Текст книги "Темная сторона Эмеральд Эберди (СИ)"

Автор книги: Эшли Дьюал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Следующее видео датировано двухтысячным годом. Колдер включает камеру. Лицо у него в крови, и он смывает алые разводы какой-то тонкой тряпкой. Отец грузно и неровно дышит, но он не говорит ни слова о том, что ранен. Также смущенно улыбается. Признается, что видел меня на улице и извиняется за то, что не подошел.

Новая папка – новая дата. На этот раз 25.02.2004. На отце огромный, вязаный шарф, и он признается, что Морти умеет вязать. Почему-то я усмехаюсь. Колдер обещает попросить его связать мне свитер или перчатки на день рождение.

1.08.2007. Лицо отца совсем другое. Он жутко устал, щеки впали, а глаза не святятся. Колдер пытается улыбаться, но, когда говорит о Саймоне, о том, что я подарила тому после смерти его бабушки наручные часы Патриции, сникает. Сдавливает пальцами переносицу и неожиданно встает со стула. Я жду несколько минут, а когда отец возвращается он кратко и сухо пересказывает план Мортимера по захвату старшего сына Сомерсета и отключается.

Что его так расстроило? Почему он больше не захотел говорить?

Следующая папка – 10.04.2010. Волосы Колдера стали короче. Седина поблескивает на висках. Отец стал крупнее и серьезнее. Все также улыбается, но как-то через силу, будто чувствует себя обязанным говорить со мной легко, тогда как внутри все горит от усталости.

29.03.2013. Колдер переставил стол и говорит, что решился сменить обстановку. Хоть как-то разукрасить свою жизнь, пусть – как он выражается – и так эмоций хватает. С семьей Прескотт не удалось связаться. Отец нашел старый дом, в котором когда-то жили Аделина и Кайман, но так и не съездил туда: слишком далеко за городом в имении Форест-Хилл. Он осматривается и как-то странно хмыкает. Говорит, что сейчас у всего есть уши, даже у стен.

– Никому не верь, Эмеральд, – настаивает отец, – ты думаешь, люди вокруг тебя хотят помочь, но запомни: никто не действует ради чьей-то выгоды. Каждый сам за себя. Просто иногда цели бывают схожи. Но как люди работают вместе, так они могут и возненавидеть друг друга до безумия. Все в этом мире относительно, поэтому будь осторожна.

18.09.2014. Я включаю видео, вновь вижу лицо отца, слышу, как он говорит: привет, Эмеральд – и тут же захлопываю экран. Это то видео, где Эриния прострелила ему голову. Я не хочу его видеть. Ни сейчас, никогда.

Тяжело выдыхаю, протираю руками лицо и только сейчас понимаю, что дрожу. Отец записывал мне послания почти каждый год. Он думал обо мне, он следил за мной. А чем же занималась я? Ненавидела его. Люто и свирепо, будто он самый ужасный монстр, будто он тот, из-за кого ломаются жизни. Я ненавидела его и ослепла, не замечая звонков, не обращая внимания на подарки и странную тень, что следовала за мной по пятам. Я так погрузилась в себя и в свой ядовитый мрак, что упустила самое важное – его присутствие.

Резко подрываюсь с кровати и плюю на боль. Мне все равно, что грудь вспыхивает от ран, мне наплевать, что лицо горит от стыда. Я просто не знала. Я не знала! Я думала, отец бросил нас, потому что не захотел быть рядом. Я думала, он забыл про меня; думала, что я ему не нужна, и мама ему не нужна.

– Черт, – хватаюсь пальцами за волосы и откидываю назад голову, одолеваемая обидой и стыдом. Почему я такая? Почему я не умею любить, а только ненавижу? Он ведь был так близко, а я не видела. Колдер знал обо мне так много, в то время как я о нем – совсем ничего.

Выхожу из комнаты и иду на звуки музыки. Мортимер исполняет очередную унылую мелодию, а меня раздирает от ярости. Со мной всегда так. Я загораюсь и сжигаю все вокруг. Распахиваю дверь, вхожу внутрь и говорю:

– Он не должен был уходить.

Цимерман не прекращает играть. Переводит на меня взгляд и спрашивает:

– Кто?

– Отец, – обхватываю себя за талию и неуклюже покачиваюсь на носках. Мне так дико стоять здесь и говорить о своих чувствах, но я не могу молчать. – Если он любил меня, если он любил маму, то должен был остаться.

– У Колдера не было выбора, Эмеральд. Ты ведь знаешь.

– Лис и Терранс работают вместе. Они рискуют, но все равно держатся друг за друга.

– У Лис и Терранса нет предков, из-за которых появляется столько проблем. – Морти вздыхает и вновь смотрит на клавиатуру. Его плечи подрагивают в такт. Я же обижено мну перед собой пальцы и не думаю сдаваться. Подхожу к старику еще ближе.

– Мне наплевать, конечно, но, наверно, было бы лучше, если бы отец был честен и со мной, и с мамой. Мы бы избежали многих неприятностей.

– Тебе не наплевать.

– Морти, мне все равно.

– Дорогая, если бы тебе было все равно, ты бы не пришла ко мне. Ты бы посмотрела то видео и забыла о нем, как о страшном сне. Но ты здесь. – Цимерман, наконец, перестает играть. – Зачем притворяться? Колдер сделал тебе больно, но и ты позволила маме уехать. Разве это равнодушие?

– Нет, но…

Я вдруг запинаюсь. Гляжу в светло-голубые глаза Мортимера и растерянно отступаю назад. Внезапно мне становится очень обидно. Мозаика складывается в голове, и ничего не остается, кроме правды, режущей уши. Я спрашиваю:

– Откуда ты знаешь о том видео? – Покачиваю головой. – Мы ведь не говорили о нем.

Цимерман молчит. Не отрываясь, он смотрит на меня, а затем поднимается с кресла и виновато вскидывает подбородок. Что же он ответит? Какое придумает оправдание? Но он не спешит делиться своими мыслями. Мы долго стоим в тишине. И лишь через пару минут старик отрезает:

– Прости.

– Прости? – переспрашиваю я.

Все становится на свои места. Стала бы Эриния отсылать мне видео, на котором есть прямая улика против нее? Стала бы она оставлять жесткий диск, зная, что на нем столько информации о моем отце и о их с Морти планах? Нет. Блондинка не причем.

– Я должен был вернуть тебя. – Вновь нарушает тишину Цимерман. Гордо расправляет плечи и дергает уголками губ. – Я должен был привлечь твое внимание, дорогая.

– Не называй меня так.

– Эмеральд, мне очень жаль.

– Мне тоже.

Теперь ясно, откуда он знал о наручных часах; откуда у него столько информации обо мне и о Саймоне. Мортимер видел послания Колдера, которые предназначались мне. И он воспользовался ими, как очередным оружием. Я разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Эмеральд, постой, – просит он, но я не замедляю шаг. – Послушай, ты должна была узнать, за что борется твой отец. Также ты должна была узнать, как он умер. Я знаю, нет ни грамма совести в моем поступке, но я просто открыл тебе глаза на правду, и ты пришла, ведь не могла остаться в стороне.

– Ты обманул меня.

– Я не хотел обижать тебя.

– Меня нельзя обидеть. Я ничего не чувствую.

Старик остается позади, а я хватаюсь руками за талию и плетусь вперед, изнемогая от незнакомой обиды. Именно поэтому я ненавижу людей. Поэтому я не общаюсь близко. Они все только и ждут, когда предать или бросить. Более того, все они одинаковые. Поначалу у них добрые намерения, но затем открывается правда, и она – полное дерьмо.

Врываюсь к себе в комнату, хватаю с кровати ключи от мотоцикла и иду к выходу, не зная, что делать и куда спрятаться. Бежать глупо. Все равно мне придется вернуться. Но как бы то ни было, я должна проветриться и привести в порядок мысли, иначе даже порезы не остановят меня, и я случайно перегрызу кому-то шею.

Решаю совместить относительно приятное с полезным. Попробую связаться с семьей Прескотт, тем более, что теперь у меня есть их адрес.

– Эмеральд? – неожиданно спрашивает мистер Доусен. Я и не заметила, что он рядом.

– Я спешу.

– Разве тебе разрешено покидать дом?

– А разве вам не пора заняться своими делами? – останавливаюсь перед лифтом и тут же перевожу взгляд на низкого мужичка. Он совсем растерянный. Смотрит на меня, молчит и выглядит умственно отсталым. – В чем дело?

– Мортимер будет недоволен. Ты опять идешь поперек его слов.

– Пусть Мортимер будет каким угодно. Мне наплевать.

– Но куда ты?

Я захожу в лифт. Нажимаю на кнопку и вздыхаю.

– Попытаюсь сделать то, что уже давно планировал мой отец: найду семью Прескотт.

Дверцы захлопываются и за ними остается кругловатое лицо адвоката. Наверняка, он прямо сейчас побежит к Цимерману и пожалуется на то, какая я непослушная и непокорная девушка. Ну и черт с ним. Черт с ними всеми! Надо забыть о Морти. Он такой же, как и все: поставил перед собой цель и добился ее.

– Ублюдок, – шепчу я и сажусь на байк.

Только сорвавшись с места, начинаю нормально дышать. Сильнее наклоняюсь вперед, стискиваю пальцами руль и поджимаю губы от тупой обиды. Бока сводит, но я еду вперед. Наплевать на все. Если мне суждено сегодня отбросить коньки, то и бог с этим. Как-нибудь мир справится без меня. Смахиваю со лба испарину и продолжаю бороться с ветром, забыв на несколько секунд о проблемах. Может, стоит свернуть на незнакомом повороте и больше не возвращаться?

– Очень смешно, – бурчу себе под нос, – если бы.

Через несколько минут останавливаюсь на заправке и понимаю, что оставила сумку в комнате. Черт подери, ну, почему я такая безмозглая. Проверяю, на сколько еще хватит мне байка, и нахожу карту Кливленда в телефоне – слава богу, хоть его не забыла. Он, конечно, старый и работает хуже прежнего, но хотя бы какой-то.

– Так, – облизываю губы.

Ехать мне еще минут пятнадцать. Торопиться я не собираюсь, ведь не горю желанием возвращаться обратно. Да и вообще, надеюсь, я приеду к ночи и не увижу ни Морти, ни его аристократичного лица. Пусть играет на своем тупом рояле и притворяется, будто музыка спасает его душевное равновесие. Может, она еще Сомерсета за меня убьет?

Неожиданно чувствую на себе чей-то взгляд. Недоуменно приподнимаю подбородок, осматриваюсь и обхватываю пальцами руль. Не хотелось бы мне встретиться с Эринией. Я еще не успела выучить золотую формулу кунг-фу.

Вновь ощущаю чье-то присутствие. Гляжу вверх и неожиданно натыкаюсь на плакат Э.М.Б. Корпорэйшн. Огромное лицо Сета нависло прямо над моей макушкой, и если это не знак, то что тогда? Может, прямо сейчас рекламный щит свалится на мою голову, и история подойдет к концу? Уверена, я бы в кино на такое дерьмо не пошла.

Почему-то усмехаюсь. Нервы сдают.

Завожу двигатель, оглядываюсь и срываюсь с места, оставляя позади клубья дыма. Не думаю, что глава фармацевтической фирмы убивает ради забавы. Это не в его стиле, и уж тем более не в стиле человека, утерявшего способность чувствовать. Сомерсет преследует определенную цель, но какую? Чего хочет добиться двухсотлетний мужчина, повидавший в своей жизни столько, что любой бы отдал за это все, что у него есть? Что нужно человеку, для которого не существует красок; для которого все белое и черное? К чему он стремится и почему так упорно пытается отыскать пишущую машинку? Как-то раз Мортимер говорил о мести, но разве способен на месть мужчина, у которого и вовсе нет чувств?

Совсем скоро город остается позади. Я оказываюсь на извилистой дороге, покрытой, будто крышей, спутанными ветвями высоких кустов. Арка над моей головой не дает солнцу прорваться внутрь, и я еду в тени, сбавив скорость и наслаждаясь легкими порывами ветра, который не раздражает, а успокаивает. Здесь другой запах: свежий и осенний. Втягиваю его глубоко-глубоко и хмыкаю: эта вылазка напоминает мне путешествие в прошлое.

Поместье Эберди трудно не заметить. Едва я сворачиваюсь с извилистой дороги, как тут же мне открывается вид на высоких холм, где стоит огромное, ветхое здание, покрытое заросшими ветвями акации. Оно не выглядит заброшенным, но краска давно слезла со стен, а колонны разукрашены тонкими трещинами, словно морщинами.

– Ого, – присвистываю я.

Останавливаюсь напротив высоких ворот и прохожусь взглядом по медным прутьям. Я и не верю, что когда-то здесь жили мои предки. Разве это возможно? Моя семья когда-то гуляла по этому холму, встречала гостей на широком крыльце и приглашала пить чай в сад. Просто невероятно! Как бы я хотела увидеть и Аделину, и ее сестру – Кайман. Впервые я по-настоящему чувствую свою причастность к тому, что происходит.

Отталкиваю ворота и пробираюсь внутрь, запачкав о прутья джинсы. Сколько же лет здесь никого не было? И почему отец решил, что семья Прескотт до сих пор тут живет?

Внезапно за моей спиной разносится хруст. Я оборачиваюсь и замираю, встретившись взглядом с карими, практически черными глазами. О, нет.

Хантер Эмброуз стоит за воротами и смотрит прямо на меня. Правда, он не двигается, и не несется на меня с лезвием, не спешит разрывать меня на части. Но почему? На этот раз я не собираюсь долго раздумывать и стискиваю в кулаки пальцы. Если придется драться, я проиграю, а значит мне нужно бежать.

Срываюсь с места. Тут же слышу, как парень несется за мной, как листва скрипит под его ботинками, как на ветру развиваются края легкого пальто. Он собирается пробраться на территорию поместья, но вдруг сталкивается с невидимой преградой около ворот. Заметив, как Эмброуз впечатывается в несуществующую стену, я громко выругиваюсь и спотыкаюсь о собственные ноги. Мое тело валится вниз прямо на порожках, я ударяюсь виском о острый угол и застываю на несколько вечных секунд, ощутив небывалый прилив слабости.

– О, боже, – рычу я, коснувшись пальцами раны. Господи, сколько можно!

Мои глаза немедленно отыскивают глаза Хантера. Будто дикий пес, которому нельзя проникнуть в дом, он ходит из стороны в сторону, рычит и разглядывает прутья, а я пялюсь на него и не верю, что какая-то сила не позволяет ему пройти.

– Мисс Эберди! – зовет чей-то голос за моей спиной. – Аделина!

– Что? – мой язык заплетается, когда я оборачиваюсь. Не понимаю, что делаю, почему отвечаю, почему откликаюсь на чужое имя. Скорее это и вовсе не было моим желанием, но я не успеваю воспротивиться. Перед глазами все смазывается и становится слишком ярким, но я продолжаю говорить не своим голосом. – Уже иду, дайте мне две минуты, сэр.

Мои ноги куда-то несутся. Они спускаются по деревянной лестнице, а затем едва не расходятся в стороны, зацепившись за подол белоснежного платья. Но я ловко удерживаю равновесие, словно уже привыкла спотыкаться на ровном месте.

– Уже иду!

Это не мой голос. И я ненавижу платья. А еще это не мои руки и, кажется, не мое лицо. Проношусь мимо широко распахнутых окон, мимо незнакомых людей в серой одежде, они кивают мне, а я им улыбаюсь. Проношусь мимо комода, хватаю белоснежный шарф и вдруг оказываюсь перед зеркалом. Здесь и происходит самое интересное.

Вот, черт – думаю я, но губы мои не двигаются. В отражении совсем другой человек, и это не я, а небывалая красавица с золотистыми локонами и сапфировыми глазами. Она не ждет больше ни минуты. Бежит вперед и управляет мной, будто марионеткой. Я понимаю, что не мне принадлежит это тело, что выгляжу я иначе, но ничего не могу с собой поделать. Просто несусь вперед и ощущаю, как от ужаса из груди вырывается сердце. Вот только, мои ли это эмоции? Я ведь ничего не боюсь.

– Кайман, дорогая! – пропеваю я чужим голосом. Приближаюсь к невысокой, рыжей девушке и беру ее за руки, будто они мой спасательный круг. – О, Кайман, что я делаю?

– Прошу, останься, пока не поздно, слышишь? – умоляет незнакомка. На долю секунды ее лицо искажается, и передо мной появляется совсем другая девушка. Но видение быстро исчезает, и я вновь смотрю в зеленые глаза молодой Прескотт.

– Разве можно остановить поток бурной реки, сестра? Мои чувства – и есть этот поток.

– Нет ничего правильного в твоем поступке.

– Но кто сказал, что мы всегда обязаны поступать правильно? Иногда можно и сердце послушать, Кайман. Какой же прок в жизни, если и, жизни-то нет?

– Ты заблуждаешься.

– Возможно. Думай обо мне иногда, слышишь? Знаю, есть и плохое, но думай только о хорошем, прошу тебя.

– Аделина…

– Я каждый день буду скучать по тебе, Кайман, – мои руки обнимают девушку, а глаза неожиданно покалывает от слез. – Ты заставила меня поверить в то, что есть вещи, которые не видишь, но чувствуешь; что все не так просто в нашем мире. Прощай.

– Не оставляй меня!

– Прощай, Кайман.

Я отпускаю девушку и бегу к выходу, не оборачиваясь, то и дело смахивая слезы. Этот человек много для меня значит, но сердце тянется к свободе и к тому, кто меня там ожидает. Я вырываюсь из поместья, оказываюсь в карете и смотрю в окно до тех пор, пока колонны не исчезают из вида. Кучер останавливается. Дверь мне открывают чьи-то теплые руки, и я взволнованно улыбаюсь, встретившись взглядом с родным человеком.

– Сомерсет, – шепчут мои губы.

– Лина.

Младший Эмброуз прижимает меня к себе, и я припадаю к его губам так пылко, что в груди загорается огонь из страсти. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Мы не можем оторваться друг от друга. А когда наши лица все же отстраняются, я сжимаю его крепкие плечи пальцами и жадно вдыхаю воздух.

– Я и не верил, что ты придешь, – шепчет Сомерсет.

– Разве я могла иначе?

Мы смотрим друг на друга, но неожиданно земля вновь сотрясается под ногами. Лицо Сета искажается, и передо мной внезапно появляется Хантер Эмброуз. О, Боже! Я хочу тут же отстраниться, но не получается. Его руки так крепко прижимают меня к себе, что мне не сдвинуться ни на сантиметр! В ужасе пялюсь на парня и непроизвольно замечаю нежность, проскользнувшую в его глазах.

– Я люблю тебя, – шепчут его губы. Хантер проникает вглубь моего сердца взглядом, и я оказываюсь пораженной и беззащитной перед ним. – Аделина, я люблю Вас.

Мои щеки вспыхивают. Смущенная я приподнимаюсь на носочки и медленно касаюсь губами его губ. Что я делаю? Но я не могу остановиться. В моем поступке столько трепета и волнения, что даже ледяное сердце дает осечку. Поддавшись течению чувств, я ощущаю теплоту губ Хантера Эмброуза на своих губах, и вдруг не собираюсь отстраняться. Моргаю, правда, когда вновь смотрю на парня, то вижу молодого Сомерсета и его изумрудные глаза.

– Нам пора уходить, – говорит он, сжимая меня за руку. – Бежим, Лина.

Мы несемся сквозь лес на звуки приближающегося поезда. И нам кажется, что нет ни одного более варианта, чем то, на что мы решились. Сомерсет сжимает мои пальцы, а я так боюсь, что едва сдерживаю слезы. Что же будет, если нас найдут? Что будет, если…

Позади раздается выстрел, и мои ноги прирастают к земле.

– О, Боже мой, – прикрываю ладонями рот, – о, нет, не может быть.

– Лина, мы не имеем права вернуться.

– Они нашли нас, Сомерсет.

– Еще нет, – упрямится он и тянет меня за собой.

Моя грудь горит от усталости. Дышать нечем, а поезд еще далеко. Подол платья то и дело цепляется за ветви деревьев, но я прорываюсь к заветной мечте, как к единственному спасению и не медлю ни секунды. Нет для нас пути назад.

Вот и он – последний вагон. Если поторопиться, то мы успеем выбраться из ловушки.

– Не выпускай мою руку, – горячо восклицает Сомерсет, когда замечает за моей спиной погоню. Его нижняя губа дрожит, но он говорит решительно и властно, словно сможет меня защитить и уберечь от любых бед и неприятностей. – Моя милая Лина, мы справимся.

– Я верю.

Мы несемся за поездом, и оказываемся к нему так близко, что даже ветер отбрасывает мои волосы назад. Позади кричат люди. Мой отец – Дезмонд Эберди – сечет бока лошади с такой силой, что даже издалека я слышу ее вопли, и я еле сдерживаю слезы, ведь мне как никогда больно и страшно. Но я должна быть сильной ради Сомерсета.

Он запрыгивает в вагон и протягивает ко мне руки. В его глазах столько надежды, его широкая улыбка и мне ее внушает. Я без ума от этого человека, но более того, я бы хотела, чтобы он не просто был рядом, но был повсюду: в окружающих меня предметах, в памяти, в небе. Я люблю его, как любят воздух: он нужен мне, иначе я задохнусь.

Я хватаюсь за его теплую ладонь и улыбаюсь. Я здесь, и я всегда буду рядом.

Делаю еще один шаг и внезапно цепляюсь за подол платья. Мое тело кренится в бок, пальцы скользят по руке Сомерсета, и уже через секунду, я падаю на гравий, ударившись всем телом о острые камни.

– Лина! – кричит на отдаляющимся поезде Эмброуз. И я поднимаю подбородок.

Мы с ужасом глядим друг на друга. Моя рука тянется к нему, но я порывисто опускаю ее вниз, ведь не хочу, чтобы Сомерсет возвращался за мной. Что же я натворила?

– Нет, – шепчу я, – не надо, прошу тебя. Оставь меня, уезжай.

Но он не уезжает.

Кто-то поднимает меня с земли. Я вижу отца, он незамедлительно бьет меня по лицу, а затем рядом появляются его руки, они тянутся ко мне и пытаются прикоснуться к красной щеке. Я наклоняю голову им навстречу, но меня отталкивают в сторону и сжимают в тисках, не позволяя приблизиться к Сомерсету и на несколько шагов.

Младший Эмброуз ровно держит спину. Даже когда отец приказывает слуге подвязать его к повозке, он не пророняет ни слова.

Сомерсета Эмброуза тащат вплоть до поместья. Все это время я извиваюсь возле отца и ору со всей мощи, наблюдая из окна за тем, как камни царапают его лицо, и как тело его цепляется о ямы. Мне так трудно дышать, что я хочу задохнуться.

У поместья собралась вся семья Эберди и Прескотт. Лишь Кайман нет рядом, пусть я и ищу ее взглядом. Пусть она остановит это безумие. Пусть она сделает хоть что-нибудь!

Но людская жестокость – животная слабость. Начав, они уже не могут остановиться, как и пес, сомкнувшись пасть на кости. Будто стая коршунов, они толпятся вокруг молодого Эмброуза и орут что-то, чего я не могу разобрать.

Дезмонд Эберди кидает перед Сомерсетом револьвер.

– Нет! – кричу я, подавшись вперед, но моя мать крепко сжимает мои запястья. Я плачу так сильно, что мне жутко больно. – Прошу, не надо, отец, остановись!

– Не слова больше! – вопит он.

– Пожалуйста, это мое решение, это я виновата! – горло саднит. Сомерсет поднимается на дрожащих ногах с колен и берется за рукоять оружия. Его красивое лицо избито. Кровь скатывается линиями по щекам и подбородку, и мне становится совсем невмоготу. – Отец, я умоляю Вас. Остановитесь!

Он не слушает. Первый выстрел за Эмброузом, и я закрываю глаза от страшного горя, которое постигнет меня в любом случае. Потерять отца или любимого? Без кого моя жизнь не лишится красок? Без кого дышать будет проще? Я закрываю трясущимися руками лицо, и вскрикиваю, когда слышу выстрел.

– Нет, – шепчу я, горбя спину. Не хочу смотреть, – о, боже, нет.

Все-таки выпрямляюсь. Встречаюсь взглядом с Сомерсетом и вдруг понимаю, что его кольт направлен в воздух. Мои рыдания прекращаются. Недоуменно и ошарашено я гляжу в его изумрудные глаза и шепчу:

– Что ты натворил?

– Я люблю Вас, Аделина, – тихо говорит он, но я слышу, и услышала бы, находясь на другом конце света. – Люблю Вас.

Мамины руки ослабевают, я вырываюсь вперед и несусь к Сомерсету, но звучит еще один выстрел, и на моих глазах спина Эмброуза прогибается.

– Нет, – срывается с моих губ.

Застыв, Сет расставляет в стороны руки, словно птица, и падает на колени, приклонив их перед моим отцом. Однако Дезмонд Эберди даже не смотрит на парня. Опускает кольт, и в то же мгновение валится и тело Сомерсета, притянутое землей.

– Сомерсет! О, мама, пожалуйста, я нужна ему, нужна! – Но меня тянут к поместью, в ловушку. Сразу несколько рук пытаются оттащить меня дальше от разбитого сердца. – Нет, я должна быть рядом с ним! О, папа, как же ты мог! Как ты мог!

Утреннее небо озаряет молния. Люди поднимаю головы вверх, а я вырываюсь из оков, и подношусь к телу Эмброуза.

– О, мой милый, – плачу я, упав рядом с ним на колени. Сомерсет едва ли дышит. Кровь заливает его грудь и шею, но он борется, не проронив ни звука. – Я люблю вас, люблю тебя, я здесь, слышишь? Я здесь!

Мои губы целуют его лоб, затем касаются его губ и застывают, почувствовав ледяной холод. Покачиваю головой.

– Нет, – он все еще жив, он жив! – Я ведь люблю тебя, Сомерсет. Очнись, я ведь люблю!

Но любовь не возвращает к жизни. В отличие от Аделины Эберди, мне об этом хорошо известно. Я прижимаю к себе изо всех сил тело Сомерсета Эмброуза, но, моргнув, понимаю, что обнимаю его сына – Хантера. Без сознания он лежит передо мной и кажется уснувшим. Что мешает ему оставаться таким же безмятежным и добрым вечно?

– Я должна была убедиться. – Говорит женский голос, и я растеряно оглядываюсь. Без лишних слов ко мне приближается девушка и хватает холодными пальцами за подбородок. Я хочу отстраниться, но до сих пор плохо контролирую тело. Тем временем незнакомка все глядит на меня странными, светло-зелеными глазами. Изучает. – Ты Эберди?

Киваю. Встряхиваю головой и пытаюсь выпустить из рук Хантера, но не выходит. Он лежит на моих коленях и кажется обычным человеком, которому просто нужна помощь. Но я прекрасно понимаю, что держу в объятиях чудовище.

– Зачем ты пришла? – спрашивает девушка. Волосы у нее отливают бронзой, а на лице возникает задумчивое выражение. – Тебе нужна я? Но зачем? Чего ты хочешь? Ах да, дело в Сомерсете. Тебе придется его убить. Но причем тут моя семья? Союзники?

Смотрю на незнакомку, едва сдерживая в груди нервный смех. Ее монолог поражает и обезоруживает, как вписавшийся в голову гаечный ключ. Она что, сама с собой общается? Отлично, просто замечательно. Почему бы и нет, да? Ну, ненормальная она. И что? Любой союзник ценен. И не важно, что ее глаза путешествуют по моему лицу, потом смотрят куда-то в сторону, потом вновь загораются изумлением. Главное, что она просто есть с нами.

Вот же дерьмо.

– Все в порядке? – ее пальцы стирают с моих щек мокрые полосы, и я вдруг понимаю, что плакала. Но я не умею плакать, никогда не умела. – Твое тело, ему плохо.

– Что ты со мной сделала? – Язык заплетается. – Я не могу пошевелиться.

– Сейчас тебе станет лучше. Ты до сих пор там.

– Где?

– С Аделиной.

Отлично. Боже, связалась с какой-то психопаткой! Неужели это и есть Прескотт? Она и колдовать умеет? Резко прыскаю со смеху и замечаю, как лицо девушки вытягивается.

– Мне сложно тебя понять, – растягивая буквы, признается она. – Ты недовольна?

– Что? Господи, просто подожди пару секунд.

Упрямо стискиваю зубы и, наконец, поднимаюсь с земли. Тело Хантера валится вниз, и я осматриваю его, остерегаясь рецидива. Вдруг он набросится на меня? Нужно как можно скорее разобраться с ним. Убить? В груди что-то взвывает, словно я не имею права лишать его жизни. Но что мне тогда с ним делать? Разве он бы колебался, будь я на его месте?

– Почему он спит?

– Я так захотела. Здесь мой дом, ни один Эмброуз не может проникнуть на территорию без моего согласия. Но я сделала исключение.

– С какой стати?

– Он, как и ты, должен был увидеть то, что свело вас. – Девушка невысокая, но мне кажется, что в глазах у нее горит нечто опасное и неизведанное. – Вы похожи. Ваш цвет, он темный, почти черный. С ним все ясно, но ты…, – незнакомка вдруг решительно подходит ко мне и прикладывает ладонь к яремной впадине. Я недовольно отскакиваю назад, но она лишь сильнее надвигается. Распахивает глаза и шепчет, – что с тобой? – Ее глаза сверлят во мне дыру. – Почему ты такая? Ты…

– Хватит, – убираю ее руки и растерянно выпрямляюсь. Мне не по себе от ее взгляда. Что-то в нем пугает до чертиков. – Меня зовут…

– Эмеральд, – кивает девушка.

– Отлично. – Что за шутки? Я пытаюсь выглядеть уверенно, но внутри так и сгораю от безумного желания удариться головой обо что-то тяжелое. Почему она так смотрит? Откуда ей известно мое имя? Вздыхаю – наплевать. Все под контролем. – Ты из семьи Прескотт?

– Я – Венера.

– Венера?

– Если ты хочешь, чтобы я помогла тебе – поторопись. Какой-то человек наблюдает за нами все это время вон оттуда. – Она кивает в сторону ворот, и я резко оборачиваюсь. – Не думаю, что он на твоей стороне. Ему больно, он порезал руку, и он считает тебя виноватой.

– В том, что порезал руку? – ворчу я.

– В том, что боится жить.

Не понимаю, о ком она говорит. Более того, я никого не вижу.

Поправляю волосы и смотрю на Венеру Прескотт. Ума не приложу, как эта пугливая девушка поможет мне справиться с Сомерсетом.

– Ты знала, что я приду? – почему-то спрашиваю я. – Поэтому соглашаешься помочь?

– Я еще не согласилась.

– Тогда чего ждешь?

– Не знаю. Если бы моя мама услышала нас сейчас, ей бы не понравился наш разговор.

– Давай поговорим с ней.

– Давай, правда, это проблематично. Она умерла. – Венера поправляет бесформенную кофту и пожимает плечами. Сколько ей лет? Наверно, и восемнадцати нет. – Ты также, как и я потеряла кого-то близкого. Верно?

– Это написано у меня на лбу?

– Зачем ты это делаешь? – неожиданно горячо спрашивает девушка. – Зачем говоришь так? Я не пытаюсь пролезть в твою голову, но, Эмеральд, правда в том, что ты сама делаешь свои же страхи очевидными. Нападая на людей, ты говоришь им, что тебе больно; что тебя укусили, и теперь ты не в состоянии себя контролировать.

– Ох, что за бред? Ты меня совсем не знаешь.

– Ты сама себя не знаешь.

Венера делает несколько шагов назад и осматривает меня с явным сожалением, каким-то состраданием. И я ничего не могу с собой поделать, в тот же момент начинаю ненавидеть ее. Никто не должен лезть ко мне, говорить со мной. Мне наплевать на ее мнение, и я жутко сожалею, что нам придется уйти вместе. Была бы моя воля, я бы оставила этого мудреца по середине леса и уехала, забыв о ее странных и необычных замашках.

– Нам надо…, надо…

Запинаюсь, увидев, как Венера подходит к Хантеру Эмброузу. Она садится на колени, прикладывает ладони к его лицу и закрывает глаза. Моя челюсть отвисает: что, твою мать, она вытворяет? Может, мы с ним еще и подружимся? Возьмемся за руки и ускачем на пони.

– Ты бы не трогала его, – советую я, – этот человек опасен.

– А ты?

– Что я?

– Ты не опасна? – девушка переводит на меня взгляд и усмехается. – Вы очень похожи.

– Хватит выдумывать чушь. Я и так впечатлена до следующего нового года. А теперь вставай. Нам пора ехать. Ты ведь не станешь сопротивляться, иначе…

Венера переводит удивленный взгляд на парня, а затем смотрит на меня ошеломленно и довольно, будто не верит тому, что увидела.

– Что? – Ее светло-зеленые глаза не дают мне сосредоточиться. – В чем дело?

– И тебя это не пугает? – шепчет она. Наклоняет голову и задумчиво прикусывает губы. Я растерянно складываю на груди руки, понятия не имея, о чем идет речь. – Ваша связь…

– Что? Какая еще связь.

– Ты видела. Ты понимаешь, о чем я говорю.

Внезапно вспоминаю, как Хантер притронулся ко мне в переулке, и как перед глазами появилось странное видение. Мы поцеловались, что невозможно, но мы оба почувствовали нечто странное. Я собиралась выкинуть этот момент из головы. Правда, сумасшедшие глаза Прескотт талантливо пробуждают во мне дрожь и недоумение, и я раздраженно подергиваю плечами, словно ни черта не помню.

– Какая разница. Мне наплевать на твои видения и на этого психа.

– Но ты не убила его.

– А ты думаешь, убивать так просто?

Венера вновь поднимается на ноги. Она отряхивает от листвы штаны и приближается ко мне почти вплотную. Я стойко выдерживаю ее взгляд.