Текст книги "Семь лет между нами (ЛП)"
Автор книги: Эшли Постон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
16
Жизнь продолжается
В Манхэттене летом было что-то завораживающее – солнечные лучи отражались от зеркальных окон небоскрёбов, перепрыгивали с одного на другое, словно древний диско-шар. Это было идеальное время для того, чтобы провести день в очереди на «Шекспира в парке», насладиться тихими субботами в Клойстере, окунуться в ночную жизнь, полную огней, еды и энергии. Но каждый год, когда наступало четвёртое июля, мы с Дрю и Фионой собирали чемоданы и отправлялись в долину Гудзона, чтобы сбежать от толп туристов, погрузиться в уютные книжные лавки в милых городках, а возвращались только тогда, когда город снова пустел, и жизнь продолжала свой ход.
Я обедала с Дрю и Фионой, задерживалась на работе допоздна, и вот, примерно через полтора месяца после нашей первой и последней встречи с Айваном, в середине июля, когда жара достигла пика, Дрю вдруг возбуждённо наклонилась ко мне через кованый столик в тени Брайант-парка.
– Угадай, какое предложение мы сегодня получили! – радостно объявила она.
Мы с Фионой ковыряли наши горячие сэндвичи с сыром, купленные в фудтраке, припаркованном у здания библиотеки Стивена А. Шварцмана. Они соперничали с новым фудтраком, громким, жёлтым, торгующим фахитас. От него тянулся длинный хвост очереди, и пахло просто божественно. Хотя, наверное, не так божественно, как фахитас, которые готовил мне Айван пару недель назад. К тому же я уже давно выбрала свою сторону в этой борьбе – в пользу сэндвичей с сыром. Это были лучшие в Мидтауне – горячие, хрустящие, с золотистой корочкой на хлебе на закваске и восхитительно тягучей начинкой. В моём были нарезанные шампиньоны, болгарский перец и майонез с каплей шрирачи – чистое удовольствие. С тех пор, как я встретила Айвана, я стала немного больше обращать внимание на то, что ем, и на тех, кто готовит эту еду, задумываясь, какие у них истории.
– Какое именно? – спросила Фиона, жуя сэндвич с сыром.
– От шеф-повара! Ты же знаешь – из «Оливковой ветви»? Джеймс Эштон? Он завтра придёт в офис. Хочет встретиться с нами.
Я приподняла брови.
– Разве мы его не вычеркнули из списка?
– Я почти это сделала. Его агент, если честно, сказал, что они рассматривают ещё несколько издательств… – Она пожала плечами. – Но это начало! Я ещё не читала его предложение, но уверена, что оно будет потрясающим. И ты наконец-то должна прочитать ту статью в Eater.
Я опустила голову.
– Прости…
Я отложила статью после того обеда несколько недель назад – просто потому, что жизнь стала хаотичной, а Ронда навесила на меня ещё больше обязанностей. Да и ничего тогда не вышло. До сегодняшнего дня.
Фиона проговорила с набитым ртом:
– О, Клем, ты влюбишься в его стиль. Он такой романтичный. А ещё у него предплечья почти такие же красивые, как лицо, – добавила она. – Они должны быть на обложке книги. В центре внимания.
– Предплечья или лицо?
– И то, и другое.
– И, – добавила Дрю, напоминая, что она всё-таки профессионал, – он пишет потрясающе. Я только представлять могу, какой у него будет текст заявки.
Я сильно сомневалась, что могу влюбиться в пару удачно расставленных прилагательных, но мне нравился энтузиазм Дрю. Если ей удастся подписать ещё одного автора, значит, день прошёл не зря. Она была так взволнована, что мы закончили обед пораньше и направились обратно в Strauss & Adder. Я рассчитывала на тихий день. Джульетта не расставалась со своим парнем уже целых полторы недели, а я была в порядке с почтой, так что, когда примерно через час Ронда вызвала меня к себе и попросила закрыть за собой стеклянную дверь, я слегка удивилась. Опять.
Я так и сделала, села на жёсткий пластиковый стул.
– Что-то случилось? – неуверенно спросила я, ковыряя ногти. Потому что, как правило, если она просила закрыть дверь, что-то случилось. В первый раз мы уволили дизайнера по маркетингу. Во второй – она объявила, что уходит на пенсию.
Я очень надеялась, что сегодня у неё нет смертельного диагноза.
– Что? О, нет, с чего бы ты так подумала? – обеспокоенно спросила она. А потом чуть серьёзнее: – Хотя… я должна так подумать?
– Нет! Нет, конечно нет. Абсолютно нет, – быстро ответила я, замахав руками. Взяла миндаль, который она предложила, пока она откидывалась в кресле. – Всё хорошо. Просто замечательно. – На телефоне трижды пискнуло. Три новых письма. Я сглотнула. – Почти замечательно. У нас небольшая проблема с…
Она подняла руку.
– Неважно. Как ты знаешь, завтра у нас встреча с Джеймсом Эштоном, который ищет издательство для своей кулинарной книги.
– Кажется, Дрю его уже упоминала.
– Было бы очень неплохо добавить его в наш список, – сказала она и сняла очки. Положив их на стол перед собой, добавила: – Особенно после того, как мы потеряли Бэзила Рэя. Он подписал контракт с Faux на прошлой неделе.
Я выпрямилась.
– Что?
– Он заключил с ними сделку, – повторила она, и это, пожалуй, было одной из худших новостей, которые мы могли получить.
Бэзил Рэй был одним из наших самых успешных авторов – его кулинарные книги продавались так хорошо, что мы даже не раздумывали, когда он требовал бронировать ему первый класс, отправлял райдер, где значились только диетическая кола, определённый вид комбучи, который приходилось импортировать из Южной Кореи, и веганские безглютеновые блюда с высокой калорийностью.
– Честно говоря, потеря такого автора нанесёт серьёзный удар по нашим финансам. Учитывая это и ещё пару неудачных обстоятельств, мы можем оказаться в сложном положении, если не найдём громкую книгу для следующего лета. Я не хочу тебя пугать, просто говорю как есть, – добавила она, потому что, вероятно, заметила, как у меня побледнело лицо.
– Сложное положение… ты имеешь в виду на сезон или…?
– Возможно, Клементина, – сказала она мрачно, – но нам лучше не рисковать. Именно поэтому я попросила закрыть дверь.
– Ох, – тихо ответила я.
– Я составляю список перспективных шефов, к которым можно обратиться, но Джеймс Эштон – это идеальный вариант. Он молод, талантлив, да ещё и чертовски привлекателен. Мы могли бы продать его кулинарную книгу на ура, – уверенно заявила она. – Такая возможность выпадает редко. Насколько я слышала, работать с его агентом – сущий кошмар, поэтому я хочу, чтобы этим занялись ты и Дрю. Ты единственная, кому я могу доверить это дело.
А значит, это был мой шанс доказать, на что я способна.
Ронда съела ещё один миндаль.
– Хочу, чтобы ты изучила его предложение и к завтрашней встрече подготовила план, как мы будем запускать эту книгу. Всё как обычно, понимаешь. Дрю вышлет тебе документы.
– Конечно. Мы можем встретиться и наметить стратегию.
– Отлично. Мне не терпится увидеть, как ты заполучишь этого шефа.
– К кому ещё он обращался? – спросила я.
– Ко всем крупным игрокам.
А это значило, что задача будет почти невыполнимой. Strauss & Adder не могли конкурировать с крупнейшими издательствами ни по деньгам, ни по ресурсам, но это лишь означало, что мне придётся проявить изобретательность. Придумать маркетинговую стратегию, от которой он не сможет отказаться.
Сегодня вечером меня ждала долгая работа.
– Я сделаю всё, что в моих силах.
– Отлично, – сказала Ронда, откидываясь в кресле, её зелёные глаза блестели. – Это будет что-то большое для тебя, Клементина. Я просто чувствую.
Я надеялась, что она права.
17
Потерянные и найденные
Дрю торопливо сказала, пока мы бежали с работы к метро:
– Начни со статьи Джеймса Эштона – той, что в Eater.
Лил проливной дождь, и нам пришлось лавировать между лужами, спускаясь в переход.
– Мне кажется, предложение совсем не отражает его сильные стороны.
– Ты всё ещё хочешь убедить его написать мемуары? – спросила я, прикладывая проездной к турникету.
– Больше всего на свете! Но если сначала удастся выбить кулинарную книгу, я не откажусь! – ответила она и, махнув рукой, поспешила за Фионой к их поезду.
Я направилась в другую сторону, выжимая волосы, пока ждала поезд на север. Нью-Йорк был особенно невыносим в дождь – особенно когда тебя застигало без зонта.
Мне удалось занять место в вагоне, и я устроилась поудобнее, стараясь не обращать внимания на людей, прижатых ко мне со всех сторон. Вот почему я всегда задерживалась на работе – чтобы не попадать в час пик и не терпеть толпу. Игнорируя туриста, который бесцеремонно развалился справа, я достала телефон и открыла статью, которую Дрю прислала мне ещё полтора месяца назад.
«Хорошая еда» Джеймс Эштон
Статья была прекрасной – о том, что существует искусство еды, а существует искусство её подачи. Голос автора был живым, остроумным, словно приятель, который делится с тобой секретом за бокалом коктейля, названного в честь давно умершего поэта.
Сначала я невольно улыбнулась – теперь было понятно, почему Дрю так любит его стиль. Он был заразительным, его энтузиазм захватывал. Из этого можно было многое сделать, особенно если сам шеф был таким же харизматичным, как его текст. Возможности…
Но на середине статьи по спине вдруг пополз странный холодок.
Эти слова казались знакомыми, словно тёплое пальто, невесть откуда наброшенное мне на плечи. Они складывались в серые, чуть выцветшие глаза, в каштановые волосы, в кривую улыбку, и вот я уже снова в квартире тёти, напротив Айвана, за тем самым жёлтым кухонным столом, слушаю его тёплый, уверенный голос:
«Дело редко бывает в самой еде – куда важнее, с кем мы её делим. Бабушкин рецепт спагетти, передававшийся из поколения в поколение. Запах пельменей, застрявший в свитере, который ты не стирала годами. Картонная коробка с пиццей на жёлтом столе. Друг, которого больше нет, но который вдруг оживает в привкусе подгоревшего брауни.»
«Любовь – в лимонном пироге.»
Раздался звон, двери открылись на моей станции. Голова шла кругом, когда я вышла вместе с потоком людей, снова пробежавшись глазами по статье, уверенная, что упустила что-то важное. Не может быть…
И тут, наконец, загрузилось фото.
Мужчина на кухне ресторана, в белом кителе, с кожаным ножевым чехлом в руках. Старше, с тонкими морщинками у глаз, но улыбка всё та же – яркая, такая знакомая, что у меня перехватило дыхание. Я застыла, уставившись на глянцевое, блестящее фото человека, которого когда-то знала.
Джеймс Эштон. Нет… Айван.
Кто-то протиснулся мимо меня на эскалаторе, вырывая из оцепенения. Этого не могло быть. Не могло.
Но когда я вышла наружу, он снова был там – на рекламном плакате у автобусной остановки, увешанном граффити. Реклама висела давно. Несколько недель, минимум.
Сердце подступило к горлу. Я быстро свернула за угол, проходя мимо газетного киоска, и тут его лицо снова мелькнуло – на обложке одного из журналов.
«Главная кулинарная звезда Нью-Йорка», – гласил заголовок.
– Да вы издеваетесь, – пробормотала я.
Я была так сосредоточена на том, чтобы идти вперёд, на следующем пункте плана, на движении, чтобы не оступиться…
Я не смотрела по сторонам. Не замечала ничего. Просто шла, опустив голову, с закрытым сердцем, как путник, пробирающийся сквозь ливень.
Но стоило мне хоть на секунду поднять голову и оглянуться…
Он был повсюду.
18
Другой Ты
– Он был прямо у меня под носом, – пробормотала я своему новому растению, Хельге, наливая себе бокал вина.
Я сидела на полу перед журнальным столиком в квартире тёти, лихорадочно кликая по каждой ссылке о человеке, который теперь был старше на семь лет, дальше на семь лет, чужим на семь лет – не тем, кто когда-то поцеловал меня над лимонным пирогом.
– Только теперь он так далеко от моей лиги, что я едва его узнаю. Он даже не зовётся Айваном. Теперь он – Джеймс Эштон. Никогда бы не догадалась про Эштона, – добавила я немного мрачно и откинулась на диван, прижимая бутылку вина к груди. Когда я купила Хельгу пару недель назад, мама сказала, что если с ней разговаривать, она будет лучше расти, но сейчас растение выглядело скорее вялым. Наверное, потому что я сваливала на него все свои эмоциональные переживания.
– Зато он добился своего, да? Он справился. И я его нашла…
Это было облегчением – он не умер, не вернулся домой. Он сделал себя, именно так, как говорил, что хочет, и чем больше я прокручивала его жизнь, разложенную по пикселям в Google, тем сильнее мне хотелось увидеть это всё своими глазами.
За последние семь лет он проработал посудомойщиком всего полтора месяца, прежде чем стал помощником повара, где его под своё крыло взял Альбер Готье, обладатель двух звёзд Мишлен. Готье… разве это не тот самый шеф, о котором он рассказывал за ужином? Год спустя он стал су-шефом, его признали восходящей звездой, талантом, за которым стоит следить, а награды сыпались на него, как у кого-то крышки от бутылок. Его карьера росла головокружительными темпами. Один критик восхитился его едой – и внезапно популярность взлетела до небес, а два года назад Альбер Готье ушёл на пенсию и передал ему ресторан, в котором Айван начинал посудомойщиком.
Этот ресторан?
«Оливковая ветвь».
Я вспомнила широкую грудь, в которую врезалась на выходе из дверей.
Я прикусила ноготь, пробегая глазами по статьям и ссылкам, рисующим его биографию в небрежной, но целостной линии…
Теперь, зная, что он больше не Айван, я легко нашла его в списке выпускников Кулинарного Института – как одного из выдающихся шефов. Благодаря успеху «Оливковой ветви» он добился признания в кулинарном мире. Джеймс появлялся в Chef’s Table и на кулинарных шоу Food Network, часто участвовал в программах о гастротуризме. А теперь он открывал собственный ресторан в конце лета, и я была уверена, что это совпадёт с его книжным проектом. Название ресторана пока не объявили, но, возможно, оно будет связано с его дедом? Pommes Frites?
Я невольно улыбнулась от этой мысли.
Как ни странно, с возрастом он стал ещё привлекательнее, словно выдержанный бурбон. В видео, которые я нашла в сети, он был харизматичным, уверенным. Если Дрю удастся заполучить его, ему почти не потребуется медиатренинг – а значит, и мне будет проще.
Я подумала о том милом парне с кривоватой улыбкой, который так любил дедушкины лимонные пироги – никогда не одинаковые, но всегда особенные. И решила: да, это хорошо. Всё в порядке.
Допив вино, я открыла его книжное предложение и принялась за план. Я умела строить планы, хорошо делала свою работу, знала, как добиться нужного результата. Это было единственное, в чём я чувствовала себя уверенно, единственное, за что можно было спрятаться…
Особенно от этой ужасной мысли, крутящейся в голове:
Он не помнит меня. Потому что если бы помнил… разве он не попытался бы меня найти?
И я не была уверена, что хочу знать ответ.
И, как назло, на утреннюю встречу я опоздала.
То есть, если быть точной, до десяти утра оставалось ещё пять минут, но по голосам за дверью конференц-зала было понятно, что я окажусь последней. Я быстро пригладила чёрную юбку, подумав, что, возможно, стоило надеть брюки. Что-нибудь, что сделало бы меня умнее, смелее. Может, другую блузку – почему я всегда выбираю жёлтый? По крайней мере, никто не заметил пятно от утреннего кофе на банте.
Сердце стучало глухо и тревожно. С чего это я нервничаю?
Ты делала это сотню раз, напомнила я себе. Ты в этом хороша.
Я закрыла глаза. Глубоко вдохнула.
И с улыбкой открыла дверь.
– Доброе утро, – бодро поприветствовала я. – Простите, я немного…
Опоздала – вот что я собиралась сказать, но слова застряли в горле, когда я вошла в комнату и увидела мужчину, сидящего во главе конференц-стола.
Я репетировала этот момент перед зеркалом с самого утра – выглядеть собранной, приятной, профессиональной (не слишком широко улыбаться, не показывать дёсны – вести себя так, будто жизнь у меня тоже под контролем). Возможно, он бы меня узнал. Возможно, я показалась бы ему знакомой, и тогда он бы улыбнулся своей мальчишеской улыбкой…
К тому моменту, как я добралась до метро, этот сценарий был отточен до мелочей. Я знала, что скажу и как это скажу.
И всё это, в одну секунду, рассыпалось в прах.
Потому что мужчина во главе стола был не тем, кого я помнила.
Каштановые кудри, коротко подстриженные по бокам и длиннее сверху, подчёркивали его резкие черты, чисто выбритая квадратная челюсть придавала лицу строгий вид. Он сбрил бороду, которую я видела на его фото в Instagram, но каким-то образом обрёл способность полностью лишать меня дара речи.
В нём остались черты того Айвана, которого я знала – разбросанные по скулам веснушки, сильный нос, мягкие на вид губы.
Я мгновенно вспомнила, какие они были на ощупь. Как он прикусывал мою кожу, как его руки обхватывали мою талию…
Мой желудок с грохотом провалился в пятки.
Но при этом он так сильно изменился. Вещи, которые я не могла понять, пока не увидела его лично. Семь лет заточили его углы, превратив растянутые футболки в идеально сидящий светло-серый пиджак, облегающий его плечи чётким силуэтом. Vans сменились на строгие оксфорды, тёмные круги под глазами – на изящные морщинки у глаз. Всё в его облике выглядело продуманным. Из нескладного паренька он превратился в кого-то крепкого, подтянутого, гораздо более спортивного, чем тот, с кем я провела тот странный летний уикенд.
Тот, кто целовал меня, со вкусом сладкого лимонного пирога. Кто обещал следовать за мной хоть на Луну и обратно…
Его взгляд встретился с моим. Бледно-серые глаза, острые и ясные, пронзили меня, будто бабочку, приколотую к пробковой доске. Всё тело напряглось до кончиков пальцев.
О нет.
Я влипла. По-крупному.
19
Предложение
– Это Клементина Уэст, – представила меня Дрю. – Хотя, кажется, вы уже пересекались на несколько секунд в прошлом месяце?
Прошлом месяце?.. Она что, поняла, кто он? Что это – мой Айван? Нет, я же не рассказывала Фионе или Дрю никаких подробностей о нем, а к тому же он выглядел совсем не так, как тогда, когда я встретила его в квартире тети.
Но тут меня осенило.
Я столкнулась с ним на выходе из ресторана. Вот что она имела в виду.
– Клементина..? – Дрю посмотрела на меня немного настороженно.
Я быстро взяла себя в руки и улыбнулась – не показывай десны, выгляди приветливо, как я репетировала.
– О, да, привет, извините. Кажется, мы тогда немного столкнулись в ресторане. Жаль, что у нас не было возможности познакомиться как следует.
– Все в порядке, можем сделать это сейчас, – ответил он с тем самым знакомым южным акцентом, совсем не раздражающим. Рядом с ним сидела его агент, хищная женщина по имени Лорен Пирсон, несомненно, одна из лучших в своем деле.
Он не сводил с меня глаз – будто боялся, что я исчезну.
Пытается вспомнить, где меня видел? У меня как раз такое лицо – его легко заметить в толпе и почти вспомнить.
Ты тоже меня узнал? – хотелось спросить.
Нет, не мог. Семь лет прошло. Я и сама не помню своих мимолетных увлечений семилетней давности.
Соберись, Клементина.
– Помнится, вы мастерски спасли тот десерт, – продолжил он.
– Было бы обидно выносить десерт на себе, а не на тарелке, – отозвалась я и села рядом с Дрю, положив перед собой блокнот.
А потом случилось самое худшее. Самое страшное, чего я так боялась.
Он улыбнулся. Идеально ровно, идеально белоснежно, идеально отрепетировано – как и я. И протянул руку через стол.
– Уверен, десерт выглядел бы на вас потрясающе. Я – Джеймс. Но Джеймс – это имя моего деда. Друзья зовут меня по второму имени – Айван.
Я пожала его руку. Шершавая, теплая, покрытая шрамами. Их стало намного больше за эти семь лет. Последний раз, когда я чувствовала эти руки, они обнимали мое лицо, его большие пальцы нежно скользили по моим скулам, будто я – произведение искусства…
– Как бы вы классифицировали своего будущего публициста? Друг? – спросила я.
Его агент расхохоталась.
– Она мне нравится!
Джеймс Эштон чуть усмехнулся. Легкий сбой в идеально выверенном образе.
– Посмотрим, Клементина, – ответил он и разжал пальцы.
– Клементина – старший публицист в Strauss & Adder. Она фактически управляет всем отделом PR, когда Ронда в отъезде. В прошлом году Publishers Weekly отметили ее как восходящую звезду. В общем, любая книга в надежных руках, если она занимается ее продвижением.
– В этом я не сомневаюсь, – сказал Айван-Джеймс – и перевел взгляд на Дрю. При этом его осанка изменилась, он чуть подался вперед. – Расскажите мне о Strauss & Adder.
И Дрю начала рассказывать – об истории компании, наших авторах, принципах работы. Она с увлечением говорила о своей команде, о том, как мы можем способствовать его карьере, показывала слайды успешных книжных запусков за последние годы. Джеймс внимательно слушал и задавал продуманные вопросы: о ее методах редактуры, об ожиданиях от его кулинарной книги, о процессе превращения черновика в финальный вариант.
Я, должно быть, слишком пристально на него смотрела, потому что в какой-то момент он поймал мой взгляд. Две секунды. Три. Свет от экрана PowerPoint делал его глаза еще ярче, серыми, как осеннее небо, идеально подходящее для пряного чая и объемных шарфов.
И от того, как он на меня смотрел, у меня горело в животе.
Он не мог помнить меня после тех выходных. Прошло семь лет, и за это время он встречал звезд куда ярче меня.
Затем он снова отвел взгляд, вернувшись к потоку цифр и прогнозов, и кивнул, слушая воодушевленную презентацию Дрю. То, как она говорила о своей работе, о своих авторах, – сразу было ясно, что она это любит. Любит помогать творческим людям сажать семена идей и смотреть, как они превращаются в удивительные проекты. И ее послужной список говорил сам за себя. В основном она работала с мемуарами и историческим фэнтези, но действительно восхищалась тем, как он пишет, и его рецептами.
– И я хочу помочь вам поделиться ими с миром, – заключила Дрю, выключая проектор. – Думаю, мы могли бы стать отличной командой.
– Это просто замечательно, – отозвалась его агент, и я не смогла понять, удалось ли Дрю расположить к себе Джеймса Эштона или нет. А вот его агент вообще невозможно было прочитать. Она сделала легкий жест рукой в нашу сторону. – Джеймс, вы хотите начать, или мне начать?
Джеймс выпрямился, сцепил длинные пальцы перед собой на столе.
– Я начну, спасибо, Лорен, – произнес он ровным, спокойным голосом и перевел свой серо-каменный взгляд на Дрю. – Я считаю, что еда должна быть опытом.
Я тут же выпрямилась. Я знала, что будет дальше. Знала, что он скажет про любовь в шоколаде, про уют в сливочном масле, про поэзию в специях – и, наверное, впервые с момента нашей встречи меня это по-настоящему обрадовало. Потому что это значило, что он не так уж изменился. Что лучшие его части все еще…
– Любой может сделать сырный тост, любой может приготовить томатный суп, и с нужными инструментами, я уверен, любой сможет сделать это хорошо. Важна подача, – уверенно продолжил он. – Важен навык. Важно, как ты создаешь свое кулинарное искусство, ведь именно это делает блюдо по-настоящему запоминающимся.
Я вспомнила бутерброды с арахисовой пастой и джемом, которые делала моя тетя, и как Айван, которого я знала, тогда сказал, что это…
– Идеальная еда, – закончил он.
Нет. Нет, это было не так.
Я быстро опустила взгляд на распечатанное предложение передо мной. Дрю мягко улыбнулась мне, и я улыбнулась в ответ, кивнув, надеясь, что не выгляжу слишком растерянной.
Опыт? Навык? А как же воспоминания, истории – то, что делает еду особенной?
– Как вы могли заметить из нашего предложения, – продолжил он, – я ищу издательство, которое предложит столько же, сколько могу предложить я – будь то моя аудитория, связи в медиа, влияние в сети, – все это подробно изложено в документе. Эта книга рецептов выйдет одновременно с открытием моего ресторана в НоХо. В ней будут сезонные блюда и новые рецепты для тех, кто ищет интересные вкусы, и она стремится передать, что делает еду по-настоящему совершенной.
И в этот момент он украдкой посмотрел на меня.
Я не смогла встретиться с ним взглядом.
– Это очень хорошая идея для кулинарной книги, – сказала Дрю, нервно теребя уголок предложения. – И с идеальным фотографом мы сможем сделать страницы буквально живыми – вместе с вашими небольшими комментариями перед каждым блюдом, разумеется. Как в вашей статье для Eater.
– Рад, что вам понравилась статья, – ответил он с легкой улыбкой. – Я писал ее несколько лет назад.
И я задумалась, остался ли в нем хоть какой-то след того автора, потому что Дрю этого не сказала, но я отчетливо это слышала: в этом предложении было что-то… отстраненное. В нем чувствовалась полировка, но не было души. Все выглядело так идеально, что казалось почти недоступным. В той статье он вдохновенно говорил о еде, которая дарит уют, но здесь этого не было. У кого вообще дома хранится сухой лед для лапши? Или кто тратит три дня на приготовление соуса, чтобы потом просто капнуть его на стейк?
Я начинала понимать, почему Дрю сказала, что статья важнее. Тепло, забота, живость, которые были в ней, совсем не сочетались с этой безупречной, но холодной презентацией.
Всего шесть недель назад, или семь лет, если уж на то пошло, он с горящими глазами рассказывал мне про рецепт фахитас своего друга и про деда, который никогда не готовил один и тот же лимонный пирог дважды. Вот этот человек написал статью для Eater. А не тот, что сидел перед нами.
И его рецепты тогда не были спрятаны за невидимой стеной мастерства, недоступной для тех, кто не знает, что такое jus.
– Кажется, у вас есть что сказать, – Джеймс Эштон-Айван вдруг посмотрел на меня с непроницаемым выражением лица, откинувшись на спинку стула.
Я тут же взяла себя в руки.
– Нет, извините, – ответила я, и Дрю бросила на меня осторожный взгляд. – Это просто мое обычное выражение лица.
– А.
– Ну, у нас еще несколько встреч с издателями после этой, – сказала Лорен, собирая свои вещи, – но если вы заинтересованы, мы просим вас подать предварительное предложение до завтрашнего дня. Этот процесс будет немного… необычным.
Дрю и я переглянулись. Обычно все сводилось к предложению, иногда даже к аукциону, если было несколько заинтересованных сторон. А Лорен Пирсон любила аукционы. Я была уверена, что нам придется конкурировать с другими издательствами, так что меня удивило, что на этот раз все будет иначе.
– Мы проведем второй этап для всех серьезных претендентов – кулинарный мастер-класс, – продолжила Лорен. – В его рамках мы посмотрим, как команды издателей работают вместе. Ну и просто немного развлечемся. Затем мы выберем лучшее финальное предложение и примем решение.
Она сцепила пальцы на столе и с улыбкой посмотрела на нас.
– Возможно, вы задаетесь вопросом, почему мы усложняем процесс.
Да, именно так.
– И мне бы хотелось рассказать больше, – продолжила она, явно наслаждаясь тем, как играет с нашим любопытством, – но это всего лишь предварительная встреча. Мы внимательно изучим все части вашего предложения, и, скорее всего, если издательство покажет себя с креативной стороны и предложит что-то действительно интересное, его пригласят во второй тур.
Затем она встала, и Айван… нет, Джеймс, напомнила я себе, последовал за ней.
– Было приятно познакомиться, – сказал он Дрю и пожал ей руку. – Надеюсь, у нас будет шанс поработать вместе.
– Я тоже. У меня столько идей, что можно сделать с вами – разумеется, в профессиональном смысле, – ответила она.
Он усмехнулся, но его улыбка не коснулась глаз.
– В этом я не сомневаюсь.
Дрю последовала за агентом, провожая ее до холла, и внезапно я осталась наедине с Джеймсом.
Я быстро собрала бумаги и засунула их в блокнот, пытаясь уйти как можно быстрее, но выходить первой было бы невежливо, а он, похоже, вовсе не спешил.
В горле встал ком.
– Джеймс? – позвала его Лорен из коридора.
– Иду, – отозвался он и направился к двери, но, проходя мимо, вдруг слегка наклонился ко мне.
Я уловила запах его дорогого одеколона – древесный, терпкий.
И тогда он тихо, низким, глубоким голосом, от которого по коже пробежали мурашки, прошептал:
– Рад снова тебя видеть, Лимон.
А затем вышел из переговорной, оставив меня стоять там, с открытым ртом, смотрящую ему вслед.
