Текст книги "Очерки истории российской внешней разведки. Том 4"

Автор книги: Евгений Примаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 64 страниц)

21. Крушение фашистской «Цитадели»

7 мая 1943 года в Государственный комитет обороны из НКГБ СССР за № 136/М было направлено сообщение о полученных резидентом НКГБ в Лондоне агентурных данных относительно немецкого плана наступательной операции «Цитадель» и оценки германским командованием боеготовности советских войск на Курско-Белгородском направлении. В нем говорилось: «Резидентура НКГБ СССР в Лондоне сообщает полученный агентурным путем текст телеграммы, отправленной 25 апреля из Южной группы германских войск за подписью генерал-фельдмаршала фон Вейхса в адрес оперативного отдела верховного командования армии…»

«Полученный агентурным путем текст телеграммы». Каким же образом резидентура НКГБ в Лондоне сумела получить зашифрованный текст телеграммы, с помощью которой переписывались командные подразделения вермахта? Читателю уже известно о существовании в Великобритании агентурной группы советских разведчиков под собирательным названием «кембриджская пятерка», среди которых был и Ким Филби. Эта группа получила такое название потому, что все они в разное время были студентами университета в Кембридже. К славной когорте разведчиков принадлежал и Джон Кернкросс, который в годы войны как человек, хорошо знавший немецкий язык и обладавший математическими способностями, стал сотрудником английской дешифровальной службы Блетчли-Парк.

В печати проходили сведения, что еще в 1938 году польский инженер, работавший ранее на немецком секретном предприятии, выпускавшем шифровальные машины «Энигма», собрал аналог этой машины для англичан. Англичане держали в строжайшем секрете существование «Энигмы», которая давала возможность дешифровать немецкие радиограммы. Одним из дешифровальщиков работал Джон Кернкросс.

Именно он периодически передавал нашей лондонской резидентуре расшифрованные радиограммы. От него и Филби и поступило в резидентуру расшифрованное сообщение о целях планировавшегося немецкого наступления под кодовым названием «Цитадель».

После разгрома немецких войск под Сталинградом руководство фашистской Германии предпринимало отчаянные попытки к возвращению стратегической инициативы. С Запада были переброшены наиболее боеспособные войска. Военная промышленность Германии и ее сателлитов, работая по 24 часа в сутки, торопилась произвести тяжелые танки «тигр» и «пантера» с усиленной броней, мощное самоходное орудие «фердинанд». Военно-воздушные силы Германии получили новые самолеты «Фокке-вульф-190-Α» и «Хейнкель-129».

К середине апреля гитлеровским командованием и был разработан план наступления на советско-германском фронте. Фашисты избрали для этого Курский выступ, образовавшийся к концу марта 1943 года в ходе зимне-весеннего наступления советских войск и глубоко вдававшийся в расположение немецких армий. Главные удары предполагалось нанести: первый – из района южнее Орла силами группы армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Г. Клюге и второй – из района севернее Харькова силами группы армий «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Э. Манштейна. Направление обоих ударов немецких войск было на Курск.

Вот выдержки из документа немецкого военного командования, переданного в Москву резидентом НКГБ в Лондоне: «Основная концентрация сил противника, которые, очевидно, были еще некоторое время тому назад на северном фланге группы армий «Юг», может быть ясно определена в основном районе будущих операций: Курск-Суджа-Волчанск-Острогожск…» «Для противодействия осуществлению плана «Цитадель», – сообщало немецкое командование, – противник располагает приблизительно 90 соединениями, находящимися к югу от линии Белгород-Курск-Малоархангельск. Наступление частей группы армий «Юг» встретит упорное сопротивление в глубоко эшелонированной и хорошо подготовленной оборонительной зоне с многочисленными зарытыми в землю танками, с артиллерийскими и местными резервами. Основные усилия обороны будут сосредоточены в главном секторе Белгород-Тамаровка…

В настоящее время трудно предугадать, попытается или нет противник (Советская Армия. – Прим. авт.) избежать угрозы окружения путем отхода на восток, которая последует за прорывом основных участков на линии фронта Курск-Белгород-Малоархангельск…

Можно предполагать, что в случае переброски подкреплений в районе севернее фронта группы армий «Юг» и с началом продвижения стратегических резервов к линии фронта или их слияния в более крупные соединения наступательные действия противника станут более реальными, однако и при этом условии ему не удастся даже предупредить выполнение нами плана “Цитадель”»[24]24
  Текст телеграммы о дислокации и передислокации советских войск приводится в сокращении, из архива СВР.


[Закрыть].

Получение этих сведений требовало тщательной проверки. Начальник Генерального штаба А.М. Василевский принял меры по организации разведки противника на участках Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов. Велась усиленная авиационная и войсковая разведка. Центральному штабу партизанского движения было дано задание выяснить наличие и расположение резервов в глубине войск противника, ход перегруппировок и сосредоточения войск, перебрасываемых из Франции, Германии и других стран. И результаты этой работы не замедлили сказаться.

11 мая 1943 года управление контрразведки СМЕРШ Брянского фронта в своей записке в Военный совет фронта сообщало о полученных зафронтовой агентурой данных о концентрации немецких войск в районе Орла. В записке, в частности, говорилось: «Наш зафронтовой агент, перевербованный германской разведкой, дислоцирующейся в районе Орла при штабе 2-й танковой армии, и переброшенный на нашу сторону, сообщил, что он получил от немцев задание после перехода линии фронта осесть в одном из районов Елец-Ефремово или Малиново, где заняться сбором данных о передвижении войск Красной Армии».

Этот же агент сообщил, что в Орел недавно прибыли бронетанковая дивизия «Мертвая голова» и подразделения СС. Причем танки и автомашины тщательно маскировались. 4 мая того же года через Орел прошли большие мотомеханизированные колонны. В этот день жителям города было запрещено появляться на улицах. Кроме того, в г. Орел в последнее время почти ежедневно прибывают железнодорожные эшелоны, груженные боеприпасами, особенно снарядами крупного калибра.

Наконец, 23 июня 1943 года из Четвертого разведывательнодиверсионного управления НКГБ СССР в Разведывательное управление Генштаба Красной Армии поступило следующее сообщение: «По поступившим данным, немцы предполагают начать наступление на Восточном фронте с города Орла в направлении города Елец и в дальнейшем на город Пензу. С городов Курска и Харькова наступление должно развиваться на Воронеж, Белгород и Мало-архангельск с задачей окружить и уничтожить группировку наших войск, которые в настоящее время находятся на этом участке фронта.

В район Орла противником стянуто девять армий, из которых половина танковых. В составе танковых армий находятся танки типа «тигр».

На участке фронта от города Великие Луки до города Дорогобужа находятся две армии, одна из них танковая, со штабом в городе Витебске, якобы не боеспособная.

Военная база Восточного фронта, по тем же данным, находится в городе Конотопе. Сведения источником почерпнуты из разговоров офицеров германской фронтовой разведки».

Особенно большую роль сыграли сведения от офицера разведывательного отдела штаба ВВС Центрального фронта Карла Круга. С помощью разведчицы его захватил и переправил в Москву разведывательно-диверсионный отряд П.Г. Лопатина. На допросах Круг заявил, что с 5 апреля немцы стягивают войска в район Орла, откуда будет проведена крупная операция. На Центральном фронте сосредоточено около 1000 боевых самолетов. Штаб ВВС Центрального фронта находится в Орше. Круг сообщил подробные данные о 32 аэродромах немцев на этом фронте (17 действующих и 15 строящихся и число самолетов на них). Частично эти сведения были подтверждены разведчиком П.Г. Алексахиным, специально направленным в Орел.

Кроме того, из отряда Медведева от разведчика Н.И. Кузнецова поступили данные, что немцы под Курском готовятся взять реванш за поражение под Сталинградом.

А 13 июня 1943 года в ГКО были направлены данные о том, что шведский посланник Ассерсон в доверительной беседе с 1-м секретарем английского посольства в Москве сказал: «По достоверным сведениям известно, что немцы силой до 40 дивизий назначили на 3 июля с. г. наступление на Орловском фронте».

2 июля Ставка сообщила командующим Центральным и Воронежским фронтами, что наступления следует ожидать с 3 по б июля. И наконец, захваченные во время операции войсковой разведки пленные уточнили, что наступление назначено на 3 часа утра 5 июля. Располагая всей цепочкой данных, Верховное командование Красной Армии приняло решение о преднамеренной обороне с целью измотать силы врага, а затем разгромить его.

На этот раз немецкое командование не сомневалось в успехе. Фашистская пропаганда приняла меры, чтобы поднять дух в войсках, обещая в предстоящих сражениях безусловную победу. Как выяснилось из последующих сообщений разведки, в операции «Цитадель» были задействованы не 40, а 50 дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных, до 10 тысяч орудий и минометов, 2700 танков, свыше двух тысяч самолетов (а не одна тысяча). К бою подготовились почти 900 тысяч солдат и офицеров. Подобных битв не знала история человечества.

К этому времени в составе действующей армии СССР было свыше 6,4 млн человек, более 9500 танков, 2200 боевых установок полевой реактивной артиллерии, почти 8300 боевых самолетов. Значительная их часть скрытно была подведена к местам будущего сражения. В целом количественно и качественно советские войска превосходили противника. Советское Верховное главнокомандование в своих руках, таким образом, имело все необходимое, чтобы решительно и твердо взять в свои руки стратегическую инициативу.

Общее руководство советскими войсками на месте битвы было возложено на маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова. Он вспоминал: «Обсуждая в Ставке Верховного Главнокомандования план действий наших войск, мы пришли к выводу о необходимости построить прочную, глубоко эшелонированную оборону на всех важнейших направлениях…»[25]25
  Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. – М., 1970. – С. 440.


[Закрыть]

К словам Г. К. Жукова следует добавить, что на этот раз командование уже не сомневалось в точности данных, предоставленных разведкой. Дело в том, что ранее не все разведывательные сведения учитывались Генштабом в той мере, в какой этого заслуживали. Если данные зафронтовой разведки о концентрации сил гитлеровцев для наступления на Москву (план «Тайфун») были своевременно учтены и сыграли свою роль в разгроме немцев под Москвой, то иначе обстояли дела со сведениями о продвижениях противника в кампаниях 1942 года.

Верховному командованию в 1941–1942 годах разведка неоднократно сообщала о том, что с крушением планов захвата Москвы и Ленинграда основным направлением гитлеровского наступления станет южное. В одном из последних донесений Шульце-Бойзена («Старшина»), переданном в Москву, говорилось, что весной 1942 года противник устремится к Кавказу. Целью было отрезать юг от России, от кавказской нефти, и в случае удачи, развернуть фронт на север – к Москве. Чтобы скрыть южное направление удара в летней кампании 1942 года, немцы разработали специальную дезинформационную директиву «Кремль» и на ее основе издали «Приказ о наступлении на Москву», подписанный 29 мая 1942 года командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом Клюге.

Велась демонстративная аэрофотосъемка Москвы и окрестностей, планы Москвы и городов на пути к столице были размножены и разосланы до полков. Это была весьма умная и продуманная акция, рассчитанная на то, что сработает стереотип мышления, согласно которому для немцев главным является реванш за поражение под Москвой и для Гитлера взятие Москвы видится как кратчайший путь к победе.

Внешняя разведка немало поработала, чтобы выявить действительные намерения врага.

Были сопоставлены данные из Румынии о том, что через страну освобождается путь для нескольких сот германских военных поездов, направляющихся на юг России. Аналогичные сведения поступили в марте 1942 года от представителей чешской разведки в Лондоне, а в конце марта – 23-го – из Софии, от японского военного атташе Тата-ши, которому его немецкий коллега сообщил, что главный удар грядущим летом будет нанесен на юге с задачей прорваться к Сталинграду и через Ростов – на Северный Кавказ, а оттуда – к Каспийскому морю. Немцы остро нуждались в нефти и одновременно хотели отрезать к ней пути у Советской Армии.

В начале апреля эти сведения подтвердились сообщениями из Стамбула и Болгарии, затем от связей из польской разведки в Лондоне. Лондонская резидентура при этом предупреждала, что наступления следует ожидать во второй половине мая. Резидентура из Стокгольма уточняла, что наступление на Южном фронте начнется в десятых числах июня.

Вопреки всем этим данным Верховное командование пришло к убеждению, что основное наступление немцев будет на Москву. Ошибку откровенно признал маршал Советского Союза А. Василевский, который в книге «Дело всей жизни» писал: «Обоснованные данные нашей разведки о подготовке главного удара врага на юге не были учтены»[26]26
  Василевский А.М. Дело всей жизни. – М., 1973. – С. 185.


[Закрыть].

Недооценка точных данных разведки – с этим можно встретиться в практике отношений секретных служб с руководством не только в нашей стране. На этот раз, однако, так же, как и с оценкой сообщений о начале войны, которые были восприняты лишь в последний момент, цена ошибки была весьма высокой. И хотя в ходе Сталинградского сражения Верховному Главнокомандованию удалось нанести врагу тягчайшее, историческое поражение, потери были велики. Прорывы к Волге и на Северный Кавказ были ликвидированы с огромным напряжением сил. Все это было учтено в преддверии Курско-Белгородского сражения.

«В этот ответственный момент, – писал А. Василевский, – советское командование предъявляло особые требования к органам разведки. И нужно сказать, она была на высоте и неплохо помогала нам. Как ни стремился враг держать в тайне планы своего наступления, как ни отвлекал внимание советской разведки от районов сосредоточения основных своих ударных группировок, нашей разведке удалось не только определить общий замысел врага на летний период 1943 года, направление ударов, состав ударных группировок и резервов, но и установить время начала фашистского наступления»[27]27
  Там же. – С. 316.


[Закрыть].

Основываясь на данных войсковой разведки и на показаниях пленных, наши войска, не ожидая артподготовки, опередили врага и сами начали контрартподготовку в 2 часа 20 минут. Как вспоминает Г.К. Жуков: «Все кругом закрутилось, завертелось, раздался ужасный грохот – началось величайшее сражение в районе Курской дуги. В этой адской «симфонии» звуков словно слились воедино удары тяжелой артиллерии, разрывы авиационных бомб, реактивных снарядов М-31, «катюш» и непрерывный гул авиационных моторов.

Вражеские войска от нашей штаб-квартиры находились по прямой не более чем в 20 км. Мы слышали и ощущали ураганный огонь, и невольно в нашем воображении возникала страшная картина на исходном плацдарме противника, внезапно попавшего под ураганный удар контрартподготовки. Застигнутые врасплох вражеские солдаты и офицеры наверняка уткнулись носом в землю, лишь бы скрыться от ужасающей силы разрывов бомб, снарядов и мин…»[28]28
  Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. – С. 458.


[Закрыть]

В ходе развернувшегося сражения план советского командования был успешно реализован. Обескровив ударные группировки врага в оборонительном сражении и создав этим благоприятные условия, Красная Армия перешла в контрнаступление, а затем и в общее стратегическое наступление.

Курская битва в период с 5 июля по 23 августа 1943 года закончилась полной победой Красной Армий, разбившей 30 отборных немецких дивизий, в том числе 7 танковых. Эти дивизии потеряли больше половины своего личного состава. В историю мировых войн красной строкой вошла беспрецедентная танковая битва на Прохоровском поле возле Курска.

В наступление, а не к обороне, как рассчитывало немецкое командование, перешли войска Центрального (командующий – генерал армии К.К. Рокоссовский) и Воронежского (командующий – генерал армии Н.Ф. Ватутин) фронтов, тем самым сломав немецкую стратегическую инициативу. Вслед за ними в наступление перешли войска Степного (командующий – генерал-полковник И.С. Конев), Западного (командующий – генерал-полковник В.Д. Соколовский), Брянского (командующий – генерал-полковник М.М. Попов) и ЮгоЗападного (командующий – генерал армии Р.Я. Малиновский) фронтов, освободив города Орел, Белгород и Харьков.

Курская битва ознаменовала собой завершение коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны, начало которому было положено в битве на Волге. В Москве прозвучали первые победные салюты. Красная Армия окончательно закрепила за собой стратегическую инициативу. Немецкое командование было вынуждено отказаться от наступательной стратегии и перейти к обороне на всех фронтах Великой Отечественной войны.

Теперь можно понять, почему Ким Филби, в последние годы живший в Советском Союзе и издавший в 1980 году свою книгу «Моя тайная война», приятно волновался, когда речь заходила о Курской битве, победа в которой Красной Армии означала ожидаемую, но теперь уже несомненную, окончательную победу Советского Союза и его союзников над коричневой чумой, охватившей почти половину земного шара.

Сведения из Лондона, слаженная работа закордонных разведчиков и тех, кто участвовал в партизанской борьбе, помогли выиграть величайшую битву всех времен, спасли сотни тысяч жизней советских воинов.

22. Связная Джипси – «Цыганочка»

Трудно переоценить значение связи в разведке. Есть возможность передать «кому надо» с трудом добытые сведения – хорошо. Нет? Пропала проделанная работа. Это знали еще древние. Поэтому на протяжении веков изобретались тысячи остроумных способов, как обмануть или лучше перехитрить своих отнюдь не самых глупых противников. Секретная информация пересылалась с помощью почтовых голубей, перевозилась в желудках специальных курьеров, сообщалась адресату между строк обыкновенного письма с помощью невидимых чернил.

Но по мере усложнения разведывательных задач, увеличения объемов и веса секретной информации (особенно научно-технической) помощь почтовых голубей стала явно недостаточной. Не всегда выручали и «тайниковые операции», когда секретные материалы или пачки денежных купюр для агента какое-то время находились вне контроля разведчика, заложившего тайник. Радиосвязь, несмотря на ее постоянное совершенствование, тоже иногда была далека от идеала, поскольку эфир мог прослушиваться, а передатчик – пеленговаться. А дешифровка сообщений шифрпереписки не была непреодолимым препятствием.

В этих условиях наиболее предпочтительной формой конспиративной связи стало использование связника-курьера. Это давало наибольший эффект, ибо только человек с его эмоциями и талантами, мужеством и самообладанием, твердостью и преданностью идее способен делать для разведки то, чего никак нельзя было достигнуть другими способами. Сегодня речь пойдет о спецкурьере разведки, которая работала на советскую внешнюю разведку, подвергая себя огромной опасности и риску. Звали ее Китти Харрис.

Родилась она в Лондоне, в семье выходцев из России. Когда ей было восемь лет, переехали в Канаду. Отец-сапожник не мог содержать большую семью. Не окончив даже начальной школы, в тринадцать лет Китти пошла работать на табачную фабрику. Боевая, смелая, бойкая на язык, черноглазая, она была настоящей «фабричной девчонкой» и напоминала друзьям героиню оперы «Кармен», тоже работницу табачной фабрики. Они дали ей кличку Джипси – цыганочка, не подозревая, что годы спустя эта кличка станет ее боевым псевдонимом и сохранится в анналах советской разведки.

Когда из далекой России пришли вести о революции, о том, что там партия большевиков взяла власть под лозунгами «Фабрики – рабочим, землю – крестьянам, мир – народам», она вслед за своими товарищами вступила в революционное движение.

Живя в Канаде, а затем переехав в США, Китти Харрис активно участвовала в профсоюзной, а став членом компартии, – ив партийной работе. В 1928–1929 годах по заданию Коминтерна со своим мужем, американским коммунистом Э. Браудером находилась в Шанхае в качестве связной Тихоокеанского профсоюзного центра.

Профсоюзное движение в странах Юго-Восточной Азии только зарождалось, и колониальные власти всячески преследовали активистов, вплоть до физической расправы с ними. Китти не раз подвергала опасности свою жизнь, перевозя документы, деньги для поддержки молодых местных профсоюзов и партийную литературу в Гонконг, Батавию, Манилу и другие города тихоокеанского бассейна. Здесь, встречаясь с подпольщиками, она получила первые навыки нелегальной деятельности.

В 1929 году Китти вернулась в Нью-Йорк, а в 1931 году советским разведчиком Эйнгорном была привлечена к разведывательной работе. К этому времени она уже рассталась со своим мужем. Первым местом ее назначения стала Германия, где ей довелось работать с такими опытными разведчиками, как Берман, Парпаров, Зарубин и другие (всего в ее деле перечисляется свыше сорока оперативных сотрудников и двадцать четыре агента, с которыми она работала в течение шестнадцати лет).

Она постоянно перевозила с места на место почту, попадание которой, не дай бог, в чужие руки, неминуемо влекло за собой фатальные последствия. А такая опасность «письмоносице»-разведчице грозила довольно часто. Вот несколько эпизодов из тревожных будней Китти Харрис.

Осенью 1935 года Китти с американским паспортом на чужое имя пересекала из Германии французскую границу в Страсбурге. Молодой пограничник, только что любовавшийся стройной фигуркой моложавой американки, с вежливой улыбкой попросил у дамы паспорт. Китти спокойно протянула документ таможеннику и, поставив дорожный чемодан на столик, начала поправлять выбившийся из-под шляпки локон. Пограничник подозрительно долго рассматривал ее паспорт, поглядывая то на владелицу документа, то на записи, сделанные в нем.

– Что-нибудь не так, господин офицер? – поинтересовалась похолодевшая от грозящей опасности Китти. Она везла из Германии в парижскую резидентуру чертежи генератора по получению синтезированного бензина из каменного угля и крупную сумму в американских долларах. Из Парижа материалы должны были следовать диппочтой в Москву.

– Напротив, милая госпожа. Все как нельзя лучше! Вот только вашему родному Чикаго не повезло. Он явно сбился с дороги. Я еще со школьной скамьи помню, что он находится в штате Иллинойс, а у вас он почему-то обозначен в штате Индиана…

Прошла какая-то доля секунды и, расплывшись в улыбке, Китти нежно проворковала:

– Правильно, господин офицер. Ваша учительница может гордиться вами. Но даже она не обязательно должна помнить, что у нас в Штатах есть несколько Чикаго, – наобум ответила Китти. – И один из них – мой родной. Тот, кстати, что в штате Индиана.

Наметанный глаз таможенника блеснул доброжелательной хитринкой:

– У меня сегодня день рождения, милая леди, и я не собираюсь с вами спорить. Прошу вас, возьмите свой фальшивый паспорт и верните его тем, кто вам его продал. И пусть они обязательно вернут вам деньги… Не забудете?

В Москве еще потом долго выясняли, по какой такой причине «родной» город Китти оказался совсем не в том месте, где следовало бы.

Обстановка в Германии и вокруг нее в те годы была очень тревожной. В этих условиях Китти много раз пересекала границы сопредельных государств, перевозя разведывательную информацию и документы. Курьер Китти использовала все средства камуфляжа, чтобы замаскировать свою «почту» и не вызвать при этом подозрений таможенников и полиции. Ее потертый, невзрачный чемодан с двойным дном, обклеенный рекламой дешевых отелей, ни у кого не должен был вызывать никаких эмоций. И не вызывал – до поры до времени.

За несколько лет до захвата нацистами Чехословакии Китти приехала в Прагу для встречи с ценным источником советской внешней разведки. Агент жил за городом, и проблем с проверкой на маршруте у Китти не было. Долго ехала на трамвае, некоторое время шла пешком, затем на автобусе и снова пешком. И все это время замечала, что ее кто-то сопровождает. Женщина прибавила шагу и, зайдя в один из ближайших магазинов, попросила хозяина:

– Меня преследует какой-то мужчина. Я приличная женщина. Возвращаюсь из Карлсбада, дома меня ждет муж, дети, а этот подозрительный тип… Я боюсь его. Помогите мне от него избавиться.

– Фрау, вы попали ко мне очень удачно. В моей мясной лавке есть второй выход на соседнюю улицу. Вот в эту дверь, пожалуйста. А если этот негодяй заглянет сюда, я с ним поговорю как следует…

Мясник, по-видимому, сдержал свое слово, и Китти отделалась от подозрительного преследователя. Она поймала такси и с частыми пересадками благополучно добралась до квартиры агента.

За время своей работы на советскую внешнюю разведку Китти несколько раз приезжала в Москву, чтобы отдохнуть на курорте и пополнить свои знания в разведывательном ремесле. Ее обучали фотоделу, радиотехнике. Кстати, искусству радиосвязи Китти Харрис обучал известный советский разведчик-нелегал, прославившийся много лет спустя на весь мир под именем полковника Рудольфа Ивановича Абеля. Китти, естественно, знала его тогда совсем под другим именем. Но объективных данных для дальнейшей серьезной учебы было маловато. Наука давалась ей с большим трудом: она едва могла выполнять математические расчеты. И хотя Китти свободно говорила на четырех европейских языках, ее познания в науках оставляли желать много лучшего. Китти имела лишь начальное образование, какое только могла получить в Канаде дочь простого сапожника.

Помимо Франции и Чехословакии, ей пришлось выезжать в Данию и Швецию, где она встречалась с ценными агентами. Одним из них был Антон Вольвебер – ветеран германского революционного движения, бывший моряк-подводник, один из руководителей киль-ского восстания немецких моряков в ноябре 1918 года. После прихода Гитлера к власти Вольвебер был вынужден выехать в Скандинавию. Ему удалось создать агентурную сеть в странах бассейна Балтийского моря на случай войны с фашистской Германией.

Не только обязанности связника выполняла Китти в Германии. Она работала с таким источником информации по линии научно-технической разведки, как «Наследство», сотрудник фирмы «Бамаг». Простое перечисление полученных от него на первом этапе работы материалов свидетельствует об их значимости: проекты заводских установок по производству разных видов селитры, жиров и т. п.

Время от времени в Центре возникал вопрос, как лучше и продуктивнее использовать личные качества и особенности жизненного опыта Китти. Не всю же жизнь ей быть курьером и проводить время в дороге, пересаживаясь с поезда на поезд, с самолета на самолет, рассуждали на Лубянке.

– Может быть, начнем постепенно приучать нашу «Цыганочку» к оседлому образу жизни? – рассуждал начальник внешней разведки, беседуя с руководителем отдела англо-американских стран.

Китти Харрис получила направление в нелегальную парижскую резидентуру, где некоторое время одновременно с известным разведчиком Дмитрием Быстролётовым работала под руководством Теодора Малли. Затем, в связи с переводом Малли в Лондон, Китти Харрис также переезжает туда.

Здесь наступает «звездный час» ее разведывательной деятельности. Руководителем ее в Лондоне стал известный разведчик Арнольд Дейч.

Созданная в середине 30-х годов в Лондоне знаменитая «кембриджская пятерка» советской внешней разведки нуждалась в надежной связи. «Цыганочка» была тем человеком, который мог успешно совмещать и роль хозяйки конспиративной квартиры и амплуа связной-путешественницы.

Прошло немного времени, и резидент советской разведки в Лондоне начал сообщать каждому из членов «пятерки» магические три слова: «Связь через “Цыганочку”».

Китти Харрис сняла в центре города благоустроенную, «среднебуржуазную» квартиру для одинокой женщины и, не вызывая никаких подозрений у соседей и полиции, начала встречаться с «симпатичными, добропорядочными молодыми мужчинами». Чаще других в гостях у Китти Харрис стал бывать Дональд Маклин. Дональд работал в министерстве иностранных дел Великобритании и каждый раз, уходя с работы, брал с собой в объемистом портфеле секретные материалы дня последующей передачи их в Москву. Дональд отправлялся на квартиру к Китти, и они вдвоем фотографировали принесенные документы на пленку. Утром Дональд возвращал документы на место, а Кигти конспиративно встречалась с резидентом и передавала ему непроявленную пленку в кассете.

Понятно, что Маклину далеко не всегда удавалось беспрепятственно вынести секретные документы из министерства. Тогда процедура получения информации несколько менялась. Дональд прочитывал у себя в кабинете нужный документ, запоминал основные его положения и вечером, приходя к Китти «на чашку чая», пересказывал его содержание. Утром советский резидент ни в чем не мог упрекнуть ни Дональда, ни Китти. У них обоих была превосходная память…

Играя роль влюбленных, молодые люди очень скоро настолько увлеклись ею, что оперативная легенда стала романтической былью.

Когда о близкой связи Дональда и Китти доложили руководителю внешней разведки, он заметил:

– А почему бы и нет? И слава богу! Нашему делу это никак не повредит. А как вы думаете?

Как говорится, все имеет свое начало и, разумеется, свой конец. Роман Дональда с Китти окончился буквально накануне Второй мировой войны. Дональд встретил в Париже американку, на которой женился. К этому времени материалы, переданные Маклином советской внешней разведке, главным образом через «Цыганочку», составили в архиве советской разведки около 40 коробок, каждая из которых содержала примерно 300–350 страниц строго секретной документации.

22 июня 1941 года «Цыганочка» встретила в Москве. В тот же день она написала руководителю разведки личное послание. Вот строки из этого эмоционального документа: «Я требую немедленного привлечения меня к работе. Я могу идти радисткой на фронт, могу шить гимнастерки солдатам, наконец, имея большой опыт нелегальной работы, не боюсь идти в тыл врага».

Руководство разведки незамедлительно рассмотрело заявление Китти Харрис, и вердикт был лаконичен: «Такими людьми, как «Цыганочка», разбрасываться нельзя. Это – золотой фонд советской разведки…»

Уже в ноябре 1941 года советский нефтеналивной танкер взял курс из Владивостока в Сан-Франциско. На борту судна была только одна женщина – Китти Харрис. Она плыла в Мексику, а попасть в эту страну можно было только из США. До нападения японцев на военно-морскую базу США Перл-Харбор оставались буквально считанные часы. Война была на пороге. Но путешествие прошло спокойно.