Текст книги "Спецназ обиды не прощает"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава 11

Люди капитана Панина

Вот раньше он мог набрать людей хоть в два часа ночи, хоть в три. И каких людей!

Рагим? Этот умел забираться и спускаться по стене девятиэтажного дома, используя только пальцы рук и ног. А Арон? Арон круглый год купался в море перед сном, а иначе просто не мог таки заснуть. Были и другие достойные ребята, члены тайного спортивного общества «Неурожай», официально – секция самбо, реально – клуб боевых искусств, временно запрещенных.

Проверяя информацию о функционировании подпольного спортзала, Панин вышел на этих ребят. И вместо того, чтобы прихлопнуть подпольщиков по полной программе, помог им перейти на легальное положение. Компания оказалась настолько приличной, что и сам Панин не упускал случая позаниматься здесь, и даже Михалыч, один из лучших бойцов республики, дважды чемпион Минской школы, порой самозабвенно бился с его парнями. (При необходимости Панин мог бы легко обосновать идейно-воспитательную нагрузку таких контактов – Михалыч, эстетически любовавшийся грацией восточных школ, шутя побивал любого противника, доказывая безоговорочное превосходство комитетской школы рукопашного боя).

Он вспомнил, что Рагим переселился в Георгиевск, потому что жена, армянка, не могла оставаться в Сумгаите. Арон уехал в Израиль. Кстати, его там не признали таки евреем. Дело в том, что Арон Соломонович Блюм оказался русским. По матери. Интересно, где он сейчас купается перед сном, в Суэцком канале?

Кто остался в городе? Фикрет… Вот человек, который никуда не может уехать отсюда.

– Сергеич, как там пленный? – спросил Вадим.

– Еще дышит.

– Вынь-ка из него телефон.

В зеркале опять показались фары догоняющей машины. Вадим выключил весь свет, проехал в полной темноте до перекрестка и свернул направо. Залаяла собака, и он удивился. В этих краях раньше не было принято держать собак. Включив фары, он увидел длинные заборы с колючей проволокой по верху.

– Куда мы заехали? – спросил Ковальский. – Тюрьма, что ли?

– Нет, – сказал Вадим, свободной рукой набирая номер. – Это дачный поселок.

Телефон не отвечал. Он свернул в очередной проулок. Каждый раз он сворачивал в сторону моря, надеясь вырваться на приморскую дорогу. Еще он надеялся, что преследователи запутаются в улицах поселка. Но свет их фар все время показывался за спиной.

– Давай все патроны мне, – сказал Махсум. – В хорошем месте встанем, я выхожу, вы тих-тих вперед, они за вами, я их кончаю.

– Мало шансов, – сказал Ковальский. – «Пээм» машину не остановит. А если у них стекла непробиваемые? А если вообще тебя засекут на высадке?

– Рисковать надо, – сказал Махсум. – Догоняют, собаки.

– Бензин на нуле, – сказал Вадим.

– Спасибо, – сказал Ковальский.

– Не за что. Думай, Сергеич, думай.

– Давай, Димка, звони, пока я думать буду.

Машина вырвалась из поселка. На горизонте тлело мутное зарево, и на его фоне торчали вышки-качалки. Неподвижные, они были похожи на стадо заснувших жирафов.

Вадим узнал это место. Через старые промыслы проходила дорога к морю. Оставалось проскочить зону пионерских лагерей, на развилке свернуть налево, а там уже начнется сумгаитская дорога. А здесь, среди вышек, можно запутать следы и оторваться.

Он вдруг увидел, что за лесом вышек мелькает какой-то свет. По параллельной дороге метрах в пятидесяти справа мчалась темная машина, и лучи ее фар мотались вверх-вниз.

– Обложили, – сказал Ковальский бодро.

И в это время, наконец, гудки в трубке прервались.

– Кимды данышан? (Кто говорит?) – ожил в телефоне недовольный голос.

– Салам. Тренер говорит, – сказал Вадим.

– Кто? Какой тренер? Три часа ночи, какой тренер?

– Какой еще тренер может звонить в три часа?

– А… Ты где?

– У меня проблемы. Не могу долго говорить. Сейчас я около Новханы. Хочу выбраться на нашу дорогу по морю. Где мы бегали, помнишь? Можешь сейчас выехать мне навстречу?

– Еду.

Вадим посмотрел на приборы – судя по ним, бензин давно кончился. Он свернул на грунтовую дорогу и покатился под уклон.

– Э… Товарищ… – подал голос водитель сзади, – там дорога нету. Раньше был, теперь нету.

– Куда ж она делась?

– Стой, стой, дорога нет, – жалобно повторял водитель.

Но дорога была, и довольно ровная. Она была словно прорезана в песчанике и спускалась к морю в узкой теснине. Шелестел песок под колесами, и уклон становился все круче. Когда-то по этому песку Вадим спускался пешком. Он гостил у друзей, вожатых пионерского лагеря, и ночью они с Реной любили сбегать по крутому спуску к морю. Возвращаться было тяжелее… Но сейчас он не собирался возвращаться.

Вадим успел ударить по тормозам, прежде чем понял, что перед ним обрыв.

– Приплыли, – растерянно проговорил он, вспомнив, что за прошедшие годы море могло подняться и размыть береговую линию. Такое уже бывало, и сумгаитский пляж запомнился ему как раз старыми грибками и беседками, стоявшими далеко в воде. Когда-то они давали тень пляжникам, распростертым на раскаленном песке, а теперь в их неверной тени мальки прятались от солнца и чаек…

– Отлично, – Ковальский огляделся и скомандовал: – Все из машины!

Через несколько минут сзади показались лучи фар. Преследующая машина выехала на гребень и покатилась по спуску. Как только под ее лучами зажглись задние катафоты «волги», Вадим выбил камень из-под переднего колеса. «Волга» со скрипом тронулась вперед. Она не успела разогнаться и не доехала до края обрыва, как песок вдруг расступился под колесами, и вместе с куском дороги «волга» рухнула вниз.

Темная машина стремительно приближалась, рычание мощного двигателя отражалось от стенок теснины. Вадим успел забраться наверх и залег рядом с Ковальским.

Сергеич опирался на локти и держал пистолет двумя руками, выцеливая задних пассажиров. Передних взял на себя Махсум.

Но стрелять не пришлось. Темная «девятка» даже не притормозила, догоняя пропавшую из вида «волгу», и слетела с обрыва, исчезнув в темноте. Снизу послышался железный грохот, и Вадим почувствовал, как дрогнула земля под ним.

– Надо смотреть, как они там, – сказал Махсум.

– Какой заботливый, – сказал Ковальский. – Когти рвать надо, тут где-то вторая машина шатается.

– А с этим что делать будем? – Махсум показал пистолетом на водителя, и тот опять заныл свое «вай, алла…»

– Придется тащить с собой.

Узкая бетонка тянулась по песчаной насыпи вдоль полосы прибоя. Моря не было видно, оно шумело и плескалось в темноте, и виднелись только белые перебегающие полосы пены. Влажный ветер был пропитан запахом гниющих водорослей.

Спустившись с насыпи, можно было укрыться от ветра, но идти по песку было тяжелее, чем по бетону, пусть и разбитому.

Впереди мелькнул и пропал сдвоенный огонек.

– Едет кто-то, – крикнул Махсум, перекрывая ветер. – Уходим?

– Это наши, – сказал Вадим.

– Назад смотри! – крикнул Махсум.

Вадим оглянулся и увидел, как по черному склону медленно сползает такой же сдвоенный огонек.

– Бегом вперед! – скомандовал Ковальский.

– Я бегом не могу, сердце больной, – заныл водитель.

– Зачем он нужен, – крикнул Махсум. – Место хорошее, патрон жечь не будем, руки-ноги завяжем и пошел в море купаться!

Водитель не дослушал его и резво потрусил впереди.

Они успели забраться в «Ниву» Фикрета, когда до второй машины преследователей (если это были они) оставалось не больше ста метров.

– Надо оторваться от этих, – сказал Вадим, и Фикрет кивнул.

«Нива» скатилась с насыпи и помчалась прочь от дороги. Вторая машина последовала за ней. Под колесами хрустели ракушки, в прыгающем свете фар блеснула вода.

Между прибоем и дорогой берег местами был залит водой, и сейчас машины неслись по этим лужам, разбрасывая брызги веером. Вадим оглянулся.

– Догоняют. Прибавь газу. Фика, на обгон идут!

Фикрет кивнул, но газу не прибавил, и даже чуть отвернул в сторону, теряя в скорости. Он пригнул голову и поглядывал куда-то вбок поверх капота.

– Готов! – вдруг сказал он, показывая пальцем на зеркало.

Все, кроме него, оглянулись. Вторая машина исчезла.

– Яма, – сказал Фикрет.

– Глубокая? – спросил Ковальский.

– Два метра. Спасать будем?

– Перебьются, – сказал Вадим.

– Куда едем?

– К тебе нельзя, – сказал Вадим. – Есть надежное место, где можно спрятаться?

Фикрет кивнул. «Нива», завывая и с треском разбрасывая ракушки из-под всех колес, забралась по насыпи на дорогу.

Глава 12

Убежище

Для мирного времени Фикрет был самым бесполезным агентом из тех, с кем работал Панин. Хотя бы потому, что не мог написать и пары связных предложений по-русски. Да и писать ему было не о чем. Он не общался с иностранцами, не мог внедриться в религиозную секту, и даже слухи и сплетни он обычно сам узнавал от Панина.

Кроме того, он имел судимость и родственников за границей, курил анашу, содержал трех жен и был браконьером.

Познакомились они так. В запущенном уголке приморского парка Панин с ребятами оборудовал поляну для занятий. Деревья служили турниками и макиварами, на асфальте можно было отрабатывать «ката», а на песке – броски. Занимались обычно по утрам, перед работой. В это время в парке не было никого. Но вот однажды со стороны моря на полянку вышел худой, загорелый до черноты человек в брезентовом плаще. Он удивленно оглядел выстроившихся парами ребят в кимоно, достал сигареты и присел на корточки. И пока они занимались, невозмутимо покуривал «Кэмел».

«Это карате?» – спросил он у Панина.

«Карате».

«Что это дает?»

«Здоровье. Сердце хорошо работает, спина не болит», – сказал Панин, по привычке избегая сложных предложений.

«Спина… Спина – это хорошо. Сколько стоит заниматься?»

«Бесплатно».

«В Баку один урок карате двадцать рублей».

«Можешь ехать в Баку».

«Нет времени. Завтра приду?»

Фикрет внес в занятия сразу несколько ценных новшеств. Он показал удобную дорожку вдоль моря, по которой бегал сам Назим Сулейманов, великий сумгаитский футболист. Он принес старые брезентовые плащи, из которых получились отличные манекены. А еще он предложил по понедельникам бегать в другом месте – в городском саду. Те, кто мог придти на эту пробежку, не жалели о потраченных усилиях. Два километра легкой трусцой заканчивались у дверей заведения, где как раз к этому времени у старого Гариба созревал хаш. 50 грамм водки полностью компенсировали беговые энергозатраты, а горячий хаш ликвидировал последствия воскресных излишеств.

Между прочим, именно старый Гариб сообщил в комитет, что в таком-то месте в такое-то время состоится купля-продажа мощного лодочного мотора с целью последующего использования его для нарушения морской госграницы и ухода в Иран. Панин с Михалычем спланировали, утвердили и осуществили ночную засаду, и сами же, налетев, скрутили покупателя. Панин застегнул наручники. Включил фонарь – и узнал Фикрета. Немая сцена. Михалыч сориентировался первым. Он поблагодарил и отпустил ментов, а задержанного в наручниках увезли в горотдел, подальше от посторонних глаз. Панин проговорил с ним всю ночь. Так Фикрет стал его агентом. А мотор предназначался вовсе не для ухода в Иран. Фикрету хватало рыбы и в акватории Апшерона. Так что старый Гариб сгущал краски.

– Гариб живой еще? – спросил Панин.

Фикрет кивнул. Он молча вел машину по ночным улицам города, который часто снился Панину в кошмарных снах. Невозможно было представить, что он когда-нибудь вернется сюда.

Но вот он здесь, и все так же тянутся кипарисовые аллеи, и ветер кружит листву и мусор на центральной площади.

Память выстреливала серию картинок на тему «Площадь Ленина в разные годы». Вот Новый Год – ни грамма снега, сухой асфальт, под кипарисами зеленеет травка. Гирлянды и расписные будки перед клубом завода СК, у будок толпятся родители, получая подарки своих детей, которые сейчас водят хороводы в клубном зале. Внутри одной из будок Панин пьет портвейн с Дедом Морозом, и Арон Блюм оттягивает ватную бороду на грудь, как манишку. В будке тепло, пахнет мандаринами, и через окошко хорошо видно, как объект его заинтересованности,укрывающийся под личиной иностранного специалиста по монтажу очень автоматизированных линий, стоит, как простой инженер, в очереди за подарками вместе с влюбленной в него мамашей. Объект был очень дорог Панину. Пытаясь перехватить радиосигнал опознавания «свой-чужой» с военных самолетов, объект подарил военным контрразведчикам целый месяц радостно озлобленного возбуждения – солдатская жизнь обретает осмысленность только с появлением противника.

А вот то же место через пару месяцев. Площадь наполовину залита черной массой толпы. Конец февраля, пронзительный ветер относит крики с трибуны, толпа отвечает свистом и нескладным скандированием «Ка-ра-бах! Ка-ра-бах!».

На следующее утро на площади стоят армейские «уазики» и черные «волги» – начальство совещается в горкоме. К началу нового митинга машины разъехались, и только одна «волга» замешкалась. Вон она, перевернутая, лежит поперек трамвайных путей.

И еще один вид. БТРы по периметру площади. Все, что смогли по тревоге добраться до Сумгаита из ближайшей в/ч. 25 километров по ровной асфальтированной дороге рота преодолела всего за несколько часов, потеряв по пути 50 % техники. И это без огня противника.

БТРы стояли на площади, а толпа уже неслась лавиной по городу, снося будки сапожников, выбивая витрины, останавливая любой транспорт. У Фикрета тогда была другая машина, «виллис», и он вез Панина. Толпа запрудила улицу, и он попытался объехать ее через двор. На выезде между домами стояли погромщики с железными прутьями. Они облепили машину и принялись ее раскачивать. Их разгоряченные красные лица прижимались к стеклу машины. Фикрет вдруг откинул лобовое стекло, потом выхватил из-под сиденья обрез и выстрелил вперед. Погромщики с воплями разлетелись в стороны, и машина вырвалась на улицу.

«Откуда у тебя обрез?» – Панин не удержался от идиотского вопроса.

«Нашел». Больше вопросов не было. Они благополучно доехали до микрорайонов и смогли вывезти еще одну армянскую семью.

– Куда мы едем? – спросил Вадим, оглядываясь. Город, оказывается, давно кончился, и «нива» катилась между двумя трубопроводами.

– Хорошее место, – сказал Фикрет. – Самое подходящее.

Не было в городе более подходящего места, чем заводское бомбоубежище. Звеня ключами, Фикрет шел по длинному бункеру, включая свет и открывая боковые комнатки.

– Пока здесь можно жить, – сказал он, обводя рукой ряды двухъярусных коек, стеллажи с противогазами и стены с плакатами на тему атомной войны.

– Да здесь можно жить и жить, – сказал Ковальский, принюхиваясь, – было бы еще пиво, а то слишком вкусно пахнет.

В бункере стоял густой запах вяленой рыбы. Фикрет толкнул еще одну дверь, и Ковальский схватился за сердце. В боковом коридоре тянулись, пропадая в темноте, связки воблы, леща, бычков и еще каких-то обитателей Красной Книги.

– Первым делом надо выспаться, – сказал Вадим. – Разбирайте матрасы.

– Какой матрасы, слушай, – пробормотал Махсум, пошатываясь и зевая.

Он рухнул на голую кровать и тут же захрапел. Таблетки все-таки еще действовали.

Пока Сергеич обустраивал быт, Вадим поднялся вслед за Фикретом к выходу.

– Это твои друзья?

– Не все. Сергеич мой друг. Махсум, который заснул, это чеченец. С ним сложнее. В общем, он заложник. Мы должны были поменять его на своего заложника, но попали в засаду. Чудом ушли.

– А толстый?

– Это наш пленный. Его ребята делали засаду. Будем его кошмарить, – сказал Вадим.

– А потом?

– Потом видно будет.

– Он меня видел, он машину видел, он все видел, – сказал Фикрет.

– Придумаем что-нибудь, – сказал Панин. – От него зависит. Ладно, разберемся. Как дела, брат?

– Спасибо. Как ты, где сейчас? – Фикрет впервые улыбнулся и взял Вадима за плечо. – Хорошо, что приехал. Говорили, у тебя неприятности.

– Какие неприятности?

– Э, не бери в голову. Говорили, убили тебя в Таджикистане.

– Нет, – сказал Вадим. – Убили, но не меня. И в Таджикистане тоже был не я. Но ребята рассказывали, там было очень даже приятно. Даже, можно сказать, победили там наши.

– Что там ваши делали, можешь сказать?

– То же самое, что здесь.

– Это как? – удивился Фикрет. – Здесь мы армян спасали от наших. Потом ты на вертолете наших вывозил из Лачина, спасал от армян. В Таджикистане ваши кого спасали? Русских?

– Нет. Таджиков спасали от таджиков.

– Все с ума сошли, – Фикрет покачал головой. – Где живешь? В Москве?

– В Питере.

– Зачем? В Москве лучше. Я в Москву часто летаю. Там хорошо. Красиво город сделали. Почти как Баку. Пусть твои спят, поехали ко мне. Минара будет рада.

– Кстати, как она? Как дети, как родители? – спросил Вадим.

Они присели на ступеньку перед железной дверью бункера, и Фикрет достал сигареты. Это был «Кэмел» без фильтра. А также без акцизной марки и предупреждений Минздрава. Контрабанда в чистом виде. А что еще мог курить браконьер?

Вадим уже отвык от хорошего табака, и сейчас у него с первой затяжки закружилась голова. «Как бы сигареты не оказались с начинкой», подумал он, выслушивая семейные новости. Родители живы-здоровы, Минара сидит с детьми, их уже четверо. Гуля (вторая жена, татарка) вышла замуж за турка, уехала в Измир. Мила (третья жена, хохлушка) тоже хорошо устроилась, сейчас работает на телефонной станции, кстати, оставь свой номер, будем звонить хотя бы в праздники.

– Это очень кстати, – сказал Вадим. – Связь нам нужна.

– Хочешь позвонить?

– Хочу. Но еще не знаю, куда.

– Десять минут можешь подождать? Я домой заеду, потом сюда. Олды? (Ладно?)

– Баш уста. (Есть).

Вернувшись в бункер, Панин увидел, что водитель лежит на койке, аккуратно привязанный к ней по рукам и ногам. Махсум продолжал храпеть из-под солдатского одеяла. А Сергеич за столом обгладывал последний плавничок, и гора чешуи и костей перед ним указывала, что это был плавничок огромного леща.

– Ничего, что я тут похозяйничал? – виновато спросил Сергеич. – Просто не удержался.

– Сейчас организуем связь, – сказал Панин, подсаживаясь. – Давай пока обсудим ситуацию.

– А чего ее обсуждать? Ситуация под контролем, но жить можно, – сказал Сергеич. – С нашей стороны потерь нет. У противника двое убитых, да еще две машины, даже три. Имеем одного пленного. Заложника не потеряли. Это плюсы. Теперь минусы. Непонятно, как жить дальше.

– Насчет заложника, – сказал Панин. – Ты сам все видел. Его хотели перехватить, но это не его команда. Это не родня, это вообще не чеченцы.

– В принципе, нас это не касается, чеченцы они или японцы, – сказал Сергеич. – Наше дело дать результат. Мы привозим сюда одного человека, увозим другого, вот и все.

– Что-то я там не заметил этого «другого», – сказал Панин.

– Вот именно, – сказал Сергеич, – Сдавать парня каким-то посредникам я не собираюсь. Меняться так меняться, а если ребята идут на засаду, значит, по-другому будем говорить. Лучше всего сейчас же вернуться на исходные.

– Но тогда прокурор остается у них?

– Значит, ему не повезло, – спокойно сказал Сергеич.

– Злой ты, – сказал Панин.

– Я так думаю, что прокурору не повезло с самого начала. Вся эта комбинация сплошная подстава.

– Хорошо, что ты сам это видишь, – сказал Панин. – Значит, нет смысла звонить Клейну. В него все упирается.

– Да ты что, на Геру думаешь? – Ковальский улыбнулся. – Тогда думай сразу и на меня.

– Сергеич, я просто размышляю. Почему он не нашел на это дело никого другого? Почему он выбрал тебя и меня? Мы одиночки. Если мы пропадем, никто особо убиваться не станет. Ты говоришь, он ребятам тоже предлагал, Роме и Зубову, так? Еще одна пара никому не нужных мужиков, которых не жалко и подставить. И искать никто не станет.

– Ты не знаешь самого главного, – сказал Ковальский, продолжая улыбаться. – Гера собирался ехать сам. Со мной.

– Это ни о чем не говорит, – упрямо сказал Панин. – Потому что собираться это одно, а ехать немножко другое.

– Стоп, – Сергеич поднял ладонь. – Отложим разбор полетов. Давай решим, что сейчас делать.

– Время потеряли, вот что плохо, – сказал Вадим. – Если бы сразу рвануть на вокзал, запрыгнуть в любой поезд в сторону России… Ладно, будем отталкиваться от действий противника.

– Кстати, кто противник-то? Чехи?

– Думаю, что те, кто нас встречал. То есть холдинг.

– Не стыкуется, – сказал Сергеич. – Холдинг мог получить заложника без всяких хлопот. Мы же сами его привезли.

– Старик, ты сам сбиваешься на разбор полетов. Давай решать загадки по мере их поступления, – сказал Панин. – Холдинг мог получить, но почему-то не захотел. Может, в нем есть какая-то группировка, которая затеяла свою игру? Мы эту игру сорвали. Но в любом случае нас встречали люди из холдинга, и убили мы людей из холдинга, и убегали от людей из холдинга. Так?

– Черт, – сказал Сергеич. – С тобой лучше не спорить. Ты что угодно докажешь, если тебе надо.

– Итак, противник – холдинг «Мировой океан». И противник, скорее всего, засек, куда мы оторвались. И скорее всего, обратится за помощью к местным властям. Потому что холдинг фирма уважаемая, богатая, с мощными связями, со своими людьми на важных позициях. А мы кто? Пара вооруженных преступников…

– Тройка, – поправил Сергеич.

– Еще хуже. Мы уже банда чеченских отморозков. Значит, розыск. Значит, нелегальное положение. Даже не мечтай о билетах на самолет или поезд.

– В нелегалах мы долго не продержимся, – сказал Сергеич. – Слишком заметные фигуры.

– Надеюсь, долго и не понадобится, – сказал Вадим. – В крайнем случае, уйдем морем. А вот что с заложником делать, с Муртазановым, я не знаю.

– Обратно в тюрьму он не поедет, – сказал Сергеич.

– Да я и не повезу его в тюрьму.

– Тогда давай отпустим.

– Больно добрый ты, – сказал Вадим.

– На тебя не угодишь. То я злой, то добрый. Ладно, чувствую, без бутылки не разобраться, – сказал Ковальский. – Давай еще по рыбке? По паре бычков, а? Что-то жрачка напала.

– Это у тебя нервное, Сергеич.

– Может быть. Старею. Из формы вышел, – приговаривал Ковальский, отрывая голову очередному бычку. – Давно под пулями не валялся. Ну, съешь хотя бы кусочек.

– Не буду аппетит перебивать. Сейчас приедут всякие вкусные вещи, – сказал Вадим.

Фикрет вернулся с большой сумкой. На столе появились пивные бутылки, водка, зелень, солености, лаваш и стеклянная литровая банка с черной икрой.

Скромный ужин удался на славу и постепенно перешел в торжественный завтрак. Вадим еще порывался позвонить в Питер, но сам себя осаживал. По меньшей мере странно просить помощи у того, кому не доверяешь. Утром разберемся, решил он.

Сергеич расписал дежурство и сам себе скомандовал отбой, с трудом оторвавшись от стола.

Вадим с Фикретом проговорили до самого утра, иногда поднимаясь к выходу, чтобы перекурить. Черное небо над заводскими трубами становилось синим, потом зеленым, потом персиковым. Где-то закричал петух, ему ответил гудок тепловоза.

– Мне надо идти, – сказал Фикрет. – Хорошо, что ты приехал. Что принести? Водка, коньяк, вино?

– Водки, – сказал Вадим, подумав. – И побольше. Будем пленного допрашивать.