Текст книги "Калейдоскоп вечности (СИ)"

Автор книги: Евгения Кострова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

– Я же еще ничего не спросила тебя, а ты уже так резок? Дворяне востока все такие? Лира встала на парапет балкона, разводя руки в разные стороны, давая ветру в вышине подхватить ее густые волосы с крупными овальными локонами, блестящие, как звезды в ночном небе. На противоположной башне из красного кирпича раздался звон черных часов, на циферблате стрелки часов передвинулись к ровному значению шести вечера, и из нижних раскрывающихся округлых арок хлынула ледяная вода, быстро заполняющая близлежащие переулки. Вода мягко обтекала стопы людей без тени удивления продолжавших свой путь, дети весело скидывали туфли и, скользя по зеркальным улочкам, разгонялись и хватались друг за дружку, они весело скатывались вниз по дорогам, моча одежду и разгоряченные от смеха лица. Их голоса отдавались эхом на многие мили, отскакивая от высоких стен древних построек.

– Нет, думаю, что будь кто-то другой на моем месте, он бы без промедления лишил тебя головы. Ведь ты мой соперник, не так ли?

Лира подставила лицо теплому ветру, и тихо ответила:

– Если бы каждый человек был соперником и врагом, то не осталось бы и самих людей на этой планете. Даже злейших врагов сдерживает мораль и право, понимание крушения собственной идеи в случае неверного хода. Да, мы с тобой не похожи по многим критериям, – она провела по своим ярко-рыжим волосам, золотая пыль тонкой полосой пробежалась по кончикам кудрей. – Происхождением и воспитанием, полом, социальным положением, чувствами, мыслями, критериями мер справедливости и достоинства и даже морально-нравственными принципами, возможно, религией, возможно целью и смыслом жизнью, оценкой самого существования человека. Нас могут обуревать на этой почве чувства превосходства, зависти или безысходности, гордость, тщеславие и жажда власти, полного подчинения одного другим, неугасаемая ненависть, кипящая и бурлящая в наших жилах, завладевающая духом и сознанием, делая тело узником в клетке безликого и ужасного монстра. Но кое-что схожее между нами есть, – Лира постучала по сапфировому камню в левой мочке уха.

– Мы скованы одной цепью судьбы, – звучное завывание ветра сорвало расцветшие цветки со сливовых деревьев и аметистовые лепестки мягко окутывали ритуальную часовню, потонувшую в рдяной реке своим беззвучным водопадом. В воздухе стоял сладкий аромат, пропитанный предвестием перемен, и от царящей в груди эйфории, стремления и возбуждения перехватывало дыхание, кружилась голова и болели глаза. Все казалось нереальным и золотистый пейзаж небосвода, и сверкающие дорогие идеальных улиц со старинными кирпичными постройками и затейливыми фресками на фасадах или каменными монументами в образе мифических животных, усыпанные рубиновыми лепестками, и ветер, что просачивался под кожу, проникая в кровь и кости, пропитывая сознание и душу привольностью и свободой.

Судьба – это слово, что он ненавидел больше всех остальных, словно человек игрушка в руках высших, запрограммированная марионетка, что действует по наказам хозяев, зомбированное ничтожество, неспособное на собственные волевые поступки и решения. К чему жить, если знаешь, что будет завтра? Острота и яркость блекнут, как блекнет солнце в закатном огниве. И проклятые слова прорицательницы, что в народе называли ведьмой, змеиным наречием отдавался эхом в голове, прожигающие его естество.

– Ты ведь собираешься участвовать в Турнире, разве нет?

Вопрос несказанно удивил его, заставил изумиться, отчего сконцентрировавшейся в пространстве струйный поток воздуха разбился на осколки, разогнав красный дождь, и он, не веря, посмотрел на нее, словно увидел девушку в первый раз. Все тот же чуть заостренный нос и живительные темно-зеленые глаза, россыпь ярких веснушек, полосой проходящей по лицу.

– Почему ты задаешь этот нелепый вопрос? – тихо спрашивал он, скрывая лицо за светлой челкой своих волос. – Чем ты руководствовалась, произнося слова еретиков?

– Еретиков? – с насмешкой выдавила она, намеренно не замечая его гнева, который она ощущала на кончике языка. – Мне можно говорить все что заблагорассудится, и ни одна из Империй не вынесет за мои действия, ненароком брошенные фразы смертельный приговор, как это вышло с тем парнем, которого ты пришил на глазах у всех остальных участников.

В его глазах помутнело при этих словах, когда он вспомнил, как под давлением его силы раздробил внутренности человека, что наставил клинок на Софию. Одна мысль о том, что он мог потерять ее, приводила его в бешенство. Он представлял, как ее лицо искривляется в страхе, а тело цепенеет, не давая возможность разуму протиснуться сквозь баррикаду нервной системы. И этот человек не заслуживал жизни. Он детально помнил, как выпучились глаза, а из горла высокой струей вылетела густая кровь, как свернулась шея, а на месте физической оболочки спустя секунды осталось кровавое пятно и груда разорванной одежды, перепачканной грязной кровью. Он измельчил на кусочки врага, выдавливая из того все соки, как если бы слуги выдавливали воду из половых губок, которыми начищали дворцовые полы. Смотрел на уничтожающее выражение паники на лице безжалостного убийцы. Око за око. Позволь он ему уйти, закончил бы тот свое черное дело, успела бы его невеста одеть свадебное золотое платье, и подарить ему утреннюю улыбку на рассвете их первой брачной ночи? Он не желал задаваться этими вопросами. И с честью принял указание Императора выполнить свой долг. Но позже, когда тьма покинула его душу, та, что окутывает своим ночным шлейфом белоснежную луну, он решил, что мало чем отличался от убийцы, пускай и делал все во славу закона. Он отнял чужую жизнь, и есть ли разница, кто это был. Бурлящее возбуждение и неистовое желание расквитаться с преступником помогло ему почувствовать и попробовать кровь. И можно ли после такого не превратиться в бездушного палача. Его тошнило до тех пор, пока изо рта не потекла желчь, потому что это было не кошмарным сном, а жестокой реальностью. Он стоял под ледяной водой в ванной комнате, надеясь, что обжигающий холод сможет стереть с него греховный проступок, но он не стирался, не исчезал, а воспоминания не покидали разум – они останутся там навсегда, вместе со зловонным запахом гнилого трупа.

– Мне, кстати, интересно – это был просто акт устрашения или ты хотел похвастаться своей силой перед остальными, чтобы они узрели и окончательно осознали, что не стоит тем метить на пост нового судьи. Прости, но есть множество и других достойных,– она откинулась на одну из колонн, теребя в пальцах бутон розы, длинной лозой обвивающей гранит. – А благодаря сапфировому камню, который я смогу снять, только оторвав себе ухо, мне гарантирована безопасность от всех двенадцати представителей. По правилам стычки между соревнующимися запрещены, но мне крайне любопытно, что будет, если они узнают, что в бою столкнулись двое главных претендентов на звание нового Рефери. В действительности ли нас накажут?

– Думаю, что тебя мгновенно поведут на плаху, и вряд ли будут относиться к тебе с уважением, и выберут топор, нежели секиру, – Скай осторожно подбирал слова, ему не хотелось не обрывать нить ее рассуждений, ни как-то реагировать на столь дешевую провокацию. Но следует признать, она его задела.

– И то верно, но это только если меня смогут поймать, одолеть, а еще может статься так, что я сбегу прямо со смертной казни – уделаю всю верховную власть и замараю честь королевских фамилий, разве не здорово?

– Видно, что все противозаконное для тебя представляется интересным и веселым.

– А ты видимо ортодоксально чтишь правила и следуешь закону, поверь таким не выжить в наше время.

Это заставило его грозно улыбнуться, и он шепотом произнес прямо возле ее губ, смотря в ее бездонные изумрудные глаза:

– А ты я как посмотрю революционерка. Мечтаешь изменить мир и его порядки. Посмотри вокруг, – он приглашающим жестом обвел белоснежный город, облитый золотом, – что ты видишь? Крупицу мира, который стоил множества жизней. Тебя могут не устраивать порядки, но ты не сможешь пробиться через установленную систему, тебя задавят те, кто стоит выше тебя. Ты одна, а их множество. Представим иной исход, ты все-таки сможешь разрушить систему, и что потом? Начнешь с нуля? В итоге – либо умрешь ты, либо умрут другие под твоим гнетом, а затем появятся те, кого не устраивают твои принципы и идеи. И они станут такими же, как ты, твоим собственным отражением. Ведь с какими бы чистыми мыслями ты не шла к власти, она ослепит тебя, и ты станешь таким же тираном и чудовищем, что и нынешние носители власти. Ни одна революция, ни одна война не приведет к миру и мечтам, что теплятся в сердце и умах.

Она весело пожала плечами, безмолвно слушая его речь:

– А как же ты? Разве ты не будущий руководитель всего сущего? Это то, что тебе предложила судьба. Ты не хочешь перемен? Ведь если все оставить так, как есть, не поддаваться переменам, то все вновь придет к саморазрушению. Все хотят участвовать в Турнире – ведь это возможность изменить хоть что-то. Остановить бесконечный поток кровопролития, бесчестия и несправедливости.

Ее слова подхватил ветер, унося их в озаренную солнечными линиями высь.

– Судьба похожа на калейдоскоп, одно решение может изменить все, и тогда все события пойдут по иному течению. И даже, если тебе предрекли что-то, к этому еще нужно прийти. Я участвую здесь по политическим мотивам, хотя думаю, что большинство участвует здесь по тем же причинам. Близится война, а не новое перемирие, как того все ждут. Ты же британка и прекрасного должна осознавать это, да и ты сама знаешь, куда больше меня. Я не стану тебе объяснять.

– Я пришла сюда, потому что хотела спросить еще раз, – она поравнялась с ним, протянув руку, – могу ли я присоединиться к твоей команде? В этом жесте и ее глазах, в которых отражалось солнце и его лицо, далекий пейзаж белоснежных дворцов, парящих в небесах, воздушные волны которого были остры как осколки льда, он познал собственную неуверенность, понимая, что сам себя загоняет в клетку. Ему не нужен Турнир и слава, не нужна сила и предназначение, ему просто хотелось быть свободным, как птицы, расправляющие в полете крылья, как облака, гулящие на просторе и плывущие в безбрежном океане синевы в любой конец света.

Они смотрели друг другу в глаза, и спустя время, Лира неловко опустила руку, поняв, что ей не собираются отвечать взаимностью. – Участников С уровня больше не осталось, правда, – она перепрыгнула с ноги на ногу, заводя руки за голову и сводя хрупкие пальцы в замочек, стараясь сохранить безразличный вид и успокоить уносящееся вскачь сердце, – я нашла одного человека, согласившегося на мои условия, но увы, он такой же упертый и ненормальный как и ты, поэтому все зависит от твоего решения. Помедлив еще мгновение и сжав кулаки, она произнесла:

– Нет, не так, – ее бронзовые брови дернулись, а губы посинели, как если бы она стояла на вершине ледяного утеса, смотря как пагубный смерч уничтожает жизнь на своем пути, – моя судьба и судьба того юноши зависит от твоего решения. Как бы это не парадоксально звучало, если ты не умеешь сотрудничать с другими людьми, тебе нечего делать на ринге. Не сможешь стать частью чьей-то команды, и тебя ожидает неизвестная погибель в катакомбах Шанхая или в кого превращают отсеивающихся участников? – она улыбнулась, стараясь не выдать дрожь в руках, перекинувшуюся на все тело. Внутренний страх от невероятной невидимой силы, в избытке хлеставшей во все стороны, будто кран вот-вот готовый лопнуть под напором давящей каскады, заставлял делать маленькие, еле заметные вдохи.

Скай все молчал, словно и не слушал, за него говорили его глаза, в которых начинала бушевать неуправляемая буря. Вот он сделал шаг в ее направлении, и тело девушки придавило воздухом к одной из несущих колонн с красивыми древними рунами, нежное дыхание облизало шею и обвило спиралью ноги. Лира почувствовала, как легкие сжались и от дикой боли глаза ее закатились. Она могла лишь безмолвно махать руками и отбиваться ногами, расшитый золотом камзол душил, кожа горела от холодного пота, проступившего на загорелой коже. В приступе она лицезрела жестокую и дикую красоту человека, продолжавшего с безразличием, безучастием созерцать ее муки. Зрачки его расширились, заполняя прекрасный индиговый тон зияющей пустотой. Лира чуть шевельнула пальцами в его сторону, как ее запястье вывихнулось наизнанку, зубы прокусили язык и левую щеку.

– Твоя назойливость и глупость, поражают – гласил Скай смертельным шепотом, напоминающим о шепоте смерти, проносящимся над павшими солдатами на поле битвы, и при этих словах девушка услышала, как хрустнули суставы. – Неслыханная дерзость и неуважение традиций делают из тебя червяка, – лицо перекосила маска презрения.

– Даже мараться о тебя не хочется, – устало произнес юноша, прикрывая веками черные глубины глаз и отпуская ветры на волю.

Лира с шумом упала, разбив себе коленку, и жадно глотала воздух, в панике отряхивая здоровой рукой призрачные путы, будто до сих пор ощущала тяжесть незримых оков. Кисть правой руки свободно свешивалась и болталась, как у куклы, но боли она так и не ощущала, все еще находясь в трансе. Делая прерывистые вздохи, она закашлялась, сплевывая изо рта капельки крови.

– Позволь показать тебе разницу между нами, – он встал на колени, мягко беря ее пострадавшую руку в свои ладони, мягкие и нежные, теплые, как прикосновение солнечного света, словно не руки то были, а поток воздуха. Стыд залил ее лицо, когда она увидела, что его пальцы куда ухоженнее ее. Черты его лица разгладились, и он стал медленно приближать ее руку к своим губам, как если бы хотел оставить на ней поцелуй, но он чуть приоткрыл губы и подул на запястье. До нее донесся мятный аромат его дыхания, а с дыханием пришло и наслаждение, окутавшее ее тело. Боль, терзавшая горло исчезла, как и оцепенение, тяжесть сменилась легкостью. Она сделала полный вдох, удивленно поняв, что грудной клетке не препятствуют железные цепи, а ребра не сдавливают прутья.

– В следующий раз все будет по-настоящему, и не жди от меня пощады. Я не посмотрю, что ты женщина. Убью тебя не как равную, а как пресмыкающуюся. Потом он так же встал и ушел, оставив ее наедине со своими мыслями и громко стучащим сердцем. Ее раны исцелились, как если бы их не было. Что это было – внушение или он способен изменять материальные объекты силой воли и мысли? Он был прав с самого начала – разница между ними колоссальна. Вопрос заключался в другом. Если он, не шелохнувшись, мог оказывать подобное воздействие на других, какова же его истинная сила в сражении, когда он двигается и полностью сконцентрирован на битве. Лира слышала, как его туфли отстукивают шаг по винтовой лестнице вниз, и эхо отдавалось звоном в ее ушах. Она опустошенно посмотрела на золотой браслет на запястье, коснувшись тонкого ободка кончиками пальцев, и чему-то тихо улыбнулась. Это была грустная улыбка, такая бывает у людей, ностальгирующих по прошлому, которого не вернуть.

А потом она прошептала, надеясь, что ветер унесет ее слова в небо, туда, где их услышит человек, о котором она думала:

– Я все делаю правильно.

Мир жесток, теперь в нем бушует страшная война, которая неизвестна человечеству прошлого. Эта война лишь предвестие к грядущим еще более страшным переменам, еще более жестоким и кровавым войнам. И на долю каждого жителя этого мира выпала тяжкая ноша остановить кровопролитие, что берет свое начало столетия назад. Лира поднялась и на все еще трясущихся ногах последовала за княжеским отпрыском. Ее движения были неуверенные, дыхание рваным, но все равно, даже если она умрет, в очередной раз, вызвав его гнев – это ничего, потому что она знала, что ее следующий шаг вперед может изменить завтрашний день. И с этой тропы она не желала сходить. Она вернет миру его былую гармонию, где нет страха перед ночными кошмарами, перед ужасом подступающей войны. Лира огибала лестничные пролеты один за другим, и вот ее сапоги уже коснулись сверкающей воды, отражающей огненные небеса, а она моментально остановилась, ощущая на себе холодные синие глаза. Ей хотелось коснуться его лица, а еще хотелось почувствовать ту же боль, которой он одарил ее ранее, только, чтобы поверить в происходящее. То не сон, не видение. Он не призрак и не мираж, человек, стоящий перед ней – реален. Его волосы были ореолом света, щемящего глаза, сгустком золотого рассвета, и он был частью света, что погружался во тьму – ослепительного и непорочного. Мгновение, заставившее ее остановиться, было фатальным. В тот момент, когда воздух вознес ее хрупкую фигура, подняв на несколько десятков метров, она все еще смотрела в его сапфировые глаза и смогла расслышать его последние слова:

– Я же предупреждал тебя.

На нее обрушилась неистовая и неуправляемая стихия, откинувшая ее с силой к ближайшей башне с агатовым куполом. То походило на удар металлическим кулаком, выбившим из нее кислород и внутренности. Спиной она пробила красную кирпичную стену, разрушив изнутри изящные барельефы из трех голов китайских драконов, из пасти которых больше никогда не потечет вода, лозы кровяных роз, змеей огибающих их шеи расцарапали ее лицо. Она до крови впилась ногтями в правую руку, сжимая в пальцах расстегнутую золотую цепочку, и с вызовом смотрела прямо перед собой. С ее губ стекала тонкая алая полоса, сломано втрое ребро слева, вывихнута левая лодыжка, правовое ухо не слышит. Лира прошамкала к краю, откуда фонтаном выбивалась вода, чувствуя, как в воздухе колышется враждебная энергия, готовая разрубить и переломать ее кости. Блестящие искры воды превратились в остроконечные осколки льда, лезвиями пригвоздившие ее одежду к стене. Если бы она вовремя не распахнула кафтан, то ее бы точно впечатало в стенку, и здесь она уже не смогла бы спастись, представив, как черепушка раскалывается надвое. Девушка ринулась в сторону арочного окна, выставляя вперед локти, принимая на них всю боль, и кроме звуков бьющегося стекла, она уловила какофонию летящих и разбивающихся глыб льда, нацеленных в место, где секундой назад, стояла она. Лира схватилась за бортик балкона башни, запрыгнув за перила и не теряя времени, пала ниц, укрываясь от разбивающихся стен. Один из булыжников упал в миллиметре от ее лица, и она чудом уцелела. Пыльная дымка объяла ее всю, заполняя рот уши и глаза, и она устало кашляла, понимая, что нужно вставать и уклоняться. К прозрачной воде теперь примешивался рубиновый тон ее крови. Ее тело неестественно изогнулось, и она вскрикнула, когда насильственная власть подчинила ее левитации, а лицо повернулось в сторону ступающего через сломанные стены герцога, спокойно отряхивающего свой белый плащ.

Он подошел к ней вплотную, оглядывая проделанную работу с таким выражением лица, как художник смотрит на законченное полотно, раздумывая, удовлетворен ли он своим творением. Лира не могла пошевелить даже бровью, тогда как юноша разглядывал ее со всех сторон, обдумывая, чем же она так отличилась, чтобы ей вручили синюю реликвию. Можно было бы вырвать этот камень прямо из уха и послушать ее крики, а заодно разучить девчонку богохульствовать против власти Правительства. Но ему этого не хотелось, как и смотреть в эти зеленые глаза, наполненные надеждой, а не мольбой и страхом перед его силой. Такое лицо его не устраивало.

– Я уже отплатил тебе долг, когда ты спасла меня из-под обстрела моего товарища. Я искренне тебе благодарен, но я вынес твое бренное тело из лап одного из Омега, напавшего в тот момент, когда ты лишила меня способностей. Более того, я никому не рассказывал о том, что увидел и не задавался лишними вопросами, откуда у одного из главных претендентов кровь черных отпрысков. Я отплатил тебе сполна девочка и уже отвечал на твой вопрос, что не собираюсь участвовать вместе в Турнире с тобой. Мы оба потенциальные враги. Мне незачем лишний раз рисковать.

Он поманил указательным пальцем, призывая ветер, что поднял ее правую кисть, на которой красовался золотой браслет. Даже сейчас он ощущал скопление духовной силы, вокруг крохотных цепочек скрепленных меж собой, и сквозь потоки воздуха он различал слабый защитный барьер, преградой стоящей между ним и девушкой. Если бы не эта отражающая сила, она бы уже была мертва, потому что когда он послал две разрезающих полосы ветра в ее сторону, Скай был уверен, что целился ей в живот, стремясь разделить тело на две части. Свои обещания он исполняет, почему-то в тот момент, ему было плевать, что бы с ним сделал Совет, лиши он жизни одного из претендентов. С виду обыкновенное украшение, сделанное без изысков и магических рун, драгоценных камней, что носили аристократы темной стороны, поэтому как именно реагировал амулет на его духовную силу, он не понимал. Чуть сузив глаза от легкого головокружения, он попытался материализовать предмет, но вместо ожидаемых изменений и осознания, он ощутил лишь новый приступ боли в висках.

– Интересная вещица, – только и сказал Скай, бросив на девушку презрительный, ледяной взгляд, но свое неуважение к ее персоне он выразил одними лишь глазами, лицо его не исказилось от отвращения и неприязни. Ее тело трепетало под натиском воздуха и давящего ее легкие кислорода. Можно было бы позабавиться и раздавить несколько органов, поставит ли браслет блок ему тогда? У него была целая сотня вопросов, которые он мечтал задать, но тщеславие и гордость, а может ненасытная толика высокомерия, не позволяли. А может то была ее судьба, защитившая ее в момент падения или она любимица фортуны? То, что она осталась в живых после разящих ветров, остановило его, чтобы не сжать кулаки и раздавить ее сердце. Он отпустил ее. Пусть девочка живет, ему нужно было только, чтобы она поняла, чтобы до нее смог дойти смысл сказанного. Он не пожалеет никого.

– Ты не убийца, – говорила Лира, несмотря на стиснутое горло и боль в груди, – но и не спаситель, ты еще ничего не сделал для того, чтобы пророчество твоей судьбы исполнилось. А ведешь себя так, словно уже покоритель и завоеватель мира. Никто еще не благодарил тебя за твои свершения, всю свою жизнь ты готовился к этому моменту, и на тебя всегда возлагали надежду, но сам ты ничего из этого не хотел. Зачем же ты тогда участвуешь в Турнире?

Воздушные оковы, сцепившие ее легкие, исчезли, и она легко спрыгнула на разбитый мозаичный пол, но ноги ее не выдержали, и она повалилась в полном изнеможении и моральном опустошении на плиточные обломки, не страшась новых порезов на коленях.

А затем ее суть переменилась, как лик свой сменяет день и ночь, огненное светило и льдинистый сумрак. Даже сквозь неугасающую боль она смогла улыбнуться. Ее улыбка была похожа на сон, где нет злобы и недоверия, внушающая надежду и всепрощение всем грешникам и тем, кто совершил ошибки, оступился, сделал неверный выбор. И ее слова потрясли его:

– Мне нужно быть на этом Турнире, мне есть, кого защищать, но для этого я должна дойти до самого конца. И тебе тоже есть, кого защищать, разве не так? – при этих словах, перед глазами Ская возникло лицо Софии, что в день их первой встречи промочила платье из бесценного шелка северных бабочек, над метром подобной ткани люди трудились ни один год, и ее светящуюся радостью улыбку.

– Я готова умереть за Вас, – произнесла девушка, – я буду поддерживать Вас, буду оберегать все, что дорого Вам на пути к цели, Вы никогда не почувствуете себя одиноким, если рядом будет человек, которому Вы сможете доверять. Она молила его, склоняя голову:

– Прошу, – шептала Лира, смотря в его глаза со всей искренностью, на которую была способна ее душа, – позвольте идти с Вами. Позвольте мне стать Вашей опорой до решающего поединка, а в тот день, когда мы будем стоять по разные стороны, небеса рассудят нас.

Она дотронулась до его руки, а он позволил ей это сделать. Лира пододвинула его ладонь к своему горло, неотрывно продолжая смотреть на него. Ее волосы походили на горячий мед, ее глаза искрящееся зеленое пламя:

– Вы можете сделать это сейчас – убить меня. Я вверяю в Ваши руки свою жизнь, потому как лучше я умру на поле сражения или сейчас, нежели не покажу миру, что даже враги могут стать верными соратниками. Пожалуйста, поверьте мне. Я, однажды, уже спасла Вашу жизнь и жизнь Вашей невесты. Если нужны доказательства моей верности своей цели, то смотрите, я не боюсь умереть прямо сейчас от руки своего врага, – ее ногти впились ему в кожу, оставив на руке четыре ранки. – С самого начала, с прибытия в Столицу я наблюдала за людьми, как и они, наблюдали за мной. Я знала, с кем хочу стоять бок о бок на поле.

– Почему ты так хочешь быть со мной в одной команде? Ты совсем не знаешь меня.

– Верно, – горько усмехнувшись, сказала Лира, – но разве можно было бы выбрать кого-то другого, как не обладателя священной реликвии, – в ее голосе он слышал неподдельную издевку, брошенную в него, как плевок. – Чем же я Вас, Милорд, не устраиваю? Сметливостью и быстротой или Вы боитесь, что можете мне в чем-либо уступить?

Его несоизмеримый гнев клокотал в пространстве, и духота и жар опустившегося солнца, яшмовой полосой полыхающего на горизонте, опалил в последний раз их лица, вгоняя мир в безмятежный сумрак. Скоро омут черновых небес омоет свет лазурной луны с фиалковым отливом. И звезды украсят небосвод пестрым узорчатым покровом, люди будут видеть красоту, а небеса узрят уродство человеческой натуры.

– Я последняя, обладающая С уровнем, без меня на Турнир ты не попадешь, так же, как и я без тебя. Все остальные команды уже сформированы. Если мы не зарегистрируемся через пять часов, когда первые лучи солнца падут на священные горы Шанхая, ты уже не сможешь защитить ни свою страну, ни свою обожаемую принцессу, – с каждой брошенной фразой лицо ее все больше искажали глубокая скорбь, отчаяние и фатальная ненависть. – А если будешь пытаться обмануть свою судьбу, то она горько покарает тебя, – последние слова она выкрикивала прямо ему в лицо.

Тогда он сжал ее горло, сдавливая его все сильнее, пока она раздирала своими ногтями его руки в кровь, располосовывая кисти и пальцы, словно дикая кошка. Ничего, он потерпит это, раны затянутся, а ответы на все вопросы он получит прямо сейчас. И сделает это он сам, не станет применять на ней власть стихии, слишком благородно и роскошно. Да, она говорила правду, каждое ее слово было пронзающей его кости истинной, ее слова змеиным ядом прожигали его кожу. И тогда он понял главную причину этой боли – его собственные страх и трусость. Но принять подобное, значит проиграть простолюдинке, девушке, что смогла распознать в нем эти раны после нескольких встреч. Даже сейчас его руки дрожали, когда он сжимал ее горло, чувствуя тепло ее тела и пульсирующие вены, протестующие против ее погибели. Противоречия правильного и неправильного, сложность выбора стискивали его собственное горло, ограничивая поступи воздуха. Каждая черта ее лица отражала в себе непобедимую волю к жизни, даже оказавшись на самом краю, она не желала сдаваться. Но дыхание ускользало, слабость и внутренние повреждения брали свое, физически люди так слабы, их можно раздавить как мошку, неудивительно, что темные чада так любили раздирать смертных по кусочкам, наслаждаясь их болью. В их перекошенных от ужаса лицах они видели безграничное наслаждение, насытиться которым было невозможно. Что говорить тогда о слабых людях, вкусивших плод власти над другим, это превращалось в зависимость.

– Ну и где же твоя хваленая судьба, отрепье? – спросил он тихим голосом, поднимая ее одной рукой над землей. Она извивалась, как змея, как испуганный и загнанный в клетку зверь из последних сил, пытающийся выбраться и захлопнувшейся ловушки. Дикий и обуреваемый страх, вскруживший голову. Глаза ее закатились, впечатлив юношу последовавшей белизной. Через секунду хрустнет в его пальцах ее шея. И в это же время и землю, и небо опалило адское пламя, словно клинки двух ангелов добра и зла столкнулись. Через город протянулась в километр пламенная стена, плотная и беспощадная, и даже в отдалении он чувствовал, как красный огонь с золотыми бликами, как поверхность солнца, обжигали его. Если бы он не выставил вперед обе руки, защищавшие его от ударной волны, снесший дома, как песчинки, остатки которых улетучились в воздухе, от него не осталось бы и следа. Собственный воздух обжигал, и когда он попробовал дотронуться до ветряной границы, то больно обжегся, через какое-то время рука покроется волдырями. Скай чувствовал на своем лице дыхание кипящего вулкана, готового повторно исторгнуть из желоба сметающую все на своем пути лаву. Лицевая часть башни, в которой он стоял, лишь немного потрескалась, зато все остальное было разрушено, и это с такого расстояния – почти в четыре километра. Огонь полыхал настолько ярко, что у него слезились глаза, и он понимал, что если не уберется от этого места подальше, то не выстоит против усиливающейся волны, еще немного и сам воздух начнет кипеть. Вода, бьющая из фонтанов, испарилась, а скривившиеся металлические трубы стали плавиться, образуя горячие черные реки с набухающими сизо-серыми пузырями. Но самое страшное, что предстало перед его взором – это люди, сгорающие заживо прямо перед его глазами. Скай застыл, не смея сделать и шага, видя, как кренящий многолетние памятники огонь, погружал в свои воды прекраснейший из городов. Его ветер затухал под бесновавшимся потоке вихрей и златые искры, походившие на раскаленных бабочек смерти дожирали постройки рухнувших зданий, под обломками которых багрянело узорчатое полотно крови, открывая полыхающему миру лучший из красных оттенков.

– Нужно убираться отсюда, – кричала сквозь пожарище Лира, тряся его за плечо. Правильно, да вот только он даже грань от палящего воздуха отделить не мог. И тот кусочек земли, на котором они находились, было единственным безопасным местом. Скай отбросил руку, посылая поток ветра, чтобы рассечь приближающуюся огненную гриву, но пламень поглотил его, разросшись, словно обретая непобедимые крылья. Лира схватила юношу за запястья, заставляя встретиться с ней взглядом.

– Попытайся остановить пожар, я пойду вперед и поищу людей, возможно, кто-то смог уцелеть, – процедила Лира хотя по ее выражению лица было видно, что она в этом глубоко сомневается, но Скай только утвердительно кивнул, разрезая ветряной барьер, чтобы та смогла пробраться наружу. И в тот момент, когда открылась рана ветра, он услышал сотни голосов, молящих о помощи, срывающих голосовые связки от оглушительного страха, демоном, вселяющимся в сердца. Он никогда такого не видел, даже сейчас, когда он стоял посреди пепелища, Скай не мог поверить в происходящее. Оживленный мгновения назад переулок, в котором люди спокойно разговаривали, веселились и напевали песни, пританцовывали или спешно надевали наряды для ночного празднества, предвкушая радостные гулянья. На открытых балконах женщины пересаживали и поливали цветы; девушка с короткой стрижкой, спешащей поскорее отправиться на другой берег к центральным улицам Шанхая, покупала свежую выпечку для младшего брата, потому что тот неустанно хлюпал носом из-за капризов и голода; юноша лениво постукивал каблуком сапога с букетом в руках, ожидая свою возлюбленную, в нетерпении ожидая увидеть ее в традиционном платье; дети, мокрые от родниковой холодной воды, омывшей улицы, поднимались в гору, чтобы еще раз прокатиться по скользким дорогам, делая ставки и споря, кто же окажется внизу быстрее. Все эти жизни оборвал секундный взрыв, их разум рассеялся как предрассветная туманная дымка, как оборвавший коммуникационный канал связи, только его не просто сорвало, он исчез из периферии. Больше свет не увидит их смелые улыбки и мечты.