Текст книги "Семь лет между нами (ЛП)"
Автор книги: Эшли Постон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
31
Письма к умершим
После того как я попыталась вернуться четыре, нет, пять раз, я, наконец, сдалась и поняла, что сегодня квартира не собирается отправлять меня обратно к нему. Смирившись с этим, я решила заняться делами. Заперла дверь, сунула ключи в сумку и вышла из дома. Мне не хотелось оставаться здесь сейчас, когда ощущение руки Айвана в моей ладони всё ещё не исчезло.
На стойке администратора Эрл закрыл свою книгу Джеймса Паттерсона и помахал мне рукой.
– О, привет, Клементина! Лето, конечно, умеет устраивать грозы в одно мгновение, да? – сказал он, когда я подошла к вращающейся двери и посмотрела на унылый серый дождь.
Я была рада, что не выгляжу так, будто с жуткого похмелья, хотя чувствовала это каждой косточкой в теле.
– Знаешь, я помню, как ты и твоя тётя выбегали из лифта и мчались во двор, а потом возвращались промокшие до нитки, – он покачал головой. – Удивительно, что вы там себе смерть не заработали.
– Она всегда говорила, что танцы под дождём продлевают жизнь, – ответила я, хотя это было глупо и абсолютно неправда. Но сама мысль об этом мне нравилась, даже если она была ложной.
– Надо будет попробовать, – рассмеялся он. – Может, так и до вечности доживу!
– Может быть, – не стала спорить я и прислонилась к стойке, решив переждать ливень.
Как только дождь начинал стучать по окнам, где бы мы с тётей ни были – дома или в какой-то далёкой стране – она хватала меня за руку и тянула на улицу. Вытягивала руки в стороны, запрокидывала голову и подставляла лицо каплям. Потому что так, по её словам, ощущалась сама жизнь.
В этом и был смысл жизни …
Кто ещё мог сказать, что танцевал под дождём перед Лувром?
– Ну же, моя дорогая Клементина, – звала она меня, затаскивая в ливень перед самым знаменитым музеем Парижа, где великая стеклянная пирамида была нашим партнёром по танцу. Потом она подняла руки над головой и закрыла глаза, словно собираясь вызвать какое-то божественное вмешательство. Задала позу и начала покачивать плечами. – Живём один раз!
– Что? Нет, прекрати, – умоляла я, мои туфли скрипели, красивое жёлтое платье уже насквозь промокло. – Все смотрят!
– Конечно, смотрят! Они хотят быть нами! – Она схватила меня за руки, вскинула их вверх и закружила меня по мостовой. Вальс против грусти, против смерти, против горя, против разбитого сердца. – Наслаждайся дождём! Ты не знаешь, когда он будет последним.
Такова была моя тётя. Она жила каждым мгновением, потому что всегда думала, что оно может стать последним. В её жизни не было ни логики, ни причин, ни предсказуемости – даже будучи здоровой, она жила так, словно стояла на пороге смерти, с её горьким привкусом на губах.
Раньше мне нравилось, как она видела мир – каждое мгновение для неё было последним вдохом перед концом, и она впитывала всё, как будто больше не повторится. И, наверное, кое-что от этого я всё ещё любила.
Я любила, как она превращала каждый момент в воспоминание, каждую секунду проживала широко и полно. И ненавидела то, что она никогда даже не задумывалась, не допускала мысли, что у неё может быть ещё один танец под дождём.
Растерянные взгляды туристов во дворе Лувра постепенно сменились восторгом, когда она начала втягивать их – незнакомцев, одного за другим – в наш шторм. Скрипач, прятавшийся под навесом газетного киоска, прижал инструмент к плечу и заиграл снова, а дети выбежали к нам, и вскоре все вокруг закружились в танце под дождём.
Потому что такова была моя тётя. Такого она была рода человек.
На струнах скрипки зазвучала мелодия из песни ABBA, крик о том, чтобы рискнуть, о том, чтобы влюбиться, и мы танцевали. А на следующий день я простудилась и провела остаток недели в съёмной квартире, выживая на бульоне и газировке. Мы никогда не рассказывали моим родителям, что я заболела. Только то, что мы танцевали под дождём.
Я никогда не рассказывала родителям плохие моменты.
Может, если бы я рассказала…
Дождь начал стихать, и Эрл сказал:
– О, похоже, у тебя что-то в почтовом ящике.
Мой почтовый ящик. Слышать это было странно. Он должен был принадлежать тёте, но теперь ключи у меня, и письма, адресованные ей, уже шесть месяцев оставались без ответа. Почты ей теперь почти не приходило, особенно после того, как я закрыла её банковские счета и кредитные карты, но иногда попадалась какая-то реклама, так что я подошла к ряду золотых почтовых ящиков и достала ключ.
– Что там? – спросила я, открывая ящик.
Он пожал плечами.
– Кажется, письмо.
Письмо? Моя любопытство мгновенно сменилось тревогой. Возможно, письмо вернулось отправителю – адрес не найден. Возможно, это всего лишь замаскированный рекламный спам. А может быть…
Я открыла ящик и достала его. Оно выглядело как обычная реклама – как всё, что ей приходило – пока я не заметила рукописный адрес в углу.
От Веры.
Сердце сжалось в горле. Вера – та самая Вера моей тёти? Та самая Вера из её историй?
Чёрные пятна начали мелькать перед глазами. В груди стало тесно. Это было слишком реально, слишком внезапно.
– Клементина? – позвал Эрл. – Клементина, ты в порядке?
Я оторвала взгляд от письма и сунула его в сумку.
– В порядке, – сказала я слишком быстро и попыталась успокоить дыхание. – Всё хорошо.
Он мне не поверил, но дождь уже почти закончился, а между облаками на улицу пролился солнечный свет. У меня появился шанс уйти.
– Хорошего дня, Эрл, – бросила я, махнув ему на прощание, и, проскользнув через вращающиеся двери, шагнула в жаркий и влажный субботний полдень. Надо было немного пройтись и попытаться привести мысли в порядок.
Тем вечером я собрала Дрю и Фиону на ужин для срочного обсуждения. Дрю хотела попробовать новое азиатское фьюжн-кафе в НоХо, но когда мы туда пришли, очередь тянулась до самого выхода, а время ожидания было не меньше часа. Фиона не хотела так долго ждать, а Дрю и не подумала, что в субботний вечер может быть так людно, иначе бы заранее заказала столик – ведь место новое, и о нём ещё никто не знал. Оказалось, несколько дней назад Time Out опубликовал восторженный отзыв, так что теперь все хотели попробовать спринг-роллы с шрирача.
– Может, тут поблизости есть что-то ещё, – пробормотала Дрю, доставая телефон. Но было самое загруженное время ужина, и я была уверена, что почти везде будет толпа.
Тёплый и душный день сменился летним вечером, а по небу катились облака, окрашенные в розово-оранжевые оттенки, словно перекати-поле.
– Может, найдём что-нибудь с верандой? – предложила Фиона, заглядывая через плечо Дрю в Yelp.
Я запрокинула голову, подставляя лицо лучам заходящего солнца, дожидаясь, пока они выберут что-то, потому что мне, в принципе, было всё равно, а вот у Фионы из нас троих было больше всего ограничений в питании.
Они спорили, не стоит ли плюнуть на всё и поискать ресторан в Вест-Виллидже, потому что Фиона не хотела бродить по городу в поисках еды, когда я заметила знакомый ярко-жёлтый фургон в дальнем конце улицы, припаркованный ровно там же, где я видела его прошлой ночью – у Вашингтон-сквер-парка.
Как всегда, подстраивался под летнюю студенческую толпу.
– Как насчёт фахитас? – предложила я.
Они бросили на меня недоумённые взгляды.
– Где это…? – пробормотала Дрю, не отрываясь от телефона.
– А у него какой рейтинг? – уточнила Фиона.
Я развернула их и потащила по тротуару.
– Поверьте, туда, куда мы идём, рейтинги не нужны.
Они попытались возразить, но тут увидели фургон с едой и очередь, извивающуюся по тротуару. В основном там стояли студенты из NYU или туристы, случайно оказавшиеся возле арки Вашингтон-сквер и привлечённые запахом жареного мяса и девяностых поп-хитов.
– Это место выглядит потрясающе, – одобрила Дрю, а Фиона уже нашла аккаунт фургона в Инстаграм и сфотографировала его, чтобы отметить.
– Как ты о нём узнала?
Я могла бы сказать: «Я ужинала с Джеймсом Эштоном вчера, который, между прочим, мой не совсем бывший, всё сложно, и этот фургон принадлежит его друзьям».
Но… нет.
Если бы я так сказала, это бы только разворошило осиное гнездо. Дрю сразу начала бы расспрашивать, откуда я знаю Джеймса Эштона, когда познакомилась с ним… а я ведь встретила Дрю и Фиону семь лет назад, и они бы точно запомнили такого парня, как Джеймс, ещё тогда.
Так что лучше было сказать почти правду.
– Только не злись, но Джеймс показал мне это место вчера, после кулинарного класса.
Глаза Дрю расширились.
– Тот самый шеф?
Я кивнула.
Фиона ахнула.
– Клементина!
– Да это просто был ужин! Мы оба всё ещё были немного голодные, мое такси не приехало… и вообще, этот фургон принадлежит его друзьям.
Дрю выглядела слегка настороженно, и я её понимала. Потому что, если бы другие издательства узнали, что я провожу время с автором за пределами рабочих встреч, это бы выглядело…
Ну, скажем так, слухов было бы не избежать.
В PR любую рекламу можно было превратить в пользу, но только не в этом случае. В этом случае это выглядело бы крайне непрофессионально. И Дрю знала, что я не поставила бы свою карьеру под удар. По крайней мере, я на это надеялась.
Пока мы ждали своей очереди, Фиона спросила:
– Так почему ты вообще нас собрала? В чём срочность?
– О! – Я почти забыла.
Я сунула руку в сумку и достала письмо.
– Оно пришло в почтовый ящик моей тёти… в мой почтовый ящик в Монро, – быстро поправилась я.
– Письмо? – переспросила Дрю, а потом её глаза расширились, когда она увидела, на чьё имя оно было адресовано.
– Твоей тёте?
– Кто такая Вера? – спросила Фиона.
– Вера была… она и моя тётя встречались лет тридцать назад. Тётя почти не говорила о ней, но Вера была для неё очень, очень важна.
Настолько важна, что она предпочла отпустить её – испугалась, что дальше будет только хуже. Потому что люди меняются за семь лет, и Аналия с Верой не были исключением. Так же, как Айван изменился и стал Джеймсом. Так же, как изменюсь я за следующие семь лет.
– Я не знаю, что делать. Вернуть письмо отправителю или оставить себе?
– Оно датировано всего несколько дней назад, – заметила Фиона. – Думаю, она не знает, что твоей тёти больше нет. Может, тебе стоит ей сказать? Написать ей в ответ? Или, раз у тебя есть её адрес, съездить к ней?
– А что она скажет? – задумалась Дрю, потом покачала головой. – Я бы просто вернула письмо.
– А если они действительно любили друг друга?
– Тогда почему она не знает, что Аналия умерла?
Я слушала их спор, глядя на длинные, изящные петли в почерке женщины, о которой знала только по рассказам тёти. Женщины, которая, похоже, прошла через то же, через что сейчас проходили я и Айван.
Тётя рассказывала мне свою версию истории, и я всегда думала, что Вера просто исчезла, пошла дальше, жила своей жизнью. Но это письмо доказывало обратное. Они продолжали общаться спустя годы.
Почему же тётя никогда мне об этом не говорила?
– Клементина? – Дрю легонько толкнула меня плечом, тревожно заглядывая в лицо. – Мы почти у окошка.
Я быстро спрятала письмо.
– Точно, точно, спасибо.
– Так что ты собираешься делать?
– Не знаю, – честно призналась я.
Фиона переплела свою руку с моей.
– Что бы ты ни решила, мы будем с тобой.
Эти слова значили для меня многое, и я сжала её руку в ответ.
Когда мы подошли к окошку, глаза Мигеля тут же засветились. Он раскинул руки и весело воскликнул:
– Эй! Давно не виделись! Рад, что вернулась за добавкой, да?
Он даже многозначительно приподнял брови.
– Не смогла устоять.
Из окна высунулась Иса.
– А это кто?
– Фиона и Дрю, – я махнула в их сторону, и они вежливо кивнули. – Это Мигель и Иса.
– Очень приятно, – Мигель помахал им рукой. – Обожаю новых друзей.
– Лимон тут немного рассказывала о вас, – добавила Иса.
Дрю и Фиона переглянулись, потом Дрю уточнила:
– Лимон?
– Прозвище, – быстро пояснила я. – Мне, пожалуйста, куриный фахитас и…
Я обернулась к ним за заказами, и они назвали свои.
– И бутылку воды.
– Без пива? – с любопытством спросил он.
Одна мысль об алкоголе меня передёрнула. Остатки вчерашнего похмелья всё ещё давали о себе знать. Айван мог запросто перепить меня, как выяснилось.
– Вода в самый раз.
– Ладно-ладно, бутылки в кулере сбоку, – он махнул рукой.
Я уже полезла за картой, но Дрю отстранила меня жестом.
– Я плачу.
– Но…
– Серьёзно, за наш счёт. Только добавь ещё две бутылки воды.
– Принято, – кивнул Мигель и что-то вбил в планшет.
Пока Дрю расплачивалась, я обошла фургон, чтобы взять воду из кулера.
Но кто-то уже сидел на нём.
Я замерла.
Он тут же выпрямился. Даже несмотря на бейсболку, низко натянутую на кудри, я узнала его по полумесяцу родимого пятна на ключице, выглядывающего из-под тёмной рубашки.
О.
– Джеймс? – ошарашенно спросила я.
Его глаза расширились.
– Лимон?
– Что ты здесь делаешь? – Я тут же осмотрелась – если Дрю и Фиона его увидят, они наверняка решат, что я притащила их сюда только ради него. И тогда они мне это припомнят.
Он выглядел озадаченным.
– Это мои друзья! Иногда тусуюсь здесь.
– А ресторан? Им что, не нужно управлять?
– Ну… – неуверенно протянул он. – Я сейчас как раз готовлю новый ресторан к пробному открытию. Иса с Мигелем помогут мне на финальном этапе. А ты чего здесь?
– Привела друзей попробовать еду твоих друзей.
– Друзья… – Он прищурился, обдумывая это, потом вдруг резко сел ровно. – Они здесь?
– …Да?
– Всё в порядке, Клементина? – позвала Дрю с передней стороны фургона.
– Да! Кулер просто… э-э… холодный! – выкрикнула я и замахала рукой, чтобы он уже открыл крышку и достал воду.
Я наклонилась к нему и тихо спросила:
– Почему ты так странно себя ведёшь?
– Айван там, на задней стороне! Пусть он достанет их! – крикнул Мигель.
Мы с Джеймсом встретились взглядами.
– Спасибо! – крикнула я в ответ, а Джеймс что-то пробормотал себе под нос и сунул руки в ледяную воду, выудив три бутылки.
Протянул их мне.
– Я не веду себя странно, – буркнул он.
И тут до меня дошло.
– О, боже, да ты с похмелья! Мы ведь даже не так много выпили вчера!
Хотя… он почти не пил.
Но тот, кем он был семь лет назад, мог спокойно оставить меня под столом.
– Ты тоже выглядишь не очень, – с лёгкой усмешкой ответил он.
Мы оба, честно говоря, выглядели так, словно нас перемололо и выплюнуло. Джеймс бросил взгляд мне за спину, явно размышляя, стоит ли поздороваться с моими подругами.
– Прости, но мне сейчас не по силам знакомиться с новыми людьми.
– Ты уже встречался с Дрю, только её жену не знаешь.
– А, редактор… – кивнул он, соглашаясь. – Да, наверное, будет лучше, если она не увидит меня в таком состоянии. Это не проблема?
То, как он спросил, было до смешного мило.
– У тебя есть один «Бесплатный билет из тюрьмы».
– Беру, – торжественно заявил он. – Но я обязательно…
Он вдруг замолчал, резко потянулся ко мне и убрал волосы с шеи, его светлые глаза тут же потемнели, наполнились тенью. Он сжал губы, и я не сразу поняла, в чём дело, пока…
– Кажется, у тебя тоже была хорошая ночь, – усмехнулся он.
И тогда меня осенило.
– О боже! – я резко отшатнулась и тут же пригладила волосы, скрывая след. Ну, засос.
С утра я старалась замазать его консилером, но, видимо, за день он стёрся.
– После ужина было ещё одно свидание? – с весёлым ехидством спросил он. – Было жарко?
Я просто посмотрела на него. Он сначала не понял, но потом его глаза расширились, и он прижал пальцы к губам.
Единственное, что он смог выдавить:
– О.
Я прочистила горло.
– Да, именно.
– Что именно? – рассеянно переспросил он.
– Жарко.
Он застонал и запустил руки в волосы.
– Так нельзя, Лимон.
– Ты сам спросил.
– Знаю, – простонал он. – Но это сводит меня с ума.
Его лицо исказилось.
– Для меня это было семь лет назад. А для тебя – прошлой ночью.
– Технически, ещё и сегодня утром, – уточнила я.
Он издал мучительный звук.
– Конечно, как я мог забыть?
– Даже не знаю. Это был очень хороший секс.
Я чуть склонила голову набок, внимательно изучая мужчину, который стоял в тени фургона своих друзей. С похмелья, и, что-то мне подсказывало, по той же причине, что и я – из-за нас друг для друга. Хотя я точно знала, что мне прошлый вечер понравился больше, чем ему.
Он потер лицо ладонями.
– Если это было, чтобы отомстить мне за то, что я отказался вчера…
– О, не волнуйся, ты не отказался.
– Ты понимаешь, о чём я, – рыкнул он.
Конечно. Он думал, что я вернулась в квартиру прошлой ночью и переспала с его прошлой версией только ради того, чтобы сделать ему, нынешнему, больно.
Я закатила глаза.
– Ну, значит, ты ошибаешься. Квартира делает что хочет и когда хочет. И это не моя вина, что ты теперь хочешь держаться от меня подальше.
Он шагнул ближе. Настолько, что я могла бы его поцеловать. Если бы осмелилась.
– Держаться подальше? – он прошептал, не веря в мои слова. – Я помню твой вкус, Лимон. Помню, как ты дышала, когда я держал тебя.
От его слов у меня вспыхнула кожа, и я прижала к шее холодную бутылку воды, стараясь не смотреть на него.
– Я помню, как ты считала мои татуировки, помню форму твоих губ, помню, как ты дрожала, когда я доводил тебя до…
Он кончиками пальцев скользнул по моим раскрасневшимся щекам.
– И я до сих пор чертовски люблю, как ты краснеешь. Это сводит меня с ума.
У меня отвисла челюсть.
Сердце заколотилось в груди.
На мгновение он даже не выглядел как Джеймс, а как мой Айван, смотрящий на меня сквозь лицо, ставшее за семь лет чужим.
Я думала, он наклонится, чтобы украсть поцелуй, но он резко отступил назад и тут же скрылся в фургоне, а Дрю как раз свернула за угол.
– Эй, – позвала она, держа в руках еду. – Всё в порядке?
– Отлично! – пискнула я, поспешно поворачиваясь к ней.
Чем быстрее мы уйдём, тем лучше.
– Я взяла воду! Нам пора идти.
Дрю недоверчиво на меня посмотрела.
– Окей…
– Вперёд! Давайте сядем у фонтана, – выпалила я и тут же потащила их прочь от фургона.
Когда мы перешли улицу, я оглянулась назад и увидела, как Джеймс выбрался из задней части фургона. Затем он натянул кепку пониже и пошёл в противоположную сторону.
Забудь, сказала я себе, отворачиваясь к подругам.
Он запрещён.
32
Вторая и заключительная ставка
Я провела остаток выходных, отмывая квартиру тёти до блеска и зарисовывая Мать и Ублюдка в разделе путеводителя по Нью-Йорку под названием «Дикая природа». Квартира не перенесла меня обратно к Айвану. хотя мне бы этого очень хотелось. Рисование было лёгким способом отвлечься, по крайней мере, пока я не начала разбирать сумочку и снова не наткнулась на письмо от Веры. Адрес был на Верхнем Вест-Сайде. Так близко, всего через парк от Монро, но словно в другом мире.
Чем дольше я жила в квартире тёти, тем больше понимала, почему она её не продала. Почему после разрыва с Верой не избавилась от неё, а предпочла путешествовать, чтобы держаться подальше. В каждом щелчке замка, в скрипе петель, когда дверь распахивалась, была возможность. Рулетка, которая могла вернуть тебя в самое счастливое время – или не вернуть вовсе.
Аналия говорила, что роман через время не работает, но тогда почему Вера всё ещё писала ей? Мне хотелось открыть письмо, прочитать его, но это казалось слишком личным. Это не моё дело – знать, что внутри, и я сомневалась, что тётя одобрила бы это. Всё, что я могла сделать, вернуть его и спросить у Веры лично.
В понедельник, когда я пришла на работу, Ронда уже была у себя в офисе и выглядела ещё более уставшей, чем обычно. Она уже сняла пиджак, а обычно делала это только после обеда, и сменила каблуки на удобные балетки, которые хранила в нижнем ящике стола.
Я постучала в стеклянную дверь, и она подняла взгляд.
– А, Клементина! Отлично, что ты уже здесь.
– Рано начали? – спросила я.
– Не могла заснуть, вот и решила заняться делами.
Это означало, что ночью ей пришла в голову какая-то мысль, которая не давала ей покоя, и она пришла пораньше, чтобы воплотить её в жизнь. Вся её жизнь была посвящена этому издательству, она вкладывала в него всего себя. Читала книги в свободное время, разрабатывала стратегии для будущих бестселлеров, общалась с руководителями других издательств. Я тоже хотела этого, но с каждым днём меня всё сильнее грызло ощущение, будто я зажата в слишком тесной коробке, словно ошейник стал вдруг мал.
И мне было страшно, ведь я так долго искала место, где смогла бы остаться.
– Кстати, – продолжила Ронда, постукивая шариковой ручкой по блокноту, – ты уже решила, что будешь делать с отпуском?
– Думаю, просто останусь в городе, – ответила я, зная, что она спрашивает, чтобы убедиться, что я действительно его возьму. Хотя я и не хотела.
Она кивнула, и, судя по тому, как расслабились её плечи, облегчённо вздохнула.
– Хорошо, хорошо. В связи с переходным периодом, возможно, придётся быть на связи.
Я замерла.
– Переходным периодом?
– Да. – Она не смотрела на меня, аккуратно раскладывая ручки в подставке. – Как я уже говорила, Штраус разделяет мою должность на три: соредактор, директор по маркетингу и директор по связям с общественностью. Я номинирую тебя на директора по связям с общественностью, но он хочет провести внешний отбор. Что-то там насчёт здоровой конкуренции, – добавила она сухо.
– О. – Я кивнула. – Ну, это логично. Всего-то семь лет в компании.
Наконец она посмотрела на меня, и её лицо было напряжённым. Я знала этот взгляд – она злилась. Но не на меня.
– А ты – одна из самых талантливых людей, которых я встречала за последние годы. И я буду бороться за тебя до конца, Клементина, если это действительно то, чего ты хочешь.
– Конечно, хочу, – быстро сказала я, надеясь, что эти слова заглушат зуд под кожей. – Я этого хочу.
Ронда ухмыльнулась.
– Отлично. В этом я не сомневалась. Штраус может мечтать о ком-то другом, но в Strauss & Adder двое управляющих, и мой голос так же важен, как и его. – Она многозначительно посмотрела на меня. – Тебе просто нужно заполучить Джеймса Эштона.
– А, всего-то? – пробормотала я, стараясь не выдать паники. – Легкотня, как поймать Луну.
– Вперёд, к победе, – подбодрила она.
Я вернулась в свой крошечный кубик, где даже не могла по-человечески заорать в мягкую подушку для шеи, которую держала под столом на случай дневных передышек в кладовой. Я и так знала, что моя карьера и будущее издательства зависят от приобретения Джеймса Эштона. Напоминать мне об этом было необязательно.
Дыши, Клементина.
Если я хотела получить карьеру, к которой шла семь лет, мне нужно было это сделать.
Во что бы то ни стало.
Я разослала несколько писем, уточнила насчёт подкастов, а потом мои глаза невольно скользнули к акварелям, которые я нарисовала много лет назад. Они висели на пробковой доске рядом с монитором. Бруклинский мост. Пруд в Центральном парке. Ступени Акрополя. Тихий чайный сад в Осаке. Рыбацкий пирс.
Открытки из мест, где я побывала. И от человека, которым я была, когда их рисовала.
Это беспокойство под кожей вернулось, ещё сильнее, чем прежде.
Картина ледниковой стены с оттенками синего и фиолетового напоминала мне о том лете, когда мне исполнилось двадцать два – о Клементине времён Айвана, которая только что пережила разрыв с парнем. Я должна была предвидеть это, но не смогла, и после этого я была совершенно разбита. Я закончила университет, вернулась в родительский дом на Лонг-Айленде и просидела там всё лето, подавая резюме на вакансии в сфере музейного дела, даже не зная, хочу ли я туда.
Мы с моим парнем собирались отправиться в путешествие по Европе с рюкзаками, но, конечно, этого не случилось – он бросил меня и уехал работать в компанию в Сан-Франциско. Я уже почти вернула билеты, но тётя узнала об этом и не дала мне сделать такую глупость.
– Даже не думай! – заявила она по телефону.
Я лежала в своей комнате в доме родителей, уставившись в потолок, завешанный постерами бойз-бэндов из моего детства. Все мои вещи стояли в коробках в коридоре – за сутки я полностью перевезла их из квартиры бывшего.
– Мы поедем в это путешествие, – решительно сказала тётя.
Я резко села.
– Мы?
– Ты и я, моя дорогая!
– Но… я же не планировала ехать с тобой. Половина отелей забронирована на один номер, и…
– Жизнь редко идёт по плану. Важно научиться извлекать из этого выгоду, – рассудительно заметила она. – И не говори мне, что ты против того, чтобы спать спина к спине со своей старенькой тётушкой.
– Дело не в этом. Просто у тебя, наверное, есть другие планы. Та поездка, о которой ты говорила, на… Рапа-Нуи…
– Чепуха! Я могу отложить её. Давай поедем в Европу! – решительно заявила она. – Ты и я. Мы не путешествовали так с тех пор, как ты была в школе, помнишь? Давай, последний раз, ради старых добрых времён. Живём-то один раз!
И каким бы сильным ни было желание отказаться, противостоять тёте Аналии было невозможно. Я могла придумать любую отговорку, найти миллион причин остаться дома и утопать в жалости к самой себе, но всё это не имело бы значения. На следующее утро она уже стояла на пороге с чемоданами, в своём синем пальто, которое всегда надевала в поездки, в огромных солнцезащитных очках, а такси уже ждало нас у обочины, чтобы отвезти в аэропорт.
Она улыбнулась так широко и так лукаво, что моя сердечная боль внезапно сменилась чем-то другим – предвкушением. Томящей жаждой чего-то нового.
– Давай отправимся в приключение, моя дорогая, – объявила она.
И тогда я поняла, что жажда приключений была вшита в меня на уровне костей.
Я скучала по той девушке. Но сейчас чувствовала, как она постепенно возвращается. И мысль о чём-то новом больше не пугала меня так, как раньше. Чем дольше я сидела в этом маленьком кубике, тем больше задавалась вопросом: а ради чего, собственно, я работаю?
Я думала, что стремлюсь быть как Ронда – женщина, окружённая рамками с бестселлерами и наградами, абсолютно довольная своим положением. Я представляла себя на её месте, в её ярко-оранжевом кресле. Какая бы я тогда была? Мне пришлось бы вложить в это всю себя. Сколько бы я ни работала, Ронда трудилась ещё больше. Она всегда была на связи – для авторов, для агентов, для сотрудников. Она носила свою работу, как носила свои туфли Лабутен. Если я хотела достичь её уровня, мне предстояло делать то же самое. Сменить удобные балетки на каблуки, обзавестись парой строгих пиджаков, стать той, кого от меня ожидали…
Кем-то вроде Джеймса, наверное.
Я этого хотела. Верно?
Телефон завибрировал, и я мельком взглянула на сообщение от Дрю.
«Готово! Второе и окончательное предложение!! Отправьте мне хорошую энергетику,» – написала она, добавив эмодзи с молитвенными руками.
«Ты справишься, детка!» – ответила Фиона.
«Джеймс и его агент пригласили нас на закрытое открытие его нового ресторана в четверг. Переносим «Вино и нытьё» туда?" – спросила Дрю.
«Отличная идея,» – написала я, и Фиона поставила лайк.
Я выключила звук на телефоне и вернулась к работе. Теперь всё было не в моих руках. Кого бы ни выбрал Джеймс, он сделает свой выбор. Я уже ничего не могла изменить.
Всё должно было идти своим чередом – входить в мою жизнь и уходить из неё. Потому что ничто не остаётся навсегда. Ничего не остаётся.
Но кое-что может вернуться.
Я вспомнила о письме, снова взяла телефон и написала:
«Хотите пойти со мной отдать письмо?»
