Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Евгений Токтаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Очнись!

Голова мотнулась от оплеухи.

– Не смей… тьфу… Тонуть… Жопа македонская!

Глаза щипало, перед ними беспорядочно дёргалась сине-зелёная граница миров, отчаянно хотелось вздохнуть, а к ногам как будто камни привязали.

Снова оплеуха.

– Да очнись ты, гнида!

Голова Антенора снова оказалась над водой, он судорожно вздохнул, перед глазами на миг прояснилось. Он увидел близкий берег и рванулся к нему. навстречу откуда ни возьмись попалась чья-то оскаленная бородатая рожа с безумным взглядом. Руки беспорядочно молотили по воде, а потом нашарили голову Антенора и вцепились в неё, будто в спасительный надутый воздухом мех.

– Отвали нахер! – знакомый голос. Чей?

Чьи-то пальцы подхватили Антенора подмышку.

– Держись!

А это другой голос и его легко узнать.

– Вадра?

– Заткнись и греби! – снова первый.

Ноги коснулись дна, накатившая волна швырнула Антенора в полосу прибоя, затем попыталась утащить назад в царство Посейдона, но его схватили за шиворот и удержали на земле. Конюх прополз на четвереньках несколько шагов и, почувствовав себя в безопасности, устало перевернулся на спину.

– Вставай, не время валяться!

Антенор разлепил глаза и увидел над собой мокрое лицо Репейника, а за ним маячил Ваджрасанджит. Кшатрий смотрел в сторону моря, где продолжалось обильное кровопускание и кормление рыб.

Антенор приподнялся на локте.

– Дион? Как ты здесь?..

– Вставай. Идти сможешь?

Антенор с усилием сел и огляделся. На берегу они были не одни. Ещё с десяток бедолаг выбрались из пучины, тяжело дышали, кашляли и озирались по сторонам. Кто-то благодаря полосатому платку-клафту опознавался, как египтянин. А по другим непонятно.

– Кто… победил? – прохрипел бывший конюх.

– Наверное мы, – ответил Дион, – но это не точно. Просто наших было больше.

– Бала-пати Менелай в беде, – сказал Ваджрасанджит, поднявшись на ноги, – плохи дела.

– Похоже ваши проиграли, Антенор, – сказал Репейник, – нам надо убираться.

– Нам? – переспросил несостоявшийся утопленник.

– Я помогу.

– Почему? – удивился Антенор, – я твоих сограждан, родосцев только что убивал.

– А я египтян, с которыми ты тут повёлся, – пожал плечами Дион, – и что? После того, как я сдуру за тебя в Сидоне вписался мне теперь тебе по башке надавать из-за какой-то хрени, в которой я не ничего не понимаю? Жилы рвать надо за друзей, а не за царей и архонтов всратых.

– Спасибо, – Антенор протянул Диону руку.

Тот сжал его предплечье и рывком поставил конюха на ноги.

– Хотя я всё равно тебя не понимаю…

– Чтоб я сам чего понимал… – буркнул Дион.

Антенор повернулся к кшатрию.

– Что видишь, Вадра?

– Параджайнах… – пробормотал Ваджрасанджит.

– Похоже на то. Причём сокрушительное.

– Надо идти, – сказал Ваджрасанджит, – тварйатам. Поспеши.

– Подожди. Ты бросился прикрывать меня от такого… здорового воина. Ты… его убил?

– Нет, – помотал головой кшатрий, – отбросил. Потом прыгнул.

– Хвала богам, – вздохнул Антенор.

Хоть этот камень с души упал. Может ещё не взвешен жребий Никодима.

– Надо спешить, – сказал Ваджрасанджит.

Он видел, как несколько родосских триер подошли к берегу и с них высаживались воины. Они выстраивали полукруглую стену щитов, ожидая, пока присоединятся все товарищи. А потом бегом, при этом почти не ломая строй, двинулись к лагерю.

Туда же бежали и Антенор с обоими спасителями. Все выбравшиеся на берег последовали их примеру. Хотя «бежали» – сильно сказано. Антенор двигался, как сиракузская механическая игрушка, у которой кончается завод, спотыкался на каждом шагу.

Их заметили.

– Вон там! Это не наши!

– Давай на них!

– Зараза… – Дион заметно побледнел. Ему совсем не улыбалось сражаться с соотечественниками.

– Это родосцы? – спросил Антенор.

– Хер знает. Возможно.

– Давай в камыши, – скомандовал конюх.

– Антенор! – раздался сзади совершенно невозможный здесь голос.

Конюх вздрогнул, обернулся.

– Не может… – он не договорил.

Дион сплюнул и изрёк философски:

– Верно говорят – от судьбы не уйдешь.

Месхенет подбежала и бросилась Антенору на шею, едва не сбив его с ног.

– Живой!

Он обнял её и замер, боясь пошевелиться. Дурак дураком стоял, всем существом своим воспринимая, как часто бьётся её сердце.

– Ну хватит миловаться! – рявкнул над ухом Репейник.

– Надо спешить, – снова подал голос Ваджрасанджит.

Месхенет отстранилась.

– Да, да.

Только теперь Антенор увидел в её руках лук.

– В камыши! – крикнул Дион.

«Там, наверное, змей видимо невидимо», – некстати вылезла мысль.

В камышах хлюпала вода и водились не только змеи.

– Дион, осторожно! – предостерегающе закричал Антенор.

– Ах, ты…

Какой-то ушлый малый в рыжей фракийской лисьей шапке едва не насадил Репейника на копьё. Тот еле успел увернуться. Ваджрасанджит подоспел на помощь и движением снизу вверх всадил фракийцу в живот узкий боевой топор. Прыгая в воду, он его предусмотрительно не выпустил.

– О, дисе… – захрипел фракиец и рухнул в мутную чёрную жижу.

Пока Антенор хлопал глазами и соображал, как сюда занесло фракийца, на них выскочил ещё один.

Месхенет вскинула лук и выстрелила, как показалось Антенору, не целясь. Второй варвар захрипел.

– А-а-а, улке мука!^[97]

После чего рухнул навзничь.

Первый корчился в грязи, подтянув колени к животу. Дион завладел его копьём. Антенор очнулся от мимолётного оцепенения и вывернул из пальцев убитого Мойрой длинную, в локоть, рукоять, на которую был насажен двухлоктевой узкий слабоизогнутый вперёд клинок. Это оружие, ромфайя, было ему хорошо знакомо. Видел у агриан, сотней которых ему даже довелось покомандовать в Индии, в землях ассакенов.

Египтянка выстрелила ещё раз. В камышах завопило и рухнуло что-то крупное.

– Да их тут кишмя кишит! – воскликнул Репейник, заколов ещё одного варвара.

– Это недобитки Перилая! – сказал Антенор, – не пройдём здесь, давай через лагерь!

На южной окраине лагеря уже хозяйничали родосцы. Рабы, вольнонаёмные слуги, походные жёны стратегов и прочие некомбатанты оказались между двух огней и беспорядочно носились в панике.

– Ааа! Что вы стоите, как истуканы?! Спасайтесь!

– Бежим, бежим!

К северо-западу ещё тлели угли недавнего жаркого побоища. Антенор увидел там Мирмидона. Тот сидел на лошади, с войском их приехало десятка три.

– Что происходит?! – Мирмидон погнал коня наперерез бегущим, поймал одного за ворот хитона и хорошенько встряхнул, – говори толком! Что случилось?

Тот трясся и стучал зубами, не в силах связать двух слов.

– Они убивают! Убивают всех, никого не щадят! Я сам видел! Надо спасаться, господин! Всех перебьют!

– А, с-собака! – Мирмидон оттолкнул труса, тот покатился кубарем, подвывая и всхлипывая.

Бежали не только рабы, бежали и воины. Те самые, которые только что праздновали удачную засаду на Перилая.

– Назад! Стоять, трусы! – заорал Мирмидон.

Его никто не слушал. Люди, сломя голову, бежали прочь из лагеря, побросав оружие, а за их спинами родосцы избивали тех, кто ещё сопротивлялся.

«Как же так… Ведь победили уже…»

Антенор со спутниками вырвались из лагеря и бросились вверх по склону. Тут всё было завалено трупами. Месхенет и Ваджрасанджит начали взбираться по крутой осыпающейся козьей тропе, цепляясь за ветки кустов. Дион и Антенор задержались, чтобы бросить последний взгляд на поле бессмысленного побоища.

– Эй, вы! А ну стоять! – раздался властный окрик.

– Это что ещё за хрен? – спросил Репейник.

– Это Мирмидон, – ответил Антенор, – ксенаг наёмников. Всё, что видишь вокруг – его рук дело.

– Изрядно намусорил, – нахмурился Дион.

Мирмидон оторвался от своих людей и торопился за беглецами. Его сопровождал ещё один всадник. Их лошади шли рысью, а следом бежало ещё три пеших воина. В пределах видимости от камышей до скал маячило довольно много народу, явно больше сотни, но кроме ксенага и его маленького отряда никто на Антенора и его друзей внимания не обращал. Кто-то кого-то ещё резал, ползая на карачках, кто-то собирал доспехи убитых. Несколько десятков наёмников сбились в кучу, ощетинились копьями и встревоженно озирались по сторонам, не зная, что происходит, почему такая суета и что им делать дальше.

– Эй, македонянин? – кричал Мирмидон, – ты куда это собрался? Где Калликрат?

– Иди-ка своей дорогой, афинянин! – крикнул в ответ Антенор, – а я пойду своей!

– А, так ты предатель и дезертир?! Ну сейчас ты у меня получишь!

Дион вытянул вперёд руку и показал ему средний палец. Мирмидон злобно зарычал, взял копьё наперевес и пустил лошадь в галоп.

– Ну, Репейник… – раздражённо процедил Антенор.

– Ты справа, я слева! – крикнул Дион.

В качестве цели Мирмидон выбрал конюха, хотя сподручнее было бить оскорбителя. Антенор изготовился и в последний момент перебежал всаднику дорогу, едва не сбив с ног родосца. Взмахнул длинным клинком.

Лошадь споткнулась, кубарем покатилась по земле вместе с седоком, придавив его своей тушей. Второй всадник коротко вскрикнул и, раскинув руки, рухнул навзничь со стрелой в груди.

Антенор приблизился к Мирмидону, держа ромфайю наготове. Афинянин лежал на спине и хрипел. Изо рта толчками лилась кровь. Грудь раздавлена, лёгкие порваны. Может ещё и хребет сломан. Не жилец.

– А-а-а, сука! – раздался за спиной истошный вопль и Антенор обернулся.

До них добежал второй из людей ксенага. Дион парировал его удар копьём и сбил нападавшего с ног, Антенор подскочил и пригвоздил его к земле.

На Репейника налетели отставшие третий и четвёртый. Дион ловко увернулся от одного, а своё копьё познакомил с печенью другого.

Третий, оставшийся единственным, проскочив мимо Диона, бросился на Антенора, но, будучи вооружен кописом, достать его не мог. Со своей стороны и колющие, режущие удары Антенора все приходились в щит. Рубить он не решался, знал – ромфайя хиловата для этого. Неизвестно, сколько бы они провозились, если бы не Дион, который просто и без затей прикончил наёмника ударом в спину.

Антенор выдохнул, поднял глаза. К ним бежало ещё человек десять. Дион торопливо шарил за пазухой и ощупывал пояса убитых. Один из них разрезал и вытянул из-под покойника.

– Извини, парень. Я бы тебе оставил на проезд, но мне позарез нужно твоё серебришко.

Он подхватил меч, весь иззубренный, видать хорошо тот в сегодняшней драке поработал.

– Уходим, – сказал Антенор.

Он посмотрел наверх. Там, на большом валуне стояла Месхенет и, как заведённая, оттягивая тетиву до уха, одного за другим укладывала преследователей отдохнуть. Потеряв ещё четверых, те остановились. Беглецы скрылись в зарослях можжевельника.

Три дня спустя, Сидон

– Очнулся?

– Ты… кто… такой? – выдавил из себя Аристомен.

– Неужели не узнал?

Ономарх приблизился, вынырнув из полумрака слабо освещённой коптящим масляным светильником комнаты. Аристомен с трудом смог различить его лицо: глаза отчаянно слезились.

– А… это ты… – криптий облизал губы, – цепной пёс… Циклопа…

– Ты невежа, Аристомен, – огорчённо вздохнул Ономарх, – я вот думаю, не поздно ли тебя манерам учить? А?

Он надавил пальцами на ногу криптия. Тот стиснул зубы и застонал.

– Для тебя он Антигон, сын Филиппа, стратег-автократор Азии. Запомнил или повторить?

Аристомен не ответил. Ономарх улыбнулся.

– А что касается меня, то я на цепного пса не обижаюсь, можешь так меня называть. Хотя все меня зовут Ономарх. Но ты, наверное, и так знаешь.

Криптий попробовал пошевелиться, но был наказан острой болью, едва не швырнувшей его обратно во тьму.

– Не дёргайся. У тебя сломана рука, раздроблена нога. Скверные переломы. Рука в колодке, а на ноге нет живого места. Её, скорее всего, придётся отнять. Если лекарь за тебя немедленно не возьмётся, умрёшь. Знаешь, от чего зависит его появление здесь?

– Понятия не имею… – прошептал Аристомен и чуть громче, с усилием, спросил, – где я?

– В Сидоне. Удивлён?

Аристомен оскалился. Прикрыл глаза. Он хотел протереть их, ничего не видел за мутной пеленой, но не смог поднести левую, уцелевшую руку к лицу: словно налитая свинцом, она отказывалась слушаться, пальцы дрожали, как у пьяницы.

– Какой… сейчас день?

– Три дня прошло после заварухи у Сарпедона, – участливым голосом ответил Ономарх.

– Три дня… В Сидоне… Значит… вы гнали… самый быстроходный корабль…

– Ты сама проницательность. Действительно, триерарху приказали спешить. Знаешь, почему?

Аристомен не ответил.

– Всё дело в одном очень ценном качестве Диоскорида, – объяснил Ономарх, – он очень бережливый и рачительный. Всё в дом тащит, любое дерьмо вроде тебя. Вдруг в хозяйстве пригодится. И ведь не подвело его чутьё.

Аристомен презрительно скривил губы.

– Cомневаешься? – улыбнулся Ономарх, – зря.

– Сейчас-то я тебе… чем ценен? – не открывая глаз спросил Аристомен, – обидки взяли… что в прошлый раз не поймал?

– Видишь ли, есть тут один хрен, вернее был. Много интересного мне поведал. И про тебя. И про Фарнабаза. И ещё кое о ком рассказал.

Лицо Аристомена исказилось гримасой. Он с усилием втянул воздух сквозь сжатые зубы.

– Диоскорид опознал Калликрата, – продолжал рассказ Ономарх, – не повезло бедняге. А потом подумал – а чего это Калликрат делает среди трупов египтян? Там ведь одни платки полосатые были. И почему Менелай их в тылу оставил, не взял с собой Феодота бить? Их оставил и Калликрата с ними зачем-то. Вот за что я Диоскорида особо выделяю среди всех Антигоновых родственников, так за то, что ему такие мысли в голову приходят. Вот Деметрий – умный парень, а навряд ли сложил бы эти осколки обратно в амфору. Ну а тут ты нашёлся. И ещё кое-кто. На радость нашу – поздоровее и поразговорчивее тебя. Вот Диоскорид их и прихватил за жопу. Одного правда пришлось вскоре удавить. Бесполезен оказался. Зато другой прямо соловьём заливался.

– Ждёшь, что и я… соловьём?

– Ну а почему нет?

– Я сдохну… раньше…

– Ну зачем же сразу так мрачно. У тебя будет самый лучший уход, так что может даже на ноги встанешь. По крайней мере на одну.

– Иди… к воронам… ублюдок…

Аристомен попытался приподнять голову, чтобы сглотнуть скопившуюся в горле слюну. Неудачно. Закашлялся, забился, едва не скатился в бездну небытия и удержался на краю пропасти чудом. Некоторое время шипел, скалил зубы, а потом… рассмеялся. Злорадно. Будто каркал.

– Ну, тихо, тихо, – спохватился Ономарх, – не дёргайся. То, что ты здесь и ещё жив – лишь малая прибавка к моей удаче, которая и без того велика. Язык проглотишь – насрать. Я уже знаю достаточно.

– Нихера ты не знаешь…

– Знаю, знаю, – усмехнулся Ономарх, – вот это узнаёшь?

Аристомен приоткрыл глаза. Ономарх держал прямо перед его лицом обломанную монету.

В глаза попал пот, который тёк по лицу градом. Раненый заморгал и снова зажмурился.

– У Калликрата была в пояс зашита, – сказал Ономарх, – всё я знаю про ваши дела.

– В жопу себе её засунь… – прошептал Аристомен.

– Я к нему со всем вниманием, а он… – притворно вздохнул Ономарх.

– Нихера ты не знаешь… – повторил Аристомен, – где мальчик знали трое… Один мёртв, я тоже скоро…

– Третий расскажет.

Раненый снова засмеялся, захрипел.

– Руки… коротки…

Аристомен не видел, удалось ли выбраться Антенору, но знал – если бы тот попал в руки епископа, разговор вышел бы совсем иным.

Ономарх усмехнулся.

– Посмотрим.

Он поднялся и шагнул к выходу. У двери задержался.

– Дружок твой мне задолжал кое-что. Я его из-под земли достану.

Памфилия

Когда они оторвались от преследования, Дион поинтересовался, что Антенор намерен делать дальше и тот уверенно заявил, что им нужно добраться до Карии.

– Далековато, – прикинул Репейник, – а у нас ни жратвы, ни денег.

Однако, как видно, кто-то из богов подыгрывал за македонянина, хотя и весьма своеобразным образом. В первую же ночь на них налетели четверо лихих людей. Хотели ограбить, не разобрались в темноте, дурни, что перед ними нищие. В результате имущество нападавших досталось Антенору и компании, а сами разбойные печально побрели в Аид. На следующий день беглецы пережили ещё два нападения, с тем же результатом. Все нападавшие были воинами Перилая, рассеянными ещё до появления флота Диоскорида. Они разбежались по округе. Одни рванули вверх по течению Каликадна, другие назад, по тропе, идущей вдоль моря в сторону Коракесиона.

Внезапное обогащение стоило Антенору распоротого бедра, Репейник отделался царапиной на плече, а Ваджрасанджит и Месхенет и вовсе вышли сухими из воды. При этом они приобрели деньги, кое-какую снедь, доспехи и оружие. Репейник разжился даже щитом, хотя бегущие с поля боя щиты обычно бросают в первую очередь.

Антенор только сейчас в полной мере осознал, насколько могуч кшатрий. Большая часть трупов во всех этих нападениях пришлась на его счёт. Без него бывший конюх на пару с плотником сами скатились бы с откоса с парой лишних дырок в теле, а так этот жребий боги вытянули другим. Ваджрасанджит убивал быстро. Один, два удара и уноси готовенького. После сетовал, что ещё не в полной мере восстановил силы и движется слишком медленно. Антенору лишь оставалось восхищённо качать головой. Он, впрочем, тоже не сидел сложа руки в ожидании, что кшатрий сделает всю работу, но преуспел гораздо меньше, а заплатил больше. После второй драки дальше пришлось ковылять, опираясь на палку.

На третий день в сумерках, когда они встали на ночлег и развели костёр, на них вышел человек. Немолодой, лет около пятидесяти.

– Добрые люди, не убивайте! Я свой!

– Какой ещё свой? – громко спросил Репейник, схватившись за меч.

Они быстро огляделись по сторонам, но новый пришелец был один.

– Свой, свой! Я за египтян! Я давно за вами иду, видел, как вы этих резали!

– Этих, это кого? – уточнил Антенор.

– Ну, этих. Которые за Одноглазого. Я из людей ксенага Мирмидона.

Его звали Симонид, он был наёмником, участвовал в битве и после высадки воинов Диоскорида бежал в горы, после чего подобно Антенору и его друзьям пошёл на запад. Объяснил это тем, что места эти хорошо знает, ходил здесь с торговыми караванами.

– Так ты местный? – спросил Антенор.

– Нет, просто много лет жил в Ликии, в Карии, на Родосе. Много, где жил, много сандалий тут истоптал. А так-то я из Фокиды.

– Фокеец? – прищурился Антенор, – изгнанник?

– Можно и так сказать. Хотя, когда царь Филипп Фокиду нагнул, я ещё сопляком был. Многим тогда пришлось бежать на Крит, на Сицилию, но я остался. Сражался потом против проклятых македонян в Ламийской войне…

Антенор и Репейник переглянулись.

– … а как побили нас, бежал на Родос. С тех пор тут скитаюсь. Нынешней весной как раз сидел на Родосе, да и подался за море к Лагиду. Посулами прельстился.

– Родос вроде за Антигона? – осторожно заметил Дион, – нам и вломили как раз родосцы.

– Это потому, что там Мосхион и Потомений всех с понталыку сбили, – с видом знатока объяснил Симонид, – так-то Родос от Лагида больше добра видел. Да и то сказать – архонты вон, корабли Циклопу выставили, а людей не набрали. Люди к Лагиду охотнее шли. Я там не один такой.

– Ишь ты… – только и сказал Антенор, – а что торговый промысел забросил?

– Так разорился в прошлом году. А тут рассудил, что война будет. Можно больше серебра поднять.

– А ну как убьют?

– Ну уж на то воля богов, – пожал плечами Симонид.

– Ходил тут значит с караванами… – пробормотал Антенор, – нам бы проводник пригодился.

– Ну так, а что! Я завсегда готов! Вместе-то веселее!

– И безопаснее, – заметил Дион.

– Так я о том и толкую! Ну что, не прогоните?

Не прогнали. Антенор на всякий случай сказался фессалийцем.

Дальше пошли не быстрее, из-за ноги Антенора, но увереннее. Излишки оружия и другого несъедобного барахла убитых наёмников не выбросили, тащили на себе, в расчёте выменять на съестные припасы у местных, буде встретятся.

У Антенора не шли из головы те объятия на песчаной косе. Эта дрожь в голосе Месхенет, полная отчаянной радости. С момента бегства из Сидона она будто не жила. Голос вскоре снова стал спокойным, но каким-то холодным, безжизненным. Она будто навсегда осталась там, рядом со своим Солнцем. Антенор понимал это и изо всех сил старался сохранить то немногое, что осталось. Радовался каждой её улыбке там, в Египте, когда она рассказывала о чудесах родины, временами приподнимая его упавшую челюсть. Её глаза теплели лишь на краткие мгновения, когда она вновь становилась той, кому ведом смех и радость, какую он успел узнать за те несколько дней до трагедии. А потом лицо Месхенет вновь превращалось в маску.

Когда они, измученные этим изнуряющим путешествием по каменистым тропам под палящим солнцем, перестали вздрагивать от каждого шороха, обещающего новую драку, и смогли по вечерам сидеть у костра спокойно, он всё равно не знал, как подступиться, о чём заговорить. Будто язык проглотил. И клял себя последними словами, а двух слов связать не мог.

Раньше с женщинами было проще. Приспичило – всегда найдётся какая-нибудь флейтистка. Иные в искусствах не уступали специально обученным гетерам. Или взять кедешу, коих эллины звали иеродулами. Эти девки и вовсе – огонь. Во славу богини такое творят…

Но голову он никогда не терял, ни с одной из них. После возвращения из Индии Александр устроил свадьбы. Все «друзья» женились на персиянках. Никто не посмел возражать. Эвмен вон тоже не отвертелся, хотя и не избавился от жены потом, как тот же Лагид. Антенор, которого царское принуждение не коснулось, мог бы жениться и добровольно. Ничто не мешало. Многие простые воины женились или узаконили брак с азиатками. Царь таких одаривал и не скупился. Не на ком жениться? Да ладно? Вокруг оглянись – тысячи их, тёмненьких, кареглазых, даже рыжих и светловолосых, как царица Раухшана. На любой вкус. Но зачем? Сердце они не трогали. Ему и редких любовных утех со случайными авлетридами хватало. Он не помнил их лиц. Так и не обзавёлся женой и детьми. Хотя, может кто-то, похожий на него где-то уже шлёпал босыми пятками по тёплой земле, цепляясь за мамкин подол. Но вряд ли Антенору суждено было узнать об этом.

Что же сейчас случилось? Почему от одной мысли об этой печальной, погружённой в себя женщине его в жар бросает?

На четвёртую или пятую ночь с начала путешествия первая стража была Антенора. Все легли спать. Он завороженно смотрел на пляшущее пламя и в который раз пытался собраться с мыслями. Что делать дальше? Куда теперь увезти мальчика? В том, что больше находиться тому в Карии нельзя, у Антенора не осталось ни тени сомнения.

Месхенет возникла из темноты бесшумно, как привидение. Молча приблизилась, кутаясь в хламиду, отобранную у незадачливых наёмников. Села рядом.

– Ты чего не спишь? – спросил он.

– Не спится.

Они долго молчали. Антенор временами украдкой косился на женщину. Она не отрывала взгляд от пламени. Каждый тонул в своих мыслях, боролся с водоворотом, тянущим в омут отчаяния. Каждый сам по себе. В одиночестве. Но даже ему когда-то приходит конец.

– Ты ведь не собираешься отдавать мальчика Птолемею? – спросила Месхенет.

– Нет, – твёрдо ответил Антенор, – я не верю ему.

– Почему?

– Как-то слишком легко он придумал эту свадьбу с Эйреной. Береника родила ему сына, и он назвал его Птолемеем. А ведь у него есть уже сын с таким именем. Но Береника хочет, чтобы Лагид основал династию и назвал преемником её сына. Ему не нужен царь Геракл.

Она долго не отвечала. А потом сказала то, что он никак не ожидал услышать:

– Я предала Менкауру. И Священную Землю…

Он взглянул на неё удивлённо, а она всё так же неотрывно смотрела на огонь. А потом… Месхенет положила голову на его плечо.

Антенора будто молнией ударило. Он высвободил левую руку и обнял её. Месхенет словно только того и ждала всё это время. Прижалась к нему теснее.

Сердце Антенора пустилось в галоп. Он повернулся к женщине, его губы коснулись её щеки, опущенных век, губ. Она ответила.

– Я люблю тебя, – прошептал Антенор, – с того самого момента, как впервые увидел.

– Я знаю… – просто ответила она, – я так боялась, что никогда тебя больше не увижу…

Он улыбнулся.

– Я рискую потерять голову. Вдруг за нами подсматривает из кустов какой-нибудь ушлый молодчик вроде тех. Даже если нет, то её оторвёт мне Дион, или заберёшь ты.

– Я не собираю головы, – она улыбнулась и потёрлась о него щекой, – у меня и меча нет.

– Уверена?

– Хочешь проверить?

Месхенет по-кошачьи высвободилась из его объятий, оставив в них плащ. Встала, поднесла руки к плечам.

– Я люблю тебя, Антенор.

Щёлкнули бронзовые застёжки, и тонкая ткань хитона скользнула вниз.

Мужчина рывком поднялся, даже не вспомнив о больной ноге, и легко, словно пёрышко, подхватил женщину на руки.

Месяц спустя, граница Ликии и Карии

Дорога зигзагом взбиралась на гору. Впереди лес начал редеть. До вершины всего ничего осталось, но тут осёл по кличке Осёл, которого они купили в одной деревушке неподалёку от Фаселиды, начал упираться. Симонид, бранил его последними словами, но тот решил, что с него хватит. Пришлось Месхенет вновь брать в руки повод. Её он почему-то слушался.

– Долго ещё? – поинтересовался хромавший до сих пор Антенор. Это ради него они осла купили, но македонянин отчаянно смущался и лез из кожи вон, чтобы всем чего-то там доказать. Но время от времени всё равно на осле ехал.

После всего, что случилось, Месхенет уже не удивилась, когда Антенор сообщил ей, что их цель ближе, чем та, которую он назвал Менкауре и затем Птолемею. Их путь лежал не в Алинду, бывшую столицу Карии, город царицы Ады. Нет, им предстояло достичь Хрисаориды, славной святилищем Зевса Хрисаора, «Золотого лука». Именно в его окрестностях и рос Геракл.

Выслушав это, Месхенет в лице не изменилась. Теперь она узнала, что Антенор солгал не только Птолемею, но и Менкауре, тем самым нарушив слово, данное Хорминутеру. Но это уже не имело значения и никак не изменило её отношения к этому человеку. Ложь – она разная бывает.

До Хрисаориды ещё далеко, а вот до реки, служившей границей Ликии и Карии должно быть уже рукой подать. Ваджрасанджита весьма впечатлило её название.

– До Хрисаориды? – спросил Симонид.

– Нет, до Инда, – ответил Антенор.

– Да, близко уже, – подтвердил Симонид.

– Ты это и вчера говорил, когда на ночлег вставали. А с утра уже вон сколько отмахали.

– А он, как скиф, – негромко сказал Дион, – для него, что один конный переход, что три – все «скоро».

– Ты, Дион, сам-то хоть раз скифа видел? – спросил фокеец.

– Не-а. Но у меня ещё все впереди. Я же не такой старый пень, как ты.

– Тьфу ты, – сплюнул Симонид, – бесстыдник, никакого в тебе нет уважения к летам.

– Ага. Нету.

– Это все оттого, что твой почтенный батюшка мало кормил тебя ивовой кашей, пока ты поперёк лавки лежал, – наставительным тоном заметил Симонид.

– Твой, не менее почтенный, в своё время и вовсе отлынивал от сего благополезного занятия. И не он один, кстати. Вспомни-ка, как твоя разбойная ватага несчастного старика обчистила. Ведь всё, что было нажито непосильным трудом, до последнего надкусанного обола выгребли.

– Это ты о чём? – опешил Симонид.

– Не помнишь, что ли? Как деда Ситалка ограбили?

Антенор, не оборачиваясь, прыснул. Фокеец кинул на него подозрительный взгляд и, нахмурясь, переспросил:

– К-какого ещё Ситалка?

– Да уж, старость не в радость, – протянул Дион, состроив печальную рожу, – тебе, Симонид уже пора на лавке перед своей лачугой сидеть, дряхлые кости на солнышке греть, а ты все по горам скачешь, аки молодой и резвый козел.

– Какого ещё Ситалка?!^[98] – рявкнул фокеец.

– Который Аполлон, – бросил через плечо Антенор и добавил, – не мучь его, Дион, сейчас он взбеленится, я тебя выручать не стану, потому как сам нарвался.

– Аполлон? – захлопал глазами Симонид, – а причём здесь…

Он вдруг замолчал и поджал губы. Антенор, как наяву увидел кулак, летящий в ухо Репейнику, но то была лишь игра воображения. Фокеец потемнел лицом, но даже не взглянул на родосца. Опустил глаза, рассматривая костяшки пальцев.

– Надулся? Зря. Признай – сгубила жадность абдеритов^[99]. Что заслужили, то и получили. Я бы даже сказал – легко отделались.

– Ты сам в своей желчи не потони, – буркнул фокеец, – язык, как помело, смотри, отхватят. До смертного часа будешь над всеэллинским горем потешаться?

– До чьего?

– Что, «до чьего»?

– До чьего часа смертного? Моего или твоего?

– Да пошёл ты…

Указание, куда ему следует отправиться, Репейник проигнорировал.

– И, кстати, про «всеэллинское горе» кончай заливать. Например, нам, родосцам, на эту вашу…

– Да вам всегда на все насрать. А я говорю – всеэллинское. Сколько лет бодались, сколько городов схлестнулось, сколько народу полегло… А под конец даже победители оказались в проигравших, под пятой Филиппа, будь он проклят.

Антенор, услышав эти слова, даже ухом не повёл.

– Это не Филипп вас победил, а Аполлон наказал.

Симонид пропустил замечание мимо ушей.

– Ты вот меня святотатством попрекаешь, Репейник, а мне знаешь сколько лет было, когда всё началось? Восемь! И восемнадцать, когда закончилось.

Дион открыл было рот, чтобы возразить, но Антенор опередил его:

– Репейник, заткнись уже.

Некоторое время шли в молчании.

– А почему дед? – вдруг поинтересовался Симонид.

– Какой дед? – спросил Дион.

– Ты сказал: «ограбили деда Ситалка». Почему дед?

– Так ему в обед сто лет. Разве нет?

– Да уж поболе, – фыркнул Антенор.

– Он, вообще-то, вечно молодой, – возразил Симонид.

– Вечно пьяный, – хохотнул Дион, – хотя это не про него. Лучше бы вы храм Диониса какой ограбили. Весёлый Вакх ещё бы и проставился для такой дружной компании.

– Расскажи это Александру, – сказал Антенор, – он, когда разрушил Фивы, как раз по твоей мысли поступил.

– С богами лучше не ссориться, – неожиданно сказал обычно очень немногословный Ваджрасанджит, – ни с какими.

– Да-да, – покивал Репейник, – но ещё опаснее злить фокейца. У них с богами разговор короткий…

– Да заткнись ты уже, Дион! – не выдержала даже Месхенет.

Симонид не обманул. Действительно, едва они доковыляли до высшей точки тропы, внизу замаячила зеленовато-голубая лента.

– Инд, – сказал проводник, – местные говорят, что по эту сторону ещё Ликия, а там, за рекой, уже начинается Кария. Если вам на юг, то надо к реке спускаться. А ежели на север – то лучше немного по гребню пройти. Куда идём?

– Это Инд? – удивился Ваджрасанджит.

– Он самый, – усмехнулся Антенор.

Он остановился.

– Подожди.

Повернулся к Репейнику.

– Дошли Дион.

Тот покачал головой.

– Рановато говоришь «дошли».

– Я не о том. Если двинешь вниз по течению, доберёшься до Кавна уже к вечеру, а там и до Родоса рукой подать.

Отсюда, с горы, пролив неплохо просматривался и если зрение напрячь, то можно было увидеть и остров за ним, укрытый голубой дымкой. А белые домики и красные черепичные крыши Кавна и вовсе безо всякого напряжения различались.

– Так нам же надо не на Родос?

– Нам нет, – кивнул Антенор, – а тебе какой смысл до Хрисаориды тащиться? Я и без того тебе должен так, что мне вовек не расплатиться.