Текст книги "Индийский мечтатель"

Автор книги: Евгений Штейнберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

V
Стечение обстоятельств

Собрания Азиатского общества происходили ежемесячно в одном из залов дворца генерал-губернатора. В председательском кресле восседал сэр Уилльям Джонс. Он сидел вытянувшись, застегнутый на все пуговицы, несмотря на духоту, с кислой миной на длинном желтом лице. Сэр Уилльям страдал коликами в печени и накануне перенес довольно сильный приступ. Справа и слева от председателя, за длинным столом, покрытым голубой бархатной скатертью, сидели члены общества: Энтони Ламберт, крупный коммерсант, разбогатевший на экспорте бенгальского опиума в Китай; член Верховного суда Джон Хайд; калькуттский градоначальник Александр Кид; помощник Джонса – Томас Генри Кольбрук; советник Шоу и еще несколько человек.

Лебедев сел в стороне, в самом конце стола. Уилльям Джонс открыл заседание. Секретарь начал монотонно читать протокол предыдущего заседания, затем Джонс сделал краткое сообщение о работе по составлению обширного собрания индусских и мусульманских законов и обычаев. Этот труд был любимым детищем Джонса. Он сам подал эту мысль и составил план работы. Были созданы две группы переводчиков и комментаторов: первая состояла из индусских пандитов и занималась переводами текстов из санскритских источников; другая объединяла мусульманских ученых, так называемых «моулеви», переводивших с арабского языка.

Конечно, обычному ученому такой огромный труд был не под силу: невозможно было обойтись без участия многочисленных переводчиков и консультантов из местных людей. Для этого требовались немалые деньги. Но Уилльям Джонс был не только деятелем науки, но занимал высокий чиновничий пост, имел влиятельные знакомства. По ходатайству сэра Уилльяма, генерал-губернатор лорд Корнуоллис распорядился об ассигновании значительной суммы на это предприятие.

Теперь Уилльям Джонс довел до сведения членов Азиатского общества, что работа подвигается успешно и близится к завершению, и закончил сообщение похвальным отзывом о деятельности мистера Кольбрука, который, несмотря на юный возраст, обладает обширными познаниями в области восточных языков и оказал ценнейшую помощь при редактировании переводов.

Тут взоры всех присутствующих обратились на мистера Кольбрука, и послышалось невнятное ворчанье, которым на английских собраниях принято выражать одобрение, восхищение, удивление, а равно и порицание, осуждение, недовольство и вообще все сколько-нибудь сильные эмоции. Со своей стороны, Кольбрук, подобно застенчивой девице, зарделся и скромно опустил глаза.

По предложению председателя некоторые члены общества высказали свои мнения, точнее – произнесли несколько полагающихся в таких случаях высокопарных фраз, воздав хвалу энергии достопочтенного сэра Уилльямса и пожелав ему успеха.

Большего от этих джентльменов и не требовалось: ни один из них ничего не смыслил ни в санскрите, ни в арабском языке. Вовсе не интересуясь научными материями, эти чиновники и дельцы дорожили только званием членов Азиатского общества. Исключение составлял, пожалуй, только судья Джон Хайд, который хотя и не был ученым-востоковедом, но отличался любознательностью.

Затем Уилльям Джонс объявил:

– Сегодня здесь присутствует гость. Мистер… Герасим Лебедев… В течение нескольких лет он изучает индийские языки и составил руководство по грамматике санскрита, бенгали и хинди. Свой труд он представляет нашему обществу, желая получить компетентную его оценку…

Теперь весь ученый синклит устремил испытующие взгляды на Лебедева. В городе его знали как музыканта под именем мистера Суона; только очень немногим были известны его научные занятия, так же как и его настоящая фамилия. Сэр Уилльям добавил:

– Мистер Лебедев ходатайствует о том, чтобы его труд был издан Азиатским обществом. – Обратившись к Герасиму Степановичу, он предложил: – Если угодно, сэр, вы можете сами объяснить присутствующим все, что сочтете необходимым и заслуживающим внимания.

Лебедев поднялся и, поблагодарив председателя, начал свою речь.

* * *

Сону со своим приятелем Чандом прогуливался по городу. Собственно говоря, это не была прогулка: они отправились покупать провизию. Но так уж повелось, что в подобных случаях они постоянно старались совместить полезное с приятным. За два года юноши подружились. Чанд, признав превосходство своего нового приятеля, с восхищением слушал его рассказы. А Сону дорожил этой очень немногочисленной, но зато внимательной и почтительной аудиторией.

Они шли не спеша, глазея на товары, выставленные в лавках, разглядывая прохожих, перекидываясь шутками и остротами со встречными.

Сону остановился возле тощего высокого старика, сидевшего на корточках среди больших корзин, наполненных рыбой. Они дружески поздоровались».

– Ну как? – спросил старик.

– Все благополучно.

– Если опять понадобится – приходи.

– Приду, – отозвался Сону.

Они пошли дальше.

– Кто этот старик? – спросил Чанд с интересом.

– Мой друг, – важно объяснил Сону. – Он моряк… И я тоже. Мы с ним вместе плыли в баркасе. Далеко…

– Куда? – спросил Чанд.

– Туда!.. – Сону помахал рукой вокруг головы.

– А для чего? – спросил Чанд, сгорая от любопытства.

– Для того, – спокойно ответил Сону. – Мужчине не следует совать нос в чужие дела. Это тайна!

Чанд покорно умолк.

На Бурра-базаре внимание приятелей было привлечено многолюдным сборищем и гулом голосов.

Оба были большими охотниками до всяких зрелищ. Энергично работая локтями, они пробрались вперед сквозь плотное кольцо зрителей, среди которых было довольно много европейцев.

В центре круга происходила борьба. Борцы, ухватив друг друга за пояса, тяжело дыша, топтались на месте; их обнаженные тела, смазанные маслом, сверкали на солнце; на руках, спинах, ногах перекатывались шары вздувшихся мышц. Наконец один из борцов, коренастый детина с широченными плечами, оторвал противника от земли и могучим броском перекинул его через голову. Тот тяжело шлепнулся в пыль. Зрители бурно выражали свой восторг. Сону и Чанд не отставали от других, выкрикивая похвалы победителю.

Толпа стала расходиться, началась давка.

Вдруг послышался крик:

– Кошелек! Кошелек! Держите воров!

Оглянувшись, Сону увидел знакомую физиономию с густыми черными бакенбардами и тотчас же узнал боцмана Уилльямса. Левой рукой боцман крепко держал за руку Чанда, остолбеневшего от неожиданности, правой успел схватить Сону за край одежды. Тот, еще ничего не поняв, инстинктивно рванулся вперед, оставив в руке у Уилльямса клок материи. С криком: «Беги за мной, Чанд!» – он нырнул в толпу. Уилльямс продолжал орать:

– Эй, люди! Полиция! Ловите воров!

К месту происшествия спешили полицейские. Но отыскать Сону, смешавшегося с людским потоком, было трудно. Толпа уже вышла за пределы базара. Перемахнув через невысокую изгородь, Сону очутился в каком-то саду. С кошачьим проворством он быстро вскарабкался на верхушку гигантского тамаринда и, спрятавшись в густой листве, посмотрел вниз. Полицейские волочили по пыли беднягу Чанда. Тот упирался изо всех сил и оглашал улицу пронзительными воплями.

* * *

Когда Лебедев, окончив свою речь, опустился в кресло, воцарилось неловкое молчание. Сэр Уилльям вперил взор в пустоту; лицо его было непроницаемо. Другие переглядывались, как бы спрашивая друг друга, что надлежит предпринять. Наконец заговорил Энтони Ламберт:

– Если я правильно понял, то мистер… Лебедев берет на себя смелость… осуждать глубокоуважаемого нашего председателя, сэра Уилльяма Джонса?

Лебедев снова поднялся с места.

– Нет, – сказал он спокойно, – вы неправильно поняли. Сэра Уилльяма Джонса я считаю выдающимся ученым, однако ни один ученый не может считаться непогрешимым. О работах сэра Уилльяма, относящихся к персидскому и арабскому языкам, судить не могу, но что касается его санскритских переводов, то здесь я обнаружил некоторые погрешности. Полагаю, что долг каждого человека, любящего науку, состоит в том, чтобы устранить ошибки и восстановить истину. Не так ли, джентльмены? Надеюсь, что сам сэр Уилльям согласится со мной, как я согласился бы с тем, кто указал бы мне на недостатки в моих собственных работах. Повторяю: транскрипция индийских слов в трудах сэра Уилльяма не соответствует правильному произношению этих слов, а это приводит и к ошибкам при переводе… Я обращаюсь к мистеру Кольбруку, которого считаю прекрасным знатоком восточных языков: пусть он скажет по совести – прав я или неправ.

Кольбрук снова оказался в центре всеобщего внимания. Но на этот раз смущение его было неподдельным, а положение – затруднительным. Он сказал уклончиво и осторожно:

– Возможно, что некоторые неточности имеются, но устранить их очень трудно… Европейский алфавит не приспособлен к тому, чтобы верно передать истинное звучание индийских слов, так же как персидских или арабских…

– О, мистер Кольбрук, – воскликнул Лебедев, – неужели вы действительно так думаете? Не обвиняйте европейскую письменность: не она причина ошибок, а недостаточно глубокое и точное знание санскрита… Сэр Уилльям черпал свои знания у почтенных, образованных пандитов, но беда в том, что они плохо знают английский язык и потому не могут правильно судить ни о транскрипции индийских слов, ни о переводе…

Тут председатель, хранивший до сих пор суровое молчание, заговорил.

– Кажется, мистер Лебедев позволяет себе учить нас грамоте! – сказал он своим высокомерным тоном.

– Да нет же, сэр Уилльям! – горячо возразил Герасим Степанович. – У меня и в мыслях этого нет. Хочу помочь общему делу – только и всего!

– Воспитанные люди не навязывают помощи тем, кто их об этом не просит, – оборвал его Джонс.

Лебедев поднял голову и, глядя прямо в глаза Джонсу, ответил с достоинством:

– Я происхожу из бедной семьи и потому не получил такого воспитания, как другие. Думаю все же, что желание помочь людям не заслуживает порицания… Что касается моих знаний, то я в них уверен, хотя не имел чести учиться в Оксфордском или Кембриджском университете. Мне посчастливилось найти учителя, который не только блестяще знает древний и современный индийские языки, но и европейски образован… К тому же многие звуки в моем родном русском языке очень похожи на санскритские, поэтому мне легче, чем англичанину, усвоить правильное индийское произношение.

– Если мистер Лебедев считает себя таким великим ученым, – ядовито заметил Ламберт, – зачем ему нужна наша помощь?

– О боже, – сказал Герасим Степанович с горечью, – до чего же вы несправедливы, господа! Признаюсь, я не ожидал такого приема…

Уилльям Джонс снова прервал его:

– Вам не приходится жаловаться на недостаток гостеприимства со стороны англичан. Вы явились из страны, которая – не лишним будет напомнить – ведет политику, враждебную нам, и тем не менее получили здесь и заработок и приличное положение. Вам надлежит проявлять скромность и знать свое место… Вы ведь артист, не так ли? Что бы вы сказали, сударь, если бы мы… – он широким жестом указал на всех присутствующих, – если бы мы стали учить вас музыке и пению?

Лебедев был бледен. Он с трудом сдерживал накипающее возмущение.

Неожиданно в спор вмешался судья Хайд:

– Не совсем понимаю, сэр Уилльям, – обратился он к председателю, – в чем повинен этот джентльмен. Возможно, что его утверждения ошибочны, возможно и обратное. Разобраться в этом должны ученые… А национальное происхождение и профессия мистера Лебедева к данному вопросу имеют весьма отдаленное отношение.

Джон Хайд был человеком почтенным и занимал положение не менее высокое, чем Уилльям Джонс. Его вмешательство подействовало отрезвляюще. Уилльям Джонс спохватился, сообразив, что зашел слишком далеко.

– У меня нет намерения обидеть мистера Лебедева, – сказал он, заметно смягчив тон. – Труд, представленный им, разумеется, будет рассмотрен и наше заключение – сообщено автору.

Затем он объявил заседание оконченным. Члены общества стали расходиться. Лебедев подошел к судье Хайду.

– Благодарю вас, сэр, за доброе слово! – сказал он.

Старик протянул ему руку:

– Приходите ко мне, мистер Лебедев. Я живу в Чауринги.

Герасим Степанович поблагодарил за приглашение и, сделав общий поклон, вышел.

Еще во время заседания он почувствовал себя нехорошо. Его то обдавало жаром, то пробирала дрожь. Болела голова, во рту пересохло…

«Верно, от духоты в закрытом помещении! – подумал он. – А может быть, и от волнения».

Дом его находился неподалеку; он решил пройтись пешком, подышать свежим воздухом. Уже стемнело, но центральная часть города была хорошо освещена. Однако вечерняя прохлада не принесла ему облегчения. Головная боль усилилась, в ушах звенело. Он едва добрался до своей калитки, с трудом поднялся по ступенькам веранды. Заслышав шаги, Сону выбежал навстречу. Герасим Степанович в изнеможении опустился в кресло. Сону принялся было рассказывать о своем сегодняшнем приключении, но вдруг умолк, с тревогой глядя на учителя. Тот сидел с закрытыми глазами, тяжело дыша. Тело его содрогалось от озноба, лицо пылало. Сону поднял его и бережно понес в спальню.

…В тот же час в кабинете помощника полицейского шерифа капитан Ллойд опять беседовал с владельцем Вокс-холла:

– Жаль, что вы упустили второго, Джи-Джи (в полицейском управлении за Джозефом Джекобсом закрепилась эта фамильярная кличка). А этот мальчишка глуп и ни черта не знает. Единственное, что я смог у него выудить, это то, что другой слуга русского ночью ездил в рыбачьей лодке с каким-то высоким стариком.

– Куда? – поинтересовался Джекобс.

– Этого он не знает. Говорит, далеко…

– Врет!

– Нет, – сказал капитан, – думаю, не врет.

– Пошлите его вместе с одним из ваших агентов на рыбачью пристань. Пусть разыщет старика.

– Так и сделаю, – сказал Ллойд. – Этой же ночью. А утром придется его выпустить.

Джекобс посоветовал:

– Стоило бы привлечь этого парня. Через него можно узнать обо всем, что происходит в доме ученого индуса.

– Пожалуй! – согласился Ллойд. – Но от него пользы мало. Вот если бы поймать второго…

– Поймаем и того! – успокоил его Джекобс; он закурил сигару. – А знаете, капитан, – сказал он, выпуская несколько колец ароматного дыма, – оказалось, что с мистером Суоном мы старые знакомые.

– Вот как! Откуда же?

– Лет семь-восемь назад мы познакомились на одном судне… Подозрительный тип, скажу я вам!

– Так я и думал, – глубокомысленно произнес Ллойд.

VI
Гопей Подар

Душная июльская ночь. От болотистых берегов и далеких джунглей несет жаркой сыростью. Над рекой висит густой молочный туман. Гопей Подар (так зовут старого рыбака) возится у лодки. Рядом горит плошка, наполненная конопляным маслом.

Из туманной мглы вынырнула какая-то фигура. Почувствовав прикосновение к плечу, Гопей обернулся.

– Я все-таки нашел тебя, хотя это было нелегко… – Человек говорил на языке хинди.

– Туман, – сказал рыбак. – А ты кто таков?

– Посмотри получше – может, узнаешь. – Человек повернулся лицом к свету. На нем была индийская одежда, но лицом он походил на европейца. Гопей внимательно посмотрел на него. – Узнал, – сказал он. – Чего ты хочешь?

– Не знаешь ли, куда девался Сону? Я был в этом доме. Он заколочен и пуст.

– Знаю, – сказал рыбак. – Сону уехал вместе со своим сахибом в деревню.

– Зачем?

– Сахиб очень болен. Уже давно.

– Где это? Мне очень нужно видеть сахиба и Сону.

– Ты приехал из Чандернагора?

– Да. Только сегодня.

– Незачем было возвращаться сюда. Достаточно оттуда подняться на несколько косов вверх по реке, затем переправиться на левый берег.

– Жаль! Я не знал. А ты не согласился бы отвезти меня туда?

Рыбак помолчал.

– Я собирался плыть в противоположную сторону, – сказал он. – Но… если тебе очень нужно…

– Да, – сказал пришелец. – Очень!

– Садись. – Гопей указал на лодку.

– Благодарю, отец! Я заплачу, сколько ты сам скажешь.

– Это не важно, – сказал старик. – Я помогу тебе, потому что мне понравилась твоя речь. В тот раз, когда ты объяснял Сону, я слушал и много думал потом.

– Приятно слышать, отец!

– Инглисы уже взяли Чандернагор?

– Да. Вчера ночью.

– Я слышал стрельбу, – сказал рыбак. – Хорошо, что ты успел уйти…

* * *

В феврале 1793 года вспыхнула давно подготовлявшаяся война между Англией и Францией. Британское правительство Уилльяма Питта возглавило коалицию монархических держав Европы для вооруженной борьбы против французской республики. Задача их состояла в том, чтобы огнем и мечом подавить революцию во Франции, уничтожить очаг освободительных идей, восстановить ненавистную народу королевскую власть.

Наряду с этим британские правители преследовали и другую цель. Франция была давнишней соперницей Англии в мировой торговле, она оспаривала у англичан первенство на морях и в заморских колониях. Теперь представлялся случай убрать с дороги опасного конкурента.

Начавшись в Европе, военные действия распространились почти на весь земной шар.

В Индию вести о войне пришли в мае. Генерал-губернатор лорд Корнуоллис решил немедленно захватить французские владения на берегах Индии. Осуществить это не представляло труда: немногочисленные французские поселения были со всех сторон окружены британскими территориями, не имели ни сильных гарнизонов, ни хороших укреплений. Рассчитывать на помощь из Франции они не могли, так как французская республика была всецело поглощена обороной страны от иностранных интервентов и внутренних контрреволюционных сил. Быть может, раньше, когда англичане вели войну с майсурским султаном Типу, Франции удалось бы создать в Индии антибританский блок, но эта возможность была упущена. В 1792 году Типу-султан потерпел поражение. Майсур хотя и сохранил свою независимость, но был ослаблен, потерял значительную часть своей территории и нуждался в длительной передышке.

При таком положении вещей судьба французских колоний в Индии была предрешена.

Овладеть мелкими поселениями: Чандернагором, Карикалем, Янаоном, Маэ – было совсем просто. Несколько труднее казался захват Пондишери, но и там сомневаться в исходе не приходилось. И все-таки английское командование хотело избежать всякого риска. Лорд Корнуоллис выехал в Мадрас, чтобы лично руководить операциями крупных сил английской армии и флота против горсточки французов, засевших в Пондишери.

* * *

Подгоняемый легким попутным ветром, баркас двигался быстро. Вода была темна и спокойна. Сквозь густую мглу вдали виднелся слабый свет – очевидно, береговые огни. Два человека в лодке вели негромкую беседу. Вернее, говорил старик, а другой слушал, время от времени задавая вопросы.

– Я ушел оттуда более двадцати лет назад, – рассказывал Гопей. – В то время наш край постигло великое бедствие. Дожди сильно запоздали, а потом начались ливни. Реки вышли из берегов и залили поля. То, что уцелело от засухи, погибло от наводнения…

– Разве у вас нет плотин, чтобы защищаться от наводнений?

– Райотам не под силу их строить, Джон Компани ⁴¹41
  Джон Компани – так в те времена индийцы называли Ост-Индскую компанию. Не понимая значения слова «компания», они представляли себе завоевателей Индии в виде какого-то одного богатого и могущественного англичанина.


[Закрыть] об этом не думает. Собрать побольше податей – вот его забота… Да, все погибло тогда на полях и в садах! Так было у многих в нашей деревне и в других деревнях. Те, которые сохранили прежние запасы, зарывали их в землю. Однако запасы эти скоро истощились. Джон Компани имел у себя в амбарах много риса, он стал продавать его по очень дорогой цене, так что даже самые богатые из райотов не могли накормить своих жен и детей. Голодные годы случались и прежде, но такого голода мне еще не приходилось видеть, хотя я прожил здесь больше шестидесяти лет. Крепкие мужчины становились тощими, как бамбук, и слабыми, как малые дети. Каждый день кто-нибудь умирал. В моем доме первой умерла жена, за ней дочь и младший сын… Отец мой был очень стар. Он ел меньше нас и умер позже своих внуков… Осталось нас двое: я и старший сын. Мы надеялись дотянуть до осени, чтобы посеять «боро».

– Что это такое?

– Весенний рис. Его сеют поздней осенью, а жатву снимают весной. Есть еще осенний рис – «аус» и зимний – «аман»… Но те посевы погибли, и осталась только надежда на «боро». Может быть, это и удалось бы, однако на нас обрушилось другое несчастье. Новый говернор-сахиб ⁴²42
  Так называли индийцы английского генерал-губернатора.


[Закрыть] послал по всей стране людей, чтобы собрать налоги.

– Уоррен Хастингс?

– Что нам в их именах! Может быть, его звали так, а возможно, иначе…

– Что же они могли собрать, если земля ничего не уродила?

– До этого им не было дела, – вздохнул Гопей. – Сборщики ворвались в селение, словно дакоиты, с множеством солдат… Шарили в домах, в амбарах, садах… Искали на деревьях, в колодцах, под землей… И если находили немного риса или чего-нибудь другого, хижину сжигали, а хозяев били до смерти. А если и не находили, все равно били: может быть, райоты покажут, где у них припрятано… Меня связали вместе с сыном, били палками и плетьми. Каждый из нас двоих старался подставить свою спину, чтобы отвести удар от другого… После этого люди покинули селения и ушли.

– Куда?

– В разные места. Уходить тоже было опасно: на дорогах сторожили солдаты. Они ловили беглецов и насильно возвращали их в покинутые деревни. От этих демонов можно было укрыться только в джунглях, ибо тигры, леопарды и кобры были добрее их.

Мы прожили в лесах долго. Питались плодами и, подобно птицам, строили себе гнезда на деревьях… Потом мы вышли оттуда. Брат с двумя сыновьями вернулся в селение, он ни за что не хотел расстаться со своим клочком земли… Они жили вблизи того места, где теперь находятся Сону и его господин…

– Ах, вот что!

– Брата моего давно нет в живых, – сказал Гопей. – Один из его сыновей ушел в город, нанялся в армию. Сахибы хорошо платят сипаям. А другой живет там и теперь, его зовут Буксу.

– Почему ты не вернулся вместе с ним?

– Сам не знаю… Селение стало мне чужим. Мы пошли в Калькутту. Носили тюки в порту, скопили немного денег. Купили лодку и сети. Здешние рыбаки не хотели нас принять в свою среду, так как мы были из другой касты, и мы стали рыбачить отдельно…

– А где твой сын?

– Умер… Голод, пытки, дикие звери не одолели его, а когда напала болезнь, ее он уже не смог победить…

Оба умолкли. Лодка шла быстро.

– Инглисы очень сильны. Они взяли Чандернагор в один день. Им это не стоило никакого труда.

– Да… – отозвался спутник. – Но так будет не всегда и не везде.

– Хорошо, если ты прав!.. – вздохнул рыбак; нельзя сказать, чтобы голос его звучал очень уверенно. – Нужно быть осторожным, сахиб! Тебя ищут.

– Откуда ты знаешь?

– Недавно меня повели в полицию. Начальник спросил, кого я возил ночью вместе со слугой Суон-сахиба.

– Что ты ответил?

– Что перевозил по реке много людей и не знаю, кто им нужен. Он угрожал мне тюрьмой, но тюрьма меня не страшит.

– Откуда он мог узнать об этом?

– Кто-то наблюдает за тобой. Будь осторожен.

Туман рассеялся. На горизонте виднелись два крошечных облачка, розоватых, как крылья фламинго. Надвигался стремительный тропический рассвет.

Старик взглянул на небо:

– Будет буря!

– Буря?

Небо было таким ясным, что мысль о буре казалась нелепостью.

– Надо спешить! – Гопей быстро убрал парус. – Я сяду за правое весло, а ты возьми другое. Нужно успеть добраться туда… – Он указал на большую заводь близ левого берега.

Старик оказался прав. Подул северо-западный ветер; порывы его становились все сильнее. Солнце заволокло серой дымкой.

Минут через пятнадцать ураган разразился. Доносились глухие раскаты грома, но дождя не было. Огромные волны вздымались на реке, превратившейся в бушующее море.

Грести становилось все труднее и труднее. Волны обрушивались на баркас, швыряли его, как мячик. Промокшие до нитки гребцы налегали на весла, выбиваясь из сил.

Наконец удалось ввести лодку в бухточку. Старик, пригибая голову под бешеным вихрем, старательно закрепил якорь. Его спутник, готовясь спрыгнуть на отмель, выпрямился и мгновенно был сбит мощным порывом ветра. Он попытался подняться, но ощутил мучительную боль в правой ступне. Кое-как, опираясь на руку Гопея, он сошел на берег и опустился на песок.

Гопей лег ничком, уткнув лицо в землю. Другой последовал его примеру. Ураган свирепствовал. Тучи песка и пыли проносились над их головами. Свист ветра и раскаты грома не умолкали.

Так продолжалось около часа; затем буря стала постепенно стихать и наконец прекратилась вовсе. Оглушенные и продрогшие, они подняли головы.

– Плохо! Кажется, нога сломана.

Гопей наклонился, осторожно ощупал больное место.

– Нет, – сказал он, – только сильный ушиб…

Он пошел к лодке, стал вычерпывать из нее воду глиняной кружкой. Затем вернулся и с неожиданной в этом иссохшем теле легкостью поднял больного и бережно понес его. Лодка глубоко врезалась в песчаную отмель, оттолкнуть ее было нелегко. Все-таки Гопею это удалось; он снова поставил парус.

– Вытяни ногу, сахиб, и сиди не двигаясь. Ветер опять попутный, теперь уже недолго…

Он стал действовать кормовым веслом. Баркас выбрался из бухты и вошел в фарватер.

Они плыли вверх по реке еще часа три. Наконец Гопей причалил к берегу, поросшему высоким камышом. Снова он перенес пострадавшего на берег; тот был в забытьи от боли, усталости и голода. Подведя лодку к зарослям, старик закрепил якорь.

– Потерпи еще немного, сахиб! – сказал он. – Я пойду за людьми.

Старик исчез. Больной лежал на спине, стараясь не шевелить ногой; при малейшем движении начиналась резкая, невыносимая боль.

Наконец он услышал голоса и шаги. Приподнял голову и увидел Гопея; с ним были Сону и еще два индийца.