Текст книги "Очерки истории российской внешней разведки. Том 4"

Автор книги: Евгений Примаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 64 страниц)

В заключение беседы Г. Димитров обратился к Федичкину с личной просьбой: он попросил по возможности узнать о судьбе его матери, встретиться с ней и передать немного денег. Сын волновался, зная, что город Самоков, где она жила, подвергся бомбардировкам англоамериканской авиации. Нет нужды говорить, что выполнить эту просьбу в условиях жесткой оперативной обстановки в Болгарии было далеко не просто, да и опасно. Но и не выполнить ее Федичкин, конечно, не мог.

С большими предосторожностями наш разведчик добрался до Самокова. Федичкин так описал этот эпизод в своих воспоминаниях: «Большое впечатление на меня произвело поведение жителей города Самокова, а точнее, соседей бабушки Параскевы, как называли в Болгарии мать Г. Димитрова. Не зная, где находится ее дом, я спросил об этом у мальчишек, а затем у одного мужчины. После долгого плутання я нашел ее дом. Оказалось, что ее двор и соседние дворы полны какими-то людьми, вооруженными кольями, вилами и топорами. Я предположил, что пока я искал дом, жители приняли нужные меры, чтобы защитить мать Георгия Димитрова, если в этом возникнет необходимость. Пустили меня в дом только после того, как удостоверились по паспорту, что я действительно являюсь представителем советской миссии. Так простые болгарские люди охраняли бабушку Параскеву».

Установить связь с подпольем оказалось весьма сложным делом. Нельзя было не считаться с вездесущим гестапо и дирекцией государственной безопасности, которые буквально обложили советское посольство со всех сторон. Нужно было искать кардинальное решение, чтобы получить возможность для проведения разведывательных операций в городе и незаметного исчезновения из посольства. И неординарный выход был найден. Обратили внимание на то обстоятельство, что после разгрома фашистских войск на Курской дуге болгарские контрразведчики стали проявлять куда меньшее рвение в исполнении своих служебных обязанностей.

Воспользовавшись удобным моментом, сотрудники резидентуры свели знакомство с начальником бригады наружного наблюдения, обслуживавшей посольство. Вскоре его удалось привлечь к сотрудничеству с советской разведкой. Он в прямом смысле слова рисковал головой, но решился на оказание помощи Советскому Союзу. С его помощью наши разведчики получили возможность незаметно выходить с территории посольства и работать в городе с агентурой и доверительными связями. После войны этот болгарин был награжден указом Президиума Верховного Совета СССР медалью «За боевые заслуги».

Основную роль в установлении первого контакта с представителем подполья сыграла преподавательница болгарского языка, которая до войны работала в нашем посольстве, и ее адрес был известен резидентуре. Г. Димитров дал «добро» на привлечение этой женщины к делу восстановления связи с нелегальным ЦК, и Федичкин взял на себя эту работу. Подпольщики дали явку, и час спустя после объявления воздушной тревоги наш разведчик отправился в опасный путь. «Опекавшие» посольство сотрудники наружного наблюдения при первых же сигналах тревоги бросились к своим автомашинам, им было не до слежки.

По улицам затемненного светомаскировкой города, разрушенного бомбардировками, быстро шел средних лет человек, ничем не отличавшийся от редких прохожих, которые, как тени, скользили между развалинами домов. Целые кварталы Софии были сровнены с землей после массированных налетов англо-американской авиации. В центре столицы почти не осталось уцелевших зданий, улицы были засыпаны кусками кирпича, бетона, разбитого стекла. После наступления комендантского часа ходить по городу было небезопасно даже при наличии специальных пропусков. Полиция имела приказ стрелять без предупреждения: грабежи и мародерство стали обычным делом.

В некотором отдалении от Федичкина, сзади и по бокам следовали несколько человек, держа руки в карманах, где было оружие. В любой момент они могли пустить его в ход, если бы возникла опасность. Это были болгарские подпольщики, сопровождавшие советского разведчика. Вместе с ними он шел по окраинам города больше часа – маршрут был выбран так, чтобы исключить любые неожиданности. Встреча состоялась на конспиративной квартире у «Орлова моста», что в центре Софии. Подпольщики соблюдали повышенную осторожность.

Представителю нелегального ЦК Федичкин передал директиву Загранбюро от 28 марта 1944 года, где было четко сказано: «Путь для спасения страны – это вооруженное восстание. Силы для такого всенародного выступления налицо: это народ, армия и партизанские отряды…» Если бы на маршруте случилось нечто непредвиденное и директива оказалась бы в руках тогдашних профашистских правителей Болгарии, то можно представить, какой поднялся бы вселенский шум – советник посольства СССР несет директиву Загранбюро компартии о ближайших задачах антифашистского сопротивления Болгарии! То, что документ был подписан псевдонимом Г. Димитрова, дела не меняло: директива говорила сама за себя.

К счастью, все обошлось благополучно, но на обратном пути Федичкина подстерегали неожиданные препятствия. Близился комендантский час, а прямо у конспиративной квартиры вдруг появился полицейский. Он непременно остановил бы нашего разведчика и потребовал бы предъявить пропуск. Возникла серьезная угроза провала явки: полицейский вполне мог видеть, откуда вышел Федичкин, а по документам установить его личность. Решение пришло мгновенно, выручили смекалка и быстрота реакции: Федичкин разыграл из себя немца, хотя и не знал немецкого языка. «Я знал, – вспоминал потом наш разведчик, – что в подобных случаях тот, кто берет инициативу, тот и выигрывает». Он властным жестом подозвал полицейского и стал выкрикивать отдельные немецкие слова и ругательства. Тот растерянно отдал честь и извинился, что не понимает, о чем говорит «уважаемый господин». Полицейский стоял с виноватым и озадаченным видом, соображая, почему так сердится этот немец. Выругавшись напоследок по-болгарски, Федичкин продолжил свой путь, оставив полицейского в убеждении, что ему встретилась какая-то «важная птица».

Очень помогла ему в работе в Болгарии учеба в детские годы в церковно-приходской школе во Владивостоке, где он овладел церковнославянским языком, близким болгарскому. По прибытии в Софию Федичкин вскоре уже свободно говорил по-болгарски и не испытывал затруднений в общении с болгарами. Знание основ право-славил и церковных порядков помогло ему развить и закрепить знакомство с софийским митрополитом, епископом Стефаном.

Это был известный в Болгарии священнослужитель, он возглавлял Церковный Синод и в то же время был постоянным членом Совета Министров. Митрополит Стефан был умным, хитрым, амбициозным человеком с завышенной самооценкой, но одновременно он был и реально мыслящим политиком, не терпевшим немцев. Он хорошо понимал, что разгром фашистской Германии – это лишь вопрос времени, и поэтому важно в нужный момент сменить политическую ориентацию, чтобы не рисковать будущей карьерой. В противном случае ему, как члену профашистского кабинета министров, придется держать ответ перед новыми властями. Митрополит, кроме того, знал, что среди церковных иерархов немало тех, кто может составить ему конкуренцию в претензиях на верховенство в Церкви.

Надо сказать, что митрополит Стефан в свое время окончил Киевскую Духовную Академию и был, как и многие болгарские интеллигенты, русофилом, но от идей социализма был далек. Между прочим, он держал при себе в качестве советника по русским делам протоиерея Шавельского, бывшего когда-то духовником императора Николая II и генерала Врангеля. «Его блаженство», как требовалось величать митрополита, мечтал стать патриархом болгарской Церкви, и это облегчило развитие знакомства с ним. Короче говоря, соглашение о сотрудничестве было достигнуто быстро. Митрополит поставил вопрос так: он готов помогать при условии, если советские представители в свою очередь помогут ему сохранить место столичного епископа, а возможно, и занять пост патриарха болгарской Церкви, которая должна отделиться от Константинопольской православной патриархии. Такая помощь ему была обещана. Митрополит Стефан, прекрасно осведомленный о политических интригах болгарской верхушки, начал регулярно информировать Федичкина о враждебных СССР планах и акциях болгарских властей и их немецких союзников.

Митрополит был заметной фигурой, и поддерживать с ним личные контакты было непростым делом: любая оплошность могла обернуться большими неприятностями. В конце концов, решили поддерживать связь через священника Русской церкви, расположенной рядом с нашим посольством, а амвон этой церкви использовать в качестве тайника. Федичкин спросил митрополита, а не будет ли это святотатством? Он ответил: «Если Бог узнает, что это служит святому делу, он простит и благословит!» И с тех пор Святое Евангелие в амвоне исправно выполняло функции контейнера для передачи секретной информации. Отпечатанные на пишущей машинке сообщения митрополита несведущие люди могли принять за молитвы. Словом, «Его блаженство» был не так уж прост.

Благодаря своему положению он пользовался министерскими привилегиями. В его распоряжении была автомашина с правительственными номерами, которую без проверки пропускали все полицейские посты в Софии и окрестностях. Это был внушительных размеров черный «Кадиллак», окна которого были закрыты темными занавесками с тисненными золотом крестами, а на крыше автомобиля красовался позолоченный крест полуметровой высоты. Шофером был родной племянник Стефана, которому он полностью доверял, а тот, в свою очередь, был предан «Его блаженству». И вот на таком шикарном лимузине нередко разъезжал резидент внешней разведки Федичкин, да к тому же еще перед поездкой получал благословение столичного митрополита.

После освобождения Болгарии Стефан действительно стал, правда, не патриархом, а экзархом болгарской православной Церкви, поскольку она вышла из подчинения Константинопольского патриархата и вошла в юрисдикцию патриархата Московского. Федичкин в присутствии начальника штаба 3-го Украинского фронта генерал-полковника (впоследствии маршала Советского Союза) С.С. Бирюзова торжественно вручил митрополиту Грамоту на имя Святейшего Синода болгарской Церкви, в которой было изложено согласие Московского Патриарха принять болгарскую Церковь в лоно русской православной Церкви. С волнением взяв Грамоту, Стефан упал на колени и стал истово молиться, креститься и повторять: «Боже! Наконец-то сбылась вековая мечта православных славян о воссоединении!»

В январе 1944 года начались почти ежедневные налеты англоамериканской авиации на Софию и другие города Болгарии. Фугасная бомба разорвалась прямо во дворе советской дипломатической миссии, находившейся в самом центре столицы. К счастью, обошлось без человеческих жертв, но сильно пострадали здания посольства и были исковерканы все легковые автомашины. Посольство осталось без транспорта, и болгарская сторона, демонстрируя лояльность, предоставила ему мотоцикл, ранее принадлежавший профашистской молодежной организации «Бранник», которая была аналогом немецкого «Гитлерюгенда».

Случайно или нет, но в багажной сумке мотоцикла остались документы, выданные какому-то офицеру «Бранника», и офицерская униформа-комбинезон с автошлемом. Это было весьма кстати, и резидентура не раз пользовалась формой офицера «Бранника». Разведчики переодевались в нее в укромных местах в городе, и полицейские беспрепятственно пропускали «офицера», заранее поднимая шлагбаум на пропускных пунктах. Форма помогала без проблем выезжать за «черту оседлости» для советских людей, миновать рогатки полицейских постов и проводить оперативные мероприятия.

Министерство иностранных дел Болгарии под предлогом заботы о безопасности сотрудников миссии несколько раз предлагало им покинуть посольство и разместиться в пригороде столицы Панчерево. Смысл этой «заботы», конечно же, был ясен: спецслужбы хотели изолировать нашу миссию и ограничить возможности для неофициальных контактов. Посольство от эвакуации отказалось. Многие болгары специально приходили к посольству, чтобы выяснить, остались ли там советские люди. После освобождения Болгарии бывший партизан рассказал Федичкину, что из его отряда в Софию направили посланца, который должен был посмотреть, развевается ли на здании посольства красное знамя.

Болгарский народ в массе своей относился к советским людям с большой симпатией и теплотой. Упоминавшийся выше генерал В. Займов на суде сказал: «Я не признаю, что поддерживал преступные связи с советской миссией. Она существовала и существует у нас на законных основаниях, и если вы снимете блокаду, то тысячи болгар придут в нее с радостью, чтобы выразить свою горячую любовь к великому советскому народу и нашим русским освободителям».

Федичкин вспоминал: «Воду для бытовых нужд мы привозили из Панчерево (пригород Софии), а продукты закупали в окрестных селах. Было трогательно видеть, как менялось отношение крестьян, когда они узнавали, что мы являемся советскими людьми». Многие стремились помочь всем, чем можно.

Под ударами Советской Армии немцы отступали, и через территорию Болгарии шли эшелоны с войсками, техникой и награбленным в России добром. В Софию прибывали и поезда с советскими военнопленными и мирными гражданами, угнанными на подневольные работы. Как-то раз стало известно, что вокруг Софии скопилось несколько таких эшелонов. По линии посольства были сделаны официальные представления МИД Болгарии с требованием задержать их отправку и интернировать советских граждан. Болгарские власти, однако, отделались уклончивыми ответами и отговорками, ссылаясь на свой нейтралитет. Это повторилось несколько раз. Тогда Федичкин как советник посольства СССР в беседе с директором политического управления МИД Болгарии Алтыновым сделал ему резкое представление, заявив, что, прикрываясь разговорами о нейтралитете, болгарские власти по существу продолжают оказывать всяческое содействие гитлеровской Германии в войне с СССР.

Через надежных помощников резидентуры среди служащих железной дороги советским людям, находившимся в немецких эшелонах, было рекомендовано при первой же возможности разбегаться кто куда и пробираться в горные районы, где болгарское население их укроет и поможет связаться с партизанами. Договоренность на этот счет с руководством Сопротивления уже имелась. Сотни советских людей укрылись в болгарских селах или ушли к партизанам. Они принимали участие в боевых действиях и в народном антифашистском восстании в сентябре 1944 года.

Внешняя разведка пристально следила за секретными переговорами между представителями Болгарии, Англии и США. Руководитель Регентского совета Филов, ярый ненавистник Советского Союза, напутствуя одного из своих парламентеров перед встречей с американским представителем в Турции, говорил: «Болгария могла бы стать крепостью против большевизма при условии, если существующий в ней в настоящее время режим будет упрочен, а единство страны обеспечено. В случае же, если болгарскому народу придется пережить еще одно разочарование в своей борьбе за объединение, он впадет в отчаяние и поддастся большевизму». Болгарская верхушка хотела выторговать у англо-американцев поддержку планов создания «Великой Болгарии» в обмен на антисоветизм. В свою очередь, американские и английские разведчики и дипломаты делали все возможное, чтобы спасти Болгарию от надвигавшегося краха режима и прихода народа к власти.

Информацию о секретных переговорах советская разведка получала как в Софии, так и в Лондоне, Стамбуле, Анкаре и других столицах мира. Последняя попытка болгарских правящих кругов заключить перемирие с Англией и США была предпринята в конце августа 1944 года, когда советские войска уже были в Румынии. Переговоры велись в Каире, в них участвовали английский посол Хьюген, английские и американские высокопоставленные дипломаты и разведчики.

5 сентября 1944 года СССР объявил войну Болгарии, и это спутало карты как болгарского руководства, так и Англии и США. Из Лондона в адрес английского посла в Москве была направлена срочная шифровка, где говорилось: «Иден удивлен объявлением войны Болгарии со стороны СССР и просит выяснить причину, почему советское правительство избрало именно этот момент для объявления войны, то есть тогда, когда Болгария как будто бы стремилась заключить мир с союзниками СССР». Просили также «выяснить, что намерен СССР делать дальше: вторгнуться в Болгарию или предъявить условия взамен прекращения военных операций». Между тем цели советского руководства были вполне очевидными: нельзя было оставаться «невоюющей с Болгарией стороной» в преддверии переговоров о послевоенном устройстве на Балканах, которые издавна слыли «пороховой бочкой Европы». Важно было не допустить сепаратного сговора союзников с Болгарией и помешать их планам размещения своих войск в этой стране.

Поздно вечером 5 сентября 1944 года Федичкин, ставший к этому времени поверенным в делах посольства, вручил премьер-министру Болгарии Муравиеву ноту об объявлении войны. Присутствовали все министры кабинета. Они выслушали Федичкина стоя, в напряженной тишине. В ноте говорилось: «Болгария до настоящего времени отказывается разорвать с Германией, проводит политику так называемого «нейтралитета», а в действительности оказывает этим прямую помощь Германии, спасая ее отступающие военные силы от преследования Красной Армии. Советское правительство больше не считает возможным сохранять свои отношения с Болгарией и заявляет, что не только Болгария находится в состоянии войны с СССР, в чем, по существу, она находилась и ранее, но и Советский Союз будет находиться в состоянии войны с Болгарией». Попытки болгарского руководства предложить перемирие с СССР были отвергнуты.

С поразительной наивностью болгарская верхушка до последнего часа верила, что ход событий может измениться. Тот же Муравиев, ссылаясь на брата царя Бориса – Кирилла, твердил, что «события должны развиваться так же, как и в 1918 году», что к «нам придут союзники, будет заключено перемирие, «земледельцы» (умеренная буржуазная партия аграриев. – Прим. авт.) возьмут власть, а князь Кирилл станет спасителем Болгарии». И еще: «Я верю в английскую дипломатию, в Черчилля и убежден, что он не допустит, чтобы Красная Армия вступила в Болгарию». Немудрено, что Муравиев не поверил начальнику Генерального штаба Т. Трифонову, когда он сообщил премьер-министру 2 сентября 1944 года о готовности советских войск войти в Болгарию. Когда СССР объявил войну, Муравиев заплакал и произнес: «Трагедия начинается…»

Вот как описывает в своих «Воспоминаниях и размышлениях» Г.К. Жуков свои беседы с Георгием Димитровым накануне перехода болгарской границы советскими войсками: «Георгий Димитров произвел на меня впечатление исключительно скромного и душевного человека. Во всех его размышлениях и суждениях чувствовалась большая сила ума и политическая дальнозоркость.

Г. Димитров сказал: «Хотя вы и едете на 3-й Украинский фронт с задачей подготовить войска к войне с Болгарией, войны наверняка не будет. Болгарский народ с нетерпением ждет подхода Красной Армии, чтобы с ее помощью свергнуть царское правительство Багряно-ва и установить власть Народно-освободительного фронта». «Вас, – продолжал Г. Димитров, – встретят не огнем артиллерии и пулеметов, а хлебом и солью по нашему старому славянскому обычаю. Что же касается правительственных войск, то вряд ли они рискнут вступить в бой с Красной Армией». «По моим данным, – говорил Г. Димитров, – почти во всех частях армии проводится большая работа нашими людьми. В горах и лесах – значительные партизанские силы. Они не сидят без дела и готовы спуститься с гор и поддержать народное восстание».

В то время болгарская армия насчитывала в своих рядах 450 тысяч человек, сведенных в пять армий и два отдельных корпуса. В воздушных силах было 410 самолетов, а в военно-морских – более 80 боевых и вспомогательных немецких и болгарских судов…

Утром 8 сентября все было готово, чтобы открыть огонь, но мы со своих наблюдательных пунктов не видели целей… Не прошло и получаса, как командующий 57-й армией доложил, что одна из пехотных дивизий болгарской армии, построившись у дороги, встретила наши части с развернутыми красными знаменами и торжественной музыкой. Через некоторое время такие же события произошли и на других направлениях. Командармы доложили, что идет стихийное братание советских воинов с болгарским народом.

Я тотчас же позвонил в Ставку. И.В. Сталин сказал: «Все оружие болгарских войск оставьте при них, пусть они занимаются своими обычными делами и ждут приказа своего правительства».

Этим простым актом со стороны Верховного Главнокомандования было выражено полное доверие болгарскому народу и болгарской армии, которые по-братски встретили Красную Армию, видя в ней свою освободительницу от немецких оккупантов и царского профашистского режима»[75]75
  Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. – М., 1970. – С. 553–555.


[Закрыть].

Оценивая работу резидентуры в Софии в 1944–1945 годах, Центр, как об этом свидетельствуют архивы внешней разведки, отметил, что «она находится в удовлетворительном состоянии». Особо было подчеркнуто, что руководитель резидентуры Федичкин отличается «высокой квалификацией, эрудицией, энергией, большим опытом» и «принимает на себя значительную долю участия в конкретной работе с агентурой и связями». Такая оценка обычно скупого на похвалы Центра стоила многого. Факты, впрочем, говорили сами за себя: с января по август 1945 года в Москву из Софии было направлено 845 информационных сообщений, из них 240 документальных. Руководству СССР было доложено 40 спецсообщений. К тому времени резидентура имела позиции во всех главных объектах страны. Справедливости ради следует сказать, что обстановка в Болгарии в 19441945 годах резко отличалась от обстановки первых лет войны, и условия для деятельности внешней разведки в этот период были более благоприятными.

В трудное и ответственное время, в глубоком тылу фашистской Германии, союзницей которой была Болгария, работа наших разведчиков в этой стране стала ощутимым вкладом в приближение победы, в борьбу братского народа за свободу и независимость.