Текст книги "Спецназ обиды не прощает"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– Так, значит, от Клейна? Очень интересно.

Ромка приставил ствол к затылку противника. Сейчас подтянутся ребята, и мы разберемся. Если он так обошелся со своим, придется смывать обиду коньяком…

Но это был не свой. Что-то вспыхнуло сбоку, и он ударился лицом о горячую землю. Он еще чувствовал, что его переворачивают, обшаривают, волокут…

Все вдруг остановилось. Он открыл глаза и увидел звезды под собой.

Глава 7

Баланс потерь

Они не бросали своих убитых. Иногда, чтобы отбить тело товарища, погибшего в скоротечной стычке, приходилось вести многочасовый бой, приводивший к новым потерям. Но они не бросали своих убитых. Отступая по крутым склонам, они уносили обжигающе холодные тела, и закидывали своих «двухсотых» [5]5
  «двухсотый» или «021» – убитый.


[Закрыть]в вертолет, зависший над пропастью и только одним колесом опирающийся на выступ скалы… Вертолет отрывался от скалы и, накренившись, уходил вниз по ущелью. А они продолжали спуск, отстреливаясь по очереди из двух ПК… Ромка был хорошим пулеметчиком и надежно прикрывал отход своими фирменными короткими очередями.

Они нашли его в кустах за бараком, и сейчас сидели на корточках рядом с ним, ожидая подхода милиции.

Полковник Клейн курил, пряча огонек в кулаке. Говорить было не о чем. Степан Зубов тоже долго курил молча, потом достал телефон и после упорных попыток наконец-то дозвонился до какого-то своего очень полезного знакомого.

– Фима, я созрел, – говорил Зубов вполголоса. – Считай, что ты меня уговорил. Да, по твоей цене. Только один нюанс. Вещь нужна мне сейчас, причем с большим запасом расходных материалов. Цена не имеет значения. Желательно получить все к утру. О’кей, назначай место и время. О’кей.

– Что затеял? – спросил Клейн.

– Так, есть одна идейка… Они начали войну? Так вот. Они узнают, что такое война.

– Ромке это не поможет. Тебе тоже.

– Откуда ты знаешь?

– Все это уже было. Но если ты так решил… – Клейн пожал плечами. – Один мой приятель говорил, что месть придумал черт.

– Ну и что, – сказал Зубов. – Если черт наказывает сволочей, значит, я за черта.

– Кажется, едут. – Клейн заметил высокие фары за деревьями. – Точно, «уазик». Пошли.

Они отступили за барак и бесшумно пробрались к машине. За спиной хлопнули дверцы «уазика», зашипела и забулькала рация. Лучи фонариков скользили по бурой листве, посверкивая на замерзших лужицах.

– Месть приятная штука, – сказал Клейн. – Плохо только одно. Всем не отомстишь, Степа.

– Это мы проходили, – сказал Зубов.

– Я тебе не навязываю ничего. Ты только не заводись. Знаешь, иногда надежнее все оставить как есть, и все решится само собой. В конце концов, все получают по заслугам.

– Вон ты о чем, – протянул Зубов. – В смысле, только Бог может судить? Так вот, я постараюсь, чтобы некоторые уроды явились на этот суд пораньше. И чем скорее, тем лучше для всех.

– Куда теперь? – спросила Марина.

– А ведь нам некуда ехать, – сказал Зубов. – Только если обратно к тебе податься? Мариша, пустишь погреться?

Марина жила в классической ленинградской коммуналке с коридором, в котором вполне можно было разместить тир. Это оказалось очень удобным. Пока хозяйка сновала между комнатой и кухней, гости успевали поговорить о своем.

Они выпили водки. Молча, не чокаясь. Потери не принято обсуждать. В таких случаях принято обсуждать только план ответных мероприятий. Спецназ обиды не прощает.

План Зубова был простым, естественным и невыполнимым. Ехать в Москву первым же поездом. Занять позиции у офиса ОП «Мурена», и когда персонал после утреннего развода выйдет к машинам и собьется в стайку, чтобы покурить перед разъездом, нанести по противнику огневой налет, уничтожая живую силу. У плана по состоянию на 03.45 местного времени было два слабых места. Неизвестно, где находится объект налета. И нечем этот налет проводить.

Объект я установлю, Москва маленький город, а Балашиха вообще не город, говорил Зубов, расхаживая по кухне с сигарой и выпуская дым в сторону открытой форточки. С обеспечением тоже нет проблем. Сейчас все можно купить. Как раз накопились избытки наличности. На Таиланд копил. Ты был в Таиланде? Говорят, там нормально. Да хрен с ним, в Москве веселее.

У Клейна были возражения против этого плана, но он их не высказывал. Он был уверен, что охранное предприятие «Мурена» существовало только на бумаге. Найти его офис, а тем более персонал, скорее всего, невозможно. И даже если Зубов сделает невозможное, найдет офис и расстреляет персонал – даже тогда среди погибших наверняка не окажутся те, кто убил Ромку. Но Клейн не высказывал своих возражений, потому что Зубов и сам все это понимал. Маузер сейчас рвался в бой просто по привычке, которая выработалась на войне, забылась в мирной жизни, но вдруг проснулась. Он привык отвечать ударом на удар.

Клейн не мог присоединиться к Зубову. У него был свой план, попроще. Как можно скорее попасть в Баку и вывезти оттуда Рену. Ее адрес, хоть и зашифрованный, был в пропавшей книжке. Ее номер телефона можно было извлечь из памяти трубки. Противник умеет добывать информацию, значит, Рене тоже могла грозить «Мурена».

– Муренам нечего делать в Баку, – сказал Зубов.

– Зачем тогда им адреса? – сказал Клейн. – Предположим худшее. Кот попал в засаду. Значит, чеченца перехватили.

– Им был нужен адрес укрытия, – напомнил Зубов. – Значит, чеченца у них нет, они его только ищут. Может быть, его свои отбили по дороге, чтобы не меняться. А за прокурора теперь будут денег просить. Ты мне другое скажи. Кто знает, что я и Ромка… Что мы вообще связаны с этой историей? Кто?

– Кто-то внутри холдинга. – Полковник Клейн опустил голову. – Это я виноват… Я ваши данные по компьютеру получил.

– Виноват, не виноват, давай без трибуналов, не время сопли размазывать, – Зубов длинно выругался, чтобы взбодрить собеседника. – А что, просто позвонить нельзя было?

– Во-первых, у меня уже сто лет нет ваших новых телефонов, – сказал Клейн. – Ты вспомни, когда мы виделись последний раз. А во-вторых, это получилось как-то само собой. Уже привык все прокачивать по компьютеру. Да я даже день свадьбы родителей в компьютере прочитал, когда хотел поздравить.

– Хороший у тебя компьютер… Был.

– Ничего не «был», – сказал Клейн. – Мы пробьемся, бывало и хуже. Надо только разобраться, полностью прояснить ситуацию.

– Что тут прояснять? Все ясно. То, что мы с тобой оба сейчас живы, это просто нелепая случайность. Не знаю, как ты, а я ухожу на дно. Вот разберусь с уродами, и сразу на дно. И тебе советую.

– Это не так просто.

– Да, конечно, проще пойти и лечь под трамвай, – сказал Зубов. – Гера, я серьезно. Рванем за бугор, на Кипр, в Чехию. Или, наоборот, на Сахалин. Там нас никто не найдет. Отсидимся месяц-другой, перезимуем, а потом начнем потихоньку всплывать. Все так делают, когда жареным пахнет. И ничего, всплывают люди потихоньку. Можно жениться, фамилию поменять.

– Вся жизнь кувырком, – сказал Клейн.

– Не жизнь и была, – отмахнулся Зубов. – В гробу я видал такую службу безопасности, как у тебя. Лучше на валюте стоять или водку финнам возить. Так вот, Гера, нам бы только перезимовать. Этим уродам нужен чисто конкретный адрес. Они ищут, где ты спрятал того чеченца, вот и все. Эта история не может тянуться долго. Но пусть она закончится без нас.

– Я не могу просто так все бросить, – сказал Клейн неуверенно. – Во-первых, надо срочно связаться с Президентом. Предупредить хотя бы насчет Шалакова…

– Ага, предупреди, – кивнул Зубов. – Заодно сообщи свои координаты. А лучше всего сам приди в контору, чтобы им работу облегчить. Ты что, не понял ничего? Твой президент сам же тебя и сдал. Ты просто оказался крайним, вот и все. Гера, тебя уже вычеркнули из холдинга.

– Но у него же брата похитили… Он же так на меня надеялся… Слушай, Степа, может, все не так? А если они просто загуляли? Это же Кавказ. По дороге из аэропорта заглянули к кому-то, застряли за столом… Нет, надо лететь, разбираться на месте.

– Кому надо? – сказал Зубов. – Тебя вообще уже нет. И меня тоже нет. Они нас приговорили, пойми. И приговор будет приведен в исполнение.

– Да, но если веревка во время казни обрывалась… – Клейн замолчал, потому что вошла Марина с чайником.

– Если веревка обрывалась, то счастливчика расстреливали, – договорил Зубов. – Мне пора ехать за товаром.

– Я с тобой, – сказал Клейн. – Марина, все было очень вкусно.

– Я постелю вам обоим на полу, – сказала Марина. – Вернетесь, никого не будите. Сами устроитесь, хорошо? Вам обязательно надо выспаться. Утром вас девочки покормят. Если они уже убегут, разогреете рис. Сами. Все сами, я в семь выхожу на работу…

– Спасибо, – сказал Клейн и, прощаясь, поцеловал даме ручку. – Милая Марина. Это был не лучший день в моей жизни, но зато я встретил вас.

– Ну-ну, – сказал Зубов.

– Что «ну-ну»? – повернулась к нему Марина. – Учись, как надо обращаться с женщинами.

Они доехали на такси до ночного магазина на Садовой, как раз напротив отделения милиции. Пока Зубов толковал с охранником, Клейн купил копченой колбасы, воды и сухарей – в дорогу. Когда добираешься на перекладных, не стоит рассчитывать на сервис. А он уже разрабатывал самый быстрый маршрут до Баку. С учетом того, что придется обойтись без услуг холдинга, где достаточно было позвонить в отдел перевозок, чтобы без всяких хлопот оказаться в любой точке мира. Да, теперь во всем придется обходиться без холдинга. А холдингу придется обходиться без меня, подумал Клейн.

Зубову легко говорить: «Ухожу на дно». Что он оставляет? Квартиру, «сааб», место. Клейну придется оставить кое-что подороже. Людей. Он отбирал их сам, он учил их, он прошел вместе с ними через бандитские «стрелки» и разборки. И что с ними будет, если он уйдет? Никаких «если», оборвал Клейн свои размышления. Он уже ушел, и не его забота, что с ними будет.

Открылась незаметная дверь за холодильником, и они спустились в подсобку.

Там их ждал Фима, бледный человечек с гладко выбритым черепом и с черной густой бородой от самых глаз. В углу подсобки возвышался верзила в кожаной куртке на голое тело.

Без лишних слов на столе появилась деревянная плоская шкатулка. Зубов открыл ее. В зеленом бархате утопал черный маузер с перламутровой рукояткой.

– Тот самый? – спросил Зубов.

– Естественно. Других таких нет. Коллекционный образец.

– Настроен? Ты проверял?

– Ну ты меня знаешь…

– Расходные материалы?

– Неограниченное количество. Сколько возьмешь?

– Сколько унесу, – сказал Зубов. – Сначала определимся со вторым экземпляром.

– Я не знаю, чем ты еще хотел пополнить коллекцию, – сказал Фима. – Вот, прихватил просто на всякий случай… Я, конечно, понимаю, что это не совсем твоя тема… Не твой формат, конечно. Но с исторической точки зрения вполне подошел бы. Если бы ты собирал грузовики, то это «студебеккер».

Это был армейский кольт М-1911. Клейн залюбовался его устрашающими формами, и это не ускользнуло от Фимы.

– Товарищ тоже коллекционер?

– Начинающий, – сказал Зубов. – Возьмешь?

– Я не взял с собой таких денег, – Клейн покачал головой.

– Ты можешь махнуться. Я могу показать твои экземпляры, – Зубов достал из карманов плаща два трофейных пистолета. – Вот. Простенько и со вкусом, поздний соцреализм. Вариации на темы Вальтера. Меняем два к одному.

– Не смеши меня, – сказал Фима. – Ты же серьезный собиратель. Какие два к одному? Куда я дену этот мертвый груз?

– Пригодится для обмена, – подсказал Зубов. – Все мы начинали с соцреализма.

– Не надо уже на меня давить, – капризно сказал Фима, протирая стволы замшевым лоскутком. – Ты не на работе. Два к одному? Но материалы для «студебеккера» отдельно? Естественно, это довольно дорогие материалы, но вы же не собираетесь их тратить, как семечки? Я взял с собой только две упаковки, и это все, что было.

– Хватит, – сказал Зубов. – Хватит на всю жизнь.

Глава 8

В дорогу

Утром его разбудила Рена. Весь остаток ночи он бродил с ней по Старой Крепости, пытаясь найти тот самый ресторанчик, где когда-то хорошо посидел с Вагифом. Но везде они упирались в закрытые железные двери, и везде пахло гарью. Ему снилось, что все вдруг затянуло дымом, и голос Рены пробивался глухо и невнятно: «Позвони мне, обязательно позвони».

Еще не совсем проснувшись, он нащупал свой мобильник. Аккумулятор подсел и мог отказать в любой момент, а подзарядить его было негде. И все-таки позвонить обязательно надо. Такой сон неспроста, ох и неспроста…

Полковник Клейн не верил в вещие сны. Сновидения казались ему шифровкой, причем шифра не знает никто, и можно только догадываться о содержании сообщения. Звонить Рене он не стал, потому что это был бы бесполезный звонок. Гораздо важнее было сейчас связаться с опером Гасановым.

– Салам, начальник.

– Сам начальник, – отозвался опер Гасанов. – Ты откуда?

– Пока из Питера.

– Что, на самолет опоздал? Я тебя ждал. Мама стол накрыла, так ждали тебя.

– Извини, брат, – сказал Клейн. – Постараюсь добраться своим ходом. Есть новости?

– Есть, но лучше бы не было. Все, как ты спрашивал.

– Можешь говорить?

– Как ты говорил, нашлись два мужика. Не местные. На промыслах, где качалки старые, знаешь?

– Какие-то приметы есть?

– Прилично одеты. Без документов. Огнестрелка.

– Когда? – спросил Клейн внезапно севшим голосом. – Когда случилось, когда нашли, можешь сейчас сказать?

– Случилось ночью. Люди слышали, как стреляют.

– Ты сам их видел?

– Пока нет. Они лежат в хорошем месте, приедешь, спокойно посмотришь. Никто их не знает. Люди говорят, они только вчера прилетели. Не вчера, а послевчера.

– Позавчера, – поправил Клейн.

– Э, какая разница? Главное, что ты понял, да, – засмеялся Гасанов. – Слушай, вчера от вас целая делегация прилетела. Я думал, ты с ними будешь. Очень приличные мужики. Как инкубаторские, одинаковые. Ваш автобус встречал, «океанский».

– Брат, ты Рену знаешь? – спросил Клейн, чувствуя, что горло пересохло. – Мою Рену?

– Твою Рену? Вагифа Рену? Конечно, знаю.

– Ты можешь у нее посидеть, пока я не приеду?

– Как посидеть?

– Чтобы ничего не случилось.

– Понял, брат. Не волнуйся, брат. Говори адрес.

Он сидел на полу, натянув на плечи колючее одеяло. Рядом лежал Степан Зубов под таким же одеялом. За столом перед ним сидели две девчонки лет десяти-двенадцати в джинсах и вязаных кофточках. В комнате пахло жареной картошкой.

– Доброе утро, товарищи, – сказал полковник Клейн.

– Здрасьте… Мама сказала, чтоб вы картошку ели.

– Ну, если мама сказала, придется есть. А умыться где-нибудь можно?

– Алена, покажи, – приказала девчонка постарше.

Через длинный коридор, заставленный всякой рухлядью, Клейн добрался до просторной и темной кухни. На газовой плите в двух цинковых ведрах кипятилось белье. Пена сползала по ведрам к огню и с шипением исчезала, наполняя воздух тяжелым и резким запахом. Толстая тетка в махровом халате резала лук. За другим столом сидел изможденный мужик в оранжевом грязном жилете. Он разминал папиросу, стряхивая табачные крошки в тарелку с остатками макарон.

Пока Клейн умывался над раковиной, ловя струйку холодной воды из бурого крана, девчонка стояла рядом. Она подала ему белоснежное льняное полотенце, от которого пахло лимоном.

– Этот какой-то новый, – услышал он голос мужика, прижимая полотенце к лицу. – А Стяпана, значить, нахуй?

Клейн оглянулся на мужика, и тот застыл с зажженной спичкой. Пламя обожгло ему пальцы, он ахнул и сунул их в рот.

Девчонка потянула Клейна за рукав, и он пошел за ней. За его спиной тетка зашипела что-то тревожное, и мужик отвечал ей вполголоса: «А чего он смотрит! Чего он смотрит!»

Клейн сам вырос в такой же коммуналке. Было весело кататься на трехколесном велосипедике по длинному коридору или играть с соседскими пацанами в прятки. Маме было, наверно, не так весело, но и она вспоминает ту жизнь с умилением. Да, он сам вырос в коммуналке, но сейчас его резанул стыд. Он вспомнил, что потратил почти четыре тысячи долларов на ремонт своей кухни и ванной. Что поделать, на старости лет он стремился к уюту.

Вполне простительный грешок для человека, у которого большая часть жизни прошла в казарме. А лучшая часть из этой «большей части» прошла в полевых условиях. И самые счастливые минуты его жизни прошли в тряском и звенящем вертолете, который уносил его на базу после хорошего боя. И его понимание комфорта в те дни ограничивалось достоверной картой, свежими аккумуляторами в рации и сухими носками.

А теперь он устраивал свой быт, стараясь напичкать жизненное пространство всеми мыслимыми удобствами. Он покупал технику, интересуясь не ценой, а надежностью. Кстати, самая надежная оказалась и самой дорогой. В его кухне стояла даже посудомоечная машина, которой он никогда не пользовался. В его водопровод были вмонтированы три фильтра, но он все равно не пил сырой воды, помня об афганской желтухе. И в мебели полковника Клейна не было синтетики. Только шерсть, только кожа, только хлопок, джут, лен. Неудивительно, что им не удалось поджечь диван…

Кстати, что теперь делать с квартирой? И квартира, и машина были куплены на ссуду, полученную от холдинга, и он еще и четверти не выплатил. «Надо же, – подумал Клейн. – Какая ерунда в голову лезет».

– Умылся? – Зубов встретил его, сидя за столом. Он отодвинул от себя сковороду. – Я тут тебе картошечки оставил. Что соскребешь, все твое. Ты звонил, или мне это приснилось?

– Приснилось, – сказал Клейн, выкладывая остатки картошки на тарелку с клеймом общепита. – Иди, прими водные процедуры. Тебя там вспоминают уже. Переживают за тебя, Стяпан.

– А, коммунальные волки слетаются к обеду, – сказал Зубов, надкусывая сигару. – Пойду курну с народом. Припаду к истокам мудрости и веры.

– Ты не передумал насчет Балашихи?

– Поздно, – сказал Зубов. – Бабки вложены в дело, затраты надо оправдать.

– Ты же собирался на дно.

– Одно другому не мешает. Спешить некуда. Дня три-четыре потрачу на подготовку. Пускай они слегка расслабятся.

– Как ты собираешься таскать то, что купил у Фимы? Рискованное занятие. Особенно сейчас.

– Не впервой, – отмахнулся Зубов. – Пока ты хорошо одет, никто тебя не проверяет. Менты уже научились сначала смотреть на обувь, потом на часы, и только потом решать, можно ли беспокоить такого человека. Вот если я вместо своих итальянских башмаков за триста баксов надену кроссовки, пусть даже за сто баксов, тогда уже могут и тормознуть. Ну, а на крайний случай у меня есть бумаги. В свое время был у меня хороший клиент, советник братского посольства. Заполню пару наградных удостоверений. А тебе могу дать корочки охранника, трофейные, и все дела. Хочешь со мной? Вдвоем веселее будет, Гера.

– Не могу. Не до веселья.

– Ага, – сказал Зубов. – Ты что-то узнал?

– В районе аэропорта, в Баку, нашли двоих убитых, – сказал Клейн. – Без документов, не местные. Убиты вчера ночью.

– Ну и что, – сказал Зубов. – С чего ты взял, что это наши?

– Я не говорю, что это наши. Просто теперь-то я точно должен быть там, – сказал Клейн, – и как можно скорее.

Зубов заложил сигару за ухо и вернулся к столу. Клейн доел жареную картошку, аккуратно подобрал остатки хлебом, а Степан задумчиво ковырял вилкой пустую сковороду.

– Ты хотел умыться, – напомнил Клейн. – Кстати, в коридоре я видел телефон, он действующий?

– Хрен с ней, с муреной, – сказал Зубов. – Никуда она не денется. Я с тобой, Граф. Возьмешь?

– Если ты будешь себя прилично вести, – сказал Клейн.

– Это как получится.

– Ну, по крайней мере, не стреляй на шорох.

– Вообще-то я и не собирался стрелять, – сказал Зубов повеселевшим голосом. – Я думал, мы налегке полетим. В самолет с моим багажом не пустят.

– Самолеты разные бывают, – сказал Клейн.

Ему часто приходилось летать, навещая филиалы холдинга от Таганрога до Иркутска. Расписание самолетов он знал почти наизусть, но сейчас Клейн не собирался пользоваться услугами гражданского флота. Многие военно-транспортные самолеты пропахли грузами холдинга, и никакие стиральные порошки не помогали женам летного состава, когда их мужья возвращались домой со свертками каспийских сувениров.

Стоя в коридоре, Клейн дозвонился до одного из таких любителей осетринки. Через двадцать минут было «дано добро». Клейн с Зубовым упаковали свой тяжелый, но компактный багаж, и отправились в Левашово, где их дожидался борт на Душанбе, с промежуточной посадкой в Дагестане.

Полет прошел нормально. Если не считать того, что Клейн сразу лишился всех своих дорожных запасов, которые были выставлены в качестве закуски. В качестве выпивки контрактники, сопровождавшие груз для братского Таджикистана, выставили самый вкусный в мире авиационный спирт. В качестве стола летчики выставили деревянный ящик – в таких перевозят цинковые гробы. Но этот ящик был еще пуст. Его застелили газетами, заставили солдатскими кружками, и полет прошел нормально.

Клейн пить не стал, ограничившись первым тостом. Он сидел, прислонившись к мелко дрожащей переборке, курил сигарету за сигаретой и думал о Рене. Он представлял, как она сейчас стоит у окна и смотрит на узкую улочку, ожидая его. Гасанов наверняка сейчас сидит у нее на кухне, смотрит старенький телевизор и пьет чай из пузатого стаканчика, экономно откусывая от осколка сахара. А Рена стоит у окна, накинув на плечи серый пуховый платок, который он привез ей откуда-то с Урала. Вот она отошла от окна, села за стол, подвинула к себе стопку тетрадей. На столе под стеклом календарь, расписания уроков – своих и Эльдара… И фотографии.

Догоревшая сигарета обожгла пальцы, но он не почувствовал боли. Так вот почему лицо Панина показалось ему знакомым…Все сходится: капитан, служил в тех краях. Фотография! На ней Рена и Вагиф с друзьями. Стол, шампанское, фрукты, цветы. Какой-то праздник. Все в летних рубашках с погонами. И рядом с Реной сидит какой-то капитан. Она удерживает его руку, протянутую к бутылке. Все смеются. Вагиф на другой стороне стола, он стоит, подняв фужер, и тоже смеется…

«Кто это рядом с тобой?»

«Один хороший человек. Вагиф был его другом».

Она не хотела говорить о нем тогда, и он не стал расспрашивать. Позже она сама рассказала, что был в ее жизни любимый человек, который бросил ее, когда началось «все это». Служил вместе с Вагифом. Улетел в Россию, и там затерялся. Скорее всего, просто погиб где-нибудь в горячей точке.

Клейн видел эту фотографию каждый раз, когда был у Рены. Капитан ему нравился, хотя он и чувствовал почти незаметные укусы ревности.

Ревность обожгла его и сейчас. Но теперь-то он знал, что этим капитаном был Вадим Панин, которого он пару дней назад отправил, как оказалось, на смерть.

Нет. Что бы там ни случилось, Кота так просто не возьмешь. Он и сам отобьется, и Панина прикроет.

Кстати. Интересно, в какой такой авиации служил Панин, если Вагиф, бывший комитетчик, был его другом и служил с ним? Почему авиатор Панин обучал стрельбе Рубенса, Кота и даже Маузера? Не так прост был этот летчик, если спецназовцы признали за ним право учить их… И Рена неспроста уклонялась от рассказов о нем. В этом молчании, кроме обиды покинутой женщины, было что-то еще. И вообще, что нам было известно о Панине? Да и Панин ли он? Может быть, на самом деле его звали…

Клейн оборвал эти рассуждения. Не «звали», а «зовут». С ребятами все в порядке. А любители покаркать пусть поищут другую тему.

«76-й» приближался к Махачкале, и наступило время соответствующего тоста. «За нас, за вас, за Северный Кавказ…» На прощание командир контрактников дал координаты надежных людей на азербайджанской границе, а также подсказал самые дешевые способы ее пересечения.

Поздно вечером Клейн и Зубов вышли из полупустого вагона на перрон бакинского вокзала. До нужного дома они дошли за десять минут и остановились за углом.

– Подожди меня здесь, – сказал Клейн, кивнув в сторону стеклянного павильона чайханы. – Контрольное время десять минут. Нет, пятнадцать.

– Что так долго?

– Хочу осмотреться, – сказал Клейн.

– Может, возьмешь кольт?

– Нет.

– Ну, как знаешь, – сказал Зубов. – Товарищи офицеры, сверим наши часы.

Неторопливо, даже как-то вяло прошелся Клейн по улице перед домом Рены. Он заметил микроавтобус, припаркованный под запрещающим знаком. Вторая подозрительная машина, белая «ауди», стояла на тротуаре, под тусклым фонарем, и водитель читал газету в темноте.

Если это засада, то возвращаться к Зубову уже нельзя, могут проследить. «Хорошо, что я не взял с собой кольт, – думал Клейн, поднимаясь по лестнице. – Нервы ни к черту, могу сорваться».

Он нажал кнопку звонка, и дверь моментально распахнулась. «Нет, лучше бы я взял кольт», подумал Граф, увидев сияющее от счастья лицо Мишани Шалакова.