Текст книги "Где мы начали (ЛП)"

Автор книги: Эшли Муньос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10

Уэс

17 лет

Я в последний раз подергал заднюю дверь, чтобы убедиться, что она заперта, прежде чем выключить свет.

Это было обязательной частью перед уходом, но даже если бы не было – я все равно проверил бы все дважды. Именно поэтому мой босс любил меня и давал любые смены, какие я просил.

Я устроился в местную автомастерскую «Кузов от Генри». Ничего особенного, но город доверял мистеру Генри свои машины, что поддерживало его бизнес на плаву. Два месяца назад, с приближением лета, я попросил вечерние смены, чтобы проводить больше времени с Калли, не вызывая подозрений у родителей. Они знали, что я обычно заканчиваю около девяти, но остаюсь допоздна, помогая с индивидуальными заказами. Они просто не знали, сколько времени это занимает. Тогда у меня еще была семья, которой было не все равно.

Мне же это было просто удобно – мой график совпадал с графиком Калли.

Я наконец подошел к боковой двери, собрал свои вещи и вышел. Опустив голову, я уткнулся в телефон, пока шел к своему пикапу. Летняя жара обжигала кожу, когда я открыл дверь и забросил внутрь ланч-бокс и запасную футболку.

Я улыбнулся, глядя на экран, – Калли прислала фото, как раздает мороженое на работе. Она устроилась на подработку в «Шейк-Шак»⁴ – единственное место в городе, открытое после девяти. Ее смена заканчивалась примерно через час, и у меня оставалось немного времени, чтобы привести себя в порядок перед встречей. Я быстро набрал ответ на ее сообщение:

Я: Мило, но мне кажется, или Трэвис пялится на твою задницу?

На фото ее длинные волосы были заплетены в две косы, которые обрамляли ее лицо выбившимися непослушными прядками от жары так, что захватывало дух. У нее были густые темные ресницы, ореховые глаза, подведенные черным, а губы блестели от той розовой дряни, которой она пользовалась, и которая пахла, как зефир. Ее джинсовые шорты были немного длиннее, чем те, которые она любила носить летом, а свободная майка открывала только бретельки спортивного бюстгальтера. Я понимал, почему парни пялились. Мне это просто чертовски не нравилось. Она была не просто красивой – она стала сногсшибательной, заставляя мужчин останавливаться и глазеть, даже если они были на свидании. В общем, это все время привлекало к ней нежелательное внимание и взгляды, черт возьми.

Калли: Да, твой разговор с ним ничего не дал. Думаю, тебе стоит приехать и повторить, на этот раз, возможно, с кулаками.

Она не представляла, как сложно было мне удержаться.

В детстве над ней часто издевались, парни заставляли ее чувствовать себя недостойной из-за ее семьи и обстоятельств, но это сделало ее жесткой, как гвоздь. Она не терпела никакого дерьма ни от кого, включая меня. Наши споры всегда заканчивались поцелуями или сексом, но никогда она не съеживалась и не отступала.

Свое семнадцатилетие я отметил, исследуя тело Калли. Каждый изгиб, каждую впадинку… в основном языком. Мы были в хижине ее отца, когда поцелуи стали неистовыми, и прежде чем мы осознали, что происходит, она уже умоляла меня о том, чего я до смерти жаждал сам. Мы подарили друг другу свой первый раз.

Так что, как бы отчаянно мне ни хотелось поехать туда и разобраться с этим ублюдком за то, что он пялился на задницу моей девушки, она вполне могла справиться с этим сама. К тому же, я хотел принять душ перед встречей и поговорить с мамой о ее планах. Мои братья съехали, но продолжали просить меня поговорить с ней. Родители явно не были вместе, но почему-то не разводились. Мы все волновались, какое будущее их ждет.

Я: Люблю тебя, малышка. Увидимся, как только ты освободишься, но мне надо заскочить домой.

Через несколько секунд снова пришло ее сообщение.

Калли: Ладно, сама с ним разберусь. Я тоже тебя люблю, скоро увидимся. И сегодня я выбираю фильм – никакого фантастического бреда.

Засунув телефон в карман, я быстро доехал до дома. В кухне горел свет, пробиваясь через зелено-белые занавески, которые мама повесила над раковиной, а это означало, что она была дома. Отношения между родителями достигли дна – он появлялся все реже, а она все чаще проводила время с тетей Стейси.

Все мои братья и сестры были уже достаточно взрослыми и не нуждались в постоянной опеке. Я был последним оставшимся парнем в доме, и мои сестры занимались своими делами, проводя почти все время у друзей. Честно говоря, это было дерьмово. Я скучал по своей семье. Казалось, что мы медленно разваливались на части, как старый дом. Со временем, кусочек за кусочком.

Иногда я думал, что было бы лучше, если бы все рухнуло разом, как от взрыва бомбы. Чтобы потом можно было начать заново.

Я вошел, бросил вещи на пол и стянул с себя запачканную маслом футболку, оставшись в майке.

– Мам?

В кухне за столом сидела темная фигура, но это была не мама.

– Саймон? – Я нахмурился, застыв с футболкой в руке.

Лидер мотоклуба «Каменные Всадники» сидел за столом на моей кухне, откинувшись на спинку стула и потягивая сладкий чай. Его волосы были собраны в неряшливый пучок, открывая сильную челюсть и глаза, которые были так похожи на глаза Калли.

Стул напротив отодвинулся от легкого толчка его ботинка.

– Присаживайся, Бальбоа.

«Бальбоа» – это дурацкое прозвище, которое он дал мне в пятнадцать, когда учил бить по груше. Предполагалось, что это в честь Рокки Бальбоа. Эти тренировки не закончились в тот день. Я приходил несколько раз в неделю, занимаясь с Киллианом, Саймоном, а потом с Хэмишем и Бруксом. Калли не знала, и мне не нравилось скрывать это от нее, но мой отец стал появляться в моей жизни все реже и реже, и я обнаружил, что мне нравится ее старик, мне нравятся его друзья, и мне нравятся уроки, которые они мне преподали. С годами он стал для меня наставником.

– Что происходит? – настороженно спросил я, присаживаясь.

Я бы спросил про маму или сестер, но, если Саймон вот так сидел здесь – это означало, что дома никого не было. Типично.

Он тяжело вздохнул, и покрутил в руке запотевшую чашку, прежде чем отпить из нее.

– Я никогда не хотел втягивать тебя в дела клуба. Мы никогда ничего не обсуждали при тебе, не делали ничего, что могло бы испортить ваши отношения с Калли. Я знаю, она ненавидит эту жизнь. Иногда она ненавидит даже меня из-за этого.

Я начал отрицательно качать головой – Калли ненавидела клуб, но не отца.

Саймон остановил меня взмахом руки.

– Все в порядке. Я знаю, как она ко мне относится. Пока Калли в безопасности, мне все равно. Честно, я жду не дождусь, когда она уедет из этого дерьмового городка и начнет жизнь, свободную от клуба.

Меня передернуло при мысли, что мне придется жить без дружбы с Киллианом, без историй Брукса, без Саймона. Если бы это зависело от меня, моя жизнь началась бы и закончилась здесь, с этой семьей, которую я обрел в клубе.

Мне пришлось отбросить эти мысли и сосредоточиться на том, что говорил Саймон. Что-то изменилось. Саймон был прав – он никогда не втягивал меня в дела клуба. Даже когда другие спрашивали, не стал ли я проспектом, не хочу ли научиться ездить на мотоцикле – он всегда обрывал эти разговоры. Если не было его, это делал Киллиан. Они оба старались, чтобы меня никогда не приводили в церковь и не подпускали к тем, кто мог бы выдать секреты, связанные с их собраниями. У меня скрутило живот, когда я ждал объяснений, что изменилось.

– Назревает война, и Калли уже достаточно взрослая, чтобы стать разменной монетой.

Я моргнул, пытаясь осмыслить то, что он сказал. Я не был настолько глуп, чтобы думать, что дочь президента клуба неприкосновенна. Я просто предполагал, что никогда не будет войны, в результате которой кто-то действительно пострадает. Я видел это дерьмо в телевизионных шоу, но мне казалось совершенно невозможным, что это когда-нибудь станет реальностью.

В моей голове все настолько перепуталось, что единственное осмысленное слово, которое я смог из себя выдавить, было:

– Кто?

Саймон ответил не задумываясь:

– «Рейдеры Смерти».

Его молчание затягивалось, задумчивый взгляд не отрывался от деревянного стола перед нами.

Я прочистил горло и попытался составить более связное предложение:

– Что изменилось?

Тяжелый вздох вырвался из груди Саймона, когда он отхлебнул чая и отставил чашку.

– Не могу обсуждать все это с тобой… просто знай, что это опасно.

Он отодвинул стул и встал. Я последовал его примеру.

– Я пришел сказать, что ты должен присматривать за Калли. Чтобы она была с тобой как можно чаще. Я знаю, что вы тайком бываете в хижине.

Я покраснел. Если бы он знал, чем мы там занимались, он бы прибил меня.

– Все в порядке. Я доверяю тебе, Уэс. Ты хороший парень, и я знаю, что любишь ее. Вот ключ. – Он протянул ключ от хижины. – Переезжайте туда. Я понятия не имею, что, черт возьми, происходит с твоими родителями, но я прошу тебя переехать. Говори ей что угодно, но держи подальше от главного дома. Пока она на работе, за ней следят, но ты должен быть начеку. И еще…

Он встал прямо передо мной и, глядя мне в глаза, протянул никелированный пистолет.

Время от времени я охотился с отцом и дедом, но мы использовали ружья. В пистолетах я не разбирался. Тем не менее, я взял его.

– Ты научишься им пользоваться. Я хотел оградить тебя от этого дерьма, но ты – мой лучший шанс защитить дочь. Ты согласен?

Я сунул пистолет за пояс джинсов и кивнул. На лбу выступил пот, но я надеялся, что он не заметит. Я хотел, чтобы он мог на меня положиться.

Когда я уже собирался пожать ему руку, зазвонил телефон.

На экране высветилось имя Калли.

Саймон перевел взгляд на телефон и улыбнулся.

– Теперь она в твоих руках, сынок. Береги ее.

– Значит мой папа просто… отдал тебе ключ, и ты переезжаешь? – голос Калли звучал скептически.

Я пожал плечами, отпирая дверь хижины.

– Я буду платить за аренду. Наверное, он хотел сдать ее, раз сам редко здесь появляется.

Она вошла следом. Внутри было темно, но выключатель был слева, прямо под рукой. Я щелкнул, и мягкий свет залил скромное пространство. Хижина Саймона была небольшой – диванчик у камина, кресло-качалка, поленница. Кухня соединялась с гостиной – она была крошечной, в ней с трудом можно было развернуться. Холодильник величиной примерно с Калли стоял рядом с небольшим кухонным столом, плитой и неглубокой раковиной на три-четыре тарелки.

С другой стороны от раковины располагался обеденный стол на двоих, чуть дальше была дверь в комнату с двуспальной кроватью и ванная, где унитаз втиснулся между душем и простой раковиной. Все здесь было миниатюрным, но это казалось раем по сравнению с жизнью в пустом доме.

Калли со вздохом опустила свои вещи на стол.

– То есть папа знает, что я буду жить здесь с тобой?

Я наклонился, чтобы подбросить несколько поленьев в печь, прежде чем оглянуться через плечо:

– Ты всегда можешь спросить его сама.

Ее отношения с отцом были сложными. Она то жаждала его внимания и даже пыталась влиться в клуб, то яростно отвергала все связанное с ним. Было немного сложно за всем этим следить, но в глубине души я знал, что все вращается вокруг их отношений.

Она рассмеялась, направляясь к кухне. Я понятия не имел, что хранилось в холодильнике или кухонных шкафчиках. В прошлый наш визит мы несколько часов трахались до изнеможения, а затем отключились.

– Думаю, должно получиться. Тебе почти восемнадцать, ты уже выпустился…

Она говорила так, будто все еще пыталась осознать ситуацию, что немного шокировало меня. В детстве у нее никогда не было четких правил. Отец заботился о ней, но редко знал, где его дочь и чем она занимается. Мои родители всегда спрашивали, где я, как долго меня не будет и с кем я, и хотя раньше это раздражало, когда стал старше, я смог оценить границы, которые это устанавливало.

– И у тебя есть работа, – добавил я к ее списку причин, по которым мы могли бы жить здесь.

Я отошел от огня, который теперь пылал в дровяной печи, и, посадив на столешницу, встал между ее бедер.

– Это не то место, где я хотел бы, чтобы ты использовала наш ключ… но я не против просыпаться рядом с тобой каждый день. Или почти каждый… как тебе удобно. Ты всегда можешь вернуться домой, но здесь тоже неплохо.

Она обвила руками мою шею, розовые губы приоткрылись в ослепительной белозубой улыбке. Я никогда не говорил ей, но ее улыбка лишала меня дыхания. Обнимать ее было моей единственной мечтой на данный момент – и да, я понимаю, что это звучало чертовски жалко, но с тех пор, как мы встретились, я не представлял, что может сравниться с ней.

– А чем мы будем заниматься по утрам? Мы будем из тех пар, что просто встают с кровати, или…

Я прервал ее, наклонив назад и задрав футболку.

Мой язык прошелся по ее пупку и опустился ниже, к тому месту, где застегивались шорты. Я потянул за медный язычок, а затем расстегнул молнию, прежде чем ответить:

– Мы никогда не будем такой парой, Калли.

Мои пальцы обхватили ее бедра и потянули джинсовые шорты вниз, пока она не осталась в одних голубых стрингах.

Она наблюдала, как мой нос скользнул по ее киске, втягивая ее аромат. Когда я впервые раздвинул языком ее пухлые половые губки, она стеснялась, но черт возьми, она не понимала, что это со мной делало. Мой член в джинсах уже был каменным, когда я поцеловал внутреннюю сторону ее бедра.

– А какой парой мы будем? – ее голос дрожал от возбуждения.

Я оттянул ее трусики в сторону и выругался.

Она блестела, ее киска была мокрой и готовой для меня.

– Не знаю, как ты, но я планирую начинать каждое утро вот так – уткнувшись носом в твою киску. – Я снова вдохнул ее запах. Черт побери.

Я медленно провел языком по всей длине, не раздвигая губки.

– Каждое утро я буду зарываться в тебя, пока ты не закричишь.

Я поцеловал ее холмик, затем скользнул языком вниз и медленно провел им по клитору, заставив ее застонать. Теперь она обожала, когда я зарывался у нее между ног.

Поначалу ей было непривычно, как и мне – чувствовать ее рот на себе. Потребовалось некоторое время, но мы учились. Я работал над выдержкой, чтобы не кончать через пять секунд после того, как она начинала. В основном я наслаждался ее звуками и страстными стонами, собирая их, как гребаный дракон свои сокровища.

– А потом? – спросила она срывающимся голосом, когда ее пальцы вцепились в мои волосы.

Я обвел языком клитор и пососал, заставив ее вскрикнуть.

– Потом вот так, – пробормотал я, вводя два пальца внутрь ее киски. Мой большой палец нашел ее клитор, и я начал трахать ее пальцами, наблюдая, как она тает под моими прикосновениями. Я знал, что если буду двигать запястьем достаточно быстро, то смогу заставить ее намочить столешницу, но тогда она станет слишком чувствительной для моего члена. Поэтому я замедлился, продолжая давить на клитор.

– А если я захочу большего? – спросила она, раздвигая бедра шире. – Если я захочу твой член каждое утро, Уэс? Если я стану одержима тобой, буду отчаянно желать, чтобы ты трахал меня каждое утро?

Черт, что она делала со мной своими словами.

– Тогда ты получишь именно это, – пообещал я, прежде чем снова опуститься вниз и довести ее до оргазма.

Ее пятки впивались в мою спину, пока я сосал и облизывал ее, пальцы дергали за волосы, но через пару минут она уже трахала мое лицо, совершенно не сдерживаясь, двигала бедрами и выкрикивала мое имя, осыпая проклятиями.

Я нежно поцеловал ее живот и улыбнулся.

– Готова идти спать?

То, как она улыбнулась мне в ответ, запомнилось мне навсегда – розовые, пухлые губы, белые зубы, загорелая кожа и темные волосы, растрепанные после того, как она позволила мне прикоснуться к ней.

– Никогда в жизни не была так готова.

Мы рассмеялись, когда я поднял ее и понес в спальню. Нашу спальню.

– Сначала давай сделаем кое-что! – взволнованно воскликнула она. Я выпустил ее из рук, и она подбежала к своей сумочке, ее попка соблазнительно покачивалась в стрингах, пока она что-то искала.

– Давай повесим это на удачу. – Она достала ключ, который я подарил ей два года назад, заставив мое сердце замереть.

– Ты носишь его с собой?

Она рассмеялась, прижав металл к губам.

– Если бы я могла набить его себе на кожу и носить как постоянное напоминание о том, что однажды мы поженимся и у нас будет счастливая семья, я бы сделала это, Уэс. Пока он просто висит на моем кольце для ключей.

Я подошел ближе, чувствуя, как в груди все сжимается. В носу щипало, и это было чертовски странное ощущение. Как можно любить кого-то так сильно?

– Куда ты хочешь его повесить? – я бережно взял ключ из ее пальцев.

От ее сияющей улыбки у меня подкосились колени.

– Над камином. Вон там, где картина. Повесь ключ на гвоздь, и верни ее на место. Так только мы будем знать о нем.

Улыбаясь, я сделал, как она просила. Как только картина вернулась на место, Калли уже была на мне – руки обвились вокруг шеи, губы прижались к моим, ноги сжимали талию.

В ту ночь мы так и не добрались до кровати. Закончили на диване, и после нескольких раундов я просто прижал ее к груди и обнял изо всех сил.

Я вспомнил разговор с ее отцом, но потом решил выбросить его из головы.

Это была моя первая ошибка.

Глава 11

Калли

Было раннее утро.

Солнце едва поднялось над горным хребтом, окружающим долину, когда я сидела на крыльце, потягивая кофе. Поверх пижамных шорт на мне был свитер огромного размера. Свитер прикрывал бедра, но здесь все равно не было никого, кто мог бы увидеть мою задницу, если бы я наклонилась. Ночь в хижине оказалась такой раздражающей и изматывающей, как я и предполагала.

После того как мы с Лорой прибрались, мы отправились в город за продуктами. Как только мы подошли к забору, нас встретил член клуба и сопроводил в город. Лору это раздражало, но мне было уже все равно. Я выросла под присмотром членов клуба, которые ходили за мной по пятам, так что я просто постаралась забыть об этом. Вернувшись, мы начали выпивать. Мы пытались найти положительные стороны в этой поездке, но Лора быстро отключилась на диване, оставив меня наедине с хижиной, полной воспоминаний.

Желание проверить, висит ли ключ по-прежнему за картиной, стало невыносимым. Я не знала, почему решила, что он все еще там, или почему предположила, что Уэс не выбросил его, когда съезжал. Мне следовало просто взять его с собой, когда уезжала, но я была слишком гордой и чертовски злой. Как и ожидалось, когда я сдвинула старую картину в сторону, на стене остались только очертания висевшего там когда-то ключа. Я проверила каминную полку, чтобы убедиться, не упал ли он или не застрял где-то в щели, но его не было.

Теперь, на рассвете, я чувствовала себя глупо и испытывала раздражение. Почему я позволяла воспоминаниям об Уэсе определять мою связь с этим местом? Оно всегда принадлежало мне и моему отцу, прежде чем стало чем-то для нас с Уэсом. Я сделала еще глоток кофе, позволяя себе проникнуться этим местом. Когда я была маленькой, отец привозил меня сюда, чтобы пожить на природе. Это продолжалось лет до четырнадцати, но в детстве это казалось волшебством. Он снимал свой кожаный жилет и становился просто моим папой. Не президентом, не кем-то еще. Он был только моим. Мы проводили выходные, поедая хот-доги, рассказывая истории и закапывая «сокровища». Интересно, осталось ли что-то из них на участке.

Отставив кружку, я пошла за дом и начала ковырять землю носком ботинка. Прошли годы с тех пор, как я последний раз осматривала эту часть участка, так что я даже не знала, с чего начать. Даже когда недолго жила здесь с Уэсом, я не выходила искать «сокровища», кроме той единственной ночи. Но я даже не могла вспомнить, где мы закопали ту банку, или почему воспоминания об этом моменте с отцом были такими болезненными. Печаль переполняла мою грудь, заставляя ее ныть.

Воспоминания о том, как он помог мне пережить один из самых тяжелых периодов в жизни с помощью наших закопанных «сокровищ», всегда были тем, что помогало мне в жизни. Теперь мой отец ушел навсегда. Не будет примирительных разговоров. Не будет рокота его мотоцикла, которого я так ждала, пока жила в своей квартире в Вашингтоне. Не будет медвежьих объятий, в которых я снова чувствовала себя в безопасности. Ничего этого больше не повторится, и, несмотря на всю мою браваду на похоронах, горе, как острый нож, вонзалось мне в грудь, угрожая разорвать на части.

Сдавленное, болезненное рыдание застряло у меня в горле, пока я ковырялась в земле.

Стеклянные банки, которые мы использовали, были закопаны неглубоко, и ландшафт, кажется, не сильно изменился. Так что они должны быть где-то здесь, не казалось проблемой найти их.

Когда земля расплылась перед глазами, а по щеке скатилась слеза, я поняла, что задача может оказаться сложнее, чем я думала. Солнце поднялось над холмами, залило долину и меня золотым светом. Я всхлипнула, позволяя слезам течь свободно, и закрыла глаза. Может, мне было это нужно.

Выплакаться, выплеснуть всю боль.

Черт, мне была нужна терапия. Роскошь, которую я не могла себе позволить, но если копить или питаться только дома, я смогла бы скопить. Я действительно нуждалась в помощи, потому что мне было чертовски больно. В конце концов я опустилась на землю, обхватив колени руками, пока вокруг зарождался новый день. Солнечное тепло уже согрело свитер и почти высушило слезы, когда я услышала шаги.

Я резко подняла голову, взгляд упал на высокую фигуру футах в пятидесяти от меня. Здесь, в свете раннего утра, Уэс выглядел как падший ангел. Убийственно красивый, с выражением решимости и гнева, высекающим резкие линии и тени на его чертах.

Я прищурила глаза, по щекам все еще катились слезы. Он был последним человеком, кого я хотела сейчас видеть.

– Чего тебе? – крикнула я.

Должно быть, я выглядела нелепо, сидя среди сорняков и сухой травы, с грязью на заднице из-за задравшихся шорт.

Он подошел ближе, его лицо было совершенно непроницаемо. В нем не осталось ни капли тепла, и то, что когда-то было, давно исчезло.

Солнце создавало эффект ореола вокруг его головы, когда он приближался, пока, наконец, его мотоциклетные ботинки не замерли в грязи у моих ног, и он не присел на корточки, настороженно глядя на меня.

– Мне нужно письмо, которое оставил твой отец.

Его голос звучал четко и глубоко, как холодная река в глубине пещеры. Эти знакомые глаза, прищурившись, смотрели на меня, когда я сидела на земле, а по щекам у меня текли слезы. Чтобы успокоиться, я вонзила ногти в землю и сделала глубокий вдох.

– Что, никакого «Доброе утро, Ривер»? – я наклонила голову, дразня его прозвищем, которое он использовал вчера. Уэс любил будить меня и тащить на улицу встречать рассвет. Он сажал меня к себе на колени, обнимал, и мы сидели там, наблюдая, как начинается новый день.

Глядя на меня, Уэс не вздрогнул и не пошевелился в ответ на мои слова.

– Письмо, Калли. Я серьезно.

Тихо вздохнув, я провела ногтями по земле, будто снова стала ребенком.

– Какое письмо?

Я знала, что он имел в виду то, что пришло от адвокатов, но мне нужно было время, чтобы придумать, как выкрутиться. Вчера Уэс был холоден, почти жесток. Пришлось признать, что безумной, одержимой любви всей моей жизни семилетней давности больше не существовало, а на ее месте был жестокий лидер мотоклуба.

Выражение его лица оставалось расчетливым, взгляд пригвоздил меня к месту. Только то, что он опустил глаза на мои губы, выдавало, что за его грудью все еще билось сердце.

– То, о котором говорилось в завещании. Это важно. Мне нужно знать, что он тебе написал.

Запрокинув голову, я улыбнулась с фальшивой бравадой.

– Он велел мне продать клуб, Уэс. Весь. Каждый клочок. – Я подняла руку и позволила горсти земли просыпаться сквозь пальцы.

Уэс проследил за моим движением, губы сжались в тонкую линию. Для него это не было смешным. Я отряхнула руки и собралась встать, но Уэс двинулся одновременно со мной.

Опершись на руку, он навис надо мной, почти прижав к земле. Воздух вырвался из легких от такой близости. Его грудь касалась моей, колено втиснулось между моих бедер, а его лицо...

Черт, его лицо выражало в равной степени угрозу и веселье.

– Это не шутка, Калли. На кону жизни. А теперь скажи мне, где письмо? – Его дыхание коснулось моего лица, и какого черта от него до сих пор пахло мятой?

Собрав все силы, что у меня были, я сверлила его взглядом. Наши лица были в дюймах друг от друга, одна его рука за мной, другая скользнула к талии, и я чувствовала тепло его ладони, ласкающей открытую кожу в том месте, где задрался мой свитер.

Где-то в глубине моей груди, в дальнем уголке сердца, тлела крошечная искра, разгорающаяся жаждой мести. Маска кротости, которую я носила, чтобы на меня никто не обращал внимания, спа́ла, в моей груди бушевала буря.

– Почему ты решил, что можешь так со мной обращаться? – Мой голос дрожал.

Я хотела, чтобы он убрался из моего пространства и оказался как можно дальше. Находясь так близко, я чувствовала тлеющие угли того, что было между нами раньше, и это только обнажало, как сильно он ранил меня.

Выражение Уэса на мгновение сменилось любопытством, взгляд скользнул по моему лицу, будто он не понимал, о чем я.

– Я обращаюсь с тобой так же, как ты со мной, – ответил он спокойным, тихим голосом.

– Это неправда! – я попыталась толкнуть его в плечо, но он только приблизился.

– Мне не до вежливости, Калли. Речь идет о жизни и смерти. Я не играю здесь ни в какие гребаные игры. Мне нужно увидеть это письмо, и мне плевать, считаешь ли ты меня грубым.

В носу начало жечь, а это означало, что слезы уже совсем близко. Какого черта он испытывает меня прямо сейчас? Я снова толкнула его, и на этот раз из его груди вырвалось тихое рычание.

– Я отступлю, как только ты скажешь, где письмо.

Я откинулась назад, расстроенная и раздражающе возбужденная.

– Иди к черту, Уэс. Я ничего тебе не дам, особенно когда ты так со мной обращаешься.

Его губы скользнули по моей челюсти к мочке уха. Горячее дыхание обожгло кожу, и даже под ласковым солнцем от его прикосновения по коже побежали мурашки.

– Как ты хочешь, чтобы с тобой обращались, Калли? Как с жертвой, которой ты пытаешься казаться? – Его рука на талии скользнула под свитер, горячие пальцы прошлись по спине к позвоночнику. Его губы остановились у моего уха, когда он продолжил шептать. – Или хочешь, чтобы с тобой обращались как с принцессой, которой ты всегда была? Все в клубе твоего отца обожали тебя, но ты была слишком слепа, чтобы видеть это?

О чем он говорил?

– Или, – его зубы впились в мочку моего уха, а рука опустилась на задницу и скользнула под шорты, – ты хочешь, чтобы с тобой обращались как с грязной шлюхой, чтобы я вытрахал из тебя ответы?

Вздох вырвался из моей груди, когда он лизнул то место, где только что были зубы. Спустившись по челюсти, он начал посасывать мою шею.

О черт. Это было слишком приятно.

Я зажмурилась, пытаясь сосредоточиться. Уэс играл со мной, словно я была безмозглой идиоткой. Ему нужно мое письмо, а мне – моя собственность. У нас не было будущего, но от его слов все равно было больно.

Жертва. Принцесса.

Гнев всколыхнулся в груди, я дернула бедрами и закричала:

– Отстань от меня!

Он мгновенно поднялся, отстраняясь от меня. Растерянность, затем беспокойство промелькнули на его лице, когда он осмотрел мое тело в поисках причины, по которой я закричала. Как будто он причинил мне физическую боль.

Как будто ему было не все равно.

Я с трудом поднялась на ноги, отряхиваясь и отворачиваясь от него.

– Не подходи ко мне, Уэс. Я серьезно. Я не гребаная игрушка. Я не...

Я даже не могла сформулировать, что хочу сказать, из-за того, как сильно колотилось мое сердце в груди, и как меня ранили его слова. Почему ему было так легко притворяться, будто между нами ничего не было?

Внезапно я обернулась, мне захотелось крикнуть ему об этом, потому что во мне накопилось столько яда, что мне нужно было выплеснуть его.

– Что я тебе сделала, чтобы ты так меня возненавидел?

Мой голос сорвался, по щекам текли злые слезы.

Теперь он стоял, его джинсы были все в грязи. Сильная челюсть снова напряглась, когда он уставился в землю.

Я продолжила кричать:

– Я любила тебя, Уэс! Я была так влюблена, а потом ты изменился. В одночасье стал другим человеком. Потеряв тебя... я почувствовала...

– Что ты почувствовала? – он шагнул вперед, резко обрывая меня. – Ты почувствовала себя беспомощной? Лишенной выбора? Как будто тебе пришлось вырвать собственное сердце? – От того, как дрожал его голос, от решительного, но потерянного выражения его глаз у меня перехватило дыхание.

О чем он говорил?

Золотисто-карие глаза изучали мое лицо, будто он пытался что-то сказать, но мое сердце колотилось так сильно, что я не могла ничего разглядеть. Я не могла заглянуть дальше этой ситуации, чтобы вернуться и проанализировать, что произошло в прошлом. Хотя, по сути, я просила его сделать то же самое.

Покачав головой, я отступила, но он шагнул вперед и схватил мою руку.

– Я принял решение, Калли, и из-за этого ты ушла от меня. Что ты хотела, чтобы я сделал?

Глаза расширились, а по щекам потекли слезы, которые я больше не сдерживала.

– Я хотела, чтобы ты выбрал меня, Уэс. Мне нужно было, чтобы ты был не таким, как мой отец.

Он крепко сжал челюсти, отпуская мою руку.

– Ну, в какой-то момент стало важно не только то, чего хотела ты. Я хотел тебя, а ты хотела уйти. Твой отец стал моей семьей. Брукс, Киллиан, Хэмиш... они тоже стали моей семьей.

Я снова толкнула его в плечо, ненавидя ярость, пылавшую во мне.

– Что, твоей гребаной идеальной семьи было недостаточно, тебе нужна была еще и моя?

Схватив меня за запястье, он сверлил меня взглядом.

– Да. Я хотел и твою тоже, Ривер. Я хотел всю тебя, все, к чему ты прикасалась, воздух, которым ты дышала, грязь под твоими ногтями. Я хотел все. Ты знала, что у меня не было выбора после той ночи, но все равно наказала меня.

Я не наказывала его. Он... воспоминания о времени нашего расставания возвращались обрывками. Он вступил в клуб примерно тогда же, когда меня похитили. Я вернулась, и все было как в тумане, но я смирилась с тем, что он присоединился. Целый год я была рядом, пока они втягивали его во все это клубное дерьмо, пока он посещал их церковные собрания и медленно ускользал от меня. Я держалась, сколько могла, пока не заметила, что моя жизнь зацикливается, и не смогла вынести мысли, что мои дети будут расти так же.

– Все, что я помню, Уэс, это то, что ты выбрал жизнь, о которой не имел никакого понятия, и предпочел ее мне, фактически разбив мое сердце, – прошептала я. – Но это уже неважно.

Семь лет развели нас в разные стороны. Так что нет. Это действительно не имело значения, потому что мы не могли вернуться в прошлое и что-то исправить.

– Я не мог уйти, Кал. Я дал клятву.

Его высокомерный тон обвился вокруг меня, как веревка, обжигая и возвращая мои воспоминания.