивановна и послала нас.

– A-а… Ну, и нашел ты Вальку?

– Пока не нашли.

– Да, погодка чертова. У меня в десять тридцать поездка в Медногорск. Трудновато придется, – Георгий поежился и поднял воротник. – А здесь, в общежитии, тоже какая-то девчонка прибилась; машинист с электровоза ее подобрал и привел. Тетя Фима, сторожиха, ее отогрела и спать уложила.

– Какая девчонка? – нетерпеливо спросил Толя. – Валька?

– Что, Валька? Я считал, что твой Валька – парень?

– Какой парень, когда девчонка. Валентина Черноок.

– Может, она и есть. Айда, смотри… А я пошагал…

Толя уже не слышал, что говорил Георгий. В два прыжка он взлетел на крыльцо и рванул дверь.

– Али что забыл? – в переднюю вышла тетя Фима, немолодая, полная женщина, с вязаньем в руках. – Ох, я думала, Егор вернулся. Чего тебе? – она поверх очков зорко вглядывалась в вошедшего.

– Тетя Фима, – с жаром начал тот. – Говорят, у вас девочка есть приблудная? У нас в интернате Валя потерялась из шестого класса. Мне бы посмотреть. А то ведь ее сколько людей ищет…

– Скинь пальто. Валенки обмети, – строго сказала тетя Фима. – Шапку отряхни да вон на гвоздь повесь. Пойдем, покажу тебе нашу находку.

В первой комнате почетное место занимала большая плита, пышущая жаром. Вблизи нее стояли простые скамьи; на них можно было разложить для просушки мокрую обувь. Вдоль стены разместились шкафы для верхней одежды. Но гордостью тети Фимы была вторая, еще более просторная комната. В три ряда стояли здесь кровати с панцирными сетками, застланные белоснежным бельем. Каждая кровать накрыта великолепным плюшевым одеялом.

Никто не мог так высоко оценить удобства общежития, как члены паровозных бригад. В стужу, ветер и пургу ведут машинисты, их помощники и кочегары поезда через уральский хребет. И когда закончат рейс, сдадут на ходу или в депо паровоз, что может быть желаннее, чем этот небольшой мало приметный дом.

Вымыться под горячим душем, закусить припасенной в сундучке едой, выпить горячего, как огонь, чаю и скорей в чистую постель.

В спальне Толя увидел несколько занятых кроватей.

– Не там. Вот на ближней смотри, – сказала ему тетя Фима.

На огромной кровати под золотистым плюшевым одеялом, свернувшись клубочком, спала девочка. А в ногах у нее, вольно раскинувшись, лежал большой дымчатый кот.

Ну да, это она, Черноок! Укрытая до ушей, девочка спала крепчайшим сном.

– Это наша Валя! – обрадованно зашептал Толя. – А мы ее везде ищем. Воспитательница домой к ней поехала.

Горячий шепот потревожил кота. Он открыл круглые зеленые глаза, сказал: «Мр-р», потянулся, выгибая спину и растопыривая когти на пушистых лапах.

– Как же она к вам попала? – спросил Толя, когда они вернулись в первую комнату.

– Заблудилась, видно, – пожала плечами тетя Фима. – Машинист один привел ее сюда. Я ее раздела, руки велела холодной водой вымыть, да растереть, руки у нее озябли. Тут как раз ребята из двух бригад ужинали, накормили ее и колбасой и молоком. Я ей чаю с малиновым вареньем дала и спать уложила. Маленькая еще девчонка, бестолковая. Не понимает, сколько людям заботы принесла, – и тетя Фима снова принялась за свое вязанье. – Ты сейчас в интернат побежишь?

– В интернат.

– Только до утра за ней не приходите, – строго сказала сторожиха. – Я ее до утра не отпущу. Пусть выспится, валенки и одежда высохнут, тогда и забирайте свою потерю.

– Спасибо вам, – Толя торопливо надел пальто, шапку, шарф. – Спасибо!

Он был очень благодарен и неизвестному машинисту, и тете Фиме.

Наскоро попрощавшись, он выбежал на улицу и заторопился к вокзалу. Почему к вокзалу? Он надеялся встретить там Надежду Ивановну и обрадовать ее.

Вьюга стихла. Но к ночи начинало крепко подмораживать. Сначала сгоряча Толя не почувствовал этого, но, вывернувшись из-за здания билетных касс, ощутил дыхание ветра, острое, как нож.

Прикрыв лоб рукавицей, он выждал, когда ветер ослабнет, и снова зашагал по сугробам к вокзалу.

В третий раз он попался на глаза дежурному при дверях, ведущих в сторону вокзальной площади.

– Черт тебя носит тут в экую погодищу, – с досадой сказал усталый дежурный. – Чего тебе дома не сидится?

К радости Толи, женщина, стоявшая у двери, через которую пассажиры проходили в подземный тоннель, не сменилась.

– Вы не видели воспитательницу интерната? Она поехала на Хрустальный ключ.

– Не вернулась еще! Электричка оттуда придет минут через пятнадцать, если в занос не попадет. Жди тут.

– Что делать, если Валю еще не нашли? – думала Надежда Ивановна. – Куда обратиться? Прежде всего, в дорожную милицию.

Не доезжая нескольких километров до станции, поезд вдруг резко замедлил ход и остановился. Состав дернулся раз, другой. Двинулся назад. Затем опять вперед. Очевидно, на пути был занос. Все же поезд пробился.

Вот и вокзал, Надежда Ивановна закуталась поплотнее и вышла из вагона. Лицо обожгло морозным воздухом.

«А тут еще стужа некстати», – мысленно посетовала она.

На путях было много народу: очищали стрелки, платформы, привокзальный перрон.

Надежда Ивановна заторопилась в тоннель.

«Все ребята, наверное, уже ушли в интернат», – думала она.

Конец тоннеля, большая дверь, ведущая в вокзал. Дежурная с красной повязкой на рукаве. И в эту минуту Надежда Ивановна увидела Толю. Он стоял среди людей, поднимаясь на носки, вглядываясь в лица проходящих. Узнав Надежду Ивановну, он закричал, не скрывая радости:

– Валя нашлась!

49

Как быть с Валей? Разрешением этого вопроса Надежда Ивановна занялась утром.

Наказать ее? Но у нее сегодня день рождения. Кстати, на этой же неделе исполняется восемь лет первокласснице Нюсе. Отметить этот праздник? Но Валя провинилась перед всеми.

Однако решение было принято. Надежда Ивановна отправилась вниз, на кухню, затем попросила позвать к ней Толю Малых. Она дала ему поручение и попросила уложиться в два часа…

После завтрака, который, как обычно, провели в две смены, Надежда Ивановна распорядилась, чтобы все школьники, начиная с шестого класса, отправились на «снегоборьбу». Термин этот, пришедший с транспорта, был понятен всем.

Когда ребята высыпали во двор, многие ахнули от изумления. Так непохоже было яркое солнечное утро на вчерашний метельный вечер.

Все вокруг было завалено снегом. Вдоль забора, вокруг дома, вблизи надворных построек, высокие сугробы завершались острыми твердыми гребнями. С крыши спускались причудливые наплывы, похожие на снежные языки. Все столбики забора надели пухлые высокие шапки. На большой бочке в углу двора был постелен круглый белый коврик. В лучах солнца снег сверкал тысячами алмазных искр. Через снежную целину двора шел только узкий глубокий след: это утром Надежда Ивановна проходила в общежитие машинистов и привела смущенную Валю.

Ребята энергично расчищали дорожки к калитке, к сараю. Топливная бригада доставила на кухню несколько ведер угля, натаскала дров.

Мороз по-прежнему обжигал лицо, дышать было трудно, и постепенно все потянулись в дом.

Вечером ребята собрались в «занятной» комнате.

– Сегодня мы отмечаем небольшой праздник, – сказала воспитательница. – Вале Черноок исполнилось тринадцать лет. Поздравим ее с днем рождения и пожелаем, чтобы она хорошо училась и жила в мире и дружбе со всеми своими товарищами.

Валя встала, смущенная, не поднимая глаз.

Мальчишки, входившие накануне в «спасательные команды», невольно посмотрели друг на друга.

– Кроме того, – продолжала Надежда Ивановна, – на этой неделе в среду исполнится восемь лет первокласснице Нюсе. Мы поздравляем и Нюсю и желаем ей всего-всего хорошего.

Подталкиваемая девочками, встала Нюся, пугливая, не знающая, чем обернется для нее это всеобщее внимание.

Вперед вышли Ксюша и Толя Малых.

– Это тебе, Валя, от ребят и совета интерната. Поздравляем тебя с днем рождения, – немногословно сказал Толя и подал Вале плоский сверток, завязанный цветным шнурочком.

Надежда Ивановна вручила Вале небольшой пакет от мамы.

Валя недоуменно посмотрела на воспитательницу.

– «От мамы? Кто привез его?» – спрашивали глаза Вали…

– И тебя, Нюся, мы поздравляем, вот тебе подарочек.

Нюся, растерянно глядя на Ксюшу, взяла из ее рук большую красивую коробку. Девочки помладше сразу окружили ее.

– Открой коробку. Посмотри, что там?

Они услужливо помогли ей развязать шнурок и заахали, увидев большую, нарядно одетую куклу.

Еще утром в общежитии паровозных бригад тетя Фима не строго, но серьезно спросила Валю, как она могла убежать из интерната, не подумав о всех, кто отвечает за нее. «А если б с тобой что случилось? А что с матерью будет, когда она узнает?»

Валя была расстроена… Теперь, когда неожиданно ей вручили подарки, поздравили ее, молчать было нельзя.

Она встала, покраснела до слез и, с трудом подняв глаза на Надежду Ивановну, запинаясь, проговорила:

– Я очень благодарю… и… простите меня, пожалуйста.

Девочка хотела убежать.

Но в дверях послышался шум, все ребята обернулись в ту сторону. В белоснежной поварской куртке торжественно шла Мария Корнеевна, за ней Сима. Они несли именинные пироги.

 
Кто у нас хороший,
Кто у нас пригожий?..
 

неожиданно запела Мария Корнеевна. И сама же ответила:

 
Валечка хорошая,
Нюсенька пригожая…
 

переходя на речитатив, она продолжала:

 
Им пирог вручаем,
С рожденьем поздравляем,
Ума-разума желаем!..
 

Подавая смущенной Вале пирог, Мария Корнеевна добавила:

– Ешь пирог досыта, угощай друзей, да в другой раз… – она зашептала Вале что-то на ухо. Та покраснела еще больше.

Надежда Ивановна позвала младших ребят в столовую, и торжественное шествие, возглавляемое Нюсей и ее пирогом, направилось вниз.

50

Отец Виктора, Сергей Тимофеевич Седых, не забыл Юру Логунова. Как-то вечером он спросил:

– А что не заходит к нам твой приятель, Юрий?

– Не знаю.

– А ты его пригласи. Какой-то он у вас бесприютный. Родители его где работают?

– Отец на заводе, а мать заведует библиотекой.

– Сдается мне, – закончил Сергей Тимофеевич, – что жизнь у него не очень веселая. Позови его к нам.

После уроков Виктор пригласил Юру «заходить». Тот словно обрадовался и в тот же вечер робко позвонил у двери в квартиру Седых.

– Вот и хорошо, что пришел! – сказал Виктор.

Сергей Тимофеевич сидел в большой комнате за письменным столом и, заглядывая в записную книжку, наносил на кусок ватмана небольшой чертеж. Увидев Юру, он отложил карандаш и выключил настольную лампу.

– Давно у нас не бывал! Что, науки грызешь?

Юра смутился и пробормотал что-то невнятное.

– Рассказывай, рассказывай! Как там у вас дела? Шибко Виктор вас прижимает?

Зоркие и удивительно живые глаза Седых внимательно глядели на мальчишек. Но Юре говорить было не о чем, и как-то само собой вышло, что рассказывать стал Сергей Тимофеевич.

Интересной оказалась жизнь рабочего-токаря.

– Я был немного постарше вас, когда приехал сюда, в наш город. Ехал и мечтал: стану художником! И как добрался, походил по улицам, потянуло меня на завод к станку. Время-то было какое: за городом, в лесу, начали строить Уралмаш. А как строили? Это сейчас Уралмашзавод выпускает шагающие экскаваторы, и каждый из них заменяет сразу десять тысяч землекопов. А тогда экскаваторов не было и все котлованы копали лопатой, отвозили грунт на тачке, потом грузили в таратайки, запряженные лошадьми… В самом городе, что ни улица, то и стройка. Везде котлованы, леса, новые здания…

У Сергея Тимофеевича, как говорится, руки зачесались – что-то строить, делать. И он поступил на завод, учиться на токаря.

Его интересовала обработка металла. Как это получается, что металл режет металл? Освоил первоначальные навыки по токарному делу. В то время токари придерживались старинки: стружку резцы снимали тонкую, станки работали на медленном ходу. Сергей Седых стал думать над изобретением новых резцов, которые сильно увеличивали производительность труда.

Но тут началась война.

В армию его не взяли: нужно было давать фронту танки, снаряды. Было и еще одно важное дело. На заводы приходили мальчишки и девчонки, едва окончившие семь классов. Их надо было обучить токарному делу.

В то время и написал Седых книжку, в которой раскрывал секреты своего мастерства.

А после войны токарь опять начал свои поиски. Применял новые резцы из быстрорежущей стали, высокие скорости обработки металла.

Передовой ленинградский токарь вызвал Седых на соревнование. А когда через год подвели итоги, оказалось, что ленинградец побежден по всем показателям.

Однажды, благодаря опыту, благодаря своим резцам, Седых выполнил дневную норму на три тысячи процентов, или, иначе говоря, сработал за тридцать человек.

В бригаде лучших производственников города Сергей Тимофеевич поехал в Москву, Ленинград, Харьков. Уральцы приходили в цеха, делились своим опытом. Иногда их слушали недоверчиво, особенно Седых. Тогда он становился к станку, укреплял свой резец и начинал работу. И слышал возгласы изумления и восхищения.

Все это Сергей Тимофеевич рассказывал просто, как будто не о себе.

Он словно хотел показать: вот видишь, какая счастливая судьба может быть в нашей стране у простого рабочего.

Младший брат Сергея Тимофеевича кончил вуз, стал инженером, а он сам так и остался токарем. Но каким токарем! Много раз он ездил с делегацией передовых советских рабочих за границу.

Была у Седых особая гордость мастера: токарь-универсал может встать за любой металлообрабатывающий станок – фрезерный, строгальный, долбежный, может вести обработку металла, дерева, резины и даже войлока. На токарном станке он сумеет выточить такие вот вещи. – Сергей Тимофеевич достал из письменного стола тоненькую латунную трубочку.

– В войну не хватало слуховых аппаратов для врачей. Попросили сделать. Я изготовил двенадцать штук для госпиталя, а тринадцатый себе, на память. Самое трудное было соблюсти точность. Стенки воронки у этой трубочки толщиной три сотых миллиметра.

– «Три сотых миллиметра»! – Юра посмотрел на Сергея Тимофеевича изумленным взглядом. Он с трудом представил себе такую точность. Взять один миллиметр, разделить его на сто частей. На сто! И взять три сотых. Если провести кончиком пера волосную линию, она наверняка будет толще.

С восхищением смотрел Юра на Сергея Тимофеевича. Этот невысокий, крепко скроенный человек привлекал его своей сдержанной силой и энергией. В волосах едва заметная седина, густые усы аккуратно подстрижены: упрямый крутой подбородок. А самое привлекательное – карие глаза, живые и умные.

Седых показал Юре два издания своей книги, и мальчик с уважением подержал небольшие томики с четким заголовком «Передовой опыт всем токарям».

Сергей Тимофеевич умолчал только об одном: однажды разговаривая с инженером в лаборатории резания, где он работал теперь, Седых упомянул, что когда-то, пятнадцатилетним парнишкой, мечтал стать художником.

Инженер рассмеялся и воскликнул:

– Да вы и есть художник! Только художник в токарном деле. Не жалеете, что не стали живописцем?

– Нет, не жалею! Работа приносит мне много радости…

Пришла Татьяна Ивановна с младшими ребятами. Комната сразу наполнилась шумом, беготней.

Юре пора было возвращаться домой. С легким сожалением он простился со всеми членами семьи.

– А как с учением у тебя? – спросил на прощание Сергей Тимофеевич. – Ты, в случае чего, обращайся к Виктору, не стесняйся.

Пожалуй, в первый раз Юра пожалел, что у него нет ни брата, ни сестры. Как весело и шумно было в большой, дружной семье Седых. А его дома никто не ждал, кроме всегда занятой своими делами мамы.

51

День, когда молодой слесарь Николай Лобанов повел шестой «б» в депо, запомнился ребятам, особенно мальчикам, очень хорошо.

Еще накануне Зоя Павловна сообщила школьникам о походе и передала просьбу Лобанова – одеться попроще.

Когда шестой «б» высыпал в сквер перед школой, Лобанов мгновенным взглядом окинул всех и поднял руку.

– Тишина! Прежде всего, на улицах идти четким строем, пусть будет видно, что идет отряд, а… не детский сад. В депо соблюдать абсолютную дисциплину. Не отлучаться в сторону, ничего не трогать без разрешения. Кто дисциплину в таком количестве перенести не может, – оставайтесь в школе.

Куда там! Ни один человек не отстал от своего отряда.

Быстро прошли несколько кварталов до линии железной дороги. Через рельсы перебрались к депо.

Многие ребята были здесь в первый раз. На путях около депо стояли мощные паровозы. Над их трубами вился легкий дымок, машины дышали спокойно, легко.

В высоком, как ангар, помещении на «канаве» – так называлась глубокая выемка под рельсами – стояли холодные безмолвные локомотивы. «Канава» позволяла слесарям удобно осматривать паровоз снизу.

Рабочие с интересом поглядывали на веселую стайку школьников здоровались с Лобановым.

Нельзя сказать, что ребята много узнали в этот день.

Посмотрели на паровозы. Поочередно взобрались в кабину машиниста, Николай показал основные приборы, регулятор, который пускает пар в цилиндры и тем самым сообщает движение локомотиву.

Выйдя из депо, уже в стороне от главных железнодорожных путей школьники увидали поворотный круг. Николай объяснил им действие этого несложного механизма.

Пришел, скажем, поезд со станции Известковой. Теперь паровоз прицепят к другому составу, идущему в обратном направлении. Но неудобно локомотиву ехать тендером вперед! Значит, надо его повернуть на сто восемьдесят градусов…

Как раз в это время на поворотный круг въехал огромный локомотив-красавец.

Машинист из правого окна кабины шутя помахал ребятам, будто отправляясь в дальний рейс.

Работница включила механизм.

Огромный круглый диск начал свое движение. Паровоз словно поплыл по кругу. Еще мгновение, и из левого окна хитро подмигивает, раскланивается со школьниками веселый помощник машиниста.

Развернувшись, паровоз гукнул и, набирая скорость, умчался к своему составу.

Может быть, оттого, что все железнодорожники, встреченные в дело и на путях, доброжелательно, охотно все показывали и рассказывали, так запомнился ребятам этот день…

Ребята с Лобановым снова пересекли все пути и подошли к одноэтажному деревянному дому, где помещался клуб депо, библиотека, партком и профсоюзная организация.

– Зайдем, здесь мой папа работает, – сказала Лида Соболева.

Все повернули к дому. С любопытством осматривали ребята просторное фойе, где на стенах висели портреты передовиков депо. Лида осторожно заглянула в партком и, узнав, что к отцу можно зайти, скрылась за дверью кабинета.

Соболев вместе с Лидой вышел в фойе, поздоровался со школьниками и Николаем.

– Ну, как? Куда ты их водил?

Лобанов стал рассказывать об экскурсии. Соболев окинул ребят смеющимся взглядом.

– А что, ребята, нравится вам слесарь Николай Лобанов?

– Нравится! – дружно ответили школьники.

– Так что вы зеваете? Просите его, чтобы он стал вашим вожатым! Правда, спуску он вам давать не будет, зато кое-чему толковому научит.

Ребята, удивленные таким оборотом дела, молчали. Смутился и Николай. Первой нашлась Лида.

– Правда, ребята! Попросим товарища Лобанова.

– Вот как! – засмеялся Соболев. – Товарища Лобанова! Вы его, может быть, станете звать и по имени-отчеству? Лобанов – комсомолец, вам вроде старший брат. Зовите его Колей.

Не сразу и не очень охотно согласился Николай стать вожатым отряда. При ребятах он не решился отказаться наотрез. Но, проводив школьников, вернулся в партком и с горячностью стал доказывать, что вожатый из него не получится.

– Какой из меня вожатый? Никогда я с ребятами дел не имел.

– Ты уж сознайся честно, – сказал с усмешкой Соболев, – или испугался, или… просто сердце не лежит.

Николай замялся. Нет, он не испугался. Но канительное это дело.

Вслух он высказал только одно возражение: времени у него мало, трудно будет с учебой увязывать.

Соболев не настаивал.

– Ну что ж, подумай. Насчет времени соображение важное. Но я замечал, что часто ответственное дело дисциплинирует человека, заставляет его отбрасывать все второстепенное, строже соблюдать режим дня.

Самый важный довод Соболев приберег к концу.

– Я тебе еще о чем сказать хочу. Эти ребята, пионеры – наше будущее. Так как, по-твоему, мы, вот ты, комсомолец, и я, член партии, отвечаем за то, какими будут эти ребята? Или они будут радовать нас, или… или их, уже взрослых, общество будет перевоспитывать? Я думаю, – заключил Соболев, – комитету комсомола следовало бы еще несколько парней и девчат послать в школу вожатыми…