Текст книги "Выше времени"

Автор книги: Евгений Гаркушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Зинаида Михайловна задумалась. Ишь ты: «приемлемое предложение». Слова-то такие откуда она узнала? Не иначе, посоветовалась с кем-то. А как же быть с такими предложениями? Действительно, раньше шантажисты предлагали выкупить негативы. Сейчас негативов нет. Если снимок сделан, можно скопировать его сколько угодно раз. Контроля над копированием не может быть практически никакого. Остается только полагаться на честность партнеров…

Впрочем, какая честность у шантажистов? Зинаида Михайловна собиралась через пару месяцев, или через полгода повторить «наезд». Карманные деньги у Леночки, если она согласилась на выплату тысячи долларов, водились. Надо помогать ей избавляться от излишка средств время от времени. Чтобы девушка не слишком растолстела на любимом ей ванильном мороженном и пломбире.

«Какие же дать Лене гарантии? Да никаких, – решила библиотекарь. – Кто силен, тот и прав. Пусть верит на слово или расплачивается за свою недоверчивость. И доверчивость тоже».

Впрочем, радость Зинаиды Михайловны была недолгой. Открыв почтовый ящик бизнесмена Сержа Долгова, библиотекарь обнаружила там слезное послание от Леночки, где та в подробностях описывала возникшие у нее проблемы и просила у Сержа тысячу долларов. Неглупо придумано! Только платить самой себе Зинаида Михайловна не собиралась. Послать девочку куда подальше, чтобы мысли ее работали в нужном направлении – то есть над изысканием средств? Нет, бизнесмен Серж Долгов еще может пригодиться. Гораздо лучше сыграть тоньше…

Зинаида Михайловна просто не ответила на письмо. Серж ведь обещал не писать несколько дней. Из бассейна он, наверное, сразу поехал в инвалидном кресле по делам фирмы. Зато хакер Отверткин сообщил:

«Не такой я дурак, чтобы давать тебе номер своего счета. Деньги наличными оставишь в тайнике. Я укажу его тебе, когда ты скажешь, что нужная сумма есть на руках. Поторопись – если через сутки денег не будет, я отошлю фотографии мужу. Гарантии тебе – мое честное слово хакера».

Лена была в негодовании. Она тут же отправила хакеру записку:

«Так ты местный, подонок?»

Зинаида Михайловна тут же ответила:

«Поосторожней в выражениях. Если бы я был местным, это было бы для тебя еще печальнее. Я могу не только послать снимки твоему мужу, но и изготовить специальный диск, который станут продавать на радиорынке города. Назову его «Эротические достопримечательности нашего города». И еще твой номер телефона дам, и адрес. Все узнают, какая ты. А местный я или нет – ты не узнаешь. Наша хакерская организация обширна, в каждом городе у нас свои люди».

«Муж меня простит и поймет, – ответила Лена на сумбурные угрозы хакера. – Я расскажу ему правду – что фотографировалась давно, еще до встречи с ним, для «Плэйбоя». А сейчас снимки украли. Если ты продашь хоть один диск, да еще с нашим телефоном, он тебя из-под земли достанет и убьет».

«Да? Ой, боюсь, боюсь… Муж твой поверит только в то, что тебя голой снимал кто-то в его доме. Совсем недавно. В пеньюаре, который он подарил тебе только месяц назад. На вашем новом паркете, который постелили в этом году».

Волнующаяся Лена даже не заметила, что Зинаида Михайловна прокололась с пеньюаром. Хакер Отверткин никак не мог знать о том, что пеньюар у Лены недавно. Впрочем, в электронном дневнике девушка о покупке обновки писала – «под замочком», для друзей… И тоже хотела выложить фотографию – не свою, конечно, а пеньюара. А среди ее «друзей» в Сети были самые разные. Вполне мог оказаться «другом» и подлый Отверткин под каким-нибудь ласковым псевдонимом, вроде «Серый мышонок» или «Бешеный бурундучок».

«У меня есть только семьсот долларов, – сообщила Лена. – Триста я в ближайшее время не найду».

«Займи, – посоветовала Зинаида Михайловна. – Ждать я не стану, на меньшее не соглашусь».

Лена на два часа исчезла из Сети. Библиотекарь присела в продавленное кресло – вязать шерстяные носки. На кухне шипели на сковороде куриные палочки, которые Зинаида Михайловна жарила на рафинированном подсолнечном масле.

Следующее письмо Лены было продуманным:

«Скажи, куда надо положить деньги. И пообещай, что ты сотрешь попавшие к тебе снимки. Я не собираюсь платить больше. Если ты потребуешь чего-то еще, я признаюсь мужу. Он, может быть, выгонит меня, но из тебя, сволочь, вытянет все жилы».

«Деньги положишь под вторую от входа колонну забора в городском парке. Возьмешь темную пивную пластиковую бутылку, обрежешь ее немного и засунешь купюры. Сверху намажешь бутылку грязью – чтобы никто не польстился.»

«У меня нет пластиковой пивной бутылки, – пожаловалась Леночка. – Муж пьет только чешское пиво в стеклянных бутылках. И мы их сразу выкидываем».

«Пойди, поройся в общественной помойке. Всему тебя учить», – злорадно подхихикивая, написала Зинаида Михайловна. Надо же – кому-то только и дела, что ублажать мужа, жить в роскоши. А другие должны постоянно думать о хлебе насущном. Почему? Только потому, что эта Леночка уродилась со смазливой мордашкой и пока еще молода?

Опухшая от слез Леночка принесла найденную на помойке бутылку в парк, когда опускающееся солнце коснулось верхушек деревьев. Ей было жаль денег, но еще хуже было состояние страха и беспомощности. Кто-то рассматривал ее фотографии, сделанные с такой любовью всего лишь для одного человека, грозил показать их мужу или всему городу. Так мерзко девушка себя не чувствовала давно. Неприметная пожилая женщина сидела на скамейке неподалеку от колонны, читая какую-то книжку в яркой обложке. Больше в парке никого не было.

Вынув из красивого пластикового пакета бутылку, обильно намазанную грязью, добытой в палисаднике перед домом, Лена бросила ее возле колонны. Подумав, бросила там же и испачканный изнутри пакет. Оглянулась по сторонам, опять не увидела никого, кроме старушки, погруженной в чтение, и ушла домой. Встречать мужа и быть с ним ласковее. Готовиться к возможной грозе… Хотя муж стал таким постылым… Жрет, пьет пиво едва ли не ведрами да храпит во сне. Разжирел чуть ли не вдвое с того времени, как они познакомились.

Убедившись, что девушка ушла, и никто не следит за территорией парка, Зинаида Михайловна быстро поднялась со скамейки, подошла к колонне, подобрала с травы пакет и положила в него грязную бутылку. Пересчитать деньги можно будет и дома.

Старушка быстро миновала выход из парка и мелко семенила по асфальту. На лице ее отражалась целая гамма чувств: радость, жадность, опасливость, недоверие к окружающим…

– Здравствуйте, Зинаида Михайловна, – обратился я к ней, когда женщина вышла на перекресток улиц Парковой и Пушкина. – Можно вас на минутку?

Библиотекарь едва не взвизгнула, но визг сдержала, отчего он превратился в приглушенный всхрюк. После этого она быстро пришла в себя и пролепетала:

– Что тебе надо, что тебе надо, бандит?

– Почему же бандит, Зинаида Михайловна? Я, может быть, хочу вам помочь… как ваш читатель…

При слове «читатель» пожилая дама немного успокоилась, натянуто улыбнулась и сообщила:

– Нынче каждый так и норовит другому помочь – от денег избавиться.

– Да, да… Сейчас ведь вы помогли одной девушки избавиться от всех ее денег. Да еще и в долги заставили ее залезть.

Глаза Зинаиды Михайловны метнулись в сторону. Библиотекарь словно бы искала путь к спасению, безопасную подворотню… А может быть, какой-нибудь предмет, которым было бы просто огреть меня по голове. Убедившись, что ничего достойного внимания в поле зрения не находится, старушка заявила:

– Меня попросили. Попросили пакет забрать. Вот этот вот пакет. Трое амбалов здоровенных. Ты что, неприятностей хочешь? Они подъехать сейчас должны!

– Нет, неприятностей не хочу, – покачал головой я. – Я хочу поговорить. А амбалов никаких не будет. Пригласите меня к себе на чай, Зинаида Михайловна?

Библиотекарь едва не завизжала опять.

– Нет! Отстаньте от меня! Вы маньяк, наверное! Я сейчас милицию вызову. Или людей на помощь звать буду!

– Никого вы не вызовете и звать не станете – не в ваших это интересах. Но если домой меня пригласить не хотите – давайте в бар зайдем. Кофе выпьем.

– Я кофе не пью. Давление у меня, – отрезала старушка.

– Тогда я вас мороженым угощу!

– Дороговато мне станет твое мороженое за тысячу долларов…

Я начал злиться, понимая всю неуместность этого чувства.

– Поймите – хотел бы я отобрать у вас деньги – вырвал бы пакет и убежал. Мне поговорить с вами надо.

– Фотографии Ленкины купить хочешь? – хитро прищурившись, спросила старуха. – Любовник ее?

– Не любовник. Будем считать, что фотографии получить, и правда, хочу.

– То-то я и смотрю – чудной ты… Если так – пойдем, потолкуем.

Мы спустились в подвальчик на Парковой, где было много свободных столиков. Я заказал ванильное мороженое. И Зинаиде Михайловне, и себе. Любимое мороженое Леночки. Символично.

Впрочем, библиотекаря мой выбор, похоже, не смутил. Пожилая женщина крепко взяла в руки пластиковую ложечку и принялась поглощать ледяное лакомство с удивительной скоростью. Я и моргнуть не успел, как пришлось заказывать вторую порцию.

– Не жаль вам Лену? – спросил я Зинаиду Михайловну.

– Нет, – коротко бросила она.

– Совсем?

– Совсем! Кто меня жалел? Я тебя спрашиваю: кто и когда пожалел меня?

– А когда вас надо было жалеть? – поинтересовался я.

Ответ был мне известен. О Зинаиде Михайловне я узнал многое. В какой-то степени я стал ее частью. Проник в ее сознание. Хоть это было и тяжело. Очень тяжело. Но Дипломатор помог.

Жизнь ее, действительно, не баловала. Но и Зина с ранней молодости не была мягкой и пушистой… А с чего все началось? Сейчас уже трудно сказать. Сломалось ли что-то в ее душе, когда мать заставляла ее нянчить капризного брата, вместо того, чтобы девочка поиграла с куклами и с подругами? Или тогда, когда ее обманул и бросил молодой человек, которого Зина в первый и, может быть, в последний раз в своей жизни полюбила? Или все началось только тогда, когда она холодно и расчетливо увела у знакомой мужа – чтобы бросить его через два года, когда подвернулась лучшая партия? Или когда судьба отняла у нее второго мужа, который боялся попасть под суд из-за хищений и застрелился, чтобы избежать позора? Но благосостояние семьи это не спасло. Часть имущества была конфискована государством, часть отобрала у Зинаиды Михайловны, состоявшей с самоубийцей в гражданском браке, его прежняя жена…

Била жизнь Зину и била сильно. Она не оставалась в долгу.

– Не надо меня жалеть, парень! – зло заявила старуха. – Молодость не вернется, чувства не разгорятся вновь. Ко мне были злы, и я буду зла. Даже не зла – справедлива!

– А если отвечать на зло добром? – спросил я.

– Ты пробовал?

– Пытался…

– Вот и пытайся дальше… А меня не трогай.

– Может быть, вы вернете Лене деньги? Сотрете с «винчестера» ее фотографии, которые она послала вам из лучших чувств? Вы ведь очень ее обидели. Обманули лучшие чувства. А у девушки вся жизнь впереди.

– Потаскуха она. И ничего хорошего не заслуживает, – сверкнула глазами Зинаида Михайловна.

– Я бы мог вам помочь…

– Что ты меня лечишь? На жалость давишь! Будь ты проклят! – на весь подвал закричала старушка.

Меня словно отшвырнуло от нее. Посетители подвала неохотно оглянулись на наш столик, но быстро вернулись к своим занятиям. Подумаешь, мать что-то не поделила с сыном, или бабка с внуком… И проклинает его во все горло. Эка невидаль!

– Мне тяжело находиться с вами в контакте, Зинаида Михайловна, – сообщил я. – Проклиная кого-то, вы ломаете ему жизнь. Точнее, не ему, конечно, а себе. Исключаете человека из орбиты своих интересов. Но изменяете этим действием только свою жизнь, свое восприятие мира. Я не смогу удержаться здесь, если вы будете относиться ко мне так враждебно. Наша связь и так слишком слаба.

– Пошел ты к черту, – опять прошипела библиотекарь.

Наш столик вновь качнуло.

– Неужели чужие страдания доставляют вам радость? Зачем вы предали доверившуюся вам Леночку?

– Что ты ко мне прицепился? Чужие страдания не доставляют мне радости. Но они не доставляют мне и горя, – ответила Зинаида Михайловна. – Понимаешь? Почему я должна беспокоиться о ком-то?

– Потому что только настоящая любовь дает нам силы жить. Только в любви радость.

– Мне не надо никаких сил. Я жила так, как считала нужным. И буду жить так же. И деньги я ни тебе, ни Ленке не отдам. Заработала их своими мозгами и своим трудом. Клювом щелкать не надо. Не расслабляйся – будешь жить лучше.

– Вы заработали эти деньги трудом?

– Да, трудом! – вскипела Зинаида Михайловна. – Не то, что эта дармоедка, которая деньги известно за что получает!

– Пусть Лена и не заслужила такой роскошной жизни… Но это ведь не значит, что вы имеете на нее право?

– А ты знаешь, на что я имею право? Можешь судить?

Я отдалялся от Зинаиды Михайловны все сильнее. Проваливался сквозь слои реальности, оставляя в мирах, через которые проходил, слабых, бессильных двойников. Тени своей монады… Нам с Зинаидой Михайловной не хватало места в одном мире. Желания наши взаимоисключались.

– Вы ведь разумная женщина! Изобретательная. С богатой фантазией. Вы можете быть счастливой! – попытался я убедить ее напоследок.

– Я счастлива, пока кто-то не пытается залезть ко мне в карман! – глаза старухи полыхнули злобным огнем.

В голове у меня раздался спокойный голос:

Срежь ветки дубка

Другой разрастется

Всяк занят собой.

Я понял, что это – Дипломатор.

– Снова Ницше? – поинтересовался я.

– Что ты, – даже мысленный голос Дипломатора стал веселым.– «Речи Гримнира», «Старшая Эдда». Что Ницше? Подражатель… Так и отирается где-то по задворкам миров в образе сверхчеловека… Не видит никого вокруг с высоты своего величия. Вот уж ад, так ад…

– Эй, ты что сам с собой разговариваешь? – насторожилась Зинаида Михайловна.

– Вам-то не все равно? – спросил я.

– Сам ты хоть огнем гори, лишь бы на меня искры не полетели, – ответила библиотекарь. – Я опасаюсь. Может, ты взбесился, сейчас в горло мне вцепишься.

– Не беспокойтесь, бабушка, я вас покидаю, – помимо своей воли заявил я. Похоже, моими устами говорил Дипломатор.

– Бабушка? – вскипела Зинаида Михайловна. – Да я тебя едва ли на десять лет старше!

Положим, старше меня она была, как минимум, лет на сорок, но я не стал акцентировать на этом внимания. Не знаю, зачем Дипломатор задел больной для любой женщины вопрос. Может быть, таким образом проявилось его своеобразное чувство юмора.

А в баре словно бы гас свет. Надвигалась темнота, вещи вокруг становились все менее прозрачными… Глупо звучит, правда? Но совершенно верно. Непрозрачные и в обычном восприятии столы, стулья, пол и стены обретали словно бы другую материальность. Становились такими плотными, что даже находиться рядом с ним было тяжело.

– Уходим! – заявил Дипломатор.

– А как же Зинаида Михайловна?

– Она сама выбирает, где ей быть. Здесь никакой Удук не поможет.

– А Леночка?

– И Леночка разберется со своими проблемами сама. В конце концов, она виновата в сложившейся ситуации. Никто не заставлял ее заигрывать с канадцем и посылать ему свои фотографии в голом виде. Она знала, что муж ее действия вряд ли одобрит… А теперь боится его. Пусть определяется – свободна она делать то, что хочет, или должна оглядываться на других. И если оглядывается – пусть не сетует, что с ней обошлись жестоко люди, от которых она зависит.

Стены и мебель вокруг вдруг разом исчезли. Я оказался в пространстве, где не было ничего. Ни черноты, ни света, ни предметов, ни воздуха… Что-то серое, непонятное, неосязаемое и невидимое. И все же пространство воспринималось.

– Куда теперь? – раздался в моем мозгу голос Дипломатора.

– Нужно обязательно выбрать? А как же случайное действие Удука?

– Действие Удука строго закономерно. Но твоя монада адаптировалась к нему. Выработала противоядие. Еще одно перемещение – и ты вновь будешь двигаться в обычном потоке времени и вероятности. До поры до времени.

– Это страшно?

– Тебе виднее, – голос Дипломатора стал веселым. – Если ты хочешь сохранить телесную сущность – это не очень удобно. Если хочешь перейти в разряд иных существ – нет никакой разницы…

– Я хочу еще пожить, – заявил я с внезапной тревогой за свою судьбу. – Хочу общаться с людьми. Они мне еще не надоели!

– Да никуда люди не денутся… Но впрочем, я тебя понимаю. Куда? Домой?

– То есть?

– В ту точку вероятностного пространства, откуда ты прибыл?

– Почему именно туда?

– Обычно все хотят вернуться назад. Понимают, что они жили в лучшем из миров. Что ориентация их монады изначально была наиболее правильной. Потому что случайными метаниями не достигнешь того же, чего можно достичь размеренной, плавной жизнью.

– Не знаю… – я хотел пожать плечами, но у меня не было плеч, как таковых. Хотел улыбнуться – но мне было нечем улыбаться, не было средств выразить свое веселье. Да и веселье – очень отдаленное понятие мое тогдашнего состояния. Я воспринимал себя, я существовал – как идея. Это было немного страшно и в то же время очень приятно. Возможно, сейчас я был ближе всего к абсолюту. – А как же Инна? Она так и останется на острове? И Юля, что считает себя Олей… Я хотел ей помочь… Я хотел всем им помочь…

Справа от меня проявилась какая-то искра. Она быстро росла. Я почему-то был уверен, что так выглядит в этом странном месте Дипломатор.

Искра вспыхнула, и ко мне пришли слова:

– Неужели ты до сих пор не понял? Некоторых миров, таких, какими ты их увидел, нет и не было. Ты вообразил их. Представил в очень искаженном виде. Там твоя монада имела дело лишь с тенью других. Потому что сам ты, конечно, не в состоянии создать мир. Пока не в состоянии. В некоторых мирах ты был всего лишь гостем. И, когда ты перестал воспринимать их – это не значит, что ты куда-то исчез. Для Инны ты будешь таким, каким она хочет тебя видеть. Для Юли – тоже. И для Зинаиды Михайловны… Полагаю, она договорится с твоим аналогом в своем сознании. Сунет ему долларов пятьдесят – он и отстанет. Таким она видит тебя – мелким вымогателем.

– Ну да – это только ты – джентльмен в белых одеждах.

Искра Дипломатора просияла.

– Это твое восприятие меня как разумного существа. У Зинаиды Михайловны оно несколько другое. Полагаю, меня она увидела бы как черную фигуру с хвостом и рогами. Или как огненный столп… Все зависит от субъекта восприятия. Почти ничего – от того, кто пытается найти контакт.

– Зинаида Михайловна так несчастна?

– Нет счастливых. Нет несчастных. Зинаида Михайловна ненавидит людей. А от ненависти до любви один шаг. Ведь, ненавидя кого-то, ты пытаешься воздействовать на него, стать для него заметнее. Все великие негодяи хотели, чтобы на них обратили внимание. Или вспомнили… Взять хотя бы Герострата [11]…

– Нет несчастных? – не поверил я. – Только вот об этом не надо рассказывать. Повидал я всякого… Даже без Удука.

– Нет безнадежно несчастных. Полностью несчастных. У каждого были в жизни светлые моменты.

– У родившихся инвалидами детей?

– Да. А если не было – то такие моменты будут. И будет их много. Очень много. Больше, чем у других. Может быть, в другой жизни. Потому что они знают разницу. Так куда тебе, Никита? К Инне, на остров? Оттуда и к Юле можно будет вернуться.

– Ведь в том мире Латышева убили? – уточнил я.

– В том – убили, в точно таком же – нет.

– А если я вернусь, и меня убьют опять?

– Ты сможешь возвращаться сколько угодно раз, потому что миров – бесчисленное множество.

– То есть, возвращаясь, я, по сути, ничего не меняю? Меняю положение только в одном отдельно взятом мире?

– Нет, – ответил Дипломатор. – Ты меняешь себя и только себя.

– Нельзя дважды войти в одну реку, – заметил я. – Наверное, так. И все же я попробую. Я хочу не просто назад… Мне хотелось бы поступить в другой университет… Иметь на тот момент чуть больше опыта… Потому что философия – не та наука, с помощью которой можно познать мир. Такое желание можно реализовать?

– Все возможно, – ответил Дипломатор. – Не всегда так, как хочется нам, но возможно все.

Глава 12
Прояснение

Большая холодная лужа серебрилась под неярким ноябрьским солнцем. Поверхность ее то и дело подергивалась рябью. Порывистый ветер швырял в разные стороны грязные рваные пакеты, нес по улице сухие листья. Я сидел за единственным выставленным на улицу столиком в кафе «Кристина» и листал научно-популярный журнал. В одной из статей сравнительно коротко и относительно доступно излагалась теория возникновения Вселенной, принципы устройства нашего мира. Та тема, которой я интересовался уже много лет. Со школьной скамьи. Статья не содержала никаких математических выкладок и носила описательный характер, но я понимал, что имел в виду автор – доктор физико-математических наук, хорошо владевший темой…

Пожалуй, я и поступил на факультет физики не для того, чтобы получить там специальность, а для того, чтобы узнать, как устроен мир. Нет, я не думал, что мне поведают там все секреты мироздания. Я собирался овладеть знаниями и понять устройство Вселенной сам. Объяснить его людям. Сейчас я уже заканчивал учебу, обогатив свои знания так, как мне и не представлялось каких-то пять лет назад.

И что же? Если прежде у меня были хоть какие-то наивные теории относительно устройства мира, если я верил в то, что рано или поздно большинство загадок природы будут разгаданы, то сейчас все больше приходил к мысли, что в рамках существующих теорий ответы на некоторые вопросы не могут быть получены в принципе. Причем вопросы эти глобальны: суть пространства, времени и материи, закон сохранения энергии, в который все мы свято верим, явление причинности. Слишком сложны законы физики. Слишком громадна Вселенная. Слишком красив и велик мир, в котором мы живем, слишком изящны его законы и их взаимосвязь.

Мы не знаем, кто мы. Не знаем, как появились на свет и как живем. Не знаем, что есть время, пространство и материя – самые существенные понятия нашего мира. Мы можем только предполагать, как устроена Вселенная, сделав массу допущений, приняв множество постулатов.

Мы не имеем ни малейшего представления о дальнейшей судьбе нашего мира… И, соответственно, о нашем собственном будущем. Даже если мы не только органические, но и энергетические объекты. Даже если душа живет вечно… Куда денется душа, когда Вселенной не станет?

А человеку свойственно мыслить глобально. Он знает, что солнце будет светить еще несколько миллиардов лет, но его беспокоит – а что произойдет дальше? Что станет с нашими потомками, оставшимися на Земле? Хотя мало кто из людей проживет больше ста лет. Во всяком случае, в этом теле… Символично, не правда ли?

Существует достаточно теорий развития Вселенной, которые делают попытки заглянуть в будущее как можно дальше. Но конструируемые модели настолько разнообразны и используют столько допущений, что придерживаться какой-либо из них может только очень убежденный человек. Настоящий ученый. Настоящий мечтатель. К тому же, даже самые хорошие теории все равно не дают ответы на основные вопросы! На вопросы, которые может поставить даже ребенок, и на который абсолютно нечего ответить взрослым!

Я поднял голову, краем глаза заметив нескладный беспокойный силуэт. По улице быстро перемещался, интенсивно размахивая руками и разговаривая сам с собой, Арсений. Он не обращал совершенно никакого внимания на окружающих. Не смотрел по сторонам. Только говорил что-то, говорил, словно доказывая кому-то, и размахивал руками. Одежда Арсения была всепогодной. Пальто поверх бельевой майки, не завязанная солдатская шапка-ушанка из искусственного меха, хлопчатобумажные тренировочные брюки и ботинки. Он ходил так и весной, и осенью, и зимой, и летом. Летом, может быть, снимал шапку. А может, и нет. Я не обращал внимания. Знаю только, что каждый день он выходил на прогулку и преодолевал огромные расстояния, убеждая в чем-то невидимого собеседника. В городе на Арсения давно перестали обращать внимание. Он разглагольствовал на порогах магазинов, шел по обочинам дорог, игнорируя непогоду, грязь и лужи. Арсений никогда никого не трогал, даже не смотрел в сторону людей. Его тоже, как правило, не обижали.

Двое посетителей «Кристины», мужчина и женщина лет под сорок, вышедшие из теплого зала в веселом настроении, мельком взглянули в сторону сумасшедшего.

– И не холодно ему никогда, – мимоходом заметил мужчина, взглянув на Арсения. – Зимой вот так бегает, и никакая болезнь не берет. А ты выйди без шарфа – завтра сляжешь с температурой и насморком.

– Дурачок он, – беззлобно улыбнулась ярко одетая и увешанная блестящей бижутерией женщина. – Блаженный. Легко ему живется. Ни забот, ни хлопот, ни проблем.

Я не выдержал и расхохотался. После тех проблем, над которыми я размышлял сейчас, любое человеческое желание, любые мудрствования кажутся такими смешными и бесполезными… У Арсения нет проблем! А у вас они есть, милые обыватели? Какие проблемы у вас? Как набить свой желудок? Обеспечить условия комфортного существования себе и своим отпрыскам? Устроиться на хорошую работу? Купить престижную и ненужную вам вещь? Завести нужных друзей? Это проблемы амебы…

Потом я представил себя со стороны: та же самая амеба, пытающаяся решать мировые проблемы. Напыщенная и рассуждающая о смысле жизни. Мне стало еще веселее. Я уткнулся лицом в журнал и давился хохотом, пока опасливо поглядывающая в мою сторону парочка не вышла за ворота кафе. Действительно, что обо мне можно подумать со стороны? Странный тип, который зачем-то сидит на ветру с журналом и чашкой остывшего кофе вместо того, чтобы войти в полупустой зал и согреться в прокуренном воздухе…

Впрочем, я обычный человек. У меня, как и у других, есть семья, друзья. Есть свои привычки и пристрастия. Свои интересы, подчас совсем не глобального характера. Мне нравятся красивые вещи, я люблю вкусно поесть…

Все мы похожи друг на друга, и в то же время, все мы со странностями. Вопрос в том, что есть любой человек? Пусть только с естественной точки зрения, как биологический организм? С точки зрения физики – довольно-таки сложное собрание органических молекул. Сердце, легкие, нервы, обмен веществ – с этим все более или менее ясно.

Начни копать глубже – дойдешь до мозга. Мы знаем, что мозг есть, более того, работает. Органический объект в несколько десятков кубических сантиметров, принципы функционирования которого пока не удалось постичь. Люди не раз видели его, могут каким-то образом воздействовать на него – начиная от удара обычной дубиной и заканчивая скальпелем и лазерами хирурга… Но как ни смешно, мы не представляем, как работает мозг. То есть мало что знаем о себе. Слишком сложно устроен наш мозг. Объект невероятный. Удивительный.

Ладно, допустим, с мозгом мы когда-нибудь разберемся. Надежда есть. Пусть он окажется сложнейшим органическим компьютером, случайно образовавшимся в процессе миллионов лет эволюции. Я не верю, но пусть. Копнем еще глубже. Вглубь и вглубь.

Каждый человек, да и все вокруг состоит из молекул. Молекулы образуются из атомов. Атомы, сами по себе, очень простые объекты. Ядро, состоящее из протонов и нейтронов, электроны…

Из протонов, нейтронов и электронов образовано почти все вещество. И что такое вещество, мы, как я уже говорил выше, не знаем.

Возьмем, к примеру, электрон. Некая частица, которая, как скажет вам школьник-шестиклассник, вращается вокруг ядра. Но нет, на самом деле – не вращается. Потому что вращением это не назовешь. Электроны в атоме образуют некое электронное облако. Распределение вероятности встретить электрон в той или иной точке…

Сам электрон – то ли частица, то ли волна. Впрочем, все частицы – в какой-то степени волны.

Собственно ядро – «материальный» объект – занимает одну стотысячную часть объема атома [12]. Остальное – пустота. Самая настоящая пустота… Вакуум. Если бы мы могли изучать так называемые материальные объекты с помощью прибора с огромной разрешающей способностью, мы бы их просто не увидели. Такими плотными тела кажутся только потому, что мы рассматриваем их с помощью световых волн. А свет – очень грубый инструмент. Он дает усредненную картинку [13]. С помощью обычного света и атом водорода не разглядишь, не то, что ядро… Вот и кажется нам, что существуют какие-то материальные тела. На самом деле – пустота… Одна пустота с вкрапленными точками сосредоточения массы ужасающей плотности. Иллюзия, описываемая уравнением Шредингера.

И пусть даже такое «редкое» собрание атомов может иметь право на существование. Да что там иметь право – атомы и молекулы существуют, никуда от этого не деться, и существуют без нашего согласия и участия. То, что обыденно для нас, вовсе необязательно должно быть нормой для микромира. Статистика. Где-то протонов больше, где-то – меньше. Там есть материальный объект, здесь нет. Все ясно, хоть и не очень привычно.

Но что такое все эти электроны, протоны, нейтроны, кварки? По большому счету, волны. Возбуждение глобальной суперструны. Электрон – положительное возбуждение. Позитрон – отрицательное. Сошлись два возбуждения, выпуклости на струне взаимно поглотились. Произошла аннигиляция. А по струне пошли еще более мелкие, но быстрые колебания. Кванты, нейтрино…

И каждое колебание суперструны содержит в себе информацию о заряде, массе, цвете кварков, их странности, даже очарованности. Столько всяких характеристик! Сложно устроена струна…

Смещаются возбуждения, летят элементарные частицы… Можно ли поймать хоть одну? Детально описать ее движение? Нет! Еще один великий закон Вселенной – соотношение неопределенности, открытое Максом Планком. Нельзя узнать с абсолютной точностью положение частицы и ее импульс. То есть предсказать ее дальнейшее поведение. В принципе нельзя. Доказано математически на основе экспериментальных данных. И откуда появился такой закон, что он означает? Невольно задумаешься о древней поговорке – неисповедимы пути Господни…

А что есть само пространство? Оно-то откуда появилось? Откуда есть пошла наша Вселенная? Почему до одной звезды свет летит четыре года, а до другой – сто тысяч лет? Ведь между звездами ничего нет! Выходит, «ничего» – понятие сложное. Совсем не так прост «вакуум», как кажется сначала…

Звезды, галактики, метагалактики… Все это образовалось в результате Большого взрыва, как предполагают нынче ученые. Но что взорвалось? Как взорвалось? Почему?

И на это тоже ищет ответ наш пытливый разум… Хотя, казалось бы, какое практическое применение могут иметь такие сведения? А ведь интересно! Да еще как интересно!

Существует инфляционная теория, предполагающая наличие инфлатонного поля. Откуда появилось это поле, совершенно неясно, и выяснено быть в принципе не может. На это может дать ответ только сторонний наблюдатель, а мы сторонними наблюдателями не являемся. В инфлатонном поле образовалась однородная конфигурация. Ничтожно малая, порядка десяти в минус двадцать седьмой степени сантиметра. Эта флуктуация и породила Вселенную. Потому что инфлатонное поле стремилось занять положение, в котором его энергия минимальна. Минимум энергии достигался путем расширения объема флуктуации. Расширение происходило катастрофически быстро, инфляционно. За десять в минус тридцать пятой степени секунды диаметр Вселенной возрос в десять в двадцать седьмой степени раз. Вселенная достигла диаметра в один сантиметр… А инфлатонное поле вышло на минимум своей потенциальной энергии. Накопившаяся кинетическая энергия перешла в энергию разлетающихся частиц. И произошел Большой взрыв…