Текст книги "Темная сторона Эмеральд Эберди (СИ)"

Автор книги: Эшли Дьюал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Ложусь на кровать. Закидываю за голову руки и смотрю в потолок. Неожиданно мне даже нравится находиться здесь – в своей комнате, на своей кровати. Если притвориться, можно сделать вид, что жизнь не менялась; что я как всегда прогуливаю учебу, и меня как всегда тянет к вечеринкам, к выпивке и к спорам с крашенными, тупыми красотками. Или же можно просто закрыть глаза. Я никогда еще не пробовала убегать от проблем. Раньше мне казалось, что так поступают только трусы. Но вдруг, притворившись, будто ничто не беспокоит и не дышит в спину, станет проще?

Неожиданно распахивается дверь. Шейлин недовольно восклицает:

– Ты опять не закрыла дверь, Эмеральд! – приподнимается и замирает. Ее руки сразу же впиваются в простынь, а взгляд косит в мою сторону. Впервые мне жаль Шейлин, ведь я прекрасно понимаю, что пришли за мной.

– Мисс Эберди?

На пороге двое мужчин. Один из них смотрит на меня так пристально, что я почему-то усмехаюсь. Так ведь и дыру прожечь можно.

– Допустим, – ухмыляюсь я. – И что теперь?

– Вы должен проследовать за нами.

– Прямо-таки должна.

– Мы ведем расследование. Недавно ваш дом подвергся нападению. Вам известно об этом, мисс Эберди?

– То есть вы копы, – я медленно приподнимаюсь с кровати. Изучаю угрюмые, грубые лица незнакомцев и на выдохе пожимаю плечами. – Что-то вы совсем на них не похожи.

– Пройдемте с нами.

– Приглашаете меня на свидание?

Видимо, мой лимит шуток исчерпан. Один из мужчин подается вперед, хватает меня за локоть и тащит на себя с такой силой, что я едва не валюсь на колени. Свирепо сжимаю в кулаки руки, выкручиваюсь и, рыча, ударяю незнакомца по животу.

– Родди! – пищит Шейлин. Я отпрыгиваю в сторону, вынимаю из-за пояса пистолет и целюсь в голову одному из мужчин. Тут же и они достают оружие.

– Назад! – приказываю я, сжимая в пальцах холодный металл.

– Опустите руки вниз, мисс Эберди.

– Я сказала, пошли к черту из моей комнаты!

– Наверно, мы неправильно поняли друг друга. – Говорит незнакомец. Он больше не целится в меня. Переводит дуло пистолета в сторону, снимает браунинг с предохранителя. Не сразу понимаю, что происходит, но мужчина заботливо поясняет свои действия. – Если вы прямо сейчас не пойдете с нами, мисс Эберди, вам придется искать новую соседку.

Шейлин взвывает, а я от злости стискиваю зубы. Приподнимаю подбородок, смотрю на незнакомца прямо, не собираясь поддаваться.

– Вы не тронете ее.

– Я дам вам пару секунд, мисс Эберди.

– Родди! – стонет Шейлин и вжимается в угол кровати. – Что происходит?

– Успокойся, – приказываю я. – Они ничего не сделают.

– В ваших же интересах пройти с нами.

– Зачем?

– Скоро узнаете.

– Нет, я узнаю прямо сейчас, тупой ты болван, – рычу я. – На кого вы работаете? Или же его имя нельзя произносить?

– Мой Босс ждет вас, мисс Эберди. Завтрак остывает. Я должен привести вас до того, как он закончит трапезу.

Усмехаюсь. Смотрю на высокого незнакомца, потом на перепуганную Шейлин и без особой радости выдыхаю. Похоже, у меня и, правда, нет выхода. Медленно опускаю руки и только сейчас понимаю, что они дрожат.

– Что ж, я проголодалась.

– Верно. Пойдемте. – Мужчина опускает пистолет. Касается ладонью моего плеча и ведет меня к выходу. Я же отстраняюсь. Не хочу, чтобы он меня трогал. – Надеюсь, мы не доставили вам неудобств.

– Надейтесь.

Незнакомец не отвечает. Мы едем до центра. Останавливаемся около стеклянного, одного из самых красивых зданий города и застываем на входе. Я догадывалась, что меня сопровождают до Э.М.Б. Корпорэйшн, но я даже не думала, что окажусь в главном офисе фармацевтической компании. Удивленно хмыкаю, изучая огромные, алюминиевые буквы. Красивое и внушающее зрелище. Это здание уникальной конструкции в виде зеркального куба. Когда мы оказываемся внутри, я поднимаю вверх голову и улыбаюсь, осматривая этажи офисных помещений, лифты и стеклянные перегородки между кабинетами. Люди, словно молекулы, передвигаются по периметру и носятся, шелестя документами, сжимая папки, черные кейсы и груды тубусов. Почему-то мне кажется, что здесь творят великие вещи. Может, и плохие, но великие. Понятия не имею, в чем цель Сомерсета, но под его началом процветающая, едва ли не лидирующая компания, производящая инновационные лекарства. И если он и хочет быть злодеем, то у него плохо выходит. Плохие мальчики не спасают людям жизнь.

Меня проводят до ресторана на минус первом этаже. Двери лифта распахиваются. Я думаю, что попаду в очередное светлое помещение, но вдруг оказываюсь в мрачном зале. Люди переговариваются, еле шевеля губами, словно здесь нельзя говорить громко; словно это место построилось для одного человека, а остальное: музыка, красиво одетые рабочие бизнес центра, официанты, приглушенный свет – лишь удобные ему декорации.

Следую за мужчиной. Он идет вглубь ресторана, иногда смотря на меня через плечо. Не думаю, что он боится меня потерять в этом молчаливом, темном лабиринте из столов и колонн. Скорее ему любопытна моя реакция, а я приятно удивлена.

Неожиданно замечаю, как из-за стола поднимается высокий и худой мужчина. В его глазах отражается тусклый свет ламп. Он расставляет в стороны руки и кивает, будто уже давно хочет со мной познакомиться, а я лишь хмыкаю, неуверенно расправив плечи.

– Как я рад! – восклицает он, делает шаг вперед и оказывается ко мне так близко, что я вижу его молодое лицо. Сомерсет Эмброуз. Дух у меня перехватывает, как я не пытаюсь сопротивляться. – Дорогая Эмеральд, здравствуй.

Главный антагонист моей жизни – высокий, красивый мужчина с открытой улыбкой и яркими зелеными глазами. У него вытянутое лицо и черные, густые волосы. Галантно и вежливо он пожимает мне руку. Затем спрашивает:

– Вы проголодались?

– Не думаю, что сейчас мне есть дело до еды.

– До нее всегда есть дело. Харрисон, принесите мисс Эберди то же, что мне. Уверен, наши вкусы схожи. Итак, я должен представиться.

– Я знаю, кто вы. – Я смотрю на Сета и дергаю уголками губ. Этот мужчина внушает панику. Как только я думаю о том, что ему уже двести лет, меня начинает мутить. – Зачем притворяться. Вы вполне можете показать то, что чувствуете.

– Разве вы забыли, Эмеральд. Я ничего не чувствую.

Мы смотрим друг на друга. Я бы хотела, чтобы его слова не тронули меня, но вдруг ощущаю, как в груди что-то вспыхивает. Сомерсет утерял способность к эмоциям. Может, он даже понимает, что испытываю я. Может, мы с ним даже похожи.

Мы садимся друг напротив друга. Я складываю на коленях руки, а Эмброуз изящно потягивает из бокала вино. Не время молчать, но в горле у меня так и застревает ком. Что сказать человеку, который хочет меня убить, а сейчас угощает завтраком? Не знаю, как ни странно, в университете меня этому не учили.

На Сомерсете черный костюм. Он идеально подчеркивает его худобу, а еще навивает мысли об агентах из кино. Так и не скажешь, что человек, сидящий напротив, руководит и распоряжается фирмой по производству инновационных лекарств.

– Вы доктор? – почему-то спрашиваю я и пожимаю плечами. – Это странно.

– Я – ученый.

– И что исследуете?

– Людей. – Сомерсет кладет вниз руку и ударяет пальцами по столу. Затем взгляд его находит мои глаза и становится серьезным, будто я – очередной объект для изучения. Мне не нравится то, как он пристально меня разглядывает. – Вы так молоды.

– Зачем я здесь?

– Познакомиться. Разве можно воевать, не зная соперника в лицо?

– Ваше лицо мне знакомо. Как и всем жителям Кливленда.

– Правда?

– Да. Я каждый день просыпаюсь и пялюсь на вас в окно, на рекламный щит. – Кладу руку на сердце и театрально вздыхаю. – Могла ли я подумать, что эти добрые глаза хотят моей смерти?

– У вас есть чувство юмора, мисс Эберди.

– У вас тоже. Сначала вы приказываете меня убить, а потом угощаете завтраком. Как мне кажется, такие вещи должны стоять в иной последовательности.

– О чем вы, Эмеральд? Я не желал вам смерти. – Сомерсет пожимает плечами. – Мне прока в этом нет. Ох..., простите, никак не могу отказаться от привычки говорить словами того века. Раньше предложения были короче, но смысла в них было больше. Мы могли и не говорить вовсе. Просто смотрели друг на друга и все понимали. Вы тоже так думаете?

– Откуда мне знать? – усмехаюсь я. – Это не мне двести лет.

– Молодежь говорит странно. Я не могу привыкнуть, как ни стараюсь. Эти фразочки, вроде «типа», «ок», «заливать», «облом»…

– Чувак.

– Да! Как жаль, что сейчас это стало модным.

– Сейчас многое популярно. Например, одеваться, как шлюха. Я о вашей дочери. Вы бы проследили за ней. Эти хвосты и юбки, словно девочка начиталась комиксов…, они не доведут до добра, только неприятностей накликают.

– Думаю, Эрин сможет постоять за себя.

– Все бывает в первый раз.

Сомерсет криво ухмыляется. Придвигается к столу и наклоняет голову в бок, изучая меня и сканируя, словно я редкая картина. Меня это начинает раздражать.

– Что именно вас так интересует в моем лице? – рявкаю я, не подумав. Возможно, он злится, но вида не подает. – Хватит играть. Я хочу понять, что я здесь делаю.

– Я уже сказал.

– Вы солгали.

– Я не лгал. Я должен был с вами встретиться, мисс Эберди, ведь хотел проверить то, что у меня вышло, результат. Это важно для меня.

– Какой еще результат? – не понимаю я.

– Я – ученый, Эмеральд, и дело моей жизни – найти лекарство от болезни.

– Вы болеете?

– Да, и уже давно. Заболел, когда одна девушка – не будем называть имен – дала мне второй шанс, не догадываясь, нужен ли мне он.

– Вы говорите о Кайман Прескотт?

– Наверно.

– Не притворяйтесь, будто вы не помните ее, Эмброуз.

Мужчина хмыкает. Поправляет пальцами ворот рубашки и улыбается:

– Да, вы правы, я помню все до мельчайших подробностей. И цвет ее глаз, и волосы и то, как она говорила со мной, и как на меня смотрела.

– И чем же вы заболели?

– Вы ведь знаете.

– Честно? Я понятия не имею.

– Я перестал чувствовать.

Удивленно вскидываю брови. Смотрю на Сомерсета и растерянно затихаю, не веря в то, что слышу. Неужели двухсотлетний человек живет не для того, чтобы отомстить, а для того, чтобы вновь начать чувствовать? Не понимаю. И думаю, что он лжет.

– Вы ведь шутите, верно?

– Я не умею шутить.

– Хватит, мистер Эмброуз. Неужели единственное, что вам нужно – это лекарство от безразличия? Так не бывает.

– Почему?

– Потому что злодеи не хотят чувствовать.

– Злодеи – от слова злой. А я злиться не умею. Так что наверно, ваш источник солгал вам, мисс Эберди. Я просто иду к цели. И только. Вот уже двести лет я пытаюсь понять, в кого я превратился. А вы считаете, что убиваю я ради забавы. Так ведь? Нет. Я добываю информацию. Провожу исследования. Когда-то жить, ничего не ощущая, было правильно, но не теперь. Я думаю о запахах, о вкусе, об эмоциях…, это то, чем владеет каждый, но то, чего лишили меня. Разве это справедливо, скажите? Вы знаете, вы ведь чувствуете, что я считаю потрясающим, ведь наслышан о вашей истории.

– Что? – недоуменно морщу лоб. – О моей истории?

– Да. О пожаре. Я ведь знаю, что мы с вами похожи, Эмеральд, – Сомерсет наливает себе еще вина и отпивает его, не отводя от меня глаз. Его губы дрогают от легкой улыбки.

Меня же пронзает холод. Эмброуз знает, что меня, как и его воскресили. Знает, что между нами существует связь. Но откуда? Я нервно сглатываю и закидываю ногу на ногу.

– Как видите, не всем повезло так же, как и вам. – С сарказмом протягиваю я. – Мне не представился шанс оставаться всегда молодой. Хотя, если честно, паршивая бы была у меня тогда история: четыре года – это не время для вечеринок и парней.

– Пожалуй, это и поражает меня, мисс Эберди. Мой эксперимент прошел успешно, а я так и не понял, почему именно.

Хмыкаю.

– Что значит, ваш эксперимент?

– То и значит. Я годы потратил на то, чтобы понять свою суть. Но это сложно, когда изучаешь самого себя. Мне же нужен был новый объект, научно-исследовательская работа со стороны. Я хотел заметить то, чего не замечал у себя, ведясь на поводу у субъективных оценок. Понимаете?

– Как-то не очень, мистер Эмброуз.

– Я не мог воспользоваться машинкой, пытался забрать ее множество раз, но всегда сталкивался с проблемами и препятствиями – с вашим отцом в том числе. Сколько же мне можно было ждать? И чего ждать? Если эксперимент не поддается воздействию снаружи, стоит организовать его изнутри. Машинка была далека для меня, но не для вашего рода. И мне просто осталось выбрать ведущие фигуры, распределить роли.

Живот сводит. Я крепко поджимаю губы, смотрю в безумные глаза и никак не могу поверить в то, что слышу. Нет, не может быть.

– Мой выбор пал на вас, мисс Эберди, ведь Колдер так любил свою дочь. Я наблюдал за вами много лет, изучал повадки, привычки. Я должен был знать о вас все, чтобы потом составить точный отчет.

– Значит, пожар устроили не для того, чтобы устранить противников?

– Это стало приятным бонусом. Но, в целом, да. Я искусственно создал ситуацию, а вам осталось отыграть свои роли. Правда, эксперимент мог провалиться, когда вы едва не сгорели заживо. Тогда мне пришлось вмешаться.

– Что?

– Я запомнил ваше лицо в тот момент, Эмеральд. Когда вы умирали. Знаете, вы ведь не плакали. Я вынес вас из дома и оставил на земле, а вы крепко за меня держались, молча задыхаясь. Это поразило меня, если признаться. Но главное, пожалуй, в том, что ваш отец, как я и предполагал, вернул вас к жизни. А вы…, – Сомерсет довольно ухмыляется, – вы не утеряли способность чувствовать. Да, действие пишущей машинки отразилось и на вас. В вас проснулась холодность и жестокость, равнодушие. Но вы излечились от безразличия.

– Какая жалость.

– Это прорыв, Эмеральд. Вы и есть мое лекарство. Но в чем секрет? Почему мое тело подверглось изменениям, почему мои эмоции исчезли, но не ваши?

– Вы плохо меня знаете. – Растерянно закрываю глаза. В груди громко стучит сердце. Я и не знала, как долго являлась лишь экспериментом сумасшедшего гения. Обиженного и покинутого мужчины. Я вновь смотрю на него, но почему-то больше не вижу красивого, галантного человека. Я вижу растерянного мальчишку, утратившего способность любить.

– А сейчас вы расстроены, – широко раскрыв глаза, шепчет Сомерсет. – Я не помню, как это. Что вы чувствуете, мисс Эберди?

– Разочарование.

– Поразительно.

– Нет, это довольно-таки паршиво, мистер Эмброуз. – Хочу подняться из-за стола, но вдруг ощущаю чью-то ладонь на своем плече. Кажется, это Тейгу Баз – личный охранник Сомерсета. Я недовольно скидываю его руку. – Не прикасайтесь ко мне, иначе я выбью из вас все ваше дерьмо, сударь.

– Эмеральд, вы никуда не уйдете. – Наконец, Сет берется за еду. Отрезает кусочек от омлета и медленно прожевывает его, разглядывая мое лицо. – Я не упущу возможность, а вы – мой ключ к излечению.

– Будете ставить на мне эксперименты? – смеюсь я. – А вы шутник, мистер Эмброуз.

– Но я не шучу. Я долго изучал людей. Изучал своих детей. Они ведь отличаются от всех: безэмоциональные, равнодушные, как я, но смертные, как каждый из вас. Проклятие отразилось и на них – сердца моих детей не бьются. Но они стареют, умирают…, разве это не поразительно, мисс Эберди?

– И сколько же родственников вы похоронили, Сомерсет?

– Много.

– И вас это не тронуло?

– Хотелось бы, но знаете, мне всегда было как-то все равно на тех, кто находится со мной рядом. Наверно, вам знакомо это ощущение.

Я не отвечаю. Наблюдаю за тем, как он ест, и думаю, что делать. Как мне выбраться отсюда? Я в ловушке. Черт. Лучше бы позволила им застрелить Шейлин. Она постоянно галдит и мешает мне расслабляться.

– Попробуйте омлет, – предлагает мужчина. Он кивает на мою нетронутую тарелку с едой и пожимает плечами. – Сколько я за вами наблюдаю, вы всегда отличались хорошим аппетитом. Что-то не так?

– Решила следить за своей фигурой.

– Вы отлично выглядите, Эмеральд. Придумайте другое оправдание.

– Ладно. Я ненавижу омлет.

– Опять лжете.

– Мне абсолютно наплевать на вашу тупую еду, и я хочу как можно скорее убраться отсюда. Такое оправдание сойдет?

Сомерсет пожимает плечами. Вытирает салфеткой рот и улыбается:

– Не стоит оскорблять повара. Он отлично готовит.

Я собираюсь сказать, что мне плевать и на повара и на Сомерсета, и на его желание ставить на мне эксперименты, но не успеваю. Вижу, как столовые приборы подрагивают, и замираю: какого черта? Стол дребезжит. Люди вокруг взрываются нервным шепотом, а у меня перехватывает дыхание. Что это? Землетрясение?

– Тейгу, – отрезает Эмброуз и кидает перед собой салфетку. – Надеюсь, вход хорошо охраняется? У нас гости.

– Гости? – переспрашиваю я и невольно слышу за своей спиной грохот. Подрываюсь со стула. Кто это? Почему коридор заполонил дым? Ничего не понимаю. Чувствую, как у меня безумно громко бьется сердце, и тяжело выдыхаю, приказав себе успокоиться. Кому понадобилось пробираться в главный офис Сомерсета Эмброуза? Это ведь самоубийство.

Сквозь пелену дыма показывается лицо молодой девушки. Приглядываюсь, щурюсь и едва не вскрикиваю от изумления: это Венера Прескотт, и она пришла за мной. В тот же момент дребезжание прекращается. Со скрипом столы отрываются от пола и зависают над ним, словно волшебные свечи, парящие в воздухе.

– Мне нужна Эмеральд Эберди, – громко восклицает Венера, а я теряю дар речи. Не могу поверить, что вижу перед собой некогда хрупкую и стеклянную девушку. – Если вы отпустите ее, я ничего вам не сделаю.

Эмброуз не спешит. Медленно поднимается со стула и со вздохом подходит ко мне. Кладет ладонь на мое плечо, сжимает его – сильно – и пропевает:

– Какая жалость. Я и не думал, что семья Прескотт снова в деле. Неужели вы будете играть против меня, юная Венера. Ваши родители были убиты, они попытались сбежать, и пересекли мою территорию, то есть покинули территорию поместья, а я слежу за этим, личная неприязнь, увы. Вы же еще решили и дорогу мне перейти.

– Я пришла защитить Эмеральд Эберди.

– Не думал, что она нуждается в защите. А вот вы…

– Не трогайте ее, – вмешиваюсь я, переведя взгляд на Сомерсета. – Она не понимает, что делает. Она глупая девчонка!

– Она знает, с кем имеет дело, мисс Эберди. Мистер Баз, будьте добры…

– Стойте, я ведь здесь. Зачем делать ей больно?

– Эмеральд, она сама пришла.

– Она – не Кайман. Она не заслужила вашей мести.

– Мести? – переспрашивает меня Сомерсет, и в его зеленых глазах застывает вопрос. Мужчина смотрит на меня, но будто не замечает. Он поджимает губы и говорит так тихо, что я едва слышу. – Я помню только то, что Дезмонд Эберди мог прострелить мне голову, но прострелил грудь. Помню, только Аделину и ее красные глаза. Но еще я помню рыжие волосы Кайман за окном. Ее никто не видел. Все смотрели на меня; на то, как я умираю, а я смотрел на человека, из-за которого валялся на земле. На нее, естественно. И я не помню чувств, помню лишь факты, но даже они заставляют меня убивать ее род интуитивно.

– А что если она знает, как вернуть вам чувства? – я цепляюсь за последнюю нить.

– Есть вещи, важнее работы, Эмеральд.

– Вы же хотите этого больше всего!

– Я ничего не хочу.

Разочарованно выдыхаю. Как манипулировать человеком, которому на все плевать? Это невозможно! Боже, Венера, зачем ты сюда пришла? Фокусы с летающими столами не спасут нам жизнь! Глупая, наивная девчонка. Почему Мортимер позволил ей это сделать?

Неожиданно резкий поток воздуха откидывает меня в сторону. Недоуменно я гляжу на Прескотт и понимаю, что возникший ветер – ее рук дело.

– Венера! – Но девушка меня не слышит. Она поднимает вверх руку, и тут же все те, кто находится в зале, подлетают с мест, сбитые с ног невидимым, силовым полем. Звучит грохот. Переворачиваются столы, вдруг падают люстры, а Прескотт стоит посередине зала без единой царапины и пронзает решительным взглядом Сомерсета. Я не узнаю в ней того человека, которого повстречала совсем недавно в поместье.

– Я сказала, что не трону вас, если вы добровольно отпустите Эмеральд, – серьезно и громко говорит она, а затем делает несколько шагов вперед. – Почему вы мне не верите?

Эмброуз поднимается на ноги. Его охранник – Тейгу Баз – ловко достает из-за спины пистолет, но Венера силой мысли обезоруживает его.

– Я же предупреждала! – внезапно мужчина подлетает над полом. Словно распятый, он висит в воздухе с широко распахнутым ртом. – Я не хочу никому причинять боль!

– У меня много времени, – говорит Эмброуз, встретившись с Прескотт взглядом. – Я живу вечно, мне некуда спешить. – Он отряхивает костюм и осматривает тело охранника, весящее в воздухе. Неожиданно его губы трогает улыбка. – Как вы думаете, юная Венера, он заслуживает того, чтобы вы опустили его на землю?

– Я отпущу.

– Серьезно? Я бы не отпускал. Если ситуация выходит из-под контроля, значит есть в этом виноватые. Вы так не считаете?

– Эмеральд, – зовет меня Прескотт. Она до сих пор стоит с вытянутой рукой и слегка морщится, выгибая пальцы. – Нужно уходить. Скорее.

Я поднимаюсь на ноги. Прохожу мимо Сомерсета и ловлю его спокойный взгляд. Не думаю, что после нашего ухода Тейгу Баз останется в живых. Не думаю, что каждый, кто сейчас находится в этом зале, легко отделается. Но мне все равно. Я подбегаю к Венере и решительно хватаю ее за руку.

– Пойдем.

Она отворачивается от Эмброуза, и тут же тело охранника падает к его ногам. Я уже представляю, как владелец компании наказывает провинившегося сотрудника. Или же о злости Сомерсету известно столько же, сколько и о милосердии?

– Мы скоро увидимся, Эмеральд. – Обещает Сет.

Я не отвечаю. Буквально тащу Прескотт за собой и иногда смотрю на нее, широко и удивленно распахивая глаза. Что это было? В кого она превратилась? Совсем недавно она не собиралась и пальцем трогать противников. А теперь вторглась на чужую территорию, да еще и перевернула все вверх дном! Даже я не способна на похожую легкомысленность.

– Зачем ты это сделала? – вырвавшись на улицу, вспыхиваю я. Мы перебегаем через дорогу и вдруг натыкаемся на джип Блумфилда. Я растерянно вскидываю брови. – Что тут происходит? Как вы меня нашли?

– Твоя соседка позвонила Саймону. Она сказала, что тебя забрали неизвестные люди.

– И вы кинулись в главный корпус Э.М.Б. Корпорэйшн?

– Тот мужчина…, кажется, Терранс, назвал адрес. У тебя в запястье датчик, или что-то вроде того. Я…, я не поняла.

Слов нет. Блумфилд выпрыгивает из салона и накидывается на меня, будто на давно умершего родственника. Я пытаюсь отстраниться, но не выходит. Парень слишком крепко прижимает меня к себе.

– Какая ты дура, – злится он прямо мне на ухо.

– Сам ты идиот, Саймон.

– Я чуть с ума не сошел.

– Ну, и какого черта вы приперлись? – завожусь я. – Кто вас просил?

– Нас и не надо просить.

– Блумфилд, ты спятил? Я не собираюсь жить, зная, что тебя убили по моей вине, ты меня услышал? Чтобы такого больше никогда не повторялось. Нашелся герой! Не хватало мне еще тебя по кусочкам собирать.

– Что ты орешь?

– Я не ору.

– Нет, ты орешь, – возмущается друг. – Думаешь, я мог остаться в стороне? Шейлин позвонила и сказала, что какие-то психи утащили тебя, что они вам угрожали.

– И что?

– И что? – удивляется парень. Смотрит на меня, как на идиотку и встряхивает руками в стороны. – И то, что я не смог оставить это без внимания, Родди. Мне как-то не очень-то и хочется хоронить тебя, знаешь ли.

– Ну и с какой стати?

– Ты бы поступила точно также!

– Не поступила бы!

– Поступила, – вмешивается Венера и с интересом рассматривает мое лицо. Черт, я уже и забыла, как жутко меня бесит ее пронизывающий взгляд. – Ты лучше, чем думаешь.

– По-моему, именно ты сказала, что я темная.

– Я сказала, что ты похожа на них, но…

– Все. Нам пора ехать. Но знаешь что, Родди, одного спасибо было бы достаточно.

– Не собираюсь я вас благодарить. Я бы и сама со всем справилась.

– Ты так считаешь?

– Да.

Парень смотрит на меня обижено, а затем на выдохе несется к машине. Я закатываю глаза. Не собираюсь обращать на него внимания. Побушует и успокоится.

– Зря ты так.

– Как? – рявкаю я, повернувшись к Венере. – Почему ты вообще меня лечишь? Мы с тобой едва друг друга знаем. Может, хватит копаться в моей голове и делать вид, словно тебе обо мне все известно, как думаешь?

– Я думаю, что за Саймона ты отдашь свою жизнь.

– Я не способна на такие благородные поступки.

– Ты ошибаешься.

Ух, как же бесит этот ее умный тон. Но Прескотт не дает мне возможности ответить. Она идет к машине, а я раздраженно откидываю назад голову. Почему все пытаются что-то мне объяснить или вбить в голову. Я – бесчувственный кусок дерьма, и то, что им всем не хочется в это верить – ничего не меняет. Они могут доказывать мне обратное до потери пульса, до пены изо рта. Но я-то знаю правду. Я-то знаю, что чувствую.

– Давай же, Родди. Мы ждем! – восклицает из окна Саймон, и я невольно выплываю из мыслей. Усаживаюсь в салон и крепко придавливаю к коленям ладони. Надеюсь, никто не заметил, как они дрожат.

ГЛАВА 10. БЕССЕРДЕЧНЫЕ.

Я занимаюсь до двух часов ночи. Затем просыпаюсь в пять утра и вновь бреду в зал, не чувствуя усталости, не чувствуя ничего. Мне совсем несложно стрелять. Я целюсь и не промахиваюсь. Самое трудное начинается после выстрела, после того, как отдача толкает меня назад и отрезвляет. Я вижу дыру в мишени, но мишень – не пластмассовый человек, а мистер Доусен. И дыра у него в голове; ровно там, куда я выстрелила позавчера.

– Черт, – резко нагибаюсь. Мне нечем дышать, но я борюсь с собой. Выпрямляюсь и стреляю вновь. А потом опять складываюсь пополам и облокачиваюсь ладонями о колени. Пот скатывается по лицу. Я широко раскрываю глаза, слежу за тем, как капли ударяются о пол, разлетаясь в стороны, и говорю: хватит, возьми себя в руки. А тело все равно дрожит.

Так проходит немало дней. Иногда я наталкиваюсь на Морти. Он хочет поговорить, но я убегаю. Не собираюсь выслушивать то, что и сама прекрасно понимаю. Запираюсь в зале и занимаюсь до тех пор, пока ноги не взвывают, а тело не валится от усталости. Меня только тренировки и спасают. Они изматывают, и я засыпаю, несмотря на то, хочу я этого или нет. В противном случае закрыть глаза и не увидеть кошмар – гнилое дело. Постоянно мне видится лицо Спенсера Доусена, лицо Сомерсета и почему-то лицо отца. Правда, он не причиняет мне боль. Он просто во мне разочарован.

Саймон приходит каждый день, но мы не общаемся. Он встречает меня в коридоре, а потом уходит в комнату Венеры. Я знаю, что парень хочет помириться, но не могу найти в себе силы согласиться. Мне комфортно быть одной. Да. Точнее, может, и нет, но просто я не вижу смысла и дальше втягивать его в это безумие. Я помню, что сама пригласила его в дом Морти, но, может, я ошиблась? Может, нужно было отпустить его?

Тупые мысли. Они не дают мне покоя. Честно, я и не знаю, из-за чего ломать голову усерднее: из-за Сомерсета, из-за Доусена, из-за Саймона или Венеры. А, может, даже из-за Хантера Эмброуза, которого уже не один день пытает Цимерман на чердаке? Я не слышу криков, но часто вижу старика с окровавленными руками. Жуткое зрелище. Сегодня день такой же, как и все предыдущие дни. Я выхожу из коморки, бреду по пустому коридору в зеркальную комнату и ни о чем не думаю. Иногда мне кажется, что я превратилась в нечто несуществующее. Что сейчас отличает меня от моего отражения? Ничего. Я погрязла там, где нет места ни рассуждениям, ни эмоциям. Я, возможно, готовлю себя к какой-то битве и знаю, что должна завершить дело столетней давности, но в то же время, я абсолютно не врубаюсь, что со мной творится. Я несусь по залу, моя копия несется следом за мной, мы все вертимся и вертимся в этом круговороте, бежим, рвемся куда-то изо всех сил. Нам без разницы, куда именно. Мы просто пытаемся испариться. И я ощущаю, как горят легкие, и ноги меня уже не держат, и копия в зеркале валится на пол, я тоже на полу, и я смотрю на свои руки, а на них кровь. Поднимаю взгляд, встречаюсь им со смазанным отражением. И я не вижу себя больше. Наверно, я схожу с ума.

– Черт, – прохожусь пальцами по волосам. Впервые во мне так пусто. Облокачиваюсь спиной о зеркало и закрываю ладонями лицо. Мне никто не нужен. Я со всем справлюсь в одиночку. Но почему же тогда мне так паршиво?

– Мистер Цимерман сказал, ты занималась спортом, – неожиданно говорит знакомый голос, и я поднимаю голову. Венера стоит на пороге и неуверенно мнет перед собой руки. Она вновь кажется мне хрустальной. – Это правда?

Я вздыхаю. Не уверена, что хочу с ней разговаривать, но и прогонять ее нет сил.

– Да. Было дело.

– И каким видом спорта?

– Гимнастикой.

– Серьезно?

– Я угробила на нее шесть лет. Но потом бросила: надоело издеваться над собой, над своим телом. Ты ведь знаешь, что гимнасткам даже парней иметь запрещается.

– Почему? – У Венеры удивительные глаза. Они светлые и блестящие, как у ребенка, который только начал познавать мир. – Что в этом такого? Занимает много времени?

– Причем тут время. Дело в гормонах. Ну, ты понимаешь, о чем я.

Прескотт смущенно усмехается. Подходит ко мне и медленно усаживается рядом. У нее вид какой-то испуганный, и я недоверчиво морщу лоб.

– Что? – интересуюсь я. – Только не говори, что ты не в курсе.

– Просто…, ну, знаешь я…, это сложно. – Девушка прикусывает губу. – Я жила одна так долго, и со мной рядом не было того, кто пояснил бы, что к чему. Поэтому я толком не понимаю, о чем идет речь.

– О, боже мой, я была права, – хватаюсь за сердце и усмехаюсь. – У тебя никогда не было парня, так ведь?

– Смеешься? Я и из дома редко выходила. Единственным представителем мужского пола был мой брат. Но мы с ним никогда не говорили на подобные темы.

– И где же он сейчас?

– Сбежал. Эней оказался самым умным из нас. – Венера пожимает плечами и грустно вздыхает. – Я не видела его уже года четыре. Он до последнего не признавался, что хочет уйти. А потом однажды вручил мне это. – Девушка показывает мне цепочку, на ней висит блекло-голубой камень. Он неровный, а его контур розового, переливающегося цвета. Не видела никогда ничего подобного. – Я сразу поняла, что брат прощается. Это турмалин, а он защищает от бед и отражает негативную энергию. Такое не дарят просто так, я ведь не глупая. Я тут же почувствовала нечто неладное.

– И он ушел?

– Да. Я осталась с бабушкой.

– Хм, – задумчиво смотрю в потолок. Интересно, смогла бы я вынести подобное? Не представляю себе жизни, в которой нет места свободе. Дом – тюрьма, и не как метафора, а в прямом смысле. Мне бы стало худо. – Наверно, тебе пришлось несладко.

– Если честно, я избежала многих проблем. Меня не бросали, не обижали, не считали странной. Я ведь ни с кем не общалась, потому осталась целой и невредимой, и не только снаружи, но и внутри. Относительно, конечно.