Текст книги "Охота на выбивание [СИ]"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 19

В это время Паша Зудов в десятый раз смотрел одно и тоже кино. Кино было не очень интересным, все та же съемка камер наружного наблюдений на стоянке в аэропорту.

– Пятьсот семьдесят один, – довольным тоном сказал хозяин квартиры, Алексей Фокин, мужчина лет сорока, с обширной лысиной и запорожскими усами. С Павлом они были знакомы давно, вместе увлекались фотосъемкой, потом параллельно собирали разную музыкальную технику. Павел ушел в милицию, а Фокин свое увлечение превратил в профессию, снимал свадьбы, юбилеи, постепенно обзавелся самой разнообразной аппаратурой, организовал студию, и стал снимать и записывать местных музыкантов, сюжеты для телевиденья. Именно к нему и пришел Павел, зная, что если обратиться официально к железногорским криминалистом, то они получат результаты хорошо, если через неделю. Алексей же за полчаса сумел не только вытащить из серого мрака сумерек номер машины, но и рассмотрел на борту «Волги», когда машину уже отъезжала, название фирмы: «Гранд».

– Отлично, ты просто ас, – похвалил друга Павел, и спросил. – А у той машины, второй, сможешь рассмотреть номер?

Фокин минут пять повозился с изображение на компьютере, потом отрицательно покачал головой.

– Нет, другие тачки загораживают. Но, постой-ка…

Он снова прокрутил запись назад, потом остановил кадр.

– Вот, это рассмотреть можно.

Теперь и Павлу был хорошо виден бок отъезжающей «Волги», а на нем, крупными буквами надпись: «Влада», и чуть ниже: "г. Кривов".

– Ого, теперь понятно, почему тот парень так бился за этого пассажира! Не хотел ехать порожняком, – обрадовался Зудов. – Ты мне распечатаешь эти два снимка?

– Конечно, можно и не два.

Он действительно крупно отпечатал фото водителя в зале ожидания, потом машину на стоянке, номер и, и бок отъезжающего кривовского такси.

– Да, интересную ты мне работку принес, давно я такими делами не занимался, – признался довольный Фокин, отдавая диск с обновленной записью Павлу. – Давай, приходи, если что нужно будет.

– Спасибо, брат.

Уже на улице Зудов позвонил начальнику охраны аэропорта, и продиктовал номер машины.

– Ну, ты молодец, – обрадовался тот, – оперативно все сделал. А я тут тоже подсуетился, опросил того милиционера, Синцова. Он хорошо так описал внешность обоих водителей. Талант у парня, ему писателем надо быть.

– Хорошо, я сейчас к прокурору, а потом подъеду, часа через три.

Часа через три не получилось. Сначала нужно было разыскать Малиновскую, а она разбиралась с сожженным "Ланд Крузером", потом они уже вдвоем обратились к прокурору.

– Да, улики весомые, – согласился Кудимов, рассматривая распечатки номера машины. – Я сейчас позвоню прокурору Железногорска, и мы обсудим этот вопрос с ним. Пусть помогут.

После пятнадцатиминутных разговоров, он положил трубку, и довольно кивнул головой.

– Они займутся этим парнем. Поезжайте прямо в городскую прокуратуру, они должны его доставить прямо туда. И этого, сержанта тоже.

Железногорские оперативники поработали быстро. Уже в четыре вечера сержант опознал водителя, увезшего Суконина из аэропорта, и начались официальные допросы подозреваемого.

Глава 20

От чего Ольга Малиновская никак не могла избавиться за свой уже приличный стаж работы следователем, так это от некоторой доли предвзятости. Если ей говорили оперативники, что этот парень, скорее всего убийца, то она так к нему и относилась. Только осечка с мнимыми убийцами Серова несколько поколебала эту ее уверенность. Парень, сидевший сейчас напротив нее, сразу показался Ольге жутко несимпатичным. Худой, с торчащими щеточкой усами, с оттопыренными ушами. Еще Ольга никак не могла поймать его ускользающий взгляд, и это ее бесило.

"У парня явно рыло в пушку, раз в глаза смотреть не может, – решила она. – Нужно его побыстрей дожать".

– Значит, вы, Остапенко, Владимир Николаевич, восемьдесят первого года рождения? – повторила она все записанное в протоколе первичного допроса.

– Да, он самый.

– Давно работаете таксистом?

– Да, как с армии пришел.

– Откуда я знаю, когда вы пришли с армии? Говорите конкретно.

– А, ну, это… – парень еще больше напрягся, – два года, значит.

– Хорошо. Значит, позавчера, вы взяли в аэропорту человека до Кривова. Вот этого, – Ольга подала своему собеседнику фотографию, где таксист ведет к машине своего пассажира. Она сделала это намеренно, не стала ловить его на отказах, на прочих уловках. Ей было важно сейчас выиграть время.

– Да, было дело, – признался парень. – Только до Кривова я его не довез, до Семеновки только.

– Что же это так? И куда он потом делся? – не поняла Ольга. – Остался в Семеновке?

– Колесо у меня спустило, уже на полдороги. А тут эти как раз нас догнали, кривовские, они и забрали его.

Ольга ничего не поняла, и поневоле начала раздражаться.

– Кто эти?! – спросила она. – Куда забрали?!

– Ну, на это, на другое такси он сел, на Кривовское.

– Откуда вы знаете, что оно было из Кривова?

– А там, на борту было написано: г. Кривов. Еще и название таксофирмы. Только я его не запомнил.

– Так, – Ольга покосилась в сторону, где тихо сидел Паша Зудов, сейчас, казалось, больше занятый просмотром документов таксиста. – Давайте начнем сначала. Ты взял этого человека в аэропорту. Где ты его нашел?

– А на выходе с аэродрома. Я всегда там стою. Большинство таксистов ждут, когда клиент получит багаж, а я смотрю тех, у кого багаж при себе. Они всегда торопятся, командировочные. Вот и этот сразу клюнул. Он сказал, что ему нужно ехать в Кривов, я сказал сумму. Клиент торговаться не стал, кивнул головой, и сказал: «Поехали».

– А потом что случилось?

Парень все косился как-то в сторону от нее, он явно нервничал, говорил, поэтому скомкано, отрывочно.

– Уже на выходе из аэропорта к нам подскочил какой-то мужик и начал этого, ну, пассажира, трепать за рукав. "Поехали, – говорит, – командир, у нас в машине двое до Кривова, третьим будешь, все дешевле будет".

– Откуда он узнал, что вашему пассажиру нужно в Кривов?

– Да лях его знает!

– А клиент ваш как на это отреагировал?

– Да, ни как. У него денег, похоже, куры не клюют. Он молчит, идет со мной. Дошли до стоянки. А этот, козел, совсем озверел, чуть из такси его вытаскивать не стал. Тут мужики наши подошли, из нашей фирмы, чуть морду ему не начистили. Только тогда этот придурок и отстал.

– А описать вы этого человека можете? – спросила Ольга.

– Этого козла? Да могу. Высокий, плотный такой мужик, он в куртке был зимней, летной. Плечи такие здоровые, усы, – таксист показал двумя пальцами, – как у Богдана Хмельницкого. Да! Еще над бровью пластырь был, такой, небольшой, полоской.

– А лет ему сколько?

Тут парень замялся.

– Черт его знает. Старый уже. Лет сорок, наверное.

Павел, не удержался, и спросил: – А что, сорок лет, это уже старый человек?

– Конечно. Считай, вся жизнь уже прожита. Что там ловить в сорок лет? Уж одной ногой почти в могиле.

– Именно поэтому ты работал под таксиста? – поинтересовался Павел. – Чтобы успеть ухватить до сорока лет от жизни все?

Вот теперь парень окончательно скис.

– Ну, а что с ними делиться, зачем? «Волга» у меня от отца осталась, шашечки нарисовать каждый дурак сможет.

– Ну не скажи, документы то не каждый дурак сделает, – Зудов шлепнул на стол документы парня, пододвинул их Малиновской, и пояснил удивленной Ольге. – Документы у него поддельные. Не на фирму он вовсе работает, а только на себя.

– Понятно, – Ольге действительно стало понятна нервозность водителя. – Ну, тогда рассказывай дальше, что было по дороге? Ты разговаривал с клиентом?

– Да, самую малость, в начале только. Спросил, что он такой грустный, а тот говорит, что на похороны отца приехал. Пояснил еще, что тот хоть его и не вырастил, но мужик был хороший, добрый. Потом замолк. Я, чувствую, что клиент не хочет говорить, и тоже молчал всю дорогу.

– И докуда ты его довез? До Семеновки, говоришь?

– Да, как раз на полпути к Кривову мы и встали. Семеновку только проехали, а до Марьевки километров еще сорок оставалось. Колесо у меня заднее пробило. Я сразу это понял, как машину бросать стало по дороге, все, думаю, хана. Гвоздь поймал, это уж как в аптеке.

– Даже знал, поди, какой номер? – съязвил Паша. – Сотку, стопятидесятку поймал?

– Да какую сотку! Вот, – шофер сунул руку в карман, и подал Павлу что-то небольшое, похожее больше на дротик для дартса, только небольшой, сантиметр длинной.

– Что это такое? – спросила Ольга, так же внимательно рассматривая странную штуку.

– По виду похоже на пулю для воздушки, только у тех тупые концы, а это заостренная, – задумчиво ответил Павел, принимая из рук Ольги странную штуку. – А ты где-нибудь по дороге останавливался?

– Ну, в Семеновке как раз и останавливались. Я за сигаретами пошел, а клиент попросил крем-соды купить.

– И ты ему ее купил? – спросила Ольга.

– Ну да. Только потом он меня за нее выругал.

– За что же это?

– Крем-сода была только в двухлитровых бутылках, а он хотел, оказывается, маленькую, пол-литровую.

– А ту машину, кривовскую, в Семеновке вы не видели? – спросила Ольга.

Водитель напрягся, но потом отрицательно замотал головой.

– Не помню. Они подскочили, как только я начал колесо домкратить. Этот, усатый, снова вышел, лыбиться, козел. "Что, – говорит, – парень, колесо сдохло? Нет у тебя сегодня фарта". А потом клиенту и говорит: "Поехали, мужик с нами, с этим мудилой ты в Кривов к следующему вечеру доберешься". Тот как-то заменжевался, потом сказал: "Прости, брат, но мне туда нужно быстро". Отдал деньги, причем за всю дорогу, представляете! И сел к ним.

– А куда сел? Спереди, сзади? – спросила Ольга.

– Спереди. Этот, усатый, ему даже дверь открыл.

– А сколько их всего в машине было? – уточнил Павел.

– Я так понял, что трое. Это с водителем.

– Странно, если подсаживают, то, обычно, сзади. Спереди места занимают в первую очередь, – удивился Зудов. – Значит, усатый был за рулем…

– Да нет, он был пассажиром. За рулем другой мужик сидел.

– Так он был не таксистом? – В очередной раз удивился Павел. – Этот, усатый?

– Нет.

– А что же он тогда так разорялся, чуть силком клиента в машину не тащил? – спросил Павел.

Шофер пожал плечами.

– Не знаю… но за рулем точно не он сидел. Другой мужик. Лица я его не видел, только кепку. А этот, наверное, хотел заплатить меньше, вот и старался.

– Что за кепка была у водителя? – спросила Ольга.

– Да, обычная, аэродром, – шофер показал пальцем козырек. – Старики в таких обычно ходят, или грузины.

Павел продолжал недоумевать.

– А что, свет у них в салоне не загорался? Эта «Волга» рядом с тобой встала?

– Да нет, вперед они проехали. Но в салоне темно было, это точно, я не знаю почему.

– А номер ты их случайно не запомнил? – спросила Ольга. – Может, какие-то цифры? Сочетания букв?

– Нет, он какой-то обычный был, номер этот, серый такой.

– То есть? – не поняла Ольга. – Почему серый? Грязный, что ли?

– Да нет. Ну, обычно запоминается номер, если одинаковые цифры, там 999 или 666, а тут просто какой-то набор цифр, и таких, все каких-то незнакомых. Я обычно запоминаю, если номер похож на мой, или там день рождения, перевертыши: 696,393, такие вот. А этот, нет, обычный номер. Регион наш, это вот я точно помню.

Одни допрашивали парня еще два часа, но больше ничего нового добавить к общей картине не смогли. После этого Ольга зашла к заместителю прокурора, как раз оставшегося по другому, не менее важному делу.

– Ну, что там у вас с этим таксистом? – спросил тот, устало, потягиваясь в кресле.

– Не похож он как-то на душителя, – призналась Ольга. – Один он убить не мог, слишком хлипкий для этого. К тому же душить, и вести машину невозможно. Я прошу его задержать на двое суток, и провести обыски в машине, и на квартире, на предмет обнаружения личных вещей Суконина, и отпечатков пальцев Суконина в салоне машины. Кроме того, надо выяснить круг его знакомств, может, есть судимые, может, кто уже занимался такими делами? У парня поддельное удостоверение таксиста, может, он давно занимался подобными делами? У вас не было по этому году подобных убийств?

Зампрокурора отрицательно покачал головой.

– Да нет, подобное дело было года три назад, но их всех взяли. Приезжали гастролеры из Саратова, так же работали под таксистов, и по дороге душили свои жертвы. Четверых они тогда таким образом замочили. Знали, что если клиенты с самолета, то деньги имеются.

– В любом случае надо бы его задержать, хотя бы на двое суток, – попросила Ольга.

– Хорошо, задержим, нет проблем.

– А мы пока поищем это, наше такси в Кривове, и посмотрим, кто из двух таксистов врет.

Когда они с Павлом вышли из прокуратуры, на часах было пол-одиннадцатого. Зудов взглянул на часы, и попросил: – Подвезите меня к вокзалу, как раз скоро пойдет последняя электричка. Что вы будете везти меня до Кривова, сам доберусь.

– Спасибо, – поблагодарила Ольга. – Надо хоть ночь дома переночевать, родителей успокоить.

Но тут раздалась трель мобильника, и Ольга услышала в трубке знакомый голос начальника дежурной части майора Мохначева.

– Ольга Леонидовна? Я хотел сообщить, вас это заинтересует, наверняка. Мне очень жаль. Но только что пришло сообщение, на Юрия Астафьева было нападение. Все кончилось очень печально. Мне так жаль…

Глава 21

Первую часть дороги машину вел Зудов, Ольга вести не могла, ее трясло от нервного срыва, глаза застилали слезы. Она сидела на заднем сиденье, курила сигарету за сигаретой, и пыталась вернуть себе хладнокровие.

"Хороший был парень, – думала она, – самец. Самец? Да нет, самец это как раз плохо. Это одна животная сила, грубость. А этот был нежный, добрый. Хотя ни разу не сказал, что любит, что я у него единственная. Вообще-то, это было даже честно с его стороны. И Вовчик с третьего курса, и Димка, все клялись в вечной любви, и все тут же устремлялись к другим, более смазливым шлюхам". Волна жалости снова подкатила к ее горлу, и чтобы подавить ее, она снова вытащила из памяти ту незабываемую сцену: на широкой кровати Астафьева, поперек ее, в безмятежной позе лежит та голая девка с удивительно красивыми глазами. Вопреки ожиданию всплеска злости не было, тело неожиданно вспомнило совсем другое: тугое, мускулистое тело Юрки, и такая волна удушливой похоти прокатилось от пяток до самой макушки, что Ольга даже сругнулась в полголоса.

– Что? – спросил, не поняв, Павел. – Вы про что, Ольга Леонидовна?

– Да, так, ничего, это я сама с собой говорю.

– А, бывает.

Павел тут же зевнул.

– Ты, что, засыпаешь? – спросила Ольга.

– Да, что-то в сон бросает, – признал Зудов. – Надо остановиться, лицо умыть, что ли.

– Давай, тогда я сяду за руль, я уже пришла в себя.

– Может, не надо?

– Надо. Останови.

Вторую половину дороги она машину вела сама, слезы к глазам уже не подкатывали, и ее удивляло только одно – как Зудов мог сейчас так спокойно спать.

"А ведь они друзья, так, по крайней мере, все говорили мне. Не один год вместе работали, и ни каких видимых эмоций. Собственно, он не женщина, что они, мужики, могут чувствовать? Дубье дубьем. Он же не спал с ним, не трахался целыми часами. Это болезненно воспринимаешь, если еще помнишь, каким он был еще пару суток назад. Тело у него было великолепным".

Организм снова отозвался на это теплой волной, и, скрипнув зубами, Ольга машинально еще придавила на газ. Черная машина неслась в ночи как пуля, и, слава богу, что в тот день не было ни дождя, ни гололеда. Но если обычно она добиралась до Кривова за сорок минут, то сегодня преодолела этот же путь за полчаса.

Влетев в город, она направила машину к городской больнице. Решительным шагом, войдя в приемный покой, Ольга не обнаружила там никого, и, хмыкнув, дернула дверь ординаторской так, что хлипкий крючочек со звоном вылетел из своего гнезда. То, чем занимались доктор с медсестрой, в прежние времена бы вызвало у ней ехидную улыбку, но сейчас только одну досаду.

– Где тело Юрия Астафьева? – спросила она.

– В пятой палате, – пробормотал врач, торопливо ища на столе свои очки. Медсестре на сборы нужно было гораздо больше времени и действий. Ольга начала подниматься на второй этаж, в травматологию. За ней спешил Павел. Столь же решительно Малиновская прошла в нужную ей палату, это была комнатка, самых малых размеров, так, что туда с трудом вставало две кровати. Одна из них была пустой, а вот на второй неподвижно лежало хорошо видимое в свете уличного фонаря тело Астафьева, руки на груди, на голове белая повязка. Она, не включая свет, прошла вперед, встала рядом. Снова на глаза начали предательски набегать слезы. Тут сзади Павел щелкнул выключателем, Ольга зажмурилась, а когда открыла глаза, то первое, что увидела, это моргающие глаза Юрия, с удивлением рассматривающие поздних гостей. Ольга опешила, а потом спросила: – Астафьев, ты что, дурак, живой?

– Нет, дохлый, – пробормотал он. – Вы что меня так пугаете? Я уж думал, спросонья, что меня добивать пришли.

– Ты угадал. Я тебя сейчас убью! – крикнула она, с кулаками бросаясь ему на грудь. Павел деликатно вышел из палаты.

– Это не я, это все Ленка, – заявил Юрий, когда смог, наконец, успокоить Ольгу. – Она дожидалась меня в машине, и когда я прошел в подъезд…

Ленка сто раз могла позвонить Астафьеву на мобильник, но терпеливо ждала его в своей, уже отремонтированной машине. В этот раз под той же шубкой на ней было вечернее платье, и она не собиралась сдаваться так быстро, как вчера. Елена уже представляла, как ходит перед Астафьевым по комнате, в этом умопомрочительном наряде, возбуждая его своим видимым содержанием, и зримой недоступностью. Что ее сейчас больше всего волновало, есть ли у Юрия дома большой фужер под шампанское, с которым она могла дефилировать перед ним. «Десятку» она поставила так, чтобы видеть дорогу к подъезду, а сам он ее увидеть не мог. Собственно было уже темно, и цвет ее приметной машины сливался с серым мраком. Вскоре Елену взволновала другая проблема – а будет ли у ее нынешнего любовника вообще шампанское? За тот год, что они не встречались, в его квартире прибавился только тефалевский чайник, и все. Она уже начала думать, не съездить ли ей самой за шампанским, когда на дорожке показалась высокая, приметная фигура Астафьева.

– Слава богу! – пробормотала она, вылезая из машины. В подъезд она зашла минуты на три позже Юрия, в том и то и был ее замысел, чтобы он только вошел, а она тут как тут. Юрий спросит ее: – Как ты узнала, что я дома, я ведь только что пришел?

А она бы ответила: – А я сердцем это чувствую. Я же ведьма.

Предвкушая этот диалог, она с улыбкой вступила в темный, пропахший всякой дрянью подъезд, и сразу услышала шум борьбы. Что-то мотался на лестничной площадке, раздавались приглушенные матерки, глухие удары. В скудном свете, единственного окошка она рассмотрела темную массу на площадке между этажами, и как-то сразу поняла, что это бьют Юрия. Кричать и визжать она не стала, падать в обморок тоже. Она просто открыла сумочку, достала оттуда небольшую коробочку и нажала нужную кнопку. Истошный вой милицейской сирены мог поднять из гроба кого угодно, хоть прапрадеда Адама, а эта вся свора ломанулась из подъезда, толкаясь, запинаясь, и падая друг на друга. Елена сжалась в комок под лестничной клеткой, и только когда грохот ног утих, выключила свою жуткую сирену. Она побежала наверх, настолько быстро, насколько могла сделать это в своем дико узком платье. Юрий лежал на полу, лицом вниз. Ленка торопливо нашарила в сумочке мобильный телефон, достав его, она включила подсветку, наклонилась, и вскрикнула. Затылок Юрия был залит кровью. Елена отшатнулась назад, и, торопливо тыкая наманекюренными пальчиками в маленькие кнопки мобильника, набрала номер скорой.

– Девушка, скорей! Тут человека убили. Милиционера.

ГЛАВА 22

Иван Михайлович Рыжов с утра был в плохом настроении. Вчерашнее нападение на Матвеича, и сегодняшнее известие о смерти Астафьева, слава богу, оказавшееся ложным, все вызвало у него приступ животной злости.

– Демократы, е… твою мать то! Распустили народ, жулье! Вырастили достойную смену, в собственный подъезд хрен зайдешь! – бормотал он на ходу. При этом он не просто шел, а зорко наблюдал за всем происходящим в округе.

"Сычиха опять пьяная, а пенсия у ней кончилась дня три назад. Снова, что ли, каких-нибудь чурбанов на постой пустила? Господи, и что ее никак не пришибут, сволочь старую! Надо будет зайти на обратном пути, посмотреть, кто там у ней поселился в этот раз".

Был выходной день, и Рыжов спешил не просто так, а вполне к конкретной цели, на рынок. Пройдя между цыган, торгующих за воротами рынка своими вечными, черными шалями и кожаными куртками, он прошел дальше. Нужный ему человек стоял у самого входа на рынок, сразу за воротами. Высокий, сутулый, с длинными волосами, с висячими усами, в широкополой, черной шляпе. Перед ним на ящике лежали два каталога с нумизматическими монетами, марками, значками. Этот чудак, Рыжов знал только его кличку – Монета, каждый выходной скупал на рынке монеты, медали, и прочую антикварную мелочь. Сейчас перед ним стоял мальчишка лет двенадцати, в синей джинсовой осенней куртке не по размеру, с кем Монета и вел неторопливую, степенную беседу.

– Деда, говоришь? А не врешь? – голос у коллекционера был специфичным, с интонациями ржавых воротных петель.

– Да точно, точно, – писклявым голосом зачастил парнишка, зябко передергиваясь всем телом, и подпрыгивая от холода с ноги на ногу. – Дед у меня крякнул, а медали и ордена остались.

– И не жалко? – спросил нумизмат. Рыжов, пристроившийся, якобы, рассматривать на соседнем лотке зимние шапки, увидел в руках покупателя орден Красной Звезды.

– А что, все равно мамка с папкой их пропьют, – пояснил мальчишка. – Лучше я на эти деньги себе беляшей накуплю. Да, вон и цирк в город приехал, тоже хочу сходить.

– А у тебя еще такие есть? – поинтересовался Монета.

– Да, там много! Этот вот самый плохой, старый орден. А есть много новых, блестящих!

Монета усмехнулся. Не сдержал улыбку и участковый. Они то знали, что орден времен Отечественной войны стоит гораздо дороже тех блестящих побрякушек, что дают ветеранам к очередной годовщине победы.

– Ну, хорошо, возьму я их у тебя, – проскрипел Монета. – На вот тебе пятьдесят рублей, неси все остальное.

Рыжов в это время думал, что ему сейчас делать? Взять этого пацана за шкирки? А вдруг у него действительно орден его деда? А если это, в самом деле, награды Матвеича, то, что он сможет сделать с пацаном? Задерживать его – воплей и визга не оберешься. Пацан, при всей своей тщедушности и молодости смотрелся маленьким бомжем, а значит, опыт в таких делах как общение с милицией за его плечами должен был быть колоссальным. Они еще и притворяются при этом так, как не притвориться никто из взрослых.

– Здорово! – восхитился пацан, и зачастил. – Я через час приду, принесу еще!

Он отбежал в сторону, но не очень далеко, встал в очередь за беляшами. Рыжов же подошел к нумизмату.

– Чем интересуетесь? – проскрипел тот. – Монеты, марки, значки?

– Да нет, орденами я интересуюсь. Особенно тем, что ты только что получил от этого пацана.

Михалыч сунул под нос поскучневшему скупщику свое удостоверение, и получил из рук того орден. Рыжов тут же достал из кармана очки, и бумажку со странными записями. Вчера он потратил больше часа, но разобрал все наградные листы, и переписал все номера боевых наград старого механика. Номер на обратной стороне ордена совпадал с номером в списке Рыжова.

– Так, как тебя зовут-то, я забыл? – спросил он коллекционера.

– Павел.

– Вот что, Павел. Этот орден я у тебя изымаю, он проходит по делу об убийстве. Я сейчас отлучусь, но потом подойду. Если этот пацан придет без меня, то постарайся побольше задержать его разговорами. Ясно?

– Хорошо, попробую, – согласился тот. – Только долго не задерживайтесь, я уже уходить хотел.

Рыжов выбрался из толпы, думая о том, кого ему привлечь к этому делу. Надо было ждать пацана с остальными наградами, потом проследить, куда он пойдет. Но раздумья Рыжова кончились в тот момент, когда он неожиданно увидел впереди себя того самого пацана, жующего горячий беляш. При этом еще два лежали у него в пакете. Мальчишка предавался этому делу так самозабвенно, что участковый решил попробовать проследить за ним сам. Он еще похвалил себя за то, что в этот раз одел гражданку. Собственно, больше заслуга в этом была его жены, бросившей в спиральную машину единственные милицейские брюки участкового. Выше пояса он как раз был при полном параде, в кителе, милицейской рубахе и галстуке.

К удивлению Рыжова пацан направился в его район. Остановившись около одного из домов, он торопливо доел последний беляш, и скрылся в подъезде дома. И дом, и сам подъезд были крайне неблагополучными, но Рыжов как-то сразу понял, к кому, и в какую квартиру идет мальчишка. На первом этаже участковый притормозил, подождал, когда сверху стихнет стук, и заскрипят несмазанные петли двери.

– Пришел, сученок?! Я тебе сейчас уши откручу, козел! – донеслось до ушей участкового, а потом мальчишка настолько резко завизжал, что Рыжов сразу понял, что невидимый ему мужик выполнил свою угрозу.

– Больно! Больно! – надрывался парнишка.

Участковый торопливо поднялся наверх, и обнаружил, что дверь в квартиру Сычихи осталась чуть приоткрытой. Дверной засов, которым пользовалась старуха, торчал в закрытом состоянии, но делать сразу две вещи: крутить уши пацана и закрывать дверь, у воспитателя не получилось. Поэтому Рыжов потихоньку вошел в прихожую, и затаил дыхание. Пацан по-прежнему орал свое: – Больно-больно! Отпусти! Я больше не буду! Отпусти!

А мужской, грубый голос напирал на свое: – Кто тебя просил рыться в моей сумке, а? Куда девал орден, ну!? Куда дел!? Убью, гад!

В этом месте Рыжов решил, что пора ему показаться на глаза. Он решительно вошел в зал, где увидел такую сцену. Посредине зала молодой, широкоплечий парень, довольно симпатичный, только вот волосы были чересчур длинными, да цвет лица, нездоровым, как у много пьющих людей, крутил уши все тому же пацану. В углу же, на стареньком диване сидела женщина лет сорока с усталым лицом. На руках у нее был грудной младенец, а под бок к ней жался мальчишка лет семи, невероятно худой, словно состоящий из одних глаз и костей. При виде нового человека он начал как-то странно дергаться всем телом, рот его скривился, и Рыжов понял, что мальчишка инвалид.

Между тем воспитатель молодого воришки единственный не заметил появление в помещениии чужого человека.

– Я тебя чему учил? – продолжал он поучать пацана. – Жить честно, а ты что сделал?! Ты – вор!

– Ну-ка, прекрати счас же! – строго велел Рыжов, отталкивая руки воспитателя. Тот от неожиданности разжал пальцы, парнишка тут же дал деру в другой конец комнаты, что возмутило лохматого парня до глубины души.

– Ты, козел, ты кто такой, чтобы мне указывать, как я должен воспитывать своих детей!? Это мой сын, что хочу, то и делаю! Пошел отсюда! – заорал он на Рыжова.

– Я тебе сейчас пойду по ушам! Сам уйдешь, и рад этому не будешь, – заявил Рыжов, расстегивая куртку. Под ней был милицейский китель и рубашка. Это сразу отрезвило дебошира.

– Участковый Рыжов. Документы! – потребовал участковый.

– Счас, – парень торопливо метнулся к старомодному шкафу, достал из него два паспорта, подал их Рыжову. Это были паспорта еще той, советской системы. Едва открыв первую страницу, Рыжов сразу хмыкнул.

– Что, оба белорусы?

– Да, мы из Белоруссии, – признался Гриша Хилькевич, так, судя по паспорту, звали парня.

– Регистрации нет, – продолжил Рыжов, – прописки нет.

– Мы только три дня, как вселились сюда, – подала голос женщина.

Рыжов открыл ее паспорт, снова хмыкнул.

– Полякова Галина Михайловна? Вы с ним не зарегистрированы?

– Нет. Мы живем гражданским браком, – усталым голосом призналась Галина.

– А что, нельзя, что ли? Главное, что мы любим, друг друга, – с вызовом спросил Григорий.

– И давно вы так живете?

– Пять лет.

– То есть, это не ваш ребенок? – Рыжов показал рукой в сторону всхлипывающего пацана.

– Васька? Нет, не мой, – признался Григорий, – мой вот тот, – он кивнул на младенца. – Но и эти они мне все как родные.

– Да, вижу я, какие они тебе родные. Ухи вон чуть парню не открутил. И сколько вы живете в Кривове? Давно?

– Да, с полгода. Раньше жили в Железногорске, а потом переехали сюда, – ответил хозяин, все как-то нервно оглядываясь на жену.

"Плохой признак. Сменять областной центр на нашу дыру, можно либо сбегая от кого-то или чего-то, либо пропив жилье", – решил участковый.

За этими разговорами Хилькевич немного успокоился, сел на табуретку, закурил. На взгляд Рыжова он выглядел старше своих двадцати шести лет, в то время как Галина смотрелась старше своих тридцати пяти.

– Что ж это вы сбежали из своей незалежной Белоруссии? – спросил Рыжов, обходя комнату, и потихоньку рассматривая все, что попадалось ему на глаза.

– Да, работы там нет, – нехотя ответил Григорий.

– Что-то я не слышал, чтобы у батьки Лукашенко была безработица, – говоря это, Рыжов заглянул в соседнюю комнату, где на кровати храпела хозяйка квартиры, Сычиха.

– Работа есть, только это разве работа, за гроши, – продолжал белорус.

– А пить надо меньше, тогда и денег будет больше оставаться, – рассуждая так, Иван Михайлович ногой выдвинул из-под кровати большую, черную с синим сумку. – Чья сумка?

Хилькевич вдруг занервничал, глаза его забегали.

– Не знаю, нашел я ее тут, как только въехали, она уже здесь была.

Рыжов тут же уловил недоуменный взгляд, брошенный в сторону белоруса его гражданской женой.

– И что в ней? – настаивал Рыжов. – Я ведь открою.

– Да, разная ерунда, тряпки, какие-то ордена, медали.

– Ну-ка, открой, – попросил Рыжов.

Хилькевич нехотя расстегнул сумку. Большую ее часть действительно занимали какие-то тряпки, а когда белорус поднял их, то на дне оказались многочисленные медали.

– Так это не твои, говоришь? – с усмешкой спросил Рыжов.

– Нет.

– А это вот что такое, – участковый вытащил из тряпья пульт к телевизору. – "Самсунг", – прочитал он. – А где сам телевизор то? А, Григорий? Уже цыганам отнес?

– Не видел я никакого телевизора. А пульт это здесь лежал, не мой он.

– В подвале телевизор, в тряпку завернутый стоит, – неожиданно подсказал переставший плакать пасынок Хилькевича. Самого отчима, аж передернуло от злости.

– Ты, щенок! Замолчи, Васька! – прошипел он.

– Да нет уж, говори, Вася, говори. Иди-ка сюда, – Рыжов подозвал мальчишку, положил ему руку на плечо. – Ты откуда про телевизор знаешь?

– А я видел, как он туда, в подвал, покрывало наше старое унес. Я потом пошел туда, и увидел его. Большой такой телевизор. Нам как раз такой нужен, а то без телека так скучно.