Текст книги "Эльфы, топор и все остальное"

Автор книги: Евгений Шепельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

30

Мы еще не закончили обниматься, как из дымящего проема дверей особняка повалили полунагие закопченные девицы. Раз, два, три… я сбился со счета на втором десятке. Блондинки, брюнетки, рыжие… Замыкал процессию эльфийский принц, одетый в какую-то рабочую дерюгу. Он пылал яростью, а меч – тот самый эльфийский меч-близнец, был обагрен кровью по самую рукоять.

– Ненависть! – воскликнул Квинтариминиэль, завидев меня, и сделал глаза больше, чем у кота, застигнутого за непотребными делами верхом на ботинке. – Провисать через длинный и средний!

– Это гарем, – безлично сказала Виджи, ненароком коснувшись меня обнаженным плечом. – Человек Фаерано держал их взаперти, как рабынь…

Девицы кашляли, с хрипом втягивали воздух, подрагивая тяжелыми грудями, гномы смотрели на них (да-да, я про груди), открыв рты. По саду носились лошади, на улице орали и звенели оружием.

Я никогда не спрашивал Виджи о том, что произошло – и происходило – с ней за дверями особняка Фаерано. Эта тайна навсегда осталась ее личной тайной.

– Фатик, – сказала Виджи. – Это несчастные пленницы… Нужно помочь им обрести дом.

В словах ее звучала непреклонность. Гри-и-и-итт! Эльфийские гуманность и милосердие! Точно так же она отзывалась о шаграутте, который намеревался закусить всем моим отрядом!

Принц глянул на меня и заявил:

– В глаз прокатку! Это приведет к пятнистым последствиям!

И я так думал, честное слово. В глаз, пятна, ай, что там говорить! Но перечить Виджи сейчас? Нет, я не стал этого делать. Боевое безумие отпустило… Все было хорошо. Почти хорошо.

В доме Фаерано что-то взорвалось.

Я отогнал гарем к входу в особняк и пересчитал по головам. Получилось пятнадцать человек… женщин… барышень… дамочек мягких и чувственных… Девиц, ведь они лишились хозяина, а в брак с Фаерано, разумеется, не вступали, так что я мог называть их девицами. Помочь обрести им родину? Виджи, родная, ты, верно, хочешь, чтобы я спятил?

Она спокойно смотрела на старину Фатика своими серыми глазищами, ожидая от него действий. Гномы смотрели. Девицы смотрели. Олник смотрел – и все из моей команды, включая Монго и безумного архиепископа.

Ладно…

Я заглянул в торбу Фаерано и подозвал Олника-первого.

– Нынче после битвы найдешь Рондину и скажешь ей, что видел, как меня прирезали два злодея. Так и скажи: «злодея». Один человек без правого уха, второй тролль без левого глаза, пусть ищет по этим приметам.

Олников брат-близнец задумался:

– Прирезали насовсем, Бешеный Топор?

– С концами. Скажи, была уличная свалка, я вдруг встрепенулся, заорал: «Без меня не начинать!» и ринулся в толпу. Там-то меня и прикончили. А сейчас возьми десяток гномов и ступай в свой лагерь. Скажи старшинам, которые остались на хозяйстве, пусть подгонят к северным воротам четыре фургона. В них пускай уложат провиант до Зеренги на двадцать пять человек и десять гномов-охранников, спальники и пледы в том же количестве, палатки – многоместные, чтобы и люди поместились. Так же нам нужны килты и рубахи – по шестнадцать штук. Пусть явится кто-то из старшин – я рассчитаюсь за фургоны и прочее и дам им денег на новую дымовальную машину. А вторую – пусть им оплатит Рондина! А, да! Пусть дадут несколько походных котлов и сковородок!

Торба Фаерано, набитая золотом, воистину оказалась великой.

* * *

Под надежной охраной гномов мы двинулись прочь из города с пылающими храмами.

По дороге я бросал взгляды на поле Хотта. Наконец, свершилось: Ровдина обратила Арконию в повальное бегство! Левое крыло армии Престола, кажется, было начисто уничтожено мармарийцами. Отлично, Гритт подери! Великолепно!

– Молодец, девочка… – прошептал я, заработав косой взгляд Виджи. Чуткие… лисьи ушки!

А теперь, Фатик, удирай, да побыстрее!

Когда мы спустили кое-как задрапированных девиц к северным воротам, фургоны со всем необходимым уже ждали нас. Авторитет, который я заработал у гномов, был высок.

Фургоны прочные, а лошади – свежее некуда. Пятнадцать вооруженных гномов взялись сопровождать Бешеного Топора до Зеренги по тревожным землям Фрайтора. Отлично.

Я устроил краткое совещание. Девушкам из гарема были предложены золото – и возможность нас оставить, либо ехать до гномской Зеренги и уже оттуда убираться куда глаза глядят. Четыре девицы согласились покинуть нас сразу, за что я подарил им неотразимую улыбку (когда я улыбаюсь неотразимо, люди на улице думают, что я сошел с ума, и разбегаются). Еще пятеро были из северных краев – их путь с нами лежал только до Зеренги. Шестеро оказались с Южного континента, стало быть, мне придется сопровождать их до самого Дольмира… Гритт, экая незадача…

– Выдвигаемся к Зеренге, – сказал я. – Там обратимся к Жрицам Рассудка. Надеюсь, нам помогут с оружием, одеждой и прочим. Оттуда – вдоль гор по землям гномов – до самой Мантиохии, до Ридондо, где сядем на корабль – и поминай нас как звали. Будет небольшой крюк, но я рискну. Рондина, уверен, сразу обрушится на Арконию, и там будет… жарковато, так что передвигаться по землям гномов – безопаснее всего. Поехали! Крессинда, Жрицы на тебе. Договоритесь… Девушки… пожалуйста… оденьте вот эти килты и рубахи и полезайте в фургон.

Привыкшие к комфорту гарема девицы выразили некоторый протест и насчет килтов, и насчет фургона, в котором якобы воняло немытой бородой, сбродом и нестираными гетрами этого самого сброда. Я растерялся. Всегда пасую перед женской логикой. Там плохо – и тут не лучше. Но, черт, мы же вас освободили!

Наложницы Фаерано заголосили, начался курятник. Мне захотелось разбить голову о ближайший булыжник.

Но тут вступила Виджи. Моя хрупкая на вид эльфийка. Я не знал, что ей известно столько особых человеческих слов. И я никогда бы не подумал, что она способна привести девиц к покорности быстрее, чем я. Но она это сделала, поверьте! Только потом до меня дошло, что гарем, похоже, видел сцену расправы над евнухом и трепетал от одного только взгляда моей четвертушки.

Мы загрузились в фургоны и покатили. Я сидел на облучке в обществе приветливого гнома-возчика, который запасся целой батареей зажигательных (теперь-то они стали выпивательными) бутылок. Позади за полотняной стенкой была Виджи… И принц, будь он неладен. Когда горящая столица Фрайтора скрылась за горизонтом, он высунулся, вытянув шею, как гусь, и, глядя куда-то в небо, свирепо изрек:

– Я сейчас опущу!

Уверен, даже Небо не ведало, что он имел в виду.

* * *

К моменту, как мы остановились на ночлег, я чувствовал, что разваливаюсь от усталости на части. Слишком много всего стряслось за день, и это еще мягко сказано, а варвар, какой бы он ни был крепкий, всего лишь обычный железный человек.

Я велел разбить лагерь, а затем… опомнился только утром – кто-то занес меня в фургон и даже раздел до исподнего. О-о-х, Гритт! Более того, на спальнике возле меня просматривался отпечаток тела… Я уловил знакомый аромат… Она просто спала возле меня… Просто спала!

Меня ждал завтрак. Яичница, поджаренные ломтики ветчины на хлебе. Кажется, все это приготовила Имоен. Что бы я без нее делал… Вдобавок к завтраку я получил странные взгляды моих праведников. Они словно что-то… готовились мне сказать. Хотели – но пока не решались. Пока я дрых, они, мне кажется, успели о чем-то перемолвиться. Гритт, что, снова настал день хреновых сюрпризов? Имоен, Виджи, принц, Крессинда… и даже Монго, который уже пришел в себя и внимательно смотрел на меня, немо шевеля губами. Все они знали некую общую тайну, которую собирались мне поведать, и я готов был заложить последние исподние штаны, что суть этой тайны меня бы ошеломила. Один Альбо сидел с отсутствующим видом и что-то бормотал себе под нос. Его освободили от пут, и это мне не понравилось. Не нравились мне его разговоры от имени Гритта…

На всякий случай я вновь велел его связать, а вернее, просто опутать веревками, чтобы они не нарушили кровоток. Он не оказал сопротивления. Потом я занялся гаремом, чувствуя на затылке внимательные взгляды моей четвертушки. Выяснилось, что девицы поставлялись Фаерано не просто так – он занимался эстетическим коллекционированием красивых женщин и не жалел на это огромных средств. Красивых девушек свозили к нему со всего света, похищали, покупали, везли через страны, где запрещена работорговля (за взятку это сделать проще простого, поверьте).

Они и правда были красивы. Все до единой. Безумно чувственны, ярки, они притягивали взгляд помимо воли даже в килтах и рубахах. В любом сообществе выделяются лидеры, были они и в гареме. Донни и Валеска. Валеска назвалась дочерью видного чиновника из Талестры, а Донни утверждала, что она – подлинная принцесса из пограничного с Талестрой Одирума. Она говорила громче всех, а затем – я упустил зерно конфликта! – обозвала Валеску мокрой курицей и вцепилась ей в кудри.

Старина Фатик растерялся. Зато не растерялась Виджи. На все про все ей понадобилось несколько хлестких фраз и две пощечины, которыми она наградила Донни и Валеску.

Моя… кошка!

После завтрака мы двинулись к Зеренге и катили до самых сумерек. Я ехал и не думал о том, кого оставил за спиной. Мое оружие сыграло свою роль, и я старался забыть о нем поскорее.

Привал. Костры. Трапеза. Мои праведники снова мне ничего не сказали, но я был уверен – они собирались сказать мне что-то крайне важное и – исключительно неприятное для меня.

Однако – не сказали.

Может быть, скажут утром?

Ночью в фургон, где я устроился в гордом одиночестве (начальник похода может себе позволить диктаторские замашки), проскользнула Виджи…

31

Объятия…

– Фатик?

– М-м-м… да?

– Это он, шрам, который оставил тебе кроутер?

– Он, Виджи.

– Тот, к которому ты допускаешь только любимую женщину?

– Да.

– Фатик, можно, я…

– А ты точно этого хочешь?

– Можно?

– А разве эльфийки этим занимаются?

– Можно?

Я запустил пальцы в ее густые волосы.

– Да…

* * *

Она мурлыкала мне в ухо. Большая счастливая кошка, упрятавшая до времени свои коготки.

Я повернул голову. Мурлыканье тут же смолкло. Виджи приоткрыла один глаз, внимательно глядя на меня. В полумраке мне почудилось, что зрачок у нее и правда кошачий.

– Пожалуйста, помурлычь еще.

Кончик ее острого уха зарделся – я ощутил это под своими пальцами.

– Не получается… Оно само, Фатик… помимо воли… когда я…

– Когда ты – что?

Она ткнулась носом мне в плечо и тихо рассмеялась серебряным смехом.

Чуть позже, устроив голову на моей груди, она вновь завела медовую кошачью песню. Ее чувства смешивались с моими в один поток, временами бурный, временами – тихо шепчущий под музыку звезд. Так продолжалось до самого утра. Утром она спросила, почему на моей груди больше нет татуировки.

Я открыл ей правду.

Талаши ошиблась. Бедный кот едва успел спастись бегством от разъярившейся кошки.

Я подхватил панталоны и выкатился из фургона, успев обзавестись счетверенными росчерками царапин от ногтей Виджи на щеке и поперек груди. Упав, вскочил и удачно попал ногой в штанину с первого раза.

Над моей головой свистнул меч. Клянусь вам, еще вот столечко – и клинок снял бы с меня скальп, а может, и верхушку черепа.

Я не стал ловить бабочек и, как был одной ногой в панталонах, помчался к ближайшему дереву. Добавлю, что лагерь уже пробудился, и кое-кто из девиц как раз, позевывая, выбирался из палаток. Мой вид их взволновал, они, ахая, округлили рты и тут же прикрыли их ладошками.

У дерева я оглянулся: меня преследовал клинок и острые малиновые уши, торчащие из разлохматившейся золотой гривы.

И глаза. Огромные серые глаза с черными, как сама смерть, зрачками.

Великая Торба!

Меня едва не настиг удар меча, но я ловко укрылся за деревом (это был вяз – мрачный и старый, он тоже, казалось, смотрел на меня враждебно). Мы принялись кружить вокруг древесного ствола на рысях, причем Виджи, пронзительно шипя по-кошачьи, пыталась то достать меня мечом, то лягнуть босой ножкой. Ее нагота была дерзкой, совершенной, прекрасной…

Девицы ахали, старина Фатик что-то блеял, волоча на лодыжке панталоны и отсвечивая всем, чем меня (местами – щедро) наградила природа.

Страшная женская месть!

Затем, устав от забега, Виджи остановилась на некотором расстоянии от дерева. Вовремя: мои панталоны как раз зацепились за корень.

Я осторожно выглянул с другой стороны вяза, дергая ногой, чтобы освободить панталоны.

Ну и что сказать?

«Родная, я люблю только тебя?»

– Ты… – воскликнула она, тяжело дыша. – Ты!

– Я, родная…

– Как… как ты мог?

– Мог… не мог… иначе… я… Она богиня, у меня не стало сил сопротивляться. Чародейство, магия!

– Магия? – Она взмахнула мечом. – Магия грудей? Магия задницы?

– Ты не понимаешь…

– Я? Я чего-то не понимаю?

– Нет, ты понимаешь всё!

– Значит, я способна понять, что ты – просто похотливый сукин сын?

– Да, то есть – нет. Все не так, как ты думаешь!

– Значит, я и думаю неправильно?

– Правильно, Виджи, правильно!

Крылья ее дивного носа трепетали.

– А если правильно, то скажи мне – кто ты?

– Я! Я, Виджи, это я!

– Бабник и пьяница, как я поняла это еще в вашей конторе!

– Да нет же, я не пью с начала похода, я ведь дал тебе зарок!

– Зато с женщинами можно развлекаться, да?

– Эта богиня…

– А, ну конечно, дело другое – богиня!

– У меня не было к ней чувств!

– Конечно, простая похоть!

– Да нет же, дело шло о спасении мира!

Весь бивак слушал наш диалог с живейшим любопытством. Из палатки высунулся щетинистый Олник, над которым нависла Крессинда. Оба были… не сказать, что хорошо одеты. То есть – они вообще не были одеты, но я отметил этот факт лишь краешком сознания.

– Зачем ты это сделал? Чем ты думал? – Ее подбородок подрагивал – верный предвестник подступающих слез.

– Я был как под чарами! У меня отобрали волю! Подумай сама – нашему миру… нашему счастью остался ровно год… Даже меньше!

– Где он? – вдруг вскричала она. – Покажи мне его! Если ты солгал! Если ты только солгал!

– Сейчас принесу, – сказал я, ощупью натягивая панталоны. Я вернулся в фургон, обойдя Виджи по широкой дуге, и принес пояс. Мои щеки горели, царапины саднили. – В потайном кармашке, – проговорил я и сам добыл зерно Бога-в-Себе. – Я связан теперь с не рожденным богом одной нитью. Как и с тобой. Утратив кого-то из вас, я умру. Э-э… опусти меч, родная!

Виджи приняла зерно Бога-в-Себе и стиснула его в кулаке, что-то беззвучно проговаривая. Три минуты ничего не происходило, затем ее тело сотрясла дрожь, и словно бы лучи – едва видимые розовые лучи веером разошлись по земле из-под ее сжатых пальцев.

Альбо страшно завыл, дергаясь в своих путах.

Виджи пошатнулась и бросила зерно мне под ноги.

– Ты не солгал, – сказала она, тяжело дыша. – Хотя бы в одном ты точен: это артефакт, наполненный такой мощью, какой давно не знал наш мир…

Монго проговорил что-то странное.

Старина Фатик осторожно коснулся царапин на физиономии:

– Я его зачал… как я уже говорил… Все произошло помимо моей воли.

Виджи шикнула, как делает кошка: пшшшш!

– Мне все равно! Я не могу и не хочу определять его природу… Он слишком силен и страшен. Его нужно бросить в яму Оракула?

Старина Фатик подтянул панталоны.

– Я должен сам туда прыгнуть… Это врата на Небеса. Да, вот так странно – прыгнуть вниз, чтобы попасть наверх. Дальше мой путь лежит к Источнику Воплощения… Дело – проще пареной репы и вареной моркови. Я сработаю быстро.

– Значит, мы продолжим путь к Оракулу, – промолвила моя четвертушка непререкаемо и громко, так, чтобы услышал весь лагерь. – Спрячь артефакт и больше не смей показывать его мне.

Яханный фонарь, а я что, хвастался им, что ли?

– Но мы и так идем к Оракулу? – не понял я, поспешно пряча зернышко в пояс.

– Идем. Но не смей требовать от меня, или кого-либо из отряда, ответов, зачем и почему мы туда следуем!

Гритт, а я так давно собирался устроить пристрастный допрос… Одного пришпилить к дереву, другую – высечь по мягкому месту…

– Знаешь, Виджи…

– Дай мне слово, что не станешь нас допрашивать!

– Но…

Она шикнула разъяренной кошкой: пшшшш!

– Дай слово, Фатик!

Я заглянул в ее глаза и отступил. Если хотя бы так мне удастся загладить вину…

– Даю слово, что до самого Оракула не стану спрашивать вас ни о чем.

– Слово варвара Джарси.

– Слово варвара.

Она вздернула подбородок и направилась к фургону, неся свою дивную наготу с безмолвной гордостью.

Монго, высунувшись из палатки до половины, взирал на мой пояс, губы его шевелились.

Опять сочиняет стихи на ходу?

Вечером Виджи собрала отряд Альянса – всех, кроме Альбо. Отойдя в сторонку, они о чем-то переговаривались. Нас с Олником, гномов, гарем, естественно, к совещанию не допустили. Совещание длилось, наверное, минут двадцать, и не было особенно бурным. Я видел, как все члены Альянса почти одновременно кивнули.

– Мы идем с тобой к Оракулу, Фатик Джарси, – сказала Виджи, вернувшись ко мне.

Слова ее прозвучали торжественно.

Гритт, они ведь и наняли меня затем, чтобы я провел их к Оракулу!

Если они хотели меня запутать, то у них получилось.

* * *

Затем произошло ужасное.

Виджи захотела, чтобы я постоянно правил фургоном, в котором находился гарем. Я отбрыкивался. Виджи настаивала. Наконец она сказала, что просто не двинется с места, пока я не соглашусь. Я сдался.

За невольную измену с богиней меня постигла страшная женская месть, говорю же!!!

32

– Фатик!.. Да проснись ты!

– А?

Я вскочил, оглядываясь в поисках знакомого голоса. Кругом белым-бело.

Локус Лигейи-Талаши. Я одет.

Но где сама богиня? Уж теперь я зажмурюсь, если она явится в образе синекожей обольстительницы.

– Ты спишь, – прошелестело над ухом. – А я проснулась. Не оглядывайся. Я… не могу… сформировать свой вещественный образ. Слишком мало сил.

– Тебе плохо? Ты умираешь?

– Н-нет… Плохо… Мне тяжело пробиваться к тебе сквозь кокон отражения, поставленный… Ты знаешь о Князе Тьмы. И он о тебе знает. Молчи и слушай.

– Говори.

– Линии твоей судьбы изменились. Будь очень осторожен у Оракула. Скорее всего, ты там умрешь…

Великая Торба!

Я передернулся.

– Поясни!

Голос богини, кажется, звучал теперь прямо в моей голове. Слабый голос, полный одышливых пауз.

– Твои шансы на успех нашего дела тают с каждым часом. Торопись… Но ты все равно опоздаешь.

– Не понимаю. Ты можешь говорить прямо, Талаши?

– Н-нет… Иначе все линии твоей судьбы сойдутся на твоей гибели…

– Гри… Яханный фонарь! – Я тяжело задышал. Все-таки я ни черта не смыслю в женской логике, и тем более – в логике женщин-богинь. – Уж если я там помру, не исполнив задуманного, за каким хреном мне туда идти?

– Я не могу сказать… Хаос готовится поглотить твой мир… Магия исчезает и преображается… Бойся… Бойся волны!Когда вы прибудете в Ридондо, садись на корабль, заплатив любую цену… У вас останется времени… Не медли в Ридондо… Лишь только вы увидите крыс, городу останется немного… После – смерть. Не медли!..

Я бы, конечно, заковыристо выругался, вот только что-то в голосе богини заставило меня прикусить язык.

– Талаши, тебе… больно?

– Ос-ставь…

– Ладно. Значит, с прыжком в Оракул у меня не сложится?

– Вероятно.

– Кто-то ещеумрет в Облачном Храме?

– Многие… Ты слышал про Охотника Борка?

– Борк?.. Нет, не слышал, кто это?

– Он – левая рука Вортигена. Существо, в котором сейчас от демона больше, чем от человека. Так же, как Гродар был направлен вслед за Фреем, Борк направлен вслед за Гродаром на Южный континент… Молись, чтобы вы не столкнулись в Зале Оракула. Это существо невиданной силы и мощи, но вместе с тем – дьявольски хитроумное…

– Я намерен обогнать Гродара, не говоря уже о Борке. Скажи, у меня есть шансы сделать это?

– Д-да…

– Я ведь должен завести весь свой отряд туда, в Зал Оракула, чтобы они услышали ответ на проклятый вопрос, понимаешь?

– Н-нет… Это н-не обязательно… но это уже предначертано. Как и твоя встреча с Зодчим…

Зодчий? Я напряг память. Зодчего упоминал Квакни-как-там его, когда я в горячке лежал в пещере.

– Кто такой этот Зодчий?

– Я не могу тебе сейчас сказать…

Яханный фонарь!

– Черт… Что еще ты не должна мне сказать, Талаши? С моим отрядом – наследник престола Фаленорской Империи! Отряд должен добраться до Оракула, чтобы задать ему вопрос! И я, Гритт, уже понял, хоть ты и не желала мне рассказывать, в чем суть вопроса! Оракул подтвердит, что Монго, он, мать его за ногу, истинный наследник. Вот зачем я тащу к Оракулу и людей, и эльфов, и гномов: все они представители сил Альянса, и все они должны услышать ответ, чтобы донести его своим.

– Нет.

Я обмер.

– Как это – нет?

– Они лгут, но эта ложь… обернется правдой.

Мне показалось, что невидимые белые стены локуса начали вращаться перед глазами.

– И Виджи лжет? Я имею в виду – продолжает лгать мне сейчас?

– Д-да…

– Но эльфы… «Эльфы не лгут», хотел я сказать, но вовремя вспомнил, что в моем мире нет никаких эльфов, и слава Творцу, что нет, иначе, я думаю, мы, люди, давным-давно бы передохли. В мире эльфов, мире Агмарта, людей не было. Свободныхлюдей не было. Опустим. – Виджи лжет? Почему?

– Клятва. Они принесли общую клятву в начале похода и не могут открыть тебе правды. И не пытайся спрашивать – ни один из них ничего тебе не расскажет, пока вы не окажетесь у Оракула! Но сейчас клятва работает на тебя.

– Не понимаю.

– Сейчас они идут с тобой… ради тебя…

– Как это? Талаши, я не понимаю! Скажи напрямую – что, как, почему, кто наследник? Я ползаю как слепой щенок!

Звенящая тишина. Но вот голос богини прорезался в моей голове снова – слабый, едва уловимый:

– У меня слишком мало времени, Фатик. Сейчас я усну. А если не усну – умру. Есть шанс… закончить наше делоу Оракула успешно.

– Ну же?

– Ты должен немедленно убить Свирондила Альбо, нового пророка Гритта. Не слушай его. Убей сразу…

– Но он же обыкновенный безумец! Лепечет всякую чушь…

– Уже не безумец… Высшим силам легче овладеть душой полоумного, исправитьее и направить.Гритт, как верный союзник Кредитора, овладел разумом Альбо и сейчас наполняет его силами, мощью, с которыми ты вскоре не сумеешь справиться. Осталось недолго. Вскоре новый пророк Князя Тьмы обретет полную силу. Но пока он еще слаб, слаб… Гритт пытается бороться со мной, заглушить мою речь, это занимает больше сил, отвлекает… И Свирондил Альбо еще слаб… Убей его, не задавая вопросов! Он слаб… Убей его, Фатик! Не позволяй ему разинуть рта, иначе он оплетет тебя паутиной лжи! Он слаб. Убей… Убей… Убе…

Я рывком сел в палатке, задыхаясь, весь в поту, с колотящимся сердцем. Луна бросала на стену чернильную тень от корявой ветки, похожей на когтистую лапу.

Убей?

Проще сказать, чем сделать.

Я выбрался наружу, прихватив нож и масляную лампу. У костерка, сидя, храпели гномы-часовые. Гномы умеют спать в самых необычных позах, должен вам сказать.

Альбо находился в отдельной палатке. Гном, которому полагалось охранять клирика, своевременно выводить его на оправку и затыкать рот кляпом, если тот заорет, бессовестно дремал у прогоревшего костра, укутавшись мохнатой бородой, как шарфом. У меня возникло желание привязать кончик его бороды к опорному колышку палатки.

Глаза Альбо блеснули. Он не спал. Полулежал на матраце и неподвижно смотрел в одну точку. На мертвой маске лица немо шевелились губы.

Я забрался в палатку, как в склеп.

Дрогнула привязь, опоясывающая чрево клирика, мелькнули волосатые спутанные запястья. Альбо поднес к лицу сжатые кулаки и тут же опустил.

– Настало время? Рази. Жаль, что ты так ничего и не понял.

Голос Альбо звучал глубже, гуще, чем раньше, эдакое басовое гудение тяжелого колокола. Я присел на корточки, поставил лампу, положил рядом нож. Свет дробился в выпуклых глазах священника.

– Стало быть, ты больше не чокнутый?

– Я Свирондил Альбо, пророк Гритта Миротворца.

(Миротворца? Хм.)

– Мой разум был не полон…он значительно повредился на перевале Дул-Меркарин…

(Спасибо, это мне известно.)

– Гритт своей милостью восстановил его. Я не помню многое, чтобы было до моего помешательства, но уже могу мыслить связно, и с каждым днем мой разум крепнет…

(Проклятые заморочки!)

– Я могу мыслить и говорить, и хочу передать тебе слова Гритта…

Я живо вспомнил гороскоп Альбо. Клирик утверждал, что после Дул-Меркарин не видит в гороскопе себя. Что его не станет.Итак, с кем же я сейчас говорю? С Альбо – или с пустышкой, которую дергает за ниточки неведомая мне сила?

– Ну и как он тебе? Хороший бог?

– Он открыл мне истину. Но ты не хочешь слушать. Рази!

Я промолчал. Не мог же я сказать, что прихватил с собой нож, чтобы увидеть реакцию Альбо. Конечно, я не ожидал от него такого сурового, фаталистического спокойствия. Я думал, передо мной окажется сумасшедший… либо тот, кто прикидывается безумцем. Но шельмовство такого рода легко расколоть, всего лишь показав человеку, что хочешь его убить.

– Я подрядился отвести ваш отряд к Облачному Храму. Весь отряд.Пускай мы и не составили контракта по всей форме, я все же дал слово Джарси. Пока я не приведу к Оракулу всю вашу братию, тебя я и пальцем не трону.

Он со вздохом уселся на ложе.

– Тогда, позволь, я открою тебе правду.

– О чем?

– В своем поясе ты несешь ужасную погибель всему миру.

– Надо же, а я-то думал, это обычное зерно.

– Твоя богиня – чудовище. Пожирательница богов, убийца веры. Почти все ее рассказы – ложь. Она сказала, что ты несешь с собой нового бога этого мира? – Он тяжело задышал, косясь на мой пояс, где лежал Бог-в-Себе. – И даже твоя эльфийка не поняла… Да-а, тут Пожирательница сказала правду: истинных эльфов в нашем мире нет.

– А в мире Атона?

– Это их резервация. Тюрьма, куда Творец заключил дом Агмарта… Мир-тюрьма с тысячами вечноживущих безумцев во главе с Вечным Императором… Он ненавидит дом Витриума, который не участвовал в восстании против Творца, и стремится его уничтожить.

Я подхватил:

– А поскольку Творец сделал так, что вся прочая вселенная для эльфов Агмарта – в Витриуме их называют Полуночниками – чужда и враждебна, они не могут и носа сунуть из Агона, а уж если заявятся в чужой мир, то непременно умрут, как умирают и прочие обитатели Агона вроде шаграутта. И потому они пытаются уничтожить Витриум чужими руками, используя для этого Вортигена, или подсылают полукровок вроде чирвалов, которые могут жить вне Агона около часа… Единственные существа, с которыми у алхимиков Агона выгорело – гшааны. Они способны жить в чужом мире больше суток. Но толку от них немного – следить да надзирать… Пока твои слова ничем не отличаются от того, что рассказала Талаши.

Он вздрогнул всем телом.

– Молю, не произноси ни одного из ее проклятых имен!

– Уговорил.

– Твоя женщина, ведьма с эльфийской кровью… – Он дышал все тяжелее, глаза буравили пояс. – Она почувствовала огромную мощь артефакта, но не поняла… Ей не дано понять, чтосжимала ее рука!

Ночной холод проник за ворот моей рубахи.

– Что же это?

– Частица души Пожирательницы, которая надеется таким образом бежать из плена и возродиться в Источнике Воплощения Верхнего мира. Боюсь, что если ты меня развяжешь, я попытаюсь тебя убить. Только так я смогу не допустить ее прихода!

* * *

Я вышел в ночь и остановился, пытаясь унять расходившееся сердце. Я проделал миль десять галопом – вот так я себя чувствовал. Гном-караульщик все похрапывал на одном боку, как приклеенный, хотя я проговорил с миньоном Гритта больше часа. Эти-то бородатые засранцы будут дрыхнуть и в конец света, им даже плевать, что эльфы рядом.

Я хотел было хлопнуть по своему поясу, но отдернул руку.

Мертвая, искусственная жизнь… Сгущенная эссенция смерти…

Частица раздробленной души Лигейи-Талаши, существа, сшитогоэльфийскими магами-безумцами мира Агон из обрывков душ и жизненных энергийпроведенных через страшные ритуалы смерти людей-рабов. Месть Творцу за свое заключение в резервацию… Существа, способного проникать через оболочки миров в обители богов, пока Творец – тут Талаши сказала правду – прячась от Кредитора, болтается на задворках Вселенной, а может – спит, меняя тела и разумы простых смертных, которые об этом не подозревают, или вовсе умер. Существа настолько мощного и страшного, что его способен уничтожить лишь Творец, а простые боги – только заключить в ловушку, питаемую собственной энергией. Частица души для Источника Воплощения… По словам Альбо, раздробить и отдать мне часть своей души – это был единственный способ для этого создания бежать из темницы, куда заключил ее Гритт – истинный бог моего мира, брат убитого – а верней, пожранного Талаши Атрея, который пожертвовал собой, чтобы заманить Пожирательницу в ловушку. По словам Альбо выходило, что богов в любом из миров может быть сколько угодно… Что в Верхнем мире своя иерархия,недоступная пониманию смертных.

Вход в склеп под горным пиком был запечатан, но за столетия печать истончилась, а затем исчезла. Посмертная маска Атрея была настоящей, как и магический лед, на который распалось его тело. Она была малой печатью, а я снял ее и отдал тупому чародеюшке. От этого незримые цепи распались, и Талаши получила возможность призывать животных и разумных созданий, чтобы кормиться, а затем – воссоздать свой образ в локусе для одного идиота по имени Фатик Джарси. Я не вполне понял, что имел в виду Альбо под «умением управлять причинно-следственными связями». Кажется, он считал, что Талаши способна была отчасти направлять события вокруг отдельных людей – вокруг меня, к примеру – в нужное для себя русло. Таким образом, воздействуя на эти самые связи, она сделала так, что я появился в ее локусе. А там разыграла спектакль и вручила часть своей души, благо варвару было по дороге. Занеси, чего там. А варвар рад стараться…

– Она борется, она постоянно сопротивляется, пытаясь вырваться… – говорил Альбо. – Всю свою мощь Гритт Миротворец кладет на то, чтобы удерживать ее в ловушке. Многие столетия он занят лишь этим. У него нет сил наложить новые печати на материальный контур, чтобы смертные не входили в пещеру… За столетия борьбы Гритт настолько ослаб, что сейчас мир находится на грани распада. Его сил хватает лишь на то, чтобы питать тюрьму-локус. Но мир в это время гибнет. Магия уходит. Ты знаешь сам, сколько усилий потребно приложить магу, чтобы ныне сотворить заклятье. Грядут катастрофы и великие бедствия. Грядет тьма. А затем и скорый распад нашего мира, поглощение его Хаосом…

То же самое говорила и Талаши.

Кто-то из них лгал. И плохо было то, что я не мог заранее проверить честность ни одной из сторон. Никак не мог. Все, что я мог, это сигануть в колодец Оракула и разобраться на месте, у Источника Воплощения. Но Альбо сказал, что намерен мне помешать.

Как же, как же.

– Что, она сказала тебе, что на Небесах теперь – ад? – переспросил Альбо. – Лгала. Там нет никакого ада. Есть Верхний мир, обитель потустороннего, где живут высшие сущности, что не имеют права напрямую вмешиваться в дела смертных. А ты – смертный, поэтому они не смогут тебя остановить… И душа смертного увидит там ровно столько, сколько заслужила на земле. Демонов… или ангелов. И получит в соответствии с заслугами. Вечная жизнь для безгрешных…