Текст книги "Она растворилась в воздухе"

Автор книги: Этель Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава VIII. «До востребования»

На следующее утро Фом получил телефонное сообщение от Рафаэля Кросса с просьбой немедленно прийти для разговора к нему в отель.

Это было большое современное здание ряд квартир которого обслуживались по нормам отеля. Самые дорогие из них располагались на верхнем этаже здания, откуда с крытой веранды открывался прекрасный вид на Лондон. В одной из этих квартир поселился Кросс.

Фом хорошо знал этот отель – он проводил в нем свое первое расследование, добывая материал для развода. В то время он терпеть не мог такие грязные делишки и это здание было насквзь пропитано отрицательной аурой – так казалось ему; но с тех пор он обзавелся дополнительным защитным панцирем. И все же, по-видимому, первое впечатление сохранилось, потому как, когда он поднимался на лифте, у него было тяжело на сердце, и эта тяжесть ощущалась как предчувствие беды.

Горничная открыла входную дверь квартиры и проводила его в гостиную. Кросс использовал ее в качестве офиса. Когда вошел Фом он сидел за бюро, заваленным бумагами, разговаривая по телефону записывал цифры в блокнот, но при виде посетителя тут же оборвал свое занятие и повесил трубку.

– Садитесь, Фом, – пригласил он. – Рад, что вы пришли сразу.

Хотя Фом от Виолы он знал о переменах произошедших в облике Рафаэля Кросса, но все же был поражен тем, насколько тот изменился за эту напряженную неделю. От светловолосого и неотразимого незнакомца практически ничего не осталось. Седые волосы добавили ему несколько лет. Его мощные плечи сильно сгорбились. От ноздрей к губам пролегали морщины, похожие на лучи заходящего солнца. На нем были роговые очки, через которые взгляд его льдисто-голубых глаз казался исключительно острым и деловитым.

Взглянув на Кросса, Фом понял, что у него больше нет причин для ревности. Этот раздавленный горем отец никак не мог бросить вызов молодому человеку. Фом был шокирован очевидной силой эмоций, приведшей к столь резким изменениям во внешности Кросса, и его отношение к Кроссу радикально изменилось.

– Что это с вами? – спросил он.

– Вы имеете в виду это? – Кросс коснулся своих волос. – Это произошло за одну ночь. Я как обычно лежал без сна и размышлял, а утром, когда посмотрел в зеркало, то с трудом мог поверить своим глазам. Я слышал о том, что такое случается, но никогда в это не верил. И вот – это случилось со мной.

Он невесело рассмеялся, прежде чем сменил тему.

– Когда вы приходили в Померанию Хаус, чтобы передать Грини мое сообщение, – начал он, – вы слышали что-нибудь о косметическом ремонте в квартире мадам Гойи?

– Я видел и знаю достаточно много об этом, – многозначительно заметил Фом.

– Тогда вы меня поймете… Что ж, я получил счет за этот ремонт – и устроил скандал. Этот застройщик – славный малый. Стоимость демонтажных работ вполне реальна. Но, черт возьми, все остальное… Я мог бы купить новое зеркало втрое дешевле, а счет за восстановление комнаты – это грабеж, иначе не скажешь… Меня не волнуют деньги, но я не потерплю, чтобы ко мне относились как к мальчишке, понимаете?

– Прекрасно понимаю. Что же вы сделали?

– Отправил ему свой чек и сказал, чтобы он подал на меня в суд за недоплату. В ответ я получил подписанное мной «джентльменское соглашение»,  вместе со смиренными причитаниями о том, что я не в состоянии понять, что такое истинное «джентльменское соглашение». И это офицер и джентльмен… Но я позвал вас не для того, чтобы говорить об этом.

Кросс снял очки и потер глаза.

– Моя дочь не вернулась, Фом, – сказал он. – Я не получил от нее больше ни строчки. Я начинаю думать, что та открытка была подделкой, предназначенной, чтобы направить меня по ложному следу. Любой мог подделать ее почерк.

– Официально дело закрыто, – напомнил ему Фом. – После этого вы что-то предпринимали?

– Нет. Ведь вы были так уверены в том, что это обычная женская выходка. Но я полагаю, что восьмидневное отсутствие у вас уже считается исчезновением?

Не обращая внимания на язвительность Кросса, Фом спросил:

– Кто-нибудь требовал у вас выкуп?

– Нет.

– Так. То, что прошло столько времени, говорит против похищения. Как правило, требование выкупа происходит сразу. Но что-нибудь конкретное утверждать не берусь, не хватает достоверных фактов… Прежде всего надо сказать, вы предоставили ей слишком много свободы, и что это «обычная женская выходка» исключать пока нельзя. Впрочем, причиной исчезновения может быть несчастный случай, или потеря памяти. Вы должны проконсультироваться со Скотланд-Ярдом.

Вернувшись к своей прежней беспокойной манере, Кросс поднялся со стула и начал мерить шагами комнату.

– Я не хочу вмешивать полицию в свои дела, – признался он. – Это звучит не слишком хорошо, но у меня есть на то свои причины. Я хочу, чтобы вы нашли мою дочь без огласки.

Фом был рад получить этот заказ. И дело было не только в деньгах, а в том, что он чувствовал досаду если в даже завершенном деле оставались неясности, и, кроме того, в том, что дело предполагаемого исчезновения Эвелин Кросс казалось ему связанным с Виолой.

– Я буду рад сделать все от меня зависящее, – пообещал он. – Но предупреждаю вас, что наше агентство не столь эффективно, как Скотланд-Ярд. У них есть специализированный отдел для розыска пропавших без вести.

– Что они предпримут?

– Они по материалам полиции установят всех блондинок, с которыми в последнее время произошли какие-либо происшествия, в том числе проверят поступивших в больницы с потеряй памяти. Во все аэропорты и морские порты, на железнодорожные и автобусные станции поступят уведомления. Также они обеспечат широкую огласку в прессе, по телевидению, через объявления по радио и так далее.

– Как я и предполагал, – Кросс ударил по бюро. – Я скорее отрежу свою правую руку, чем дам опубликовать ее фотографию.

– Но нам понадобится фотография, чтобы послать ее нашим агентам, – предупредил его Фом. – Я обещаю вам, что она не появится в прессе – я гарантирую вам секретность.

– Нет. К тому же у меня нет ее фотографии.

– Фотография есть в ее паспорте.

– Но паспорт у нее. Она всегда носит паспорт в своей сумочке.

Хотя Фом не поверил ему, он напомнил себе, что упрямство его клиента берет истоки в инстинктивном желании защитить свою дочь.

– Если мы хотим найти ее, нам понадобится ваше сотрудничество, – заметил он.

– Я это знаю, – сказал Кросс. – Я не собираюсь что-то утаивать на вас. Закурите?

Он дал Фому сигару и закурил сам.

– Вот вам полная информация, – объявил он. – Я британец, но большую часть своей жизни я провел в Австралии, Канаде и США. До недавнего времени я был сравнительно беден. Потом я получил концессию на добычу полезных ископаемых в шахтах, и это обещало сделать меня миллионером. Я не мог ждать, пока они будут разработаны, и продал их, а сразу после этого добыча руды заглохла. Клянусь вам, что в этом не было никакого мошенничества – лишь интуиция, чутье, – но я получил множество писем с угрозами. Люди считали, что я схитрил, подложив в шахты хорошие образцы, чтобы выгодно их продать. Я решил, что самое время уехать в Европу.

Фом был более-менее уверен в том, что услышит нечто подобное, но никак это не прокомментировал. Для его клиента не имело значения, верит он ему или нет. Важно было работать над делом без предрассудков. Он заметил:

– И это сводится к следующему: вы не хотите огласки, ведь так вы наведете на свой след кого-то из этих разочарованных людей?

Кросс энергично закивал, а потом добавил:

– Понимаете, если один из этих глупцов захватил Эвелин, то он делает это скорее из мести, чем ради выкупа. Вот почему я не могу исключить возможность похищения.

– В таком случае ее, должно быть, схватили после того, как она покинула Померанию Хаус. Вы ведь знаете, она не могла быть похищена в здании, прямо на ваших глазах. Почему ваш шофер не заметил ее, когда она выходила?

– Потому что большую часть времени он ездил на машине вокруг дома. Когда мы приезжали туда до этого, полицейский отчитал его за то, что он слишком надолго припарковался на площади.

– Ваша дочь оставила свою шляпку в машине. Что-нибудь еще?

– Да, свое меховое пальто. Сумочка осталась при ней.

– Понимаю… Опишите свою дочь?

– Ей девятнадцать лет. Скажем, когда она на каблуках, в ней где-то метр семьдесят. Я не знаю ее веса, но она стройная. Белокурые волосы. Прическа – длинное каре и завитые локоны спереди. Голубые глаза, круглое лицо. Хороший макияж. Ей приходится скрывать небольшое красное пятно у левого глаза, родимое пятно.

– Это пятно – удачная примета, – прямо сказал Фом. – Это позволит не возить вас по всей стране, чтобы опознать жертв несчастных случаев. На ней была какая-то выделяющаяся одежда?

– Нет, это был обычный парадно-выходной наряд: черный костюм с очень короткой юбкой, бежевые чулки, нитка жемчуга и белая камелия.

Пока Кросс набрасывал этот подробный портрет, Фом проклинал современную стандартизацию. Он понимал, что у него было бы больше шансов, если бы у пропавшей девушки были черные волосы, зеленые глаза и запоминающееся лицо с тонкими чертами.

– У нее была какая-то любовная связь? – спросил он.

– Я не знаю, – ответил Кросс. – Вокруг нее всегда была толпа поклонников. Я слишком привык к ним, чтобы обращать на это особое внимание.

– Вы знаете, как она проводила здесь свое время?

– Нет, я весь день занимаюсь делами. Она выезжает в машине вместе со мной, и я обычно высаживаю ее где-нибудь. Дальнейшее на ее усмотрение – она реализует свои собственные планы, а потом говорит мне, на какое шоу мы собираемся вечером.

– Она заговаривает с незнакомыми?

Фом ожидал, что за его вопросом последует взрыв негодования, но, к его облегчению, Кросс воспринял это как само собой разумеющееся.

– Конечно, контактирует, – ответил он. – Она унаследовала это от меня – я всегда разговариваю со всеми людьми. Там, где мы жили, это вполне нормально, но кажется, здесь это совсем не так. Миссис Стерлинг обвиняет меня в том, что я предоставлял Эвелин слишком много свободы. Но по мне лучше предоставить ей возможность быть свободной, чем поместить ее в клетку, как это сделали Стерлинги со своей бедной дочерью. Для Беатрис это и унизительно, и опасно. Любая машина со временем ломается. Она неглупа, но ее суждения и восприятие, должно быть, сплошная чепуха, ничего не имеющая с действительностью. Что она могла бы сделать, если бы оказалась где-то совсем одна? Я считаю преступлением отнимать у кого-то его свободу!

Эта тирада заставила Фома понять, что его клиент в целом по своей натуре человек сильных страстей, а не только обезумевший отец. Его горе не застило от него весь остальной мир. – Его глаза горели, и он кричал так, как будто его лично страшно беспокоила любая угроза, нависшая над Беатрис Стерлинг.

– И все же я пока считаю, что это «обычная женская выходка», – сказал Фом. – Вы будете удивлены тем, сколько добровольных исчезновений расследует Скотланд-Ярд. Молодые люди не доверяют своим родителям.

– Мне не нужно доверие Эвелин, – возразил Кросс. – Но я не могу понять, с чего бы ей захотелось сбежать от меня.

Оценив глазом обстановку, Фом подумал, что, возможно, понимает причину этого. В этой квартире вокруг лишь стекло, зеркала, хром, дорогие ковры, дорогая обивка стен и мебели. Тут не было никаких признаков индивидуальности – ничего, что могло бы удержать девушку дома, ничего, что согревало бы душу по возвращении. Правда, детектив принимал во внимание то, что это была съемная квартира, но с другой стороны, он помнил квартиры на берегу моря, в которых он побывал в отрочестве, – его мать придавала им вид родного дома уже через час после заселения.

– Она скоро найдется, – предсказал он. – Мы приложим все возможные усилия, но я должен заметить, что у нас нет практически никакой информации. Если вы сомневаетесь в подлинности почерка на открытке, мы не можем быть уверены в том, ваша дочь отправилась в Оксфорд. Даже если предположить, что это так, мы не знаем, поехала ли она туда на поезде или машине или же полетела на самолете. Мы не знаем, была ли она одна или со спутником. Мы не знаем, был ли этот спутник мужчиной или женщиной. Но, разумеется, мы наведем справки во всех гостиницах в Оксфорде и узнаем, останавливалась или обедала ли у них какая-нибудь похожая на нее белокурая девушка.

– Давайте мне знать каждый день, есть ли новости или нет, – попросил Кросс. – Я слишком нетерпелив, чтобы сидеть и коротать время в ожидании… Выпейте, прежде чем вы уйдете.

За виски с содовой он сменил тему и заговорил о Виоле Грин.

– Я слышал, малышка Грини получила работу у Стерлингов.

– Я думал, что вы собираетесь посодействовать ей в съемках, – заметил Фом.

– Ни в коем случае. Я же не знаю, умеет она играть или нет. Если эту девушку кто-то поддержит в этом плане, то только не я. Я не проявляю никакого интереса к женщинам, и обходителен с ними, только в тех случаях, когда хочу подружиться с их мужьями.

– Понятно. Путь через жену к финансовым делам с мужем. Но раз уж зашел разговор о финансах, скажите: есть ли кто-то, кому выгодна смерть вашей дочери? Я имею в виду страховку.

Кросса, казалось, разозлил этот вопрос, но он ответил спокойно:

– Нет. У меня самого неплохая страховка, но я никогда не страховал Эвелин ни на цент. Кроме того, чтобы получить эти деньги, нужно предоставить труп.

* * *

Вернувшись домой тем вечером, Фом рассказал своему отцу о разговоре с Рафаэлем Кроссом, и в конце посетовал:

– Нужно чтобы случилось еще что-то, что позволит сдвинуть расследование этого дела с мертвой точки, с имеющимися фактами это не возможно.

– А как насчет обуви? – спросил его доктор.

– Все это очеь сложно и проблематично. Конечно нам нельзя пренебрегать ни одной возможностью и мы наведем справки во всех обувных магазинах в Оксфорде, а также в городах по пути, чтобы узнать, помнит ли кто-то блондинку, которая купила пару туфель… Но, возможно, эти туфли вообще ей не принадлежат. Нет ни малейшей причины, по которой она должна была снять их и не забрать с собой.

Фом бы пришел в еще большее недоумение, если бы знал о некой посылке, которая лежала в почтовом отделении Сандерленда. На ней был штемпель Лондона, район WC2[12]12
  Сокращение от Western Central 2 – почтовый индекс западной части центрального района Лондона.


[Закрыть], и она была адресована несуществующему жителю, который должен был затребовать ее.

По-видимому, таинственная Эвелин избавилась от большей части своего гардероба в день своего исчезновения – в этой посылке находился точно такой же черный костюм, какой видел швейцар, наблюдавший за тем, как она поднималась по лестнице Померании Хаус.

Глава IX. Леди по имени Нелл

В течение нескольких дней Виола приспосабливалась к своему новому жилищу и присматривалась к семейству Стерлингов. Ей отвели люкс рядом с их апартаментами, который показался ей, привыкшей к неудобствам номера 15 в Померании Хаус, исключительно роскошным. Всякий раз, когда Виола включала лампы скрытого освещения с мягким теплым светом или принимала ванну в ванной комнате, отделанной зеленым стеклом, она чувствовала себя морским коньком, оседлавшим гребень волны.

Наряду с позитивными переменами были и неприятные моменты, когда Беатрис проверяла свою новую спутницу с беспощадной строгостью юности. Сама она была не только прирожденной спортсменкой, но и в каждом виде спорта проходила тренировку у профессионалов, в то время как уровень спортивной подготовки Виолы был ниже среднего. Однако когда они играли в гольф, Виоле удалось продержаться на поле при весьма свежем ветру всю игру; и, хотя она не могла плавать так быстро, как Беатрис, удавалось оставаться в воде столько же времени.

Сначала Беатрис была склонна критиковать Виолу, сравнивая ее с непревзойденной Кэсси. Ее американская компаньонка была старше, к тому же исключительно эрудированной. Она могла рассуждать об экономике и социальных проблемах, в то время как Виола – в соответствии со стандартами Беатрис – была необразованной, поскольку она читала только триллеры и предпочитала британские и американские фильмы европейским.

Вскоре, однако, Беатрис начала замечать в Виоле удивительное качество, которое ей хотелось перенять, хотя она тщетно пыталась дать ему определение. – Эта сердечная и душевная легкость при всех обстоятельствах, не поддающаяся влиянию и контролю посторонних. Это качество вызывало в ней не только восхищение, но и тайную зависть.

– В чем для тебя прелесть жизни, Грини? – спрашивала Беатрис.

– Прелесть в том, что есть моменты, ради которых стоит жить – отвечала Виола.

– Что конкретно ты имеешь в виду?

– Я не могу описать это «конкретно». Дорогая, ты из людей с таким складом ума, которым нужно распять бабочку, чтобы понять ее красоту. Разумеется, это комплимент. Сама-то я не обладаю таким умом.

– Но что это за особенные моменты? – настаивала Беатрис.

Поскольку Виола была обучена ораторскому искусству, любила звучание своего голоса, но была лишена возможности часто демонстрировать свои умения, она не могла упустить такой момент и  ответила будто со сцены:

– Момент трепета и ослепления, как пена, летящая вам в глаза, когда вы плывете в море. Вот он был – и вот прошел. Вы занимаетесь важными делами, ждете от них слишком многого, слишком нервничаете и волнуетесь, чтобы осознать это. – Моменты красоты жизни пролетают мимо вашего сознания. Я не думаю, что кто-то может быть счастлив, если не умеет ловить такие моменты.

– И что тогда происходит?

– Ничего. Абсолютно ничего… Просто ты жив… и осознаешь это.

В свою очередь, Виола обнаружила в Беатрис любопытную смесь качеств. Помимо того, что она много читала, она также путешествовала и помнила места, которые повидала. Беатрис была умным и добрым взрослым человеком, искренне сочувствующим беднякам, но в многих областях она оставалась сущим ребенком. Она унаследовала проницательность своего отца и, к сожалению,  получала удовольствие, демонстрируя ее на фоне всех других уступающих ей по уму.

В целом, однако благодаря ей, Виола поняла, что не все богатые девицы никчемный народ. Ситуация часто бывала деликатной, когда наследница принимала молодых людей, а Виоле приходилось быть тенью, маячащей на заднем плане. Но если кто-то из них осмеливался возмутиться насчет присутствия Виолы, Беатрис огрызалась на него так же яростно, как крокодил, страдающий зубной болью.

Виола редко видела миллионера. Он был невысоким, худощавым, неприметным человеком, преданным своим женщинам, но в остальном столь незначительным, что она – не догадываясь, какой властью он обладает в финансовом мире, – про себя называла его «простофиля Билли», считая его рабом своего собственного богатства. В своем воображении она представляла его марионеткой, которая бредет по рынку по пятам за своими неуправляемыми миллионами среди хаоса мечущихся в панике быков и медведей[13]13
  «Быки» и «медведи» – термины биржи.


[Закрыть]. Скоро она потеряла и свое благоговение перед миссис Стерлинг, которой ставила в заслугу лишь преданность идеалам. Эта важная маленькая леди была истинным филантропом и одновременно простой и доброй женщиной. Она была совершенно свободна от снобизма, что отчасти было связано с тем, что семья Стерлингов считала себя выше того, чтобы утруждать себя признанием социальной лестницы.

Настоящей страстью в жизни миссис Стерлинг был бридж. Хотя из уважения к остальным она настаивала на низких ставках, ей всегда хотелось выигрывать, а достойно проигрывать она не умела. Главным образом из-за ее пристрастия к бриджу Рафаэль Кросс был столь частым их гостем.

Несмотря на отсутствие новостей о его дочери, Кросс всегда составлял им отличную компанию. Он обладал запасом забавных рассказов из своей жизни, большинство из которых несли на себе печать богатого воображения. Но он был и хорошим слушателем, даже если не мог удержаться от соблазна в ответ на чужую историю рассказать свою.

Лишь иногда он терял контроль над собой, и замечались признаки напряжения во внезапно обвисших лицевых мышцах и его пустой взгляд, будто искал кого-то, кого здесь не было.

– Всякий раз, когда он застывает, как манекен, он далеко отсюда, – доверительно сказала миссис Стерлинг Виоле. – А вы заметили, как он смотрит на Беатрис?

– Да, – согласилась Виола, которая всегда чутко оценивала эмоции. – В его глазах тоскливая жажда. Это трагично.

Виола испытывала к Кроссу естественное сочувствие. Кроме этого она была благодарна ему за его заботу о ней. – Когда они в первый раз встретились в холле отеля, он отвел ее в сторону и тихо заговорил:

– Вы еще сохраняете за собой вашу прежнюю квартиру?

– Да, я хотела бы, – ответила она. – Но это просто сумасшедший дом. Позвонила майору, чтобы спросить, не снизит ли он арендную плату, пока меня не будет, но телефон внезапно во время разговора вышел из строя… Думаю, майор забивает им гвозди.

– Предоставьте это мне. Я улажу этот вопрос.

Позже, когда они ужинали, Кросс спросил Виолу:

– Грини, вы оплачиваете аренду вашей квартиры, чтобы сохранить ее?

– Да. – Включился в разговор миллионер. – Спасибо, что обратили на это мое внимание, Кросс, я это сделаю.

Виола благодарно улыбнулась им обоим, потому как хотела избежать хлопот, связанных с поисками нового жилья.

Никто не задавал Кроссу вопросы насчет новостей об Эвелин, ведь он и сам избегал этой темы. Однажды однако Виола подслушала, как Уильям Стерлинг тихо спросил:

– Уже есть какие-нибудь требования, Кросс?

– Нет, слава богу, это, пожалуй, единственное что дает мне надежду. – Ответил Кросс, и, повысив голос, продолжил:

– Что это я слышу о молодом Остине, Беатрис? На этот раз это серьезно?

– Весьма серьезно для него, – ответил за нее Стерлинг. – Он будет расстрелян – это мое последнее предупреждение.

– Тогда мне не стоит приглашать его завтра на обед, – заключил Кросс.

Виола увидела, как наморщился лоб Беатрис, и порывисто сжала руку девушки. Она догадывалась о страсти, которую наследница питала к молодому пройдохе – этот Остин во всех отношениях был далек от стандартов Беатрис, но, как говорится, любовь зла, полюбишь и козла.

Хотя Стерлинги предпочитали принимать Кросса у себя, но в этот раз ему удалось пригласить их на обед в отель «Савой». Об этом обеде и шла речь, Виола на него также была приглашена.

Это приглашение ее особо не обрадовало, – ей уже дано не хватало реального, настоящего общения.  Надоели разговоры с Беатрис и рассказы Кросса, а от мистера и миссис Стерлинг ее вообще отделяла пропасть. Лучше бы это время она потратила, повидав Фома. Мысли о нем вызывали острый приступ тоски, и по ассоциации пришло ощущение – как она понимает и сочувствует Беатрис. Возможно для Беатрис Остин, как для нее Фом.

Виола с надеждой на чудо ввела в разговор его имя, задав Кроссу вопрос:

– Вы в последнее время видели Алана Фома?

– Нет, – ответил тот. – Разумеется, он каждый день звонит мне.

– Я бы хотела снова встретиться с ним. Я ему так благодарна, он накормил меня, когда я умирала с голода.

– Грини! – в ужасе воскликнула Беатрис. – Ты говоришь это всерьез? – Умирала с голода?

– Шучу? Тогда взгляни на мою фигуру… Разве тебе не расхотелось тоже быть бедной?

– Кто такой этот Алан Фом? – спросила миссис Стерлинг.

– Это парень, который пытается найти Эвелин, – объяснил Кросс. – Знаете, я хотел бы чтобы кто-нибудь другой дал ему оценку. Вы знаете, насколько я ценю ваше мнение. Мне чужды условности… Быть может, я приглашу его на наш обед?

– Пожалуйста, – великодушно согласилась миссис Стерлинг. – После я поделюсь с вами своим впечатлением о нем.

* * *

Получив приглашение, Фом не был этим обрадован. Он повидал слишком много богатых людей, корчившихся, словно на горячих углях, чтобы питать уважение к богатству. Он пообещал быть на обеде только по той причине, что надеялся снова увидеть Виолу.

И вот прекрасным морозным и ветреным утром под ясным зимним небом он шел по набережной вдоль реки. Поднявшись на холм до Стрэнда, он ощутил приподнятое настроение, и оно стало еще лучше, когда у входа в отель «Савой» он увидел Виолу.

– Я уже думала, вы не придете, – сказала она ему. – Я ждала тут, чтобы поговорить с вами наедине. Скажу по секрету, у богатых уединенная жизнь. И теперь мы с вами принадлежим к одной профессии – я тоже детектив.

– Расскажите мне все об этой работе, – попросил Фом.

– Не сейчас. Позже. Кросс уже здесь.

Кросс подлетел к ним, словно торпеда,  и разговор «наедине» прервался, по сути, так и не начавшись. Кросс представил Фома семье Стерлингов. Пока Фом пил херес, он понятия не имел о том, что миссис Стерлинг изучает его реакцию на свои высказывания. В свою очередь он сделал для себя вывод, что это приятная, спокойная маленькая женщина без каких-либо особых талантов.

За обедом Фома посадили между девушками, и он сначала заговорил с Беатрис, чтобы выполнить свой долг и покончить с этим. Разговор оказался не простым. – Фом тщетно пытался вспомнить название новой картины Роберта Тейлора, о которой высказывала свое суждение Беатрис, но, слава Богу, она спасла ситуацию, оставив живопись в покое и заведя речь о политике. Когда вскоре Беатрис потребовала от него обосновать то, что он утверждал, Фом обнаружил, что она знает об этом предмете больше него самого и что он не может отделаться общими фразами.

Он почувствовал облегчение, когда Рафаэль Кросс вдруг решил напомнить о себе. Обрушившись на своих гостей, он управлял беседой так, что она постоянно крутилась вокруг него. На правах хозяина Кросс старался быть в центре внимания, вовлекая всех в общий разговор. Он был в прекрасной форме и отлично изображал беззаботного человека, рассыпая свои лучшие остроты и заставляя всех смеяться.

Внезапно он умолк, не окончив фразы, – чей-то пронзительный голос громко произнес его имя:

– Ну и ну! Да это же Рафф Кросс!

Все присутствующие обернулись и посмотрели в одном направлении. Высокая худая женщина, среднего возраста с сединой в волосах, приближалась к их столу. Она была одета как обычный опытный американский турист. Ее костюм был хорошо скроен, а ее шляпка была модной и располагалась на тщательно завитых волосах под правильным углом. Ее вуаль определенно была новой, туфли и сумочка сочетались по цвету с ее одеждой. Ее утонченность, однако, накладывалась на простую основу – кожа была загорелой, а глаза окружали морщинки, появившиеся под влиянием солнца и ветра прерий.

Лицо Кросса вспыхнуло от радости. Вскочив со стула, он обнял женщину за широкие плечи и порывисто расцеловал ее, словно мальчик.

– Нелл, – воскликнул он, – Нелл Гейнор! Ни на день не постарела. Ты совсем не изменилась.

– Как и ты, – просияла женщина. – Ей-богу, приятно снова тебя увидеть.

– Он шедеврален, – прошептала Виола. – Это жизнь. Увидев такое на сцене, вы сказали бы, что все слишком театрально.

С чувством вины вспомнив о том, как он уклонялся от собственной незамужней тетки, Фом наблюдал за этой встречей. Не было сомнений в искренней теплоте приветствий Кросса. Казалось, он позабыл о том, что развлекал мультимиллионера, и нетерпеливо спросил:

– Как ты здесь оказалась, Нелл? Прилетела?

– Нет, приплыла на корабле – тем же классом, что всегда. Турне по Европе. Потрясающий маршрут: Франция, Италия, Германия, Нидерланды, Скандинавия – и потом домой. В Лондоне я только на три дня.

– Со мной. Я покажу тебе достопримечательности.

– Знаю я тебя, Рафф Кросс – вечеринки с выпивкой и стриптиз-шоу. Нет, спасибо, я буду придерживаться своего графика… А теперь я хотела бы познакомиться с твоими друзьями.

Вспомнив о присутствии своих гостей, Кросс представил ее:

– Это мисс Нелл Гейнор – одна из моих старейших друзей и самая важная дама в США. Когда мы были детьми, мы вместе ловили рыбу и ходили в походы.

– Не верьте ему, – заявила Нелл, приветливо улыбаясь миссис Стерлинг. – Да, мы друзья, но не друзья детства. Он на добрых десять лет старше меня – а ведь и я уже не девочка. И все такой же старый лжец, несмотря на его английскую одежду. Для меня вся она выглядит как-то странно.

Кросс расхохотался:

– Как здорово снова слышать воинственно настроенную Нелл, – сказал он. – Она всегда режет правду-матку в глаза.

– Где вы остановились? – осведомилась миссис Стерлинг.

– В Англоязычном союзе[14]14
  Англоязычный союз (English Speaking Union) – международная благотворительная организация. Отделение в Лондоне – 37 Charles Street.


[Закрыть], – ответила мисс Гейнор.

– Как интересно! Моя бывшая секретарша сейчас там работает. Ее зовут мисс Херефорд. Я надеюсь скоро увидеть ее. Вы должны связаться с ней – я уверена, она вам понравится, и, вероятно, она могла бы быть полезной для вас. Она знает лучшие способы, как добраться до нужных мест. Я позвоню и скажу ей, что все, что она может сделать для вас, будет одолжением лично мне.

– Спасибо за рекомендацию. Я обязательно ее найду. Да, кстати… У меня есть последние новости о твоих парнях, Рафф.

Пока Нелл произносила это, румянец вдруг разом сошел с лица Кросса, будто захлопнули дверку разожженной печи.

– Не здесь, – быстро сказал он. – Минутку, Нелл. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Остальные наблюдали, как он взял ее за руку и немного отошел с ней от стола. Когда он что-то прошептал ей, ее приятное лицо стало серьезным, и она несколько раз кивнула, очевидно, в знак согласия на его просьбу. Затем он снова повысил голос:

– Присоединяйся к нам, Нелл.

– Не могу. Я зашла сюда только чтобы забрать австралийку, которая здесь обедает. Мы собираемся вместе пойти на шоу, а потом вернемся в Англоязычный союз, чтобы выпить чаю.

– Тогда я провожу тебя.

Вернувшись к столу через несколько минут, Кросс извинился перед своими гостями:

– Я договорился с Нелл о новой встрече, – пояснил он. – Она прекрасная женщина.

К тому времени Фом окончательно потерял надежду поговорить с Виолой наедине. Теперь она определенно была частью компании Стерлингов, и по окончании обеда ему пришлось стоять и смотреть, как она уезжает с ними.

Он собрался уходить, когда Кросс обратился к нему:

– Я беспокоюсь, Фом. Мне следовало заставить Нелл остаться. То, что я устроил здесь вечеринку, а она встречалась с подругой, это очень неудачно получилось. Она разговаривала со мной, а вокруг сидел незнакомый народ. Этого было вполне достаточно, чтобы связать ее со мной. У меня нехорошее предчувствие. Я конечно постараюсь кое-что сегодня срочно предпринять, но …

– Она знает, что ваша дочь исчезла?

– Пока нет. Когда я шептался с ней, я предупредил ее, что у меня плохие новости, и попросил ее не упоминать о моей семье и моих делах, пока мы снова не увидимся.

– Когда это случится?

– Сегодня вечером. Она придет к ужину. Я хочу, чтобы вы кое-что сделали на этот счет… Подождите минутку. Сначала мне нужно позвонить.

– Верно, – сказал Фом. – Я тоже хочу позвонить в офис, чтобы отложить встречу. Я опаздываю на нее.

Видимо, всем в это время пришла в голову идея позвонить, и Фому пришлось ждать своей очереди, чтобы занять телефонную будку. По случайности первой освободилась будка, примыкавшая к той, в которой громко с кем-то беседовал Рафаэль Кросс. Хотя между ними было стекло, Фом мог слышать его повышенный голос, хотя и не мог разобрать слов. Видимо, у его клиента возникли проблемы – на том конце его не поняли, и он в гневе закричал так, что до Фома донеслось: