Текст книги "Где мы начали (ЛП)"
Автор книги: Эшли Муньос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Все взгляды упали на конверт. Я потянулась вперед, чтобы взять его, пока Уэсу в голову не пришли какие-нибудь идеи.
– Ну, вот и все. Уэс, у тебя есть все необходимое. Здесь пароли от банковских счетов и список активов. Калли, в ближайшие недели право собственности на участок будет переоформлено на тебя.
Уэс наклонился вперед, сверля Эрла суровым взглядом.
– В том доме живут люди. У них есть право остаться. Что мне нужно сделать, чтобы помешать ей продать его?
Эрл посмотрел на меня, словно прося о помощи, будто ждал, что я начну заверять их, что никого не выгоню из дома.
Я и сама не знала, что буду делать, но мысль о том, чтобы владеть чем-то, что будет принадлежать только мне, была так заманчива, что я могла бы выгнать всех, кто там живет. Когда я промолчала, Эрл тяжело вздохнул.
– К тому времени, как она получит право собственности и дом действительно будет выставлен на продажу, жильцам придется найти новое место. Даже если нет, ей достаточно отправить им заказное письмо с уведомлением за девяносто дней. Бороться с продажей бессмысленно. Лучше сами выкупите у нее дом.
Я увидела, как челюсть Уэса нервно сжалась.
Он был в ярости от таких новостей, и меня дико радовало, что мужчина, который когда-то заявил, что жалел меня, теперь сам нуждался в жалости. Он, наверное, понимал, что я ни за что не продам ему дом, даже если он предложит втрое больше.
Я встала и протянула руку Эрлу.
– Спасибо, что уделили мне время. Где нужно подписать? Мне пора возвращаться в Вашингтон.
Эрл протянул мне папку, и пока Уэс спорил с ним, пытаясь найти лазейку, я подписала все документы.
Когда я закончила, он вручил мне конверт с парой золотистых ключей. Папа, должно быть, оставил их вместе с письмом. Мое сердце наполнилось эмоциями. Мой отец был отстраненным и эмоционально черствым, но щедрым. Он оставил мне самое ценное, что у него было, и я не понимала, зачем он это сделал, если я могла просто сжечь его дотла, разделить землю на участки, продать их и купить себе жилье в Вашингтоне.
Я протиснулась сквозь стеклянную дверь с грацией слона в посудной лавке, и быстро спустилась по ступенькам. Я уже обходила капот машины, когда Уэс вылетел из здания, его карие глаза метались по парковке. Сначала он посмотрел на свой мотоцикл, затем на меня.
Неужели он думал, что я что-то сделаю с его драгоценным байком?
Может, стоило.
Брелок от машины болтался где-то в сумке, поэтому я сладко улыбнулась и приложила палец к ручке двери, ожидая, что замок откроется, как обычно. Ничего не произошло.
Я опустила взгляд на ручку, снова нажала большим пальцем, и ничего. Паника сдавила грудь, и я начала рыться в сумке.
Уэс не терял времени. Его длинные ноги быстро сократили расстояние между офисом Эрла и моей машиной. Я подняла глаза и увидела, что его лицо представляет собой кипящую от злости смесь жестких линий и яростных углов.
– Уэс. Не надо, – предупредила я, одной рукой копаясь в сумке, другой сжимая письмо.
Но он уже был передо мной. Его высокая фигура почти поглотила меня, широкая грудь и сильные руки – все, что я видела, когда он приблизился. Затем его правая рука потянулась к моему сжатому кулаку, и я едва сдержала крик, когда его пальцы попытались разжать мои.
Я не была готова к этому контакту.
Его тепло, его запах... его прикосновение. Я даже не осознавала, что закрыла глаза, пока его грубый голос не коснулся моего уха.
– Ты не можешь просто появиться и начать читать его письма. Не после того, как игнорировала их в течение последних трех лет.
Шок заставил мои глаза распахнуться, а хватку – ослабнуть.
– О чем ты? Отец никогда не писал мне. – Он не звонил, он не делал ничего, чтобы связаться со мной и наладить отношения.
Уэс фыркнул, и я почувствовала восхитительный аромат кожи и кедра, а также чего-то еще, раздражающе притягательного. Его тело было почти прижато ко мне, грудь вздымалась, а глаза изучали конверт, который он отобрал у меня.
Он пробежался взглядом по письму, затем снова посмотрел на меня, будто я отвлекала его. С такого близкого расстояния казалось, что мы вернулись в прошлое. Он был моей первой любовью. Когда-то он был моим защитником, моим спасителем... а потом разрушил меня.
– Он отправлял тебе письмо раз в месяц последние три года. Я знаю, потому что сам относил их на почту.
Мои брови поползли вверх, когда я попыталась понять, что он говорит. Мне следовало промолчать, но мысли неслись слишком быстро, поэтому я высказала свое замешательство вслух.
– Единственные письма, которые я получала, были от тебя, и я ни одно не открыла.
Его глаза прищурились, а губы искривились в усмешке.
– Ты действительно думала, что они от меня? Может, он указал мое имя и адрес, но они были от него. Мне нечего было тебе сказать.
Боль обвила меня, как ядовитая лоза, сжимая внутренности. Почему оказалось так важно, что письма были не от него? Я хотела огрызнуться насчет того письма, которое он отправил мне сразу после расставания, и что тогда ему нашлось что сказать, но, учитывая, что это письмо ранило меня в самое сердце, мне не хотелось привлекать к этому внимание.
Что должно иметь значение, так это то, что у меня дома в верхнем ящике стола лежала пачка непрочитанных писем от моего отца. Может, в них был шанс на какое-то примирение.
Я прислонилась спиной к машине, и не сводила глаз с письма в его руке. Моего письма.
Я выхватила его так быстро, как только смогла, и попыталась ускользнуть. Я понятия не имела, что мне с ним делать, но мой чертов замок без ключа не открывался, а мне нужно было убрать письмо подальше.
Поэтому, как взрослая и зрелая личность, я сунула его в лифчик.
Уэс наблюдал за этим, прищурившись и стиснув зубы. Меня жутко раздражало, как хорошо выглядели его волосы.
– Думаешь, я не засуну руку между твоих сисек, чтобы достать его? – Он шагнул ближе, глаза светились темным блеском. – Ты, видимо, забыла, как они мне нравились, Калли. Будет чертовски приятно обыскать тебя.
Почему у меня пересохло во рту? Мое гребаное сердце что, остановилось? Он играл со мной, пытался залезть в голову. Я отступила на два шага и взяла себя в руки.
– Это мое письмо, и единственная причина, по которой я не трогала предыдущие, – я думала, что они от тебя. Теперь, когда знаю правду, я прочту их, как и это. – Я подняла письмо и слегка потрясла им.
Лицо Уэса изменилось, будто солнце пробилось сквозь тучи. Губы сложились в хитрую ухмылку, он скрестил руки на груди.
– Почему ты их сохранила? – Он шагнул ближе, ухмылка стала зловещей. – А еще лучше – почему хранила, но не читала? Почему просто не выбросила?
Как мне выкрутиться?
– Отвали, Уэс. Я тебе ничего не должна.
Его лицо слегка помрачнело, челюсти сжались, и он опустил глаза.
– Калли, ты не можешь забрать клуб. Твой отец не хотел бы этого.
Почему было так больно слышать от него, чего хотел бы мой отец?
Мне нужно было уйти и взять себя в руки, потому что ком подкатывал к горлу. Мой отец отверг меня. Уэс выбрал не меня. Теперь казалось, что они оба издевались надо мной.
– Почему тебя это вообще волнует? И почему ты остался в клубе, тем более стал президентом? Я думала, ты поступишь в колледж или откроешь свою мастерскую.
Я не ожидала ответа, но он удивил меня:
– Я сделал и то, и другое. Просто еще остался в клубе.
Прошло несколько секунд тишины, звуки, доносившиеся с пристани и реки, эхом отдавались вокруг нас, солнце поднималось все выше в небе. Его ответ ударил меня в грудь, как бетонная плита. Он сделал все это. Колледж, мастерская... у него была жизнь, о которой он всегда говорил, но был и клуб. Он выбрал клуб и эту жизнь вместо меня. Боль семилетней давности вспыхнула с новой силой, и я попыталась успокоиться.
– Просто отпусти меня, Уэс. Ты же помнишь, как это делается, да? Ты просто позволяешь мне уйти. Я поняла... дело не во мне, а в твоем дурацком клубе. Я не знаю, что буду делать, но, если ты не дашь мне двух секунд, чтобы собраться с мыслями и прочитать это письмо, я сделаю что-нибудь безумное, например, найму бульдозер, чтобы сравнять это место с землей.
Он, казалось, обдумывал это, но затем отступил, слегка покачав головой.
Мои плечи расслабились, и я направилась к машине, как раз, когда Уэс оседлал свой мотоцикл.
Прежде чем завести двигатель, я спросила последнее:
– Уэс, почему этим утром у моего мотеля был «Рейдер Смерти»?
Его пальцы замерли над стартером. Глаза цвета виски поднялись и уставились на меня, будто у меня выросла вторая голова. Я нервно переступила с ноги на ногу и передвинула камешек на асфальте, ожидая ответа. Я уехала из этого места, но некоторые вещи навсегда остались со мной. Я хотела убедиться, что Роуз-Ридж все еще в безопасности. Была причина, по которой «Рейдеры Смерти» не появлялись здесь. Роуз-Ридж был территорией «Каменных Всадников» ... особенно после того, что случилось восемь лет назад.
– Ты видела одного из них сегодня утром? – спросил Уэс.
То, что он не знал, заставило мой желудок сжаться. Если папы не было, значит, Уэс теперь главный, а значит, он следит за тем, чтобы город был в безопасности от них.
Я кивнула, крепко сжимая брелок и наблюдая за ним.
– Когда я выходила из номера, он появился из соседнего.
Уэс выругался, глядя в сторону.
– Он что-то сказал тебе?
Мне стоило соврать. Дрожь в животе подсказывала это. Мне стоило сделать вид, что я никого не видела, и уехать. Забрать свою собственность и свалить. Но я имела дело с «Рейдерами Смерти», и если они общались с его людьми, он должен был знать.
– Не думаю. Он предложил прокатиться, но, если бы узнал меня, вряд ли бы спросил.
Когда он не ответил, я шагнула ближе.
– Что происходит, Уэс?
Он колебался, челюсть двигалась, будто он жевал стекло, затем мой бывший выдохнул и провел рукой по волосам.
– Тебе не нужно знать. Просто возвращайся в Вашингтон. Это было... – Он опустил подбородок и пробормотал ругательство. – Просто возвращайся к своей жизни.
– Я вернусь, как только получу свое. Теперь это моя собственность и мой дом. Я заберу его.
Выражение его лица стало суровым. Он покрутил в пальцах ключ от мотоцикла, прежде чем снова смерить меня взглядом.
– Если сунешься в клуб, нарвешься на войну, принцесса.
Я не хотела показывать, что уже боюсь вляпаться в разборки за влияние. Но, черт возьми, я не позволю этому помешать получить то, что мне причитается.
– Если ты забыл, я выросла в этой жизни, Уэс. Ты меня не пугаешь.
Он пугал меня до жути.
Он не сводил с меня глаз, пока заводил двигатель, что было его способом закончить разговор. Когда он начал задним ходом выезжать с парковки, я наконец нырнула в свою машину.
Затем я прерывисто вздохнула и подавила желание закричать.
Глава 4
Уэс
10 лет
– Научись проигрывать, – поддразнил Дастин, собирая фишки с игрового поля.
Мой брат выигрывал, потому что жульничал, и, хотя я знал об этом, меня это не беспокоило.
Я ждал.
Был субботний вечер, и нам давно пора было ложиться спать.
Но я думал только о своем домике на дереве.
Прошлым летом Калли каждую субботу пробиралась ко мне. Чаще всего я выходил поздороваться. Иногда оставался, но обычно просто приносил бутерброд и оставлял ее одну. Не хотел, чтобы ей было неловко. Она перестала приходить, как только наступили холода – это случилось незадолго до Хэллоуина.
С тех пор она не появлялась.
Шел учебный год, наступила зима. Потом весна, и вот снова лето.
Сегодня музыка с дороги доносилась через открытые окна, смешиваясь со смехом и ревом моторов. Моя семья научилась это игнорировать, но для меня это был гимн, зов выйти и проверить, не пришла ли моя подруга.
– Я просто устал, – сказал я, отодвигаясь от стола. Я врал, но готов был на все, чтобы он отстал. – Предложи Джейку сыграть.
Дастин встал и потянулся. Ему было тринадцать – на три года больше, чем мне, и на два меньше, чем Джейку.
– Не, я хочу посмотреть телевизор, раз уж родители спят.
Наши родители были строгими и набожными. Мы хватались за любую возможность свободы обеими руками. Телевизор после отбоя был одной из наших любимых летних радостей, но даже он не мог сравниться с возможным приходом гостьи.
В доме было тихо, пока я собирал два спальника, две подушки и рюкзак. К счастью, никто меня не заметил. Иначе пришлось бы отвечать на кучу вопросов.
Я постарался, чтобы сетчатая дверь не хлопнула, и вышел на крыльцо. Сегодня луна светила ярко, сверчки стрекотали не так громко, но внутри у меня все дрожало от нетерпения.
Наведя в домике порядок, я начал расстилать спальники, стараясь не надеяться слишком сильно. Пока я ждал, в моей голове роились мысли.
А что, если она не придет? Что, если она больше никогда не вернется, и я ее не увижу?
Должно быть, в какой-то момент я задремал, потому что проснулся, как от толчка, услышав звук открывающегося люка.
– Уэс? – прошептала Калли, и от звука ее голоса у меня снова побежали мурашки по коже.
Я резко сел, пытаясь разглядеть ее в темноте.
– Калли?
Она забралась внутрь и опустила деревянную дверцу.
– Да, это я.
Я сидел, скрестив ноги, все в тех же шортах и футболке.
– Я не знал, придешь ли ты снова, – наконец сказал я, когда молчание затянулось.
Она аккуратно поправила подушку на спальнике.
– Ты принес это для меня?
Я кивнул, но потом засомневался, видит ли она меня.
– Подумал, можно оставить здесь... на случай, если тебе понадобится, а меня не будет.
– Ты куда-то уезжаешь летом? – спросила она, открывая рюкзак, который я принес с собой.
Мне не хотелось никуда ехать, но было уже поздно что-то менять.
– В лагерь через неделю, потом к бабушке с дедушкой. А ты?
Она достала бутерброды.
– Нет. Я никогда никуда не езжу.
Я на секунду задумался, пытаясь осознать услышанное. Мы говорили о ее жизни десятки раз, но все равно казалось, что я не знаю ее. Мне было ненавистно это чувство жалости, скапливающееся где-то внизу моего живота.
Раньше я всегда испытывал к ней такие чувства, но теперь они изменились. Стали больше похожи на гнев.
– Почему я никогда не видела тебя в школе? – Калли откусила кусок бутерброда с арахисовой пастой и джемом. Она не сводила с меня глаз, пока жевала.
Глупо было смущаться, но люди всегда странно реагировали, когда мы об этом рассказывали.
– Я на домашнем обучении.
Глаза Калли округлились.
– О. Я искала тебя пару раз...
У меня в груди было такое ощущение, будто взорвалась хлопушка. Я тоже искал ее, но только когда катался на велосипеде или решался подойти к ее почтовому ящику. Дальше заходить я боялся.
– Тебе нравится домашнее обучение?
Я пожал плечами, теребя шнурок спальника. Луна светила достаточно ярко, и с откинутой в сторону простыней я мог видеть Калли, а она – меня.
– Нормально... иногда скучно, братья и сестры достают, но мама водит нас на кучу мероприятий с другими детьми на домашнем обучении.
Калли достала бутылку с водой и открутила крышку.
– У тебя есть братья, да?
Я кивнул.
– Двое... и две младшие сестры.
Она запрокинула голову, сделала глоток и вздохнула.
– Наверное, это здорово – не чувствовать себя одиноким.
– У тебя нет братьев или сестер? – мне вдруг захотелось быть ближе к ней, хотя я не понимал почему. Я вытянул ноги, чтобы носки оказались ближе к краю ее спальника.
Она покачала головой.
– Нет. Только я. Мама умерла давно, так что остались только я и папа... плюс его подружки и парни из клуба.
Она уже упоминала клуб, и сейчас это снова меня заинтересовало.
– Так этот клуб... они все ездят на мотоциклах, да?
Она открыла пакет с чипсами и закинула хрустящую пластинку в рот.
– Папа говорит, что они как семья. Члены клуба обычно волосатые и старые... но добрые. Просто иногда они меня пугают, когда сильно шумят и делают взрослые вещи с девушками в клубе.
– В клубе есть девушки? – Я не мог удержаться, чтобы не спросить, потому что все, что я мог себе представить, – это девушки ее возраста.
– Да, девушки всегда есть. Но мне нравятся только старухи – они постоянные, никуда не деваются.
Зевок оборвал конец ее фразы, и я понял, что она устала.
Но какой-то части меня было все равно. Часть меня была эгоистичной, потому что, как и всегда, она ускользала, как только вставало солнце, и как бы сильно я ни хотел проснуться и в один прекрасный день проводить ее обратно, она всегда уходила раньше.
– Ты говорила папе, что тебе не нравятся эти шумные вечеринки?
Она скривила губы, и темные волосы упали ей на лицо.
– Пробовала, но папа меня не слышит. Он улыбается, гладит по голове и говорит идти к Рэд, если мне плохо.
Я нахмурился.
– Кто такая Рэд?
Она снова зевнула.
– Главная старуха. Она управляет кухней и деньгами клуба. Покупает продукты и любит меня. Она мне нравится, но в клубные ночи вроде этой она такая же, как все – шумная и безумная.
Ее маленькая рука откинула верх спальника, и она залезла внутрь. На ней была очередная огромная футболка, в которой она тонула.
– Расскажешь мне сказку? – ее голос звучал как шепот, и я решил лечь рядом и просто дать ей поспать.
Я забрался в свой спальник, опустил голову на подушку, и подложил под нее руки.
– Что тебе рассказать?
Еще один зевок.
– Про какое-то приключение.
Я начал рассказывать историю о Питере Пэне, все еще не понимая, как она может не знать таких фильмов и историй. Прошлым летом, в те редкие ночи, когда мы спали здесь вместе, я пересказывал ей «Золушку». Не то чтобы мне хотелось, но она просила что-то о любви со счастливым концом, а мои сестры как раз смотрели этот фильм днем. Тогда я начал рассказывать, и она не давала мне остановиться, пока не дослушала до конца.
– Питер любит Венди? – внезапно спросила Калли, ее голос был сонным.
Я уставился в крышу домика, обдумывая вопрос.
История Питера Пэна всегда ассоциировалась у меня с пиратами, пушечными выстрелами и драками на мечах... но любовь? Я понятия не имел... но наверное…
– Думаю, он действительно любил ее.
Калли помолчала.
– Почему ты так думаешь?
Я немного помедлил, а потом сказал первое, что пришло в голову.
– Думаю, он любил ее, потому что она не была потерянной – она просто хотела приключений. Она всегда знала, кто она. Понимала свою роль в Нетландии... и рядом с Питером.
– Но он столько раз ее спасал... – мягко возразила Калли.
Я покачал головой, зная, что она не видит.
– Иногда спасение кого-то может вылиться в довольно крутое приключение. Уверен, Питеру это нравилось.
Больше она ничего не спросила, и я начал проваливаться в сон.
Прямо перед тем, как уснуть, я услышал ее шепот:
– Думаю, Венди любила Питера сильнее.
Глава 5
Калли
Максвелл положил морду на мои поднятые колени.
Мой немецкий дог был настоящим обнимашкой – как гигантская собака-психотерапевт. Он всегда чувствовал, когда я была расстроена или обижена... или просто нуждалась в любви. Он был красавцем голубого окраса с висячими ушами и совершенно не дрессированный. Я нашла его в приюте еще щенком, и в то время на него повесили ярлык дворняжки, вероятно, помеси, но мне было все равно. Наши глаза встретились, и между нами словно что-то щелкнуло.
Я ехала домой из офиса адвоката под пасмурным небом, дождь хлестал по лобовому стеклу. Это было кстати. Заставляло сосредоточиться на дороге, а не на бушующих эмоциях. Реальность того, что я поговорила с Уэсом, оседала в сознании, как грязь. Не то чтобы поговорила – скорее, поругалась. Его слова были как мелкие камешки в голове, которые я перебирала снова и снова.
Хотела ли я войны с ним? С клубом?
Конечно, нет. Но в то же время я хотела получить то, что оставил мне отец.
Похороны тоже давили на сердце, хоть я и старалась держаться стойко. Было больно оттого, что отца больше нет. Я думала, что смирилась с тем, что у нас никогда не будет отношений, что он был непреклонен в своих принципах и ему было все равно, чем я занимаюсь. Но когда я читала его письмо из завещания, слезы навернулись на глаза, а в горле застрял ком.
Моя дорогая Калли,
Не знаю, как я вообще дошел до этого... до момента, когда не могу просто взять телефон и позвонить. Это моя вина, я знаю. Поэтому, прежде чем что-то объяснять, ты должна знать, что я сожалею.
Прости меня, солнышко.
Я был никудышным отцом и сожалею о многом... больше, чем ты когда-либо узнаешь.
Я узнал, что болен, около полугода назад. Я не сказал об этом ни одной живой душе, хотя мог бы тебя разыскать. Мог попросить Хэмиша – он чертовски стар, но еще помнит, как выслеживать людей. Никогда не забывал навыки охотника за головами. Но я боялся, детка. Боялся, что ты отвернешься, даже зная, что я болен, что времени у меня мало. А потом я задумался, что вообще могу тебе сказать, и запаниковал.
Ты должна знать – ты была моим солнцем, Калли. Все, что было после, – просто облака и дождь. Я научился жить с этим, но каждый день был мукой. Я ненавижу то, что с тобой случилось. Я никогда не прощу себе, что тебя забрали. После того случая я замкнулся в себе, и я знал, что ты примешь это близко к сердцу. Знал, но все равно сделал.
Может, это сложно понять, но то, что я отгородился от тебя, вынудило тебя уйти, и то, что ты ушла, означало, что ты будешь жить.
Для меня этого было достаточно.
Я никогда не хотел этого, не хотел такой жизни для тебя, но не знал другого пути.
Я не могу загладить свои проступки за всю жизнь одним письмом, но я могу попытаться исправить то, что осталось от моего наследия.
Я оставляю тебе клуб.
Это то, что нас разлучило, Калли.
Теперь я это понимаю. Хотел бы я повернуть время вспять и выбрать тебя. Я бы выбрал тебя тысячу раз. Этот клуб был заменой в моей жизни. Он что-то значил, потому что дал мне семью, но также отнял единственную семью, которая имела значение.
Я оставляю его тебе, потому что ты, как никто другой, заслуживаешь решать его судьбу.
«Всадники» могут найти себе другое место. Когда меня не станет, может, они распадутся и соберутся под новым именем. Может, все мои грехи смоются тем, что ты решишь сделать с этим местом. Продай. Сожги. Поступай, как хочешь, дорогая. Только не живи там. Не привязывайся к этому месту или этой земле. Ты сможешь выручить хорошие деньги, поскольку оно выплачено. Возьми наличные и наслаждайся тем, что осталось от этой жизни. Я люблю тебя, моя прекрасная девочка, и жалею, что не был лучшим отцом.
Позволь мне после смерти исправить хотя бы часть ошибок.
– Папа.
Я была слегка шокирована, что он не упомянул другие письма, которые присылал последние три года, и ни разу не упомянул имя Уэса. Я ревновала к тому мальчику, в которого я когда-то была влюблена, который спасал меня от хаоса клуба. Я все еще не понимала, почему он остался с «Каменными Всадниками».
В этом не было никакого смысла.
Уэс вырос в семье, которая ходила в церковь, делала семейные фото и ездила в отпуск летом. Он был умным. Закончил школу в шестнадцать, поступил в колледж, пока я еще мучилась с базовыми предметами в старших классах.
Он всегда помогал мне.
Я прижималась к его груди, пока он держал учебник и объяснял тему так, что все становилось понятно. Благодаря ему я закончила школу.
Я думала, он пойдет в какое-то специализированное учебное заведение... может, учиться на механика. У него всегда были золотые руки. Когда мы расстались, он еще выбирал, куда пойти и чем заняться.
У меня перехватило горло, будто там застрял комок сожаления размером с мячик для гольфа. Время от времени я мысленно прокручивала то, как мы расстались в поисках моментов, где можно было поступить иначе. Но чаще всего я просто качала головой, и боль обрушивалась на меня, как грозовой фронт.
Я снова сосредоточилась на письме, вспоминая другие письма в верхнем ящике.
Уэс ошибался. Мой отец буквально просил меня избавиться от клуба.
Честно говоря, что-то мелькало в глубине моего сознания, заставлявшее внимательно перечитывать его слова. Казалось, что он настаивал на этом, и, судя по всему, что я знала о нем, это было последнее, чего он мог хотеть. Может, болезнь изменила его.
Может, у него действительно было время осмыслить свои ошибки.
И все же... что-то беспокоило меня, и я не могла понять что.
Я убрала письмо, готовясь разобрать остальные. Что он писал мне раз в месяц три года? Может, что он был болен? Или что хочет увидеться, что скучает.
Макс заскулил у двери как раз перед тем, как раздался тихий стук. Он поднял голову, будто знал, кто за дверью, и уставился на меня, поторапливая. Значит, это была Лора. Других друзей в городе у меня не было – по крайней мере, таких, которых я знала бы достаточно хорошо, чтобы Макс не залаял при встрече. На всякий случай я посмотрела в глазок и улыбнулась.
Лора была ростом пять футов два дюйма2 и почти моей копией во всех отношениях, за исключением каскада светлых кудрей и пронзительных голубых глаз. У меня был более мягкий характер, и я была тише. Если кто-то подрезал меня на дороге, я могла выругаться, но при открытых окнах —молчала. В то время как Лора высовывалась в окно, чтобы добраться до той машины и свернуть им шею. Она была ходячим динамитом на двух ногах. В ней было что-то, что напоминало мне Роуз-Ридж, и, хотя у меня не было иллюзий насчет своей жизни там, я все равно скучала по дому.
Открыв задвижку, я со вздохом распахнула дверь.
– Ты принесла мне вино?
Протиснувшись мимо меня, она направилась прямиком на кухню, фыркнув по пути.
– Это мое средство безопасности, оно не для выпивки.
Макс припустил рысью мимо меня к Лоре.
– И что в бутылке вина может служить средством безопасности?
Стоя спиной ко мне, она поставила бутылку на стол и полезла в холодильник.
Достала йогурт, выпрямилась и открутила крышку.
– Мы когда-нибудь поговорим о том, почему у тебя детские йогурты в тюбиках? Я только что с поезда. На платформу снова вызывали копов – два человека разыгрывали сцену из «Мстителей». Один твердил, что он Танос, и всем становилось не по себе. Ну и твоя квартира – просто адова дыра. По пути я видела две сделки с наркотой, и один тип смотрел на меня так, будто я прячу в лифчике пакетик с мелочью.
Йогурт, который она втягивала в себя, выглядел довольно аппетитно, и, если вино мне не светило, это был неплохой вариант.
– Дай мне клубничный, пожалуйста.
Лора снова нырнула в холодильник, а я опустилась на табурет у стойки.
– То есть ты носишь бутылку с собой как средство защиты?
Она обхватила губами упаковку, пытаясь извлечь остатки.
– У меня есть теория, что женщин с бутылкой вина не похищают и к ним не пристают.
Я покачала головой, втянув йогурт, пока клубничный вкус не заполнил рот.
– С такой логикой не поспоришь.
Моя подруга ухмыльнулась, доставая бокал.
– Вот видишь? Чем больше думаешь, тем логичнее звучит. Ну... – она уперлась локтями в стойку и уставилась на меня, – ты выглядишь так, будто плакала. Хочешь поговорить?
Нет.
Я пожала плечами.
– Отец оставил мне десять акров земли, клуб и письмо, где он, по сути, извинился за последние двадцать восемь лет моей жизни.
Ее голубые глаза округлились.
– Вот это да.
Максвелл заскулил, положив морду на лапы и наблюдая за нами со своего места на полу. Он всегда так делал, когда мы с Лорой были вместе. Это напомнило мне день нашей первой встречи. Она работала курьером, искала кого-то на моем этаже. Она не смогла их найти, а когда постучала в мою дверь, то была так расстроена, что просто отдала мне еду бесплатно и спросила, есть ли у меня пиво. Я пригласила ее войти, мы съели чужой заказ, и она задержалась на четыре часа, фактически уволившись с работы. Макс в тот вечер тоже лежал на полу и наблюдал, как сейчас. С тех пор мы лучшие подруги.
– Теперь ты домовладелица. В некоторых странах владение землей дает титул – типа герцогини или графини. В любом случае, ты выберешься из этой дыры. – Она изобразила танец, стуча каблуками по старому линолеуму.
Макс поднял голову на этот звук.
Я замахала руками.
– Прекрати, разбудишь соседа. – Она рассмеялась, закатила глаза и остановилась.
– Так, когда мы едем за наследством? – спросила Лора, отхлебнув воды. Она наклонилась, чтобы погладить Макса.
Тому понравилось – он прижался к ее руке, высунув язык.
– Мы? Я точно не возьму тебя в Роуз-Ридж. Это может быть опасно, и ты точно угодишь в тюрьму. – С ее темпераментом это было неизбежно.
Выпрямившись, она уперла руки в бока.
– Да, мы. Я еду. Ты же знаешь, у меня две хреновые работы, и я всегда в двух шагах от увольнения.
Она не врала, и я знала, что ее жажда приключений всегда побеждала желание сохранить крышу над головой. Она снимала квартиру с двумя соседками и не ладила ни с одной. Единственная причина, по которой у меня было это крошечное жилье, заключалась в том, что я не возражала жить в этой части города. Аренда была в три раза меньше, чем ее жилья у Капитолийского холма.
– Лора, это не обычное наследство. Мой отец был президентом байкерского клуба, и не из тех, что возят плюшевых мишек. Они занимались незаконными вещами... и каким-то образом мой бывший парень теперь стал президентом.
Моя подруга даже не дрогнула. На самом деле, пока я говорила, она начала рассматривать свои ногти.
– Звучит заманчиво, не могу дождаться.
– Лора, я серьезно. Это опасно.
Она цокнула языком и плюхнулась на мой диванчик, а Макс проследил за ее движением взглядом.
– Слушай, если правда не хочешь, чтобы я ехала, я останусь. Могу присмотреть за Максом, пока ты разбираешься с делами. Но я бы с удовольствием поехала и увидела все то безумие, которое сделало тебя такой, какая ты есть.
Я запрокинула голову и уставилась в потолок. В углу над окном было пятно от воды. Мне нравилось следить за ним, чтобы оно не разрасталось. Честно говоря, я была не против взять ее с собой, но мысль о том, чтобы подвергать кого-то опасности, вызывала тошноту.
Пока я росла, меня защищали от многих реалий клубной жизни из-за положения отца. Меня никто не трогал, не обижал, не причинял вреда – просто забывали, что я существую. Но вечеринки давили. Шум и хаос из-за того, что в доме постоянно были люди. С этим можно было смириться, пока не появились другие клубы и папа не стал слишком много пить. Эти ночи были самыми страшными, потому что новые люди не знали, что я дочь Саймона Стоуна. У меня было слишком много опасных моментов, один из которых заставил меня сбежать из дома и привел к Уэсу.
– Что скажешь Джексу? Он же недавно грозился отдать кому-то твое кресло? – Лора повернула голову, и ее голубые глаза уставились на меня.
Мне не нравилось, как она хмурилась от беспокойства. Ей не нравился мой босс, и не только потому, что он слишком настойчиво к ней приставал. Он был законченным мудаком.
Я пожала плечами.
– У меня есть моя офисная работа. Тату-салон – это подработка, и клиентов у меня не так много. Джекс отказывается выкладывать мои работы, пока я не внесу аванс за место, так что... Я все понимаю, но у меня нет таких денег.
