Текст книги "Она растворилась в воздухе"

Автор книги: Этель Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Я сказал «Херефорд», дурак!

Набирая свой собственный номер, Фом задавался вопросом: где он мог слышать эту фамилию раньше? Только вернувшись в офис, он вспомнил: мисс Херефорд была бывшей секретаршей миссис Стерлинг.

На тот момент это казалось ничего не значащим совпадением. Его важность Фом осознал только в конце этого кровавого дела.

Глава X. Женская привилегия

Когда Фом вышел из телефонной будки, Кросс ждал его.

– Рад, что смог встретиться с вами в неформальной обстановке, Фом, – сказал он. – Теперь, когда все закончилось, у меня есть поручение для вас. Это не входит в ваши профессиональные обязанности, но вы можете оценить ваше время по обычной таксе.

– О чем вы? – спросил Фом.

– Я говорю о Нелл… Я сказал вам, что сегодня вечером она придет пообедать со мной. Я предложил отправить за ней машину, но она отказалась. Хочет, видите ли, походить по городу и увидеть в Лондоне все, что только сможет. Мне было бы спокойнее, если бы у нее был сопровождающий, ведь, все-таки, чужой незнакомый город. У меня есть одно важное неоконченное дело, и я весь день должен оставаться рядом с телефоном. Так что я был бы рад, если бы вы зашли за ней в Англоязычный союз и доставили ее в мой отель.

Фом собирался порекомендовать ему услуги соответствующей фирмы, но передумал, взглянув на нахмуренный лоб Кросса. Он напомнил себе, что только что был в гостях у этого гостеприимного человека и что будет человечнее войти в его положение, наплевав на свою собственную мелочную профессиональную гордость.

– Когда? – поинтересовался он.

– Она сказала, что выйдет из центра не раньше шести. Нелл обычно точно следует графику, приходите туда к шести. Ну, возможно, придется слегка подождать. Вы же знаете, опаздывать это привилегия женщин.

Фом сверился со своей записной книжкой:

– К шести. Да, я могу это сделать.

Он вернулся в офис весьма раздраженным. – Наелся, напился, но то ради чего он принял приглашение принять участие в этом великосветском мероприятии не состоялось. – С Виолой удалось обменяться едва ли десятком фраз. Тогда ему было достаточно просто сидеть рядом с ней, но теперь, когда об этом можно было лишь сожалеть, он проклинал себя за упущенную возможность, нужно было предпринять большую настойчивость.

Жертвой его плохого настроения стала новая машинистка, которая осмелилась заявить, что причиной грамматических ошибок в документе была его диктовка. Досталось машинистке вроде бы по делу, но можно было, конечно, обойтись с ней не так резко. Для него было облегчением покинуть офис и отправиться в клуб к Нелл. Фом понимал, что хорошая прогулка с ней успокоит его нервы, а также предоставит ему шанс узнать кое-что о прежней жизни Кросса. Хотя тот предупредил Нелл не распространяться о его личных делах, эта женщина была настолько откровенной и простой, что, вероятно, сама бы все рассказала, сплетничая о старых временах.

Фом добрался до Англоязычного союза без пяти шесть, но только чтобы узнать, что мисс Гейнор ушла примерно десять минут назад. С таким отрывом во времени и к тому же не зная, куда она отправилась, он понимал, что любая попытка догнать ее будет безнадежной затеей, поэтому вернулся в офис.

Все сотрудники уже ушли. Он какое-то время провозился, наводя порядок в своих бумагах. Затем решил, что имеет полное право отправиться домой. Выйдя из здания, Фом обнаружил, что его очень тревожит то, что он не выполнил свое обещание сопроводить мисс Гейнор. Несмотря на то, что он разминулся с ней не по своей вине, Фом решил, что, если он убедится у Кросса в ее благополучном прибытии, то этим произведет на Кросса, как на клиента, достойное впечатление.

Возвращаться в офис, чтобы позвонить, не хотелось, телефонная будка, на которую он возлагал надежду, оказалась занятой, поэтому он решил немного прогуляться и зайти к Кроссу в отель.

Сгустился туман. Шагая по тусклым улицам Мэйфэра, Фом думал – создается впечатление, что и эти улицы, и Беркли-сквер[15]15
  Мейфэр – район в центре Лондона; площадь Беркли – городская площадь в этом районе.


[Закрыть] независимо от времени года всегда такие. Воздух насыщен сырым паром, а влажные тротуары испещрены пятнами, опавших листьев платана. В круге света от каждого уличного фонаря они выглядели странно обесцвеченными и хрупкими, как мертвые бабочки, впечатанные в камень. Мимо проезжали автобусы, с запотевшими от дыхания пассажиров окнами.

Было облегчением добраться до отеля и выбраться из этой промозглой сырости

Холл отеля с толстым бледно-розовым ковром и блестящими дневными лампами приятно контрастировал с туманом снаружи, но, несмотря на чувство тепла и комфорта, Фом снова смутно осознал, что ему не нравится это место. Это впечатление сохранялось, пока он поднимался на лифте на верхний этаж и оставалось с ним пока он шел по коридору. Когда он достиг квартиры Кросса, ему очень не хотелось звонить в эту дверь.

Кросс сразу же открыл. Темные круги вокруг его голубых глаз – такие будто кожу вокруг глазных впадин искусственно затемнили – в сочетании с его бархатным смокингом придавали ему театральный вид.

– Где Нелл? – резко спросил он.

– Я считал, что она здесь, – ответил Фом. – Она покинула клуб без четверти шести, так что я разминулся с ней. Сожалею.

Кросс начал кусать губу.

– Странно. Это совершенно не похоже на Нелл.

– Она скоро придет. Опаздывать – это же женская привилегия, – напомнил ему Фом.

– Да, может быть. Я позвоню в клуб. Может быть, она вернулась, а затем осталась поговорить с кем-то. Нелл стала бы болтать и с трупом… Не уходите, Фом. Просто побудьте здесь, пока я позвоню.

Кивнув, Фом взял вечернюю газету, которая лежала на столе. Он сам был не прочь поужинать и не мог понять такого беспокойства по поводу безопасности взрослой женщины. Ожидая хороших новостей, он едва поднял взгляд, когда Кросс вернулся в зал.

– Ее там нет, – сказал тот, тяжело дыша. – Что могло ее задержать?

– Она заблудилась, – предположил Фом.

– Но она говорит по-английски. Кроме того, она могла бы взять такси.

– Возможно, она устала и по пути зашла в кинотеатр.

– Это уже вероятнее, – с большей уверенностью произнес Кросс. – Не уходите, Фом.

– Но мне нужно поужинать.

– Сходим вниз поедим. Для Нелл, когда она придет, я закажу еду в номер. Но если она не придет, мне может понадобиться совет или помощь.

Они спустились в ресторан. Кросс много пил, но практически ничего не ел, хоть и безжалостно гонял официантов за блюдами. На протяжении всего обеда он говорил исключительно о Нелл Гейнор.

– Это было так странно для меня – увидеть ее в таком наряде. У себя на ферме Нелл носит дешевую одежду и старую дырявую шляпу. Она работает за двоих, а взамен получает только морщины да зарабатывает себе на пропитание.

– Но тогда как она смогла позволить себе отправиться в такой дорогостоящий отпуск? – скептично осведомился Фом.

– Я расскажу вам… Еще с подросткового возраста Нелл копила на поездку в Европу. Работала с утра и допоздна. Бралась за любую работу, которую, доверившись ей, могли поручить соседи. Собирала ягоды, варила, делала желе и продавала. Собирала семена и продавала – десять центов за пакет. Она и лечила, и готовила, и шила. Никто не рождался и не одевался без участия Нелл. Ей понадобились многие годы, чтобы скопить эти деньги… Но она смогла это сделать. Когда я увидел, как она входит в этой красивой новой одежде, мне захотелось встать и зааплодировать ей. – Вы не хотите сыру, я правильно понял? Тогда вернемся в мою квартиру. Этот кофе отвратителен.

Фом смирился с судьбой и позволил провести себя по направлению к лифту. Когда они добрались до места, Кросс обратился к нему:

– Я не стал бы портить вам ужин, Фом, но я не стану скрывать это от вас: я ужасно беспокоюсь о Нелл. Погода туманная, а она не привыкла к левостороннему движению. За прошедшее после получения от вас этой плохой вести время я услышал сирены трех машин скорой помощи, проехавших мимо.

– Но, по крайней мере, двое из пострадавших были кем-то другим – так почему бы и третьему не быть кем-то еще? – беспечно заметил Фом.

– Но я чувствую, что что-то пошло не так. Звонок так и не получен.

– Какой звонок?

Кросс вздрогнул, услышав этот вопрос. Затем внезапно вспыхнувшая в его глазах тревога погасла, и он сжал губы, будто волнение подталкивало его сделать какое-то неосмотрительное признание.

– Звонок из клуба, – ответил он после паузы. – Я там попросил позвонить мне, если Нелл вернется туда со своей подругой-австралийкой. Пойду позвоню туда еще раз… Выпейте, Фом. Угощайтесь.

Фом рад бы был убраться отсюда подальше и немедленно, но не мог оставить своего клиента. Он смешал и налил себе виски и включил радио, оставив звук приглушенным. Несмотря на то, что он был не из слабонервных, Фом почувствовал, что и его нервы на пределе – его охватило дурное предчувствие, когда Кросс вернулся после звонка.

– Новостей нет, – глухо сказал Кросс. – Именно это ожидание угнетает меня. Но я уверен, что с ней что-то случилось. Нужно обзвонить больницы и полицейские участки.

Фом заметил на лбу Кросса крупные капли пота. Тот казался настолько потрясенным, что детектив предложил свою помощь в поиске необходимой информации и они перешли в кабинет.

Ожидая ответа, Фом смотрел на окружающую его обстановку с беспричинным отвращением. Эта комната не была отталкивающей, скорее стандартной, лишенной индивидуальности. Ковер, шторы и обивка были сплошь бледно-коричневых и бежевых оттенков, с размытыми полосами и пятнами, которые сливались в основной узор, как тигр, прячущийся в джунглях. Современное искусство было представлено бледно-зеленой статуэткой женщины, которая по форме напоминала искривленный и обрубленный ствол дерева. Из цветов здесь были только стеклянные орхидеи в чеканной медной чаше.

Фом не мог понять этого своего инстинктивного отвращения. Но позже, когда в этих самых апартаментах он с ужасом смотрел на убитую, у него возник вопрос: может быть он предвосхитил, что это произойдет, – сразу, как только попал сюда, почувствовал первое содрогание ужаса в воздухе?

Да, уже тогда ужас был на подходе. Вопреки его ожиданиям, Фом на первый же свой запрос получил мрачный ответ. Справившись с дрожью в голосе, он сказал Кроссу:

– Будьте готовы к плохим новостям.

Задав еще несколько вопросов и уточнив детали, Фом повесил трубку:

– Местный полицейский участок сообщает, что женщина средних лет была сбита автомобилем на Беркли-сквер этим вечером, около половины седьмого; ее паспорт был в ее сумке… Боюсь, нет никаких сомнений, что это ваша подруга.

– В какой она больнице? – спросил Кросс.

– Она в полицейском морге.

– Вы имеете в виду… она ​​мертва?

– Да.

– Я отправлюсь туда прямо сейчас. Ждите здесь.

Фом почувствовал облегчение от того, что ему не пришлось разделить с Кроссом тяжкое испытание опознания. Он смешал себе еще виски и стал ходить по комнате. Наконец до него дошло, что он закуривает все новые и новые сигареты,  делая лишь пару затяжек. Вспомнив, что Кросс таким же образом ожидал результатов погрома, устроенного в квартире Гойи, Фом оценил то состояние тревожного ожидания, в котором пребывал его клиент. «Да, вот что ему пришлось пережить», – размышлял он.

Тут Фом услышал, как хлопнула наружная дверь. Войдя в комнату, Кросс направился прямо к столу, плеснул бренди в стакан и залпом его выпил. Потом он тяжело опустился на стул, будто у него отказали ноги.

– Это Нелл, – сказал он, закрывая лицо руками. Неожиданно, к удивлению Фома, сквозь его пальцы потекли слезы, а его плечи стали сотрясаться от рыданий.

– Я никогда не думал, что могу чувствовать себя так, – выговорил он. – Я бывалый человек… Но это происшествие с Нелл сломило меня… Бедняжка, ее лицо… Все в крови, машина переехала ее.

Фом попытался успокоить его, задав прозаический, существенный вопрос:

– У аварии были свидетели?

– Нет.

– Полиция восстановила ход событий?

– Да, на дороге были следы. Четкие. Эта сволочь так и не остановилась. Это было убийство. Подлое, преднамеренное убийство.

Фом не обратил особого внимания на это обвинение. Кросс пил в течение всего вечера, был доведен до состояния на грани истерики, и его восприятие было искажено.

– Можете быть свободны, Фом, только принесите мне бренди. Я пьян… но мне нужно напиться еще больше. Отключиться. Я должен забыть ее лицо.

Убежденный в том, что он больше ничем не может помочь, Фом был только рад вернуться в свой дом в Хайгейте. Войдя в гостиную, он ощутил необыкновенную признательность дому за его старомодный комфорт. В камине потрескивал огонь, на коврике храпела собака, его встречали родители, здравомыслящие и бодрые. Снаружи окна от ветра защищали своей кроной деревья – лавр благородный опоясывал дом, а внутри плотные травянисто-зеленые шторы, исключали возникновение малейшего сквозняка. Миссис Фом, которая любила теплую обстановку, всегда виновато говорила о шторах, этих пылесборниках, как о своем «преступлении против гигиены».

Когда Алан рассказал родителям историю о несчастье с Нелл, мать была обеспокоена главным образом тем, что ее любимый сын почти не ужинал.

– Упокой господь ее душу, – отрывисто произнесла она и тут же поинтересовалась. – Что ты ел на обед, Алан?

После того, как миссис Фом вытащила из него полное меню, она, мысленно, восприняла это меню как вызов ее собственному ведению домашнего хозяйства.

– Ничего такого, чего я сама не могла бы тебе подать, – фыркнула она. – Слава богу, кухарка спит, так что я могу совершить набег на кладовую и найти там для тебя какую-нибудь настоящую еду.

После того, как она ушла, ее муж проявил свой обычный интерес к делу своего сына. Его проницательные глаза сузились до серых щелочек на красном лице, когда он озвучил следующую мысль:

– Я ценю то, что ты делишься со мной подробностями, Алан. Я рискую показаться мальчишкой, но мне кажется, что эта бедная женщина знала что-то, что нужно было сохранить в тайне.

– Нет, Док, – сказал Фом. – Это был несчастный случай… Но в этом есть кое-что странное. Мой клиент что-то уж очень сильно волновался не получив телефонного звонка. Как-будто предвидел, что она обречена.

* * *

Когда на следующее утро Кросс позвонил в офис Фома, чтобы узнать новости об Эвелин, его голос звучал нормально. В нем звучало привычное нетерпение, которое сменилось унылым невнятным бормотанием, когда он услышал, что Фому нечего ему сообщить.

Позже на этой неделе Кросс позвонил Фому в «Гердлстон энд Гриббл» вновь. Объясняя почему долго не звонил, он был абсолютно спокоен:

– Я был занят, улаживал эти неприятные дела со смертью бедняжки Нелл. У нее есть только женатый бездетный брат, и он прохвост. Нелл вела все дела на ферме. И все же мне пришлось узнавать, как он хочет поступить с телом. И, конечно же, мне пришлось присутствовать на дознании. Это удача для полиции, что я смог опознать ее тело.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Фом.

– Я должен кремировать ее. Я хочу, чтобы вы присутствовали на похоронах… Бедная Нелл всегда хотела, чтобы у нее были шикарные похороны. Она шутила на этот счет: «Никаких дешевых пирушек на моих похоронах. Уж похороните меня как следует»… Я не хочу быть единственным, кто придет на ее похороны. Я заплачу за ваше время и принесу за вас цветы. Нелл любила, чтобы на похоронах было много цветов.

Фом подавил появившееся у него желание отказаться.

– Я приду, – пообещал он, – но только из чувства уважения. Забудьте об оплате.

Затем небрежно поинтересовался:

– Каков был вердикт следствия?

– Смерть в результате несчастного случая, – ответил Кросс.

– И вы приняли его?

– Конечно. На что, черт возьми, вы намекаете?

Так как Фом продолжал многозначительно молчать, Кросс горько рассмеялся.

– Вы имеете в виду то, что я говорил об убийстве, когда был пьян. Но лучше оставить все как есть. Я не могу позволить себе вмешиваться в какую-то грязь, пока моей девочки нет. К тому же, какой в этом смысл? Я ничего не могу доказать. Это только бы причинило ее брату лишнюю боль.

Фом, отметив это в своем блокноте, задал еще один вопрос:

– Я знаю, что вы предостерегали мисс Гейнор, чтобы она не сплетничала о нашем деле. Но она произвела на меня впечатление откровенной, открытой натуры. Как вы думаете: во второй половине дня в разговоре со своей подругой-австралийкой она могла упомянуть что-то о вашей дочери или о вас самом?

– Нет, – ответил Кросс. – Я подумал о том же, поэтому позвонил в клуб и – как бы глупо это ни звучало – попросил эту женщину повторить все, что Нелл говорила обо мне как можно более подробно. Я объяснил это тем, что очень важно знать о чем говорила  Нелл перед смертью. Я был осторожен, о себе я расспрашивал среди прочего.

* * *

Когда Фом пообещал присутствовать на похоронах Нелл, он понятия не имел о длине путешествия, которое ему придется проделать. Он подавил неприличное чувство сожаления о потраченном времени, когда катафалк свернул у таверны Хорнс в Кеннингтоне, чтобы продолжить долгий путь по Брикстон Хилл, мимо новых домов в Стретэме, вниз и в обход общественного парка до Норбери.

Они с Кроссом были не единственными скорбящими в часовне. Австралийка присутствовала там из сочувствия к путешествовавшей с ней туристке, которая так глупо лишилась своего отпуска. Ее сопровождала американка, которая хоть и была совершенно незнакома с Нелл, но хотела почтить память своей соотечественницы, а также понаблюдать за английской церемонией.

Фом ощутил необычайно сильную реакцию на это печальное событие. Когда короткая, драматичная служба подошла к концу, и гроб с телом скрылся из поля его зрения, он внезапно ясно увидел Нелл – ее сияющее лицо.

Когда он думал об их недолгой встрече в отеле «Савой», ему не давало покоя неясное воспоминание, которое досаждало ему, как прикосновение волос к щеке. В отличие от идеального свидетеля по делу об убийстве, он не мог отчетливо вспомнить все, что тогда было сказано. И все же он смутно осознавал некое несоответствие – само по себе незначительное, – которое могло стать значимым, будучи связанным с другой позабытой мелочью.

У него было такое чувство, будто Нелл пытается напомнить ему слова, сказанные ею в отеле «Савой», и утверждает – казалось ему – что осмысление этих слов даст ему ключ к раскрытию тайны Эвелин Кросс.

Глава XI. Утечка информации

В то время как агенты Фома преследовали неуловимых блондинок в западной части страны, трагические события медленно надвигались на квартиру Рафаэля Кросса…

Очевидно, интуиция не предостерегла его об их приближении. Казалось, он полностью отошел от шока, вызванного смертью Нелл Гейнор, а также стоически смирился с длительным отсутствием своей дочери. Впрочем, хотя создавалось впечатление, что он пребывает в отличном расположении духа, это не ввело в заблуждение проницательную Беатрис.

– В сердце у него уныние и страдание… и вокруг себя он распространяет уныние и страдание, – говорила она Виоле. – Я чувствую это всякий раз, когда он находится рядом. Вы заметили, что он смеется, но смех не отражается в его глазах? Не думаю, что он хоть на минуту забывает о случившемся.

– Значит, он умело притворяется, – признала Виола.

Как бы в подтверждение ее комплимента Кросс снова продемонстрировал свой несгибаемый дух, решив устроить небольшую вечеринку в своей квартире, оставшейся без хозяйки. Впрочем, его гостеприимство было не совсем добровольным, а было вызвано тем, что миссис Стерлинг выразила желание увидеть его жилище.

– Мне интересна обстановка в которой живут люди, которые мне нравятся, – сказала она.

– Мои апартаменты очень просты по сравнению с вашими, – предупредил ее Кросс. – Всего лишь комнаты с обслуживанием. Я хотел найти просто какое-нибудь спокойное место, где я мог бы расслабиться, и куда Эвелин могла бы пригласить своих друзей выпить.

– Но я хотела бы увидеть как вы живете.

– Сочту за честь. Скажем, завтра вечером?

Виола была сильно раздосадована тем, что ее принудили участвовать в этих смотринах. В подобных случаях выхода в общество – когда Беатрис сопровождали родители – девушке ​​не требовалась официальная защита, поэтому и Виола, и детективы освобождались от своих обязанностей.

Когда Стерлинги добрались до отеля, Кросс проводил их непосредственно в ресторан. Меню ужина он придирчиво составлял сам, оставив ответственность за качество блюд и вин на администрацию. По окончании ужина миллионер и его жена вручили ему выполненную в типографии грамоту с пожеланиями всего наилучшего с их подписями. А Кросс, подозвав цветочницу, преподнес миссис Стерлинг и мисс Беатрис букетики орхидей.

Виола, которая осталась в стороне от этих цветочных подношений, наблюдала за этой маленькой церемонией с несколько натянутой улыбкой. Атмосфера общения была сердечной, поднимаясь на верхний этаж здания для осмотра квартиры Кросса, Стерлинги пребывали в прекрасном настроении.

По своему обыкновению миллионер не высказал никаких замечаний, однако принял сигару от хозяина квартиры в знак своего одобрения. Покуривая, Стерлинг со скрытой полуулыбкой наблюдал за женой и дочерью. Миссис Стерлинг была на редкость несдержанной и настаивала на том, что всем очарована. Ее можно было принять за невесту, осматривающую свой будущий дом, когда она порхала по квартире, привлекая внимание дочери к деталям, которые не отличались новизной, и с интересом задавая вопросы об обстановке квартиры.

– Я очарована, – объявила она. – Она идеальна.

– Не идеальна. Здесь нет хозяйки. Не я должен делать это, – возразил Кросс, прекратив разливать кофе.

– О, бедный вы, бедный… Позвольте мне…

– Нет. Спасибо. Ни одна женщина кроме нее не будет разливать кофе в этом доме.

Затем, чтобы вознаградить энтузиазм миссис Стерлинг, он ответил на ее невысказанный вопрос, назвав то единственное, что она хотела знать, – стоимость арендной платы за эту квартиру. Сказать, что она была возмущена, услышав сумму, значит ничего не сказать:

– И только-то? Уильям, ты слышал? Подумай, сколько нам приходится платить ни за что.

– Как это ни за что? Ведь у нас так называемый «королевский люкс», – напомнил ей муж.

– И что нам с этого названия, просто на нас всегда наживаются. Возмутительно. Я часто задаюсь этим вопросом – за что мы платим?

– За свою нескромность, за статус – усмехнулся Стерлинг и добавил: – Когда женщина заявляет прессе, что отец подарил ей целое состояние в одних только бриллиантах, вполне очевидно, что она не мелочится называя сумму.

– К тому же, мамочка, – вмешалась Беатрис, – совершенно ясно почему тебя это бесит и ты бы вычеркнула все дополнительные услуги из предоставляемого нам счета. Тебе нравится думать, что ты, так называемый «простой человек», но все мы знаем, что это не так – ты ужасно, как бы это сказать, «сложная».

Увидев, что нежное лицо миссис Стерлинг стало приобретать страдальческое выражение, которое у нее заменяло мрачность, Кросс спас положение.

– Простая или сложная, – заявил он, – в одном все женщины похожи друг на друга – они суеверны… Как и большинство деловых людей.

– И вы? – спросила Беатрис.

– Да… Иногда я чувствую соблазн пойти к ясновидящей, чтобы спросить об Эвелин. Но единственная из них, в ком я хоть немного уверен, это Гойя. А теперь, после того, какую боль я испытал в ее комнате, я никогда не смог бы прийти к ней. И все же кажется, что она экстрасенс. Один парень в городе сказал мне, что она назвала ему победителя скачек.

Глаза Беатрис зажглись волнением.

– Я непременно должна обратиться к ней за советом, – заявила она. – Грини, мы сделаем это завтра.

– Нет, – резко возразил Кросс. – Не позволяйте ей ходить в это место, Стерлинг.

– Ей нет необходимости идти туда, – с мрачным юмором заметил миллионер. – Я тоже экстрасенс, и мой дух-наставник говорит мне, что у меня никогда не будет зятя по имени Остин.

– И это правильно, – согласился Кросс. – Беатрис должна иметь титул. Ничто, кроме самого лучшего, недостаточно хорошо для нее.

Беатрис рассмеялась и тряхнула головой, словно отказываясь от комплимента, которым ее одарили по праву. Как обычно, она была в белом, и ее шелковое платье с цветочным узором подчеркивало ее молодость. В этот вечер, в качестве послабления, ей было разрешено надеть нитку кораллов, которая гармонировала с цветом ее губ. Однако, хотя она являла собой очаровательную картину, идолопоклонническое восхищение ею родителями было все же чрезмерным.

Наблюдая за ними, Виола вдруг почувствовала неприятие этой своей новой жизни и этих людей. Эта утонченная, дорого одетая миссис Стерлинг, похожая на статуэтку из фарфора в персиковой парче. Эти мужчины в эффектных вечерних костюмах. – Нет, это все не ее. Она подумала о молодом человеке, который часто круглые сутки носил один и тот же костюм – человеке с решительным взглядом, который называл себя «грубоватым и заурядным». Да, Фом и ее реальный мир с обустройством ее квартирки, с мучительной погоней за успехом, с вечной нехваткой денег, это явно одно целое. В этот момент Виола одновременно почувствовала тоску по дому и крайнее одиночество. Она вздрогнула при звуке громкого двойного стука.

– Думаю, это моя почта, – заметил Кросс. – Мне ни разу не представилось шанса забрать ее внизу, ее постоянно приносят наверх. Эти молодые негодяи знают, что я не скуплюсь на чаевые.

Он прошел в холл и открыл входную дверь.

– Только одно, сэр, – с надеждой объявил мальчишеский дискант, – но «срочное»… Спасибо, сэр.

Кросс вернулся, насвистывая тему из «Оперы нищего». Он собирался бросить письмо на бюро, когда взглянул на него. Насвистываемый мотив прервался на середине такта.

– Адрес напечатан, – произнес он.

– Откройте его, – резко приказал миллионер.

– Да… конечно.

Но так как Кросс не предпринял никаких попыток разорвать конверт, а стоял и смотрел на него, словно загипнотизированный, миссис Стерлинг забрала его из его безвольных пальцев. Разрезав и открыв конверт, она негромко зачитала вслух:

– «Вы можете получить свою дочь обратно, заплатив пять тысяч долларов однофунтовыми казначейскими билетами. Принесите пакет на вокзал Виктория в пятницу вечером в 11.30 и оставьте его в телефонной будке с крестом, нанесенным мелом. После сразу убирайтесь, не оглядываясь. Помните, что вы будете под наблюдением. Если вы будете играть честно, ваша дочь вернется тем же вечером; не обращайтесь в полицию. Если вы это сделаете, то это очень плохо для нее закончится».

Кросс не выказал никаких эмоций, пока слушал содержание письма.

– Я ожидал этого, – ровно произнес он. – Я знал, что они удерживают ее.

Унылая атмосфера комнаты с паровым отоплением внезапно наполнилась бурными эмоциями – страхом, жалостью, подозрением, гневом. Виола заметила, что лицо миллионера посерело, в то время как его жена, казалось, сжалась, когда они оба со страхом посмотрели на Беатрис.

«Они думают только о своей драгоценной Беатрис, – подумала Виола. – Она достаточно защищена с этой кучей детективов, специально отобранных для нее. Та, другая бедная девушка может подвергаться страшной опасности. Но что им до того».

Молчание нарушил миллионер.

– Вы знаете, что вам нужно сделать, Кросс, – резко сказал он. – Вы должны немедленно позвонить в полицию.

– Нет, – возразил тот. – Я не смею подвергать ее риску.

– Вы должны. Это сложно, но вы должны пойти на это. Это ваш единственный шанс. Если вы пойдете у них на поводу, ничего хорошего из этого не получится. Для начала – названная цена слишком низка, и это уже выдает обман. Это означает, что они будут продолжать повышать цену. Опять же, у вас нет никаких гарантий, что они выполнят свою часть сделки.

– Вам легко говорить, – напомнил ему Кросс, – ведь это не ваша дочь. Сами бы вы не стали так рисковать.

– Стал бы.

Стерлинг упрямо выпятил нижнюю губу, а Виола заметила, как его жена встала перед своей дочерью, инстинктивно защищая ее. Хотя ее маленькое лицо оставалось спокойным, пока она слушала своего мужа, ее глаза выражали страх и протест.

– Если бы это была Беатрис, я бы сразу сообщил в полицию. Похищение человека – это самое подлое преступление трусов, которые проворачивают свои делишки в темноте. Моя стратегия всегда состоит в том, чтобы вести борьбу в открытую. Попомните мои слова – эти сволочи заберут ваши деньги и оставят вашу дочь у себя.

Внезапно Виоле захотелось услышать хладнокровное профессиональное мнение, чтобы очистить воздух от противоречивых эмоций. Хотя она признавала, что пристрастна, высказываясь в интересах Алана Фома, в то же время для Кросса было бы логично прибегнуть к его помощи, и она осмелилась предложить:

– Фом должен иметь возможность заработать деньги. Не мог бы он выследить этого человека по этому письму?

– Никакой надежды, – заявил миллионер. – Почтовый штемпель – EC4[16]16
  Eastern Central 4 – почтовый индекс района Лондона, ограниченного Чипсайдом на севере, Лондонским мостом на востоке, Темзой на юге и Ченсери Лейн на западе.


[Закрыть]. Но, скорее всего, письмо было написано в другом месте. Бумага стандартная, и на ней не будет обличительных отпечатков пальцев. Даже полиция ничего не смогла бы извлечь из этого.

– Написано слишком литературно, – заметила Беатрис. – Возможно, это блеф.

Стерлинг с гордостью улыбнулся.

– Я думаю, что тут Беатрис права, – объявил он. – Это может быть попытка достать вас человеком, у которого нет вашей дочери. Одна из сложностей каждого дела о похищении – это толпа прохвостов, которые вымогают деньги, стараясь на этом заработать.

– Значит, вы до сих пор не считаете, что она похищена? – спросил Кросс. – Даже после этого письма?

– Нет. Я думаю, что письмо так нас ошеломило, что мы забыли о фактах. Ваш собственный детектив придерживается мнения, что это случай добровольного исчезновения. Но главный аргумент против похищения – это слишком большое время, прошедшее до предъявления требования о выкупе. В этом нет смысла.

– Кто знает об исчезновении Эвелин, кроме нас? – спросила миссис Стерлинг.

– Довольно многие, – ответил Кросс. – Конечно, я сказал в нашем отеле, что она уехала в гости. Но в Померании Хаус в тот день было много людей: майор Померой, девушка, готовившаяся к экзаменам, Гойя, толпа машинисток и Грини.

Все посмотрели на Виолу при упоминании ее имени, и она ощутила неприятное ощущение ложной вины. Хотя ее совесть была чиста, испытывающий взгляд миллионера заставил ее осознать не только свою ответственность по отношению к его дочери, но и ощутить себя под подозрением.

– Девушек можно исключить, – объявил Кросс.  У майора вместо крови сливовый сок, он не способен совершить преступление… Тем не менее, любой из них мог проболтаться. Эта информация могла дойти до какого-нибудь беспринципного человека.

– Я уверена в том, что это утечка информации, – сказала миссис Стерлинг. – Рафаэль Кросс, вы действительно должны позвонить в полицию.

– Что они могут сделать? – поинтересовался тот.

– Предоставьте это им. Они знают свое дело. Эти негодяи, которые пытаются нажиться на чьей-то беде, заслуживают того, чтобы быть наказанными.