Текст книги "Бесконечное землетрясение"

Автор книги: Эван Дара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Это та штука, которую на подступах к городу он видел парящей над равниной. Загадочный снаряд вспархивает и возвращается. Это предмет, привлекший его сюда. И теперь он вспоминает его название: диаболо. Однажды в каком-то магазине он видел целый ассортимент таких, голубых и розовых.

Диаболо взлетает по дуге невероятно высоко, на несколько миль. Явственно зависает на пару секунд на пике, затем начинает спускаться и вскоре достигает пугающей скорости падения. Но молодой человек сноровисто ловит его шнуром и подкидывает к небу снова. Игрушка взлетает еще выше. Падает еще быстрее. Опять уносится к небесам. Каким-то образом она всегда соприкасается со шнуром узкой серединой. Это очень похоже на чудо.

Следующий бросок еще сильнее. Молодой человек совершает его, помогая себе всем телом, и диаболо выстреливает вверх еще стремительнее, взмывает еще выше; он заворожил бы пустельг, летай они на такой высоте. Но сильное, извивающееся движение всего тела выбивает молодого человека из равновесия. Он суетливо поворачивается, спотыкается на месте, пойманный вездесущим Q1, затем падает почти плашмя на живот – но перекатывается на спину и вспрыгивает на ноги как раз вовремя, чтобы растянуть шнур и поймать диаболо, вернувшееся из полета. К нему.

Вытаращенные глаза зрителей и потрясенная тишина. Затем хлопки, и улюлюканье, и стук по земле громче прежнего. Восходящий водоворот всеобщего изумления. Руки молодого человека могут поймать что угодно. Его воодушевление способно покорить каждого. Этим он и занимается.

Молодой человек улыбается и стоит на месте, затем кланяется в пояс и широко расставляет руки. Потом просто держит эту позу, прочно и устойчиво. Представление завершилось. Но овации продолжаются.

Молодой человек выпрямляется, и медленная процессия зрителей продвигается вперед, чтобы положить флорины в чайник, тот же самый, маленький, рыжий, без ручки. Одна седоволосая женщина в снаряжении, защищающем ее только спереди, падает, подхваченная волной Q1, но не останавливается. Она проползает по бороздчатой земле, протягивает руку и опускает две монеты в чайник. Потом отползает и поднимается, только когда оказывается достаточно далеко, чтобы не препятствовать другим внести свою лепту.

Он тоже поучаствует. Он безусловно хочет этого, хотя его тело скользкое от пота и с ног до головы заляпано всякой гадостью. Он выдвигается вперед, обходит бородатого мужчину, опершегося на локоть и старающегося развязать грушевидный кошелек. Еще два шага, и он видит шляпу с пером, торчащим над прыгающими тюрбанами окружающих молодого человека людей. Он подходит ближе, и толчки более высокой интенсивности сотрясают землю. Это Q1.2, может быть, даже 1.4. Неважно. Он проталкивается дальше, и, когда подходит, жонглер кивает и улыбается поклоннице. Он ждет, пока молодой человек случайно взглянет в его сторону, затем бросает три монеты в сосуд для денег. Молодой человек кивает ему и мило улыбается. Он тоже улыбается, потом топает прочь.

Через пять шагов он останавливается. Поворачивается на месте. Сотрясение теперь усиливается, вероятно, до Q2, он возвращается к молодому человеку. Подходит во время очередной волны землегрохота, но это ничего не меняет. Он останавливается, кашляет, обретает равновесие, перекрикивает грубый островной рев.

ЗДЕСЬ? – говорит он. – ЗАВТРА?

Молодой человек занят тем, что собирает свой реквизит. Выдергивает вертушку из земли. Жонглер замирает и поднимает голову.

– Эх, да я бы с удовольствием, – говорит молодой человек. У него ровный баритон. С искрящимся веселым оттенком. – Но завтра, увы, не будет. По крайней мере, здесь.

Он молчит, думает.

Я НЕ…

– Типа, выдоил это место подчистую.

Он кивает.

ЗНАЧИТ…

– Вечером отбываю в Тисину, – говорит молодой человек и кладет пару кеглей для боулинга в холщовый мешок.

ТИСИНА?

– Город примерно в четырех милях отсюда. Вон там. – Молодой человек указывает в сторону солнца, подпрыгивающего за облаками. – Завоевывать новые миры, – говорит молодой человек и улыбается.

Он смотрит на молодого человека, кивает, отворачивается. Спотыкаясь, отходит, останавливается. Разворачивается назад, видит, как молодой человек уходит широкими шагами, перекинув набитый мешок через плечо.

Теперь он постирает свою одежду. Пора, он слишком долго откладывал, он не может больше мириться с собственной грязью. Тяжело одолевающий его сон может подождать. Но он не хочет возвращаться к фонтану в общественном парке, не знает никакого озера поблизости. Он встает, решает поискать в городе. Должны, могут быть другие фонтаны. Заодно наполнит водоконус.

Он говорит себе: представь, что ты волшебная палочка. Кто знает, говорит он себе, вдруг получится? Он пускается в путь. Через несколько минут он выходит на заросшую травой тропу, смягченную растительностью, но все же более чем заброшенную. Извилистый путь усеян кусками мятого металла плюс старыми шинами. Картонная коробка с ячейками, из которой выплескиваются через край острые осколки стеклянных стаканов. Исковерканная растяжка для обуви, лишенная большинства распорок. Дрожащие бумаги, прибиваемые ветром к бурьяну и различным предметам, оказавшимся у них на пути.

И парень. Лет пятнадцати или, может быть, шестнадцати, сидящий посреди горького разорения, раскачивающийся, как наемный плакальщик. Костлявый, изможденный, он подпирает кулаком щеку, впалую, будто парус, поймавший штормовой ветер. Скулы, кости челюсти проступают под бледной кожей. Другой рукой он колотит землю. Но это не аплодисменты, и вскоре паренек начинает лупить себя – по тазу, бедрам – той же рукой, теперь тоже сжатой в кулак. Он не носит защитного снаряжения; его одежду, и руки, и шею покрывает сама земля. Корка крови, как королевская печать, засохла возле уголка рта. А уж волосы… Ежевика в разливе мазута. От человека осталась лишь одна десятая. На девять десятых это мертвый аист.

Он знает, что случилось с этим пареньком. Трясучка. Заражение организма снаружи. Плохой прогноз. Он уже видел такое. Грязный нагой человек, сидящий под деревом, прислонившись лбом к стволу. Девочка в полосатой синей юбке поверх защитной экипировки, режущая руку обломком металла. Другая девочка, стоящая у входа в распределитель в Виль-Эмиле с камнем в руках, левая сторона черепа пузырится кровью. Дюжий детина лет двадцати, ссутулившийся позади кузова школьного автобуса с лягушкой во рту. Это проклятие может свалиться на кого угодно.

Инстинкт толкает его подойти к парню. Ответный инстинкт говорит «нет». Что он может сделать? Что предложить? Совет? Еду, монету? Участливый жест? Он полагает, что парень не позволит ему обнять себя. Отшатнется, избегая соприкосновения тел. Это будет доказательством ущербности, а не утешением.

Он подходит к парню. Он кладет руку ему на плечо. Это не может, не должно быть ошибкой. Он делает несколько шагов, снимает обмотки с одной руки, его сильно толкает снизу. Падает на бок. Пыль взвивается во все стороны. Он поворачивается на живот, изгибается вверх, смотрит на парня. Смотрит на него со стыдом.

Парень тоже смотрит на него. Вперив в него взгляд, ошалело выпучив глаза. Может быть, парень потерял очки. Может, он не верит своим глазам.

Но потом парень вроде бы успокаивается. Лицо уже не напряжено, рука перестает дубасить землю. Парень закрывает глаза и уходит в себя. Затем медленно открывает и прекращает раскачиваться.

Он поднимается после своего позорного падения, ступает вперед, садится в восьми футах от парня. Награждает его еще одним взглядом. Парень смертельно худ. Промежутки между костями запястий заполняет темнота, плечи никнут провалившимися сводами. Огромный череп как будто проступает через тонкую кожу, напоминающую вощеную бумагу. Губы так обветрены, что кажутся облепленными солью, а его запах… Сказать смрадный – ничего не сказать.

НАДО ЕСТЬ, – говорит он.

Парень продолжает смотреть на него.

ТЕБЕ, – говорит он.

КТО СКАЗАЛ? – спрашивает парень. Его голос – скрежещущий дискант. Каппа делает его слабее.

ТВОЕ ТЕЛО, – говорит он.

Парень опускает взгляд.

НЕ МОГУ СЛЫШАТЬ, – говорит парень. – ШУМ. – Он раскачивается на месте. – ВЕСЬ ЭТОТ ШУМ.

НАДО! – говорит он. – ЕСТЬ ЕДА.

Парень смотрит в небо. Среди леса сухожилий на его шее пульсирует вена.

ЭТО ПРОСТО ДАСТ МНЕ БОЛЬШЕ ВРЕМЕНИ, – говорит парень.

ЭТО ХОРОШО…

ХОРОШО, КОГДА МЕНЬШЕ ВРЕМЕНИ. – Парень смотрит на него. Кивает. Потом смотрит мимо него. – ДУМАЕШЬ, У МЕНЯ ЕСТЬ ЗУБЫ, – говорит парень.

ТЫ НОСИШЬ КАППУ.

МОЖЕТ, ЭТО ТОЛЬКО В КОСМЕТИЧЕСКИХ ЦЕЛЯХ.

Он жадно глотает воздух. Что это было? Шутка? Ладно. Можно говорить более свободно.

КОГО ТЫ ХОЧЕШЬ ВПЕЧАТЛИТЬ? – спрашивает он.

Парень выплевывает свою каппу. Она с чавканьем, как реквизит комедии, шлепается на землю. Влажная поверхность быстро покрывается коркой пыли и песка.

Парень изображает улыбку скелета.

– Может, тебя? – спрашивает он.

Парень хватает свою каппу. Сует ее за вывернутые наружу губы, со щелчком ставит на место. Не вытирает.

Он не знает, что ответить. Он трет скулу.

Парень смотрит на него.

НУ, – говорит парень. – ВСЁ?

ЧТО ВСЁ?

ПЕРЕСТАЛ БОЛТАТЬ?

Он бледнеет. Трет колено.

ДА, – говорит он.

НЕТ, НЕ ПЕРЕСТАЛ, – говорит парень.

МЫ РАЗГОВАРИВАЕМ, – говорит он.

ТЫ НЕ УЙМЕШЬСЯ, – говорит парень.

Он чувствует, как кровь бросается в лицо. Он пытается заставить ноги оставаться на месте, закрепить седалищные кости в земле. Он понимает, что это не важно.

ТЫ УМНЫЙ, – говорит он.

НЕТ, – отвечает парень. – Я ТУПОЙ.

ЭТО НЕПРАВДА.

БУДЬ Я УМНЫМ, Я БЫ ПРЫГНУЛ В МОРЕ. – Парень снова поднимает глаза. – КОГДА ЭТО НАЧАЛОСЬ.

ЧТОБЫ УПЛЫТЬ?

ПУСТЬ ТАК, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ УСЛЫШАТЬ ИМЕННО ЭТО.

Q1 усиливается. С гор катятся мелкие камни.

ТЫ НЕ С ОСТРОВА, – говорит он парню.

НЕТ.

КАК ТЫ СЮДА ПОПАЛ?

ПРЫГНУЛ.

СЕРЬЕЗНО.

СЕРЬЕЗНО. НАПОЛОВИНУ. ВЫПРЫГНУЛ ИЗ ОКНА. ДОМА. ТАК НИКОГДА И НЕ ПРИЗЕМЛИЛСЯ. – Теперь парень оглядывается вокруг. – Я ВСЕ РАВНО НЕ С ОСТРОВА, – говорит парень. – ХОТЯ Я ЗДЕСЬ. ВСЕГДА БЫЛ ЗДЕСЬ.

Он молчит.

ГДЕ ТВОЯ СЕМЬЯ? – спрашивает он.

СЕМЬЯ? – говорит парень. – ГДЕ-ТО.

ГДЕ-ТО.

ВЫТРЯХНУТА.

Он кладет руку на землю, чувствует толчки. Наконец-то они наладили связь.

ТЫ ПРОСТО КОЖА ДА КОСТИ, – говорит он.

Парень не оглядывает себя.

СЕЙЧАС ТАК МОДНО, – говорит парень.

ТЫ ПЫТАЕШЬСЯ УМОРИТЬ СЕБЯ ГОЛОДОМ, – говорит он. – ПОЧЕМУ?

Ответ следует быстро.

ЧТОБЫ ИМЕТЬ ПРАВО ГОЛОСА, – говоритпарень.

В ЧЕМ?

В ТОМ, ЧТО ПРОИЗОЙДЕТ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ. – Парень поднимает руку, сжимает ее в кулак и пытается держать неподвижно. – ПОЛЦАРСТВА ЗА… – говорит парень.

ЗА…?

ВОТ ИМЕННО, – говорит парень.

Низко летящая птица проносится позади парня, размеренно взмахивая сильными крыльями.

А ТЫ? – Парень смотрит прямо на него. – ДАВАЙ, РАССКАЖИ МНЕ ПРАВДУ. СКАЖИ, ЧТО НЕ ЧУВСТВУЕШЬ ТОГО ЖЕ САМОГО.

Он смотрит на парня. Опускает глаза на свои ноги, мгновенно приросшие к земле.

МОГУ ТЕБЕ ПОМОЧЬ? – говорит он. – ЧЕМ УГОДНО.

Ответ следует быстро.

НУ, ДА, – говорит парень. – ЗАГОРОДИ МЕНЯ ОТ СОЛНЦА.

Он делает несколько шагов влево. Изгибает тень, чтобы угодить сидящему парню. Почти сразу же всплеск Q2 отбрасывает его на три шага вправо. Парень закрывает глаза рукой.

СПАСИБО, – говорит парень.

Он смотрит вниз. Смотрит на парня, потом перемещает каппу, чтобы изобразить подобие улыбки. Причин оставаться нет.

Я ОСТАВЛЮ ЕДЫ, – говорит он. Он вынимает из нагрудной сумки хлебные сухари, древесные орехи, морковку.

СТУХЛА?

МОЖНО ЕСТЬ.

СТУХЛА?

НЕТ.

Он кладет еду на землю. Раскладывает плоды по форме и цвету, чтобы выглядело привлекательно. Пока сотрясение не нарушает порядок.

ВЫБРОШУ, – говорит парень.

НЕ НАДО.

ВСЕ РАВНО ВЫБРОШУ.

ТОГДА БРОСЬ СЕБЕ В РОТ, – говорит он. – САМОЕ ПОДХОДЯЩЕЕ МЕСТО.

Парень дубасит кулаком землю. Раз, два.

БУДУ Я ЕСТЬ ИЛИ НЕТ, НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТСЯ, – говорит парень.

ЭТО НЕ ТАК.

ТАК!

ПОТОМУ ЧТО ТЕБЯ ТОШНИТ? – спрашивает он.

ВОТ ТУТ ТЫ ОШИБАЕШЬСЯ, – говорит парень. – ОТ МЕНЯ НЕ ОСТАЛОСЬ НИЧЕГО, ОТКУДА МОГЛО БЫ ТОШНИТЬ.

Я…

ЕДА ВЫСКАКИВАЕТ, – говорит парень. – ВВЕРХ И НАРУЖУ. – Парень делает вдох. – ЗАЧЕМ-ТО ЕЙ НАДО БЫТЬ НА СВОБОДЕ. – Парень качает головой, смотрит в землю. Отбрасывает средним пальцем камешек, уже покатившийся в том направлении. – ЛАДНО, СВОБОДЫ НЕТ, – говорит парень. – ПУТЬ ВНУТРЬ ЕСТЬ ПУТЬ НАРУЖУ. – Парень кивает.

Он застегивает молнию на своей нагрудной сумке. Думает о вежливости.

ТЕБЯ ЗОВУТ?

НЕ ПОМНЮ.

Я ТЕБЕ НЕ ВЕРЮ.

НЕТ, ЭТО МОЕ ИМЯ.

Хватит. Он пытается встать, снова плюхается на землю. Ему удается при второй шаткой попытке. Он отряхивает грязь и веточки с задней части леггинсов, хотя и не понимает зачем. Месяцами этого не делал.

ДУМАЕШЬ, ЭТО КОГДА-НИБУДЬ ЗАКОНЧИТСЯ? – спрашивает парень.

Он смотрит на заросшую сорняками тропу.

НЕ МОГУ СКАЗАТЬ, – говорит он. НАВЕРНО, СЛИШКОМ ПОЗДНО. Он поворачивается к парню.

СЛИШКОМ ПОЗДНО, ЧТОБЫ ЗАКОНЧИЛОСЬ? ЧТОБЫ ЧТО-ТО ИЗМЕНИТЬ.

Он отворачивается.

ГОВОРИ ЗА СЕБЯ, – произносит он.

ВОТ ВИДИШЬ? – говорит парень. – УЖЕ СЛИШКОМ ПОЗДНО.

Он выпрямляется, делает шаг, падает плашмя, головой в направлении, противоположном от больного трясучкой. Закономерно, говорит он себе, вставая.

После всех новых падений возникает еще более настоятельная необходимость постирать одежду. Зачем, он не знает. Он говорит себе, это нечто наподобие благословения, что ему невыносимо ощущать собственную вонь. Если бы только он мог притерпеться к большему. К кинжальной боли в подъеме ноги. К своим мыслям. До темноты у него достаточно времени, чтобы попытаться найти озеро.

На пути из города он совершает последнюю попытку найти место для стирки. Становится туристом, каким был когда-то. Кучи пересохшей древесины. Упавшие навесы, защищающие от солнца только насекомых. Осколки магазинных вывесок с жирными ущербными неразборчивыми буквами. Скукоженные люди. Но нигде не видно ни фонтана, ни другого источника воды. Здесь что, никто не пьет? Возможно, население бросили умирать. Возможно, потому и нет жандармов.

Нужно было оставить тому парню больше еды. Все, что у него есть. Он сам еще может работать, покупать себе пищу. Особняки существуют повсюду. Нужно было оставить еду, даже если больной трясучкой отверг ее. Это могло бы напитать в нем что-то иное. И тогда он, вероятно, начал бы есть.

Однажды в школе ему подарили карандаши. Это было в Валдосте, он совершенно уверен. Он сидел в классе за партой, и к нему подошел один мальчик. Потом в отверстии в переднем углу парты оказались три карандаша. В отверстии, где когда-то располагалась чернильница. Он даже не слышал стука. Но почувствовал щелчок внутри. Неужели было так очевидно, что он беден?

Это случилось через несколько дней после того, другого, события. Учителем был громкоголосый мужчина с толстой шеей. И в тяжелых черных блестящих ботинках. Мистер Джордано. Была среда, и мистер Джордано прохаживался между рядами, раздавая проверенные доклады. Голубые тетрадки с красными линованными строчками, которые ученики сдали на прошлой неделе. На каждой тетрадке красным карандашом была проставлена обведенная в кружок оценка.

Он написал о своем тогдашнем кумире – Клоде Шенноне. Человеке, изменившем мир – полностью. Он перевернул жизни всех учащихся, хотя наверняка ни один из них о нем не слышал. Мистер Джордано положил его доклад на наклонную парту. Потом снова схватил тетрадь.

– Кстати, а вот это интересно, – сказал учитель своим громким твердым голосом. – Класс, послушайте. – Мистер Джордано открыл голубую книжицу, перелистнул страницу и зачитал отрывок из доклада: – «По сути дела, Шеннон лишил информацию значимости. Сократив все сообщения до битов, Шеннон стремился облегчить процесс передачи, чтобы позволить информации переходить из одного пункта в другой как можно быстрее и, в идеале, беспрепятственно. Конечной целью была оперативность. И, сняв с информации важность, он придал миру перманентное ускорение». – Мистер Джордано посмотрел на него сверху вниз. Улыбнулся. – Что ж, – сказал мистер Джордано. – Очень любопытно.

– Спасибо, – ответил он.

– Откуда ты это взял?

– Я…

– У нас в классе не принято списывать.

Он вздрогнул.

– Я…

– У нас здесь воровства не любят, – сказал мистер Джордано. – Это совершенно отвратительно. Аморально и, подозреваю даже, противозаконно. – Мистер Джордано поднял голову. – Класс, – сказал он, – вот новое слово. Запишите его. Посмотрите значение в словаре. Плагиат.

Мистер Джордано швырнул голубую тетрадь ему на парту. Он увидел широкую грозную спину уда ляющегося по проходу учителя. В кружке на обложке тетради стояла большая красная двойка.

Это его уязвило, но защититься было нечем. Он не мог показать учителю все, что когда-то было написано о Клоде Шенноне, и сказать: «Вот». Невозможно переубедить учителя, когда тот что-то вбил себе в голову. Если тебя признали виновным, ты никогда не сумеешь оправдаться. Прилипшая вина никогда не отклеивается. Он говорил себе, что впредь нужно писать доклады проще. Сдавать на проверку откровенную глупость.

– Вы так делали в твоей прежней школе? – спросила одна девочка, когда они выходили из класса.

Когда через несколько дней он тайком получил карандаши от одноклассника, проходившего мимо его парты, то сочинил для себя историю. Будто бы мальчик оставил карандаши не потому, что он был беден. Он оставил их, потому что хотел побудить его писать больше докладов. Он и сам верил себе, несколько секунд.

Пока он нес доклад домой, делая длинный крюк через аккуратные пригороды к их двухкомнатному бунгало в Валдосте, стыд был дважды разбавлен слезами, но мать оказалась слишком занята тем, что не разговаривала с отцом, а потому о докладе не вспомнила и сына о нем не спросила.

А сестра тоже была тогда в бунгало? Он не помнит, да или нет. Но как же иначе? Где же еще она могла быть?

Опускается ночь, приносит тишину и страх. Когда снаружи становится спокойнее, его внутренняя борьба перенимает эстафету. Сейчас он чувствует себя, с одной стороны, в большей безопасности, а с другой, более потерянным. Он находится в незнакомом месте. Он не может быть уверен, что методика, которую он в минуты полегче называет навигационной системой, будет работать и дальше. И стирку придется снова отложить.

Даже выбравшись за город, он шагает среди покалеченной мебели, прохудившихся шин, клочковатой травы, опять осознает, что ночью его шаги становятся менее твердыми, более осторожными. Словно лодыжки смазаны, заменены подшипниками. В чистом небе, к счастью для него, сияет круглая луна, но это не помогает. Ночной низкий гул в ушах звучит громче.

Незанятое спальное место проще будет найти подальше от города. Он идет, как надеется, в ту сторону. Он встает, видит смутные силуэты трех согнувшихся босых пилигримов, которые, шатаясь, бредут ему навстречу. Что это может значить? Он говорит себе, что любой смысл за пределами неразберихи создает только дополнительную неразбериху. Он продолжает путь в выбранном направлении.

Он спотыкается о предмет, оказывающийся конским седлом, резко поворачивается, видит нечто громоздкое в сорока футах слева. Черное и неподвижное на фоне лунного света. Достаточно крупное, чтобы пробудить инстинкт самосохранения. Он утешает себя: это перевернутый валун. Приблизившись, он понимает, что это не может быть большим камнем. Неопознанный объект угловатый, прямоугольный. Еще два шага – и он различает скатную крышу, поддерживаемую прямыми стенами.

Он застывает на месте. А если это сторожевой пост? Служащий убежищем жандармам. Он припадает к земле. Вслушивается поверх гула, всматривается. В течение нескольких минут не происходит никакого движения, не слышится голосов, и он отваживается встать. Потом медленно приблизиться. Пошатывается на ходу, останавливается, увидев, что постройка – всего лишь хижина. Заброшенная, потрепанная стихией. Устоявшая.

Окон нет. Дверь была, но теперь ее, вероятно, используют где-то в другом месте, далеко отсюда, в качестве спального места. Он мелкими шажками направляется к утопающему во мраке строению, опасаясь, как бы оттуда что-нибудь не выпрыгнуло. Не накинулось на него, подпустив поближе. Тишина может быть просто уловкой.

Он бросает в хижину камушек, слышит, как тот быстро катится по плиточному полу. Бросает еще один, смелее, слышит, как тот отскакивает по очереди от двух стен. Потом раздается еще один стук, но он решает, что это просто из-за всеобщего сотрясения. Когда он заносит ногу через порог и внутри не происходит никакого движения, он наконец успокаивается.

В хижине темно, только через дверной проем падает лунный свет, выжигая белую дорожку на полу и высокий прямоугольник на задней стенке. Он уверен, что один здесь.

Трудно представить, как хижина устояла. Оклеенные фактурной бумагой стены на вид тонкие, но не шатаются. Пол выложен заводской плиткой шестиугольной формы, по большей части сохранившейся. Отсутствие скрипов и сквозняков позволяет ему полагать, что крыша крепкая. Разумеется, хижина может обвалиться в любой момент. Он решает рискнуть, надеясь, что, если это произойдет, он сумеет вовремя выбраться наружу. Если же не выберется, по крайней мере, закончит свои дни не под открытым небом.

К боковой стене на петлях прикреплен откидной стол на двоих. Над оставшимся плинтусом электрическая розетка, хотя невозможно вообразить, чтобы она работала. Повсюду наносы пыли и задутый ветром песок, как и ожидалось, но также упорядоченность, ровные линии, прямые углы. А еще тишина; внутри стоны земли слышны меньше.

Глаза продолжают привыкать. Через несколько секунд проступают углы помещения, затем детали потолка. Над головой он видит темные доски, несущую балку, висящую рваную паутину, но никаких признаков очевидного риска. Ни гнезд животных. Ни человеческих припасов. Он углубляется в полумрак, начинает снимать снаряжение, вещмешки. Кладет их на пол, который щелкает под его ногами.

Огонь он разводить боится, поэтому садится есть вплотную к ватной кромке лунного сияния. Воды нет, так что пить нечего, но зато не будет необходимости выходить из хижины ночью. Доедая последнюю за день гуаву, он начинает опасаться, что запах привлечет нежданных гостей, а потому баррикадирует дверной проем защитной экипировкой. Если какое-нибудь животное захочет войти, ему придется перепрыгнуть преграду. Он услышит, как тяжелые лапы опустятся на пол.

Он составляет еду на откидной столик. Смотрит на нее. Его припасы почти парят над землей. В темноте он раскладывает свой ночной комплект вдоль боковой стены. Ложится: ни звезд, ни облаков. Ни неба. Первый раз за много месяцев. А также нет вероятности, что внезапно подкрадется дождь.

Он мечтал о пребывании под крышей долгое время. Чтобы существовать внутри, чтобы отдохнуть там. Чтобы познать местное измерение. Сократить несколько переменных. Не сделать ли ему хижину своей базой? Базой для чего? Или школой. Она слишком мала, чтобы быть школой. К тому же школы открывают учителя.

Пол твердый, но без бугров. До некоторой степени он сглаживает тряску. Воздух исключительно теплый, даже кажется загустелым. Хихиканье ночных насекомых гораздо тише, чем на улице. Он смертельно устал. Он падает в избавление. Забытое спокойствие окутывает его.

Когда раздается грохот, сердце начинает прыгать, а он остается на месте, в надежде, что его не увидят. Повернувшись на бок, он сворачивается клубком, чтобы защитить себя, отгородиться от хватающих рук или ударов. Он делается меньше, тогда так в голове растет мысль: заночевать в хижине – ошибка. Трудно сбежать. Ошибка, ошибка – ночевать в хижине. Рискнув открыть глаза, он видит сгорбленную пожилую женщину, которая неуклюже пробирается внутрь, опираясь на трость. Женщина одета в лохмотья и мешки, на ногах завязанные полиэтиленовые пакеты. Профиль с обострившимися от голода чертами проступает из лавины волос. Он не знает, опрокинула ли женщина гору его экипировки или просто не заметила ее, но падение груды вещей ее не испугало.

Женщина и ее запах движутся к задней стенке хижины. Она останавливается, откашливает мокроту, хватается похожей на лапу рукой за лицо, потом прислоняет палку к стене, к высокому прямоугольнику лунного света. Чтобы найти ее, когда будет нужно. Одно наблюдение его впечатляет. Женщина поставила палку устойчиво. Даже при постоянном, хотя и приглушенном внутри лачуги Q1 она не падает. Трость напоминает старинный костыль, что-то из Брейгеля. Искривленная ветка, раздвоенная наверху, выглядит как длинное, непропорциональное Y или как волшебная палочка, искаженная перспективой. Свет из дверного проема освещает ведущую к ней дорожку. На задней стене лежит ее тщедушная, похожая на лозу тень.

Женщина поворачивается, хромает в дальний угол, и ее проглатывает темнота. Она бросается на пол, больше не двигается. Через несколько мгновений он слышит ее глубокое дыхание. Хороший знак. Она знает эту хижину. Полагает, что сможет здесь спать. Всю ночь напролет.

Он не видит причин перемещаться. Женщина не представляет угрозы, она дышит хрипло, но не настораживающе. С ее запахом можно смириться. Он с облегчением разворачивается. Снова чувствует спиной и ногами ровную твердость цивилизованного пола.

Сознание рассеивается, как вдруг щелчок будит его. Он открывает глаза, видит на фоне луны в пустом дверном проеме силуэт мужчины. Окруженного серебром, одетого в местный наряд из драного рубища и унижения. Через мгновение человек медленно вплывает в хижину. Мужчина не кажется опасным, но он все равно скручивается в клубок. Животный инстинкт. Незнакомец делает еще несколько шагов, падает. Некоторое время лежит, собирая силы. Поднимает голову, поднимает себя, плетется наружу.

Хорошо. Мужчина заключил, что здесь ему делать нечего. Увидел хижину снаружи, понадеялся на уют, вошел, упал. С тем же успехом можно спать на открытом воздухе. Счастливого пути. Он снова вытягивается, принимает расслабленное положение.

Через несколько минут входит еще один человек. Белые волосы, разболтавшиеся обмотки, конечности не защищены. Оставаясь в полосе лунного света, мужчина делает несколько шатких шагов внутрь, падает. Лежит. Даже не дает себе труда оглядеться. Несколько секунд остается на полу, потом встает. Тащится на улицу в ночь, обхватив голову руками.

Грустный спектакль, говорит он себе. Люди набредают на хижину, затем их сбивает с толку подпирающая стену палка, ее короткие тупые ручки. Думают, что нашли здесь стабильность, предсказуемость. Подхлестывают надежду, отваживаются войти, обнаруживают, что облегчения нет. Иными словами, падают. Разочарованные, пристыженные, они уходят.

Вскоре прибывает очередной введенный в заблуждение путник. Крупная женщина в предсказуемо ветхом убранстве. Она медленно входит, смотрит на палку, делает несколько шагов, падает. Несколько секунд лежит на полу, разворачивается, поднимается.

Он надеется, что это все, но посещения не заканчиваются. Приземистый тип, похожий на портового грузчика, с язвами на руках, которые он расставляет, чтобы проветривать подмышки. Женщина средних лет в очках для ныряния и с накинутым на плечи стеганым наматрасником. Бродяга с тяжелой поступью, чьи почерневшие руки, выпученные глаза – все существо – говорит: помоечник. Всклокоченный беспризорник в одних только бейсбольных бриджах.

Некоторые, ободренные надеждой, остаются на полу после падения, дают костям немного отдохнуть, прежде чем ковылять наружу. Временами что-то бормочут себе под нос. Но паломничество продолжается без значительных перерывов. Визитеры вваливаются, падают, удаляются. Входят, приближаются к палке, грохаются на пол, удаляются. Опаленные жизнью люди, чья мимолетная мечта мгновенно разбивается. Единственное разнообразие заключается в том, что некоторые вползают. Их выученные ритмы шага, их привычка ходить по голой земле не согласуются с плоским полом хижины.

Необъяснимым образом никто не забирает трость. Так же как никто не замечает его. Как бы долго они ни находились в хижине, в каком бы наклонном или распластанном положении ни оказались, ни один человек не взглянул на него, не заговорил с ним, вообще никак не вступил с ним в контакт. Он ежится из-за их безразличия. Потом меняет мнение. Нет ничего ужасного в том, чтобы иметь такую компанию. Говорит он себе.

Он просыпается, когда день заявляет о своих правах: свет заливает хижину. Он потягивается, ерзает на одеяле, видит, что лачуга пуста. Ночная гостья и ее трость исчезли. Канули без следа. Он не слышал ни шороха, когда они уходили. Был ли вчерашний вечер на самом деле? Не важно. Спал он хорошо.

Теперь, утром, он хочет пить, как никогда, и ему непременно, непременно нужно постирать. Он сворачивает свой ночной комплект, плотно его укладывает, распределяет по вещмешкам. Снаружи находит голую землю на удивление спокойной. Два шага, всплеск Q1. Лодыжки ручеятся.

Необходимость – вода. Он не смог найти фонтана в городе, где был накануне. Теперь он не знает, сможет ли найти город. Во время ночных поисков он не проходил ни рек, ни озер, ни других пригодных для нужной цели источников. Он встает, выдвигается в путь. В Тисину.

Солнце яркое, но это ничуть не помогает. Какими бы координатами или ориентирами он ни обзавелся вчера, сейчас они пропали из виду. Он сверяется с часами, говорит себе, что будет идти сорок минут в произвольно выбранном направлении. Он ждет следующего падения. Когда через двадцать секунд это происходит, он встает, ориентируется по запаху. Может, земля поделится с ним мудростью. Которой она обладает в большей степени, чем готова выдать. Он говорит себе, что, когда ты так потерян, даже отсутствие результата есть результат.

Он проходит через ландшафт, усеянный городскими развалинами, блоками страниц из старых телефонных книг, грудами пластика. Потом по достаточно большой лужайке, откуда открывается вид на несколько миль вокруг. Пыхтит еще какое-то время, и на горизонте появляется человек. Человек идет ему навстречу, сам себе наступает на ноги из-за качки.

Он отклоняется не более чем на десять градусов, чтобы их пути пересеклись. Когда он различает черты лица встречного, то видит, что человеку около пятидесяти, его седые волосы причесаны и прилизаны. У него толстые ноги, он в полном комплекте защитного снаряжения, в двойных опорках.

Они сближаются. Мужчина спокойно смотрит на него.

ИЗВИНИТЕ, – говорит он человеку. – ТИСИНА. НАПРАВЛЕНИЕ.

Мужчина идет дальше. Не замедляет шага, не машет руками. Даже не отводит взгляда, когда они встречаются.

Он останавливается, но не оборачивается. Шорох травы под ногами незнакомца, сначала громкий, постепенно тает. Потом стихает полностью. Он встает, думает: спасибо вам. Этот человек, должно быть, пришел из цивилизованного мира. Он воспользуется этой подсказкой, пойдет в том направлении. Он очень хочет пить.