Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Евгений Токтаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

При знакомстве любопытный Репейник сразу пристал к Антенору с расспросами – кто таков и куда путь держишь.

– Видок у тебя, брат, прямо скажем, не цветущий. Тяжёлые деньки настали?

– Они самые, – вздохнул Антенор.

– Что же случилось? Ограбили, или в кости проигрался?

– Не то и не другое. Просто как-то всё… наперекосяк идёт. Давненько уж.

– А есть ли семья?

– Нет никого. Никто дома не ждёт, да и дома-то нет. Странствую вот, от одного угла до другого. Случайными заработками перебиваюсь.

Антенор отметил, что Аристомен искоса поглядывает на него, и как-то очень внимательно.

– Работы нет? – цокнул языком Репейник, – а каким ремеслом владеешь?

Антенор не успел ответить, как Аристомен влез в разговор.

– С Александром до края Ойкумены прогулялся, уважаемый?

– Было дело, – не стал запираться Антенор, коего попутчики сразу определили, как македонянина.

– А что сейчас идёшь один, как перст?

– Вот то-то и оно, что перст. Был я перстом в кулаке, остался сам по себе.

– Что так? – поинтересовался Аристомен, – рука-то никуда не делась и остальные пальцы все на месте.

– Только они теперь растопырены.

– Подался бы в наёмники, всё лучше, чем нищенствовать.

– Может, и подамся, – вздохнул Антенор.

Аристомен ещё некоторое время сверлил его взглядом, но дальше пытать не стал. Некоторое время прошагали в молчании.

– А чем же ты прежде занимался? – спросил Дион, – не с пелёнок же в царёво войско попал.

– Коз пас, – ответил Антенор.

– Коз? – усмехнулся Аристомен, – коз до Филиппа вся фаланга пасла. И даже из нынешних гетайров кое-кто.

– Неужто и правда, никакого ремесла не знаешь? – недоверчиво спросил Репейник.

– Конюхом ещё был.

– При ком-то из царских «друзей» состоял? – спросил Аристомен.

Антенор, которого стала настораживать дотошность всадника, ответил уклончиво:

– Нет. Не из числа «друзей».

– Понятно, – кивнул Аристомен. Дальше расспрашивать не стал.

Что ему стало «понятно» Антенор не выпытывал.

– Да, брат… Тяжко без ремесла-то, – сказал Репейник.

– Да и с ремеслом, как я погляжу, не со всяким будешь на отчизне пузо греть, – заметил Антенор, – иной раз и по чужбине поскитаешься.

– Это ты на нас намекаешь? – улыбнулся Репейник, – мы другое дело. Я-то, конечно, перекати-поле, но вот Аполлодор с Протеем и у себя дома, на Кипре, достаток имели неплохой.

– Что же вас сюда привело?

– Известно, что. Серебро поманило.

– В Сидон? – удивился Антенор, – хорошо заработать здесь надеетесь?

– Ага.

– Прости, уважаемый, я, верно, ранее ослышался. Вы же плотники?

Дион кивнул.

– Плотники. Протей в машинах понимает, а Багавир с Сахрой – литейщики.

– Ты прямо к нему на работу нанимаешься! – хохотнул Аристомен.

Дион пропустил его слова мимо ушей.

– Погоди-ка, – нахмурился Антенор, – так ведь корабельщикам в Сидон ехать на заработки – всё одно, что везти сову в Афины?

– Это с какой стороны посмотреть, – прищурился Дион, – раньше-то мы, конечно, если и кочевали, то недалеко. Из Китиона в Саламин не считается. Однако ходят слухи, что…

– Болтаешь много, Репейник, – резко оборвал его Аполлодор.

– Да что я такого сказал? – удивился Дион, – это же не Сострата подсыл?

– Откуда знаешь?

– Да ладно? – пробормотал Репейник и недоверчиво поглядел на Антенора.

– Кто такой Сострат? – спросил Антенор.

– Один нехороший человек, – нехотя сказал Аполлодор.

– Соперник… – шепнул Дион.

– А я бы послушал сплетни, – снова подал голос Аристомен, – скрашивают дорогу.

Никто, однако, его любопытство удовлетворять не спешил, и всадник отстал от артельщиков. Зато прицепился к Антенору. Несколько раз заводил с ним разговоры на самые разные темы, друг с другом вроде бы не связанные. И исподволь старался по крупицам вытянуть что-нибудь о самом македонянине. Тот напрягся и, будто моллюск в раковине, спрятался, отвечал односложно. Такой интерес к собственной персоне ему совсем не нравился.

Впрочем, Аристомен палку не перегибал и не строил из себя дознавателя. Не получив прямых ответов, изображал равнодушие, менял тему беседы.

За разговорами пролетело время. До Сидона оставался один переход, одна станция ангарейона, которая за годы своего существования превратилась в постоялый двор.

Когда впереди появилась изгородь, Антенор обратил внимание на сборище птиц, низко круживших чуть в стороне от дороги. Это были падальщики. Он указал на них Репейнику.

– Стервятники, – сказал тот. – Может, скотина пала или волки кого загрызли.

– Тут волки не водятся, – возразил Протей, – скорее гиены или львы.

Антенор непроизвольно потянулся рукой к несуществующей рукояти меча. Протей заметил его движение, усмехнулся.

– Погляди-ка сюда.

Он откинул край циновки, укрывавшей добро артельщиков. Антенор увидел рога лука, укреплённого на… Как же эта штука называется? Македонянин нахмурился, напряг память.

– Это «брюшной лук», гастрафет, – подсказал Протей.

– Слышал о таком, припоминаю, – сказал Антенор, – но вижу впервые.

– В Сиракузах придумали, лет сто назад. Вот эта штука, к которой крепится лук, называется сирикс^[21]. А вот в этом пазу ходит диостра,^[22] – Протей коснулся зубчатой детали, на локоть торчавшей перед луком, – упираешь её в землю, а сам пузом наваливаешься на сирикс. Он идёт вниз и натягивает тетиву. Руками не натянуть. Ну а потом всё просто. Укладываешь стрелу в желобок, целишься, нажимаешь вот на этот рычаг.

– Хитро придумано, – оценил Антенор.

– Гастрафеты применялись при осаде Тира, Газы и Галикарнаса, – сказал Аристомен, – и такие, и эвтитоны^[23] побольше. Неужели не видел?

– Я не был в Тире и Галикарнасе, – ответил Антенор.

Обе повозки остановились возле ворот.

– Прибыли, – сказал Аполлодор.

Навстречу путникам вышел человек, раб хозяина постоялого двора. Аполлодор сказал ему, что путешественники желают переночевать в сём гостеприимном заведении. Раб кивнул, распахнул ворота и показал, где поставить телеги и куда загнать волов.

Багровый диск солнца уже коснулся горизонта. Стремительно сгущались сумерки. Антенор предполагал, что свободных комнат в заезжем доме не найдётся. Ожидал увидеть во дворе под завязку нагруженные купеческие возы и многолюдную компанию внутри, потому был немало удивлён, когда ничего подобного не обнаружилось. А ведь тракт в это время года весьма многолюден. Почему здесь так пусто?

Возле дома, под навесом, располагалась коновязь. Там стояли пять лошадей. И всё. А вместиться могло два десятка.

– Хорошие лошадки, – со странной интонацией проговорил за спиной македонянина Аристомен.

Антенор повернул голову, скосил взгляд на всадника. Тот рассматривал привязанных лошадей и выглядел встревоженным.

– Ты чего? – спросил Антенор.

Тот не ответил, только головой помотал. Антенор пожал плечами и прошёл в дом, следом за артельщиками, которые уже скрылись внутри.

Небольшой обеденный зал заезжего дома был освещён примерно наполовину. Посередине комнаты стоял деревянный столб, поддерживавший крышу. В него был вбит крюк, на котором висел масляный светильник. Ещё один светильник стоял на столе в дальнем от входа углу. Там расположилась какая-то компания, Антенор беглым взглядом насчитал четыре человека. Горел очаг, освещая другую половину зальчика. Рядом с огнём сидели ещё два человека. Раб, выходивший встречать, ворошил кочергой раскалённые угли.

Снаружи холодало, а внутри натоплено жарко, Антенора сразу бросило в пот.

Македонянин сел за стол с артельщиками. Финикиец-паломник разместился за соседним. Приблизился хозяин заведения.

– Почтеннейший, – поинтересовался Аполлодор, – есть ли свободные комнаты?

– Найдутся, – мрачно, совсем не гостеприимным тоном бросил хозяин, – что ещё желают господа?

– А пожевать чего найдётся? – нетерпеливо поинтересовался Багавир.

– Баранина, только что зажарена. Как вас дожидалась. Ячменная похлёбка, остыла уже, но подогреем. Маринованные оливки, – перечислил хозяин.

– Всё тащи, – довольным тоном объявил Багавир.

– А вино? – спросил Репейник, – вино какое есть?

– Разное. Есть египетское финиковое…

Дион поморщился.

– …есть местное, есть ликийское.

– Хиосского нет?

– Нет.

– Ты не смотри так, мы заплатим.

– Хиосского нет, – покачал головой хозяин и удалился.

– Похоже, он не поверил в нашу платёжеспособность, – сказал Репейник, поглядывая вслед хозяину.

– Не думаю, – возразил Антенор, – он не предложил заплатить вперёд или показать деньги. Видать, неплохо читает по лицам, кто способен заплатить, а кто нет. Готов поспорить, если бы я был один, то для меня и ячменной похлёбки бы не нашлось, пока не выложу на стол монеты.

– Может кости кинем, покуда ждём? – предложил Ксантипп.

– Давай, – согласился Репейник и окликнул раба, – эй, парень, принеси-ка нам стакан.

Раб подал деревянный фимос, стакан для встряхивания костей. Дион пошарил пальцами в поясе и вытащил три кубика с вырезанными углублениями-точками на гранях.

Бросили кости раз, другой. В дальнем углу скрипнула скамья, и из-за стола поднялся человек. Вальяжной походкой приблизился к артельщикам. Остановился в трёх шагах, ковыряя щепкой в зубах. Большой палец левой руки он держал за широким кожаным поясом рядом с длинным ножом в украшенных бисером ножнах. Мужчина был темноволос, бороду, как видно, брил, но явно не часто. Зарос густой щетиной.

Некоторое время человек не произносил ни звука, хотя все взгляды были обращены к нему. Наконец, хрипло выдавил:

– Кто такие?

– Да ты, парень, невежа, – сказал Дион.

Человек усмехнулся и повторил вопрос более требовательным тоном.

– Кто такие?

Слова он сильно растягивал, что вкупе с перегаром выдавало – принял он на грудь уже немало.

– Мирные путешественники, – остановил закипающего Репейника Аполлодор, – едем по своим делам. А ты кто будешь, добрый человек?

«Добрый человек» перевёл взгляд на Аполлодора, обернулся к своим товарищам (те не спеша поднялись со своих мест), потом снова посмотрел на старшего артельщиков.

– Ты, хер с горы, вопросы будешь задавать, когда я разрешу. А я не разрешал. По каким делам едете? И куда?

Антенору показалось, будто самое время размять шею, что он немедленно и сделал, покрутив головой. Сахра неспешно закатывал рукав. Остальные не шелохнулись.

Трое товарищей «доброго человека» неторопливо приближались. У всех четверых на поясах красовались внушительные ножи, а один поигрывал узловатой палкой. Антенора это обстоятельство не смутило, от драки он никогда не бегал. Разве что настораживала наглость задир. Казалось, им было совершенно наплевать на численное превосходство артельщиков, да и размер кулаков Сахры, которые тот демонстративно положил на стол, не беспокоил. На всякий случай Антенор пробежал взглядом по сторонам, высматривая возможную подмогу противнику.

– Ты действительно невежа, парень, – сказал Аполлодор, – хочешь получить урок подобающего поведения?

Тот не ответил. Молча продолжал грызть щепку, которой только что чистил зубы, и бесшумно отбивал пальцами какой-то ритм по ножнам. Антенор заметил, что у одного из его товарищей плащ как-то странно оттопыривается назад и чуть вбок. Меч. Это уже серьёзно. Однако только он об этом подумал, как заметил, что Ксантипп незаметно пододвинул ближе к себе небрежно брошенный на лавку плащ, из-под которого высунулась рукоять персидской махайры^[24].

До неё, однако, дело не дошло. Один из товарищей «доброго человека», обликом сириец, приветствовал артельщиков на арамейском:

– Мир на вас, почтенные.

Другой коснулся локтя задиры.

– Остынь, Паламед. Не приставай к этим добрым путникам.

Он шагнул вперёд из-за спины задиры и посмотрел на Аполлодора.

– Прошу простить нас, уважаемые. Мой брат немного перебрал. Страсть как любит кулаки почесать под этим делом. Не сердитесь.

Теперь, когда лицо человека, остановившего задиру, не было скрыто в тени, Антенор видел, что они похожи друг на друга, как две капли воды. Близнецы.

Левый близнец что-то недовольно буркнул, повернулся и слегка шатающейся походкой направился к своему столу. Правый полез за пазуху и вытянул наружу круглую медную бляху на цепочке.

– Скажите, добрые люди, вы не встречали в дороге кого-нибудь с таким знаком?

В полумраке зала видно было плохо, но Антенор, прищурившись, всё же разглядел изображённого на медальоне Гермеса в крылатых сандалиях. Такие знаки при Александре выдавались ангарам. На оборотной стороне изображался профиль царя, такой же, как на монетах. Раньше знаки гонцов были золотыми с чеканным человеко-орлом Ахеменидов. Горе тому, кто осмеливался позариться на знак. В нынешние же беззаконные времена знак ангара с большей вероятностью гарантировал владельцу безвременную кончину, нежели беспрепятственное получение пищи и сменных лошадей на станциях ангарейона. Потому Лагид, теперешний хозяин здешних мест, выдавал гонцам медные бляхи. Вместо профиля царя там красовался сокол, изображённый в египетской манере.

– Нэ встрэчали, – сказал Багавир, – ангара тепэр рэдко встрэтишь.

– Жаль, – ответил Правый, – мы тут ожидаем друга. Ещё раз прошу простить.

Он посмотрел на сирийца, тот коротко кивнул и подсел за стол к паломнику.

– Эй, – напрягся Репейник, – этот человек путешествует с нами.

– Разве мы собираемся повредить ему? – удивился Правый, – наш друг просто захотел побеседовать с земляком.

Он повернулся и пошёл в угол, вслед за братом. Четвёртый их товарищ, тот, что поигрывал палкой, так и не проронил ни слова.

Дальнейшие посиделки протекали уже не весело. Артельщики постоянно косились на соседнюю компанию и ловили ответные пристальные взгляды. Сириец о чём-то шептался с паломником. Антенор арамейский знал хуже персидского, но отчаянно грел уши. Вернее, пытался греть. Те общались вполголоса, и слов разобрать не получалось.

Хозяин, который куда-то исчез во время знакомства, едва не окончившегося потасовкой, подал, наконец, баранину. Компания оживилась. В углу опустошали очередной кувшин, периодически оттуда доносились взрывы хохота.

Антенор некоторое время бодрился, не желая расслабляться в присутствии подозрительной компании, но вскоре усталость и поданное вино взяли своё, он начал размякать. Веки стремительно наливались свинцом.

Солнце давно село и снаружи воцарилась тьма, однако на освещении зальчика это никак не отразилось. Раб пару раз подкладывал в очаг дрова и подливал масло в светильник.

В комнаты никто не собирался. Артельщики по-прежнему сидели кучкой. Сахра блаженно сопел, подпирая рукой щёку. Ксантипп давно уткнулся лбом в столешницу. Протей и Аполлодор клевали носом. Только Репейник и Багавир засыпать не торопились.

Снаружи раздался перестук копыт. Послышались голоса. Антенор вздрогнул. Сразу же встрепенулся Аполлодор, а старый перс толкнул в плечо племянника.

Распахнулась дверь и на пороге возник человек в персидской пёстрой одежде. Голову его покрывала шафрановая шапка-курпаса с длинной шейной полосой, обёрнутой вокруг лица, так, что открытыми оставались лишь глаза.

Вошедший был хорошо вооружён – на поясе махайра в дорогих ножнах и горит^[25]. Следом за ним внутрь прошли ещё человек пять. Все при оружии.

С артельщиков моментально слетел сон, они подобрались и настороженно поглядывали на пришельцев.

Правый поднялся навстречу человеку в шафрановой курпасе.

– Ну что, Промах? – спросил тот безо всяких приветствий и предисловий, – он здесь не появлялся?

Голос из-под платка, закрывавшего рот, звучал приглушённо.

– Не появлялся, – ответил Правый.

Левый, уже совершенно готовый, с трудом оторвал голову от стола и промычал нечто нечленораздельное.

– Странно. Куда же он делся? Вы его часом не проворонили? – поинтересовался вошедший.

– Нет, епископ,^[26] как можно, – поспешно ответил Правый.

– Эти кто? – продолжал допытываться тот, кивнув в сторону артельщиков.

Правого опередил сириец.

– Это корабэлные мастэра. Едут в Цидон.

– Корабельные? Это очень хорошо. Не обидели, надеюсь? Мастеров обижать нельзя.

Не дожидаясь ответа, он повернулся к паломнику.

– А ты кто таков будешь, скажи-ка, почтенный?

– В храм Эшмуна еду, господин, – послушно пролепетал тот, – молить бога об излечении жены.

– C этыми вмэсте прибыл, – подсказал сириец.

– Ты знаком с этими людьми, уважаемый? – подсел к паломнику тот, кого назвали епископом, – они и правда корабельщики?

В его руке появилась тетрадрахма. Он крутнул её пальцами, пустив в пляс по столу.

– Ответишь правдиво, я щедро награжу тебя.

– Не все, – сказал финикиец, неотрывно следя за танцем монеты, – вон тот – бродяга, прибился, как из Гебала вышли. Ещё один был. Верховой. Куда-то делся.

Антенор вздрогнул, поймав себя на мысли, что не видел Аристомена с тех самых пор, как они въехали на этот постоялый двор. Тот куда-то запропастился, а никто и внимания не обратил.

– Ты чего это донимаешь тут всех вопросами? – привстал Аполлодор, – ты кто такой?

Спутники епископа разом шагнули вперёд, обнажая оружие. Артельщики сразу же оказались на ногах. Ксантипп вытянул вперёд руку с мечом. Антенор с тоской подумал о том, что теперь расклад не в их пользу. Взгляд его скользнул по кочерге, прислонённой к стене возле очага.

– Вы чего вскочили, уважаемые? – спокойно спросил пришелец, – садитесь, в ногах правды нет. Или вам не терпится расписать это гостеприимное заведение красненьким? Вопросы здесь я задаю. Если кто этого ещё не понял, могу разъяснить более доходчиво.

Антенор вдруг подумал, что голос епископа ему знаком. Где он слышал его? Речь чистая, персидский выговор не угадывается. Может и не перс вовсе? Предпочтения в одежде ещё ни о чём не говорят.

Артельщики приказу подчиняться не спешили, так и стояли, подобравшись и взирая на пришельцев исподлобья. Епископ, между тем, продолжал допрос финикийца:

– А этот человек, который исчез, как его имя? Хотя… назваться можно кем угодно. Как он выглядел? Можешь описать?

– Как выглядел… да обычно выглядел. Одет, как явана, говорит, как явана… Неприметный какой-то. Тоже обо всём расспрашивать любил.

– Ты говорил с ним?

– Нет. Он больше с ним говорил.

Паломник указал на Антенора.

– Вот как? – епископ мигом потерял интерес к финикийцу и повернулся к македонянину, – что же ты, почтенный, сможешь описать внешность этого человека?

– Едва ли, – процедил Антенор, – в его облике не было ничего примечательного. Да и какое тебе дело до него?

– То не твоего ума забота. Ты лучше подумай о том, как будет здорово убраться отсюда на своих ногах.

Епископ повернулся к Правому.

– Ты упустил его, Промах. Он сам пришёл тебе в руки, а ты всё дело обговнял.

– Я даже не видел его! Он сюда не входил! – попытался оправдаться Правый.

– Ну да. Потому что ещё снаружи засаду учуял. А вы сидели внутри и пьянствовали.

За всё время с момента своего появления на постоялом дворе, Епископ ни разу не повысил голос, но Антенору сейчас показалось, будто Правый втянул голову в плечи, а сириец попятился. Их четвёртый товарищ и вовсе превратился в тень. Два человека возле очага, не привлекая к себе внимания, тихонько пересели в самый тёмный угол.

– По коням, может быть, ещё сумеем догнать его. Он едет в Сидон, больше некуда. И если это говно будет нас задерживать, – епископ кивнул на Левого, – я зарою вас обоих в одной яме.

Правый торопливо кивнул и принялся тормошить брата.

– А если не догоним… – начал, было, епископ, но не договорил. Внезапно перевёл взгляд на Антенора, – мне кажется, мил человек, я тебя знаю. Голос какой-то знакомый.

– Не припоминаю, чтобы мы встречались, – сказал Антенор и провёл пальцами по подбородку.

– Смешная шутка, – оценил епископ, – молодец. Ты ведь не с ними? Бродяга…

Он окинул македонянина оценивающим взглядом с ног до головы. Хмыкнул.

– И, верно, испытываешь нужду в деньгах?

Антенор не ответил.

– Работу хочу тебе предложить, – тон епископа вдруг стал дружелюбным, – заплачу щедро. Согласен?

– Чего ты хочешь? – сквозь зубы проговорил македонянин.

– Если в Сидоне увидишь этого человека, который шёл с вами, дай знать. В порту найдёшь Менесфея Доброго, его там тебе любая собака укажет. Скажешь ему: «Есть новости для славного именем». Он щедро заплатит.

Антенор заметил, как Правый как-то странно скривил губу, будто бы в усмешке.

Епископ обвёл взглядом артельщиков.

– К вам моё предложение тоже относится.

– Это ты, что ли, «славный именем»? – процедил Репейник, – что же не назвался, коли оно славное?

Антенор сжал зубы – тон Диона не предвещал хорошего продолжения. Но он ошибся.

– Это ни к чему, – неожиданно беззлобно ответил епископ, повернулся и вышел прочь. Все его люди последовали за ним, включая еле переставлявшего ноги Левого. Было слышно, как во дворе отвязывают лошадей, садятся верхом. По плотной сухой земле застучали копыта. Вскоре всё стихло.

Аполлодор сел, провёл ладонью по лицу. Остальные его товарищи продолжали стоять. Ксантипп не спешил прятать меч.

– Что это было? – спросил Репейник.

– Полагаю, местные глубокоуважаемые, – сказал Аполлодор.

– Не думаю, – покачал головой Антенор, – что-то мне подсказывает – это не разбойные.

Он ломал голову, вспоминая, почему голос этого епископа показался ему таким знакомым. Онома, «славный именем». Кто же это?

– Кто же тогда? – спросил Протей.

Антенор не ответил.

Какое-то время все оставались в зале. Негромко обсуждали происшествие. Больше не пили и в кости не играли. Протей с Багавиром сходили к телегам и вернулись вооружённые.

Дион неприязненно посматривая на паломника, попытался призвать его к ответу за болтливый язык, но Аполлодор не позволил. Финикиец поспешно заплатил хозяину за комнату и покинул зал.

Постепенно всех снова стал одолевать сон, и артельщики разбрелись по комнатам, где их ждали простые деревянные ложа с тюфяками, набитыми соломой, и наглые тараканы. Антенор остался в зале. Уснул, сидя за столом.

Проснулся он с рассветом. Протёр глаза и обнаружил подле себя Диона. Репейник был необычно мрачен.

– Ты чего? – спросил Антенор.

– Помнишь падальщиков?

– Помню, а что?

– Там человек лежит. Зарыть бы надо, пошли, поможешь.

Он уже раздобыл у хозяина пару мотыг.

Покойник выглядел скверно, зверьё и стервятники успели поживиться. Иного от такого зрелища вывернуло бы наизнанку, но Антенор лишь поморщился, да и то, скорее от сострадания.

– Это ангар, – высказал он предположение.

– Почему так решил? – спросил Репейник.

Антенор пожал плечами.

– Эти трясли знаком ангара.

– Совсем необязательно, что его сорвали именно с этого бедолаги.

– Да, необязательно, – согласился Антенор, – но я всё же думаю, что это гонец. И, полагаю, Аристомен имеет к нему какое-то отношение. Что ты знаешь о нём?

– Не больше, чем ты, – ответил Дион.

Они выкопали могилу. Дион вытащил медяк. От лица покойника мало что осталось, потому монету просто положили рядом с ним.

– Сказать бы чего надо, да мы даже имени твоего не знаем. Не обессудь, – произнёс Дион.

По пути назад они не разговаривали, а Антенор всю оставшуюся дорогу до Сидона и вовсе не проронил ни слова.

Глава 5. Хвост

Сидон

Почти весь год в этих краях господствовал юго-западный ветер и потому любой путешественник, приближаясь к Сидону с севера, ощущал зловонное дыхание города задолго до того, как перед ним вырастали его стены.

– Знаешь, Сахра, чем это пахнет? – спросил Репейник у юноши.

Тот улыбнулся и молча помотал головой.

– Деньгами пахнет, – с усмешкой объяснил Дион, – деньжищами.

– Никакие дэнги не стоят жизн в эта воныща, – недовольно проворчал Багавир, – куда ты заманыл нас, Аполлодор?

– Это красильные мастерские, – сказал Протей, – они все в северной части города, за стенами, там почти всегда подветренная сторона.

Вскоре его слова подтвердились. Вдоль дороги потянулись красильные сараи. Зловоние усилилось настолько, что путниками пришлось затыкать носы.

– Великая стена Сидона, – Протей указал на длинный холм, целиком состоявший из раковин иглянок.

– По преданию собака Фойникеса, самого первого финикийского царя, разгрызла раковину иглянки, – с видом знатока рассказывал Сахре Репейник, – и её морда окрасилась красным.

– Брехня, – подал, наконец, голос Антенор, – это всё придумали эллины. Не слушай его, Сахра. Собака, наверное, просто порезалась о край раковины. Краску не добыть, просто расколов раковину.

– Можно добыть, – возразил Протей, – только мало. И ждать долго. Потому мясо иглянок сначала давят, потом выдерживают три дня в соляном растворе, а затем десять дней вываривают на слабом огне. А потом окрашивают ткань и высушивают на солнце. Ткань сначала желтеет, потом зеленеет, синеет и, наконец, становится пурпурной. Больше всего красят здесь, в Сидоне, но в Тире краска лучше и дороже.

Красильные сараи, поначалу показавшиеся бесконечными, наконец, сошли на нет. Приближаясь к городским воротам, дорога прошла в тени дюжины старых ливанских кедров. Их серебристо-серые кроны напоминали плоские войлочные шляпы, насаженные стопкой на копьё. Потом путники миновали живую колоннаду из кипарисов. А дальше им открылось зрелище, неизменно сражавшее наповал каждого нового путешественника, только что зажимавшего нос и представлявшего, что вот-вот въедет в гигантскую выгребную яму.

Финиковые пальмы, кипарисы, оливковые и плодовые рощи. Сидон утопал в зелени садов. Антенор, Ксантипп, Сахра и Багавир, прежде не бывавшие здесь, разинули рты, разглядывая удивительное царство цветов. Здесь господствовали совсем другие ароматы.

Впрочем, старый перс всё равно продолжал ворчать. По его настоянию артельщики пересекли город из конца в конец и остановились в южной части, в районе Египетского порта. Здесь они расположились на большом постоялом дворе, где бытовал эллинский обычай – сдавались внаём только комнаты, а кормёжка гостей не предусматривалась. Приходилось самим закупать на рынке все припасы и готовить. Зато здесь брали гораздо меньшую плату.

Антенор опять попытался вызнать у Репейника, как артельщики собираются урвать кусок хлеба в городе, славном не только пурпуром, но и верфями и, конечно же, корабельными мастерами. Тот снова не ответил ничего вразумительного. Кивнул на Аполлодора – дескать, думать – вожака забота, а мы люди маленькие, нам только топором махать. Сам, хитрец, о своих делах помалкивал, а македонянина умудрился развести на откровенность. Откуда мол, такой красивый нарисовался.

Впрочем, Антенор не особенно и запирался. Он чувствовал, что без помощи ему дальше не протянуть, потому открылся Репейнику, что спасается от облыжного обвинения в убийстве. И поведал подробности.

– Архифилакита порешил? – удивлённо протянул Дион.

– Да не я, говорю же, меня подставили, – раздражённо бросил Антенор.

– А, ну да. И что теперь намереваешься делать?

– Не знаю.

Дион на некоторое время заткнулся, обдумывая услышанное.

Артельщики сняли большую комнату, в которой поместились все вместе и перетащили туда свой нехитрый скарб. Определили на постой волов, а потом направились в город. На хозяйстве оставили Ксантиппа и Сахру.

Багавир отправился на Скотий рынок. Заявил, что покупку мяса не доверит никому. Аполлодор с Протеем бродили по торговым рядам, набирая в корзины другую снедь, а Дион и Антенор потащились в порт.

Вокруг бурлила жизнь. В глазах пестрило от разноцветных одежд и лиц. Народу в Сидоне жило побольше, чем в Библе. Более трети, если не половина – приезжие.

Тут торговали всем, что есть на свете. Какой-то загорелый дочерна дядька попытался впарить македонянину меч, откованный в далёкой Испании, чуть ли не за Геракловыми Столбами. Врал, конечно же, там и земли то уже нет, один безбрежный Океан. Однако врал самозабвенно и до того красноречиво, что любо-дорого послушать. Вокруг даже собрались зеваки. Однако язык без костей купчину и сгубил, когда он принялся превозносить свой клинок над халибским железом^[27]. Тут уж его разоблачили. Ты ври, да не завирайся. По всей Ойкумене известно, что лучше халибского железа на свете нет. Испания, ха.

Антенор встретил кое-какие ремесленные вещицы, виденные в Индии. Удивился. Этак тут, чего доброго, и беренж сыщется.

Сидон уступал Тиру в торговле пурпуром, зато превосходил его в изящных искусствах. Ни в одном городе, где бывал, македонянин не видел такого числа торговых рядов, заваленных работой златокузнецов, резчиков и чеканщиков.

Любуясь красивыми безделушками, он не забывал держать ухо востро, как губка впитывал всевозможные слухи и сплетни. Он ни на минуту не забывал о необходимости найти работу, ибо не дело и дальше обременять людей, которые столь по-дружески отнеслись к нему, незнакомцу. Но кому нужен свободный грузчик, приказчик, переводчик или писец, когда рабы и обходятся дешевле и спросить с них проще?

Опытный моряк легко нашёл бы работу. На этого брата во всех финикийских городах имелся постоянный спрос. Большая часть мужского населения, от нищих до царя, могла себя причислить к морякам, но, несмотря на это, их никогда не было в избытке. Потому что из года в год всё больше кораблей выходило в море.

Антенор моряком не был и в море за всю свою жизнь выходил лишь однажды, когда пересекал Геллеспонт. Готов был наняться в гребцы. Платили три обола в день, даже больше, чем, к примеру, в Афинах. И нисколько не хуже работа, чем грузчиком. Да вот беда, войны сейчас нет. Где-то далеко, в Элладе, она тлеет, а здесь нет. А раз так, половина триер и пентер отлёживается в неорионах, корабельных сараях и в целой армии гребцов нужды нет.

– Слушай, – подал голос Репейник, – а может тебе обратиться к местному архифилакиту? Обсказать, как было дело. Может он тебя тоже к делу пристроит, как этот твой Павсаний?

– Ага. Или в колодки забьёт. Вот ты на его месте мне бы поверил?

– Конечно.

– И с какой же радости? Где доказательства моей невиновности? Слова одни.

– Ну-у… – задумался Репейник, – оно, конечно… Но, с другой стороны, я бы рассудил так – чего бы убивцу самому шею подставлять? Его же никто не ловит. Неужели думаешь, что этот твой Эшмуназар будет тебя тут искать? Сгинула помеха, да и ладно. Или у него ещё причины есть, чтобы тебя поглубже закопать?

Дион посмотрел на македонянина очень внимательно. Тот пожал плечами.

– Не знаю.

Антенор над словами Диона крепко задумался, да так, что из реальности выпал. Весь городской шум куда-то делся. Македонянин шёл вперёд, не разбирая дороги, и чуть не угодил под телегу.

– Куда прёшь, дурень!

Антенор очнулся. Огляделся по сторонам. Дион куда-то пропал. В толпе разделились. Македонянин поймал за рукав какого-то прохожего и спросил.

– Прошу простить, уважаемый, ты не подскажешь, как мне найти начальника городской стражи?

Ещё вчера утром Аристомен готов был согласиться с поговоркой, гласившей, что спешка нужна лишь при ловле блох. Он пребывал в уверенности, что сделано всё возможное и необходимое для того, чтобы противник не смог застать врасплох египетские гарнизоны в Келесирии^[28]. Он выехал из Исса одновременно с гонцом Филокла, египетского посланника в Киликии. Тот оторвался, а Аристомен не спешил. Чай не юноша уже, чтобы коней загонять, а вот осмотреться по сторонам, да послушать слухи со сплетнями – это как раз его работа.