Текст книги "Она растворилась в воздухе"

Автор книги: Этель Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Вы правы. Я думаю, что это письмо – фальшивка. Позвоню в Скотланд-Ярд.

Кросс подошел к телефону. Его решимость сохранилась до конца официального разговора, а затем он произнес:

– Если мы не правы, я только что убил свою девочку.

Глава XII.
Благодаря вмешательству полиции

На следующее утро Кросс зашел в офис «Гердлстон энд Гриббл», чтобы рассказать Фому об анонимном письме. Разъясняя сложившуюся ситуацию, он казался подавленным и убежденным в том, что совершил ошибку.

– Эти Стерлинги накинулись на меня, – заявил он. – Отец, мать и дочь все говорили и говорили, пока я не уступил, пойдя против собственного суждения. Теперь это от меня не зависит. Сегодня вечером будут действовать полицейские.

Если Фом и считал, что с ним не слишком хорошо обошлись, не спросив его мнения, он никак не выказал этого.

– Если письмо подлинное, – начал он, – то это случай похищения, и я предпочел бы, чтобы с этим разбиралась полиция. Если это фальшивка, а ваша дочь до сих пор не вернулась, то я должен продолжать свою работу, пока не найду ее… Кстати, полиция знает о ваших делах?

– Нет, я сказал им, что моя дочь ушла от меня, и что я послал по ее следу ищейку. Как и вы, они считают, что это ее выходка. По их мнению, кто-то распустил сплетни об этом деле, и теперь какой-то самоуверенный наглец пытается нажиться на этом.

– Вы знаете, как они будут действовать сегодня вечером?

– Да. Они организовали засаду и фиктивный выкуп, – объяснил Кросс. – В записке сказано, что я должен доставить его лично. Но я сказал полиции, что непременно заподозрю кого-нибудь, приду в ярость и разобью эту морду. Так что один из полицейских моего роста и сложения отправится туда вместо меня.

– Как я понимаю, они сразу же позвонят вам, чтобы дать знать о случившемся?

– Разумеется. – Кросс вытер лоб и добавил: – Это ожидание угнетает меня. В этом письме в прямую угрожают Эвелин.

– Я думаю, вам не следует воспринимать угрозы слишком серьезно, – сказал Фом. – Если похищение и требование выкупа дело одного из тех, кто пострадал купив у вас шахту, то это само по себе свидетельствует, что он не настолько сообразителен, как вы. Вот и письмо прислал слишком поздно. Скорее всего, у него просто нет наличных, ведь вы его  обчистили, и убивать он не станет, а будет стараться, вновь и вновь, хоть что-то из вас вытянуть.

Как и ожидал Фом, Кросс, со свойственным ему непостоянством, воспрял духом:

– Это разумно. – Знаете, Фом, вы единственный достойный парень, которого я встретил в этом деле. Все остальные, кажется, только вредят… Вот почему я дал полиции номер вашего офиса и сказал им позвонить мне сюда сегодня вечером. Но если я слишком много на себя взял, то могу позвонить и дать другой номер, хотя ума не приложу какой.

– Но почему сюда? – поинтересовался Фом.

– Потому что больше некуда. Я не хочу напрашиваться к Стерлингам и не хочу, чтобы сообщение поступило в мой отель. Ночной портье скучает на своем посту, и когда он услышит, что звонок из Скотланд-Ярда, он станет подслушивать, совать нос в мои личные дела. Однажды мне уже пришлось сменить отель из-за того, что его руководство не желало иметь никаких дел с полицией. Они щепетильны в этом вопросе, а мне не хочется переезжать.

– Понимаю, – заверил его Фом. – Конечно, вы можете прийти сюда и принять звонок. Я улажу это со своим руководством.

– Спасибо… Но есть кое-что еще. Я хочу, чтобы вы находились здесь со мной. Возможно, мне потребуется совет или помощь. Разумеется, я заплачу вам за потраченное время.

Фом слишком привык к ночной работе, чтобы возражать, поэтому он пообещал вернуться в офис в одиннадцать вечера.

Весь день предстоящее – неясное и неприятное – мешало ему заниматься другими делами.  Он удивил свою мать, вовремя вернувшись к ужину домой в Хайгейт, но следствием его пунктуальности стал беспокойный вечер, который Фом провел, бродя по комнатам.

Было настоящим облегчением пожелать своим родителям спокойной ночи и покинуть теплый уютный дом, выйдя на улицу, в холод и мрак. Он не торопясь прогулялся от станции метро и был удивлен, обнаружив, что Рафаэль Кросс уже ждет его у офиса, ведь до одиннадцати еще было далеко.

На том был плащ, надетый поверх смокинга, и оперная шляпа, сдвинутая на одну сторону, а под мышкой он держал бутылку виски. Стоящий в тени дверного проема, Кросс напомнил Фому захмелевшего донжуана из девятнадцатого века – такую иллюзию создавали темные хогартовские здания[17]17
  Уильям Хогарт (10.11.1697–26.10.1764) – английский художник, основатель и крупный представитель национальной школы живописи, иллюстратор, автор сатирических гравюр, открыватель новых жанров в живописи и графике.


[Закрыть] и серповидная луна, которая плыла низко, прямо над крышами этих зданий.

– Одолжил полицейскому, играющему мою роль, свои пальто и шляпу, – объяснил Кросс свой праздничный наряд, а затем указал на бутылку виски. – Надо приободриться.

– Хорошая идея, – согласился Фом.

Он проводил своего клиента в личную комнату мистера Гердлстона, которая безо всяких на то причин называлась залом заседаний совета директоров. Это была огромная викторианская комната, обставленная массивными креслами, расположенными вокруг центрального стола. Обои были коричневыми, покрытыми золотистыми папоротниками, а новый дорогой красно-зеленый ковер имел сложный витиеватый узор.

Над мраморной каминной полкой висел написанный маслом портрет отца Гердлстона – основателя фирмы. Портрет был написан, чтобы отметить получение этим джентльменом высокого статуса в масонской ложе. Там также был портрет в красивой рамке миссис Гриббл – хорошего качества  фотография. Раньше на стене висел и фотопортрет миссис Гердлстон, но его куда-то подевала уборщица. К счастью, Гердлстон и Гриббл слишком привыкли не обращать на такие мелочи внимание и оба автоматически считали оставшийся фотопортрет своей «половиной».

Кросс сразу заметил фотопортрет:

– Красивая женщина. Во времена Эдуарда[18]18
  Эдуард VII (9.11.1841–6.05.1910) – король Британской империи (1901–1910).


[Закрыть] таких было много, сейчас, к сожалению, редко встречающийся тип. Это ее собственные зубы?

– Откуда мне знать, – ответил Фом.

– Разве это не ваша жена?

– Помилуйте, нет. По возрасту она годится мне в матери.

– Ну да, ну да… Здесь есть содовая?

– Нет, нужно будет пойти в бар.

Фом знал, что Кросс говорит, чтобы не потерять контроль над своими нервами. Пригласив Кросса занять глубокое кожаное кресло мистера Гердлстона, Фом отправился за штопором и стаканами.

– Осталось немного времени, – вернувшись заметил он.

Кросс взглянул на часы и застонал:

– Вечность. Фом, я в аду. Я обречен провести свою жизнь в ожидании. Помните Нелл? Она так и не пришла. И все это время она лежала там на дороге. И теперь это. Ожидание…

– Вы правильно поступили, обратившись в полицию, – заверил его Фом.

– Но если я ошибся, то расплачиваться за это придется Эвелин.

Двое мужчин пили и курили в тишине, нарушаемой только шумом уличного движения. Они неотрывно смотрели в потолок и время от времени сверялись со своими часами. Было ясно, что Кросс мучится от тревожного ожидания, которое теперь проняло и бывалого Фома.

Его мысли были сосредоточены на драме, которая разыгрывалась на станции Виктория. Детектив задавался вопросом, все ли идет по плану или же возникли неожиданные осложнения, вызванные вмешательством совершенно постороннего народа. Выпитый им виски затуманил его воображение; станция Виктория больше не казалась знакомой конечной остановкой, где Фом часто выслеживал преследуемых. Теперь она была темной и заполненной тенями, и наблюдатели ожидали там прихода шантажиста. Телефонная будка, помеченная крестом, приобрела зловещее значение. Даже в этот самый момент кто-то незаметный мог затаиться внутри.

Вдруг пронзительно зазвонил телефон. Фом подскочил к нему, чтобы ответить, но прежде, чем он добрался до него, Кросс сорвал трубку. Когда он услышал сообщение, то в его взгляде появились недоверчивая радость и удивление.

– Да, – пробормотал он. – Я сейчас приеду.

Когда Кросс положил трубку, его рука дрожала.

– Она вернулась, – хрипло произнес он. – Я не могу в это поверить. Эв вернулась.

Эта новость была настолько неожиданной, что Фом не мог в нее поверить и спросил:

– Откуда вы знаете?

– Только что позвонили из отеля. Я оставил им этот номер на случай, если что-нибудь случится. Я и не мечтал об этом. Мы должны сейчас же отправиться туда.

Фому было любопытно увидеть девушку, о которой он столько слышал. Даже сейчас трудно было поверить в то, что она на самом деле находится в квартире, где он увидит ее во плоти. Однако чувство долга оказалось сильнее желания увидеть Эвелин, и Фом напомнил Кроссу об ожидаемом сообщении от полиции.

– Сейчас это не имеет значения, – заявил тот. – Кроме того, я не хочу, чтобы линия была занята. Мне нужно позвонить Эвелин. Я должен снова услышать ее голос.

Это было естественное желание, но Фом ощущал нетерпение в связи с этой задержкой. После того, как вызов поступил в отель, Кроссу пришлось ждать, пока портье соединит его с квартирой. И вот, наконец, его лицо расплылось в глупой улыбке.

– Это ты, милая? – воскликнул он. – Где ты была?.. Плохая девочка… Будь уверена, я все об этом узнаю… Послушай, здесь со мной молодой парень, который выслеживал тебя по моей просьбе. Просто скажи ему что-нибудь.

Фом взял трубку, которая была влажной от тяжелого дыхания Кросса. В следующее мгновение он услышал слабые металлические нотки тихого сопрано.

– Привет. Вы сыщик?

– Да, – ответил Фом. – Вы были действительно неуловимы. Полагаю, я говорю с мисс Кросс?

– Для вас Эвелин. Вы искали меня в неправильных местах. Я открою вам секрет: правильное место здесь. Приходите и проверьте… Пока-пока.

Звонко рассмеявшись, она повесила трубку, и тут же воцарилась мертвая тишина. У Фома появилось странное ощущение, что он говорил с призраком. С нетерпением желая встретиться с Эвелин, он чувствовал раздражение и досаду, как при просмотре фильма, в котором героиня медлит на грани спасения. Пока они тут теряют время, Эвелин может снова исчезнуть. Казалось, ее также невозможно застигнуть, как и пригвоздить солнечный зайчик к месту острием ножа.

– Ну что, поехали? – предложил он.

Кросс кивнул, но остановился, чтобы снова наполнить свой стакан:

– Она была со своим парнем… Ну, это молодость… Допустим, мне следует отшлепать ее… Пойдемте.

Когда они вышли из офиса, Фом тщетно огляделся в поисках такси. Несмотря на то, что отель был неподалеку, он понимал, что у них не получится быстро добраться до него, так как оказалось, что Кросса пошатывает при ходьбе. Он и сам не совсем твердо держался на ногах, а силуэты старых зданий зловеще ходили ходуном в свете расплывающейся луны.

Фому казалось, что он застрял в кошмаре, в котором невозможно продвинуться вперед. Его мучило осознание необходимости действовать срочно, в уме он безжалостно перебирал различные ужасные возможности. Детектив рассудил, что, если Кросса действительно преследует некий враг, то этот человек будет следить за его отелем. Значит, отсутствие девушки не осталось для него секретом. Естественно, он решит, что она отправилась в гости, и будет ждать ее возвращения.

До этого момента Эвелин находилась под мужской защитой. И вот наступил момент, когда она находится в уязвимом положении – она уже покинула возлюбленного, но пока еще не встретилась со своим отцом.

К большому облегчению Фома в нескольких ярдах от них остановилось такси, чтобы высадить пассажиров. Он взял его, хоть отель и находился всего лишь на другой стороне Пикадилли. После того, как он дал водителю адрес и забрался внутрь, Кросс добавил:

– Останови у ближайшей аптеки.

Вместо того чтобы просто пересечь освещенную магистраль, они медленно начали продвигаться вдоль нее, а Кросс объяснил причину задержки:

– Я пьян, Фом. Я не могу встретиться с Эвелин в таком состоянии.

Однако когда они остановились у аптеки, Кросс оказался достаточно трезвым, чтобы продемонстрировать экспертные знания по вопросу дозировки. Фом был раздражен этой задержкой, хотя она была оправдана результатом. Вскоре они вернулись в такси и свернули с несущегося потока огней на темную боковую улицу. Когда в поле зрения появился освещенный фасад отеля, Кросс схватил Фома за руку.

– Эвелин там наверху, – произнес он. – Или мне это приснилось?

– Мы разговаривали с ней по телефону, – напомнил ему Фом.

Они прошли через вращающуюся дверь и встретили сонного швейцара в бордовой форме.

– Моя дочь поднялась в нашу квартиру? – спросил Кросс.

– Да, сэр. Она забрала ключ. Сказала, что впустит вас.

Сонный мальчик-слуга, который еще бодрствовал, в надежде получить чаевые бросился к ним, чтобы поднять их на лифте. Когда они поднимались, Фом вспомнил те ужасные чувства, которое он испытал, когда в последний раз находился в этой квартире. Ее мрачная и стандартная обстановка была сценой связанной с убийством Нелл. Приятно было подумать, что хотя бы теперь она преображена атмосферой присутствия беззаботной девушки. Возможно, Эвелин разбросала вокруг себя свои вещи: ее шляпка лежит на стуле, помада – на столе, окурки сигарет – на полу.

Фом одновременно ощущал волнение и предвкушение, следуя по коридорам к квартире вслед за Кроссом. В холле был включен свет, видно было через приоткрытую дверь гостиной, что там он тоже включен. С ликующим «Ку-ку» Кросс ворвался внутрь…

Фом остался ждать в прихожей, чтобы не вмешиваться в их встречу. Однако наступившая за этим возгласом тишина подсказала ему, что что-то пошло не так. Он не услышал восторженного крика девушки, не последовало и шума, указывающего, что она с нетерпением бросилась к отцу.

Вместо этого детектив услышал глухой стук, как будто кто-то упал на пол. Ворвавшись в комнату, он застыл в дверях, а его сердце, казалось, оборвалось.

Сперва он не мог поверить в то, что увидел. Молодая блондинка сидела в одном из больших кресел. Она была одета в тесный черный костюм, юбка которого пошла складками выше колен, открывая стройные ноги в бежевых шелковых чулках. Все опознавательные признаки были на месте, в том числе нитка жемчуга, небольшое красное родимое пятно у левого глаза, белокурые  волосы и круглые голубые глаза.

Но их взгляд был мертвым и застывшим; ее лицо было темно-синюшным, а вокруг ее горла была затянута веревка.

Фом наконец встретил Эвелин Кросс во плоти – ведь от нее и осталась одна только плоть. Ее руки были сложены на коленях и удерживали карточку, на которой значилось грубо напечатанное сообщение:

«ВЫ ПОЛУЧИЛИ ЭТО БЛАГОДАРЯ ВМЕШАТЕЛЬСТВУ ПОЛИЦИИ».

Глава XIII. Поддержка

Стерлинги узнали о трагедии только на следующее утро. Миссис Стерлинг наслаждалась привилегией зачитывать новости, Беатрис потворствовала ее слабости и никогда не просматривала газеты, пока они не были, скажем так, «официально объявлены открытыми». Так как этот запрет не касался финансовой прессы, миллионер также придерживался этого негласного семейного соглашения.

Для всех них было шоком, когда, зачитав заголовки о событиях государственной важности, миссис Стерлинг издала слабый возглас:

– Эвелин Кросс была убита!

Хотя ее чувствительная натура не выносила трагических событий, она добросовестно передала им детали преступления, зачитав их тихим сдержанным голосом. Слушая ее, Виола дрожала от того же страшного волнения, которое овладело ею, когда Кроссу пришло требование выкупа. Каждый нерв в ее теле покалывало, будто по ним шел ток высокого напряжения.

Оглядевшись, Виола едва могла поверить в то, что остальные слушатели продолжали завтракать. В то время как она, содрогаясь, представляла себе молодую блондинку, с обезображенным агонией лицом, Беатрис ела овсянку, а ее отец расправлялся с грейпфрутом.

Виола вновь обвинила их в бессердечности и ощутила острое возмущение, но она не понимала, что происходящее за столом не отражает чувств, переживаемых каждым из них на самом деле.

Эта семья жила под постоянной тенью угрозы возможного похищения Беатрис. И сейчас родители вели себя так чтобы успокоить Беатрис, чтобы показать ей свою уверенность в том, что она достаточно защищена и с ней такого произойти не может. А Беатрис – ради родителей – в свою очередь играла роль, убеждая их своим видом в своем понимании этого.

Правда заключалась в том, что они были сильно потрясены этой трагедией. Было невозможно игнорировать существование осьминога, когда его щупальца только что сомкнулись над жертвой – и было бесполезно рассуждать, что Рафаэль Кросс и его дочь привлекли к себе излишнее внимание и у Эвелин не было соответствующей защиты.

Как будто вдруг вспомнив, что Виола тоже охраняет ее дочь, миссис Стерлинг посмотрела на нее с бессознательной мольбой.

Но девушка не заметила этого – она была поглощена размышлениями о том, как Эвелин Кросс в последний раз пришла домой. Ее живое воображение так точно восстановило каждую деталь, что она почти ощутила себя на месте жертвы. Она точно знала, какой возбужденной была Эвелин (об этом свидетельствовал ночной портье в отеле), когда она ​​ весело пожелала спокойной ночи своему неизвестному сопровождающему.

Портье только слышал, как отъехала машина, прежде чем Эвелин вошла через вращающуюся дверь. Виола была уверена, что это было триумфальное появление – вызывающее вплоть до развязности. Девушка получила удовольствие от этого приключения, никаких сожалений не испытывала и была готова к старой доброй родительской трепке.

Виола прошла с Эвелин каждый шаг ее пути, страстно желая вернуть ее назад, но не в силах этого сделать. Она поднялась с ней в лифте, который постепенно, метр за метром приближал девушку все ближе к тому, что ожидало ее в квартире. Она сопровождала Эвелин по застеленным коврами коридорам, открыла входную дверь… и затем вошла в холл.

Там кто-то стоял. Ждал ее…

Черный туман застлал глаза Виолы, шум в ушах заглушил звук тихих, быстрых слов миссис Стерлинг. В следующую секунду она стряхнула с себя болезненное наваждение. Наконец вернувшись в реальный мир, она разглядела на столе накрытом для завтрака расписанные вручную фарфоровые подставки для салфеток, а за окном – медно-красное солнце, пробивающееся сквозь туман.

С брезгливым содроганием миссис Стерлинг отбросила газету в сторону.

– Это слишком отвратительно… слишком ужасно, – заявила она. – Я не могу читать дальше.

Ощутив приступ нездорового любопытства, Виола взяла газету, чтобы узнать, какой такой ужасный факт сокрушил стоицизм миссис Стерлинг. Оказалось, что непрочитанной осталась последняя строчка, где указывалась дата коронерского дознания.

Миссис Стерлинг всегда не раздумывая-безоговорочно откликалась на необходимость оказать поддержку любому пострадавшему. Иногда это доходило до смешного. Но никто и никогда не позволял себе смеялся над ней, так как, несмотря на свой покладистый характер, чувство собственного достоинства у нее было весьма острое и горе было посягнувшему. Несмотря на то, что отвращение в ее темных глазах показывало, что ей этот долг весьма неприятен, миссис Стерлинг твердо сказала своему мужу:

– Уилл, мы должны немедленно отправиться к этому бедняге.

Миллионер пожевал губу и невнятно запротестовал:

– Не уверен, что нам там будут рады. Кросс может быть обижен на нас.

– Почему?

– Мой дорогая, мы посоветовали его позвонить в полицию. Возможно, это печальное последствие этого поступка.

– Тогда я пойду одна.

– Нет-нет, конечно, я поддержу беднягу.

Выходя из комнаты, миссис Стерлинг обернулась, чтобы сказать Виоле:

– Сегодня мы собираемся в «Ритц» на обед с нашими давним  бостонскими друзьями. На это время вы можете быть свободны, мисс Грин, если хотите отправляйтесь по своим делам.

Не догадываясь, что Беатрис следит за ней, Виола не стала скрывать своей радости. Этим утром она не чувствовала абсолютно никакого расположения к Стерлингам. Как только как миллионер и его жена отправились к Рафаэлю Кроссу, Виола бросилась в свою комнату и позвонила Алану Фому.

К ее разочарованию его секретарша сообщила ей, что Фом еще не явился в офис. Виола чувствовала такое нетерпение, что не стала оставлять сообщение, а вместо этого позвонила Фому домой. Она не осознавала степень своей дерзости, пока мало обнадеживающий женский голос с неохотой не признал, что ее соединили с Хайгейтом и что она разговаривает с миссис Фом.

– Могу ли я поговорить с мистером Аланом Фомом? – спросила Виола.

– Нет, не можете, – отрезал голос. – Это снова из офиса? Я ведь уже сказала вам: мой сын спит, и я не собираюсь его будить. Он всю ночь отсутствовал по делу фирмы.

– Я не из офиса, – возразила Виола. – Это просто… друг. Вы попро́сите его позвонить мне?

– Позвонить кому?

– Грини.

Когда было уже поздно поправляться, Виола пожалела, что не сказала «мисс Грин» вместо того, чтобы выпалить свое шутливое прозвище. Поскольку обладательница сурового голоса была определенно матерью Алана, она почти ожидала услышать, как та грызет провод от недоуменной ярости. Поэтому она была тем более удивлена, когда миссис Фом заговорила с ней по-дружески.

– Я передам ему вашу просьбу при условии, что вы сделаете кое-что для меня. Сделайте так, чтобы он пригласил вас на обед и проследите за тем, чтобы он хорошо поел. Алан не такой крутой, как он думает. Он оставался с тем беднягой, чья дочь была убита, и вернулся домой только под утро. Об этом деле написано в газетах, так что я не раскрываю тайны.

– Я накормлю его, – пообещала Виола, а затем высказала свое мнение о Алане. – У него слишком хорошее воображение, чтобы быть крутым.

– Я удивлена, что слышу это от вас. Вы единственная, кроме меня, кто это заметил. Вы знаете, его сердце отдано секретной разведывательной службе, но он так и не смог разобраться в наших не простых и неоднозначных отношениях с немцами. Если я не перезвоню, договоренность об обеде остается в силе. Пусть это будет плотный обед, ведь он только выпьет чашку кофе на завтрак, раз встанет так поздно. О каком месте встречи мне ему сообщить?

Поскольку Виола назвала скромный ресторан, в котором они с Фомом обедали в прошлый раз, миссис Фом повесила трубку с довольной улыбкой. «Не охотница за деньгами», – заключила она.

Когда Виола вернулась в гостиную, Беатрис встретила ее с напряженной улыбкой. Она предполагала, что ее компаньонка воспользуется кратким периодом свободы, чтобы возобновить свою личную жизнь, о которой говорилось изредка в волнующих коротких фразах. Хотя Виола ни словом не обмолвилась о намеченной встрече, по ее лицу можно было догадаться, что таинственное мероприятие назначено на ближайшее время.

– Обедаешь вне дома? – небрежно поинтересовалась Беатрис.

– Да, – ответила Виола. – А что запланировано у вас?

– Ты имеешь в виду бостонских друзей? О, близкие нам по духу. Они, вероятно, наскучили бы тебе.

Виола не заметила ноток обиды в голосе Беатрис, так как в этот момент вновь подумала о преступлении:

– Я не могу выбросить из головы бедняжку Эвелин. Я продолжаю думать о ней. Какой именно она была?

– Знаешь, не принято говорить дурно о мертвых.

– Ой, не будь ханжой. Я всегда могу принять правду.

– Но это жестокая правда. Честно говоря, она была во всех отношениях не очень. Ее голос был вульгарным, у нее не была поставлена речь, поговорить с ней было не о чем. Конечно, это не ее вина, что она была необразованной. Она привлекала толпы мужчин и была совсем неразборчива.

Зная, что стандарты Беатрис были жесткими, Виола не приняла в расчет большую часть критики. Она решила для себя, что Эвелин была обычной беззаботной, легкомысленной девушкой, каких она встречала во время работы в массовке на съемках. Если она так же охотно целовала мальчишку-пекаря, как и пэра, то это правильно. Хотя возможно, мальчишку-пекаря целовать было приятнее.

– Я рада, что у нее была интрижка, – тихо произнесла Виола. – Все должны жить.

– Все, кроме дочери миллионера, – внесла поправку Беатрис.

Боясь опоздать на свою встречу, Виола оделась и ждала возвращения Стерлингов, выполняя свои обязанности по отношению к Беатрис. Они вернулись только тогда, когда ее уже охватило отчаянно нетерпеливое желание уйти. Для приличия было необходимо задержаться, а не бросаться прочь немедленно, и она поинтересовалась новостями о Рафаэле Кроссе.

– Он куда спокойнее, чем я, – ответил миллионер с ноткой возмущения в голосе. – Можно подумать, что он не прочувствовал случившегося.

– Так и есть, – мягко объяснила его жена. – Сейчас его нервы парализованы шоком – защитная реакция. Но, впоследствии, боюсь,  его страдания будут ужасны. Полицейские уверены, что это не было похищением. – То, как выглядит ее тело, исключает всякую мысль о похищении.

– Каким образом? – спросила Беатрис.

Хотя миссис Стерлинг нахмурилась в знак того, что ей неприятна эта тема, она не уклонилась от объяснения:

– Тело похищенного человека имеет признаки голодания, дурного обращения или пренебрежения внешним видом. Жертвы теряют интерес к своему внешнему виду и отказываются от еды, даже если их кормят. К тому же у них, как правило, нет никаких возможностей заботиться о себе. Но Эвелин была в отличном состоянии. Она выглядела так, как будто вернулась домой прямо из салона красоты. У нее недавно был сделан педикюр – эмалевые сердечки на ногтях пальцев ног, – и на ней было чистое нижнее белье.

– Похоже, она была бойкой девушкой, – заметила Беатрис.

– Кажется, так считает и полиция, – согласилась миссис Стерлинг. – Они думают, что она сбежала с молодым человеком.

Несмотря на проведенную тяжелую миссию, миссис Стерлинг уже не выглядела поникшей, говорила свободно, а в ее глаза вернулся прежний блеск. Виоле подумала, что причина этой трансформации понятна. – Миссис Стерлинг считает, что это не их настоятельные советы обратиться в полицию привели к трагедии.

Виола не стала участвовать в дальнейшем разговоре. Взяв такси, она вскоре оказалась в ресторане, где ее ждал Фом. Он выглядел измотанным, но его лицо просветлело когда он ее увидел, а ее собственные глаза в ответ приветственно засветились.

– Это убогая дыра по сравнению с тем великолепием, в котором вы сейчас живете, – заметил Фом. – Странно. Почему вы выбрали это место?

Сев напротив Фома на скамью из красного дерева и вдохнув пропитанный теплым соусом воздух, Виола одобрительно осмотрелась вокруг себя. Все здесь было точно так же, как в прошлый раз: та же грубая белая скатерть, темная французская горчица, толстые темно-красные и зеленые стаканы, в вазах искусственные желтые нарциссы и декоративный папоротник.

– Это место воодушевляет, – сказала Виола, – все это. Вы вписываетесь сюда, вы выглядите таким восхитительно настоящим. Меня тошнит от людей, чья значимость сильно преувеличена. Боже, у вас красные глаза.

– Я всю ночь был на работе, – пояснил Фом. – Бедный старый Кросс был не в состоянии в одиночку справиться с полицейской процедурой.

– Неужели они действительно фотографировали, делали измерения, снимали отпечатки пальцев, проводили допрос и…

– И проводили все остальные следственные мероприятия,  какие могли? – закончил Фом. – Да, они это делали.

Виола отметила вялость его тона и вспомнила обещание, данное его матери.

– Я не хочу слышать от вас больше ни слова, пока вы не пообедаете, – заявила она.

Когда Фом покончил с едой, он рассказал Виоле об основных обстоятельствах убийства. Она была рада услышать, что в соответствии с медицинским заключением Эвелин не мучилась, так как ее оглушили, прежде чем задушить. Нападавший пробрался в комнату по пожарной лестнице через открытое окно, но его никто не заметил, и он не оставил никаких улик, указывающих на его личность.

– Кросс ничего не рассказал полиции о своих личных делах, – закончил Фом. – Под давлением он признался, что его дочь часто заводила новые знакомства и что она ушла из отеля, – предположительно, жила с молодым человеком. При таких обстоятельствах полиция пришла к выводу, что это преступление на почве ревности. Требование выкупа оказалось фальшивкой. Никто не появился на станции Виктория, так что эта записка выглядит как средство выманить отца Эвелин из квартиры.

Кросс утаил от полиции, что это возможно месть в отношении него со стороны пострадавших от его аферы. Но это не имеет значения. У полиции больше шансов разобраться в этом деле, разрабатывая линию убийства на почве ревности, чем было у меня, когда Кросс запутал дело этими рассказами о таинственных врагах.

– Вы имеете в виду, что он просто дурачил вас насчет этого?

– Я знаю не больше вас. Он держал меня в неведении. Я должен чувствовать себя уязвленным, но я чувствую только жалость к этому бедолаге. По моей догадке – в силу особых обстоятельств – он оказался втянутым в щекотливую и сложную ситуацию и попытался отвертеться, думая, что такие его действия дадут лучший результат. Конечно, он прирожденный лжец. Никакой он не Рафаэль, а Ричард. Он признался в полиции, что настоящее его имя, данное при крещении, – Ричард, а «Рафаэль» – псевдоним для деловых целей.

– В этом есть здравый смысл, – высказала свое мнение Виола. – Я тоже возьму себе псевдоним, когда появлюсь на афишах, как другие кинозвезды.

С мечтательным взглядом она наблюдала за растворяющимся дымком своей сигареты.

– Помните, как мы встретились в первый раз? – спросила она. – Все это тревожное ожидание и волнение, как под веткой омелы.[19]19
  Омела служила основным рождественским украшением в Англии до распространения рождественской ели во второй половине XIX в. Вероятно, обычай целоваться на Рождество под веткой омелы пошел от древнеримских сатурналий в день зимнего солнцестояния, когда разрешалось целовать даже незнакомых людей.


[Закрыть] Мы ожидали найти… все, что угодно. И Рафаэль Кросс был великолепен. Я его вижу, как сейчас – отведенные назад огромные плечи, блестящие светлые волосы. Он был сама сила и страсть – как Тор, выбивающий молотом дверь.

– Разрушением занимались работники подрядчика, – напомнил ей Фом. Сравнение Кросса со скандинавским богом было неприятно. Неужели он ее еще ревнует? – Все, что делал Тор – жевал сигареты и сыпал ругательствами.

Наблюдая за его угрюмым выражением лица, Виола спросила:

– Мучаетесь из-за этого дела?

– Нет. Теперь это дело полиции. Меня наняли, чтобы найти пропавшую девушку. Я не нашел ее, но она больше не числится пропавшей. Моя фирма отправит счет, так что мое дело закрыто.

– Что же тогда тебя тревожит?

Фом провел рукой по своим взъерошенным волосам и признался:

– Проблема в том, что во мне есть немного от моего отца. Мой старик – врач, и когда его пациент умирает, если он недоволен и думает, что сам виноват в его смерти, он производит вскрытие, чтобы узнать причину смерти… Я тоже хочу знать. Я точно хочу знать, как и когда Эвелин Кросс вышла из Померании Хаус, не привлекая к себе внимания, и что случилось с ней потом. Я терпеть не могу если в завершенном деле остаются какие-то неясные места, какая-то неопределенность.

Поскольку Виола промолчала, Фом сменил тему, задав вопрос:

– Сколько сыщиков следит за Беатрис Стерлинг?

– Двое, – ответила Виола. – Один всегда при исполнении служебных обязанностей, другой свободен.

– Значит, если детектива отвлекут, останетесь только вы. Эта девушка может одурачить вас?

– Нет, хотя нет никаких правил, она их соблюдает.