Текст книги "Эльфы, топор и все остальное"

Автор книги: Евгений Шепельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

48

Берега Дольмира еще кутались в утренний туман. Из-за него сочная зелень на скалистых террасах казалась покрытой серебристой паутиной. Ее изрядно присыпало бриллиантами росы, которые, разумеется, искрились на солнце, в общем, картина была величавая, особенно для тех поэтов, что впадают в экстаз от любых красот природы.

Не могу сказать, что после двух беспокойных суток на море красоты берегов Дольмира так уж радовали мои воспаленные глаза, но то, что меня обрадовала картина пустынной бухты неподалеку, это было несомненно.

Бун не держал у себя толковых карт побережья Дольмира, вероятно, для капитана, избороздившего прибрежные воды вдоль и поперек, подобные карты не представляли никакого интереса. Я шел по компасу, стараясь направлять «Горгонид» к юго-востоку, чтобы ненароком не приплыть прямиком в Семеринду.

Мне была нужна безлюдная бухта или, на худой конец, небольшой поселок без докучливой администрации. Захватив корабль, убив его капитана, мы сами стали пиратами, и поэтому нам нужно было причалить тихо, незаметно, и молиться, чтобы, пока мы причаливаем, нас не заметили крейсирующие вдоль побережья военные галеры владыки Тулвара.

Я позвал Скареди и велел привести на ют боцмана – самого буйного из уцелевших пиратов. Впрочем, под надзором Крессинды он, как и все пленники, выказал чудеса рабочего энтузиазма.

Боцмана привели, и я спросил, узнает ли он очертания берегов.

Он молча и продолжительно осмотрел береговую линию, и, едва ворочая распухшей челюстью, изрек:

– Провинция Тарка, бухта Гнилых Русалок…

Я показал на скалистые террасы, над которыми вились чайки:

– Есть тропа наверх?

Боцман перевел взгляд на меня и, положив связанные руки на планшир, сперва кивнул, затем сказал тихо:

– У берега скалы. Сам проведу к бухте.

Я согласился. Он помолчал, затем вымолвил еще тише:

– Вольное Общество тебя не забудет, Фатик Джарси!

Это он, стало быть, уверился, что я не буду его топить или каким-то иным образом лишать жизни (я обещал пленникам помиловать их, а слово варвара Джарси стоит дорого даже среди Вольного Общества), и угрожал мне теперь местью пиратской вольницы, которая, как и всякая прочая разбойничья шваль, дала себе благородное название.

– Сердечно благодарен, – произнес я, глядя на бак, на каюту Буна, где теперь коротали дни мои эльфы. Там было тихо. – Передавайте Обществу привет, пусть растет большим и крепнет. Ну и почаще меняйте ему подгузник. А я с друзьями пока прокачусь в Талестру, там, знаете, скоро грянет урожай сбора бешеных огурцов.

Маневрируя при слабом ветре, мы подвели корабль к бухте и загнали его носом в песок.

Готово, мастер Фатик, – похвалил я себя. Кажется, неплохо, мастер Фатик, верно?

Угу, неплохо, мы все же прорвались на Южный континент, и, надеюсь, будем у Оракула раньше гончей Вортигена. Я, черт возьми, умница!

Мы сбросили веревочный трап с носа корабля и выгрузились, почти не замочив ног.

Альбо спустили последним. Бесноватый пророк Гритта был, как обычно, пьян, я извел на него половину запасов выпивки Димеро Буна. Мне, признаюсь, было страшно оставлять священника трезвым даже на час (пока я отдыхал, беднягу накачивала пойлом Крессинда): пророк, если вы не забыли, способен божьей волей творить самые разнообразные чудеса. Добрые чудеса. И злые чудеса. И чудеса такие, которые могут открутить Фатику М. Джарси буйную голову, лишь бы только этот варвар не явился к Облачному Храму.

Поэтому я держал его пьяным, здраво рассуждая, что толковое чудо в пьяном виде он вряд ли сотворит. Напоил я вусмерть и оставшихся пиратов. Пока они очнутся – пройдет не менее шести часов. Пробив в трюме несколько здоровенных дыр, я обеспечил их ремонтом на долгое время.

Дольмир… Нагруженные поклажей, с несчастным Альбо, которого волочили на парусе Скареди и Монго, мы начали подниматься вверх по чуть заметной тропке. Я подгонял гурт дамочек, используя не вполне приличные обороты.

А Виджи снова меня избегала.

Как только она пришла в себя, то сразу покинула общую каюту, и те два дня, что мы плыли к Дольмиру, старалась держаться от меня подальше, словно я где-то подхватил ветряную оспу. Думаю, дело было в резне, которую я в очередной раз учинил. Вы же помните, эльфы такие туманисты… Говоря откровенно, это начинало здорово бесить. Рано или поздно эта остроухая доиграется, я стяну с нее штаны и панталоны и вобью в упругие половинки ума столько, сколько потребуется, чтобы она, наконец, поняла: дабы достичь благородной цели, иногда приходится жертвовать собственным благородством.

А возможно, не иногда. Возможно, часто.

Так, как регулярно поступал я, вызволяя отряд из беды.

Так, как однажды поступили сами эльфы, обманув простодушного варвара.

Может быть, ей было стыдно видеть во мне свое отражение?

Мы взобрались по обрыву (не могу сказать, что это далось нам легко) и остановились передохнуть, выбрав место среди зарослей самшита. После завтрака я прихватил Олника и Скареди и отправился на поиски ближайшего селения, велев отряду и девицам сидеть тихо и слушать, как воркуют птички.

Вдыхая сухой воздух с привкусом пыли, мы отмерили по каменистой дороге миль пять в глубь материка, прежде чем встретили деревушку. Там я купил три крытые двуосные повозки с большими колесами, сбитыми из толстых досок, и к ним шестерых лошадей, кляч, усыпанных язвами от слепней. Вдобавок я купил еды и несколько матрацев, а себе – плетенный из соломы брыль, который надежно затенил мое лицо. Покупки обошлись мне в цену маленького королевства.

К полудню я загнал народ в повозки, и мы тронулись в путь – на Семеринду, благо что она лежала как раз по пути следования к Оракулу. В Семеринду, к Самантию Великолепному.

* * *

Все было так или почти так, как в самом начале пути – из «Полнолуния» к Дальнему перевалу через Огровы Пустоши. Неторопливое, сонное движение под топазово-желтым солнцем под заунывный скрип колес.

Все – как тогда. Только повозок под моим началом теперь три. Ну, и личный гарем. Только заимев гарем, я понял, какое это счастье – не иметь гарема!

Я ехал на головной повозке с девчонками, взяв их к себе теперь уже сознательно, назло остроухой недотроге. За мной двигалась повозка с гномами (без трех минут семейная пара), Скареди и Альбо. Эльфы, Имоен и наследник престола были в третьей повозке. Я велел перворожденным повязать головы платками, чтобы их светлые волосы не бросались в глаза. Здесь, в краю чернявых и смуглых, эльфы были редкой… добычей. Остроухие послушались – молча. Но, зная вздорный характер обоих, я решил: в Семеринде перекрашу их золотые локоны хной и басмой. Маленькая предосторожность, чтобы не привлекать внимания работорговцев, когда мы двинемся с караваном через пустыню.

Дороги тянулись по гористой местности, скверные, разбитые, изредка попадались мощеные участки – следы царств, занимавших территорию Дольмира в давние времена. Подскакивая на ухабах, я то и дело вспоминал рессорные фургоны гномов.

Я ехал навстречу новым призракам прошлого с недобрым чувством. Наследить на Южном континенте Фатик М. Джарси успел изрядно. Даже царь Дольмира, Каргрим Тулвар, имел на меня зуб. Что случится, если прошлое снова возьмет меня в оборот? С того момента, как Виджи спасла мою жизнь, меня преследовал ряд странных совпадений, связанных с политикой и властью и, разумеется, с моими давними знакомыми – врагами, друзьями и друзьями, которые могли легко обернуться противниками. Я помог бутгурт моару упрочить свою власть, положил начало победной поступи Рондины и спас жителей Ридондо, вдобавок подарив им нового-старого монарха, моего наставника в актерском мастерстве и некогда – друга. И все это я провернул меньше чем за месяц. Все эти дела, делишки и делищи стоили мне массу душевных и физических сил.

Ну и, конечно, богиня… Я чувствовал, что взвалил на себя непосильный груз, ввязавшись в дело о небесном престолонаследии. Вопрос, что – или кого я везу в своем поясе, не давал мне покоя. Что там – частица души Пожирательницы миров или все же – новый бог моего мира, мой сын? Смерть – или спасение целого мира? Кто бы подсказал…

Затем я подумал вот о чем: как далеко успел продвинуться мой сводный брат? Он наверняка уже посетил Облачный Храм и пустился обратно. Было бы неплохо встретить его в Семеринде у Самантия… Я бы придушил свою гордость и позвал Шатци на помощь. Каждый лишний меч пригодится, когда против тебя выступают посланцы Вортигена.

Если мы не сумеем их обогнать, они будут ждать нас в Селибрии, городке у подножия храмовой горы, или внутри – у Оракула…

Да только богиня сказала, что я опоздаю.

Гродар – тварь в маске, изображающей равнодушный лик. Смертоносец Внутреннего Круга Адвариса. Полудемон. Противник куда более страшный, чем убитый мною на мосту через Дул-Меркарин Сколдинг Фрей. А с ним – два простых смертоносца и неизвестное количество гвардейцев Вортигена. И еще Охотник Борк, который отправлен вслед за Гродаром. Чертовски хреновый расклад…

Смертоносцы будут нас поджидать… Или мы все же успеем к Храму раньше? Нужно успеть.

Однако богиня сказала, что я опоздаю.

Я катал эту мысль в голове и так и сяк, и еще много иных, не очень-то радужных мыслей, и не заметил, как багровое солнце повисло над ломаной линией горизонта. Я выискал рощицу, в которой протекал родник (кажется, я говорил, что у варваров Джарси чутье на воду? Не помню…), и спрятал повозки за частоколом деревьев.

Мы расселись на корягах и камнях и поели, перебрасываясь скудными репликами. После морской качки и тряской дороги всем хотелось одного – вытянуться и по возможности уснуть.

Я украдкой поглядывал на лица своего отряда. Все-таки я доставил их на Южный континент почти в целости. Альбо сошел с ума – но это не моя вина. Ну а наследник престола, ради которого мы и претерпели столько мучений, попался горным шершням, когда я лежал без сознания. Ничего, править Фаленором можно и с перекошенной рожей. Мантиохией вообще до недавнего времени правил кретин.

– Завтра к закату прикатим в Семеринду, – сообщил я, запив ужин обычной водой (чтоб икалось этой богине!). – Там передохнем и на следующий день выдвинемся к Оракулу, до него часов десять пути.

Принц всех меланхоликов, сидящий рука об руку с Виджи напротив меня, попытался что-то сказать, но я оборвал его резким жестом:

– Завтра. Все – завтра. Давайте укладываться. Монго, ты дежуришь первым… Нет здесь опасных змей и пауков, они дальше, в пустыне… За тобой – Скареди. После – Крессинда. – И Олник, мог бы я добавить, они же теперь неразлучная пара.

Никто не протестовал. Люди и нелюди разбрелись по палаткам. Я прозевал момент, когда Виджи оказалась рядом. Колыхание легкой тени, невесомый дразнящий аромат, и вот она на расстоянии вытянутой руки.

– Фатик… Нам нужно поговорить.

Ее голос был просящим.

– Хорошо, лисьи ушки. Прямо здесь?

– Там, – она показала в сторону ручья.

Мы расположились на берегу среди камней. Виджи молчала. Это так характерно для эльфов – сказать, что хотят поговорить, и молчать! Я смотрел на ее тонкую фигурку в охотничьем костюме и тоже помалкивал. В конце концов, на разговор меня вызвала она, ну и пусть начинает первой!

Взошла луна. Вместе с нею взошли комары. Я начал выплясывать вздорный танец, переступая с ноги на ногу и хлопая себя по щекам и шее.

Виджи молчала, обняв плечи руками, и смотрела в воду.

Тут я, наконец, заметил то, что давно уже должен был заметить, да только присутствие дерзкой девчонки уничтожало мое здравомыслие и внимательность на корню: комары избегали эльфийку!!!Гритт, вы только представьте эту картину! Кажется, для определения подобного факта у просвещенных людей (таких, как Академики Харашты и некоторые видные работорговцы Дольмира) есть слово: расизм. Комары то ли презирали, то ли боялись приблизиться к существу с эльфийской кровью! Зато с удвоенной яростью набрасывались на меня, словно я был…

Виджи молчала. В ручье полоскалась серебряная монета луны, эльфийка смотрела на нее и молчала.

Со стороны лагеря раздались голоса: Донни и Валеска что-то не поделили. Но они быстро пришли к взаимному согласию, когда на них обрушилась с хриплой матросской бранью Крессинда. «Якорь мне в бок, а ну заткнулись!» – вот как она выразилась. За считанные дни плавания сухопутная гномша превратилась в настоящую морскую волчицу.

– Фатик… – вдруг обронила эльфийка.

От неожиданности я проглотил комара.

– Да, добрая фея?

Она не смотрела на меня.

– Мне холодно, Фатик… С тех пор как я оставила дом, мне очень холодно и страшно… Я очень запуталась, Фатик. Я ужасно запуталась…

Я присел на соседний камень, положил руку на ее плечо. Она вздрогнула и вдруг накрыла мою ладонь своей – холодной, будто сделанной из алебастра.

– Я хочу тебе помочь, Виджи.

– Я… знаю… Мне страшно за нас, за себя, за весь мир… Но больше всего, Фатик, я боюсь за тебя…

Яханный фонарь!

– Ты спасла меня, я жив и намерен оставаться живым еще лет пятьдесят-семьдесят. Или? Виджи, ты сама запретила мне спрашивать!

Ладонь дрогнула.

– Нет, Фатик, дело не в этом… Ты… мне страшно… Ты начал меняться. Ради нас, ради меня, ты готов превратиться… в чудовище. Ты убивал на поле Хотта, в Ридондо и на этом корабле… И я знаю – убивал без жалости. Ради нас… ради меня!

Все-то ты понимаешь, добрая фея…

– Я не чудовище, Виджи, и я не стану чудовищем – ты ошибаешься.

Комар впился мне в шею, и я чуть не взорвался чудовищнымиругательствами.

– Мне страшно, что я делаю тебя таким… – Она вздрогнула, профиль со смешным утиным носиком качнулся к воде. – Это мерзко и подло, то, что я делаю с тобой… Ведь когда я уйду…

О-о, Гритт и все демоны ада!

– Чушь и ерунда! И куда это ты уйдешь, хотелось бы знать?

Она вздрогнула, спрятала взгляд.

– Я… Неверно сказала. Не уйду… Я уйду, если ты… Я не хочу принимать тебя таким, Фатик… Мне кажется, Фатик, что я создаю личного палача…

Яханный фонарь огру через троллево колено! А я думал, она перестала терзаться абстрактным милосердием!

Комар укусил меня за щеку и был безжалостно казнен шлепком ладони.

Ох, праведники вы мои праведники, как же я намаялся со всеми вами за время похода! Скареди с его закидонами, Альбо, и ты, Виджи, вместе с принцем, да и Крессинда тоже хороша!

Я рывком развернул добрую фею к себе, сграбастал за тонкие запястья и заставил встать. Посмотрел в лицо – бледно-серебряное в лунном свете, беззащитное, с тонким подбородком, большим ртом, милым утиным носом.

– Чушь и ерунда! Ты запуталась и говоришь глупости! Виджи, я человек в мире человеков! Гритт, это ты понимаешь? Кивни, если понимаешь! Вот так… Если я начну вести себя иначе – я проиграю. Мы проиграем. Я не палач. Я – человек, который отвечает ударом на удар. Или предвидит – и наносит удар первым.

Она тяжело дышала, не пыталась вырваться, мне показалось, что ее запястья потеплели.

– Я не стану чудовищем, Виджи. – В момент произнесения этой фразы комар заполз мне в нос, и я чуть не заревел. – Я человек, обученный выручать.И убивать подлецов, если потребуется выручить праведников. Да – без жалости, ибо только дураки считают, что подлец может исправиться. Нанимая меня, вы знали, на что идете. Варвары Джарси – не палачи. Мы – люди, лишенные подлости люди в мире подлых людей и победившего зла, как-то так. Да, я изменился с тех пор, как ты меня встретила. Помнишь, ты мне это обещала? Я почти нашел себя,лисьи ушки. И тебя. И я буду тебя выручать, пока ты здесь, рядом со мной, в мире победившего зла. Так – ясно? Я буду делать то, что считаю нужным. Пускай ты и твой… принц считаете меня олухом, которого умело водите за нос, я все равно буду тебя выручать. А если ты вздумаешь от меня уйти… Черта с два я тебя отпущу, ясно?

Стрела попала в цель: даже в лунном свете я увидел, что ее щеки залил румянец. Но она не сделала попытки высвободиться. А я еле стоял, ибо комары лезли в глаза и нос.

– На «Горгониде» я помиловал остаток пиратов. – Я сдержал чих. – Нет, я не стану чудовищем, но я буду делать все, чтобы выручить тебя из беды. Больше не оспаривай мое поведение.

Она обмякла, опустила взгляд. Затем кротко, даже застенчиво как-то, сказала:

– Согрей меня, Фатик…

Эту ночь она провела в моей палатке, и все было настолько хорошо и сладко, что я едва не спел ей серенаду. Она… изменилась: теплая ласковая кошка… Даже пояс с Богом-в-Себе больше не лежал между нами тяжким грузом.

Она приняла меня таким, какой я есть.

* * *

На рассвете, когда я замывался в ручье, ко мне несмело, двигаясь боком, приблизился Олник. Бывший напарник зарос черной, как смола, трехнедельной бородой, в которой уже запутались какие-то сорные травы и ночная бабочка.

– Фатик, а я это…

– Ну?

– Мне приснился сон, будто я ловлю рыбу руками. Полночи ловил, ты и представить не можешь, как умаялся, эркешш махандарр! А рыба была хорошая, горная форель, она вкусная, когда ее поджарить…

Я внимательно на него посмотрел.

– О, это пророческий сон. Для женщин он означает скорую беременность.

– А для мужчин? Для гномов? Что он означает для мужчин-гномов, Фатик?

Я подумал, стряхивая капли с бровей.

– Да пожалуй, то же, Ол. При посредстве твоей бойкой супруги ты забеременеешь самым лучшим образом.

Я ушел, а он остался стоять, открыв рот.

50

Утром я выказал свои диктаторские замашки и произвел рокировку: девять говорливых принцесс на одну королеву и пару дворян из ее свиты. Таким образом, Виджи, Имоен и косорожий наследник престола перешли в мой фургон, а гарем направился к эльфийскому владыке. Квакни-как-там-его смолчал, только дрогнул острым подбородком.

А я расправил плечи: как все-таки приятно помыкать подчиненными, вы не представляете, особенно когда некоторыеиз этих подчиненных не вызывают у тебя ни малейшей симпатии.

Я плюхнулся на лавочку возницы и дал сигнал к отправке. Мы выкатили на дорогу. Чуть погодя на место рядом со мной скользнула точеная фигурка… Все как тогда, на Огровой Пустоши, но теперь между нами не было меча, и Виджи устроилась так, чтобы мы плотно соприкасались. Умница-красавица, покладистая, ласковая… Хотя бы на час-два-три, а большего мне и не надо. Нет, мне, конечно, нужно больше, но ведь я реалист, и понимаю, что ее не хватит надолго. Рано или поздно она взбрыкнет, и бедный старина Фатик снова огребет по самые… Не буду уточнять, по что именно.

А сейчас мне было хорошо… И вот что я вам скажу: если вы никогда не правили повозкой совместно, накрыв своими ладонями маленькие ладошки своей женщины, вы многое потеряли.

Спустя полчаса я поймал себя на том, что заливаюсь соловушкой, точно как Олник при Крессинде. Ах, женщины, что же вы делаете с мужчинами!.. Да, эта вздорная мужская особенность – говорить, говорить и говорить, когда женщина тебя слушает, и ты понимаешь, что ее интерес к твоим словам неподделен, даже если ты лепишь всякую ерунду. Ты говоришь, ибо тебя слушают, потому что ты небезразличен этой женщине, и каждое твое слово имеет для нее несомненный вес.

Меня слушали именно так. Но я не лепил чушь, а рассказывал о Дольмире:

– Самое крупное и могучее государство на Южном континенте. Жестокая монархическая деспотия на протяжении трех веков. Каргрим Тулвар, нынешний царь и мой давний знакомец, владеет жизнями всех подданных, будь то раб, купец или даже первый министр царства. К тому же царь – первосвященник Рамшеха, а значит, в его распоряжении сразу две кубышки, сиречь казны: церковная и государственная. Очень мудро придумано, должен признаться. Царь от сытой жизни разжирел. Десять лет назад он уже был до того толст, что мог возить свое брюхо перед собой на тачке. Помешан на плотских утехах, днюет и ночует в гареме. У него, слыхал я, в прошлом году был юбилей – четыреста жен. Э-э-э, гм, да! Что до рабства, то здесь оно повсеместно. Родители запросто продают своих детей, чтобы рассчитаться с долгами. Сам же Дольмир – главный центр работорговли на Южном континенте. Если увидишь существо в ошейнике – не важно, какой расы, мужчину, женщину, ребенка, знай – это невольник.

Добрая фея вздохнула:

– Рабство…

Я промолчал. Хотя на языке вертелось глупое выражение: «Такова жизнь». По размышлении мне следовало дополнить его таким образом: «Такова жизнь, какой ее захотели сделать люди».

– Сам Оракул посвящен Рамшеху Дольмирскому, и является одной из святынь этого культа. Внутри Облачного Храма проживают до сотни аколитов с монахами во главе с настоятелем… Говорят, это по-прежнему Чедаак. Девчонки, которых я вывел из Храма, здорово его пощипали,но он выжил, поскольку люди его сорта обладают исключительной плавучестью.

– Фатик…

– Да, Виджи?

– Ты сказал, что знаешь Тулвара?

Ты? Слыхали, наконец-то, без обиняков и околичностей, она назвала меня «ты»!

– Кгм… м-да… Знаю несколько больше, чем мне бы того хотелось. А царь знает меня – не с лучшей стороны. Скажем так, он навсегда запомнил мое имя благодаря одному делу.

– Фатик?

– Да, моя красавица?

– Расскажи мне о знакомстве с Тулваром… Что ты должен был сделать, что сделал и почему он знает тебя с плохой стороны?

Сделал? Гм. Лучше тебе не знать, чего я несделал, и правильно сделал, что не сделал, хотя мне очень хотелось это сделать, да простится мне такой каламбур. Я все же честный Джарси, а не подлый отступник типа Кругеля.

Я покосился на Виджи: сидит расслабленно, не так, как обычно, волосы надежно скрыты под цветастым платком. Нос и лоб успели немного загореть – ровный оттенок светлой бронзы. Выражение лица – спокойное, умиротворенное, черт подери – счастливое!Такое лицо у нее было, когда она спала рядом со мной, мурлыча, как кошка. Бодрствуя, она редко позволяла себе расслабиться, частенько напоминая оголенный комок нервов.

И вот теперь… Если я расскажу эту историю… Мои акции, боюсь, снова упадут в ее глазах.

– Гм. Яхан… Виджи, позволь, я не стану трясти свое прошлое?

Тут же ее спина одеревенела, и она мгновенно закрылась,как делала это раньше много раз, стоило мне допустить ошибку– сказать что-то не то, или совершить скверный, по ее мнению, поступок.

Я прикусил, язык и выбранил себя в уме примерно двадцать раз.

– Прости, Виджи, я не могу сейчас рассказать!

Зря не рассказал. Ох, зря! Призраки прошлого не дремали, и мне аукнулась эта история.

Далее я вел беседу с самим собой. Виджи отгородилась незримым палисадом. В ее ровной спине я мог бы увидеть лишь собственное отражение, как в гладком мертвом зеркале. Она не уделяла и толики внимания рощам олив, деревням и храмам Рамшеха, украшенным изумительными панно из цветной мозаики. Тысячные стада одногорбых верблюдов, что выпасали орки на пустошах неподалеку Семеринды для нужд караванов, также не привлекли ее внимания. Она смотрела перед собой, как истукан.

Окружающий мир для нее исчез, равно и как малая его часть – некий Фатик М. Джарси.

Меня бесило то, что, отказываясь откровенничать со мной по многим вопросам, сама Виджи требовала от меня рассказывать все без утайки. Если отказался – виноват! Женская логика сродни эльфийской логике – темно, путано, для мужчины – вовсе не понятно, и грозит мозговым подвывихом, если вздумаешь ее постичь.

Когда я научусь понимать женщин, я стану владыкой мира. А когда научусь понимать логику девушек-эльфов, то, видимо, превращусь в божество.

Незадолго до полудня мы выехали на мощеный тракт. Щербин на нем было больше, чем булыжника. Часам к двум тракт изрядно запрудили путники: верховые, пешие, на подводах и фургонах. Из всех из них составилась огромная пестрая змея. Извиваясь, она бесконечно втягивалась в марево поднятой ею же пыли, двигаясь, разумеется, к Семеринде. Ехать к городу можно было только шагом, пробиваясь сквозь плотный вал из пыли, вони, ржания и людских голосов.

Терпкие запахи, наконец, пробрали и мою эльфийку – она скрылась в повозке.

Тут я решил проявить милосердие и повернул караван в сторону какой-то речушки. На ее берегу устроили привал работорговцы вместе со своим товаром. Подле нас уныло отдыхала в тени старых ветел группа рабов – парней и девушек лет восемнадцати, с одинаково выбритыми от лба до затылка головами. Рабы были скованы ржавой цепью, к концу которой прикрепили гроздь зеленых гоблинов. Этим забрить лбы не представлялось возможным, ибо волосы на теле зеленых гоблинов не растут, только многочисленные бородавки пробиваются с возрастом. Владельцы рабов – два купца-человека средних лет, о чем-то спорили, сидя в повозке-шарабане. Три кряжистых орка-охранника поили своих лошадей у реки.

Я велел девицам сбегать в кустики по одной и спрятаться в повозке. Потом собрал свой отряд в кружок, поправил хитрый пояс с Богом-в-Себе и сказал:

– К вечеру – Семеринда. Там во всем слушать меня. Сидеть тише воды. Не высовываться. Ничего не трогать без спроса. Ни с кем не говорить. Я все устрою как надо.

– А поесть нам дадут? – спросил Олник, выставляя изрядно заросший подбородок. Подлец начинал топорщить бороду при каждом удобном случае. Меня это бесило. Честное слово, когда этот гном разгуливал без бороды, он был намного умнее и терпимее.

– Дадут. А лично я отсыплю тебе березовой каши, если продолжишь хорохориться.

Крессинда фыркнула и заслонила Олника могучим телом. Я невольно отшагнул назад: иногда бедовой гномши становилось чересчур много.

– Мастер Фатик, мы, конечно, во всем слушаемся вас, но почему в городе мы должны вести себя так, как вы сказали?

– Потому что это – мой приказ, ясно? – Я оглядел лица отряда. Имоен и Монго стоят рядышком и не особенно скрывают, что держатся за руки; мои эльфы снова срослись плечами; Скареди тяжело дышит, утирая красную шею платком. Пр-р-раведники!.. Ничего, скоро конец нашего пути. – Оракул близко. И мы не знаем, где сейчас Гродар… и еще один смертоносец. Лучше – не светиться. Компания у нас странная, гномы, люди, эльфы… они редко путешествуют скопом, бросаться в глаза – не стоит. Мы тихо и мирно приедем и таким же образом покинем город с караваном. С меня довольно эскапад в Хараште, Сэлиджии и Ридондо. Кстати, жители Ридондо известны религиозным фанатизмом. Не дай Небо затеять с ними религиозный диспут. И лично для тебя, Крессинда… В столице Дольмира есть две общины Свободных гномов… Свободных от ваших Жриц Рассудка. Не стоит попадаться им на пути.

Крессинда фыркнула и выпятила грудь.

– Когда я их боялась?

– Следует бояться. В общинах царит старый добрый патриархат. Женщины гномов носят юбки.

Щекастое лицо гномши налилось багрянцем.

– Юб… ик!.. ки?

– Воистину так. До такого вольнодумства не дошла ни одна из общин Свободных гномов Северного континента.

– Юбки… – задумчиво протянул Олник. Крессинда на него шикнула.

– Юбки, Крессинда, юбки. Если Свободные узнают в тебе Жрицу Рассудка, – побьют. Причем не мужчины, женщины.

– Же…

– Угу. Они почему-то считают, что уложения Жриц Рассудка навроде мужатизмаи прочей вашей дребедени подрывают вековые традиции брака, способствуют размягчению мужчин, превращению их в пьяниц и мямлей, неспособных заработать деньги для семьи. И, знаешь, я считаю, что они правы.

– Юбки… – повторила гномша ошеломленно.

– Здесь чужая земля, – сказал я строго. – Чужие обычаи. Совать в них нос – чревато. Нет! Помолчи, Крессинда! Сейчас говорю я!

Мне вдруг бросилось в глаза, что губы Монго шевелятся. Нас-с-следник обездоленный! Даже сейчас сочиняет стихи! При этом смотрит не на Имоен, которой мог бы адресовать свой сонет, а преданным взглядом уставился на меня, представляете? Все-таки хорошо, что шаграутт вместе с иными вещами отправил в пропасть и его лютню.

– Итак… Молчи, Крессинда!.. Мы разведем костер, перекусим и тронемся дальше. Ума не приложу, отчего так много народу спешит в город… У въезда наверняка толкотня. Какое там сегодня число?

– Пятнадцатое июля, – подсказала неугомонная гномша.

– Угу, пятна… Яханный фонарь! Так вот почему к городу стекаются толпы! Праздник Аркелиона, – пояснил я, оставив упреки в собственной забывчивости для другого раза. – Это великий пророк, что принес в Дольмир веру в Рамшеха… И умер в преклонных годах, утопая в роскоши и доступных женщинах. Празднества будут длиться трое суток, начиная с сегодняшнего вечера. Нынче в полночь сам Каргрим Тулвар вознесет молебен с балкона главного храма Рамшеха. Что ж, тем лучше. Мы легко затеряемся в толпе. Надеюсь, Самантий освободит для нас достаточное количество комнат…

И вновь мне померещилось, что я ловлю во взглядах некоторых… не буду указывать точно, кого – красноречивые намеки. Паранойя. Или, как говорил поднаторевший в науке мозгоправства Олник – барановая ойя.Всякий раз, когда на нашем пути выпадала пауза для отдыха, моя паранойя обострялась, и я начинал задумываться о тайне, которую хранят мои подопечные. Что-то, связанное со стариной Фатиком. Но что, что?

Я взглянул на Виджи. Она меня игнорировала. Смотрела она на рабов, и взгляд ее был исполнен жалости.

– Затем мы выдвинемся к Оракулу. Езды туда не больше десяти часов. Путь к вратам Храма лежит через Селибрию, это местечко под горой. Там мне придется как-нибудь загримироваться, ибо аколиты Оракула и сам настоятель Чедаак – если он еще жив – неплохо знают меня в лицо. Припремся мы к Оракулу, вы зададите свой дурацкий вопрос, ну а затем я туда сигану, и поминай как звали… – Я изобразил кривую ухмылку. – На этом – всё. Имоен, Крессинда, на вас костер и еда. Монго, напои лошадей.

Наследник кивнул.

– М-мастер Фатик, а как называется это место?

Опять выспрашивает, как перед Ридондо, как в порту. Небось, слагает сагу о нашем походе.

– Конкретно сейчас? Где-то посредине между «какое тебе дело» и «знать тебе не нужно». Так какое тебе дело и зачем тебе нужно это знать?

Его сдвинутое набок лицо слегка порозовело. Губы вновь немо шевельнулись.

– Я… составляю подробную хронологию нашего похода…

Никакой напористости. Хреновый из тебя наследник, паренек, вялый, скучный, ну куда тебе, вот такому, объединить Альянс, а?

– Ладно. Мы в провинции Саргол, на Северо-Западном торговом тракте. Прибудем в город буквально через три часа. Город называется Семеринда и расположен во-о-он в той стороне. Семеринда известна своими прекрасными храмами, огромным рынком рабов, великолепной канализацией и шлюхами высокого класса. А теперь – быстро за ведро, и поить лошадей!

Так он и сделал. Я допустил ошибку, не предупредив наследника престола о том, что к южным оркам лучше не подходить близко, даже если они выглядят мирно настроенными. Ума у них на грош, зато агрессии – на полновесный реал золотом, особенно когда они собираются в стаи.

Когда за ветлами раздались грозное «хроооо!» и пронзительный вопль Монго, я огромными скачками ринулся к берегу.

Успел вовремя.

Наш самый никчемный участник похода чем-то не угодил орку. Удар кулака превратил лицо Монго в кровавый блин. Орки бьют жестко, и они сильнее обычного человека. Но я не обычный человек, помните, я говорил?