Текст книги "Калейдоскоп вечности (СИ)"

Автор книги: Евгения Кострова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Чем же неправильны мои деяния? Недавно за покушение ее жизни, я забрал жизнь другого человека. Я не знал его побуждений, но прекрасно понимал намерения – убить. Ему было абсолютно все равно, что случится с ним, в его мозгу укоренилась идея, что наследная принцесса должна быть мертвой. Мне плевать, что за грандиозные помысли и мысли кроются за грязными речами избранных здесь людей, если они позволяют себе в церемониальном зале открыто обсуждать наследницу Империи с пошлыми ухмылками. Кто дал вам позволение смотреть на нее? Я всего лишь исполняю свой долг, как сделал это, расщепив кости своего возможного соперника, покусившегося на мою невесту. Было бы несправедливо, если бы я не отплатил им равноценной монетой.

Скай ожидал всего, но только не такой ответной реакции – улыбки. Она не выражала ни свет, ни тьму, он радовался только одной ему известной истине. В его глазах было тепло и открытая, всемогущественная доброта, словно он познал все счастье мира и стал мудрейшим из всех живущих. И это пугало. Дышать стало трудно, он просто не мог сделать вдох, такое уже было однажды, в тот далекий день, когда ему читали его судьбу, провидица тоже улыбалась. Они знали что-то неподвластное разуму и здравой логике. Скай ненавидел этих людей, говорящих, как и зачем следует жить и почему стоит дышать, трактовали желания и диктовали чувства. Он сосредоточился на чужом веянии ветра и разрубил на части сквозняки, удерживающие его горло, и освободился. Скай отступил на шаг, делая глубокий вдох, не замечая, как по лицу скатывается пот от перенапряжения и, прихватывая кончиками пальцев горевшую кожу на шее, на которой наверняка останутся рубцы. Этот человек с головокружительным умением преображать ветер, заставил его забыться без намека на усталость. Если бы тот захотел, он был бы уже мертв. Но что более важно, он даже не пошевелил бы своим пальцем. Он просто бы смотрел на него с лучезарным, ангельским лицом, как непорочный ангел, прощаясь с грешником. Кто бы мог подумать, что представители стирают все воспоминания о реальности, подчиняя чужую силу. Скай не мог прекратить прерывистого дыхания, ему хотелось повалиться на колени и громко выкашлять весь спертый воздух, но он стоял, с невероятным усилием воли делая еле видимый вздох, доказывая другим, что его не застали врасплох – ничтожная гордость. Лучше страдать, чем быть уязвленным на виду высокопоставленных толстокожих вельмож.

– Ты прав, – спокойно произнес представитель, явно обрадовавшись, что его иллюзорную игрушку разрушили.

– Люди должны расплачиваться за свои поступки, но слова – это большее, – конец трости громко ударился об пол, – порой большее, чем поступки. И за звучанием его слов последовало невообразимое. Сморщившаяся кожа становилась мягкой и чистой от возрастных пятен, черты лица омолаживались, грубость времени сменилась ребяческой насмешкой подростка. Сухие волосы стали шелковистыми прядями, а вместо зеркальных туманных бурь пришла гроза. Темно-серые, глубоко посаженные глаза обрели четкость и точность видения ястреба; его кости окрепли, словно человек долгие годы был заточен в неприятной физической оболочке, ставшей для него непосильным бременем, и теперь можно без опаски раскрывать ладонь и крепко сжимать кулак, не боясь молниеносного болевого позыва суставов; исчезли выпирающие синие вены, спрятавшиеся за бархатной белизной кожи без единой шероховатости; багровые отеки, которые он прятал за черными штанинами, исчезли, и вернулась эта соблазнительная устойчивость без боли и судороги.

Теперь Скай не мог дышать от потрясения, перед ним стоял молодой и цветущий силой и бодростью юноша. Высокий и хорошо сложенный, но не крепкий. Великоватая ранее одежда стала впору, и рукава не прикрывали красивые руки с длинными изящными пальцами, а открывали их до самых запястий. Первое, что сделал незнакомец – поднял руку, стремительно взмахивая кистью в разные направления, сражаясь с фантомным противником, вспоминал классический китайский стиль боя, отличающейся грациозностью и неуловимостью движений. Прямой ладонью он прорезал воздух перед собой, и золотые украшения в его волосах зазвенели мелодичным ритмом.

– Да, – облегченно выдохнул юноша, – наконец-то... Он с минуту переводил дух, а потом направил свой взгляд на ошеломленного герцога, обводя руками замиревший в томительном ожидании форум. Волнение, хаотичность, возгласы и крики, истерические восторженные вопли и рукоплескания – все вторило его триумфу, которого он так долго ждал. От него исходил свет, и голос ветра благоволил его безмолвной и страстной энергии, которую он готов был выплеснуть на волю. Ноги ходили ходуном, только слепой мог не заметить, как они с железной выдержкой удерживали юношу на месте, готового сорваться с места, пробуя силу окрепших мышц и скорость, с которой можно понестись вперед до той поры, пока не начнется отдышка и не сведет в тиски дыхание. Юноша делал вдох и выдох вновь и вновь, не замечая переполох вокруг себя, наслаждаясь в обелиске игривых солнечных отблесков, и подставлял ладони навстречу нежной и неприкосновенной ласке света, купаясь в непогрешимом источнике. Из руин на полу, выгибались снежные лепестки лотосов, раскрываясь в расцвете первозданной красоты и великолепия. Бутоны лунного оттенка заполоняли собой графитные рисунки, и желтоватую сердцевину опоясывало белое сияние. Не было ни густых стеблей, ни длинных ростков темной зелени – лишь белоснежные листья, отсвечивающие заревом рассвета.

– Мы должны понимать, что есть вещи, которые надо совершать во благо, ради утверждения справедливого правосудия и стабильного будущего. Будущего для потомков, без войны и страха, голода и ежеминутной мысли о страшной смерти. Можете ли Вы представить себе, что когда-то человек не мог летать или ходить по воде, одной мыслью давать плоды на засоленной почве и зажигать бесчисленное количество огней, чтобы согреть и уберечь? Конечно, нет, – ответил он на вопрос, пробегая пальцами по мягкому шелку волос и не мигая, смотря на свет, вспоминая физическую боль, казавшуюся приятной и ностальгической, и жжение, проникающее к самому сердцу, и жар, отстукивающий по венам тяжелую барабанную дробь.

– Люди Нового Света не понимают, что такое настоящая боль или смерть, – продолжал представитель, – но ее достаточно в нашем мире по известным причинам. Бывшая Российская Империя, именуемая Северными Границами – наше вечное напоминание о жадных поступках, совершаемых человеком и его внутреннем эгоизме. Люди хотели получить власть, сравнимую с богом – они поработили природу, ценой бесценного количества жизней и создали оружие не быстрого самоуничтожения, а медленного, прожигающего саму жизнь уже много столетий. Рефери и Великие Три Империи борются за мирное сосуществование, и Турнир – это возможность объединиться, забыть о распрях и подарить надежду на завтрашний день. Приходя сюда, Вы должны были понимать, что теперь вы стоите вровень с героями прошлого, настоящего и грядущего, но вместо преподношения почестей, Вы устраиваете на первом же заседании настоящую бойню. У людей, что здесь собрались, не так много времени, потому как мы не знаем, принесет ли следующий день то, чего мы ожидаем. Юноша выпрямился, и лицо его преобразилось, на нем отразились черты старца, с заостренных скул небожителя спал рдяной окрас, челюсти сжались, губы тонкой бледно-розоватой полосой выделялись на кремовой коже, но самое таинственное и невероятное изменение происходило именно с тем, кто долго наблюдал за помолодевшем человеком – он был для всех знаком, будто встречался с ним тысячу раз в тысячах снах, его следовало бояться и беспрекословно почитать, ему можно было доверять и припадать в дружеском объятье, но никак не отвергать и попрекать. Не было сопутствующей разъяренной гримасы или оскорбленного вида, от него не исходило враждебности, но чувствовалась исходящая опасность и готовность защитить установленный порядок, ценности и благополучие тех, кто верил в него. Правительство и закон всегда правы, их действия приносят равновесие, хрупко поддерживающее утопающий в распрях мир.

– Сегодня мы могли получить согласие большинства советников на отправление кораблей с медикаментами, водой и припасами для солдат Империй, получивших колоссальный урон от повстанческих отрядов; могли определиться с развитием административной реформы на дальних северных рубежах и помочь людям, что находиться в самом эпицентре разразившейся вражды между противоборствующими Детьми Сумрака. Не все бессмертны, и не все рождаются с судьбой, которую мы желаем. И потому мы должны исходить из рационально поставленных задач, только так можно добиться блага и спасти хоть кого-то.

Представитель повернулся в сторону развалившегося на полу советника, которому медики в черных одеждах и причудливо-помпезных высоких шапочках с перьями и крупными каменьями, вкалывали темный кровяной раствор. Лекарство будет восстанавливать сломанные ребра и порванные суставы, связки мышц, очищать иммунную систему от бактерий, успокаивать, как сильнодействующее снотворное, но когда человек проснется, он не сможет связно говорить и на полное выздоровление уйдет несколько дней, чтобы обрывки воспоминаний сложились в целостную картину, и память не состояла из сумбурных представлений – мгновенное спасение в обмен на рассудок.

– Какого же это, юный герцог, ощущать в своих руках жизнь другого человека? Ломать и дробить костный скелет, понимать, что если повернешь палец под косым углом, то можешь свихнуть шею обычному человеку, не зараженному кровью ангелов, или, не двигаясь вышибить воздух из глотки. Всевластие, вседозволенность, – голос отчетливо звучал в ушах, и юноша направлялся прямо к нему, пока не встал прямо перед ним, в нескольких сантиметрах от его лица, – Вы уверены, что готовы посягнуть на столь великий грех? Чувствуете свое превосходство, радуетесь, что отличаетесь от других?

– Конечно, – без запинки ответил Скай, не отводя взгляда, – ведь это мой способ защитить тех, кто мне дорог.

– Однако же, чтобы стать одним из блюстителей правосудия – недостаточно тиранического уклона при помощи власти и положения или любви к близким, однобокие подходы здесь не помогут. Нельзя отстраняться и жить своими желаниями – забывать о посторонних людях, о высших ценностях и индивидуальности каждого. Благочестие, достоинство, сочетание в сознании блага и истины, справедливости в поступках и помыслах – вот что есть идеал, к которому мы так стремимся. Уверены ли Вы, что удушье высокопоставленных вельмож на глазах у всего собрания, поможет добиться праведного порядка?

Его не отчитывали, а скорее пытались переубедить и доказать неправоту, но все внутри клокотало и бурлило, а сущая ярость превращала остатки самообладания в размозженное темное и бесформенное пятно, ядовитые голоса звучали в ушах, выжигая гнилые глаголы и извращенные прилагательные ползучих тварей. Они хотели ее, вожделение отпечаталось в тональности звука – отрывистое и приглушенное дыхание и легкий, но заметный румянец на впалых щеках. Первым неудержимым желанием было стереть неподобающих созданий – окаянные и презренные – им следовало пасть на колени с благодарностью о его милостивом решение, а они, не сдерживая позывов к боли, так разочаровали ничтожными попытками вырваться из плена и корчились, неестественно выгибаясь всем телом каркая и кряхтя неразборчивые мольбы. Никто не смел говорить о Софии устами грешников, им было позволено смотреть на ее облик в раскосых лучах зарева, на великолепие темных кудрей, украшенных сапфирами и медовый блеск глаз в обрамлении густых ресниц в разноцветье причудливых теней в форме черных бабочек и цветочных лоз, в лоскутном шелке и тончайшем шифоне. Она принадлежит ему

Повисло минутное молчание, и острота страха витала грозными облаками. Серебреноволосый юноша улыбнулся, и обошел его, покидая зал неспешным шагом, и эхо его тапочек отталкивалось от гранитных стен готического дворца, а вровень звучавшие драгоценные заколки в волосах били магической свирелью. И это наводило непомерный ужас, обыкновенное действие вроде шага – не слишком расторопное или спесивое – выводило из спокойствия. А его последний прощально брошенный взгляд светло-серых глаз, когда многотонные ворота раскрывались перед ним, впуская потоп теплого солнечного света и оттеняя облик, напоминало фрагмент из давно потерянных, но важных воспоминаний, и как бы не старался кто-нибудь припомнить улыбку, полную неразгаданных тайн и необъятной мудрости, никто отчетливо не мог сказать, где уже видел такое выражение лица – милосердное, всепрощающее и доброе.

– Господа, надеюсь, вы все подумаете над своими действиями. К большому сожалению, о продолжении назначенного собрания в таких обстоятельствах не может идти и речи, перенесем совещательную часть на неопределенное время, но я очень надеюсь, что наша следующая встреча станет скорой, нежели поздней. Столица предоставит вам все необходимое. Сейчас приоритетное и центральное значение имеет Турнир и все завершающиеся к нему приготовления. Герцог де Иссои, – обратился он к Скаю, стоящему к верховному представителю спиной, не смея оглянуться, потому как не чувствовал стыд за совершенное, и именно это укоряло его совесть, – я рад наконец-то встретиться с Вами. Надеюсь, что таковыми Ваши намерения будут до самого конца, куда бы ни привила нас судьба. Защищайте любимых, ведь именно потому мы и живем в этом броском и жестоком мире.

И тогда Скай действительно обернулся, но увидел он лишь, как мраморные врата закрывались под упорным поворотом рук стражей, двигающих монументальные золотые рычаги, а свет не давал разглядеть, ни лица, ни тонкой фигуры, слившейся воедино с ярчайшем светилом. Он смотрел на быстро стирающуюся охристо-желтую полосу, в душе желая повернуть время вспять и успеть пробежать за человеком, уже уходящего прочь и спускающегося по широким и длинным ступеням там за толстыми и красочными дверьми есть что-то особенное, почти неуловимое, невероятно близкое сердцу. Но что именно – личность, материальный объект или нераскрытая эмоция – разгадать это было неподвластно его разуму.

***

Оплеуха, которую он получил, больно жгла лицо, и Скай решил, что не станет скрывать ее от других людей или просить у слуг обезболивающую мазь, снимающую красное воспаление – пусть позор станет свидетельством его позора. В комнате стоял запах розмарина и кофейных зерен востока; чистота шелковых простыней и филигранная вышивка плелась по подушкам с вихрастыми золотыми кисточками, в сине-белых фарфоровых вазах стояли свежесрезанных пышные хризантемы, а в чаше селадона с изразцами настаивался имбирный чай с нежно-розовыми лепестками, над купальней из великолепного обработанного мрамора с золоченым обрамлением поднимался пар, а из распахнутых окон доносился гул предстоящего праздника. Он поступил неправильно, думая больше о себе, тогда как надо было думать о ней, и может сегодня бы они вдвоем смотрели, как запускают огненных птиц, а дети привязывают к серебряным нитям неоновые голограммные шарики, закидывая их высоко в небо, и устремляясь бегом вниз по широкому холму, наблюдая, как из мерцающих частиц возникают корабли с алыми парусами или гигантские киты, рассекающие темные просторы; может, попробовали бы знаменитые карамельные леденцы в форме ирисов, внутри которых горячий шоколад с ванильным кремом; смотрели за веером красок, проносящихся мимо них людей в роскошных одеждах, за спинами которых висят яркие зонтики всех оттенков радуги с только что нарисованными кистью художника знаками зодиака и латинскими письмена. Но что думать о возможном, когда следовало бы принимать настоящее. Они никогда раньше не перепирались, сколько он себя помнил – между ними не было ни одной диллемы или противоречивых стычек за правоту. Первая ссора, начинающаяся с громкого удара, звук которого простирался на весь верхний этаж, не предвещала ничего хорошего. Глаза ее блестели от подступивших к краешкам чернильных ресниц слез, но ни одна не скатилась по щеке, уголки рта крепко сжаты и лицо бледное, как у безразличной ко всему куклы, но самое ужасное, что причиной тому стал он. В ее покоях тихо, возле сундуков с платьями стояли саквояжи с цимбалами и литаврами, вечером София возьмет смычек в руки и перьевую ручку, записывая ноты на бумагу, а он будет лежать на ее кровати, глубоко вздыхая аромат покрывал, в которые она укутывается ночью, будет смотреть на нее, пока не заболят глаза и ни за что не признается, что от ее изумительного вида в обычной сорочке у него застывает кровь. Радостное воодушевление, с которым они прибыли в Шанхай, улетучилось.

– Что ты сотворил? – надломленным тоном вопрошала она, прижимая к себе трясущуюся как в ознобе руку, ладонь которой отрывисто пронеслась по его щеке. – Если это из-за того, что произошло с Клаусом, то можешь не беспокоиться, я отослала письмо Верховному Канцлеру, и твоего падшего друга признают изгнанником, он больше не посмеет вернуться в Империю, однако, в связи с исключительными обстоятельствами того, что он также является почетным участником Турнира, мы не вправе приговаривать его к суду. Здесь все события происходят не по нашей воли.

– Как выяснилось, он и я никогда и не были друзьями, – тихо лепетал он, смотря на длинные бусины, свисающие с расшитого камнями пояса до самого пола. – Все было ложью с самого начала, но больше всего меня убивает тот факт, что я ни разу за то время, что мы провели вместе не удосужился поинтересоваться его чувствами. Что он чувствовал, когда его насильно перевезли из одного края в другой и заставили жить по новым правилам? И суть не в том – хорошо он жил до этого или плохо. Нельзя привыкнуть к месту и назвать его домом, если в нем нет людей, которые тебе дороги. Представь, Софии, я думал, что ближе его у меня никого нет, я делился с ним всем сокровенным: мыслями, идеями и мечтами. Я хотел, чтобы он мечтал о том же, что и я, но о чем мечтал он, я так и не узнал. И чувство сожаления съедает меня изнутри, словно во мне сидит умирающий зверь, пытающий вырваться наружу и терзающий когтями плоть.

– Это не умоляет твоих поступков, – воспротивилась София, грозно сверкая глазами,– я не знаю, что должна сказать или сделать, мне не у кого просить совета, поэтому единственное верное решение – это на какое-то время побыть вдали друг от друга. Таково мое тебе наказание, пусть оно и ничего не изменит.

– Разве ты этого не хотела? – напрямик спросил юноша, с нажимом усаживая ее на кремовую софу и расставляя руки по обе стороны, не давая возможности ускользнуть. – Просто признай, что ты хотела, чтобы эти ублюдки были наказаны, а их глаза выцарапаны. Ты же мысленно взывала ко мне, чтобы я пришел, разве не так?

София замерла от его резкого выпада и холодных, настойчивых слов, такого Ская она не знала и не хотела принимать. Нужно было спастись от горящей огненной синевы, которую она встречала, но отвернуться не получалось, слишком близко было его лицо и теплота дыхания, мягкие светлые локоны развивались под дразнящей игрой ветра, проникшей в апартаменты через балконные двери, и пальцы рук заболели от страстной жажды прикоснуться к любимому лицу. И эта мука, сжимающая грудь пропитала все мысли – она не хотела смертоносного представления, как и того, чтобы он участвовал в Турнире, может тогда его не предал бы друг, которому он верил, и его не заставляли убивать других людей. Внезапно София прониклась состраданием, и ладони осторожно прикоснулись к его сердитому лицу. Она придвинулась к нему, дотронувшись лбом до его лба, разглаживая пальцами стиснутые плечи и мягко перебирая короткие волосы, сотканные из нити самого чистого солнечного света.

– Успокойся, – пробормотала она ему в губы, и он тяжело выдохнул, расслабляясь, и в то же время, понимая, что вновь совершил недозволенное.

– Прости, – устало выговорил он, нежно обнимая ее и зарываясь носом в мягкие волосы, продолжая шептать хриплым голосом, – я не хотел, чтобы так все получилось. Я не знаю, как мне исправить ситуацию, и начинаю злиться оттого, что не могу остановить череду сгущающихся неприятностей. Одно становиться хуже другого. Потерять еще и тебя – это слишком.

– Не таково было мое желание, – бормотала София, – если бы ты просто был рядом со мной, тогда я чувствовала бы себя гораздо увереннее, и все же я понимаю, что должна привыкать к этому, совсем скоро тебя заберут у меня....Это больше похоже на сон, представь, ты сможешь когда-нибудь обрести силу, способную изменить царящие в Империях порядки, изменять традиции, устанавливать новые законы.

Скай сел возле нее, аккуратно положив голову ей на плечо, как обычно делала она, когда отец в очередной раз наказывал юную наследницу за невыполнение этических норм поведения. Они встречались в западном саду на закате дня, когда оставалось несколько счастливых часов свободного времени после занятий медиации и истории, языкознания и филологии, после торжественных чайных церемоний, где собирались все члены царственной семьи. Долгое изучение четверостиший поэтов прошлого, многочасовые упражнения для формирования правильной осанки и идеальной постановки речи почтения ко старшим, звучавшей на одном наречии, и уважение ко младшим на другом. И в тени высоких крон красного миддлемиста, в окружении синих колокольчиков, заполоняющих каждый дюйм земли, им предоставлялась возможность побыть самими собой, смотря на заходящее солнце, сливающееся с ослепительной белизной главного дворца с шестью нефритовыми минаретами. Характер и логическая прыткость отличали мальчика от непоседливой, но усердной девочки – Скай всегда следовал установленному порядку, был терпелив и поступался со своими внутренними стремлениями, тогда как Софию отчаянно тянуло на волю, как запертую пташку в золоченой клетке. Барахтаться в знойный день в расписных мозаикой фонтанах в новых туфельках и мочить платье из тафты, смотря, как виртуозные темные узоры быстро окрашивают великолепную ткань, усыпанную множеством крупных жемчужин; прятаться под банкетными столами, беря в охапку лимонные печенья и ускользая по ночам на нижние этажи, где молодые танцовщицы раскрашивали лица белой пудрой и подкрашивали длинные ресницы черным углем, и расправляли плотные наряды, выстилали полотнища, выкладывая золотые украшения с лазуритами и александритами и примеряя увесистые хризолитовые короны. А затем наступало мгновение, забирающее в свои объятья и не отпускавшее до самого рассвета, когда приходилось возвращаться в мир реалий, забывать ведомую сердцем фантазию – играла музыка скрипки и флейты. Все усаживались возле камина на громоздкие подушки, звеня браслетами, облегающие ноги и предплечья, и треск поленьев, всполохов дымчатых эфиров и всплеск рубиновых углей, изысканных теней на разукрашенных стенах и отчетливое видение красоты ночного покрова, легшего на оживший в красном и лиловом свете свечей город. Дети приносили в стеклянных коробках с абажурами васильковых бабочек, хлопающих серебрено-синими бархатными крыльями, а в полнолуние выпускали на волю летящих странников, шепча желание, чтобы те унесли его в далекое безбрежное небо. И истории о героях, которые сражались с дворянами темной стороны, кровожадными Омега и их безропотными и коварными слугами, обращенными из людей в подчинении своих господ с символичной черной рукописью на спине – дети обретали ониксовый змеиный взор и поразительную скорость, умения, растворяющие мифический силуэт в снежных дюнах; о далеких странах за морем, где сохранились передовые технологии русских дворов и запрещенные алхимические ритуалы; о падшей императорской семье Милославских и богатствах, что скрываются за нерушимыми барьерами старинных готических особняков, возведенных среди скалистых фонтанов и дремучих лесов, пустынных земель или окраин, охваченных лютыми и беспощадными заморозками; о запретных договорах между людьми и детьми сумрака, и о страшных завершениях, когда прислужники аристократов выстраивали целые города из человеческих костей и наполняли ванны густой темной кровью; о бывалых воинах, защищающих людей и роковых деяниях, изменивших ход судеб множества людей; и порой молвили уста темнокожих красавиц о трагической и запретной любви, полной страсти и нежности. До ушей принцессы не должны доходить вульгарные присказки и сказки, вот почему так часто ее наказывали, ловя у ступеней в мальчишеских штанах, и при ней же избивали служанок раскаленным железом, не проследивших за любопытным дитем. Это было самым ужасным, смотреть, как из-за нее страдали другие – незаживающие рубцы и отрезанные волосы, считавшихся позором для девушек востока, клейменные запястья. По ее вине уже происходили кошмары, и в очередной раз из-за нее чуть не погибли люди. Строгость и решимость – вот что Софии необходимо было усвоить, наказание за неисполнение правил последует вне зависимости от обстоятельств и отношений, иначе управление ускользнет из рук.

Скай приоткрыл свои глаза, он был в смятении, чувствуя странную невозмутимость и напряженность в ее застывшей в бездушном изваянии позе – плечи не расслаблены, ладони крепко сжимают ткань, и глаза отстраненно смотрят на жаждущий жизни город, и в осколках ее души, в которых в этот краткий миг не было ни капли той жизни, что бушевала снаружи, он разглядел раскаяние. Небывалое и непреодолимое. Скоро станет больнее, непереносимее и снедающей изнутри. На Турнире будут умирать, а человек, с которым она смеялась и встречала рассветы – милый и улыбчивый, застенчивый и высокомерный будет убивать, а быть может, падет под копьем и ударом раскаленного металла другого. Все меняется, и даже те, кого мы так хорошо знали и кому доверяли, становятся зловещими врагами. И как сложно, ненавидеть тех, кого горячо любил. От этого нельзя спастись или убежать.

– Есть одна вещь, о которой я тебе не рассказывал, – непринужденно начал Скай, смотря прямо перед собой на колышущийся розоватый лепесток в кружке чая, зная, что после его признания последует настоящий скандал, но он не желал этого избегать, все вело к неотвратимому разговору и даже если бы он признался раньше, они вряд ли смогли бы полюбоваться ночным небом вместе, словно невидимые потусторонние силы разделяли их. И как бы крепко не держали они друг друга, их руки все равно отцепились бы в пустоте, и они пошли бы по новой неизвестной дороге одни.

– С завтрашнего дня начнутся первые бои, и для участия необходимо зарегистрироваться в команде, где могли бы присутствовать обладатели различного уровня силы, если до полуночи не отправить электронное подтверждение, то участника в независимости от ранга дисквалифицируют, – Скай повернул указательным пальцем ее обомлевшее лицо. – Если я не сойдусь ни с одним из остальных участников, то я не буду участвовать в Турнире, а смогу остаться с тобой. Сейчас решение будешь принимать ты, а не твой отец или Империя, отринь все сомнения и скажи мне прямо в лицо, что ты хочешь, чтобы я сделал, – тягучий нежный голос звучал мелодией водного потока.

– Что ты несешь? – с ужасом спрашивала София, поглощенная его глубокими глазами неба, небеса отражались в его глазах, глаза отражались в небесах – сама синева смотрела на нее.

– Я останусь с тобой, – допытывался Скай, вставая перед ней на колени и судорожно глотая воздух, – мы навсегда останемся вместе, и никто не разлучит нас, это будет наш собственный выбор, а не выбор прорицательницы, заклеймившей меня сапфировым символом. Я предложу тебе весь мир...

– Таков порядок вещей, чтобы нам диктовали нашу судьбу, – рассудительным тоном шептала она, – пойти против решения – значит пойти против высших устоев и ценностей общества. Твои слова одурманены дьявольским искушением – это правда. Сегодня ты пошел против всех наказов, причинил страдание другим, но и глубоко опечалил меня. Ты просто не в состоянии понять меня, и в этом открытии и заключается мое главное несчастье. Я так хотела, чтобы ты был подле меня, держал меня за руку и шептал покровительственные слова. Я не виню тебя за отстраненность последних недель, не могу представить, чтобы чувствовала сама, если бы прошла через боль предательства. Клаус и для меня многое значил. Но ты пошел путем жестокости, больше выплескивая всю ненависть и злобу на тех, кто ее не заслужил. Можно ли добиться мира и благополучия изуверством и насилием? Ты ли это? Таким ли я тебя помню? И такой ли ты представляешь меня, раз подумал, что я возжелала нечто столь вопиющее? – она печально опустила свои глаза на его крепкие руки, сжимающие ее предплечья, и под ее взглядом их крепкая хватка ослабла.

– Выбрав судьбу Рефери, ты сможешь многое изменить к лучшему. Разве не этого мы всегда хотели? Можешь ли ты воплотить это в самой далекой и сокровенной мечте – мир, где нет полуночных отпрысков, нет голода и войны, национальных распрей и унижений над человеческим достоинством и сущностью, классовых конфликтов и коррупции, – саркастическая улыбка тронула ее полные губы. – Мне кажется полным бредом уже то мнение, что когда-то люди жили бок о бок друг с другом, и не боялись захода солнца и наступления сумеречной ночи. Просто за гранью естественного, если ты не находишься под покровительством Империи, а в северных пустошах, какие бы ущербные и мерзкие люди там не жили, они по строению костей, крови и плоти, не отличаются от нас, но зато заплатили бы многим и даже больше, чтобы оказаться на моем месте.

Скай внимательно вслушивался в каждое слово, и его посетила смесь одиночества и новой утраты. Она была против, не пошла бы с ним наперекор обществу, и дело не в страхе или сомнении. Он прекрасно осознал свои ошибки, и теперь в нем затаилась крупинка неподдельного настоящего страха, что он может потерять свою путеводную звезду в будущем. В конечном итоге, это была всего лишь первая попытка, не увенчавшаяся успехом. Сколько других пытались вступить в одичалую борьбу с судьбой и недостойным пророчеством, но все приходили к одному и тому же итогу, какими бы дорогами не пошли, и сторону какой тропы бы не выбирали. Ему нравилось испытывать свое предназначение, но он не мог понять, для чего оно, ведь внутри черная дыра – совершить многое или не совершить ничего. Мечта не осуществиться, и он обязательно потеряет кого-то значимого, отдавая себя во спасение других, и растопчет свою душу, потому что будет защищать всех, топча собственные желания и жертвуя мечтами остальных.