Текст книги "Социальная сеть "Ковчег" -2 (СИ)"

Автор книги: Евгений Вецель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

Кризис

Проснулся я от ощущения, что я высох и внутри меня песок. Мне казалось, что я 40 дней ходил с Моисеем по пустыне, но меня забыли поить в дороге. Не знаю почему, но я точно знал, что если в течение минуты мой организм не получит жидкости, то я рассыплюсь как сгоревший лист бумаги. Думаю, если бы сейчас мне предложили ключи от Bentley в обмен на то, чтобы я потерпел 10 минут, я бы послал искусителя подальше и убежал бы в ванну к вожделенному крану.

Я сорвался с места и на затёкших ногах побежал в ванну, открыл блестящий кран и прильнул к нему губами. Живительная слегка тёплая влага наполняла меня, но я продолжал испытывать жажду. Я пил мелкими глотками, ощущая, как вода понемногу охлаждается и становится ещё вкуснее. Пальцы уже замёрзли держаться холодную раковину, а я всё не мог напиться.

Через несколько минут я почувствовал себя довольным жизнью. Я пытался вспомнить вчерашний вечер, но он всплывал в памяти лишь фрагментами. Единственное, что я помнил отчётливо, – это сильный страх. Я пытался понять, что люди находят в этой волшебной траве. Единственное удовольствие, которое я испытал, было в том, что это, наконец, закончилось.

Я пошёл в комнату и нашёл свои джинсы под кроватью. Из кармана достал новый телефон и решил посмотреть, сколько сейчас времени. Оказалось, что до начала занятий в школе осталось всего 15 минут. По телу пробежали мурашки. Хотя нет, сегодня же суббота. Это же логично – никто не будет устраивать алкогольную вечеринку в будний день. Это хорошо. За два дня я успею придти в себя.

Очень хотелось рассказать кому-то о своих вчерашних ощущениях. Кстати, было бы неплохо связаться с Тринити. У нас на сегодня назначен урок, и мы должны научиться умножать матрицы друг на друга. В нашей с ней учёбе не было выходных.

Я уже взял в руки планшет с наушниками, но, почувствовав дикий голод, решил спуститься вниз в кухню. Родители ещё спали, поэтому я спокойно достал половину индейки из холодильника, налил себе томатного сока и отправился в спальню.

Там я сел с ногами на подоконник. Я сидел и рассматривал то, что происходит за окном. Уже было светло. Я с большой охотой поедал вкусную индейку. Она чем-то напоминала строганину, так как внутри была заморожена до инея. Я запивал её холодным томатным соком и ёжился от холода. Нужно было налить горячего чая, но зашумевший чайник мог разбудить родителей. А мне хотелось успеть придти в себя до разговора с ними.

Когда большая индейка кончилась, я почувствовал себя сытым, слез с подоконника и лёг в кровать, закутавшись в одеяло и пытаясь согреться. От еды меня разморило, и я снова уснул. Не знаю, сколько прошло времени, но проснулся я от звонка телефона. Звонила Тринити.

– Владимир, с тобой хочет поговорить Штерн, – сказала она, забыв поздороваться.

– Соединяй, – спросонья сказал я.

– Билл, ты хоть думаешь своей головой? – без вступлений начал кричать Штерн.

– А что случилось? – спросил я.

– В твоём дампе мы обнаружили следы каннабиоидов! – кричал Штерн. – И тут может быть всего две причины. Первая: ты растение, и твой организм в ходе эволюции научился выделять каннабиоиды для защиты от палящего солнца и от травоядных. Второй вариант: ты употреблял наркотики.

– Незачем так кричать, – обиженно сказал я, – я вчера сделал всего пару затяжек для компании.

– Не зачем? – продолжал кричать Штерн. – А если бы вчерашние полицейские забрали тебя в отделение? Если бы они обнаружили в твоей моче наркотики? Если бы они поставили тебя на учёт?

– Я больше никогда не собираюсь их употреблять, – оправдывался я.

– Это в твоих интересах, – смягчившись, продолжил Штерн. – Ты пойми, если правительство или журналисты найдут тебя в базе данных полиции, это даст им повод помешать нашей миссии.

– Я сделал все нужные выводы, – сказал я, но ответа не последовало.

Штерн, как всегда, отключился, не прощаясь. Не удивлюсь, если он англичанин. Я посмотрел на экран телефона и ещё раз убедился, что звонок завершён. Вместе с этим звонком завершился и мой первый опыт по употреблению наркотиков. Слава богу, родители ничего не заметили, и этот случай прошёл для меня бесследно.

Через два дня мы обедали с Мартином в школе и разговаривали на эту тему:

– А ты чего так рано слинял в тот раз? – спросил Мартин.

– Я плохо себя почувствовал, поэтому решил ехать домой, – сказал я.

– А я, наоборот, почувствовал себя очень хорошо! – рассмеялся Мартин. – Ты бы видел, какую цыпку я подцепил в тот вечер.

– Слушай, а ты давно куришь «травку»? – спросил я.

– Первый раз я попробовал два года назад, – улыбнулся Мартин. – Но я делю это редко, только иногда с друзьями. Ты не дрейфь, она зависимости не вызывает.

– А где вы её берёте? – спросил я.

– Ну, если тебе надо, я могу попросить у Диего, – сказал Мартин, – я всегда беру только у него. А то знаешь, могут «химку» подсунуть. Её, говорят, делают на растворителе, а он выпаривается не полностью, поэтому может быть тяжёлый отходняк. Ты «химку» узнаешь сразу, она дерёт горло, а не лёгкие. Ещё один признак – пепел от неё не белый, а серый. В общем, если хочешь интоксикацию организма, обращайся к обычным барыгам, а у меня свой проверенный канал.

– Ты хочешь сказать, что уже не первый раз покупаешь эту дурь? – удивился я.

– Тихо! – прошипел Мартин. – Не обязательно так кричать. Тебе хорошо говорить, у тебя нормальная семья. А мне иногда нужно расслабляться.

– А что не так с твоей семьёй? – удивился я. – Они платят за твою учёбу в престижной школе. Мне кажется, это о многом говорит.

– Знал бы ты, чего это стоило моему отцу, – смутился Мартин. – Знаешь, вам, белым, не понять, как тяжело выбиться из этой трясины, в которой живёт моя семья и наши предки. Нас постоянно угнетают. Нам не дают нормальной работы.

– Не говори ерунды, – махнул рукой я.

– Ты что, не замечаешь? – спросил Мартин, глядя мне в глаза. – В Америке большой разрыв между богатыми и бедными. Такие, как ты, родители которого владеют огромной фермой, учатся в престижных школах, а потом поступают в Йель или Стэнфорд. А такие семьи, как моя, не смогут платить за такой трамплин.

– Трамплин? – уточнил я.

– Ну, вот смотри, – активно начал Мартин, – твоя семья зарабатывает прилично, поэтому имеет хорошую кредитную историю. Они могут получить кредит на твоё образование. Ты выучишься в престижном университете, и потом тебя с радостью возьмут на хорошую работу, где ты сможешь строить карьеру.

– А что мешает тебе? – спросил я.

– Не перебивай, – продолжил Мартин, – работая на хорошей работе, ты сможешь найти жену из хорошей богатой семьи. Вы родите ребёнка и сможете ему дать хорошее образование, когда он вырастет.

– Ну и сделай то же самое, – нетерпеливо сказал я.

– Тебе легко говорить, – повысив свой голос, сказал Мартин, – я не спрашивал своего отца, где он взял деньги на эту грёбаную католическую школу, но я точно знаю, что на нормальный колледж он заработать не сможет. Да и кредитная история у него испорченна с тех пор, как он брал огромный «Кадиллак» и не смог за него выплатить. Отец иногда пропадает на несколько дней, а потом я вижу в почтовом ящике повестки в суд. Чувствую, что эта школа станет для меня последней.

– И ты думаешь, курение травки может тебе помочь? – спросил я, не зная чем помочь своему другу.

– Знаешь, когда я покурю, я на несколько дней перестаю бояться своего будущего, – улыбнулся Мартин. – Похоже, я до старости буду работать на какой-нибудь бензоколонке. Могу же я насладиться сейчас своей молодостью? И это в моём будущем не самое печальное.

– А что? – спросил я.

– Не имея образования и нормальной работы, – продолжил Мартин, – я не смогу дать своим детям трамплин, чтобы они вышли из этого порочного круга. В общем, для нашей семьи всё решено этим чёртовыми белыми, которые не дают нам шанса подняться.

– Мартин, первый раз вижу, чтобы ты был таким пессимистом, – сказал я и похлопал его по плечу. – Хочешь, расскажу тебе анекдот на тему пессимистов?

– Давай, – ответил Мартин и, глядя на меня исподлобья, стал пить колу через трубочку.

Я сделал положенную паузу перед рассказом и начал:

– Сидит недовольный мужчина в своей машине и рассуждает: «Жена – стерва; друзья – предатели; жизнь – дерьмо». Сидит, расстраивается и почти плачет. На заднем сидении сидит его ангел-хранитель и записывает в блокнотик: «Жена – стерва; друзья – предатели; жизнь – дерьмо». После того, как записал, говорит: «Странные у него всегда желания и, главное, одни и те же каждый раз. Ну, раз хочет, придётся исполнять».

– Прикольно, первый раз слышу такой анекдот, – сказал Мартин, когда закончил смеяться. – Надо будет Диего рассказать, ему понравится.

– А тебе не кажется, что этот твой Диего, торгующий наркотой – опасный тип? – спросил я.

– Ничего он не торгует! – обиделся Мартин. – Думаешь, если он мексиканец, значит, торгует наркотой? Вы, белые, все одинаковые.

– Вся школа у него тарится, – спокойно ответил я. – Но если я ошибаюсь, то извини. Не хотел наезжать на твоих друзей.

– Да уж, пожалуйста! – ответил Мартин. – Если ещё раз захочешь залезть в мою личную жизнь, сначала разберись со своей.

– А что не так с моей? – спросил я.

– Ты, кажется, участвуешь в общественной жизни школы, – начал Мартин, – но нормальные ученики не считают тебя своим. Ты бы послушал, что про тебя говорит народ.

– И что они говорят? – спросил я.

– Они считают, – ответил заведённый Мартин, – что ты слишком стараешься казаться умным. Ты выскочка. Ты вечно лезешь вперёд. Пытаешься получить максимальную оценку и подлизываешься к преподавателям. В вечеринках и тусовках не участвуешь. С девчонками не мутишь. Многим вообще кажется, что ты гей.

– Тебе тоже так кажется? – удивлённо спросил я.

– А откуда я знаю? – ехидно спросил Мартин. – Если хочешь доказать обратное, давай закажем девочек. Деньги-то у тебя всегда есть.

– Я никому ничего не собираюсь доказывать, – ответил я.

– Ну, тогда и тусуйся с геями, – тихо сказал Мартин, взял свой поднос и пересел за другой столик.

Интересный поворот событий. Я думал, только в России не любят выскочек. Мне всегда казалось, что американцы более терпимо относятся к людям, которые стараются хорошо учиться, чтобы достичь большего в жизни. Как хорошо сказал Мартин, чтобы взобраться на трамплин.

По его теории трамплинов получается, что тем, кто уже был на верхнем социальном слое общества, легче оставить своих детей на втором этаже. А тем, кто внизу, нужно очень постараться, чтобы попасть на трамплин, который сможет их доставить выше.

Но Мартин сейчас ведёт себя неправильно: он видит, как я тружусь, чтобы забраться на свой трамплин для прыжка высоко вверх и лишает меня поддержки. Разве он не понимает, что, находясь вверху, я смог бы и ему помочь подняться? Наверное, зависть – самое разрушительное чувство в человеке.

Я нисколько не изменил свою линию поведения и продолжал учиться в прежнем духе. Я не стал никому доказывать, что я не гей. Я знал, что оправдываются только виноватые. Впоследствии я ещё пытался общаться с Мартином, но он стал меня избегать и больше времени проводил с Диего.

Диего действительно торговал наркотиками в школе. Это можно было определить по ходившим слухам и тому, как он одевался. У него были самые дорогие телефон и часы в школе. Он приезжал в школу на большом пикапе. Часто менял девочек. И, как грамотный наркодилер, он не употреблял сам. Это было видно сразу.

Не могу сказать, что в нашей школе многие курили наркотики. Я умел определять человека под кайфом, меня научила Тринити. Это несложно: нужно было просто внимательно наблюдать за людьми. Если они вели себя неестественно, это сразу вызывало подозрение.

Но главные признаки я мог наблюдать часто: сильно суженные или сильно расширенные зрачки, не реагирующие на свет; блеск глаз; изменение двигательной активности; изменение речи; беспричинное веселье, смешливость, болтливость, злобность, агрессивность, явно не соответствующие ситуации.

В той компании, в которой я общался, наркоманов не было. Все были отличниками и активистами. Я бы не назвали их идеальными людьми, так как с ними зачастую было скучно. Особенно от их занудства. Казалось, что эти «ботаники» созданы для того, чтобы их слушали. Сами они могли слушать, только постоянно перебивая. Они были уверены, что их собственные мысли гораздо важнее для собеседника, чем его.

Прошёл год, я учился в последнем классе и уже рассылал запросы в лучшие колледжи. Наблюдая со стороны за Мартином, я видел, что он зачастую находится под кайфом. И, судя по тому, что он ведёт себя каждый раз по-разному, я сделал вывод, что он употребляет не только марихуану. Нельзя бросать друзей в беде, поэтому я решил выяснить, чем он балуется. Я знал лёгкий способ.

Однажды я поймал его в школе, подошёл к нему и, давая ему свой телефон, сказал:

– Мартин, тут с тобой хотят поговорить.

Лечение

Мартин поднёс телефон к уху, поёжился и уже через несколько секунд отдал мне телефон обратно.

– Там короткие гудки, – обиженно сказал Мартин. – Билл, что за шутки?

Я забрал телефон, извинился и ушёл, понимая, что нужный мне дамп снят. В этот же вечер Тринити обнаружила в крови дампа Мартина следы морфина. Покопавшись в его памяти, Тринити сказала:

– Володя, он уже не сможет помочь себе сам. Он употреблял три вида наркотиков в течение двух лет. Поддерживать его ветку развития не имеет смысла.

– Тринити, ты пойми, он мой друг, – сказал я. – Давай поможем ему справиться с зависимостью.

– Понимаешь, – мягко сказала Тринити, – только он сам мог бы помочь себе избавиться от психологической зависимости. Но он не захочет. В его мозгу уже снизилось количество опиоидных рецепторов. У него повышенная выработка глутамата. Снизилась выработка эндорфинов. У него выработалась физическая зависимость.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, – сказал я, – неужели такой мощный компьютер, как ты, не может найти способ лечения такой распространённой болезни?

– Однажды его родители, узнав, что он употребляет наркотики, – начала рассказывать Тринити, – заперли его в комнате, прицепив наручниками к батарее. Он тогда испытал такую дикую ломку, что больше никогда не захочет повторить её.

– Ломку? – спросил я. – Я всегда удивлялся, как человеческий организм привыкает к химии до такой степени, что начинает так яростно требовать добавки. Я никогда не испытывал подобного и не могу понять механизма.

– Если хочешь, я тебе могу объяснить на пальцах, как формируется привыкание к наркотикам, – сказала Тринити.

– Будет очень интересно, – искренне ответил я.

Тринити придвинулась ближе к камере и, зачем-то оглянувшись, начала рассказывать тихим голосом:

– Основное действующее вещество героина – это диацетилморфин. Для простоты будем называть его морфином. По всему организму человека в нервной системе расположены специальные опиоидные рецепторы. Это своеобразные датчики. Как только они чувствуют морфин в крови, они возбуждаются и дают ощущение эйфории, расслабления и обезболивания.

– А зачем нужны эти рецепторы? – спросил я. – Ведь если бы их не было, то и наркоманов бы не было.

– Странный вопрос, – ответила Тринити. – Если природа сделала эти рецепторы, значит, они необходимы. Воздействующие на них вещества вырабатываются в железах внутренней секреции. С помощью этих химических элементов, которые передаются через кровь, мозг подаёт команды организму. Например, если тебя укусил волк и продолжает гнаться за тобой, головной и спинной мозг моментально дают команду железам впрыснуть в кровь такие вещества, которые воздействуют на внутренние рецепторы так, что ты будешь находиться в шоке и бежать сломя голову не чувствуя боли.

– Например, адреналин? – уточнил я.

– В том числе и его, – кивнув головой, ответила Тринити. – Так вот, продолжу о зависимости наркоманов. При постоянном воздействии морфина он угнетает синтез эндорфинов и снижает чувствительность рецепторов.

– Эндорфины – это что? – уточнил я.

– Эндорфины – то же самое, что и морфин, – улыбнулась Тринити. – Только их вырабатывает сам организм. Они способны уменьшать боль, аналогично опиатам, и влиять на эмоциональное состояние.

– А они зачем нужны? – спросил я.

– Вот у спортсменов, – начала объяснять Тринити, – эндорфины часто вырабатываются вместе с выделением адреналина. При долгих тренировках в организме выделяется адреналин, усиливается боль в мышцах и, вследствие этого, начинают вырабатываться эндорфины, которые уменьшают боль, повышают реакцию. Поэтому спортсмены через некоторое время не могут обходиться без тренировок. И им нравится уставать. Они от этого получают удовольствие. Или другой пример.

– Какой? – спросил я.

– Обжорство, – коротко ответила Тринити и начала уточнять. – Эндорфины, которые ещё называют гормонами счастья, больше всего выделяются тогда, когда задействовано максимальное число рецепторов: обонятельные, зрительные, осязательные или вкусовые. Когда мозг понимает, что в организм поступает вкусная пища, он вырабатывает большую дозу эндорфинов. Поэтому ты чувствуешь такой комфорт после еды. Некоторые люди так подсаживаются на этот способ получения эндорфинов, что начинают есть не потому, что голодны, а потому, что им нужна новая доза эндорфинов. Они, по сути, тоже, природные наркоманы.

– Очень интересно, – улыбнулся я.

– Наркоманы, в отличие от обжор, – продолжила Тринити, – из-за постоянного употребления наркотиков теряют способность к внутреннему синтезу эндорфина. Более того, их датчики-рецепторы теряют чувствительность и к искусственным веществам, например, к героину. Им приходится постоянно повышать дозу. Если они прекращают приём героина, то происходит полное или частичное отключение противоболевой системы. Они начинают испытывать дикую боль по всему организму, у них не вырабатываются собственные эндорфины, отвечающие за противоболевое воздействие. Так они испытывают страшную ломку. А однажды испытав дикую боль ломки, они ни за что не согласятся добровольно повторить её. Они сделают всё, что угодно, чтобы достать дозу. Вот могу объяснить появление зависимости на примере твоего друга Мартина.

– Давай, – заинтересовался я.

Тринити отпила из стакана с водой и начала рассказ:

– Сначала его организм легко вырабатывал эндорфины, естественным образом. Когда он смеялся, радовался, целовался, обнимался, вкусно кушал – он получал эндорфины и вместе с ними ощущение удовольствия. Так работает нормальный человеческий организм.

– А потом? – спросил я.

– Потом он попробовал марихуану, – продолжила Тринити, внимательно глядя на меня с экрана планшета. – При курении марихуаны в организм поступают каннабиоиды, которые воздействуют на рецепторы. Человек чувствует либо эйфорию и возбуждение, либо угнетённое состояние и сильный страх.

– Знакомо, – улыбнулся я.

– При постоянном употреблении марихуаны, – продолжила Тринити, – эти рецепторы снижают свою чувствительность, и требуется увеличение дозы или переход на другой вид наркотика. Что и произошло с твоим Мартином. Его друг Диего постарался. Хоть марихуана и не вызывает физической зависимости, она заставляет человека крутиться в кругах, где легко попробовать нечто более тяжёлое.

– Убить бы этого Диего, – со злостью сказал я.

– Я тебя понимаю, – улыбнулась Тринити. – Когда Мартин принимал героин, он распадался в печени в морфин. Его опиоидные рецепторы стали получать морфин вместо эндорфинов и привыкли к нему. Железы, поняв, что эндорфины больше не нужны, прекратили их поставку в организм. С тех пор, чтобы избежать ломки и боли, за неимением эндорфинов Мартину требуется морфин.

– Слушай, Тринити, – задумчиво сказал я. – А почему нельзя наладить организм Мартина и запустить поставку эндорфинов заново?

– Можно, – кивнув головой, ответила Тринити. – Но его опиоидные рецепторы уже отвыкли от эндорфинов. Они их просто не почувствуют, а без воздействия на них любой организм начинает испытывать боль. Если хочешь испытать подобную зависимость, можешь отказаться от еды на неделю. Через неделю будешь ощущать зависимость от еды, похожую на наркотическую. Только нужно будет ещё добавить боль во всём теле, судороги, запор и так далее.

– Значит, мы не сможем помочь Мартину? – расстроено просил я.

– Почему для тебя это так важно? – спросила Тринити.

– Не знаю почему, но я чувствую, что он мне нужен, – сказал я. – Мы в ответе за тех, кого приручили.

– Ладно, я попробую кое-что сделать, – сказала Тринити, – но за результат не ручаюсь.

– Спасибо, Тринити! – сказал я. – Ты меня всегда выручаешь.

Тринити уже отключилась и не ответила. В это время в дверь моей комнаты постучали, и вошла мама. Её правая рука была спрятана за спиной. Она села у письменного стола и спросила:

– С кем ты тут разговаривал?

– Мартин звонил, – соврал я.

– Что-то его уже год не видно, – вздохнула мама. – С ним всё в порядке?

– Он не жалуется, – ответил я, не желая продолжать эту тему.

– Тут тебе письма пришли, – улыбнулась мама и достала конверты.

Я взял их, затем включил настольную лампу и посмотрел на адреса отправителей. Это были три колледжа, в которые я отправлял анкету и запрос на поступление. Очень интересно. Моя судьба лежала внутри. Я стоял и думал, открывать ли их при маме. Там мог быть отказ или приглашение. И почему бы этим колледжам не ставить штампы прямо на конверте: «принят» или «не принят». Всем хочется подольше сохранять интригу.

Я решил не стесняться мамы и стал открывать конверты. Там лежали длинные и запутанные письма, смысл которых всплывал не сразу. Через две минуты мы с мамой уже знали, что три престижных колледжа приглашают меня на учёбу. Ура!

– И какой ты выбираешь? – спросила мама, заглядывая мне в глаза. – Давай рядом с домом?

– Я спр… – осёкся я, а потом продолжил. – Я подумаю несколько дней. Не хочу принимать поспешных решений.

Мама разочарованно вышла из комнаты, а я быстро включил планшет и рассказал Тринити о новостях, потом спросил:

– Тринити, как ты думаешь, куда мне лучше поступить?

– Дай мне время подумать, – сказала Тринити и отключилась.

Прошло три дня, Тринити не отвечала мне по поводу выбора колледжа, хотя мои родители уже теряли терпение. В обеденный перерыв ко мне подошёл школьный полицейский и попросил пройти с ним. В его кабинете сидело ещё два полицейских и мама Мартина. Я испугался, что с ним что-то случилось. Полицейский подошёл ко мне, сел на краешек стола и спросил:

– Уильям, когда ты последний раз видел Мартина?

– Мы с ним нечасто общаемся в последнее время, – ответил я. – Но я видел его в коридоре четыре дня назад.

– Он выглядел обеспокоенно? – спросил полицейский.

– Он выглядел как всегда, – ответил я.

Полицейский задал ещё множество однотипных вопросов, пытаясь сделать так, чтобы я устал и проговорился. Мать Мартина была заплаканной и периодически всхлипывала, держа у носа платочек.

Судя по допросу, выходило, что Мартин не появлялся дома уже два дня. Его телефон не отвечал. Последний раз его видели родители утром, а в школу он не пришёл. О том, что он употребляет наркотики, никто даже не обмолвился. Я тоже не стал выдавать полиции этот факт, не желая превращаться в доносчика.

Когда меня отпустили, я пошёл в туалет и там, надев наушники, подключенные к телефону, спросил:

– Тринити, где Мартин?

– Ты же сам недавно просил ему помочь? – спокойно ответила Тринити. – Вот мы и помогаем.

– А где он? – спросил я.

– Это для тебя не важно, – ответила Тринити. – У нас свои методы излечения наркоманов. Ты, пожалуйста, не вмешивайся.

– Но с ним всё будет хорошо? – спросил я.

– Не могу обещать на сто процентов, – ответила Тринити, – но мы постараемся.

С тех пор до самого колледжа я не видел Мартина. Учёба в школе закончилась. Тринити со Штерном настояли на выборе колледжа вдали от дома. Отец не смог заплатить за учёбу в нём, поэтому я, не без помощи Тринити, оформил кредит на 20 лет. Платить полагалось уже после учёбы. Колледж был очень престижным и находился в Лос-Анджелесе, это примерно 350 километров от моего города Тулар. Больше всего мне понравилось то, что внутри этого колледжа находился кампус, и можно было жить прямо в университетском городке.

С одной стороны, я был расстроен, что придётся покинуть родителей, а с другой – был рад, что смогу зажить самостоятельной жизнью и общаться с Тринити, когда захочу. Тринити настаивала, чтобы я летел в новый для себя город на самолёте. Но я решил проявить свой характер и выбрал поезд. Скоростной поезд стоил в два раза дешевле, а так как я взял огромный кредит на образование, мне полагалось экономить. В вопросе выбора транспорта меня поддержали бережливые родители. Мне очень нравилось передвигаться именно на поезде, а не на самолёте, так как я всё больше и больше боялся высоты.

Я предпочитал потерять день в поезде, а не испытывать сильный страх взлёта и посадки ради 30 минут полёта. Тринити не стала настаивать, поэтому, собрав пару чемоданов, я отправился на вокзал. Скоро начнётся взрослая совершеннолетняя жизнь в другом городе. Ура!