Текст книги "Ненавидь меня (ЛП)"
Автор книги: Эшли Джейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
Подношу бокал с вином к губам и делаю глоток.
Всегда клялась, что никогда не буду пить – особенно мерло, любимое вино моей матери, – но вот, черт возьми, я здесь.
Сказать, что мои нервы на пределе, было бы преуменьшением. Детективы попросили Нокса прийти на допрос после того, как закончат со мной сегодня днем, но это было несколько часов назад.
У меня замирает сердце, когда смотрю на часы на плите. Сейчас чуть больше девяти вечера.
Я не могу ворваться в полицейский участок и потребовать объяснений, что происходит с моим сводным братом, потому что мне пришлось притвориться, что у нас несерьезные отношения.
Нервы сжимаются в животе, а кожа покрывается холодным потом.
Что, если они нам не поверят?
Что, если кто-то из нас случайно проговорится, даже не осознавая этого?
Что, если они подумают, что мы убили своих родителей, чтобы быть вместе без их осуждения и порицания?
Желудок сжимается, и дышать становится труднее.
Что, если Нокс взял вину на себя, и его посадили?
Может, мне стоит нанять адвоката?
Эта мысль заставляет меня рассмеяться, потому что единственный адвокат, которого я знала, был Лео.
Но он мертв.
Потому что я застрелила его.
Делаю еще глоток вина. Ублюдок заслужил это.
Вцепляюсь в края стола так сильно, что костяшки пальцев белеют.
Где он?
Беспокойство быстро перерастает в страх, и я уже готова сорваться и взорваться, когда слышу, как открывается входная дверь.
Замираю, в голове мелькают образы людей из спецназа, которые врываются в дом, чтобы вывести меня отсюда в наручниках.
– Бродяга.
Вскидываю голову при звуке его глубокого голоса.
Облегчение проносится сквозь меня так быстро, что начинает кружиться голова.
– Ты здесь.
Взгляд Нокса останавливается на полупустом бокале с вином, и он хмурится: – Ты пьешь.
– Я нервничаю, – мой голос понижается до шепота: – Тебя так долго не было, что думала, тебя посадили.
Он устало вздыхает: – На самом деле все прошло лучше, чем я думал, – он сокращает расстояние между нами. – Все в порядке. Мы не подозреваемые, а даже если бы и были, у них на нас ничего нет, – он приподнимает мой подбородок. – И никогда не будет… если только один из нас не сознается.
Он прав.
Логически я понимаю это… но все же.
Чувствую, как он изучает меня, словно образец под микроскопом.
– Когда ты в последний раз ела?
Пожимаю плечами, потому что, честно говоря, не уверена, последние несколько дней как будто слились воедино.
Он подходит к холодильнику.
– Я приготовлю тебе…
– Нет, – хватая бокал с вином, встаю на дрожащих ногах, – я не голодна.
Издав горловой звук, он возвращается ко мне и забирает бокал.
– Прекрати это дерьмо. Ты не такая, как твоя мать.
Вот тут он ошибается.
Потому что, как и она, я собираюсь провести остаток своей жизни, притворяясь тем, кем не являюсь.
Но меня пугает не это.
Меня пугает то, что я не знаю, что меня ждет в будущем.
Моя жизнь всегда была распланировала. Даже после того, как умер отец, и мой мир охватило пламя, я все равно ставила перед собой цели и стремилась достигнуть их.
Я всегда знала, кто я, несмотря на то, что выбирала и что демонстрировала другим.
Но теперь… все изменилось.
И все, на чем я могу сосредоточиться – все, о чем могу думать, – это он.
Потому что знаю, что не переживу даже мысли о том, что могу его потерять.
Его разгневанное лицо нависает в нескольких сантиметрах над моим. Его губы слегка приоткрыты, упрямая, точеная челюсть напряжена, а глаза – глаза, которые раньше приводили меня в ужас, – смотрят на меня так, словно я единственное на земле, что имеет для него значение.
– Нокс…
Он захватывает мои губы, дыхание перехватывает, а комната начинает кружиться.
– Ты этого хочешь?
– Нет, – отстраняюсь и смотрю на него, его глаза – один зеленый, другой голубой – полуоткрыты, и похоть затмевает весь его гнев.
Тянусь к пряжке его ремня и расстегиваю ее.
– Мне это нужно.
Он нужен мне.
Вскрикиваю от неожиданности, когда он поднимает меня на руки, распахивает дверь в подвал и несет вниз по лестнице. Опускает на кровать и встает передо мной на колени, его грубые руки сразу же расстегивают молнию на джинсах. Я приподнимаю бедра, когда он стягивает их. Вскоре за ними следуют мои рубашка, лифчик и трусики.
Хватаюсь за подол его футболки и поднимаю ее над головой.
Мне нужно почувствовать его кожу на своей.
Мне нужно чувствовать его внутри… чтобы он владел мной, требовал меня, трахал меня.
Чтобы все снова обрело смысл.
Открываю рот, чтобы сказать ему об этом, но его губы касаются моих, и он снова целует меня, выкачивая весь кислород из комнаты.
Пульс учащается, когда он проводит пальцами по моему горлу, останавливается на груди и дразнит сосок. Сжимает его, а затем захватывает своим горячим, влажным ртом. Жадно и настойчиво посасывая его.
– Раздвинь ноги, – головой скользит между бедер. Он сосет и покусывает чувствительную кожу над моим тазом, дразня меня. – Еще. Покажи мне каждую частичку этой мокрой киски, чтобы я мог съесть ее всю.
Раскрываюсь шире, и он кладет руки на внутреннюю поверхность моих бедер, удерживая меня широко открытой для него, пока он пожирает меня.
– Трахни мое лицо, – хрипит он, прежде чем его змеиный язык возвращается к облизыванию меня.
Выгибаю спину, вжимаясь бедрами в его лицо, когда он набрасывается на мой клитор, идеально всасывая его, чтобы свести меня с ума.
Оргазм обрушивается на меня как товарный поезд, и я могу только удерживать его голову, закатывая глаза и борясь за воздух.
Он хватает меня за бедра и переворачивает на живот, а затем шлепает по заднице.
Я знаю, что он собирается сделать, и знаю, что это будет приятно, как и всегда, но сейчас мне нужно что-то другое.
Что-то более глубокое.
Я переворачиваюсь на спину.
– Хочу быть сверху.
Вижу, что он хочет возразить, но обхватываю рукой его член, подрачивая.
– Пожалуйста.
Неохотно он ложится, и я усаживаюсь на него.
– Вставь в меня свой член.
Положив одну руку мне на бедро, он протягивает руку между нами и приставляет себя к моему входу.
Выражение его лица темнеет, а на лице появляется голод.
– Оседлай его.
Зажмуриваю глаза, поднимаясь на колени, а затем опускаюсь, сосредоточившись на том, как он растягивает меня, заполняя собой.
Медленно начинаю двигаться, запрокидывая голову, когда он поднимает бедра, подстраиваясь под мой ритм, наши тела идеально синхронизируются.
Его грубый голос прорывается сквозь туман: – Бродяга.
Я знаю, что ему нужно.
Потянувшись вниз, беру его руку и кладу на свое горло.
Жду, что он начнет сжимать его, но он этого не делает. Вместо этого он обнимает меня, притягивая к себе.
Его толчки становятся все глубже, и он целует мои щеки, подбородок, губы.
Наша кожа липкая от пота, когда мы прижимаемся друг к другу, и он прислоняется лбом к моему.
О, Боже.
Это так по-другому… так интимно.
Он удерживает мой взгляд, когда мы разделяем одно на двоих дыхание.
– Аспен.
Когда он произносит мое имя, в нем столько ярких эмоций – ненависть, любовь, желание, одержимость, сплетающиеся в одно целое.
Прямо как мы.
Он снова меняет позу, на этот раз толкая меня, что я оказываюсь на спине.
Я смотрю вниз между нами, наблюдая, как он снова входит в меня, а затем его мускулистое тело нависает надо мной.
Его руки находят мои, переплетая наши пальцы, а затем прижимают их к матрасу.
Его толчки становятся все глубже… голоднее.
Как будто он нуждается в этом так же сильно, как и я.
Закрываю глаза, когда калейдоскоп эмоций проносится сквозь меня, и напряжение между нами нарастает, но он хватает меня за шею, требуя, чтобы я смотрела на него, пока кончаю.
Удерживая его взгляд, когда меня пронзает второй оргазм, еще более сильный.
Из меня вырывается жалобный стон, я сжимаюсь вокруг него, отдавая ему все, что у меня есть, ничего не утаивая.
Я думала, что любовь закончилась в день смерти моего отца. Думала, что больше никогда не смогу испытывать к кому-либо подобное чувство.
Но я ошибалась.
Потому что она здесь, между нами, запутанная во всей нашей лжи и уродливых секретах.
Она росла, несмотря на нашу ненависть, потому что была сильнее нас.
И она останется с нами навсегда… как шрам, который никогда не заживет.
Он облизывает мое горло, прежде чем его зубы начинают царапать плоть. Из него вырывается глубокий стон, когда он двигается в последний раз и изливается в меня.
Когда он падает на меня сверху, прижимаюсь к нему – крепче, чем когда-либо раньше.
Его глаза ищут мои, когда он убирает мои волосы с лица, как будто знает слова, которые хочет сказать, просто не понимает, как их произнести.
Но это не страшно, потому что знаю, что однажды он это сделает.
– Я знаю, – шепчу, когда слезы застилают глаза, – я тоже это чувствую.
Резко подскакиваю, думая, не проспала ли я, пока не бросаю взгляд на будильник на прикроватной тумбочке.
Вздыхаю с облегчением, видя, что сейчас чуть больше семи утра.
Не уверена, собирается ли Нокс сегодня в школу. Хотя, на самом деле, в этом нет никакого смысла. До вручения дипломов осталась всего неделя, но, по большому счету, мы уже окончили школу, потому что оба сдали все тесты и предметы.
Зевнув, я переворачиваюсь на другой бок.
– Просыпайся, соня…
Он ушел.
На мгновение меня охватывает беспокойство, но потом замечаю на его подушке записку, адресованную Бродяге.
Наверное, он вышел позавтракать.
Улыбаясь про себя, разворачиваю письмо.
Мое сердце пропускает несколько мучительных ударов, когда я вчитываюсь в его слова.
Бродяга,
Я писал это письмо столько раз, что уже сбился со счета, но что бы я ни сказал, какие бы слова ни написал на этой бумаге… результат все равно будет один и тот же.
Ты будешь зла и расстроена.
Черт, возможно, ты даже возненавидишь меня снова.
Понимаю. Если бы это я проснулся однажды утром и обнаружил, что тебя нет, я бы, блядь, сошел с ума.
Но это не то, что ты думаешь.
Знаю, тебе кажется, что я бросаю тебя, когда ты в самом худшем состоянии, но это я.
Я в самом худшем состоянии.
Всю жизнь мой отец говорил, что я никогда ничего не добьюсь, и долгое время я ему верил.
Потому что у меня никогда не было причин не делать этого.
В отличие от тебя, у меня не было колледжа мечты. У меня также не было целей, стремлений или профессии, которая заставляла бы меня светиться изнутри всякий раз, когда я говорил о ней.
Черт, Бродяга. В большинстве дней я даже не знал, доживу ли до следующего рассвета.
Я не бросаю тебя, потому что это означает, что больше никогда не вернусь.
Но я вернусь.
Просто сначала мне нужно взять себя в руки и чего-то добиться.
Для себя и для тебя.
А пока я хочу, чтобы ты сосредоточилась на себе.
Сколько я тебя знаю, ты всегда хотела поступить в Стэнфорд, и я желаю, чтобы у тебя было все, ради чего ты так старалась.
Я также хочу, чтобы ты улыбалась, ходила на вечеринки, заводила новых друзей, завалила пару тестов, потягивала модные напитки с дурацкими претенциозными названиями, пока учишься в местных кофейнях, пекла чертову уйму кексов и отказывала каждому парню, который к тебе пристает… потому что они определенно будут на тебя западать.
Суть в том, что я хочу, чтобы ты жила, Аспен. Больше, чем просто жила. Я хочу, чтобы ты, блядь, взяла жизнь за яйца и воспарила.
И нет, я не рассчитываю, что ты будешь ждать меня. Но я, черт возьми, точно буду ждать тебя.
Потому что ты была единственным человеком, который когда-либо помогал мне.
И ты будешь владеть каждой частичкой моей поганой души, пока меня не зароют в землю.
Говорят, бродяги всегда возвращаются…
Но в этот раз я буду тем, кто вернется к тебе.
Не знаю когда… но вернусь.
Обещаю.
Всегда твой,
Нокс
P.S: В ящике моего комода есть немного денег. Там всего пара тысяч, но я пришлю тебе больше, когда дом будет продан. Я знаю, ты не хочешь, но возьми.
P.P.S: Серьезно, Бродяга. Возьми эти чертовы деньги.
Мышцы в моей груди напрягаются, когда водитель подъезжает к коричневому кирпичному зданию.
Это оно.
Вытащив из кармана бумажник, протягиваю водителю немного наличных.
– Спасибо.
Улыбаясь, он пожимает мне руку: – Хотя, наверное, мне следует поблагодарить тебя, да?
Еще нет.
Перекинув сумку через плечо, я выхожу из машины.
Ты никогда ничего не добьешься, тупой кусок дерьма.
Голос отца эхом отдается в голове, когда я вглядываюсь в печатные буквы над зданием, гласящие:
Пункт приема и оформления лиц на военную службу.
Возможно, отец был прав…
Но есть только один способ выяснить это.
Прошлое…
– Я не хочу, – проворчал, когда мой дядя Лео взял меня за руку и повел в сторону детской площадки.
– Вот дерьмо, – пробурчал он. – Твой папа попросил меня присмотреть за тобой, пока они с мамой выполняют кое-какие поручения. А поскольку у моего приятеля Майлза есть ребенок твоего возраста, я решил, что вы можете поиграть вдвоем.
Широко расставив ноги, повторил то же самое, что говорил раньше: – Я не хочу.
Все еще болело после вчерашнего избиения, и меньше всего мне хотелось любезничать с какой-то глупой девчонкой.
Дядя крепче сжал мою руку. Он либо не замечал, как я вздрогнул… либо ему было все равно.
Думаю, и то, и другое… поскольку они с отцом были не просто братьями, но и друзьями, он, несомненно, знал, что происходило за закрытыми дверями.
– Пошли.
Потянувшись в карман, я нащупал ножницы, которые украл с кухни днем ранее.
Никто не хотел мне помогать, но я знал способ прекратить боль.
Навсегда.
Лео подтолкнул меня вперед.
– Пойдем.
Нехотя я потопал в сторону качелей.
Первое, что заметил, – то, как развевались на ветру ее длинные рыжие волосы и как она хихикала. Как будто у нее не было ни единой заботы на свете.
Ее конский хвост был таким длинным, что казалось, тянулся целую вечность, и мой взгляд упал на желтую ленту, завязанную вокруг него.
Она подходила к желтому платью, которое было на ней надето.
– Дядя Лео здесь, – объявил мужчина, качавший ее на качели.
– Дядя Лео, – пискнула девочка, бросившись к дяде и обняв его.
Мне было непонятно, почему она называла его дядей, ведь она точно не была моей кузиной, но она выглядела ужасно взволнованной, увидев его.
После того как их объятия закончились, он опустился на колени, чтобы оказаться на уровне ее глаз.
– Привет, дорогая. Это мой племянник Трентон.
– Поздоровайся, малышка, – с улыбкой попросил мужчина, который ранее катал ее на качелях.
Несмотря на то, что девочка выглядела так, будто хотела возразить, она робко помахала мне рукой. Я не мог не заметить веснушки, усыпавшие ее нос и щеки. Их было так много, что они покрывали ее кожу как мороженое с избытком шоколадной крошки. Или как большое количество муравьев на бревне.
Это было странно.
Она была странной.
– Привет. – Веснушка нервно переминалась с ноги на ногу. – Я Аспен.
Я сказал первое, что пришло мне в голову: – Это дурацкое имя.
– Трентон, – рявкнул Лео, глядя на меня.
– Так и есть, – возразил я.
Руки Аспен уперлись в бока, и она нахмурилась: – Мой папа назвал меня так.
– Ну, твой папа тупой.
Мужчина, стоявший за ее спиной, прочистил горло. На мгновение я подумал, что он собирается накричать на меня, потому что почти все взрослые так делают, но Лео привлек его внимание своим следующим заявлением:
– Почему бы нам не дать этим двоим поиграть, чтобы мы могли поговорить о делах?
С этими словами они оба направились к скамейке на другой стороне детской площадки.
– Мой папа не тупой, – прошипела Аспен. – Возьми свои слова обратно.
Я пожал плечами, втайне наслаждаясь тем, как она раздражена.
– Мне жаль.
Она начала улыбаться, и я заметил, что у нее кривые зубки.
– Спасибо.
– Мне жаль, что твой отец тупой.
Ее рот открылся, и она выглядела так, будто хотела оторвать мне голову.
Но по какой-то странной причине ее гнев сделал ее красивой.
Разочарованная, она топнула ногой по песку.
– Перестань быть злым.
– Заставь меня.
Я понял, что она хотела закричать снова, но, к моему удивлению, выражение ее лица смягчилось, и она подошла ближе. Без предупреждения ее рука коснулась моей щеки, а ярко-зеленые глаза задержались на моем лице.
– Ты в порядке?
Прежде чем я успел остановить ее, она провела большим пальцем по синяку.
Желчь подступила к горлу, но она выдержала мой взгляд… как будто могла видеть демонов внутри меня.
Все игнорировали мои синяки. Учителя, другие дети, школьные медсестры. Никто не хотел вмешиваться.
Но только не она.
Эта странная девушка действительно видела меня.
Свободной рукой она коснулась другой щеки, как будто боялась, что я убегу.
– Что случилось?
Я не мог ей сказать.
Я вообще никому не мог рассказать.
Но я хотел… так сильно, что это причиняло физическую боль.
– Я…
Слова вертелись на кончике языка, пытаясь вырваться наружу.
Но я знал, что если сделаю это, он причинит нам боль.
Возможно, он даже обидит Аспен за то, что она раскрыла нашу семейную тайну.
Я всю жизнь ждал, что меня кто-то увидит, и наконец-то это случилось.
Я не мог позволить ему разрушить и это.
Я был ядом.
И, возможно, Аспен была тем самым противоядием, но никто из нас не узнал бы наверняка, пока не стало бы слишком поздно.
Я не хотел рисковать.
Поэтому сделал то, что он сделал со мной.
Освободившись от ее прикосновений, я толкнул ее. Так сильно, что она отшатнулась.
Но я еще не закончил. Мне нужно было убедиться, что она станет держаться подальше.
Чтобы она больше не видела меня.
Чтобы она боялась меня.
Когда она повернулась, чтобы уйти, я снова толкнул ее. На этот раз сильнее.
Так сильно, что она ударилась лицом о металлический столб качели и заплакала.
Но этого было недостаточно, поэтому забрался на нее сверху и вытащил из кармана ножницы. Я планировал покончить с собой с их помощью позже, но, возможно, теперь я мог продержаться еще немного.
Может быть, другие люди тоже увидели бы меня.
Может быть, в конце концов… кто-нибудь бы помог мне.
Я собирался срезать ленту с ее волос, чтобы оставить ее себе, но в итоге отрезал ее хвост.
Крики Аспен были такими громкими, что разрывали мою грудь.
Ее отец и мой дядя быстро подбежали к нам и оттащили меня от нее.
Дядя влепил мне пощечину.
– Да что с тобой такое, маленький засранец?
Но я мог только смотреть на Аспен, у которой был полный рот крови, а слезы продолжали течь по ее лицу.
Мне очень жаль.
Прости, что я так испорчен.
Прости, что ты видела меня.
Прости, что заставил тебя ненавидеть меня…
Четыре года спустя…
Сердце бьется так сильно, что слышу, как оно пульсирует в барабанных перепонках, когда они жестом приглашают мой ряд встать, чтобы мы могли получить наши дипломы.
Обмахиваюсь программкой, так как в аудитории чертовски жарко, и это отстой, потому что после меня еще около тысячи студентов.
День обещает быть чертовски долгим.
Джули, стоящая рядом со мной, сжимает мою руку.
– Ты можешь поверить, что это действительно происходит?
Не могу не улыбнуться.
– Я знаю.
Она болтает о том, что ужинает со своими родителями и парнем, а затем отправится на вечеринку, которую устраивает кто-то из Омега Дельта, но я не могу сосредоточиться на этом.
Ведь через несколько минут я получу диплом по бизнесу.
А летом возьму несколько кулинарных курсов, чтобы открыть свою собственную пекарню.
Я всегда считала это несбыточной мечтой, но собираюсь воплотить ее в жизнь.
– Ты пойдешь с нами на вечеринку? – спрашивает Джули, когда мы поднимаемся на сцену.
Киваю, потому что, черт возьми, почему бы и нет?
За последние четыре года я не только училась, но и завела друзей. Ходила на вечеринки, потребляла слишком много углеводов, тратила слишком много денег на нелепые, претенциозно звучащие напитки в местной кофейне на территории кампуса, пекла слишком много кексов и отказывала каждому парню, который ко мне приставал.
На самом деле, последняя часть – ложь.
Я поцеловала нескольких, прежде чем отказать им.
Но я жила без сожалений, держала жизнь за яйца и получила полный опыт обучения в колледже.
Мое сердце сжимается. Как он и просил.
– Аспен Фальконе, – объявляет диктор.
Волнение охватывает меня, когда я прохожу по сцене и принимаю диплом.
Только когда зал разражается аплодисментами, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на зрителей, меня охватывает разочарование.
У меня нет семьи.
Здесь нет никого, кто мог бы поздравить меня.
После этого некому пригласить меня на ужин.
Никто не улыбнется и не посмотрит с гордостью, потому что я осуществила свою мечту.
Ухожу со сцены и собираюсь вернуться в свой ряд, но мужчина в военной форме идет по проходу, как будто это место принадлежит ему.
Не просто мужчина. Я понимаю это, когда он подходит ближе.
Потому что узнаю эти губы, острые скулы, упрямый подбородок… и эти пронзительные глаза где угодно.
Внезапно он останавливается. Его пристальный взгляд окидывает меня с ног до головы, а на лице появляется смесь гордости и желания.
Мое сердце бешено колотится в груди, возвращаясь к жизни после четырех долгих лет.
Нокс сказал, что вернется, но прошло так много времени, что я начала терять надежду.
Но я должна была знать лучше.
Эмоции переполняют меня, и я роняю диплом, а ноги движутся сами по себе навстречу ему.
Слезы наворачиваются на глаза, когда он подхватывает меня на руки.
– Ты здесь.
Он прижимает меня к себе так крепко, что почти больно, когда каждая унция кислорода покидает мое тело, и я вдыхаю его.
Его грубый, знакомый голос обволакивает меня как густой туман, удерживая в плену.
– Бродяга.
– Ты сдержал свое обещание, – шепчу я, когда он возвращает меня на землю.
Он проводит большим пальцем по моей щеке, смахивая слезы.
– Конечно, сдержал, – сокращает расстояние между нами, его взгляд падает на мои губы. – Я люблю тебя.
Его губы прижимаются к моим, он целует меня как мужчина, который голодал четыре года.
– Подожди, – говорю между неистовыми поцелуями, от которых кружится голова. – Это по-настоящему?
– Что по-настоящему?
– Это… мы, – смотрю на него снизу вверх. – Я не смогу, если ты снова собираешься бросить меня.
Я поняла, почему он должен был это сделать, но не переживу, если он поступит так со мной во второй раз.
Он тянется к моей руке и кладет ее себе на грудь, прямо на бешено бьющийся орган.
– Я твой, Бродяга. Сколько бы ты ни захотела.
Я буду хотеть его вечно.
– В таком случае… я тоже тебя люблю.
У меня перехватывает дыхание, потому что его сексуальная, дерзкая улыбка настолько прекрасна, что это должно быть преступлением.
– Я знаю.
Он наклоняется, обхватывает мою шею сзади и снова целует.
На этот раз я не останавливаю его.
Позволяю ему целовать меня, пока у нас обоих не кончается воздух.
Позволяю ему целовать меня до тех пор, пока какая-то пожилая женщина не хлопает меня по плечу и не просит присесть, потому что церемония еще не закончилась.
Позволю ему целовать меня столько, сколько он захочет.
Ведь у каждого поступка есть последствия…
И он мои.
