Текст книги "Выше времени"

Автор книги: Евгений Гаркушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Алмаз играл в лучах солнца, а я размышлял – как найти брата раньше отца, который бросит на его поиски лучших сыщиков? Полицию он привлекать не хочет. Ясно. Выносить семейный позор на всеобщее обозрение – не для Латышевых. Дорого станет…

От посадочной площадки медицинского вертолета до «Нахичевани» я добрался за четверть часа. Швейцар не бросился открывать мне дверь. Священник, да еще без вещей – наверняка пришел что-то просить. Каково же было удивление портье, когда я заказал «люкс», да еще и потребовал оборудовать его всеми современными средствами связи. Представляю перешептывание за спиной, сплетни, россказни о невоздержанности духовенства… Впрочем, нашу фамилию здесь знали. Может быть, сплетни пойдут исключительно обо мне, а не о представителях церкви в целом.

В номере я сразу связался с отцом. Мой компьютер был оборудован цифровой видеокамерой, а рабочее место отца всегда являло собой образец передовых технологий. Так что общались мы с ним, глядя в глаза друг другу, словно бы находясь в одной комнате.

– Три детектива уже едут, – сообщил мне батюшка. – Кстати, хочу тебя спросить – ты следишь за делами моей компании?

– Не вполне, – признался я. – И духовную литературу читать не успеваю. А уж статьи о политике и экономике проходят мимо меня… Хотя «Вестник» наш приход выписывает.

– Что «Вестник»? – фыркнул отец. – В «Вестнике» такого не напишут. Ну, надеюсь, держать язык за зубами ты еще не разучился?

– Надеюсь, что нет.

– «Магнолия» на грани банкротства. Я взял кредит в три миллиона. Под залог. У меня совсем нет оборотных средств… И есть опасения, что кредиторы потребуют вернуть долг сполна. Сразу. Это разорение. Я по миру пойду. И вы вместе со мной.

– Карьера Василия продвигается неплохо, – осторожно заметил я. – А мне ничего не надо.

– Значит, на отца тебе попросту наплевать? – нахмурился Евгений Васильевич. – Ты будешь на паперти юродствовать, и я рядом стать смогу?

– Не кощунствуй, папа, – попросил я.

– Извини… Столько всего свалилось…

Отец сгорбился в своем кресле. На столе были видны горы бумаг, стакан с недопитым крепким чаем. Тяжело ему одному. И ни один из нас не может или не хочет ему помочь. С другой стороны – никто ведь не заставляет его работать по шестнадцать часов в сутки. Но остановиться он уже не может.

– Ну а Дима… Как он мог оказаться здесь? – осторожно спросил я.

– Ты с ним точно не разговаривал? – пристально посмотрел мне прямо в глаза отец. – Никак он не мог оказаться рядом с твоей деревней случайно. Ехал к тебе. Но зачем?

– Понятия не имею, – ответил я. – Мы не виделись года два, а разговаривали последний раз с полгода назад. Я звонил поздравить его с днем рождения. Может быть, он хотел исповедаться?

Отец неожиданно хрипло расхохотался. Со стороны это выглядело страшно.

– Да, самое время… Ты понимаешь – мой алмаз пропал!

– Не думаешь же ты, что это он взял? – спросил я, пряча глаза.

– Не думаю? Да я в этом практически уверен! Месяц Дмитрий жил со мной. Работал. За ум взялся. Не пил совсем. В карты не играл. Я уже радоваться начал… Оказалось – случая ждал. Вчера вечером исчез. А ночью, поздно уже было, я обнаружил: сейф вскрыт, алмаз исчез! И сигнализация отключена. Окошко в мой второй кабинет, где сейф стоит, распахнуто настежь. Побоялся он через центральный вход идти почему-то. Через окно улепетнул!

Нехорошо. Ой, как нехорошо… И алмаз у меня, а сказать отцу – нельзя. Потому как этим я Диму последнего шанса лишу.

– Главное, предал он меня, – вздохнул отец. – Камень бы украл – ладно. Не камень ему нужен. Бриллиант он не продаст. Заплатили ему за то, чтобы у меня сейчас «Северного сияния» не было…

– Не понял, – покачал головой я. – Кому это может быть выгодно? В чем соль?

– И чем ты слушаешь, Никита? – недовольно спросил отец. – Я тебе объяснял: мне дали кредит в три миллиона. Залогом был бриллиант. Но Крафт, щедрая душа – а может, хороший игрок – предложил камень у меня не забирать. Достаточно, мол, того, что я документ подпишу, а он мне и на слово верит. Теперь алмаз пропал! Ты понимаешь, что это значит? Или три миллиона на бочку, или камень, или меня вором объявят! А настоящие воры, или те, кто их нанял, слух обязательно пустят, что бриллиант исчез! А у меня нет трех миллионов! Значит, «Магнолию» нужно продать. С убытком. Когда паника начнется, акции так упадут, что я и трех миллионов за нее не выручу!

– Но ведь твоя компания стоила миллионов десять, – заметил я.

– Стоила. И сейчас стоит. Но с молотка никогда и ничто за полную цену не идет. Поэтому Диму мне поймать надо. Бриллиант вернуть.

– Может быть, не он все же взял?

Отец нахмурился.

– Без него в любом случае не обошлось.

– Мне кажется, он сам попал в беду, – осторожно заметил я.

– Да уж понятно… Дурачком он был, дурачком и остался. Алмаз с его помощью украли, пообещали золотые горы. А теперь и убить могут. И добро бы, за что хорошее продался. Наверняка, чьи-то зеленые глаза звезды затмили.

Я смущенно потупился.

– Папа, насчет алмаза не беспокойся. Все будет хорошо…

– Ты молиться будешь, – вздохнул отец. – Я понимаю, Никита… Я понимаю. Действуй. Размышляй. Ищи. Часа через два мои ребята подтянутся. А ты сам подумай, куда Дмитрий пойти мог. Вызови к себе управляющего «Магнолии» по Донской губернии. Пусть окажет тебе любое содействие. Работай. Помоги семье.

И отец отключился, не прощаясь.

Я вновь вынул из кармана алмаз стоимостью никак не меньше двух миллионов. Который пошел в обеспечение трех миллионов. Посмотрел на него. С трудом удержался от того, чтобы позвонить отцу. Нет, нельзя звонить! Надо найти Дмитрия, а уж после – все остальное. Но таскать с собой сокровище, которое стоит столько, сколько вся эта роскошная гостиница – глупо. Камень надо спрятать.

Под матрас – слишком тривиально. К тому же, не удивлюсь, если в «люксах» два раза в день меняют и перетряхивают постель. В сливной бачок в туалете – неплохо, но тоже слишком обыденно. И не хватало еще слить бриллиант вместе с водой… Вещей у меня с собой нет, ваза для цветов не подходит по той же причине, что и постель…

Взгляд мой наткнулся на белый бар-холодильник, где хранилось несколько банок и бутылок с пивом и прохладительными напитками. Спрятать камень в бутылку? Нет, есть способ лучше!

В морозилке совсем не было продуктов. Зато она заросла приличной «шубой» льда. Сейчас, когда номер занят, и напитки должны быть холодными в любую минуту, никто не станет размораживать холодильник!

Я сделал во льду небольшое углубление, положил туда бриллиант, присыпал его «снегом». Отлично! Все сверкало и переливалось. Даже зная, где лежит камень, я не мог его разглядеть.

Избавившись от «Северного сияния», почувствовал себя гораздо легче. Настало время работать. Я найду Диму, и он сам отдаст алмаз отцу. Я смогу его убедить!

Взяв тяжелую трубку блестящего, сделанного под старину телефона, я вооружился телефонным справочником и принялся накручивать диск. С некоторыми из старых друзей говорил о жизни, спрашивал об общих знакомых и, в частности, о своем брате, и быстро закруглял беседу. Тех, кому доверял, приглашал в гости на вечер. Среди моих друзей были разные люди… Многие хорошо знали город и были известны в нем сами. Они могли помочь найти иголку в стоге сена – не говоря уж о пропавшем человеке.

Через час язык у меня заболел, в горле пересохло. Я достал из холодильника банку лимонада и собирался открыть ее, когда зазвонил телефон.

– Никита Евгеньевич? – осведомился взволнованный женский голос. – Вас беспокоят из городской больницы номер три. К нам поступил пациент… Очень странный. По документам значится как Дмитрий Евгеньевич Латышев. Это ваш брат?

– Дмитрий Евгеньевич – мой брат, – дрогнувшим голосом ответил я. – А что в нем странного? Вы уверены, что к вам привезли его?

– Фотография в паспорте похожа… Дело в том, что он поступил в бессознательном состоянии. Совсем голый. К руке привязаны документы… И еще – вместе с ним – куча рентгеновских снимков. Отличных, профессиональных. Отсняты все части тела. Даже те, которые, на первый взгляд, не имеют повреждений. Вашему брату досталось. Сломана ключица, накол ребра, сломана большая берцовая кость, несколько ушибов, гематом… Но жить будет. Кому пришло в голову устраивать полное рентгеновское обследование? Вы, видимо, не нашли взаимопонимания с персоналом прежней лечебницы?

– О, господи! – выдохнул я. – Конечно, нет! Я даже не представляю, как такое получилось!

– Нам ситуация тоже показалась несколько странной. Может быть, его забрали с пляжа? Но тогда откуда рентгеновские снимки? Наверное, его все же привезли из другой больницы? Когда поняли, что он не в состоянии заплатить по счету. В какую палату его поместить?

Вопрос оказался более тривиальным, чем я думал. Городская больница номер три в лице доктора или старшей медсестры интересовалась счетом отпрыска известной фамилии. Который в данный момент остался даже без штанов. В буквальном смысле. И репутация которого была подмочена тем, что некие эскулапы, устроившие рентгеновское обследование, от пациента отказались.

– В самую лучшую палату, – приказал я. – Сиделку приставьте. Опытную. Оплата почасовая, сколько там платят у вас? Даю вдвое больше. Вызовите для консультации лучших докторов. Все будет оплачено. Выезжаю к вам немедленно.

– Хорошо, – отозвалась женщина на другом конце провода.

– Как вы узнали мой номер? – запоздало спросил я.

– Он был вместе с документами при вашем брате. Записка, – охотно пояснила женщина.

– И что же в ней было написано? – поинтересовался я. Брови сами собой ползли вверх.

– Никита Евгеньевич Латышев, брат. И номер телефона, – прощебетала девушка. – Городской и мобильный. Я решила позвонить сначала по городскому.

– Здорово! – сказал я. – Спасибо. Буду в ближайшие полчаса.

Действительно, здорово! Не успел я остановиться в гостинице, как мой номер уже становится известен тем, кто везет моего брата в больницу, предварительно раздев его догола. Зачем догола – любому ясно. Искали бриллиант, одежду на всякий случай оставили себе. И рентгеновские снимки делали для этого же – может быть, брат проглотил камень? Но зачем Дмитрия привезли в больницу? Да еще и дали врачам номер моего телефона, известный неизвестным непостижимым образом… Ум за разум заходит!

Набрав номер администратора гостиницы, я поинтересовался, могу ли арендовать машину с водителем на несколько дней. Машину я арендовать мог, но прибудет она только через час-полтора. Меня это не устраивало. Я вышел из здания «Нахичевани» на Большую Садовую, поймал такси и помчался в больницу номер три.

Таксист вел автомобиль по-ростовски – то есть, нарушая все правила, отчаянно сигналя, выезжая на встречную полосу. То, что он везет особу духовного звания, нисколько его не смущало. Я опрометчиво попросил ехать быстрее – и он старался вовсю.

Третья больница располагалась, в общем-то, недалеко от «Нахичевани». Почти в центре города, рядом с Доном, в ста метрах от Лермонтовского проспекта. Поэтому дорога заняла минут десять. Водитель подрулил к парадному подъезду, который охраняли чугунные львы, резко затормозил.

– Сколько? – спросил я.

– Сколько дадите, – смиренно ответил водитель. – С батюшки деньги брать грех. Хоть благословите на дорогу.

Искреннее благословение тоже, конечно, дорого стоит. Только не хочу я, чтобы о служителях церкви складывалось негативное впечатление. И чтобы водитель с укоризной смотрел вслед.

Сунув таксисту трехрублевку, вышел из автомобиля. Где здесь регистратура? Куда идти? На главный вход? Маловероятно… Обычно приемный покой в больницах где-то сбоку.

Пока я размышлял, рядом со мной словно из-под земли выскочил чернявый верткий мужичок. Не иначе, цыган.

– Батюшка! Пойдем, дорогу покажу, батюшка! – предложил он.

– Куда дорогу? – спросил я его.

– В больницу! Главный вход-то закрыт!

Тут двери, которые сторожили львы, открылись, и из больницы вышли две скромно одетые дамы – явно, посетительницы. Бедовый народ в Ростове! Кто же это – налетчик, наводчик, просто авантюрист? Выяснять было некогда.

– Поди прочь, – приказал я мужичку и ступил на лестницу.

– Пожалеешь, поповская душа! – бросил мне вслед цыган.

Нет, до чего обнаглел народ! И полиции нет, и людей вокруг мало…

Регистратура оказалась все же у главного входа. Там мне без промедления назвали номер палаты брата и даже выделили молоденькую медсестричку, чтобы проводить. Слухи о таинственном пациенте и его родственниках, наверное, уже распространились по больнице.

В палате я застал и сиделку, и доктора.

– Профессор Зенгердт, – представился эскулап. – Лечащий врач…

Лечащему врачу я сунул пятьдесят рублей, сиделке – десять.

– Странный характер повреждений, – объявил доктор после небольшой успокоительной речи о том, что брату, в общем-то, ничего не грозит. – Такое впечатление, будто упал откуда-то. С высоты. Не знаете, что произошло?

– Не знаю, – покачал головой я. – Но нашли его в поле. Может быть, машина сбила?

– Маловероятно, – ответил Зенгердт. – Перелом ноги – как если бы он упал на нее. Ребра сломаны – как будто после падения запнулся и задел камень. Ну, и лицо стесано так же. Все – с одной стороны. Если бы машина – по-другому выглядело бы.

– А если упал с самолета?

– Самолет летит с такой скоростью и на такой высоте, что живым приземлиться невозможно. К сожалению, – вздохнул Зенгердт. – Разве что с вертолета…

– Не слышал я шума вертолета, – вздохнул я. – У нас деревенька тихая. Уж вертолет-то мы бы услышали… Не я, так крестьяне.

– Понятно. Кстати, извините за любопытство, откуда все эти рентгеновские снимки? Почему он был голым? Надеюсь, я не спрашиваю ничего лишнего? – эскулап пристально посмотрел на меня.

– Сам бы хотел получить ответы на все эти вопросы.

– Но вы ведь знаете, как и где его обнаружили? – начал загонять меня в угол доктор. – Стало быть, заботились о нем после? Или нет?

Я подумал, что вряд ли выболтаю что-то лишнее – в конце концов, тот факт, что Дмитрия похитили, репутации отца ущерба нанести не мог.

– Брата обнаружили в степи, неподалеку от церкви, где я служу. Как он там появился – неизвестно. Отец по моей просьбе вызвал медицинский вертолет. Но какие-то люди прилетели раньше. Представились докторами. Забрали его. А потом уже мне сообщили, что нужно приехать к вам в больницу. Кто его доставил сюда, я не знаю.

Доктор опустил очки на нос, посмотрел на меня поверх них.

– Занятный сюжет! Но кто бы мог провернуть такую операцию?

– Те же, кто бросил его в степи, – ответил я.

– Зачем?

– Не знаю…

– Вы заявили в полицию? – поинтересовался Зенгердт.

– Отец нанял частных детективов.

И тут Дмитрий открыл глаза и посмотрел на меня.

– Дима! – вздохнул я. – Ты очнулся?

– Все пропало, – прошептал брат. – Они забрали камень…

– Нет, – коротко ответил я. – Не беспокойся.

– Поймали? – с надеждой спросил брат.

– Ловят, – ответил я.

Доктор тактично отвел глаза, предложил:

– Побеседуйте наедине. Только недолго.

Когда дверь за ним закрылась, я спросил брата:

– Что произошло? Как ты оказался рядом с Гнилушанкой?

– Камень? Где камень? – опять спросил брат.

– Алмаз у меня.

– Отдай отцу! Сейчас же! Позвони отцу! Скажи! Отдай!

Дима прохрипел эти слова и обессилено закрыл глаза. Заснул? Потерял сознание? Он дышал, причем довольно ровно, и я позвал врача.

– Что с ним?

Зенгердт нахмурился.

– Шок. Травматический. Болевой. Психологический. Было бы хорошо, если бы некоторое время вы его не беспокоили. Какие бы важные дела вам не предстояли.

– Хорошо, – согласился я.

Выйдя из палаты, набрал по мобильному телефону номер отца. Но не успел раздаться гудок, как меня под руку взяла высокая красивая медсестра. Я с трудом удержался от того, чтобы сделать ей замечание – хватать таким образом священника, по меньшей мере, неприлично. Впрочем, молодежь сейчас развязная. Анархисты. Может быть, она даже сделала это намерено. Ради эпатажа. Или еще с какой целью…

– Что вы хотели, сударыня?

– Нужно срочно оформить финансовые документы. Пройдемте со мной, – предложила девушка.

Я нажал на телефоне кнопку отбоя. Решу финансовые вопросы – и тогда уже позвоню отцу. В любом случае, при настойчивой девице рассказывать о хранящемся у меня алмазе не стоит.

– На улицу, – заявила девушка. – У нас бухгалтерия в одноэтажном домике. В саду.

– Не очень-то удобно, – заметил я.

– Зато больных не тревожат крики родственников, – ответила медсестра.

– Вы хотите сказать, родственников не тревожат крики больных?

– Нет. Больных – крики родственников. Которые расстаются с деньгами за их лечение.

Шутка была грубой, но я не выдержал и рассмеялся.

Мы вышли в сад через какой-то подсобный выход. Рядом стоял грязно-белый фургончик.

– О, Вадим! – обрадовалась моя проводница. – Довези нас с батюшкой до бухгалтерии!

– Стоит ли затруднять молодого человека? – спросил я.

– Что вы, что вы, – осклабился паренек, отбрасывая дешевую сигарету прямо на тротуар. – Конечно, я вас довезу.

Дверца фургона съехала набок. Я вошел в салон фургона, который оказался оборудован как пассажирский, несмотря на отсутствие больших окон. Тут же кто-то прижал к моему лицу мокрую тряпку. Я вдохнул что-то мерзко-приторное и отключился.

Очнулся с сухостью во рту и головной болью. Меня куда-то везли. Из трещащего радиоприемника звучала пошлая, крикливая музыка.

– Быстро очухался, – пророкотал гулкий бас. – Крепкий поп!

– А что? Им пахать не надо, работа на свежем воздухе, – отозвался молодой голос с хрипотцой. Я узнал Вадима, водителя фургона.

– Ты его обыскала, Ольга? – поинтересовался бас.

– Ясное дело. Только ключи нашла. Здоровые! И денег немного. Сложен он, надо сказать, неплохо…

Меня покоробило от лестной, в общем-то, оценки. С трудом открыв глаза шире, я осмотрелся. Надо мной нависал громила, голова которого упиралась в потолок фургона. Весил он пудов восемь. Широкая грудь, мощные руки… Мнимая медсестра, которую, как выяснилось, звали Ольга, устроилась возле дверей. Вадим управлял микроавтобусом. Насколько я мог разглядеть, мы ехали вдоль Дона.

– Сам бриллиант отдашь или его из тебя выколачивать придется? – спросил громила.

– Наверное, выколотить не получится, – ответил я. – Сложно отдать то, чего у тебя нет.

– Рентгеновский аппарат у босса на ходу, – бросил Вадим. – Просветим всего… Что это за привычка – камни глотать? Один порывался, теперь другой…

Кое-что я начинал понимать. Стало быть, Дмитрий все же хотел спасти камень. Но как он оказался среди бандитов? И как те завладели «Северным Сиянием»?

– Отпустили бы вы меня, – предложил я, не найдя для бандитов подходящего обращения. Чадами или господами называть их никак не хотелось, но и татями язык не поворачивался. Может, подневольные люди. Всякие обстоятельства в жизни случаются.

– Отпустим. Как алмаз отдашь, так и отпустим, – ответил громила.

Фургон резко свернул с дороги и въехал по сходням прямо на большой корабль – то ли сухогруз, то ли баржу – я плохо разбираюсь. Бандиты неплохо устроились!

– Выходи, – приказал громила. – Да не дергайся – чтобы тебя не покалечить.

– У меня и пистолет есть, – предупредил Вадим.

– Понял, – ответил я.

Грациозной кошкой выскользнула из фургона Ольга. Тяжело спрыгнул на дощатую палубу громила, чье имя мне было неизвестно. Спустился и я. Вадим остался в машине.

– Пойдем, – приказал бандит.

– Лиц своих вы не скрываете, – заметил я. – Стало быть, в живых меня не оставите?

– С чего ты взял? – быстро спросила Ольга. – Мы просто из страны уезжаем. Скоро и надолго. Да и не делаем мы ничего плохого. Даже камень твоему батюшке вернем. Чуть позже…

– Меньше болтай, лучше будет, – приказал громила. – Пошли, поп!

Я хотел было указать бандиту на неуместность такого обращения к духовному лицу, но не стал. И правда, как ему еще меня называть – батюшка? Какой я ему батюшка…

Посматривая по сторонам, я вместе с остальными спустился в просторную каюту. Здесь нас ждал всего один человек. Высокий, стройный, коротко стриженый. Молодой, но даже по позе видно – уверенный в себе. В штатском костюме, однотонных брюках и клетчатом пиджаке, но с военной выправкой. Стоял он спиной к входу, обернулся не сразу – спустя пару секунд после того, как мы зашли.

Я взглянул в приятное, с мягкими чертами лицо, вздохнул.

– Здравствуй, Виктор! Кто бы думал, что так свидимся?

Молодой человек на мгновение изменился в лице. Но замешательство длилось всего мгновение.

– Вот уж не думал, что ты – сын того самого Латышева… Латышевых-то полно… А уж чтобы купеческий сын в горячую точку поехал…

Ну, почему же нет? Поехал. И не я один. Во время второго чеченского бунта под Грозным воевал и мой старший брат, тогда в чине капитана. И я служил медбратом – в другой части, на другом направлении… Там мы и встретились с Виктором Кожиным – лейтенантом из мотопехоты.

Я отбился от части, и он отстал от своих. После того, как обстреляли и рассеяли колонну, которая шла к Ножай-юрту. Я был цел, а он, хоть и раненый – ему прострелили обе ноги – сохранил автомат. Машины ушли вперед, прочь из-под огня, мы остались около дороги, в грязной канаве. Хорошо, что оказалась там эта канава, ведущая, к тому же, в сторону гор…

Тащить его пришлось восемь километров. Два раза отстреливались. Точнее, отстреливался он. И даже уложил какого-то бородача с ружьем, который решил поохотиться в одиночку. Но ружье я брать не стал – и одного лейтенанта нести было очень тяжело. А второй раз насели трое «партизан» – из тех, кто напал на нашу колонну, и которых потом расстреляли с вертолетов. Удивительно упрямый народ! Уже спасаясь от основных сил, высланных на подмогу колонне, они обнаружили нас и решили продолжить свой джихад. Впрочем, последствия для них были роковыми. Перестрелку засекли то ли с разведывательного самолета, то ли со спутника, и прислали два боевых вертолета для них, а следом транспортный – для нас.

Как объяснил подобравший нас майор, решение уйти, принятое лейтенантом, было правильным. Две дежурных «вертушки» покружили вокруг подбитых автомобилей, но их отогнали мощным зенитным огнем. Один вертолет сбили из переносного зенитно-ракетного комплекса. И только через час местность была взята под контроль армией. За этот час бандиты, конечно же, нашли бы нас. И быстрая смерть в этом случае была бы лучшим выходом.

Лейтенанта я проводил до госпиталя, потом несколько раз навещал. Можно сказать, мы почти подружились.

Виктор рассказывал, что работал управляющим у Крафта, когда его призвали в армию. Был на хорошем счету. И после службы намеревался возвращаться на ту же работу. Платили хорошо, обещали перевести в Москву – сам Кожин был родом из Иваново.

Я провожал его, когда он демобилизовался по ранению. Потом написал несколько писем, но он ответил только один раз. Устроился хорошо, на прежнюю работу, вспоминает тот бой, поставил за меня свечку в церкви, как за человека, спасшего ему жизнь. Собирается переезжать в Москву.

Потом жизнь закрутила меня, и я не искал следов лейтенанта. Только поминал его в своих молитвах…

– Так ты по-прежнему на Крафта работаешь, Виктор? – спросил я.

– Почему ты так думаешь? – смутился на мгновение Кожин.

– Сердце подсказывает…

Громила удивленно вслушивался в наш разговор. А Ольга даже рот приоткрыла. Видимо, такого поворота событий они никак не ожидали.

– Служили вместе, – пояснил для них Виктор. – Так вот…

– И что теперь? – спросила Ольга.

– Дурак я, что лицо не закрыл… Вы-то в Турцию собрались, а меня он знает. Имя, фамилию, должность…

– Ну, должность я, положим, не знаю, – поправил я Виктора.

– Это уже все равно, – с каким-то странным, неприятным выражением сказал он. – Рассказывай, Никита, где алмаз?

– Ничего я тебе не скажу, Виктор, – ответил я. – Неужто ты наглость имеешь меня грабить? Или отца моего? Совсем стыд потерял?

– А что ты – спаситель мой? – оскалился Кожин. – Если бы не я – тебя бы бородач тот, с ружьем, подстрелил. И трое басмачей на куски порезали… Ты у меня дважды в долгу. Лишних, почитай, уже шесть лет живешь. Будешь запираться – ни перед чем не остановлюсь. Говори!

В руке у Кожина словно сам собой появился револьвер – наверное, американский – слишком уж большой.

– Не в том дело, я тебя спас, или ты меня. Ты же офицером был! Мы же с тобой чарку вместе поднимали!

– Был, да весь вышел, – мрачно вздохнул Виктор. – Жизнь такая. Мне детей кормить надо. Ты уж прости, Латышев. А не простишь – и не надо. Не нужно мне твое прощение. Отдай алмаз – Ольга слышала, как ты брату говорил, что он у тебя. И себя от мук избавишь, и нас от трудов.

Такого поворота событий я не ожидал. Пусть громила, имени которого я так и не узнал, грозил бы мне, даже мучил – его можно понять. Я для него – как кукла. Неизвестный без родных и привязанностей. Помеха на дороге. Коварная Ольга – что с нее возьмешь? Но человек, с которым ты был знаком, с которым прожил несколько самых трудных часов в своей жизни… Которому передачи в госпиталь носил, судьбой которого интересовался, в молитве поминал… И угрожает он мне не из страха, не по крайней необходимости – только потому, что могу его карьере помешать. А что такое карьера? Кусок колбасы вместо куска хлеба? Один автомобиль вместо другого?

Кожин поступил глупо, решив сыну знаменитого Латышева показаться, не отказав себе в удовольствии на него посмотреть. И ведь наверняка ничего плохого не задумывал. Ведь отпустили же они Дмитрия, еще и в больницу отвезли. Действительно, ну как потом найти одного из трехсот миллионов россиян? По одной внешности? А если кто что и заподозрит – свидетелей ведь нет…

Но со мной дело обстояло сложнее. Я Кожина хорошо знал. И, стало быть, вернись я к отцу, в безопасности он чувствовать себя не мог. Хоть и без свидетелей, я был уверен в своей правоте. И доказательства его участия в этом деле мог найти.

Все было ясно. По брошенной в запале фразе я понял – из списка живых Виктор меня уже исключил. Только для того, чтобы проверить его еще раз, может быть, дать последний шанс, спросил:

– Может, закроете меня в какой-то яме на месяц? Или за границу вывезете? Убивать-то зачем?

– Да кто же вас убивать будет? – спросила Ольга. – Вы алмаз отдайте – и ступайте на все четыре стороны!

Но Виктор зыркнул на нее злым взглядом, коротко бросил:

– Любого бы обманул, Никита, а тебя не буду. Не жилец ты. Поэтому отдай бриллиант.

И Ольга, и громила уставились на своего босса с удивлением. Чего это ему пришло в голову откровенничать? Хочешь убить – убей. Но когда дело сделано будет.

– Ну да, ну да! – заорал Виктор. – Правду говорю! Не вру! Всегда этот святоша меня раздражал! Не смылся потихоньку, когда наш грузовик подбили, не уполз по канаве этой вонючей – меня тащил. Смотрел, кого бы еще из огня выудить. Да только всех картечью посекло! Булки мне белые в госпиталь таскал – я таких прежде и не пробовал никогда, семья бедно жила… Сразу я понял – не из простых он. Простой бы кусок сала принес. И на войну черти понесли. А зачем? Ведь сразу ясно, богатенький, сытенький… Вот я и хочу посмотреть – купит он себе легкую смерть, или нет? Жизнь легкая, деньги, богатство – это все ладно. Это все у него было. А вот смерть – это серьезно!

Ольга вздрогнула. Потом усмехнулась. Похоже, ей тоже стало интересно. Верзила смотрел равнодушно – только достал из-под полы пиджака пистолет.

– Да ты не бойся, Рустам! – заорал опять Виктор. – Он и мухи не обидит. Драться не умеет, стрелять – тоже. Потому, наверное, меня с собой и взял. Тоже ведь не железный, хоть и святоша! А в паре с ним мы отлично смотрелись. Прекрасная боевая единица – как жаба со скорпионом! Он не умеет жалить, я не умею плавать. А вместе – почти миноносец! Ноги у меня пробиты были. Даже ползти не мог…

Я сделал шаг назад, к глухой стене. Посмотрел Кожину в глаза.

– Помнишь про ноги, стало быть? Да, смерть – это серьезно… Только со смертью все не кончается… Ты об этом не забыл?

– Не помню, не знаю, и знать не хочу! – закричал бывший лейтенант. – Слышал уже. От тех душманов, что себя вместе с нашими ребятами взрывали… От учителей их, которых мы живьем на кострах поджаривали. Не все веру-то сохранили… Не все!

– Но большинство – сохранили, – заметил я.

– Ты-то откуда знаешь? – взбеленился Виктор. – Ты же поп! Они враги твои!

– Нет, мои враги – люди злые. Независимо от того, во что они верят. А сильнее всего – любовь.

– Вяжи его, Рустам! – приказал Виктор. – Сейчас посмотрим, какой он герой!

Громила двинулся ко мне. Я вздрогнул. С одной стороны, отец Никита – то есть я, конечно – уже лет пять не занимался физическими упражнениями, за исключением поясных поклонов, не учился стрелять, дрался последний раз в третьем классе гимназии, да и то, был бит. С другой – я чувствовал в себе силы. Такие силы, о которых ни Виктор Кожин, ни его подельники не имели ни малейшего представления. Из глубин моей памяти всплывали занятия рукопашным боем в кадетской школе и мореходной академии, бои на ринге, в которых участвовал Кит, стычки с тварями древними и ужасными, лицом к лицу, когда в руке только копье или меч…

Но не в том было дело, могу одолеть я Рустама, или нет, лучше ли я стреляю, чем Виктор… Имею ли я право их убивать? Не должен ли показать на своем примере, что вера – выше насилия, что правда – выше боли, что любовь – выше смерти? Но почему я должен любить негодяя Кожина больше, чем своего отца? Почему обязан сохранять ему жизнь, когда это будет стоить жизни мне, благополучия и спокойной старости – моему отцу?

Рустам, убаюканный словами Виктора, спрятал пистолет и выхватил из потайных ножен кинжал. Ольга открыла сумочку, быстро вытащила сигарету, нервно прикурила. Виктор помахивал своим револьвером.

Я сделал шаг в сторону и шаг навстречу Рустаму. Тот даже не успел сообразить, что происходит, когда я резко сместился вперед и вывернул ему руку. Нож упал на пол.

Виктор вскрикнул:

– Обманул меня, гад!

Поднял пистолет, собираясь стрелять по ногам. Я довернул Рустама, оказался за его спиной. Пуля из огромного револьвера раздробила великану ногу, но не задела меня. А я уже катился по полу, схватив упавший кинжал.

– Дверь, Оля! – вновь закричал Виктор.

Сигарета тусклой звездой упала на пол. В сумочке у девушки была не только косметика. Она выхватила оттуда маленький пистолет. Я даже узнал марку – «Беретта». Такой пистолет лежал в сейфе отца, когда я учился в гимназии.

Виктор продолжал целить мне по ногам. Попадание из такого пистолета – и останешься инвалидом на всю жизнь. Огромная пуля дробит кости. Да и о сопротивлении речи уже не будет.

Перехватив нож, я метнул его в Виктора. Так, как умели делать это только лесные жители, предугадывая и каждый поворот ножа, и каждое движение противника. Здесь не нужна была сила. Требовалась только точность. И хороший клинок.