Текст книги "Калейдоскоп вечности (СИ)"

Автор книги: Евгения Кострова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Руаль спокойно шествовал вперед, будто прогуливаясь по лесистой местности в погожий мартовский день, когда полуденное солнце просвечивало густую зеленую копну высоких деревьев, и каждая прожилка листа была видна его очам. Вдыхал он не колкий воздух, прожигающий легкие, а теплый бриз морской. Он переступил с ноги на ногу, проникаясь в иллюзорный фантазм, созданный потусторонней волей и попытался прорубить себе выход сквозь тернистую завесу при помощи мысли, но создавая себе путь, наткнулся на прозрачную преграду. И мгновенно в лицо ему хлынула мощная волна студеного воздуха. Руаль выставил перед собой локти, скрывая лицо от ненасытных порывов, и взвалившаяся на его плечи давящая энергия оттесняла его назад, заставляя опуститься на колени.

– Мальчишка, который сам не ведает, что творит, опьянел от власти и всемогущества. Такой как ты меня на колени не поставит, – Руаль смотрел вперед со всей суровостью и неприязнью, ощущая, как в потоках ветра образуются мелкие кристаллы, мерцающие, как снежные осколки, дующие из небесных вершин далеких созвездий. И капли формировали острые иглы совершенной геометрической формы, наступающие на него вместе с буйственным вихрем. Льдинистые колья летели прямо к его глазам, дабы мертвый не отразил в своих стеклянных глазах лик своего убийцы, но вместо того, чтобы отклониться в сторону, он встретил остроконечные льдины и полностью выпрямившись, подул на стеклянные клинки и они рассыпались, став паром, выводящим над его головой хитросплетенные тропинки, устремляющиеся ввысь. А ладонью он провел по воздуху плавным движением, будто вытирал паутины с зеркала, и туманы проседью рассеялись, отступая, как древние чертоги на реке, ведущие в иной мир, и перед ним предстало ясно лицо неприятеля, который был не слишком удивлен его умением. Его белоснежная одежда была чистой, как облака, а лицо не испачкалось в копоти и угле, что падали с воздуха крупными комьями, словно он был недосягаем самим пространством. А свет от него исходил такой светлый и яркий, словно он был каплей солнца, а холодный огонь в ярко-голубых глазах затягивал в зияющий провал, и Руаль понял, что его вновь пытаются одурачить.

– У тебя неплохой уровень иллюзий, но все еще далеко от совершенства, – прокомментировал мужчина, лениво отряхивая с кожаной одежды остатки инея, переливающегося тонами фианита и лазурита, намеренно отводя взор от его притягивающих и опасных, как клыки волка глаз. – О тебе столько говорили и продолжают уверять, что раз ты получил голубую сережку, то обязательно станешь победителем, поэтому я ожидал большего от тебя. Представляю, каких мастеров тебе нанимала императорская семья, ты мог бы стать достойным противником, если бы брал со всей усердностью их уроки.

Скай в напряжении молчал все это время, и при последних словах, задевших его гордость, он почувствовал, как сила гравитации вокруг него трескается синими молниями, а волосы на затылке встают дымом, лицо исказилось звериной дикостью, освирепевшего хищника.

– Ты и твоя соратница уничтожили в один миг такое количество людей..., – голос его был тихим и ужасающим, как перед первым раскатом грома. Туманная пелена улетучилась, искажая атмосферу вокруг них и возвращая их в реальность. Его голова была опущена вниз, а лица было не разглядеть за упавшей на лоб копной золотистых волос, так напоминающих оттенок дикого меда отливающем в охряно-алом цвете догорающего пламени. Холодная ночь, разносящая палящие искры и черный дождь, снизошедший с агатового неба, и стекающие ливни тягучими и витиеватыми потоками несли буро-рыжий и кровавый окрас земли и грязи, полусоженные постройки проседали, оставляя за собой скопище пыли, металла и скатывающихся крупных булыжников, а в воздухе витал запах горелой плоти. Опустив лицо, Скай посмотрел на рукава своего сюртука, быстро превращающиеся из чисто-белого в темно-серый. Он помнил, как слуги старательно вычищали и разглаживали одеяние, пахнущее алое и фиалками, как старательно вшивали орнамент, созданного руками искуснейших портных и привезенный в столицу из далекого города Империи, расположенного у западного моря. Чистое стало грязным, а белое – черным. Он сжал кулаки, вспоминая увиденное, потрясшее его до глубины души, ему хотелось рыдать вместе со стонущими зданиями, уходящими под красное покрывало огня. Падающие кометы жаркой стихии образовывали глубокие воронки и здания либо исчезали вместе со взрывами, либо трескались по частям – стекла градом вышибало из украшенных росписью цветов деревянных рам окон, дороги взлетали, будто под землей ползли гигантские змеи, готовые высвободить тела из-под грунтовых оков, но вместо ужасающего королевского капюшона с новой силой полыхал огонь, вздымаясь в сполохе пепла и угля. Догорали лежащие черные тела, и где-то вдалеке он услышал тихие всхлипы, приносимые горячим ветром.

Он опустил девушку, все это время державшуюся за его плечи на землю, и поток силы мягко обволок ее фигуру и стопы, чтобы не прожгло ей ботинки, и она не осталась без ног, хотя даже с такой защитой, на коже все равно останутся волдыри и ожоги. Он чувствовал, как его собственная кожа на руках местами спеклась и сморщилась, потемнела, а глаза жгло от дыма, они слезились, покраснели, отчего было невозможно вглядываться вперед.

– На время забудем наши распри, – говорил он, отступая и отряхивая пепел с ее черного кафтана, – моей воздушной защиты хватит ненадолго, если до кого-то дотронешься, она перейдет частично и на него, поэтому постарайся не тратить свое время впустую, и лучше убирайся отсюда, если почувствуешь опасность. Против властителя стихии тебе не выстоять, тем более в таком пепелище. Умрешь раньше, чем выйдешь на поле Шэ-Нан.

Лира кивнула и торопливо добавила:

– Я попытаюсь найти кого-нибудь из выживших. Хотя она сама не верила в свои слова, оглядываясь по сторонам. Как такое могло произойти в самой столице мира? В самом безопасном месте на планете, всего за несколько минут в лето кануло все то, что строилось десятилетиями. Зданиями прогибались под тяжестью огня, окончательно разрушая несущие стены и после падения гигантских обломков, в земле зиял провал глубиною в десять футов, и красно-агатовый песок тягучим потоком развеялся по округе, вновь овевая коралловым облаком одежду людей, разрушенную мебель, тотемы божеств, шерсть животных, остатки домашней утвари. Лира покосилась на разодранную в клочья шерстяную куклу, чей лазурно-белый сарафанчик догорал вместе со светлыми волосами, и ее накрыла скорбь. Губы поджались, а глаза печально опустились, когда ее пушистые ресницы затрепетали, словно крылья полуночной бабочки и с алых уст, раскрасневшихся от крохотных рубиновых капель крови, стекающих с разодранных уголков рта. Она видела смерть множество раз, и уже могла устать от встреч с собирательницей урожая жизни, сеявшей хворь и раздор юдоли человечества.

– Поторопись, – и его жесткий как раскаленная сталь голос протрезвил ее. И ступая шаг за шагом вперед к пленительным раскатам пламени, она задыхалась от боли, накатывающей на нее, как одна морская волна погребает за собой меньшую и с каждой секундой она все больше колебалась. Но девушка все шла вперед, с трудом веря в дар зрения, пугаясь всепожирающей тишины, полной спокойствия и безмолвия, будто с царящим хаосом, пришла и безмятежность. Застилала сизая дымка пленительный полет ночного мотылька, его широкие крылья цветущей сирени облетали мертвый край, словно тот покидал хрупкий сон, оставляя позади клочок остатка своей души. Лира обернулась на своего спутника, но он уже исчез, и тогда она поморщилась, как от нестерпимой боли. Сначала она начала звать тихо, почти шепотом, и за треском догорающих построек, его невозможно было расслышать, а потом она закричала, что было сил, опускаясь на колени и раздирая захламленные обвалы, стирая руки в кровь, и осознание беспомощности и окончательной потери, сокрушили ее. Она уже видела однажды сбывшийся кошмар из страшных сновидений полный отчаяния, и видеть наяву призрачное видение было невыносимо. Она посмотрела на свои темные штаны, слыша запах гари от шелка и пробудившись, резко вскочила и когда Лира посмотрела вниз, то дыхание ее оборвалось – она сидела на черных гладких костях, обугленных как головешки, с которых еще не полностью сошла иссохшая кожа. Мертвецы стали жителями стольного града Шанхай, некогда полного кристально-чистой ледяной воды, теперь кишащей алеющим пламенем.

– Кто-нибудь, – судорожно лепетала она, еле поворачивающимся языком и немевшим голосом. – Здесь кто-нибудь есть...

Скай же отправился в западную часть города, развивая волны тленного огня, безумной силою впивающейся в кислород и высасывающий его силу. Он раздвигал полымя северными ветрами, снисходившими с темных небес, развевающих черные тучи, возвращая лунный свет в свою священную обитель. Зловещие всполохи огней кинжалами рассекали землю, оставляя глубокие ямы, покрытые багряно-бурыми лепестками, отражающиеся в его голубых глазах, и за рябиновой пеленою, он увидел лежащего на обугленных камнях мальчика. Его сожженная до костей рука упала вниз к блекнущим фиалкам, уцелевшим благодаря его телу, принявшему на себя удар огненной волны. Он с трудом дышал, выкашливая из себя густую как копоть кровь, и будто мазут стекал с его потрескавшихся белых губ. Кожа на ногах была полупрозрачной, серой, как у мертвецов, и эта вязкий и безжизненный цвет покрывал его тело, словно волдыри от сильных ожогов. Вода скапливалась под кожей, а когда влаги накапливались слишком много, водянистые пузыри лопались, разрывая телесный покров как пергаментную бумагу, и ребенок заорал диким голосом. Такого крика он не слышал никогда, поэтому при первых нотках его затрясло – сумасшедший зов, преисполненной такой бело-раскаленной агонией, таким страшным смрадом, повеявшим от выделений, стекающих на палящие камни, что он с трудом удержался на ногах, чтобы не скрючиться и удержать все содержимое внутри себя.

Горечь стыла на его языке, и трусость, коконом темноты опутала сознание. Скай отвернулся, продолжая слушать истерический крик, срывающийся с уст терзаемого неведомым недугом. А потом его кожа разорвалась, кости ломались как тонкие прутья, и перестраивались, растягивались и делаясь плотнее, становясь крепкими как сталь, и черные глаза уставились в беспроглядный мрак ночи, как если бы совершенно чистый лист бумаги был утемнен разлившимися чернилами. И в этот самый миг, когда белки его глаз полностью утонули в черноте, Скай понял, что жизнь мальчика утекла, перетекая в нечто иное, доселе ему неведомое.

Но ветер донес до него ответ, крича бежать, моля вырваться из гнойного аромата, распространяющегося повсюду и впитывающимся в его одежду, в его волосы, в его кожу.

Его глаза изумленно расширились, а с губ сорвалась трепетных вздох. Сначала ему показалось, что то было иллюзией, сотканной усталостью и пережитым ужасом, но нет. Мертвый двигался, как двигаются живые. Его пальцы поддались судорогой, тело изогнулось кривой дугой, и ребенок вдохнул. Пальцы левой руки скрючились, углубляясь ногтями в землю, и он самовольно вывихнул себе кисть, Скай слышал, как хрустнули суставы и ломаются сплетения кости. А потом рука его уперлась в гранит, и от натиска силы его мышц земля вздыбилась, и раздался удар такой силы, что твердыня под его ногами содрогнулась, а все поддалось пылью и камнепадом. Скай отпрыгнул за соседнюю стену, укрываясь от каменной воронки, слыша свист пролетающих мраморных осколков, чуть прикрывая широким рукавом кафтана глаза, которые неотрывно наблюдали, как летящие в разные стороны мелкие булыжники оставляли за собой новые наземные ямы и грунтовые дыры. Когда песчаная завеса начала опадать он развеял вокруг скопления пыли, мешавшие взору, и узрел, как на месте мертвого стоял живой, смотревший на него черными очами. Он словно увидел тень потустороннего бытия в глубоко посаженных и широко раскрытых глазах. Остатки одежды на его теле возгорались от соприкосновения с белой, как мел кожей – туника воспламенилась, оставляя на теле мальчика густой черный пепел. Его туловище удлинилось, и на глазах росли его мышцы, уплотняясь; руки доходили до самых колен, а когда он открыл рот, то из гортани вырвался шипящий звук, как у змеи или рептилии; черные же глазницы заволакивались пузырчатой пеной, покрываясь эластичными и непроницаемыми тканями, носовая же кость растворилась, исчезли даже скулы. Уголки рта расширились, доходя до висков, оголяя длинные прозрачно-белые резцы вместо зубов.

Существо не двигалось и молча наблюдало за ним, и пусть лишенный зрения, Скай знал, что оно видит и чувствует всем своим усовершенствованным телом лучше, чем любое другое живое создание. Он обонял, раскрывая пасть, с которой стекал черный яд, растворяющий камень под ногами, но продолжал стоять на месте, чуть склоняя голову, то в одну, то в другую стороны, словно обвыкаясь с новыми и незнакомыми чувствами, привыкая к заложенным в его кровь животным рефлексам. Скай выставил руку вперед, посылая острую ударную волну, разрубившую стоящие по бокам от существа здания надвое и образовавшую глубокую впадину в месте, где стоял мертвец. Сквозь грохот рушившихся построек, крупным каменным градом, скатывающихся наземь и скрывая все комьями земли и песка, в отдалении он услышал быстрое движение приближающегося удара со спины, разящего насмерть. Он уклонился, краем глаза видя, как когти существа образовали череду заточенных стальных клинков, с краев которых сочился желтый яд.

– Еще живой, – констатировал юноша, вставая в боевую позицию и растопыривая пальцы рук, и с кончиков пальцев его вырвались бури, в освещенном огненно-красном небе и шуме пылающих костров и камнепада беспощадные ветры обратились в гигантских сумрачных львов с высокими темно-серыми гривами и кровожадным оскалом зубов. Десяток зверей ринулись на безликое существо, но, ни один из них не смог и близко подобраться к нему. Когда же его когтистые руки разбили первую ветряную иллюзию, раздался мощный взрыв, за которым последовали следующие по количеству созданных чудовищ пламенные разрывы.

– Ты не заметил? – равнодушно полюбопытствовал Скай. – Я подложил микросенсорные бомбы в конструкцию своих проекций, попробуешь разорвать их на части – разорвет тебя. Все просто. Главное придерживаться правила и дать себя им пожрать. Но через красную стену огня прорвались серебряные колья, разогнавшие пожар от бомб в стороны с легкой непринужденностью, словно на него обрушился не шквал увеличенного в несколько раз удара, а еле осязаемая пыль. На его бледной коже не было ни царапины, а мышцы все продолжали деформироваться, увеличиваясь в предплечьях и лодыжках, словно он хотел в прыжке одним ударом расправиться с противником. Оцепенение от столь незначительно нанесенного урона прошло через секунду, он быстро схватился за драгоценную бусину, прикрепленную к волосам на затылке, и из прорези резьбы вышел клин, удлинившейся в белоснежное копье с его рост. Он прокрутил обоюдоострое оружие над головой, не сводя с демона пристальных глаз и замахнувшись посильней, выбросил его вперед, целясь в самый центр головного мозга, и вместе с копьем полетело воздушное торнадо. Отблески сокрушительного ветра разбили гранитные плиты, стирая их в порошок, а вихрастые волны сильнейшего потока развили огненные потолки, что восходили к черным небесам. Зрачки Ская чуть расширились, поглощенные темнотой и только он выдохнул, развевая вокруг себя хлад ветра, выпушенной наружу силы, как глаза его вновь приобрели светло-лазурный оттенок безупречной синевы.

– Что ты такое? – вопросил Скай, спрашивая у пустоты. Такой беспощадный вихрь прорубил отпечаток по расплавленной земле, устремляясь ввысь, и рассек небо, впуская чистый лунный свет на волю. И все еще в воздухе витал аромат опасности, грозящей располосовать его на куски, как добычу хищного зверья. И спиной он чувствовал, как его окружают незримые им взоры, куда страшнее и опаснее человеческих, ведь они принадлежали нелюдям. В его сторону двигались двое высоких белокожих безликих чудовища с раскрытыми обезображенными пастями, они бежали с неуловимой для человека скоростью, перемещаясь так быстро, что юноша едва успевал следить за их передвижениями. Один из них высоко подскочил в воздух, а второй расправил когти, используя их, как гибкие хлысты при нанесении удара становившиеся прочнее алмаза. Третий же несся к нему со спины – бежать некуда, а значит нужно принимать весь удар на себя.

– Ничтожество, что вы о себе возомнили? И в мгновение его поглотил яркий свет, разлетающихся ветров, превращающихся в водоворот, как после крупных взрывов, когда сила заряда настолько велика, что вбирает в себя окружающее пространство. Свет озарил ночное небо, возвещая живущих о несокрушимой и богобоязненной власти. От алчущих крови и жизни не осталось ничего, лишь бойня, устроенная его стихией могла поведать о случившемся: разодранные здания, укрытые смогом, по которым растекался грязной пеленою покрывала черни, оставленные огненной поступью; зыбучие тропы на дорогах, усыпанные инеем и покрытые тонкой коркой льда, похожей на тающие в небе облака. С высоты к его ногам упала тяжелая закругленная золотая брошь, с выгравированным знаком вечности, такие обычно надевали дети после церемонии пророческого явления, когда ребенку ведали его судьбу. Он подцепил пальцами драгоценный символ, стирая грязь, забившуюся в выемки, и вглядывался в значок своими грустными и одинокими глазами, тоска пленила сердце. Он вспоминал себя еще ребенком, когда прислуга дрожащими от важности момента руками, прикалывала к его воротнику в точности такое же украшение. Его матери тогда уже не было в живых, чтобы сделать это самой, как подобает женщине, дарующей жизнь, а отец строго распрямив плечи, отдал сухой приказ его служанке, пытаясь отгородить себя от никчемного занятия. Скай почему-то надеялся, что если получит столь почетный статус, как один из претендентов на звание Рефери, удостоится, хотя бы мимолетной улыбки, но ее не последовало. Последовала бесконечная и трудная подготовка к соперничеству, порой он так изматывал себя над контролем подчинения ветра, что все физические способности иссякали, и он падал ничком наземь, почти бездыханно пролеживая в кровати под присмотром царственных лекарей. Юноша устремил взгляд на рушащуюся постройку высокой кремовой башни, вершина которой пролетела к высохшему изумрудно-синему пруду, и его чистые воды некогда сливались с небесной синью. А за одну ночь на этом месте заклубились облака праха. Едкий дым кружил ему голову, и он с кипящей в венах яростью отбросил золотой амулет прочь, в воздухе разбивая его на крупные осколки, и отблески золотого гнева отразились в его синих глазах.

Ему не хотелось здесь находиться. Он огляделся, надеясь получить отрезвление, но его не было. Он ощущал, как дрожь пробирает его тело, когда взгляд падал на загустевшую кровь и безвольные тела, как розовато-кремовые цветы сгорали от высокой температуры кислорода, и он будет ведь это каждый день. Скай не знал, что произошло, но безжалостное полымя унесло тысячи жизней в один миг.

И стоя перед человеком, который легко рассуждал о жизни и считал себя правым отнимать их о других, ему хотелось стереть его в пыль так же, как это сделала девушка, превратив древний город в руины, чьи изумрудно-янтарные иллюзии содрогнули землю, превратив ее в живую преисподнюю.

Он сделал шаг вперед, и волосы на его голове встали дыбом, как у разъяренной кошки, но прежде чем он успел собрать достаточно энергии, чтобы создать воздушную воронку, человек, чувствующий себя вполне комфортно в его присутствии, спокойно произнес:

– Мое имя Руаль Моруа, мой род ведет свое начало на земле священной и гиблой Британской Империи. В его голосе не было первобытного страха, который Скай столь часто слышал от других людей просто находящихся с ним в одной комнате и случайно встречающихся с ним взглядом в коридорах дворца, и уже это заставило его испытывать дискомфорт. Его светлые брови угрюмо сошлись на переносице, когда в руке заблестел стеклянный клинок без гарды и рукояти, прозрачный как слеза. Вихри ветра взметнулись к ночному небу, и вокруг юноши стали скапливаться сильные воздушные сине-лазурные порывы, как океанские штормовые волны, теплые и разящие, и земля под его ногами расширилась, словно по швам, раскололась на крупные гранитные куски.

– Похоже, что кто-то распространил на территории Старого Города белую болезнь, изменяющую сознание человеческое и их натуру на противоположную им, раскрывая их самые порочные и темные стороны души, – продолжал свою неспешную беседу мужчина, даже не дрогнувший при виде массиве вихря, снесшего ближайшие постройки. Глаза Моруа коварно сузились, словно он был пророком, знающий тайну человека, пришедшего к нему на исповедь.

– Знаешь, поговаривают, что люди в смерти своей встречают зеркальную стену, находясь в кромешной бесконечной тьме, и все пытаются разбить преграду, чтобы не сойти с ума и выйти на свет, дабы не остаться навечно в ночи, где собственное имя разносится бесконечным эхом, но разбивая зеркало, становятся пустыми безликими тварями, жаждущими поглотить чужую душу, которая больше никогда не сможет переродиться. Не этих ли страшных чудовищ ты повстречал на своем пути? Единственное, что может остановить процесс полного поглощения – это исцеляющий огонь. Или ты хотел, чтобы эта мертвая зараза перекинулась от старого града к новому?

Алмазное лезвие заискрилось голубыми молниями, и небеса загрохотали, сгущая облака, подчиняясь власти клинка.

– Сила, что течет по нашим венам вместе с нашей кровью, дана нам для защиты людей. И ты мог бы их спасти, – щебенка, трепещущая под его ногами, поднялась в воздух, а вокруг юноши образовалось серебристо-белое поле, изменяющую саму силу гравитации, – но вместо этого твоя соплеменница погубила под камнями и валами огня тысячи жизни менее чем за секунду. Твоя жизнь и жизнь твоей верной поданной будет малой расплатой за содеянное кровопролитие.

– Какие сильные слова для столь юного человека. Но потому ты и юн, думаю, что будь я твоего возраста, вполне мог рассуждать бы также, если бы не столкнулся с этой чумой в своем прошлом, – невозмутимо рассуждал он, лаская пальцами горящий ветер, который не причинял ему боли. – Эту болезнь, эту черную магию нельзя остановить, она передается через кровь, дыхание. Лишь пламя рассеивает эту нечистую силу. И в юношестве глупцы те, кто не учится на чужих ошибках, – символы на его предплечьях заиграли, ползая по его телу словно ожившие змеи, вплетенные в саму кожу, облегая его своими склизкими толстыми кольцами. – Я глупец, потому что не извлек уроков тех, кто смог пережить этот кошмар, а ты, видя все это, продолжаешь нести ерунду о спасении тех, кто еще способен блуждать по этим руинам. Как только демон вышел к гавани – они были уже обречены на погибель свою, и вопрос был только во времени, которое займет у черной смерти, чтобы добраться до противоположных берегов и подчинить своей неконтролируемой власти всю Столицу. Разве ты не понял, мальчишка? Это испытание, которому подвергаются участники Великого Турнира – как судья ты должен быстро и верно принять наиболее лучшее решение, а будешь медлить, погубишь больше жизней, чем спасешь.

Глаза Ская вспыхнули белой яростью. Он представил себе, как невидимая рука тянется к его глазам, выдирая глазные яблоки из глазниц, а голова раскалывается на части.

– Я убью тебя, – шипел он, проникаясь чувством гнева, выжигающий саму его сущность. И смерчи заволакивали кучево-дождевые чернильные облака, и белыми драконами кружили молнии, развеваясь в сумеречном мареве.

Глаза Моруа опасно сузились, но при виде воплощения человеческой злости в смертельный ветер, он не дрогнул, просто наблюдал с неким любопытством, и задавался вопросом, к чему приведет это бессмысленное и глупое сражение. Сможет ли оно расставить все по местам и удовлетворит ли победа юношу, полного высокомерия и иллюзорных представлений о справедливости мира. И, похоже, что хладнокровность Руаля, его циничная и непроницаемая маска только больше подпитывала злость юноши.

– Убив меня, ты чего-нибудь добьешься? – вопрошал мужчина, идя вперед против ветра, не страшась быть разодранным на мелкие крупицы. – Смогу ли я своей жертвой усмирить твой гнев – нет. В итоге, проигравшим станешь ты. Все твои действия при лобовой атаке я буду видеть наперед, ведь когда ты теряешь над собой контроль, то каждое движение, каждый поступок, каждая мысль – иррациональны. Если же я потерплю поражение, то ты потеряешь любую возможность изменить мир, который так ненавидишь.

Буйственный клин ветра прорубил черные сферы, клубящихся туч, обрушиваясь со всей сокрушительной мощью на противника. Прибрежные волны поднялись на несколько десятков футов в месте ветряной атаки. И зеркально-кристалльные стены воды расщепили все пришвартованные к гавани корабли и судна, волны вгрызались в деревянные палубы, как воздушные корни баньяна, сдавливая и удушая целую флотилию.

Фантомный столб воздушного вихря раскололся, развеявшись теплым ветром, когда Моруа одной рукой отвел от себя беспредельную атаку. Изумившись, Скай не сразу узрел, как фигура врага быстро надвигается на него, нанося крепкий удар по челюсти и разбивая нос. Юноша не успел даже вздохнуть, когда его спина ударилась об обгоревшие каменные стены костяного оттенка, из легких вышибло воздух, и он почувствовал кровь на кончике языка от прокусанных зубами губ. Не веря, он коснулся дрожащими руками крови, стекающей ручьем с подбородка, недоуменно вглядываясь в алый багрянец, и ощущая, как саднит горло от подступающей изнутри крови. Глаза смутно опустились вниз на изодранный кафтан, изорванный в клочья в момент удара с землей.

– Когда мы гневаемся, то не слышим самих себя, – пояснил Моруа с ледяным равнодушием, вновь надевая красный плащ и затягивая металлические цепи на грудных карманах, удерживающих с десяток острых охотничьих ножей. Рукоятки были выполнены из красного дерева, а с выемки до обушка клинка из дамасской черной стали плелись узоры разъяренных львов. – Знаешь, почему ты проиграл? – изящно выгибая алую бровь, вопросил Руаль. – Потому что наотрез отказывался прислушиваться к другим людям, слышишь только самого себя и свою аристократическую гордость, боясь уязвить собственное самолюбие. Мужчина походил на призрак, и был единственным ярким пятном посреди мятущихся серо-агатовых туманов ночи, полога тьма, накрывшего сгорающую землю, а его глаза, явившие собой отражение раскаленного солнца, в коем сочеталось богатый букет красного вина и смертельной волчьей ягоды, чей сок ядовит, и чьи плоды позже украшаются лепестками лиловых цветков.

– А что если ты умрешь? – прямо спросил Руаль, приседая на корточки, чтобы их лица сравнялись. Глаза Ская расширились, а ресницы затрепетали от овеявшего лицо горячего воздуха, и он подумал, что человек не лжет, ему ничего не стоит прямо сейчас его убить, и юноша верил в его слова. Хватит щелчка пальцев. Татуировки на его теле вызывали в атмосфере оглушительные взрывы, поглощающие силу его ветра. Его подняли за грудки одной рукой, подставляя крепкий как камень кулак к самому кадыку.

– Если я сожму сосуды вокруг твоей шеи, то ты не сможешь дышать, и минуты через три кислород перестанет поступать к головному мозгу. Думаю, тебе повезет, если ты просто потеряешь сознание. Вот будет ирония, когда обстоятельством твоей скоропостижной смерти станет нехватка воздуха, – его пальцы сомкнулись у него на горле, стискивая трохею с такой силой, что в ушах у него раздался хруст собственных хрящей и разрывы связок, а с губ стекали слюны с примесью крови. Скай пытался руками дотянуться до одного из кинжалов Руаля, но его усилия были остановлены на полпути, когда сильным ударом колена, он сломал ему три пальца, вывихнув кисть руки. Пространство подернулось, рассекшись диагональю, и в глазах начинало темнеть. Страх и слабость овладели его телом и его логикой, он не мог вспомнить простейших движений самообороны, но когда юноша готов был уже провалиться в густой и теплый мрак, он смог сделать большой глоток воздуха, повалившись на колени. Мужчина отпустил его, легко разжав пальцы. Скай обжег лицо, чувствуя, как жар от камней проникает под кожу и больно жалит едкий дым глаза, а воздух как огниво обжигал каждую клеточку тела.

– Я слышал, что для аристократов долг превыше всего, – его голос походил на сладкий мед, с ядовитым соком черной гадюки, а шепот, словно шипение проклятого змея. Мужчина склонился к нему, стоящему на коленях, как к низшему и недостойному, неприкасаемому, и все его титулы и призвания были не более чем подстилкой в ногах победителя. Пренебрежение и брезгливость, неуважение и саркастическая насмешка выдавались его позой, его выражением лица, уверенностью и ленивой расслабленностью, благоденствием и смирением. – Мне бы следовало заручиться Вашей поддержкой, почтенный герцог. Я сохранил Вам жизнь, неважно первобытный ли то страх перед наказанием или мое милосердие, – он резко обхватил своей крупной пятерней его волосы, поднимая падшего с земли и вознося его лицо к своему. – Когда выйдешь на поле Шэ-Нан, паскудный пес, я заставлю тебя драться в полную силу, но ты не дождешься от меня каких-либо усилий. Я не стану уважать ребенка, у которого нет ни цели, ни уверенности, ни причины кого-либо защищать, лишь гордость и возросшее самомнение.

– Не пожалей потом об этом. О том, что сохранил мне жизнь, – проговорил окровавленными уголками рта Скай, и пузырчатая темная лента потянулась по подбородку, – возможно именно я и отниму у тебя возможность исполнить свои желания.

Горячий ветер ласкал их лица, и в аметистовых глазах мелькало ледяное и губительное бесстрастие.

– Мои желания не исполнить какому-то проклятому артефакту, – зловеще произнес Руаль, и каждое его слово, словно выжигалось в разуме юноши кипящей лавой. – Ты когда-нибудь видел хоть одного владыку с белого мраморного трона? Видел, как они спускаются со своей небесной обители вместе со священными хранителями и прославляют стихии, чтобы спасти хоть одного невинного человека? Если ты победишь, что будет ждать тебя в самом конце?

Их глаза встретились, и Руаль произнес заговорщическим тоном:

– Почему сейчас твою жизнь и жизнь стольных жителей не спасли верные справедливости и вехам добра всевышние? Или смертные, получившие однажды вечную жизнь и безграничную власть, просто отреклись от нашего скудного и серого мира, как считаешь?