Текст книги "Эльфы, топор и все остальное"

Автор книги: Евгений Шепельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Монго валялся на спине у кромки воды. Орк пнул ведро и занес ногу в тяжелом сапоге, чтобы обрушить кованый каблук на лицо моего подопечного. У орков чувство жалости отсутствует. Оно выжжено южным солнцем. Равно как и ум.

Два его собрата стояли рядом, держа лошадей в поводу, и довольно похрюкивали, растянув скуластые красные рожи в улыбках. Островерхие шапки наползали им на глаза.

Я закричал. Орк покосился на меня, потом хрюкнул и снова занес сапог.

Гритт и все демоны ада, он же его убьет!

Я совершил гигантский прыжок и толчком обеих рук сбил орка в воду. Он плюхнулся на мелководье мордой вниз, перевернулся на спину и заорал как резаная свинья.

Его собратья взревели. Я поднял руки вверх и крикнул, с трудом припоминая слова на южноорочьем:

–  Айр комр аннр-таа!Я не хочу боя!

Представьте, что этот возглас адресован бешеным тиграм, которых вы сами выпустили из клетки. Орки ринулись на меня с кулаками. Поскольку я не достал мечей, они также не извлекли оружия. Этот обычай они блюдут свято.

Меня захлестнула круговерть драки. Орки воняли лошадиным потом, дымом и застарелым салом. Варвары Джарси умело дерутся врукопашную, а орки больше полагаются на слепую ярость и силу, так что какое-то время вокруг слышались только сочные «хряп-хряп-хряп!» моих кулаков. Я выбил из хлебальника орка недожеваный кусок сухаря вместе с клыком, другому своротил на бок нос. Тут к нам присоединился орк-купальщик, и мне стало не до шуток. Он облапил меня за талию, экий бесстыдник, а я зажал его шершавую выю локтем. Орк выпучил черные, как угли, глаза, и захрипел, а я начал крутиться, избегая кулаков его собратьев. Они хрюкали, пыхтели, топтались, воняли, звенели бляхами на кафтанах, задевали друг друга. В целом я, конечно, мог избить всех троих в честной драке, но лучше бы мне помогли Скареди и Олник.

Тут под моим локтем хрустнуло… и тело орка, отяжелев, упало на истоптанный песок.

Яханный фонарь!

Орки ошалело уставились на мертвеца. А я мгновенно огляделся. Тот берег зарос деревьями, поселков, дороги там нет, а наш пятачок не виден с дороги, закрыт скосом берега и буйно растущими кустами. Гритт… хоть в чем-то удача.

Выхватив клинки Гхашш, я убил ближайшего орка ударом в сердце. Второй кинулся в бегство, к лошадям, но я настиг его прыжком и рубанул поперек спины.

Замечательное приключение, будет что рассказать внучкам в старости!

– Фатик!

Она стояла наверху, у начала спуска, меч в руке казался сверкающей лентой. Ее лицо выражало смесь гнева, отвращения и ярости. За доброй феей (я настаиваю на таком определении!) маячили Олник, Крессинда и Скареди.

Я тяжко вздохнул и присел над Монго. Наследник империи и будущий объединитель сил Альянса что-то мямлил, не открывая глаз. Лицо его отекло, из носа продолжала сочиться кровь.

Я просидел так, слушая ржание лошадей и удары собственного сердца. Затем рядом проскрипели шаги по песку, и надо мной вновь прозвучало мое же имя. Тогда я поднял голову, сфокусировал взгляд на милом утином носе и сказал, как мог проникновенно:

– Я не чудовище, Виджи, я просто делаю свою работу.

– Убили… в спину!

И снова она называет меня на «вы». Акции, Фатик, акции!

– Да, я убил его в спину. Так было надо.

Ее губы сжались в тонкую упрямую линию, тонкие крылья носа трепетали, глаза… Пожалуй, я больше не стану упоминать про грозовые тучи.

Я встал, отыскал и поднял орочью шапку с меховой оторочкой.

– Взгляни сюда. Посмотри,Виджи!

Она гневно отвернулась.

Ах ты, маленькая за… Чтобы я еще когда-нибудь связался с эльфами! Чтобы я еще раз когда-нибудь взял в жены эльфийку!!!

Впрочем, я не прав: когда женщину – любой расы – переполняют эмоции, она становится глуха к словам объяснений. А потом они удивляются – искренне удивляются! – откуда у их мужчин ранняя седина, нервный тик в углу рта и воспаленные от ярости глаза!

Я встал так, чтобы маячить перед лицом доброй феи. Она вновь отвернулась. Я перевернул орочью шапку тульей вниз, словно просил подаяния, и снова предстал перед Виджи – носом к носу.

– Да посмотри ты!

Имоен сбежала с обрыва, метнулась к Монго, задев меня плечом. За ней, придерживая молот на боку, спустилась Крессинда. Олник что-то важно объяснял Скареди. Я услыхал:

– …цветочки… еще пьяным не видали!..

Взгляд Виджи был исполнен презрения.

– Убили в спину!

Перешла на «вы», ну-ну.

– Некоторые любят погорячее… А теперь – посмотри сюда! – Я поднес к ее лицу шапку, оттопырив пальцем плетенный из конского волоса шнурок, на котором висела бронзовая овальная бляха, покрытая затейливым ажурным узором. – Это знак клана, добрая фея. Кажется, Боргез-арн… Не важно. Кулачный бой орки ценят и грубую силу уважают, и если бы я избил всех троих – все было бы отлично. Но я случайно убил одного – и стал кровным врагом всего клана. Я иностранец, местные законы не защитят меня от кровной мести орков. А поскольку я путешествую не один, а в компании, то Боргез-арн имеет право вырезать всех нас подчистую. Такие тут расклады.

– Но в спину…

– Орк драпал к лошадям. Мне что, нужно было окликнуть его и попросить задержаться для честного поединка? Кланы обретаются рядом, вокруг Семеринды. Мы бы просто не успели добраться до города…

Она смотрела на меня, и огонек понимания разгорался в ее глазах.

– Фатик…

– Это чужая земля, Виджи. Чужие обычаи.

Олник поднял с песка орочью шапку, с интересом ощупал, напялил на голову и стал похож на бородатый гриб-переросток.

Виджи встрепенулась:

– Рабы, Фатик! Мы освободим их!

Я покачал головой:

– Нет. Нет, добрая фея, рабы останутся при своих владельцах.

В ее глазах была бездна непонимания и – испуга. Фатик М. Джарси снова превратился в чудовище.

Наверху раздались голоса – громкие, возмущенные. Я поднял взгляд: к нам спешили оба работорговца – не в меру краснощекие, не в меру крикливые. Шли они не по своей воле: позади бледной тенью топал Квакни-как-там-его; полуопущенный меч красноречиво покачивался в руке.

– Грабите мирных коммерсантов! – крикнул правый работорговец, когда компания приблизилась.

Квинтариминиэль, оглядев побоище, ужалил меня откровением:

– Полная, большая и глубокая.

Он был прав – отчасти.

Я бросил шапку и поманил мирных коммерсантов.

– Сколько за троих?

– Ужасное разорение, подлое смертоубийство! – крикнул торговец слева. Но уже тише: – Нет и не может быть прощения! Нет ничего ценнее человеческой… орочьей жизни!

– Угу, – сказал я.

Мы забрались в шарабан и столковались об оплате. Три мертвых орка влетели мне в стоимость пяти взрослых рабов-людей. Золото Фаерано таяло на глазах.

Затем мы вернулись к реке, все трое, набили одежды орков камнями и зашвырнули тела в реку. Так у меня была гарантия, что купцы никому ничего не расскажут.

После этого я загрузил свой отряд и гарем в фургоны и мы укатили.

Виджи сидела рядом со мной, и я порадовался этому прогрессу. Она казалась такой же отстраненной, но спустя полчаса, когда мы уже двигались в диком столпотворении, внезапно повернула ко мне голову и, закрыв лицо платком (пыль стояла – не продохнешь), спросила:

– Почему ты не освободил их?

– На то есть три причины, – отозвался я. – Первая. Насильственное освобождение раба в Дольмире – государственное преступление. Это расценивается как посягательство на устои государства и карается исключительно казнью. Смерть орков – это мелочь, торговцы будут молчать, а Боргез-арн даже не почешется – орки фаталисты по природе. Ну и потом, куда рабам возвращаться, скажи? Положим, я мог бы их выкупить на деньги Фаерано. Но. Их продали их же соплеменники, чтобы покрыть долги деревни. В Дольмире так всегда и бывает. Вот ты бы смогла смотреть в глаза тем, кто тебя продал? Я мог бы дать им и денег – но куда они пойдут? Они неграмотные крестьяне, они промотают деньги и сами продадут себя в рабство, чтобы выжить.

Добрая фея молчала.

– И третья причина, Виджи. Главная причина. То, что тут происходит – это внутренняя жизнь Дольмира. Здесь нет места милосердию пришлых. Либо ломать все и сразу, что здесь и сейчас нам не под силу, либо – по возможностине вмешиваться, если мы хотим сладить наше дело. Мы простоедем через страну. Всё.

Виджи молча скрылась в фургоне.

Я вздохнул.

Тяжело быть варваром…

Тяжело быть варваром, вашу мать!

51

Вечернее солнце багрово полыхало на плоских крышах Семеринды. Столица Дольмира вытянулась на прибрежных взгорьях на добрый десяток лиг – грандиозный муравейник, равнодушный к своим обитателям…

Тени прошлого ожидали меня за белой защитной стеной, так похожей на гигантского змея, что взял город в осаду. Но, как вы помните, я надеялся разминуться с ними вполне благополучно.

Надежды, надежды…

Съехав с холма, я пристроил караван в хвост длинной очереди у ворот Медной Короны, покосился на пустое место рядом с собой и вздохнул.

Итак, с помощью сноровки и известной матери, я все же привел отряд к последнему этапу нашего отнюдь не славного пути. Сегодня мы отдохнем у Самантия, а завтра выдвинемся к Оракулу. Ну а там… тамвсе будет ой как сложно.

Ну а самое сложное заключалось в том, что я пока так и не придумал, как именномы проникнем в зал Оракула. Просто войдем – или как-нибудь замаскируемся, прикинемся какими-нибудь странниками?

– Фатик!

Олник бойко взобрался на козлы.

– Чего тебе?

Мой бывший напарник, а ныне вполне состоявшийся подкаблучник, смахнул пот с румяной физиономии и изрек:

– Крессинда спрашивает, где мы устроимся на ночевку?

«Крессинда спрашивает…» Нет, вы слыхали?

– В кустах при дороге. Хочешь, прямо сейчас тебя туда закину? Твою женщину я вряд ли осилю поднять, но, уверен, она пойдет за тобой в кусты сама.

– Ай, Фатик, я ж серьезно! И это… когда будет ужин?

– Примерно тогда же, когда ночевка. И в том же месте. – За пологом фургона мне померещился шорох. Я готов был заложить свою голову: Виджи Риэль Альтеро навострила ушки. Я сказал громко, так, чтобы мой голос вознесся над гвалтом толпы и ревом животных: – Знаешь, мой друг, заполучить такое сокровище, как Крессинда, не каждому дано. Всегда с тобой, всегда рядом со своим мужчиной, не давая воли эмоциям, даже если ты ошибаешься, даже если ты очень ошибаешьсяв жизненных шагах, так, что тебя хочется убить на месте… А ведь тебя частенько хочется убить на месте, Олник!

Мой товарищ изумленно раскрыл рот.

– Но твоя Крессинда всепрощающая и мудрая… Она – эталон истинной женщины! Она поддержит и поймет, и не станет сразу распускать руки. Усадит на колени, приложит к груди, накормит… Вот за что я ее ценю, так и передай. И еще передай, что я вижу в ней тонкую ранимую натуру, и…

Полог за моим плечом дрогнул. Добрая фея буквально втиснулась между нами, сдвинув гнома на самый краешек сиденья. Взгляд моей эльфийки мог бы запросто поджечь стог отсыревшего сена, а бедро, которым она со мной соприкоснулась, обжигало сильнее раскаленной цепи.

Олник спрыгнул в дорожную пыль и чихнул – обычным, не антиэльфийским чихом.

– Фатик, я, пожалуй, пойду…

– Ступай. И сообщи Крессинде, что нас ждет обильный ужин, купальня и ночевка на недурном постоялом дворе. Скажи, Фатик мудр, как тысячелетний сокол, хотя и не бородат, и приведет отряд в нужное место, не пройдет и сорока… минут.

Олник умчался, и вид у него был недоуменный, как у ребенка, которому на уроке попалась сложная задачка.

– Фатик, – сказала Виджи, и голос ее был непривычно спокоен.

– Да, фея?

– Я учусь… учусь жить с тобой… С человеком.Не надо больше таких упреков.

Виджи Риэль Альтеро пахла пылью и дорогой, и еще тем пряным и сладким, что окутывает близкую тебе женщину, сколько бы она ни пробыла в пути, тем ароматом, по которому ты распознаешь ее с закрытыми глазами…

Я поймал ее руку и поднес ладонь к губам.

– Не буду. Больше не буду, Виджи. Прости. Я тоже учусь… вместе с тобой… рядомс тобой…

Она ткнулась носом мне в шею. Затем подняла голову, и впервые за все время нашего знакомства я увидел в ее глазах лукавые искорки:

– Фатик, а ты расскажешь, как познакомился с Тулваром?

Яханный фонарь!

Женщина всегда добьется своего от мужчины! Не мытьем так катаньем, не нытьем так лаской! Чем угодно, ведь арсенал для боя с мужчиной у женщины так велик… Наш же, мужской арсенал, весьма скуден… Ай, иногда лучше капитулировать, честное слово.

Моя крепость вывесила белый флаг.

– Так и быть, лисьи ушки. Сегодня вечером, в трактире… Но обещай, что, если я снова буду выглядеть в этой истории… как не вполнеблагородный человек, ты не станешь меня осуждать!

– Я обещаю, Фатик.

Потом мы молчали, и я держал ее ладонь. Иногда молчание красноречивей всяких слов.

Затем, не прошло и пяти минут, я увидел, как мимо нас чинно следуют к воротам пять кибиток талестрианских магов, и, подавившись пылью, сказал:

– Екр!

Это краткое и емкое ругательство южных орков, перевод которого я не стану озвучивать.

Кибитки сопровождал конный отряд гвардии Тулвара. Красные плащи, окантованные серебряным шитьем, мельтешили по бокам и спереди кибиток. В хвосте процессии ехал десяток кверлингов, их татуированные звериные лица были словно вытесаны из желтоватого, с массой синих, переплетающихся прожилок мрамора.

Я вжался в скамью, прикрыв лицо шляпой.

Вот еще нежданная радость… и здесь маги Талестры со своим охвостьем. Нет, я знаю, что двор Тулвара и сам монарх пользуются услугами резидентов Академии. Но почему их так много, целых пять, в одном месте? К чему они тут шастают? И кто даст гарантию, что среди них нет того мага, который улепетнул от меня в Ридондо, или моего давнего знакомца Кваруса Фальтедро?

Виджи поняла без слов. Она подалась вперед, прикрывая меня телом.

– Солдаты оттеснили всех… дают проехать чародеям… Проехали, Фатик.

Я глянул сквозь пальцы. Чутье варвара вдруг проснулось и буквально завопило о том, чтобы я не въезжал сегодня в город. Оно требовало, чтобы я рванул прямиком к Оракулу.

«Нишкни! – сказал я. – К Оракулу меньше суток пути. В Семеринде будет отдых, и не смей возникать по этому поводу! В городе я запасусь провизией, разузнаю новости о своем братце и, если повезет, прихвачу с собой нескольких Джарси, так сказать, для боевой поддержки. Да еще надо привести в порядок разбитую физиономию Монго и определиться с судьбой девиц из гарема. Как ни крути, в город надо заехать».

А еще я хотел провести ночь со своей четвертушкой.В постели, на чистыхпростынях.

Надежды, надежды…

По случаю праздника Аркелиона въезд в город был без досмотра и пошлин. Очередь продвигалась быстро, но, правда, слишком шумно – визгливое икание ослов, рев и фырканье верблюдов, людская ругань становились тем звучнее, чем ближе мы подъезжали к воротам. Это было нелегкое испытание для ушей эльфов. Виджи ушла в фургон, на прощание чмокнув меня в щеку, как обычная,земная женщина. Я едва сдержался, чтобы не запеть.

Вскоре наш караван очутился за стенами Семеринды.

В городе было мало деревьев и много пыли. Атмосфера религиозного безумия уже начинала растекаться по улицам. После полуночного служения Рамшеху грянет народное гулянье, которое продлится трое суток. Желанными гостями в Семеринде были циркачи, фокусники, дрессировщики, фигляры, проститутки и торговцы вином. Орки, гномы и прочие созданиясидели по домам или постарались убраться за город: Аркелион был человеческимпраздником.

Со стороны храмов Рамшеха звучали надрывные песнопения и совсем немузыкальный, слоновий рев фанфар. Жрецы в алых мантиях дудели в них каждые десять минут с храмовых крыш, видимо, надеясь обрушить на наши головы свод небес.

Спустя полчаса, охрипнув от постоянных криков «Дорогу! Дорогу!» я подкатил к приземистому и длинному строению, обнесенному каменной стеной. Площадь с главным храмом, с вершины которого Тулвар должен вознести молебен, была всего ярдах в пятистах, я видел поверх крыш громаду самого храма – белую, с двумя массивными куполами, между которыми располагался балкон для торжественных молебнов. Шум вроде рокота прибоя наплывал от храма: народ уже занимал места, хотя до полуночи оставалось еще много времени.

Трактирщики и содержатели постоялых дворов со всего мира кажутся вечными, вот почему я ни капли не удивился, увидев, что на бронзовой доске у запертых ворот по-прежнему начертано: «У Самантия Великолепного! Самые полные винные погреба по эту сторону пролива!» Я спрыгнул с козел и заколотил в створки, хотя их пересекала меловая надпись «Мест нет!».

Для варваров Джарси и тех, кого они сопровождают, места у Самантия всегда были – только плати.

Крутолобые охранники отворили мне. Я назвал пароль, который полагается знать варварам Джарси. Нас впустили во двор, загроможденный повозками. Те из пришлых, у кого нет денег на комнату, могут переночевать во дворе или праздновать на улицах, оставив свое имущество за стенами под охраной. Однако для нас комнаты будут. Самантий был обязан Джарси, спасшим его в свое время от рабства. Позднее, став владельцем постоялого двора, он устроил для нас что-то вроде перевалочного пункта.

У Самантия была физиономия продувной бестии – широкая, лоснящаяся, с маленькими глазами и носом, в чьи мясистые ноздри можно всунуть по черенку от лопаты.

Редкий случай, когда внешность не соответствует внутреннему содержанию. Самантий имел острый ум, не терпел рабства и, хотя был по жизни плутом, придерживался своего, выстраданного им кодекса чести.

Трактирщики грузнеют от сытой жизни. Самантий не был исключением. Когда я видел его восемь лет назад, он весил пудов сто. С тех пор он немного прибавил.

Он близоруко сощурился. Узнав, одарил широкой улыбкой, возвышаясь за стойкой, точно огромная сахарная голова, на которую по недоразумению напялили черный фартук. Я прошел мимо столов, впитывая густые запахи харчевни.

– Приветствую, Самантий!

Он копнул из бочки за стойкой квашеной капусты, кинул в рот, растеряв половину, прожевал и начал вставать, чтобы заключить меня в дружеские объятия, но на середине пути понял, что это будет слишком большоеусилие. Потому он плюхнулся обратно в кресло из красной кожи, сделанное по особому заказу, и осклабился, подав заляпанную капустой руку:

– Мой дорогой и любезный друг Фатик! Да-а-а, восемь лет как один миг! Капустки?

А привычки у него все те же. Я пожал ему запястье и оперся на стойку, обитую полированной багряной медью.

– Я, знаешь, воздержусь.

Он хмыкнул, подтянул нарукавник и обрушил на присыпанный опилками пол глиняную кружку.

Блямс!

– Какой же я неловкий… Ма-а-ар!.. Чего тебе налить?

– Воды, будь добр. Только воды.

– Екр!

Я покосился на шеренги бутылок за его плечами. «Лучшие вина и крепкие настойки! Бери да пей!» – гласила надпись над винным шкафом.

Бери да пей? Охо-хо…

– Я… гм, связал себя клятвой на время похода.

– Екр же ты это сделал? Как жить-то теперь, скажи, а?

– Не будем об этом. Вот что, Самантий, мне нужны четыре комнаты.

Он присвистнул:

– До екра…

– На сутки. Завтра мы уедем. Со мной много народу.

– Ага…

– Шесть свежих лошадей для фургонных упряжек…

– Сейчас это нелегко устроить, но я сделаю. Э-эй, Ма-а-ар!

– Нужен лекарь. Один из моих подопечных поскользнулся и упал… на лицо… два раза. Кроме того, всему отряду потребны свежая одежда и исподнее, баня, мыло, полотенца, бритвы. Комната для меня и моей женщины. Чистые простыни…

– Ага… Хрум-хрум!Капустки не?

– Капустки не. Далее. Хороший ужин. Отдельный кабинет для меня…

– И твоей, хрум,женщины…

– Да. И свечи… те, красные, с ароматами пряных трав…

– Как насчет гномьей халвы из ослиного гороха? Накидывает бодрости при известном деле! Ставит и укрепляет только так!

– Спасибо, с известным делом у меня все в порядке.

Он кивнул, задумчиво и несколько обескураженно теребя гладко выбритый подбородок-булочку измаранной в рассоле пятерней.

– Еще со мной шесть рабынь – куплены они здесь, в Семеринде, от трех до пяти лет назад, я оставлю их на тебя, дам золота сколько потребуется – ты сделаешь им вольные и отпустишь по домам.

– Сколько же на тебе забот, мой дорогой Фатик… Сделаю, коли ты заплатишь.

– Фатик нынче действительно дорог, Самантий. Он, я бы сказал, золотой.

– Золотой, да? Ну, быть посему… Эй, Ма-а-ар! – Он посмотрел на меня, прищурив левый глаз. – А ведь жесткие складки у тебя на лице… Не замечал их раньше.

– Просто стал взрослым.

– Ну-ну… Хрум-хрум!..А где же твой знаменитый топор?

Уголок моего рта дернулся помимо воли.

– Я его пропил.

– Екр же на!

– О топоре больше ни слова!

– Я понимаю, да… – Его физиономия внезапно расцвела: – Ах, какая очаровательная у тебя спутница!

В обеденный зал широким солдатским шагом ступила Крессинда. Олник семенил за ней, согнувшись под грузом вещей.

– Это боевая невеста во-о-он того гнома. Да, тот, мелкий, у нее под мышкой.

– А я думал, это ее сын…

Взгляд трактирщика стал соловым. Этот толстяк любил женщин своихгабаритов, пускай даже это были гномши. Жениться он не планировал, ибо не хотел лишать еще не познанных им женщин радостей возможногопознания. Я тактично не стал спрашивать, кого именно из горожанок он познает сейчас.

Явился Мар – помощник из расы коротышек, левая и правая рука Самантия, отчасти голова и немного – шея, весь иссушенный от забот и круговорота дел. Трактирщик дал ему наставления («Хрум-хрум! Хрум… Капустки?»),затем отдулся и взглянул на меня:

– Я все устрою, Фатик, придется турнуть кое-кого, но это как обычно… Капустки не?

– Не, Самантий.

В трактир – плечо к плечу – вошли эльфы.

Я показал глазами:

– Моя очаровательная – вон та девушка с носиком. Она моя жена, говоря точнее.

Я не стал прибавлять, что жена она мне только на четверть.

Трактирщик издал звук, похожий на фырканье большого мокрого пса.

«Не пьет, женился, пропал человек!» – вот что сказал мне взгляд Самантия.

– Напротив, я, похоже, только начал жить, – промолвил я вслух.

А Самантий уже смотрел вслед Крессинде.

– Я, пожалуй, предложу ей капустки.

Капустки… Ну что ты с ним будешь делать!