Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Евгений Токтаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Собственно, тут долго размышлять было не о чем. Глупо предаваться софистике, сидя на дне, если не умеешь дышать под водой. Однако отправляться на поиски Никодима, дабы объявить о своём согласии, Антенор не торопился. Продолжал сидеть за столом, и отстранённо поглядывал на пару ранних посетителей, зашедших в «Себек-Сенеб».

Сколько бы он так просидел, неизвестно, но, как видно, кому-то из богов приспичило поторопить события.

В зал вошёл, даже можно сказать вбежал человек, загорелый дочерна и заросший курчавой бородой до самых глаз. Он подскочил к Мойре столь проворно, что Антенор на мгновение напрягся и привстал.

– Где Никодим?

Мойра кивнула головой в сторону перистиля и человек, не сказав более ни слова, убежал туда.

Через пару минут он появился снова, на пару с Никодимом. Тот как-то странно покосился на Антенора и сказал ему:

– Пошли-ка с нами, дорогой.

– Что-то случилось? – спокойно поинтересовался Антенор.

– Вопрос ещё один к тебе остался.

– Так задавай.

– Нет, тут идти надо.

– Ну пошли.

На улице Никодим сказал:

– Я сразу понял, что ты непрост, парень, но ты всё равно меня удивил.

– Чем удивил? – недоумённо спросил Антенор.

Никодим не ответил. Они прошли всю улицу из конца в конец и повернули за угол. Антенор не выказывал беспокойства, хотя внутренне напрягся изрядно.

Повернули ещё за один угол и тут Антенор увидел Диона и Сахру. Они стояли нос к носу с тремя мужами, явно недружелюбно настроенными.

Сахра поглядывал на них исподлобья и ладонью потирал кулак, а Репейник вальяжно привалился к стене дома и засунул большие пальцы рук себе за пояс. Он выглядел совершенно спокойным и даже расслабленным. На мостовой стоял на карачках и с глухим мычанием покачивался четвёртый парень, довольно крепкого телосложения. Рядом с ним сидел, баюкая руку, пятый.

О том, что тут произошло, Антенор догадался сразу без лишних слов. То, что Никодим потащил его сюда, говорило ровно об одном – тут прозвучало его, Антенора, имя. Стало бы артельщики, потеряв его, не плюнули на случайного попутчика, в их занятиях совершенно бесполезного, а пошли искать. Начали расспрашивать местных. Зная Диона, можно предположить, что не слишком учтиво. Само собой, местные прицепились к Репейнику. Возможно, причина их интереса была другой, но Антенор уже знал, что Репейник никогда за словом в карман не лезет и запросто раздует пожар из любого уголька, даже там, где не было никаких причин нарываться на неприятности. А тут с ним Сахра, о кулак которого пара людей Никодима ушиблась. О том, что это именно люди бывшего фалангита, даже не стоило спрашивать. И так понятно.

– Дион! – крикнул Антенор, – ты что, вызволять меня пришёл? Да я вроде не в колодках.

– Смотри-ка, и впрямь жив-здоров, – усмехнулся Репейник, – не соврали.

– Зачем вы покалечили моих людей? – грозно поинтересовался Никодим.

– Ну почему покалечили? Сейчас очухаются. Просто они мне грубили, а я грубиянов не люблю.

Никодим перекинулся парой слов со своими. Антенор приблизился к Репейнику, тот повёл носом и всплеснул руками:

– Ах ты зараза! Мы его по всему Сидону ищем, а от него разит, как из винного погреба!

Никодим снова повернулся к ним.

– Ладно, разобрались. Замнём.

Он кивнул своим людям, и они потянулись прочь, бросая недовольные взгляды на пришельцев. Помогли увечным встать и увели с собой.

– Мы можем идти? – спросил Антенор.

– Не держу, – ответил фалангит.

– Ну тогда будь здоров, Никодим.

Фалангит покосился на Диона, Сахру, потом снова посмотрел на Антенора.

– Бывай. Но ты запомни – я от своих слов не отказываюсь.

Он повернулся и пошёл прочь.

– Какой, однако, интерес к моей скромной персоне, – вполголоса пробормотал Антенор, глядя ему вслед, – и чем я такое заслужил?

Глава 7. Вторжение

На следующий день в городе не произошло ничего примечательного. Артельщики сидели на заезжем дворе и развлекали себя игрой в кости, пили вино. Утром и вечером выбирались в город погулять, потолкаться на рынке и в порту. В обед дремали. Антенора удивляло, что они не искали заказчиков. На осторожные расспросы отвечали уклончиво.

Он поговорил с Аполлодором и предложил свои услуги в качестве кашевара. Временно, пока не подыщет работу. Откровенно говоря, они и без него прекрасно обходились, но Аполлодор с предложением согласился. Македонянин им всем понравился.

На второй день, слоняясь с Репейником по городу, Антенор заметил Хорминутера. Египтянин в сопровождении раба направлялся прямиком во дворец царя Абдалонима. Стража пропустила его туда без вопросов и проволочек.

Чуть поодаль за египтянином шёл уже знакомый сириец, коего звали Ил-Маади. Он шествовал вальяжной походкой, отщипывал кусочки от лепёшки и отправлял в рот, глазея по сторонам. Праздно, как могло показаться простому обывателю, но не Антенору. Сириец нет-нет, да поглядывал в сторону египтянина. Македонянин вспомнил предостережение Аристомена и ответ Хорминутера, что в обиду его не дадут. Стало быть – «пастух».

В этот раз Антенор благоразумно не стал давать волю своему любопытству и потащил Диона прочь. Вечером, после ужина наведался в «Себек-Сенеб» почесать языком с Никодимом, повспоминать товарищей, а на самом деле лишний раз поглазеть на Мойру. Как раз к тому времени и Хорминутер вернулся.

Когда закатное солнце наполовину погрузилось в море, Антенор решил, что пора и честь знать. Покидая гостеприимное заведение, он наступил в потёмках коту на хвост. Местный «главный», уже знакомый македонянину, издал истошный вопль и метнулся из тени к очагу. Антенор от неожиданности выругался, едва не треснулся лбом об косяк и смущённо ретировался. Никодим фыркнул, а одна из рабынь Хорминутера, финикиянка, всплеснула руками.

– Абби! Тебя где носило, разбойник? Я думала, тебя мышь бешеный укусил сто раз! Опять к этой рыжей лахудре шатался?

– Мр-р-р?

– Ай ты… Меня на эту дуру облезлую променял, да?

Кот закрутился у рабыни под ногами, задрав и распушив хвост.

– И не выпрашивай, Абби, – строго сказал Хорминутер, – иди работай, я вчера мышь в кладовке видел.

– Мр-р-р?

– Ему до твоих мышей сейчас дела нет, – усмехнулся Никодим, – элафеболион на дворе, все мысли о бабах.

Хорминутер подсел к македонянину.

– Дело у меня к тебе есть, дружище. Просьба.

– Какая? – не меняя ленивой позы поинтересовался Никодим.

Он грыз фисташки, на столе возле него лежала внушительная горка.

– Наш александрийский друг попросил меня разузнать про одного человека. Я ходил к Итту.

– Причём здесь он? – спросил Никодим.

– Итту должен знать всех, как я надеюсь, кто состоял подле Эвмена.

– А какое нашему александрийскому… – македонянин сплюнул в ладонь скорлупу, – … другу, дело до Эвмена, который помер?

– Я не интересовался, – ровным голосом заявил Хорминутер.

Аристомен, конечно же, рассказал ему о своей встрече с Фарнабазом во всех подробностях.

– Однако не вижу причин, чтобы отказать ему в сей необременительной просьбе.

– Зато вижу я… – пробормотал македонянин, снова сплюнув скорлупу, на сей раз неудачно, мимо ладони.

– Никодим… – укоризненно покачала головой возникшая из ниоткуда Месхенет.

– Но для тебя, госпожа моя, я на всё готов, – треснул себя кулаком в грудь македонянин, взглянув на жену хозяина, – ты же знаешь.

– Я про свинство твоё, – ответила Месхенет, – иди на улицу плюйся.

– Девочки пол вымоют, – отмахнулся здоровяк.

Кот запрыгнул Хорминутеру на колени.

– Мр-р-р-р-р.

– Вашти, – обратился хозяин к рабыне, – налей молока этому бездельнику.

Финикиянка покинула зал, кот со всех ног поскакал за ней.

Хорминутер снова повернулся к Никодиму и негромко произнёс:

– Я солгал тебе. Один из людей Эвмена, полагаю из числа ближайших, должен знать, где находится наследник Александра, Геракл.

– Да ладно? – Столь же негромко присвистнул Никодим. – Он ещё жив?

Хорминутер кивнул.

– Итту переписал людей, кто состоял в царском грамматеоне и кого он смог вспомнить. Вот, взгляни.

Он раскрыл перед бывшим фалангитом вощёную табличку.

Никодим посмотрел. Поморщился.

– Старею, что ли? Не вижу ничего.

Месхенет поднесла к нему масляную лампу.

Итту-Бел, уроженец Сидона, был человеком непростой судьбы. Он происходил из знатного рода, был прекрасно образован, знал пять языков, причём и говорить мог и писать даже на египетском. Много лет назад Итту довелось участвовать в восстании финикийцев против персидского царя Артаксеркса. Восстание было жестоко подавлено, а многих уцелевших сидонян продали в рабство. Угодил в рабы и Итту-Бел.

Он сменил несколько хозяев, прежде чем оказался в Афинах, где его купил Эвмен, который приехал туда с царевичем Александром и посольством победителей при Херонее, дабы диктовать условия мира. Предстоял поход в Азию и кардиец подыскивал переводчиков.

Итту прослужил в царском грамматеоне почти семь лет, а после того, как Александр покинул Египет и направился вглубь Азии на встречу с Дарием, Эвмен освободил своего верного раба. Итту вернулся в Сидон. Став вольным, он продолжал числиться на македонской службе, его приставили в качестве советника к царю Абдалониму. А то новоиспечённый царь прежде садовником был, потому нуждался в правильных советах.

Выслушав дело Хорминутера, Итту составил два списка. В первый заносил вообще всех, кого вспомнил, а во второй тех, кого можно было назвать доверенными Эвмена.

На память Итту не жаловался, однако, к сожалению, далеко не для каждого из служителей грамматеона мог указать, чей тот сын и откуда родом. Да и имена часто повторялись, македонская выдумка по этой части проигрывала эллинской. Одни и те же Аминты, Атталы, Филиппы…

Тем не менее список получился внушительный, что весьма озадачило Хорминутера. Больше дюжины имён.

– Сказать, по правде, всех их должен знать Аристомен, – заметил Итту-Бел, – видишь, тут и начальник его есть.

– Одно дело вспоминать чуть ли не бегом, – ответил Хорминутер, – и совсем другое, вот как мы с тобой, за вином и приятной беседой.

Однако даже если вычеркнуть тех, кто явно к делу не мог иметь отношения, оставалось человек десять. Этак за год и о половине не расспросишь.

Хорминутер имел обширные связи, но, как назло, в сей момент мог обратиться лишь к одному помощнику.

Никодим пробежал глазами список и удивлённо хмыкнул.

– Кого-то знаешь? – спросил Хорминутер.

– Никого не знаю, – ответил Никодим, – что странно.

– Ожидал увидеть знакомое имя?

– Да-а… – задумчиво протянул Никодим.

Он поскрёб подбородок, который утром тщательно выскоблил и тот теперь зверски чесался.

– Что нужно узнать про этих людей?

– Живы ли. Если да – где каждый может находиться.

– Н-да… Тут не очень-то разгуляешься. Вот Аминта. Просто Аминта и всё. Я знаю раз, два… – Никодим принялся загибать пальцы, – семь человек с таким именем.

– И что, все состояли в грамматеоне?

– Нет, конечно. Они и читать не все умели.

Хорминутер улыбнулся.

– Я понимаю твои затруднения, но всё же прошу – помоги, чем сможешь.

– Оставь мне этот список.

– Тебе завтра перепишут, – кивнул Хорминутер, – спасибо.

– Я же ещё не сделал ничего.

– Когда ты меня подводил, дружище? – усмехнулся египтянин.

Однако назавтра всем стало не до списков.

Ещё накануне в город с севера вошёл большой купеческий караван и прямо с раннего утра по Сидону будто вода в катаклизм разлились новости, сбивающие с ног не хуже того бурного потока, что рушил Родос.

– Антигон взял Библ! Без боя! И все города к северу открыли ворота!

– Сто тыщ сюда идут! Сто!

– Иди ты?!

– Я сам видел!

– Двести, двести тыщ, все сплошь злющие яваны! – тряслись финикийцы.

– Темень тьмущая варваров! – пугались эллины.

– Ах ты ж сука одноглазая… – пробормотал побледневший Антенор, – и сюда дотянулся…

– Да ладно тебе, – совершенно спокойным голосом ответил Репейник, – младенцу же должно быть понятно, что у страха глаза велики.

– Однако египтяне правильно делают, что трясутся, – отметил Аполлодор.

Антенор быстро взглянул на него и тот, оценив выражение лица македонянина усмехнулся и пояснил.

– Да не, я думаю, что тем, кто глаза красит, опасаться Антигона нечего. Я про других «египтян».

Они стояли на улице, подпирая спинами стену дома и наблюдали за охватившей город к полудню суматохой. К ним подошли Протей с Багавиром.

– Похоже, Килл защищать город не собирается, – сообщил финикиец, – в неорионах толкотня, десять триер уже на воде.

На улице появилась голова колонны воинов. Они шли по двое в ряд, в льняных панцирях, шлемы висели на ремнях на груди, щиты в чехлах на боку, копья на плечах, а за спиной туго набитые мешки или корзины. Лица у всех сосредоточенные.

Все, кто не успел убраться с улицы, вжались в стены, пропуская колонну. Антинор считал, но вскоре сбился.

– Трусливые собаки, – Багавир сплюнул себе под ноги.

Один из проходивших воинов повернул к нему голову и ответил тем же. Ещё двое посмотрели на перса, поджав губы. Остальные никак не отреагировали.

Колонна миновала артельщиков. Ей вслед потянулась другая – вереница навьюченных ослов.

– Не в порт идут, – констатировал Аполлодор, – к южным воротам.

Антенор поражался спокойствию своих новых друзей. Казалось, в сошедшем с ума Сидоне только они и сохранили невозмутимость.

Он направился к филакиону. Там картина, которую он себе заранее в голове нарисовал, воплотилась в полной мере – беготня, суета, неразбериха, многоэтажная брань. Поликсен у ворот собачился с грузчиками, что громоздили на телегу сундуки. Аристомена не было видно.

Затем отправился в «Себек-Сенеб». Там никакой суматохи не наблюдалось. Похоже Аполлодор был прав – город покидали лишь люди Лагида, а «настоящие» египтяне не особенно беспокоились. Ближе к вечеру Антенор почувствовал, что многие горожане вздохнули с облегчением, увидев, что Килл не собирается запираться в Сидоне. Тридцать лет прошло, но ещё были живы старики, кто помнил, как по улицам города текли реки крови, когда восставший город взял жестокий Артахшасса Ваука.

Никодим, глядя на бегство людей Лагида лишь злорадно посмеивался, а по лицам Хорминутера и Месхенет Антенор не смог прочитать каких-либо переживаний.

Мойра, как обычно любезно предложила ему хек, от которого он учтиво отказался.

– Да ты чего чернее тучи, друг Антенор? – удивился Никодим, – переживаешь что ли? Брось эти глупости. Подумаешь, власть переменится. Тут уже было такое, когда Лагид припёрся. И тогда драки не было и сейчас не будет. Уж если о чём переживать, так о том, какие налоги выдумает Циклоп. Да и то, зная какие двери открывать, своё при себе всегда оставишь.

– А ты знаешь, какие двери открывать? – спросил Антенор.

– Разберёмся, – самоуверенно заявил бывший фалангит.

Ночью город успокоился. На следующий день исход «египтян» продолжился. Через два дня единственным хозяином в городе остался Абдалоним. Македонян и эллинов у ворот сменили финикийцы. Ворота никто и не думал запирать.

Наконец, вездесущие мальчишки разнесли по улицам новость:

– Подходят!

Жители высыпали на крыши и стены.

По кипарисовой аллее к городу приближалась большая колонна всадников, поражавшая пестротой плащей и конских попон. Абдалоним со свитой вышел из ворот.

Антенору на стену протолкаться не удалось и что снаружи происходило он не видел, но вскоре, миновав ворота, в город вступил всадник на белом коне. Один глаз его закрывала чёрная повязка. За ним следовали гетайры.

Раздались довольно жидкие приветственные выкрики. Под ноги лошадям полетело несколько гроздьев цветов. Большая часть народа хранила молчание.

– Да уж, – усмехнулся Никодим, – мы в Вавилон входили веселее.

– Я не видел, – процедил Антенор.

Никодим покосился на него.

– Тебя прямо корёжит от ненависти.

– Есть от чего, – ответил Антенор, переводя взгляд с одного всадника на другого.

Антигон на не слишком радушный приём никак не отреагировал. За ним следовали телохранители и приближённые. Антенор многих узнал. Здесь были Деметрий, Неарх, олинфянин Андроник, Пифон. Не тот Пифон, что сражался при Габиене. Другой. Этот был отозван из Индии и привёл к Циклопу новых слонов.

Антигон проследовал с парой сотен гетайров в царский дворец. Затем в город вошла хилиархия гипаспистов, тысяча человек. Въехала часть обоза и двор сатрапа. Остальное войско Циклоп проводить через Сидон не стал, дабы не искушать воинов. «Фригийцы», как теперь называли его людей, что эллинов, что варваров, обошли город и разбили огромный лагерь у южной стены.

– Ну вот, – заключил Никодим, – власть переменилась. Теперь будем посмотреть, каково под Одноглазым.

Город гудел, как потревоженный улей. Многие жители спешили запереться дома и прятали жён и дочерей. Царь Абдалоним вышел к народу и объявил, что Антигон обещал не чинить зла жителям Сидона.

К вечеру того же дня на улицах и площадях появились праздно шатающиеся македоняне, коих легко можно было отличить по каусиям, и одновременно с ними вооружённые палками воины в льняных панцирях и фригийских шапках вместо шлемов.

Начали расползаться слухи, будто эти, с палками, отпинали и поволокли на суд кое-кого из своих же, по пьяни решивших, что им тут всё дозволено.

Народ мало-помалу успокаивался.

Вечером перед ужином, когда Антенор и Багавир спорили, какой тимьян лучше добавить к жареному мясу, зелёный или сушёный, Ксантипп спросил Аполлодора:

– Ну что? Когда работать начнём?

– Завтра узнаем, – ответил тот.

Наутро он куда-то ушёл вместе с Протеем. Вернулись они к полудню.

– Ну что, братья, всё в силе, – объявил Аполлодор.

– Что в силе? – спросил македонянин.

– Работать будем, – пояснил Протей.

– С оплатой всё, как договаривались, – добавил Аполлодор.

– Кто начальствует? – спросил Ксантипп.

– Неарх, – ответил Аполлодор, – я лично с ним говорил. Тянуть кота за яйца он не намерен.

– Леса тут мало насушено, – заметил Ксантипп, – я узнавал.

– Неарх сказал, что уже отряжены команды к Ливану. Днями ещё рабов на лесоповал нагонят.

– Из сырого что ли строить будем? – скривился Репейник.

– Скажут, так и из сырого. Тебе-то что? Маши себе топором. Такие деньжищи обещают. А что лес сырой – так они и сами понимают, что скверное это дело, да по всему видать – спешат очень.

– Тут спешить – последнее дело, – поморщился Дион.

– Так вы что… – до Антенора наконец дошло, – Циклопу корабли строить будете?

– Ну да, – ответил Аполлодор.

Антенор помрачнел.

– Чего же раньше молчали?

– Ну как… Видишь, то тут творится? Начали бы языками чесать, а вдруг у Одноглазого чего-нибудь бы сорвалось? Обвинят ещё. Оно нам надо? Мы люди маленькие.

– И много вас тут таких, маленьких людей? – процедил Антенор.

– Хватает, – ответил Протей.

– Не, – возразил Репейник, – хватает простых работяг, а таких как мы всегда не хватает. Мы всюду нарасхват.

Антенор опустился на лавку рядом с котлом. Ему неудержимо хотелось плюнуть в им же сваренную кашу.

На следующее утро он отправился в «Себек-Сенеб» и едва там появился, как его подозвал Никодим.

– Разговор есть.

– Какое совпадение. И у меня к тебе.

– Пошли во двор.

Когда они вошли в перистиль, Никодим зачем-то огляделся по сторонам.

– Ты ведь служил у Эвмена?

– Ну да, – подтвердил Антенор, – я же рассказывал.

– Ты говорил, будто урну с прахом Эвмена его жене отвозил.

– Было дело, – подтвердил Антенор.

– Стало быть, ты из ближайших его друзей, коли тебе такое дело доверили?

– В ближайших он меня числил или нет, теперь уж не узнать, – покачал головой Антенор, – это надо было его спрашивать.

– Я краем уха слышал, – не отставал Никодим, – что многие ваши к Антигону на службу потом пошли.

– Кто-то пошёл, – скривил губы Антенор, – мне с ними не по пути.

– Это я уважаю, – заметил Никодим, – верность уважаю.

Он замолчал, покусывая губу. Антенору показалось, что фалангит мнётся, пытаясь подобрать некие слова, но никак не выходит у него. Расспросы эти его настораживали, и он попробовал переменить тему.

– Я чего пришёл-то. Подумал тут над твоими словами… Вроде как ты меня к себе звал, так я…

– Это всё в силе, – рассеянно кивнул Никодим, не глядя на македонянина.

В перистиле появилась Вашти. Занесла корзинку в одну из кладовок и притворила за собой дверь. Всё это время Никодим следил за ней и рта не открывал. Антенор удивлённо нахмурился.

Фалангит пробормотал себе под нос:

– Ох, не скажет он мне «спасибо»…

– Ты о чём? – не понял Антенор.

Никодим посмотрел на него и сказал:

– Слышал сплетню? Говорят, будто сын Александра жив. Геракл, который.

– Да ну? – удивился Антенор.

– Да вот, представь себе.

Фалангит явно попытался придать голосу нотки равнодушия, но бывший конюх раскусил фальшь сразу. Своим лицом и речью он владел лучше Никодима и изобразил смесь удивления с безразличием так, что комар носа бы не подточил.

– Смотри-ка ты. А столько лет ничего не слышно было. Может врут слухи-то?

– Может и врут. Говорят, мальчишку спрятал кто-то из доверенных Эвмена. И вроде как только он один теперь и знает, где наследник.

– А-а, – протянул Антенор, – так вот ты чего меня расспрашиваешь. Ты извини, я не в обиду… Тебе-то какое дело до того?

– Любопытство заело, – сквозь зубы проговорил Никодим, – вот как тебя, когда ты следил за тем гостем Хорминутера.

Его явно смутило невозмутимое лицо конюха.

– Понятно, – ответил Антенор недрогнувшим голосом, – огорчу тебя – не слышал я про такое.

– Не слышал… – пробормотал Никодим и уставился на свои ноги.

– Так что, насчёт меня?

– Это потом, – сказал Никодим, – я отлучусь по делам, потом поговорим.

Он удалился. Антенор вернулся в зал, плюхнулся на лавку и некоторое время сидел неподвижно. Сердце разогналось так, будто он только что пробежал олимпийский стадий быстрее, чем Демосфен из Лаконии^[35]. Сохранять внешнее спокойствие стоило ему поистине титанических усилий.

Мысли скакали бешенным галопом. Почему Никодим заговорил с ним о мальчике? Что случилось?

Затем, дабы чем-то занять себя и успокоить голову, он увязался следом за Месхенет, Вашти и ещё одной рабыней на рынок. Подрядился тащить корзины.

– Вам же нужно много всякой снеди для гостей.

– Как ты думаешь, много ли сюда влезет? – улыбнулась Месхенет, приподняв небольшую корзинку за ручку одним указательным пальцем. – Для гостей нам всё нужное доставляют, у мужа договор с купцами. А я иду просто прогуляться.

– Ну мало ли что понадобится, – буркнул Антенор, – ты отнеслась ко мне по-доброму, я хочу хоть чем-то отблагодарить.

Месхенет, всё ещё улыбаясь, переглянулась с рабынями, те прыснули в кулаки. Подмигнула Антенору.

– Ну пошли.

На рынке корзинки заполнили мешочки с порошками. Поменьше – сурьмяной для чернения бровей. Побольше – смесь золы с сукновальной глиной для омовений.

– А это что? – спросил Антенор, указав на шарики кифи.

– Жевать, – ответила Месхенет.

– Это съедобное?

– Нет, – улыбнулась египтянка, а рабыни рассмеялись.

– А зачем тогда?

– Чтобы изо рта не воняло, – пояснила Вашти.

Шарики действительно пахли настолько ядрёно и необычно, что Антенор даже предположить не смог, из чего они состоят.

На рынке образовалась толчея куда больше обычного. Кругом одни каусии, соломенные и войлочные шляпы, персидские курпасы. Воины Одноглазого продолжали прибывать в лагерь у стен и многих, как видно, отпустили в город.

Месхенет, Антенор и рабыни дошли до рядов работорговцев. Туда египтянка заглядывать не собиралась. Повернула в другую сторону.

Антенор последовал за ней, взгляд его рассеянно скользил по длинному ряду полуголых мужчин с потухшими глазами, безразличных ко всему женщин и испуганно жавшихся к ним детей.

– Нет, мне баб не надо, – донёсся до ушей Антенора голос важного мужа, который беседовал с работорговцем, – только мужчин. А они у тебя замученные какие-то. Не осилят ведь работу.

– Для рудников они тебе потребны, почтеннейший? – спросил работорговец.

– Почти, – ответил покупатель, – лес валить будут.

Взгляд Антенора задержался на одном из рабов. То был очень смуглый человек, худой и всклокоченный. Всей одежды на нём – серая холстина на бёдрах, повязанная необычным для здешних мест способом. Длинные спутанные волосы и борода, по всему видать, давно уже не знали гребня. Всё тело покрыто шрамами.

Раб этот, единственный из всех стоял прямо и не опускал глаз, хотя и в его взгляде читалось безразличие ко всему. Худоба его явно не была природной, в прошлом он мог похвастаться внушительными мышцами.

– Боги подземные… – прошептал Антенор, – Вадра, это ты?

Он шагнул к рабу. Тот посмотрел на него невидящим взором.

– Вадрасан! – вновь позвал Антенор, – это ты?

Раб нахмурился, прищурился. Потрескавшиеся кровоточащие губы разомкнулись.

– Анте… нор? Вайя, Антенор?

– Да, да! – воскликнул бывший конюх.

Слон протяжно затрубил, подчиняясь командам махаута попятился, остановился и поднял правую ногу.

– Хорош! – цокнул языком Александр.

– Отлично обучен! – сказал раб-диглосс ^[36] Оксиарта, царского тестя. Он переводил слова магараджи гандхаров, – даже у Пурушоттамы нет столь крупного слона. Этот обошёлся магарадже втрое дороже обычного.

– Праапта Айравата! – пробасил воин, сидевший на спине слона позади махаута, разместившегося у того на шее.

– Что он сказал? – спросил Александр.

– Говорит, этот слон – настоящий Айравата. Так они называют царя всех слонов, на котором ездит сам Индра-громовержец.

Махаут круто наклонился вперёд, и слон послушно опустился на колени. Воин спустился на землю. Магараджа представил его, а диглосс перевёл:

– Перед тобой, великий хшаятийя – храбрый Ваджрасанджит, чьё имя означает – «неукротимое оружие Индры». В бою он стоит дюжины самых искусных арштибара! Вот увидишь, твои враги побегут от одного только его вида!

Воин почтительно поклонился царю.

– Доблести воздастся по заслугам, – Александр благосклонно приветствовал индийца кивком головы. Букефал понёс его вдоль выстроившегося для смотра войска прибывших союзников.

Ехавший следом магараджа взмахнул рукой. Слоны свернули хоботы в кольцо и затрубили. Погонщики и воины-индийцы, потрясая оружием закричали:

– Бхадрам те махаатман бах раджан!

Букефал пожелал галопа, пришлось поспешить за царём и Антенору с полусотней продромов, командиром которых он был назначен недавно.

– Вадра, как ты здесь…

Раб оскалился.

– Вайя… Антенор… Саджива… Намас Индра… – проговорил он хриплым низким голосом.

Антенор схватил раба за руки и тут же раздался окрик:

– Эй!

К македонянину подскочил бритоголовый надсмотрщик в кожаной безрукавке. Ткнул палкой в плечо и протараторил нечто нечленораздельное.

– А ну убери палку! – рявкнул на него македонянин.

Подбежал второй надсмотрщик.

– Уважаемый, отойди. Эти рабы уже проданы.

Слово «уважаемый» явно прозвучало насмешкой. Антенор по виду сам не слишком отличался от раба. Надсмотрщик держал в руках свёрнутый кольцами кнут.

Македонянин нехотя отошёл в сторону. Прошептал:

– Я найду тебя, Вадра…

Надсмотрщик щёлкнул кнутом и что-то рявкнул. Рабы потянулись к выходу с рынка. Вадрасан замешкался, и другой надсмотрщик ударил его палкой.

Антенор сжал зубы.

«Найду».

Раб пару раз оглянулся.

Найти, однако, для начала предстояло Месхенет, которая ушла вперёд и не сразу заметила пропажу македонянина. К счастью, она уже сама его искала, и почти сразу они увидели друг друга.

– Ты чего отстал? – спросила египтянка.

Антенор указал на важного господина, покупателя рабов, который шествовал в сопровождении полудюжины крепких мужчин с самоуверенными лицами.

– Кто это?

– Это… – начала было Месхенет, но не договорила, нахмурилась.

– Кто?

– Это управляющий Менесфея.

– Менесфея Доброго? – спросил Антенор.

– Ты знаешь его? – удивилась Месхенет.

Македонянин покачал головой.

– Просто имя слышал.

Египтянка вдруг совсем помрачнела. Антенор проследил её взгляд и увидел, как подле управляющего этого неведомого Менесфея откуда ни возьмись нарисовался Ил-Маади. Они явно о чём-то говорили. Потом сириец повернулся в сторону и кого-то поманил рукой.

– Ну пойдём, госпожа… – заканючила Вашти.

– Подожди, – отмахнулась Месхенет.

– Что случилось? – повторил вопрос Антенор.

Месхенет бросила на него краткий взгляд и снова посмотрела в сторону сирийца с управляющим. К ним подошёл ещё один человек, при виде которого сердце македонянина второй раз за день забилось учащённо. То был один из близнецов.

«Ты погляди, какие люди тут прогуливаются…»

Македонянин сразу поспешил отодвинуться в тень.

– Пойдём-ка отсюда, – сказала Месхенет.

– Что-то случилось? – спросил Антенор.

Она не ответила, но он без слов понял – да, случилось. И явно нечто неприятное.

Глава 8. Должник

Год назад. День накануне битвы при Габиене

– Ах ты, зараза прозорливая, никогда-то он не ошибается… – раздражённо буркнул Антенор, разглядывая из-под ладони пепельно-песчаные клубы пыли, поднятой копытами сотен, если не тысяч лошадей, – кто хоть из богов ему в уши дует?

По совести сказать, ошибался, конечно, кардиец и не раз, но вот не сегодня.

В плотной завесе двигались тени. Одни стремительно, другие, те, что побольше – медленно.

– Проклятье, опоздали… – процедил Филипп.

Он повернулся назад и крикнул, что было мочи:

– Быстрее, кол вам в афедрон! Ради всех ваших богов, даймонов или кому вы там молитесь, ленивые ублюдки! Быстрее!

Кричал он по-эллински, так что отставшие от гетайров пешие варвары, вооруженные дротиками и лёгкими щитами едва ли могли разобрать все слова, но что от них требует этот знатный явана и так было понятно. Большую часть пути они пробежали, держась за попоны лошадей гетайров, но за полдюжины стадий от этого места, гиппарх почуял неладное, приказал всадникам ускориться, и они оторвались от пехоты.

– Не опоздали, – хрипло возразил Антенор, сдвинул на лоб беотийский шлем с пышным конским хвостом на макушке, поудобнее перехватил восьмилоктевой ксистон и крикнул, – смотри, ребята, Циклоп позарился на чужое! Ну что, накажем вора?

Гетайры одобрительно загудели.

– Вперёд!

И тяжёлая лава потекла вниз по склону холма, вытягиваясь в клин, на острие которого, прильнув к конской шее мчался Антенор, сын Эпикрата, конюх, продром, гетайр, гиппарх.

Тени становились всё отчётливее, обретали краски. Совсем скоро в глазах уже зарябило от нарядной пестроты слоновьих попон. Более сотни гигантов выстроились в тяжёлый прямоугольник, вокруг которого катилось, плюясь стрелами, лёгкое колесо из мидийских всадников Одноглазого. Серая крепость медленно продвигалась вперёд, огрызаясь в ответ.

– Молодчина, Эвдам! – Крикнул Антенор.

«Они всё-таки не застали его врасплох!»

И верно, индийский сатрап проявил бдительность, не дал своему отряду растянуться и стать лёгкой добычей. Обоз он укрыл в сердце своей подвижной крепости. Неужто всю дорогу так шёл? Лагерь слоновьего корпуса располагался дальше всех от основного, в самой плодородной части Габиены. Прожорливая она, элефантерия. Умный кардиец предположил, что Антигон попытается перехватить слонов на марше и отправил на помощь Антенора. Бывший конюх не мешкал, но люди Одноглазого всё же появились раньше.