Текст книги "Социальная сеть "Ковчег" -2 (СИ)"
Автор книги: Евгений Вецель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
Помощник
– Тринити, это ты? – изумлённо спросил я, не осознавая, что делаю это на английском языке.
– Конечно, – сказала Тринити.
– Как я рад тебя видеть!
– Я тоже.
– Ты можешь мне ответить на один вопрос? – спросил я.
– Володя, задавай свой вопрос, – разрешила она. И только сейчас я понял, что она в совершенстве владеет английским языком.
– Это реальный мир? – спросил я.
– Конечно, – ответила Тринити. – На этот раз у нас всё получилось.
– А почему тогда Америка? – спросил я. – Неужели нельзя было меня высадить в России?
– Мы думали, ты сам догадаешься, – ответил голос Тринити в наушниках. – Хотя ты же ещё пока не был в армии. Тут прямая аналогия с призывом. Призывников в России тоже высылают на службу в другие регионы. Поэтому и мы переселяем людей из виртуального мира в реальный, как можно дальше. Ведь тут тебя ничего не связывает, и ты можешь действовать свободнее.
– А Юля? – быстро спросил я.
– Всё будет хорошо. Я помню, что пообещала тебе на Лобном месте, и выполню своё обещание, – уверенным голосом ответила Тринити.
– А когда это будет? – с интересом спросил я.
– Тебе всего 16 лет, – ответила Тринити, – неужели ты хочешь завоёвывать её прямо сейчас?
– Ну, можно на неё посмотреть, хотя бы одним глазком? – тихо спросил я.
– Рано, – ответила она, – мы сделаем это позже. Твоя задача сейчас – хорошо учиться. Следующие два года будут решать твою судьбу.
– Почему? – спросил я.
– Образование в Америке – это самое важное, – серьёзно сказала Тринити, – но, думаю, ты и сам уже это понял.
– А зачем я здесь? – спросил я.
– Ты должен будешь стать… – начала Тринити и прервалась, так как в библиотеке включился свет и зашли несколько преподавателей. Мне пришлось вынуть наушники из ушей и сложить все гаджеты обратно в рюкзак.
Я ещё несколько минут делал вид, что продолжаю читать журнал, а потом встал и вышел в коридор. Нужно будет побыстрее уехать домой, чтобы вдоволь наговориться с Тринити. Я шёл по школе с задумчивым видом пока меня не окликнули сзади.
– Билл! Можно тебя на минутку? – издалека кричал чернокожий мальчик, которого я вчера спас от побоев.
– Слушаю, – дождавшись, когда он подойдёт ко мне, сказал я.
– Билл, я бы очень хотел поблагодарить тебя за то, что ты сделал. Если бы не ты, меня бы покалечили. Эти белые… Ой! Извини.
– Да ничего, я думаю, на моём месте, так поступил бы каждый. Слушай, мне неудобно, но я забыл, как тебя зовут.
– Мартин Уэлс, – ответил мальчик, освещая всё вокруг своей улыбкой.
– Очень приятно, извини, я тороплюсь в класс, – сказал я и направился дальше.
– Стой! – крикнул Мартин, догоняя меня. – После этого урока будет обед. Я хочу тебя угостить.
– Зачем? – спросил я и остановился.
– Билл, мне хочется как-то отблагодарить тебя за спасение, – жалостливо глядя на меня, сказал Мартин.
– Хорошо, давай пообедаем вместе, – согласился я, – только я после обеда должен уйти, мне нужно помочь родителям.
– Как кстати, – сказал Мартин, – я тоже ухожу после обеда. Мне нужно заехать в госпиталь и забрать справку о побоях. Мои родители хотят подать в суд на тех подонков. Если ты позволишь, я тебя подброшу до дома.
– На чём? – удивлённо спросил я.
– На моей машине, – гордо ответила Мартин. – Я месяц назад права получил.
– Мартин, я тебе удивляюсь, – посмотрев в его глаза, сказал я, – как ты мог получить права? Ведь ты, похоже, не знаешь, что до 18 лет не можешь возить пассажиров младше 20 лет. Я уж лучше сам доберусь до дома.
– Ой, какой ты правильный, – ехидно улыбнулся Мартин. Потом после паузы добавил:
– Спасибо, что согласился пообедать. Встретимся на этом месте после урока.
– Договорились, – кивнул я и развернулся, чтобы уйти.
Времени оставалось мало, поэтому я поспешил в класс. По дороге я думал о том, что от меня нужно этому Мартину. Можно подумать, мой поступок был выдающимся. Думаю, на моём месте каждый бы защитил членов своей команды. Основная проблема была в том, что я не привык приближать к себе людей другого цвета кожи. К 16 годам я с трудом смирился с тем, что они нас окружают повсеместно. Я прожил 73 года в России, где чернокожих очень мало. Мне всегда казалось, что они совсем другие.
Прозвенел звонок, и мне пришлось бежать быстрее, чтобы успеть на математику. У американцев перемены между 90-минутными уроками всего по 7 минут – это кошмар. Иногда и в туалет не успеваешь забежать. Перемена короткая, поэтому как я ни старался, мне пришлось заходить в класс под строгим взглядом учителя. Этот тёмнокожий преподаватель специально замолчал, давая понять классу, что опаздывающие ученики мешают ему работать. Я виновато посмотрел в его выделяющиеся на тёмном лице глаза.
Похоже, сегодня тематический день. День афроамериканцев. Стоило вчера спасти троих, так сегодня я целый день буду замечать только цвет кожи. Главное, что отличало их – то, что тёмный цвет кожи скрывает эмоции. Окно светило из-за спины преподавателя, поэтому рассмотреть выражение его лица я не мог. Нужно иметь орлиное зрение, фонарик или прибор ночного видения, чтобы понять мимику тёмнокожего собеседника. Я дошёл до учителя и быстро свернул к своей парте, делая виноватый вид.
Я очень старался не быть расистом, но получалось с трудом. Для себя я объяснял это тем, что те афроамериканцы, которых я знаю, ведут себя не так, как я привык. А люди не любят непохожих. Некоторые темнокожие показывают свою жестокость и заносчивость, особенно в отстаивании своих прав. Стоит одному чернокожему попасть в мой чёрный список, и я сразу кидаю на всех остальных тень подозрения. Нужно будет избавляться от этого.
Ещё мне не нравилась их любимая привычка говорить, что их притесняют. Мне кажется, что они притесняют белых гораздо больше. Они всё время подозревают, что к ним отнеслись плохо только по причине цвета их кожи. Когда к ним относишься слишком хорошо, они считают, что причина та же.
Наверняка, когда Бог разрушал Вавилонскую башню, он разделил людей не только на разные языки, но и на разные типы внешности. Я, кстати, так и не понял той библейской истории – зачем Богу нужно было разделить людей при помощи разных языков. Помню только, что это было после Всемирного потопа. Выжившие люди вдруг начали строить огромную башню, чтобы сделать себе имя. Бог раздал им всем разные языки и этим помешал строительству. Чем ему помешала эта башня до неба, не уточняется.
Мне кажется, эволюция шла бы быстрее, если бы люди могли общаться между собой. А так языковой барьер мешает дружить разным народам, дополняясь ещё и разным цветом кожи. Видимо, там, наверху, выгодно разделять и властвовать.
Когда я, пытаясь не шуметь, доставал учебник и рабочую тетрадь, я ещё раз увидел планшетный компьютер и провод наушника. Я снова вспомнил, что теперь у меня есть Тринити. Мне так хотелось расспросить её обо всех мелочах прошлой жизни. Помню, что в последний день действовал как в тумане. Мне дали рваные объяснения. Я убежал, не дослушав, а потом вдруг отправился на крышу. Кто мне в тот день отключил любопытство – непонятно. Всё же Тринити и Штерн – талантливые манипуляторы.
Наговорили мне в тот раз разной чуши, а я поверил и спрыгнул. Единственное, в чём они оказались правы, – это в том, что я снова оказался жив. Ещё один шанс сделать что-то великое и полезное для общества. Ещё один шанс встретить Юлю. Я так давно не видел её и так часто вспоминал о ней, что боялся разочаровать её или разочароваться сам. Не всем удаётся полюбить снова.
За эти 16 лет я уже привык к Америке. Когда ты попадаешь в другую страну с самого рождения, это лучше, чем эмигрировать во взрослом возрасте. Слишком ко многому пришлось бы привыкать. Американцы – совсем другие люди, и отличаются от россиян больше, чем думают.
Мифы друг о друге, разная история развития и общая удалённость мешают адекватно воспринимать друг друга. Несколько лет «холодной войны» и разного политического управления сделали из этих двух народов две крайности. Было ощущение, что кто-то сделал это специально, чтобы они не вздумали объединяться.
Так же, как Бог разделял строителей Вавилонской башни по языкам, неведомая рука разделила эти два великих народа по характерам. Основное отличие американцев от русских заключалось в их отношении к правительству, администрации и директорам. Русские люди напоминают мальчишек в переходном возрасте, которые критически относятся к наставлениям родителей. Они любят делать всё по своему, не обращая внимания на законы и инструкции.
Любимая пословица всей страны: «Строгость законов компенсируется необязательностью их выполнения». С самого детства, если хочешь казаться настоящим мужиком, ты должен иметь собственное мнение и противостоять семье, школе, полицейским и вообще всему взрослому миру. Не знаю, откуда такое отличие культуры, но это русская традиция.
Разницу между этими двумя нациями можно легко проследить на простом примере. Если мужчина по секрету расскажет друзьям о том, что незаметно вынес с работы ноутбук, то развитие ситуации будет зависеть от страны, где это произошло. Американские друзья либо настучат в полицию, либо заставят «героя» вернуть технику обратно. Русские люди похвалят своего товарища и даже почувствуют небольшую зависть. Шутка ли, целый ноутбук! Бесплатно! 1000 $!
Русский «герой» будет думать в таком случае, что начальство разъезжает на внедорожниках и мало ему платит, поэтому этот ноутбук он воспринимает как доплату за «тяжёлый труд». Американец о том, чтобы взять ноутбук, думать вообще не будет, так как привык соблюдать любые инструкции с самого детства. Написано «Чужого не брать» – значит, так и нужно.
Кстати, могу с уверенностью сказать, что я в душе русский. Все эти инструкции повсеместно меня раздражают. Мне постоянно кажется, что все вокруг тупые, и без подробных указаний ничего не могут сделать. Вы бы почитали их руководства пользователя, начиная с инструкций по использованию любой техники, и кончая рецептами приготовления полуфабрикатов.
Вот скажите, зачем писать на упаковке с замороженной пиццей, что ей можно обжечься? Это понятно всем, кто умеет читать. Для нас, учеников, тоже расписан каждый шаг. Эта книга со сводом всех правил школы занимала 247 страниц. Я сначала забросил её в дальний угол и думал, что буду читать её только в крайнем случае, если ничего не получится. Но учителя как фанатики постоянно ссылались на неё и называли нам пункты, которые мы нарушали. Поэтому пришлось изучить мою первую должностную инструкцию.
Там прописаны даже такие мелочи, как помощь соседу по парте. Перед тем, как помочь другому ученику, я обязан спросить разрешения учителя. Для того чтобы поточить карандаш, я должен спросить разрешения. Я, кстати, не знаю почему, но мы все писали в основном карандашами. В классе стояла большая электрическая точилка, и мы во время урока подходили к ней. Большинство детей делали это просто так, чтобы развлечься и пройтись по классу.
Дети вокруг вообще были сумасшедшими на взгляд русского человека. Они не имели комплексов, могли приходить в класс непричёсанными и одетыми чёрт знает во что. Юные американцы могли сидеть, положив ноги на парту и, когда учитель проходил мимо них, он делал вид, что не замечает. Некоторые сидели, сложив ноги на стуле по-турецки. Большинство девочек ходили по школе в обычных резиновых сланцах. Шуметь в классе и разговаривать друг с другом было в порядке вещей.
Но не все дети были небрежно одеты, были стабильные исключения. Все чёрные девушки следили за своим внешним видом очень тщательно, они всегда были причёсаны и хорошо одевались. Вообще, темнокожих и латиноамериканцев было очень много – около 70 %. Страна всеобщей эмиграции. Белых учеников можно было пересчитать по пальцам. Но это, похоже, всех устраивало.
Я с большим трудом привыкал к тому, что меня в большинстве своём окружают цветные. Это слишком контрастировало с тем, к чему я привык в России за 73 года. Со временем я, конечно, понял, что среди них есть и хорошие, и плохие, и примерно в том же соотношении, как среди белых. Американцы мне вообще нравились многим, особенно тем, что в них отсутствовала озлобленность, и они не были вредными.
Я иногда вспоминал своё детство, как в нашей российской школе практиковалось насилие по отношению к слабым и кляузникам. Одного мальчика-«ботаника» однажды поставили ногами на унитаз в прокуренном туалете и заставили читать стихи. И это была одна из самых безобидных проделок.
Дрались мы в школе до первой крови – и дрались довольно часто. Быть в нашей школе хулиганом было комфортнее, чем быть «ботаником». В Америке драки тоже присутствовали, но они больше были похожи на состязания. Никто не пытался останавливать дерущихся.
Как только начиналась американская драка, вокруг сразу собиралась большая толпа, в которой начинали кричать «Fight! Fight! Fight!». Что странно, такие драки больше всего нравились девочкам, и они кричали громче всех. Драка продолжалась до тех пор, пока полицейский, всегда дежуривший в здании школы, не заковывал всех участников в наручники и не уводил к себе.
Тем временем, учитель закончил свой двадцатиминутный монолог и объявил командную работу по решению нескольких математических уравнений. Я не скажу, что учился в России на одни пятёрки, но эти американские упражнения щёлкал как орешки. Вообще, система образования мне не нравилась, она была слишком примитивной для меня. Вы сами представьте: мне осталось учиться в школе всего два года, а мы ещё только проходим сложение чисел с разными знаками.
Мы сдвинули столы рядом и впятером стали упорно думать, сколько будет (5 + (-8))или (-7 + (-8)) и так далее. Мои коллеги, которым запретили пользоваться калькулятором, по-моему, зависли. Я уже давно вычислил ответ, но не хотел вмешиваться в сложный американский мыслительный процесс. За свои 73 плюс 16, то есть 99 лет, я достоверно знал, что ценны только те усилия, которые люди прикладывают сами. Подсказки только мешают.
Видимо, поэтому Тринити и Штерн вмешивались в мою жизнь слишком деликатно.
Обед
Школа, в которую я ходил, стоила больших денег, поэтому маме пришлось устроиться на работу. Отец был очень недоволен. Он долго объяснял ей, что половина её зарплаты теперь уходит на налоги и возросшие затраты в связи с её работой. Он ругался на американское правительство. Оно делает всё для того, чтобы двум супругам невыгодно было работать одновременно.
Мама была на работе до самого вечера, поэтому, несмотря на то, что я решил сбежать домой пораньше, мне нужно было поесть в школе. Кормили нас тут вкусно, почти как в ресторане. Когда прозвенел звонок, я быстро исправил неправильные ответы своей группы, и мы сдали работу учителю. Я заторопился на место встречи с Мартином, чтобы потом не стоять в длинной очереди на раздачу.
Мартин уже был на месте и переминался с ноги на ногу. Не знаю почему, но чёрные совсем не умеют быть неподвижными. Видимо, поэтому они хорошо танцуют. Я подошёл к Мартину и сказал:
– Пойдём быстрее, а то я спешу.
– Конечно, Билл, пойдём, – быстро сказал он и развернулся в сторону столовой.
Мы быстро дошли до огромного помещения, взяли большой поднос с отсеками для еды. Потом поставили его на специальные полозья и стали набирать еду. Мартин был настоящим американцем, поэтому набирал классическую еду: картошку фри, гамбургер и несколько небольших кусочков курицы в кляре. Потом он взял пакет с йогуртом и небольшую тарелку с салатом. У самой кассы он передумал, убрал салат и поменял его на небольшую порцию яблочного пудинга.
Я вспомнил своего врача-диетолога, который давал мне консультации в прошлой жизни, и меня передёрнуло от мысли, сколько холестерина потребляют школьники. Я, конечно, понимаю, почему они это делают. Учёные в моей прошлой жизни проводили исследования и доказали, что жир для человека сродни наркотику. Жирная еда оказывает действие, схожее с действием марихуаны.
С учётом того, что у меня в прошлой жизни были тромбы, вызванные повышенным уровнем холестерина, тема была мне близка. Учёные обнаружили специальные рецепторы, которые расположены по всему головному и спинному мозгу. Эти рецепторы чувствуют появление в крови веществ, которые образуются при поглощении жирной пищи.
Ещё в 1992 году один израильский учёный установил, что мозг человека вырабатывает жирную кислоту анандомид, участвующую в передаче и блокировании импульсов между нейронами головного мозга. Это своеобразная природная тормозная жидкость, которая помогает притормаживать деятельность мозга. Похожая жирная кислота с аналогичным действием попадает в кровь во время приёма пищи. Когда я съем много жирного, я тоже чувствую себя заторможенным, что доказывает открытие учёного.
Не помню суть эксперимента, но крысы, которых кормили жирной едой, через некоторое время мчались к ней, несмотря на удары током. Крысы переедали этой жирной пищи даже при воздействии стрессовых факторов. Это подтвердило предположение учёных, что млекопитающие эволюционно ориентированы на поиск жирной пищи, которая имеет высокую энергетическую ценность.
Любители поесть пользовались рефлексом накапливать энергию под видом жировых запасов. Но они забывали впадать в спячку или голодать зимой, как это происходит в дикой природе. Тут снова проявлялась ненасытность людей и неумение командовать своим разумом. Эта жирная кислота называется анандомид.
Кстати, анандомид и активное вещество марихуаны действуют похожим образом и, что самое страшное, при постоянном употреблении вызывают зависимость. По моим наблюдениям, половина американцев была «жировыми наркоманами». Папиному бизнесу это было на руку, но я старался питаться здоровой едой.
Суп с хлебом, салат и каша были основой моего школьного рациона. Нельзя сказать, что я не любил фастфуд. Даже напротив, я чувствовал необъяснимую тягу к этой хрустящей, вызывающей слюнки еде. Если я представлял хрустящую золотистую корочку картошки фри, покрытую белыми кристалликами соли, или чикенбургер с хрустящей булочкой и зажаристой курицей с листом салата, мои ноги сами несли меня к ближайшему заведению. Но голова часто разворачивала меня обратно. Очень хотелось жить подольше и получать удовольствие от другого.
Мы прошли с Мартином к столику у окна и стали складывать свои рюкзаки на соседние стулья. Я свой положил с особой осторожностью, так как у меня там была Тринити, с которой я смогу поговорить уже через час. Я вспомнил, что нас прервали на фразе Тринити о том, кем я должен стать тут в Америке.
Хотя я уже догадывался, кем меня хотят сделать. Эмпирическим путём догадаться не сложно. Меня долго выращивали в виртуальной сети, а теперь поселили в сильнейшую державу мира и намекнули, что сделали это, чтобы я подстегнул эволюцию. Тринити сказала, что я должен поступить в Гарвард. Учили меня в прошлой жизни на менеджера и руководителя. Вариантов, кем я должен тут стать, было немного. Осталось только уточнить у Тринити, прав ли я в своих догадках.
– Слушай, а ты что веган, что ли? – неожиданно спросил Мартин, разглядывая содержимое моего подноса.
– Нет, вот в супе мясо плавает, – улыбнулся я. – Странно было бы стать вегетарианцем, когда у тебя папа – владелец животноводческой фермы.
– Ну, слава богу, – вздохнул Мартин, – я уж думал, ты настолько правильный, что мне рядом с тобой не место.
– Не говори ерунду! – оборвал я его. – Я такой же, как все.
– Просто у меня дядя веган, – улыбнулся Мартин, – на него смотреть страшно. Тощий как зубочистка.
– А что он вдруг веганом стал? – спросил я, тоже коверкая это слово, так как неудобно было поправлять собеседника.
– Ему сделали коронографию и обнаружили проблемы, – задумавшись, сказал Мартин.
– Коронарографию, – поправил я. – Это когда вводят в кровеносную систему контрастное вещество и на рентгене смотрят состояние кровеносной системы.
– Да не важно, – махнул рукой Мартин, – главное, что он теперь веган, не курит и не пьёт. Не дай бог. Скучным стал. Ему там доктор наговорил всякого. Тот побоялся разориться на лекарствах и докторах, и решил бросить всё, кроме женщин. Редкостный, кстати, бабник.
– Каждый для себя решает сам, – улыбнулся я, кушая суп. – Кстати, всегда удивлялся, почему мужиков-бабников хвалят, а над женщинами, меняющими мужиков как перчатки, смеются.
– Природа такая, – сказал Мартин, макая горсть картошки в сырный соус. – Природой заложено так, чтобы женщины как можно больше рожали без остановки, а мужики, не дожидаясь истечения этих 9 месяцев, осеменяли остальных представительниц стада. Вам, белым, это не понять.
– Почему это? – спросил я, немного обидевшись.
– В прошлое воскресенье наш пастырь рассказывал на эту тему интересные вещи, – начал Мартин. – Только другим белым не рассказывай, пожалуйста.
– Договорились, продолжай, – кивнул я, откладывая пустую тарелку в сторону и придвигая к себе салат.
– А ты чего сначала суп, а потом салат ешь? – спросил Мартин.
– Откуда я знаю, – ответил я, – продолжай.
Мартин долго вытирал руки салфеткой, потом открыл йогурт, отпил прямо из пакета, нарисовав на своей чёрной верхней губе розовые усы, и продолжил:
– Раньше все страны воевали за землю, чтобы жить лучше. Народы, которые посильнее, завоёвывали слабых, захватывая их территорию. В то время нужно было быть сильным и умелым воином. Нужно было развивать вооружения, военную тактику и воспитывать грамотных генералов.
– Ну, и причём тут гулящие мужчины? – спросил я, пытаясь не смотреть на его йогуртовые усы.
– Да я сейчас не про них, – продолжил Мартин, – я про вас, белых. Пастырь сказал, что вам за счастье иметь одного ребёнка на всю семью. Иметь больше двух вы не можете, считая, что это дорого, и вы не сможете воспитать достойного преемника. Вот у тебя есть брат или сестра?
– Нет, я пока один в семье, – сказал я, осторожно накалывая на вилку маленькую помидорку под названием «черри».
– А у меня два брата и одна сестра, – гордо сказал Мартин. – А у латинос вообще до 10 детей бывает. У нас, цветных, рождаемость в несколько раз выше, чем у вас, белых. Мы люди верующие, поэтому аборты и предохранения всякие у нас запрещены.
– Да, но когда столько детей, их очень тяжело устроить в жизни, – задумавшись, сказал я.
– Наш пастырь говорит, дело женщин – рожать, пока силы есть, – посмотрев на меня как фанатик, сказал Мартин. – Если раньше народам нужно было воевать за своё место под солнцем, то теперь нужно просто рожать без остановки. И у кого это лучше всех получается, тот и победит в заселении планеты. А Бог детей не бросит. Подкинет на пропитание.
– А тебе не рано ещё думать на эту тему? – спросил я.
– Билл, я просто передал тебе слова нашего пастыря. Ты только ни кому не говори. Это наш секрет. Хотя, думаю, у мусульман всяких и мексиканцев та же задача. Одни белые пока в неведении.
– Мартин, мы с тобой не так хорошо друг друга знаем, чтобы обсуждать запретные темы, – сказал я и стал доедать салат.
– Почему запретные? – удивился Мартин.
– Как говорят умные люди, самые запретные для хороших отношений четыре темы, – сказал я.
– Какиеы? – спросил Мартин, густо намазывая курицу во фритюре соусом.
– Политика, история, здоровье и религия, – перечислил я. – Слишком велика вероятность поссориться.
– Билл, я не обидчивый, – улыбнулся он, – можем обсуждать любые темы. Даже цвет моей кожи. Ты меня спас, поэтому я бы очень хотел с тобой дружить.
– Поживём – увидим, – ответил я и стал кушать овсянку.
Мы поговорили ещё немного. Я доел свою еду быстрее, поэтому быстро попрощался и убежал на улицу. Там я шагал до остановки, чтобы сесть на общественный автобус, который за 40 минут домчит меня до дома. Я на всякий случай постучал по карману и проверил наличие ключей. Потом вспомнил код сигнализации и стал спокойно ждать на остановке.
Когда стоишь и ничего не делаешь, сразу приходят мысли. Я стал вспоминать свою прошлую жизнь и думать, какие вопросы задам Тринити. Мне очень хотелось расспросить ещё раз про социальную сеть, про компьютеры из деревьев, про своего отца, Юлю и так далее. А самое главное – понять, что мне теперь делать и в кого меня собираются превратить. Тем более что 16 лет – самый подходящий возраст, чтобы определиться с жизненным путём.
Нужно будет незаметно от отца, работающего на ферме рядом с домом, проскользнуть к себе в комнату на второй этаж и, достав гаджеты, хорошенько поболтать с женщиной, которую я видел всего один день жизни, а слышал несколько десятков лет.
Если честно, я очень скучал по ней. Иногда меня посещала мысль, что я так долго не видел Юлю, что скучаю по ней даже меньше, чем по Тринити. Но я прогонял эти преступные мысли как мысли о том сне в палатке.
Подошёл автобус и с шипением открыл переднюю дверь. Я зашёл, провёл специальной карточкой в нужном месте и стал располагаться у окна. Глядя через тонированное стекло на оживлённую улицу, я вспоминал слова Мартина о захвате мира при помощи повышенной рождаемости. Действительно, по улице шли в основном цветные. Чистокровно белых людей было очень мало.
Надеюсь, в России их осталось довольно много. Я не против смешения крови, но культуры у народов разные и смешиваются неохотно. А расизм цветных по отношению к белым иногда напрягает. Вот Мартин спокойно говорит мне всё, что думает. А если я начну говорить про свои наблюдения за основной массой темнокожих, он обвинит меня в расизме и его родители подадут на меня в суд.
Я иногда жалел, что родился белым. У чёрных в Америке больше свободы. Они могут говорить о других всё, что им хочется. Я ещё не слышал, чтобы чёрного человека судили за расизм по отношению к белому. А вот суды над белыми не прекращаются.
Вспоминалась сказка про то, как заяц пустил лисичку в дом переночевать, а она его выгнала. В той сказке петух спас зайца от выселения, зарубив лису косой. Думаю, если бы события той сказки происходили бы в Америке, зайца и петуха посадили бы в тюрьму за дискриминацию рыжих. Причём петухам в тюрьме тяжелее, чем зайцам.
Я рассмеялся вслух, вызвав странные взгляды пассажиров автобуса. Скорее бы доехать до дома. Оставалось ещё полчаса. Поэтому я завёл свой биологический будильник и, закрыв глаза, задремал под укачивающие движения автобуса.
Снился мне странный обряд. Люди в белых одеждах шли ночью с горящими крестами. Лица их закрывали остроконечные капюшоны. На груди каждого – большой деревянный крест. Они постепенно ускоряли шаг. Через некоторое время они бесшумно бежали, выстраиваясь в форме месяца, окружая бегущую и кричащую тёмную фигуру.
Я мог разглядеть только сверкающие белые пятки беглеца. Люди в белом настигли этого человека и, схватив, потащили к большому деревянному кресту на земле. Они привязали его и через несколько минут стали поднимать крест, пытаясь держать ровно, несмотря на брыкающегося чернокожего. Потом они установили крест на земле и отвернулись от него и начали странный танец.
Вся эта многочисленная толпа не обращала на меня внимания, поэтому я спокойно подошёл к кресту с человеком, вдохнул свежий ночной воздух и почувствовал запах керосина. Было очень темно, и я не мог рассмотреть чёрного лица жертвы. Я смотрел вверх, но бесполезно.
Внезапно люди в белом обернулись и быстро приблизились к большому кресту, осветив лицо несчастного факелами. Это был Мартин. Когда один из факелов приближался к ногам моего нового друга, я внезапно проснулся.
Это была моя остановка.
