Текст книги "Очерки истории российской внешней разведки. Том 4"

Автор книги: Евгений Примаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 64 страниц)

Одной из наиболее значительных диверсионных акций подпольщиков явился поджог в 1942 году крупного припортового склада, принадлежавшего немецкой фирме «Гофман и К°». Он находился в районе Авелльнеда на берегу глубоководной протоки Риачуэло, о которой морские корабли проходили под погрузку непосредственно к складу. В отдельные периоды там скапливались десятки тысяч тонн чилийской селитры. Возник план: уничтожить на месте сразу большой запас сырья. На работах при складе был занят Яков. В заранее обусловленный день ему передали зажигательный снаряд. Закладка прошла благополучно. Все с нетерпением ждали результата. Однако расчетное время прошло и ничего не случилось. Подпольщики остро переживали неудачу, корили Вержбицкого за негодно собранный снаряд. Но от намеченного плана не отступили. Был изготовлен снаряд-дубль, два связанных между собой устройства. Надеялись, что какое-то из них обязательно сработает. Так оно и вышло.

Глубокой ночью раздался взрыв огромной силы, возник сильный пожар. Пламя взметнулось на большую высоту и сразу охватило весь склад. Быстро сбить огонь не удалось, горело более двух суток. Позже ремонтные рабочие рассказывали, что отдельные конструкции склада были разбросаны на расстояние до полукилометра. Происшествие долго и широко освещалось всей столичной печатью. Как сообщали газеты, пожар уничтожил 40 тысяч тонн селитры, ущерб составил 150 тысяч ам. долларов. Проведенное расследование причину загорания не выявило. Виновные поджога найдены не были, а в том, что это была кем-то организованная диверсия, полиция не сомневалась.

Основные усилия подпольщиков были направлены на боевые операции в порту. Эта работа велась практически непрерывно с весны 1942 года до середины 1944 года. Каждая планировавшаяся акция предварительно подробно обсуждалась. Определялось, кто получит снаряд со склада, кто пронесет на территорию порта, кому и куда конкретно предстоит его заложить.

Чаще всего зажигательные снаряды помещались в трюмы грузившихся судов, то есть когда уже были известны сроки их отплытия. Пожары обыкновенно возникали в открытом море, хотя зафиксировано несколько случаев, когда груз начинал гореть лишь в портах назначения, в Испании в частности.

Часть снарядов закладывалась непосредственно в грузы на их пути со складов до борта судна. Здесь использовалось то обстоятельство, что нехватка в порту механизированных причалов компенсировалась загрузкой «с воды», с портовых самоходных барж. Баржи доставляли груз к судам, а в трюмы он перемещался подъемными механизмами пароходов. «С воды» работа шла только в светлое время суток. Те баржи, которые днем не успевали разгрузить, оставались на ночь на приколе. Для их охраны за отдельную плату нанимали сторожей.

Будучи штатным матросом на одной из барж, Яремчук довольно часто соглашался работать в ночную смену. В это время он закладывал снаряды в стандартные брезентовые мешки с селитрой, предназначенные для погрузки «с воды». При каждой операции распарывал мешок, изымал оттуда килограмм-полтора сыпучей массы, освобождая место для снаряда, и снова зашивал. Все это делалось ночью, почти на ощупь. Таким образом, груз на борт корабля поступал уже с «начинкой». Иногда случалось, что на судно доставляли сразу два-три обработанных Яремчуком мешка, попадали они в разные трюмы, и это увеличивало шансы на безусловное загорание.

Использовался еще один прием закладки: непосредственно на суда к моменту их выхода из доков после ремонта. Делал это Вержбицкий, работавший, как уже упоминалось, в порту на ремонте судов. Парадокс состоял в том, что несколько раз он участвовал в устранении на них последствий пожаров, организованных его товарищами или же им самим.

Сведения о каждом пожаре в океане подпольщики справедливо считали своим реальным успехом. Дело в том, что в борьбе с огнем трюмы горевших судов неизбежно подтапливались морской водой. В результате грузы приходили в негодность, о чем имелись многочисленные свидетельства моряков, возвращавшихся из рейсов в Буэнос-Айрес.

Окончательные итоги деятельности диверсионной группы подводились после окончания Великой Отечественной войны. Будучи уже в Москве, «Фелипе» признавал, что в ходе дел он не особенно заботился об учете проведенных операций. Хранить подобные записи он не мог по конспиративным соображениям. Его текущая отчетность была предельно краткой и нерегулярной из-за несовершенства системы связи. В результате проверки всей сохранившейся документации и бесед с некоторыми приехавшими в СССР участниками основные итоги работы группы на морских коммуникациях были сведены к таким показателям.

В диверсионной работе было использовано 140–170 зажигательных снарядов. Наибольшее число закладок произвели «Матис», «Фло-риндо», Яремчук и Фурдас.

На судах, перевозивших стратегическое сырье для Германии, произошло большое количество пожаров. Имеется список этих судов – четырнадцать названий. Однако это не полный перечень, названия некоторых транспортов, «обработанных» подпольщиками, они за давностью времени не могли припомнить.

Два трансатлантических грузовых судна с 10 тысячами тонн селитры на борту каждого были потоплены. (Любопытно отметить, что газетные сообщения маскировали факт перевозки этими судами селитры. В одном случае говорилось о партии льна, в другом – о продовольственных товарах. А причиной гибели последнего назывался не пожар, а «столкновение в океане с плавучей миной».)

В акватории порта были сожжены три самоходные баржи с селитрой, а также несколько тонн казеина в трюмах парохода, готовившегося к рейсу через океан.

В результате действий подпольщиков к середине 1943 года вывоз чилийской селитры через порт Буэнос-Айрес существенно сократился. Немцы вынуждены были часть транспортных операций перенести в порт Монтевидео в Уругвае.

Подсчитать с определенной долей точности нанесенный противнику материальный ущерб не представилось возможным. В любом случае его можно оценить как значительный.

В то же время согласно представленному «Фелипе» в Москве в январе 1947 года финансовому отчету, расходы на организацию диверсионной работы составили 2 тысячи ам. долларов. Это – приобретение химикалиев, инструментов и материалов для изготовления зажигательных снарядов, аренда необходимых помещений, оплата содержателей конспиративных квартир и адресов для переписки с Центром, транспортные расходы при выполнении оперативных заданий. Отчет Центром был утвержден. При этом выделили некоторую денежную сумму для расчетов по имевшимся долгам, которые возникли из-за задержек курьеров из Нью-Йорка с деньгами.

Диверсионная работа в Аргентине была прекращена в середине 1944 года по указанию Центра. Основания для столь решительного распоряжения у Москвы были серьезными. К этому времени от агентуры нашей разведки в Великобритании были получены сначала информация, а затем документальные материалы британской и американской спецслужб, свидетельствовавшие о том, что они напали на след нашей подпольной организации в Аргентине. Оказалось, что еще в ноябре 1941 года британская военная цензура на Бермудских островах перехватила письмо из Нью-Йорка в Буэнос-Айрес (то есть из Центра к «Фелипе») с тайнописью и шифром. Затем были проконтролированы еще два аналогичных письма, а также пять писем от «Фелипе» в Нью-Йорк. Начался поиск лиц, причастных к работе на советскую разведку. О масштабе принятых мер говорит тот факт, что к данной разработке были подключены большие силы спецслужб США и Великобритании в странах Латинской Америки. В какой-то момент они были близки к цели, но воспользоваться благоприятной ситуацией не сумели. А произошло следующее.

Читатель знает, что наряду с диверсионной работой «Фелипе» поручался подбор людей для засылки в оккупированные фашистами и нейтральные европейские страны. Во время одной из своих поездок в Чили «Фелипе» познакомился там, имея рекомендацию надежного человека, с кубинским послом в Чили. После непродолжительного контакта «Фелипе» попытался завербовать посла и заручиться его согласием выехать в Европу «в интересах борьбы с фашизмом». Договориться с дипломатом, однако, не удалось, и «Фелипе» прекратил с ним всякие отношения, не придав своей неудаче существенного значения (даже не сообщил об этом своевременно в Центр). Ошибочность такого рода действий стала очевидной, когда в Центр поступили упомянутые документы из Великобритании, где, в частности, говорилось: «В начале 1943 года русский нелегальный представитель в Аргентине, личность которого не известна ни нам, ни кубинскому послу, связался с последним… и предложил ему поехать в нейтральную страну. Они особенно интересовались Турцией». Прояви спецслужба большую расторопность – могли возникнуть опасные для подпольщиков последствия[46]46
  Упомянем, что хотя в подборе кандидатов для посылки в Европу Фелипе и не достиг положительных результатов, ему удалось завербовать (не считая участников диверсионной группы) около 20 агентов в Аргентине и Чили, которые использовались им как источники информации, а несколько человек – курьерами для связи с Нью-Йорком. Многие из них продолжительное время успешно сотрудничали с советской разведкой в послевоенный период.


[Закрыть].

Полученное из Москвы указание было выполнено точно. Диверсионная группа в порту, включая «Доминго» и «Оскара», была распущена (участникам объяснили: надобность отпала, в Европе в июне 1944 года открыт второй фронт). «Марчелло» позаботился о «закрытии» конспиративных квартир. Прекратилась оперативная переписка с Нью-Йорком, содержатели почтовых адресов в Буэнос-Айресе получили нужный инструктаж. Вержбицкому поручили ликвидировать склад, где хранились зажигательные снаряды.

Для каждого подпольщика «Фелипе» и «Тинто», который был переключен на другую линию работы, нашли добрые слова и сердечно поблагодарили за участие в патриотической деятельности. «Фелипе» смог выделить 50 ам. долларов для «Марчелло», ему был куплен костюм «за долгую и верную службу». 100 ам. долларов премиальных получила портовая группа Вержбицкого. Из этих денег «Матису», одному из самых активных боевиков, приобрели часы. (Повторим, что никто из подпольщиков денежного вознаграждения не получал. Все жили на свои весьма скромные заработки.)

С сожалением приходится сообщить, что ликвидация аргентинского «хозяйства» не обошлась без чрезвычайного происшествия. Это случилось в конце октября 1944 года на конспиративной квартире, где последнее время хранились боеприпасы. Вержбицкий и два его товарища занимались разборкой зажигательных снарядов. Перемещая с места на место емкость с зажигательной смесью, Вержбицкий неосторожно сдвинул металлический инструмент, что вызвало искру, за которой последовал сильнейший взрыв.

Распростертый на полу, весь в крови, теряя сознание от полученных увечий, Вержбицкий приказал друзьям немедленно покинуть квартиру. Через полчаса туда прибыла полиция. Произвели обыск, раненого арестовали и под конвоем отправили в госпиталь. Он сразу же попал на операционный стол. Врачи вынуждены были ампутировать ему левую руку выше локтя и удалить левый глаз. О возможности сохранения, хотя бы частично, зрения на правый глаз ничего утешительного не говорилось. С этого времени в возрасте 36 лет Ф.К. Вержбицкий на всю жизнь остался слепым.

В госпитале раненый находился под охраной две недели, затем его перевели в тюремную больницу. Начались изнурительные допросы. Как мог, он защищался и отрицал практически все: и прямые улики (а их было достаточно), и причастность к «заговорщической» организации, и наличие сообщников, чем особенно интересовались следователи. Через жену Вержбицкому передали совет привлеченного к этому делу юриста – отказываться от дачи любых показаний и ссылаться на свою физическую неспособность, вызванную тяжелым ранением головы (аргентинское законодательство такую возможность предусматривало). Эта новая позиция подследственного приводила следователей в бешенство.

Тюремщики вознамерились оказать на арестованного моральнопсихологическое воздействие. Его поместили в камеру с уголовниками, осужденными пожизненно на каторжные работы и ожидавшими отправки на Огненную Землю. Но расчеты следствия не оправдались. Эти преступники, приняв в свою среду «политического террориста», были поражены его силой воли, выдержкой, убежденностью. Тот рассказывал им о международных событиях, о военных действиях на фронтах Второй мировой войны, о людях советской России. Сокамерники стали относиться к нему с уважением, как могли, защищали его от произвола тюремщиков.

В результате принятых мер, с помощью упомянутого юриста удалось избежать передачи дела в суд и добиться освобождения Вержбицкого под залог. Поскольку его дальнейшее пребывание в стране было небезопасным, он был нелегально переправлен в соседний Уругвай. Через две недели туда же перевезли его жену с детьми. В этой стране семья жила до выезда в Советский Союз в 1956 году.

…Итак, сохранившийся в архиве документальный материал, положенный в основу этого повествования, исчерпан. Естественно, что многие подробности не умещались в скупые строки донесений военных лет и остались как бы «за кадром».

Прошли годы, и нам удалось пополнить информацию свидетельствами некоторых бывших подпольщиков, прибывших в Советский Союз в 50-60-е годы после выполнения других разведывательных заданий. Их воспоминания позволили восстановить некоторые эпизоды, лучше представить условия, в которых проходила деятельность группы.

Так, подтвердилось, что наиболее опасным делом была доставка зажигательных снарядов на территорию порта. Трудности усугубились, когда на судах начались пожары. Порт стал охраняться более строго, увеличилось число контролеров, ввели жесткую пропускную систему. Практиковался личный обыск, перетряхивались сумки с продовольствием. У трапов судов, даже у трюмов выставлялась дополнительная охрана. Были задействованы собаки, видимо, натасканные на взрывчатку.

В этих условиях приходилось исхитряться. Например, снаряды прятались в продовольственных сумках и маскировались пакетами из-под йерба-мате[47]47
  Hierba mate (исп.) – парагвайский чай, национальный напиток ряда стран Южной Америки. Продавался в многоцветной яркой упаковке в относительно объемных пакетах. Аргентинцы подшучивали над собой: «Мы пьем мате только один раз в сутки – с утра до вечера».


[Закрыть], эти упаковки подозрений не вызывали. Затем «Оскару» поручили готовить корпуса снарядов более плоскими и удлиненными. Их прикрепляли с помощью бинта к внутренней стороне ноги, выше колена. Расчет был точен: при личном досмотре, а такое случалось, охранники прощупывали одежду в основном по линии боковых карманов, на полицейский манер. Использовался и такой прием: изготовлялись корпуса снарядов в форме крупного банана. Подобная конструкция помещалась на шее как полуожерелье, а горло плотно закутывалось шерстяным шарфом. В таком виде рабочий, спешащий утром в порт, не привлекал к себе особого внимания.

За все время работы диверсионной группы не было ни одного случая срыва намеченной операции из-за невозможности пронести в порт снаряды.

Случалось, что Вержбицкому предстояло передавать исполнителям снаряды рано утром. Он брал их со склада накануне вечером и в течение ночи держал дома… под кроватью. «Флориндо» однажды хранил у себя заряд около недели, так как возникла непредвиденная задержка отправления судна, на которое его следовало заложить.

Вспомнился эпизод, когда только находчивость «Доминго» помогла избежать неприятностей. На личной автомашине он вез на конспиративную квартиру пакет с химикалиями. По непонятной причине они вдруг воспламенились. И это днем, на оживленной улице! Сохраняя хладнокровие, «Доминго» покинул машину, забежал в магазин, купил несколько сифонов с газированной водой и самостоятельно справился с огнем. Обошлось без вмешательства полиции.

Между членами подпольной группы – людьми многих национальностей, разного возраста, образования, социального положения – сложились и окрепли истинно дружеские отношения. Каждый в меру возможности старался помочь другому. Когда тяжело заболела жена Фурдаса, был организован сбор средств на оплату врачей и медикаментов. При нужде в деньгах одалживались «до получки». Аргентинцы помогали в многочисленных житейских делах своим друзьям украинцам, полякам, которые не в полной мере свыклись с местными особенностями, недостаточно владели испанским языком.

Повседневный быт подпольщиков отмечен умеренностью и скромностью. Не допускалось излишеств, экономилось каждое песо. Случалось, что курьер из Нью-Йорка с деньгами задерживался. Тогда «Фелипе» приходилось прибегать к займам у знакомых.

Большую пользу принесли жены подпольщиков. «Луиза» – жена «Фелипе» – отвечала за техническую сторону переписки с Центром (работа с шифром, тайнописью и др.), вела учет финансовых расходов. Как и «Дора» – жена «Тинто», – поддерживала конспиративную связь с членами организации.

Жена «Марчелло» и их дочь передавали по назначению зажигательные снаряды. Дочь-художница переносила их в ящичке для красок.

Мария Григорьевна Вержбицкая необыкновенно стойко вела себя, когда подвергалась многочасовым допросам о «преступных» связях мужа. Как могла, запутывала следствие. При посещении раненого в больнице и тюрьме «прихватывала» с собой двух близняшек грудного возраста, что несколько смягчало отношение к арестанту со стороны администрации.

…Со времени описанных событий прошло свыше полувека. Большинства подпольщиков из аргентинской группы уже нет. Однако до сих пор жива светлая память о делах патриотов, их вкладе в дело победы над фашизмом.

«Фелипе» в послевоенное время еще в течение нескольких лет вместе с «Луизой» находился на нелегальной работе за границей.

«Тинто» и «Дора» после многолетней успешной работы за рубежом прибыли на постоянное жительство в СССР.

Григорий Иванович Фурдас в 1954 году с дочерью Марией-Луизой возвратился на родину, во Львов. Работал на местном автомобильном заводе. Дочь получила высшее педагогическое образование. Г.И. Фурдас умер в марте 1990 года во Львове.

Павел Степанович Борисюк в 1957 году с женой Марией возвратился на родную Волынщину. Работал в Ковеле на предприятии пищевой промышленности, его жена трудилась швеей-мотористкой. П.С. Борисюк скончался в 1986 году.

Феликс Клементьевич, Мария Григорьевна Вержбицкие, их дети – близнецы Луис и Анхелика и дочь Соня, родившаяся в Уругвае в 1951 году, обосновались в подмосковных Люберцах. Феликс Юіемен-тьевич работал штамповщиком в Люберецком учебно-производственном предприятии Всероссийского общества слепых. Его жена, наряду с трогательным уходом за мужем, хлопотливыми заботами о детях длительное время работала швеей на Ухтомском предприятии галантереи. Стали взрослыми их дети, двое старших получили высшее образование. Луис окончил Московский институт физкультуры, работает в системе спортивных организаций. У них с женой Людмилой двое детей. Первенец в честь деда назван Феликсом. Ф.К. Вержбицкий скончался в 1986 году, жена пережила его на шесть лет.

Участники аргентинской группы по представлению Комитета госбезопасности СССР были отмечены государственными наградами.

«Фелипе» награжден орденом Красного Знамени, «Тинто» – орденом Красной Звезды, их жены, а также М.Г. Вержбицкая – военными медалями.

Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 1 марта 1968 года «за мужество и самоотверженность, проявленные в борьбе против фашистской Германии в период Второй мировой войны», Ф.К. Вержбицкий был награжден орденом Отечественной войны I степени. Одновременно ему вручили медали «За победу над Германией» и «20 лет победы над Германией». Торжественная церемония награждения состоялась 13 марта 1968 года в зале заседаний КГБ, на Лубянке, в присутствии большого количества сотрудников разведки.

…В период наиболее активной деятельности аргентинской группы в Центре возникли опасения, достаточно ли надежно там закрепился сам «Фелипе», поскольку сведений от него на этот счет не поступало. Направили ему запрос. Вот его ответ от 30 апреля 1943 года: «Я Вас прошу лично обо мне никогда не беспокоиться. Сижу здесь прочно. Лишь глубоко сожалею, что в эти тяжелые дни для нашей священной Родины мне не удалось до сих пор принести более существенной пользы».

«Фелипе» и его товарищи достойно выполнили боевую задачу, стоявшую перед ними в годы Великой Отечественной войны.

33. Тернистый путь сотрудничества

Мало кому известно, что в период Великой Отечественной войны между советской и английской разведками существовало официальное сотрудничество по ведению подрывной работы против фашистской Германии. К сожалению, главные действующие лица, осуществлявшие это сотрудничество, ушли из жизни, и все, о чем рассказывается в этом очерке, основано исключительно на сохранившихся документальных материалах архивов российской внешней разведки.

После нападения фашистской Германии на СССР первым серьезным шагом к созданию антигитлеровской коалиции было заключение 12 июля 1941 года соглашения между СССР и Англией о совместных действиях в войне против фашистской Германии, предусматривавшее оказание взаимной помощи. Соглашение было подписано в Москве в результате переговоров с представительной правительственной делегацией из Лондона. А уже 13 августа в развитие этого соглашения в московской гостинице «Националь» поселился представитель английской секретной службы по ведению подрывной работы против Германии и ее союзников подполковник Гиннес, прибывший в Москву для переговоров с советской разведкой о сотрудничестве. Вечером Гиннес был на обеде у английского посла Керра, который сообщил ему, что русские хотят начать переговоры на следующий же день, то есть 14 августа 1941 года.

Англичане тщательно пытались скрыть от советской стороны официальное название службы, которую представлял Гиннес. Но постепенно через различные источники было установлено, что эта служба входила в состав английского министерства экономической войны и называлась «Спешиал оперейшен Экзекютив» (СОЭ). В оперативной переписке НКГБ она получила кодовое название «Секта».

Итак, переговоры начались 14 августа. С советской стороны их проведение было поручено опытнейшим работникам внешней разведки Василию Михайловичу Зарубину, который был представлен

Гиннесу как генерал Николаев, и Ивану Андреевичу Чичаеву. Переговоры велись исключительно конспиративно, без привлечения секретаря и переводчика. Зарубин заверил Гиннеса, что кроме него и Чичаева о переговорах знают только Сталин, Молотов и Берия.

Как следует из добытого разведкой доклада Гиннеса в Лондон, «переговоры начинались после завтрака ежедневно и продолжались до трех-четырех часов утра с перерывом на обед… В целом имело место поразительное единодушие по всем основным принципам». Вместе с тем Гиннес отмечал, что представления русских по отдельным вопросам были «настолько отличны от наших, что могут отразиться на нашем будущем сотрудничестве». Гиннесу нельзя было отказать в прозорливости.

Переговоры закончились подписанием 29 сентября 1941 года двух документов: «Запись того, на чем согласились советские и британские представители в своих беседах по вопросу о подрывной работе против Германии и ее союзников» и «Предварительный план общей линии поведения в подрывной работе для руководства советской и британской секций связи». Документы были подписаны Николаевым (Зарубиным) и Гиннесом. В связи с этим Гиннес подчеркивал в своем отчете в Лондон: «Как мной, так и русскими властями, соглашение рассматривается не как политический договор, а как основа для практической работы наших связующих звеньев и не нуждается в официальной подписи».

В качестве таких «связующих звеньев» документы предусматривали создание в Москве и Лондоне соответствующих секций связи. Руководителем английской секции в Москве был назначен подполковник Гиннес (вскоре заменен полковником Хиллом, произведенным затем в генералы); начальником советской секции в Лондоне – И.А. Чичаев, получивший в связи с этим должность советника посольства СССР в Англии. Вместе с Чичаевым сотрудниками секции были назначены М. А. Торопченко, В.С. Суворов и жена Чичаева Ксения Митрофановна в качестве секретаря-шифровалыцика.

В задачи секции входило поддержание связи с «Сектой», наблюдение за выполнением соглашения о сотрудничестве, согласование практических мероприятий, предусмотренных соглашением, и их выполнение.

Основные положения двух согласованных документов с оперативной точки зрения были многообещающими. Стороны отметили в них, что сотрудничество в деле проведения подрывной работы против Германии «не только желательно, но и существенно для достижения нашей общей цели разгрома врага». В качестве главных сфер сотрудничества, в частности, предусматривалось:

– координирование работы по саботажу и определение объектов;

– обмен информацией и разведывательными сведениями, которые могут быть полезны для подрывной работы;

– обмен достижениями в области усовершенствования новых технических средств и методов подрывной работы;

– оказание друг другу всевозможного содействия по внедрению агентуры в оккупированные Германией страны.

Специальным разделом в документе были определены условия поддержки партизанского движения в оккупированных странах Европы и распределены сферы деятельности сторон: за Англией – Западная Европа от Испании до Норвегии, а также Греция; за СССР – Румыния, Болгария и Финляндия. Что касается организации партизанских отрядов в Польше, Чехословакии и Югославии, то этот вопрос должен был обсуждаться между СССР и правительствами указанных стран.

Главными объектами подрывной деятельности обеих сторон в документах определялись все виды транспорта и военной промышленности врага. По некоторым отдельным странам были определены конкретные объекты подрывной работы. Например, основными объектами в Румынии были зафиксированы нефтеперегонные заводы, запасы нефти и средства ее перевозки.

Итак, Чичаев направился в Лондон, Гиннес – в Москву, и началась практическая работа. Вскоре Гиннеса, в том же 1941 году, сменил Джордж А. Хилл, имевший большой опыт работы по России и свободно говоривший по-русски. Еще в августе 1917 года он был направлен в миссию английского генерал-лейтенанта Пула в Петрограде и приписан к русской ставке в Могилеве. Имел русские награды: ордена Владимира, Анны и Станислава, врученные ему Николаем И, Керенским и Деникиным.

В октябре 1918 года после высылки английского агента Локкарта – организатора шпионажа и антисоветского заговора – Хиллу было разрешено покинуть Россию вместе с миссией Локкарта. Однако вскоре он нелегально вернулся в Советскую Россию и сотрудничал с известным английским разведчиком Сиднеем Рейли. В 1922 году участвовал в конференциях в Генуе и Гааге, тесно работал на них с советской делегацией.

После длительного периода, во время которого он был на гражданской службе и занимался литературной деятельностью, Хилл в 1939 году был прикомандирован как офицер к военному министерству, а в конце 1941 года, когда в Москве создавалась английская секция связи с «Сектой», на пост руководителя этой секции была названа его кандидатура. Некоторые официальные лица в Лондоне возражали против направления Хилла в Москву, считая это рискованным из-за его прошлой деятельности в России. Однако сам он был настроен оптимистично и заявил: «Я не думаю, что советское правительство будет иметь возражения против моего включения в любую английскую миссию в Россию. Сегодня мы боремся против гитлеризма, а в этом деле я имел солидный опыт». Хилл направил в Москву анкету о своей прошлой работе в России, приложил написанные им две книги об этой работе и… получил согласие советской стороны на его назначение в Москву. По этому поводу советский разведчик Ким Филби заметил в своих мемуарах: «Русские приняли это назначение с восторгом. Они знали о Хилле все».

В Москве с Хиллом имел постоянный контакт начальник англоамериканского отдела Первого управления НКГБ, с 1943 года заместитель начальника этого управления, Гайк Бадалович Овакимян, который был представлен ему как генерал Осипов[48]48
  Гайк Бадалович Овакимян перед войной был резидентом в Нью-Йорке. В апреле 1941 года он был арестован сотрудниками ФБР на месте встречи с агентом, который, как выяснилось впоследствии, оказался провокатором. Американцы освободили Овакимяна под залог, и над ним должен был состояться суд. Однако после нападения Германии на Советский Союз по указанию президента США Рузвельта Овакимяна судить не стали, и в начале июля 1941 года он выехал в СССР. В Москве он возглавил американское подразделение Первого управления НКГБ, а позже стал заместителем начальника разведки.


[Закрыть].

С 1943 года к этой работе подключился назначенный вместо Ова-кимяна начальником англо-американского отдела Траур Андрей Григорьевич. А.Г. Траур работал во внешней разведке с 1938 года, побывав за этот период на закордонной работе, в том числе руководящей, в США, Швеции и Англии. В 1941–1943 годах в Лондоне он приобрел опыт работы по связи с английской разведкой, будучи заместителем И.А. Чичаева.

В первый период сотрудничества главное внимание уделялось работе по выброске с территории Англии агентуры советской разведки в Германию и оккупированные ею страны.

Прошедшие подготовку в Москве агенты направлялись морским путем в Англию, где их встречали представители «Секты» и устраивали в гостинице. До Лондона на поезде их сопровождал младший офицер «Секты», а Чичаеву сообщали о дате их прибытия для встречи. По прибытии в Лондон «Секта» размещала агентов на конспиративных квартирах, одна из которых находилась непосредственно в столице и две – в пригородах. Там же размещался и младший офицер, официально для связи и решения хозяйственных вопросов. Он же, как правило, сопровождал агентов при всех их передвижениях по городу.

Далее следовала экипировка агентов, определение пункта и времени выброски, беседа с английским экспертом по стране, куда намечалось выбросить агента. До посадки на самолет агенты содержались на хорошо охраняемых базах, расположенных недалеко от специальных аэродромов. Агентов из Лондона до самолета сопровождал наш представитель. Выброска осуществлялась с четырехмоторных бомбардировщиков.

Всего за период со дня заключения соглашения по март 1944 года в Англию было отправлено 36 агентов, 29 из которых были выброшены в Германию, Австрию, Францию, Голландию, Бельгию и Италию. Трое погибли во время полета и четверо, так называемая «группа Гофмана», возвращены в СССР. Об этой группе ниже пойдет особая речь.

Каких-либо сведений о судьбе выведенных в европейские страны агентов в архивах СВР не имеется. Лишь в отношении некоторых в документах есть пометки типа: «Высажен, но связи нет». Естественно, что это не позволяет дать какую-либо оценку оперативной отдачи от этих серьезных мероприятий.

Вместе с тем работа по подготовке и выброске советских агентов со стороны «Секты» очень быстро стала вызывать недовольство и порождать подозрения со стороны советской секции связи в Лондоне.

Уже в апреле 1942 года в сообщении в Центр Чичаев высказал мнение, что сотрудничество с англичанами «в части переброски людей себя не оправдало». «Затягивание переброски, – писал он, – отказ снабжать нас немецкой документацией, нежелание производить переброску в отдаленные районы, наконец, повторение несчастных случаев – все это выглядит подозрительно и свидетельствует о саботаже».

В документе Центра от 5 мая 1942 года, подводящем итоги сотрудничества с «Сектой» за 7 месяцев, отмечалось, что из 14 человек, направленных в Лондон до 1 мая, благополучно были заброшены только четыре. «С самого начала, – говорилось в документе, – вместо помощи по линии инструктажа, тренировки и проверки документации, наши люди натолкнулись на большие трудности и придирки, причем в некоторых случаях мы имели дело с явным саботажем (например, англичане настолько грубо исправили дату в одном паспорте, что испортили весь документ).