Текст книги "Темная сторона Эмеральд Эберди (СИ)"

Автор книги: Эшли Дьюал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Нет никакого плана. И ни к кому меня не тянет.

– Ты же чувствуешь это!

– Я не…

– Чувствуешь! – настаивает Прескотт и впервые смотрит на меня недовольно. Глаза у нее становятся темного цвета, а на лбу появляется складочка. – Знаешь, проблема ведь как раз-таки в том, что не ты, не он чувствовать не должны. Но что-то щелкнуло между вами, что-то изменило вас самих. Ему больно, потому что его сердце просыпается.

– Что?

– И тебе страшно, потому что раньше ты никогда не испытывала ничего подобного. И, скажу тебе сразу, я, может, боюсь эмоций, и я отдала бы все, чтобы не ощущать ужас и страх потерять близких, страх быть отвергнутой или непонятой. Да, я хотела бы стать ко всему безразличной. Но даже это не позволит мне совершить то, что ты просишь.

– Ты не залезешь ему в голову? – поражаюсь я и раздраженно стискиваю зубы. – Что за бред, Венера?

– Это не бред. И я не собираюсь вмешиваться в судьбу. Сначала разберись с тем, что ты чувствуешь. А потом уже приходи ко мне за помощью.

– Но я и так прекрасно понимаю, о чем говорю!

– Может, ты и понимаешь, но это не значит, что это правильно.

– О, Господи, – взвываю я, эмоционально взмахнув руками, – что за ахинею ты мне в голову пытаешься вдолбить? Мне абсолютно наплевать на Хантера. И если ради нашей безопасности нужно пожертвовать его жизнью – я не против. Это стоит того, Венера.

– Ты так не считаешь, Эмеральд.

– Да, что ты…

Неожиданно дверь в комнату распахивается и на пороге оказывается Лис. Но она тут же замолкает, увидев наши перекошенные от гнева лица.

– Простите. Я не хотела вмешиваться, но…

– Так и не вмешивайся! – вспыляю я.

– Не кричи на нее. Разве можно быть такой грубой?

Прескотт подходит к Лис и виновато ей улыбается. Затем девушка легонько касается плеча доктора Фонзи и спрашивает:

– Как вы себя чувствуете?

– Ну, – теряется женщина и смотрит на меня недоуменно, – вроде все в порядке. Я не думаю, что у меня есть причины беспокоиться. А должны быть?

– Нет. Я просто надеюсь, что у вас все хорошо сложится. Вы ведь уже разговаривали по этому поводу с мистером Террансом?

Лицо доктора вытягивается. Она покачивается на носках и кивает, словно понятия не имеет, что за игру затеяла Прескотт. Я вздыхаю.

– Ты что-то хотела, Лис?

– Да, я…, – женщина поправляет белый халат, – я собиралась сказать вам, что мистер Цимерман ждет вас в конференц-зале. Есть вопросы, которые надо обсудить немедленно.

– Хорошо, мы сейчас подойдем.

Доктор Фонзи покидает комнату, а я перевожу взгляд на Венеру.

– И что это было? О чем она должна поговорить с Террансом?

– Это ее дело. – Прескотт подходит к комоду и достает теплую кофту. – Если тебе на все наплевать, зачем мне этим делиться?

– Ого, да ты язвишь.

– Как иначе, если я живу с тобой под одной крышей. Ох, – она неуклюже натягивает свитер и придавливает ладонями наэлектризованные волосы, – очень легко стать похожей на тех, кто рядом. Даже невольно. И если честно, я не хочу быть похожа на тебя, когда ты теряешь над собой контроль.

– Ужасное зрелище?

– Нет. Мне становится тебя жаль.

Прескотт выходит из спальни, а я задето поджимаю губы. Что она имела в виду? Не думаю, что ее слова искренни. Если я и могу какие-то чувства пробуждать у людей, то уж точно не жалость. Скорее презрение. Да. С ним мы хорошие друзья.

– Черт. – Убираю с лица волосы. Надоело ощущать себя неправой. Да и почему вдруг всегда именно я оказываюсь агрессором? Я просто поступаю так, как подсказывает мне не только интуиция, но и здравый смысл. Я ведь знаю, что делаю. И Хантер Эмброуз ничего для меня не значит. Совсем ничего.

Тяжело выдыхаю. В последний раз оглядываю комнату и иду в конференц-зал. Разве есть объяснение моим поступкам? Я надеюсь, что да. Но вдруг нет? Наплевать.

Когда я захожу в помещение, Мортимер и Венера уже сидят за столом. Старик тихо говорит ей что-то, а она улыбается. Она всегда улыбается. Откуда в ней столько света? И почему она до сих пор не превратилась в тлеющий уголь? Что ж, будем ждать, ведь рано или поздно это происходит со всеми, кто сталкивается с человеческой жестокостью.

– Итак, – Морти кивает мне, – надеюсь, ты понимаешь, что теперь придется залечь на дно. Правда, Эмеральд?

– Что? – я растерянно распахиваю глаза. Ушам своим не верю! Неужели они не хотят предпринять какие-то действия? Сколько можно отсиживаться в стороне? Это ведь глупо и наивно. Так Сомерсет проживет еще и не одно столетие. – О чем ты вообще говоришь? Я тебя не понимаю. Что за стратегия, в которой мы опять ничего не делаем?

– Хантер Эмброуз обвел нас вокруг пальца. Он видел машинку. И нам поразительно повезло, дорогая, что до этого – пару дней назад – Венера наложила на комнату оберег от врагов и неприятелей.

– Ну, и аминь. Спасибо, рыжая благодетельница. Но почему опять прятаться?

– Потому что мы ничего не узнали о револьвере, а предпринимать что-либо вслепую глупо. Разве ты так не считаешь?

– Да. Глупо надеяться, что все будет легко. Но нельзя сидеть без дела, Морти. Мы попусту тратим время.

– Я попытаюсь разузнать что-либо о револьвере, – вмешивается Венера и неуверенно выпрямляется. – Я свяжусь с Кайман.

– Свяжешься с Кайман? – прыснув, переспрашиваю я. – Ты ведь шутишь. Скажи, что ты шутишь. Иначе я сойду с ума. Сюрпризов хватает.

– Души наших предков всегда рядом, Эмеральд. И я действительно могу с ней выйти на контакт, если постараюсь.

– Вот и отлично! – Цимерман прихлопывает в ладоши. – Венера разузнает что угодно о револьвере, а ты Эмеральд…, ты.… Приготовь нам завтрак.

Мои брови подскакиваю вверх, и я невольно отшагиваю назад.

– Что?

– Ты умеешь готовить? Как раз обновим кухню, а то мне уже плохо от той еды, что мы заказываем на дом. Согласна?

– Нет.

– Вот и договорились.

Морти и Венера встают из-за стола, а я недовольно складываю на груди руки. Если у них не все хорошо с головой – это их проблемы. Но неужели только до меня доходит, что теперь Сету и его очаровательным детишкам известен наш адрес! Нам нужно не просто предпринять что-то. Нам надо срочно избавляться от семьи Эмброуз, или она избавится от нас! Очевидные факты, которые трусливые люди предпочитают не замечать.

– Послушайте, – пробую вновь я, – я знаю, что Хантер и его сестричка скоро придут за нами. Они не могут не прийти. Вновь менять дом – глупо. Но надо защищаться. Надо…

– Дорогая, – Цимерман снисходительно поглаживает меня по плечу, будто я грустная девочка, потерявшая воздушный шарик, – не паникуй. Все идет по плану.

– По какому плану, Морти? Если есть более подходящий момент свернуть нам шею – вот он. Как же ты не понимаешь?

– С нами Венера. Она сумеет защитить и нас, и себя.

Я смотрю на девушку и поджимаю губы. Никогда не ощущала ничего подобного. Я вдруг чувствую себя ненужной. Вот это да. Пожимаю плечами и срываюсь с места. Если у них есть план – ради Бога. Главное, чтобы потом мне не пришлось все это расхлебывать.

Я жарю яичницу. Оглядываю огромную, новую кухню и вздыхаю. Мебель пахнет не стариной, как в общежитии, а пластиком и каким-то клеем. Она темно-бардового цвета со странной, блекло-красной подцветкой. По центру вытянутый стол, на стенах – подвесные шкафы разных размеров. Они пустые, как и серебряный холодильник. Из еды лишь яйца, пакет молока и заплесневевший сыр. Идеальное место для гурмана, или для ленивого зада, не щадящего лишние деньги. Я зову всех завтракать, а сама прячусь в комнате. Достаю из сумки ноутбук и, наконец, провожу спокойные несколько часов за просмотром сериалов и каких-то новых трейлеров. Я уже так давно не заходила в интернет, что отстала от жизни. В социальных сетях меня уже похоронили. На почте несколько писем из ректората, и мне становится не по себе, когда я их читаю. Что ж, проблемы с университетом – совсем уж и не шаблонная ситуация. Раз я герой, мне все должно сходить с рук. Правда, холодная речь мистера МакШэлвуда – деканата моего факультета – не внушает радости, а наоборот лишь заставляет меня поверить в печальный конец. Неужели меня исключат? Черт. Я, конечно, никогда не любила занятия и правила, не любила делать домашнюю работу и, к слову, ни разу ее не делала, но вылететь на пятом семестре – это как-то даже стыдно, что ли. Нужно хотя бы раз появиться в университете и принести справку…, или что-то вроде того. Надо выдумать оправдание, плюс заручиться поддержкой мамы. Не думаю, что после того, что случилось, она не захочет помочь мне.

К вечеру мне надоедает сидеть без дела. Я шатаюсь по комнате, то распахиваю окно, то закрываю. То надеваю шорты, то джинсы. Иными словами, я начинаю сходить с ума, и поэтому уже через пару секунд вырываюсь из спальни, намереваясь занять себя хоть чем-то. Иду в комнату Венеры. По пути встречаю Лис и Терранса. Они улыбаются друг другу и кажутся беззаботными, поглощенными чем-то личным. Доктор Фонзи такая счастливая. Она смотрит на мужа огромными, влюбленными глазами и выглядит юной. Они оба ведут себя, как шестнадцатилетние подростки. Не знаю, раздражает меня это или удивляет.

Я проношусь мимо и хмурюсь: что заставляет нас терять голову? Как мы понимаем, что перед нами именно тот, из-за кого можно и с ума сойти, и кучу ошибок натворить? Не бывает ведь так просто: жил себе жил, и вдруг потерял сон, аппетит. Самого себя потерял. Есть же какие-то предпосылки, определенные факты, фетиши. Не каждый переворачивает у нас в груди чувства. Но если попадается тот самый – он не щадит не единого нерва. Еще когда-то адекватный человек превращается в одержимого романтика, ждущего встречи, и боже, как же глупо это выглядит со стороны. Да, разве вообще возможно думать лишь об одном человеке, когда их так много, и каждый по-своему хорош и по-своему ужасен? Мне кажется, в любом случае рано или поздно ты оказываешься у разбитого корыта. А как же иначе? Ну, любите друг друга, смотрите друг на друга огромными, блестящими глазами. А потом что? Наверняка, когда-нибудь Лис надоест эта тупая привычка у Терранса громко чихать, пять раз повторять одно и то же. А его взбесят ее веснушки, и вообще он внезапно проснется и поймет, что на свете море девчонок, у которых и ноги худее, и лица получше смотрятся. Я уверена. Так и будет. Люди – непостоянные существа, вечно ищущие чего-то неосязаемого. Нам недостаточно просто отношений, мы хотим любви. Нам недостаточно просто работы, мы хотим много денег. И всегда и во всем нас что-то не устраивает, ведь мы априори не в состоянии быть довольны чем-то одним очень и очень долго. Если брать в расчет отношения – это правило все рушит подчистую. Но, что поделаешь? Так мы все устроены. В постоянном поиске. Постоянно обделенные.

Я врываюсь в комнату Венеры и закрываю за собой дверь. Честно, я и не думала, что когда-нибудь увижу нечто подобное в реальной жизни. Девушка сидит на полу. Свет в ее спальне выключен, а по кругу стоят горящие свечи.

– Ты ведь не собираешься еще и спиритическую доску доставать? – усмехаюсь я.

– Я забыла ее дома, в поместье. Не волнуйся.

– Отлично. Ну, и как продвигаются ведьмовские фокусы?

– У меня ничего не получается. Кайман не выходит на контакт, молчит с самого утра, будто ее что-то сдерживает. – Прескотт взмахивает рукой, и свечи вспыхивают ярче. – Не могу понять, в чем дело. Это меня беспокоит.

– Не парься. Призраки, они ведь такие, – смеюсь и сажусь напротив, поджав под себя ноги, – молчаливые, мертвые.… Ну, что там у них еще бывает? Проблемы на той стороне, разборки, литературные вечера с давно умершими поэтами…

– Ты всегда все высмеиваешь.

– Ладно, забыли. В чем проблема? Почему Кайман не отвечает?

– Не знаю, – Венера поправляет рыжие волосы и горбит спину. – Что-то закрывает ее от нас, какая-то причина: день, число или лунная фаза.

Прескотт задумчиво хмурится, а я чувствую вибрацию в кармане. Достаю телефон, и тут же усмехаюсь. Точно…

– А как она относится к Хэллоуину?

– Что? Сегодня Хэллоуин?

– Да, и все веселятся на вечеринках. – Я листаю новости. Один парень из спортивной секции зовет меня на пьянку в «Летающую обезьяну». Имя – плод воображения парня, что сходит с ума по «Гориллаз», но пиво там лучшее в городе. Уже представляю, как осушаю ни один стакан бродящего напитка и, не задумываясь, что правильно, а что нет, надираюсь по самое не хочу. – Интересное предложение…

– Как я раньше не додумалась? – Прескотт на своей волне. Она поднимается с пола и расстроено поджимает губы. – Придется попробовать завтра. Мне так жаль, Эмеральд, мы просто зря потратили время.

– Что ж, – я тоже встаю, – у нас есть отличная возможность наверстать упущенное.

Печатаю сообщение Саймону, затем криво улыбаюсь и перевожу взгляд на Венеру. Она смотрит на меня недоуменно. Да и вообще, вид у нее чудной. В растянутой одежде, она выглядит постраннее меня.

– Что? Мы просто отдохнем один день, а потом продолжим спасать человечество.

– Ты ведь не серьезно, – покачивает головой девушка. – Это полное безумие!

– А что в этом такого страшного? Вы сами настаивали, что сегодня нужно переждать денек. Правильно? Вот и переждем с выгодой. Как сказал Морти, ты можешь защититься. Тогда чего бояться? Быть запертыми здесь или танцевать в баре?

– Эмеральд, так ведь нельзя. Что подумает мистер Цимерман? Сейчас не время…

– Что? – перебиваю я. – Не время, что делать? Жить? Получать удовольствие? Это же абсурд, Венера. Не сопротивляйся. Другого шанса может и не быть.

– Но…

– Не бойся. Тебе понравится.

– Я не пойду.

– Пойдешь еще как! – я беру девушку за руку и тяну на себя. – Ты ведь хочешь стать нормальной, правда? Я дарю тебе такую возможность. Забудь на пару часов, кто ты и что тебе предстоит сделать. Сегодня мы обычные подростки, и нам нужно оторваться.

Прескотт жмется, но я уже предчувствую вкус победы. Она согласится, потому что у нее никогда не было ничего подобного, а все неизведанное манит и чарует. Девушка сама не замечает, как кивает и смущенно улыбается. А я усмехаюсь: господи, я будто пытаюсь испортить невинного ребенка. Сегодня вечеринки, завтра нормальная одежда. А что будет потом? Может, она еще и мальчика встретит?

– Что ж, отлично, – я хитро прищуриваюсь, – теперь осталось лишь найти, что надеть. Кем бы ты хотела быть? Пьянка костюмированная, так что выбирай кого хочешь, а потом, о, да, потом наколдуешь себе какое-нибудь сарафанчик.

– Я не умею колдовать с одеждой.

– Умеешь влезать людям в головы, но не можешь состряпать мини-юбку? Зачем же тогда нужна такая сила? Вот уж отстой.

– А кем будешь ты? Я просто даже и не знаю, из кого выбирать. – Прескотт виновато пожимает плечами. – Во что обычно наряжаются? В животных?

– Разве что в агрессивных кошечек. Обычно выбирают героев из фильмов. Вот какой у тебя любимый персонаж? Граф Дракула? Виктор Франкенштейн? Томми-оборотень?

– Кто?

– О, боже, ты вообще фильмы смотришь?

– Ну, я…, просто знаешь, у меня времени не было как-то. Брат увлекался Звездными Войнами, но я не хочу быть Дартом Вейдером.

Я почему-то начинаю смеяться. Ох, свалился же мне на голову этот небесный ангел. С парнями не целовалась, фильмов не смотрела, да и вообще…

Я вдруг замираю.

– Венера, – кладу ладони на плечи девушке, – я знаю, кем ты будешь. Сейчас напишу Саймону, чтобы он привез крылья из моего общежития. А где твоя белая ночнушка? Такая старомодная, в которой ты еще вчера разгуливала по коридорам.

– В комоде, наверно.

– Признавайся, ты нашла ее в поместье, да? Копалась в вещах Кайман и…

– Что ты выдумываешь, – обижается Прескотт. – Мне ее подарила мамина подруга!

– Да, ладно. Серьезно? Господи, ты будто в монастыре жила, честное слово.

Я смеюсь, разглядывая смущенное лицо девушки, а потом неожиданно затихаю. В моих глазах сверкает дьявольский огонек. В кого же я оденусь: этакая жертва, спасающая человечество от неминуемой погибели? Улыбаюсь. Я придумала, в кого превращусь.

Через пару часов мы сбегаем из дома, вооружившись мобильными телефонами. Ну, еще я прячу под толстую мантию браунинг и усмехаюсь, найдя в этом какую-то жестокую иронию. Также кожу обжигает нож, спрятанный в белом чулке. Я будто вдвойне нарушаю правила: против Морти и против Господа нашего.

Мы едем на байке. Венера садится сзади и обнимает меня за талию, дрожа так, будто я планирую непременно разбиться.

– Успокойся, прошу тебя, – в очередной раз восклицаю я, перекрикивая рев двигателя и свист ветра, – ты не умрешь сегодня.

– Как же тебе не страшно? – голос у Прескотт писклявый. – Это же безумие какое-то!

– Просто представь, что ты летишь. Слышишь? Расслабься, Венера, и получи уже от жизни удовольствие.

Девушка не сразу укрощает страх. Но вскоре ее руки отпускают из оков мою талию и взмахивают в стороны, словно крылья. Она смеется над моим ухом, и я почему-то тоже улыбаюсь. В какой-то момент мне приятно, что именно я помогла ей преодолеть страх и скованность. Это ведь значит, что она мне доверяет. Теперь осталось и мне довериться ей.

Саймон поджидает нас у бара. На его лице нет ни одного нетронутого кусочка кожи. Скулы, лоб, нос, подбородок – все изрисовано белой и черной краской, и мой друг похож на зомби-боя, выпрыгнувшего из Американской Истории Ужасов. Я изумленно улыбаюсь и похлопываю Блумфилда по плечу.

– Вот это наряд! Саймон, ты классно выглядишь.

– Ох, ну, а ты в кого нарядилась, Родди? – парень грузно вздыхает. – Мои родители – католики. Ты ведь помнишь?

– А я и не собираюсь совращать тебя, сын мой.

На мне черная мантия, белые чулки, барбетт – немного нестандартный, но широкий, хитон – обтягивающий и полупрозрачный. Иными словами, я похожа на монахиню, но на очень и очень плохую. На моих губах темно-бардовая помада, волосы распущены и лихо взлохмачены. Да, я грешница. Но прилежная, готовая в любой момент прострелить голову тем, кто решит обидеть меня или моих друзей.

– О, Венера, – Саймон улыбается, – а ты…, ты в пижаме…

Девушка смущенно закрывает руками тело, а я закатываю глаза. Господи, помоги же мне наставить на путь истинный этих слабовольных детей нашего коварного тысячелетия.

– А теперь у нее есть крылья, – я забираю у Блумфилда перьевой каркас, креплю его на спину Прескотт и улыбаюсь, – отлично! Ты похожа на ангела, поверь мне. В принципе, можно было обойтись и без декораций. Все и так ясно.

Когда мы заходим в клуб, я представляю нас идущих со стороны под крутую музыку и в замедленной съемке. Крылья у Венеры развеваются от ветра, люминесцентная краска на лице Саймона светится в темноте и ярко выделяется на общем фоне отрывающихся. А я…, я запутываюсь в мантии, и пять раз поправляю волосы, лезущие в глаза. Ох, видимо, эпичные моменты не для меня и не для этой прически.

– Что здесь происходит? – паническим голосом спрашивает меня Прескотт и хватает за руку с дикой силой. Пальцы у нее ледяные. – Здесь очень громко! Повсюду дым, он же вреден! Кто все эти люди, боже мой?

– Слушай, ты должна…

– Они смотрят на нас.

– Если тебя это успокоит, смотрят они на меня и на мои чулки. – Я гляжу девушке в глаза. – Не волнуйся. Все в порядке. Мы ведь пришли веселиться, правильно?

– Но я не умею. Я просто думала, что мы…

– Венера, – вмешивается Саймон и уверенно берет ее под локоть, – просто держись со мной рядом, и все будет хорошо. Никто тебя и пальцем не тронет, слышишь? Я обещаю.

О, Боже. В этот момент мои глаза ползут на лоб, а на губах появляется улыбка. Ох, я только что стала свидетелем рождения нового, модифицированного Блумфилда, который вдруг стал не просто хорошим парнем, но и принцем на белом коне. Вау. Думаю, мне пора выпить. Прямо сейчас.

Я несусь к барной стойке и подзываю парня в костюме Питера Пена. Черт возьми, а он, видимо, совсем не в курсе, какие мальчики нравятся девочкам. Натянуто улыбаюсь.

– Джека, три порции.

– Что за Джек? – спрашивает Венера, пытаясь перекричать музыку. – Это твой друг?

– О, да, – смеюсь я, – самый верный.

– Это выпивка, – вмешивается Саймон – правдолюб несчастный, – наша бестия берет себе пару порций и обычно улетает в теплые края.

– Зато я хорошо провожу время.

– А я провожу ее до дома. Ну, чаще всего несу на своей спине.

– Я совсем не такая! Я не алкоголичка, Венера, не слушай его. Парень просто нагло и бесчестно пытается наговорить на меня. Но как вам не стыдно, молодой-то человек? Я же слуга Господа нашего, а он все видит.

– Если бы Бог видел, что ты творишь, ты бы уже давным-давно попала в ад, Родди, и не обижайся. Но это правда.

– Ой, какой кошмар. Зато там, наверняка, собрались веселые ребята, и мы бы хорошо провели время.

– О, Боже, Эмеральд! – Прескотт ударяет меня в бок. – Смотри!

– Что? Близнецы? – я резко тянусь к браунингу. – Черт бы их побрал! Где?

– Да, нет. Те девушки. Они на стол залезли!

О, Господи. Выдыхаю. Я бы объяснила Венере, что ничего ужасного не происходит, но боюсь, что только зря потрачу время. Потому я просто беру со стойки рюмку Джека и протягиваю ее перед собой.

– Давай, выпей. Станет легче.

– Это вкусно?

– Очень.

– Но…, – я пихаю Саймона в бок и свожу брови. Если он скажет еще что-то в защиту этой принцессы, я ударю его по голове.

– Пей, – повторяю и смотрю на Прескотт. Она неуверенно рассматривает содержимое своей рюмки и сглатывает. – Давай уже. Иначе мы состаримся.

– Ты уверена?

– Венера, пей.

Наконец, девушка одним глотком осушает рюмку, а затем прикрывает ладонями рот и наклоняется вперед так резко, будто ее сейчас вырвет. Ох, только не это.

– Бог мой! – пищит она, выпрямившись. – Что это за гадость! Никогда в жизни мне не приходилось пить ничего более отвратительного!

– Деточка, послушай меня, я скажу божью истину: выпей еще пару рюмок и тебя так унесет, что ты навсегда этот день запомнишь.

– Мне точно не будет плохо?

– Точно.

Наверно, Саймон хочет добавить что-то, но я пронзаю его ледяным взглядом. Пусть он позволит девчонке хотя бы раз оторваться! Сколько можно придерживаться правил, не думать о себе, слушаться, слушаться, слушаться. Господи, нам по двадцать, а не по сорок пять. Вполне естественно желание сносить крышу, орать, напиваться, веселиться и терять в пятках последние остатки рассудка. Когда еще жизнь позволит наплевать на нее, если не сейчас? Если не сегодня?

– Ладно, – шепчет Венера и тянется за следующей рюмкой. – Надеюсь, ты права, и я запомню этот день.

– Аминь.

Я думала, что только с выпивкой будут проблемы, но оказывается, что наша Венера и танцевать толком не умеет. Приходится ей объяснять, что не обязательно крутиться, как на карусели и вскидывать вверх руки. Можно просто прыгать, дергать головой, телом, да чем угодно, лишь бы чувствовать ритм и грохот в груди. Мы танцуем в центре танцпола и почти не разговариваем, только улыбаемся друг другу. И мне неожиданно нравится быть здесь, с этими людьми. Раньше я отдыхала только с Саймоном, и казалось нереальным наличие еще кого-то. Но теперь.… Эта Прескотт такая живая, такая милая, и пусть я никак не могу признаться, что она мне нравится, я знаю, что мне комфортно находиться рядом с ней. Это очень и очень странно. Между нами будто действительно есть какая-то связь. Я чувствую, что должна охранять ее, оберегать, как сестру. Я чувствую, что должна научить ее всему, что знаю, что умею. Как и она меня. В какой-то момент, Венера хватает меня за руки и начинает кружиться, кружиться, и мы с ней так смеемся…

Я никогда не забуду этот момент. Он навсегда останется в моих мыслях. Девушка и ее искренняя широкая улыбка. А еще мой смех. Я смеюсь!

Что ж. Наверно, во всем виноват костюм монахини. Определенно.

Саймон придвигается к Прескотт, и она вдруг кладет руки ему на плечи. У того, как мне кажется, перехватывает дыхание, но Венера такая неопытная, что вряд ли замечает. Я же вижу его лицо, его глаза. Парень явно зачарован.

Я говорю, что отойду, но не думаю, что они меня слышат. Вновь заказываю выпить. Завязываю в пучок волосы. Шея так вспотела, что я бы с удовольствием сняла и мантию, и хитон. Правда, это привлечет слишком много внимания. Я ведь монашка, я должна вести себя прилежно. Усмехаюсь. Черт, у меня уже туманится голова, словно я летаю над всем этим баром, а не стою на паркете.

Осушаю рюмку, вновь иду к ребятам, но неожиданно ощущаю на себе чей-то взгляд. Останаливаюсь. Моргаю пару раз и стараюсь сосредоточиться, но люди так и плавают, как в океане, увеличиваясь и уменьшаясь. Еще чуть-чуть и я потону.

– Я хочу исповедаться, – вдруг шепчет голос мне на ухо. Мое тело пронзает судорога, и я замираю, прекратив даже дышать. Сердце делает кульбит. – Я согрешил. Мне не ново лгать и причинять боль. А еще я собираюсь убить человека.

– Он об этом знает? – шепчу я и оборачиваюсь. Глаза Хантера Эмброуза прожигают во мне дыру, но я не поддаюсь. Лишь вскидываю подбородок. – В любом случае, если вам вдруг захотелось кого-то лишить жизни, лучше не причинять вред священнослужителям.

– Почему?

– Они посланники Божьи. Карма, мой дорогой.

Только сейчас понимаю, что на Эмброузе черный костюм с колораткой на шее. Черт подери. Мои глаза становятся широкими, но нет, чтобы испугаться или прострелить ему голову, ведь он пришел явно не повеселиться, я делаю шаг вперед и вспыляю:

– Ты нарядился священником? – Думаю, причина моего поведения в четырех или в пяти порциях виски. – Господи, не может быть. Это чушь какая-то!

– Это единственное, что пугает тебя?

– Пугает? Какого черта ты здесь делаешь, Хантер?

– Я уже сказал. Исповедался.

– Собираешься меня убить? Хм, необязательно предупреждать об этом человека. Это как-то странно, Святой Отец.

– Я играю открыто, сестра. – В глазах парня сверкает дьявольский огонек. Он дергает уголками губ, но сдерживает улыбку. – Ты же хотела искренности, пыталась узнать у меня что-то, выведать. Вот я здесь.

– Это неправильно. Мы не должны разговаривать.

– А что мы должны делать?

– Эмброуз, убирайся, – рычу я, – если ты пришел поболтать, у меня нет настроения.

– А чего ты хочешь? – Хантер приближается ко мне. Я должна отойти, но врезаюсь в чью-то спину и оказываюсь в оковах парня, как в клетке. Поднимаю на него взгляд. – Тебе страшно? Я ведь могу убить тебя прямо сейчас, Эмеральд.

– Еще одно слово и я прострелю тебе грудь, слышишь? – Уверенно стискиваю зубы и подаюсь вперед. – Я не шучу. Держись от меня подальше.

Парень опускает взгляд вниз и понимает, что я упираюсь дулом пистолета в его торс. Правда, его это не смущает. Ничуть. Он лишь усмехается и говорит:

– Думаю, это не очень умно, учитывая, что я держу лезвие возле твоей шеи.

Смотрю в сторону. Черт. В его пальцах притаился маленький нож около моего горла. Я и не заметила, как он оказался ко мне так близко. Ухмыляюсь.

– И чего ты ждешь? Давай же, Хантер. Всего одно движение.

– Пытаешься меня спровоцировать?

– Ты ничего мне не сделаешь, – рычу я, резко поддавшись вперед. Наши лица едва не сталкиваются, а я ухмыляюсь еще шире, почти касаясь губами его губ. – Ты не причинишь мне боль, Хантер Эмброуз. Ты бы уже давным-давно это сделал, если бы захотел.

– И что же мне мешает?

– Не знаю. Наверно, когда я делаю так..., – я убираю за спину пистолет – не знаю, что на меня находит – и касаюсь пальцами его щеки, – ты теряешься, как мальчишка.

– Осторожно, Эмеральд. – Холодно предупреждает он.

– А то что? Давай, я здесь, перед тобой. Почему ты бездействуешь? Почему оставил меня в живых вчера ночью? У тебя было столько шансов прикончить меня, Хантер, но ты не сделал этого. Так, может, тебе это просто не нужно?

Внезапно парень грубо отталкивает меня назад. Я ударяюсь о стену, а он нависает надо мной, будто грозовые облака, окольцевав по обеим сторонам руками. Его карие глаза смотрят на меня испепеляюще. Но парень молчит. Изучает мое лицо и дергает уголками тонких губ. Его пальцы оказываются на моих плечах. Они путешествуют по моей шее, по скулам и проходятся по связанным волосам. Через пару секунд пучок исчезает, и волосы спадают мне на ключицы спутанной, черной волной. Хантер Эмброуз наклоняется ко мне, а я невольно подаюсь вперед. Мы смотрим друг другу в глаза.

– Что ты делаешь? – шепчу я. Мой голос дрожит, как и все тело. Никогда раньше я не ощущала ничего подобного. Под взглядом этого человека мне становится трудно дышать. И, кажется, что стоять еще ближе невозможно, но парень рушит этот миф, прикоснувшись носом к моей щеке. Он тихо отвечает:

– Мне нравится, когда твои волосы распущены.

– Не прикасайся ко мне.

– Поздно, Эмеральд. Я уже прикоснулся.

В какой-то момент мне кажется, что еще чуть-чуть, и губы Эмброуза накроют мои, и что самое ужасное, я жду этого. Как идиотка. Как предатель. Я замираю, предвкушая вкус поцелуя, а Хантер, не отрываясь, прожигает меня взглядом.

– Родди! – неожиданно зовет меня Саймон. Я поворачиваюсь на голос, а когда вновь смотрю перед собой, никого уже не вижу. Лишь бешеное сердцебиение говорит о том, что несколько секунд назад происходило. – Родди, – повторяет Блумфилд. Я не нахожу в себе сил пошевелиться. Просто пялюсь в пустоту, не понимая, как могла так влипнуть.

– Ты куда пропала? – спрашивает Венера. – Мы искали тебя.

– Я…, я…, – протираю ладонями лицо. Господи, надо просто взять себя в руки! Резко выпрямляюсь и смеюсь. – Все в порядке. Ко мне подходил один знакомый.

– Ладно, пойдем танцевать!

Блумфилд тянет меня за собой, и я послушно схожу с места. Однако в тот же момент я ловлю взгляд Венеры и застываю. Прескотт ухмыляется: она все знает.

ГЛАВА 12. МИНУС ТРИ.

Уродливые люди с уродливыми мыслями в уродливом мире.

Если и говорить о падении, то непременно сейчас. В веке, где отсутствует мораль, а за нее принимают личные желания, временно одурманивающие голову. В веке технологий и одиночества, где каждая привязанность фальшивая, а каждое сказанное слово имеет под собой какой-то подтекст и подводные камни. В веке, где человек сначала совершает нечто плохое, а потом не жалеет. И уже не ждет прощения. Мы плетемся за пафосным идеалом, который заставляет нас коверкать себе жизнь, извращать простые понятия. Мы погрязли в этой дыре – из обмана, уродства и похоти – так глубоко, что на поверхность не выбраться. Ни сейчас, ни позже. Ни нам, ни нашим детям. Никому, наверно, уже никогда. И мы здесь счастливы. Нам тут хорошо. Тут: в собственном аду на земле, где праздно проводят время бунтующие непонятно против чего подростки, убийцы, карьеристы, фантазеры, курящие мамаши и их внутренние богини.

Я люблю, когда алкоголь уносит меня далеко. Люблю забывать и жить дальше. Мне нравится терять над собой контроль и грезить этой свободой, которая кажется настоящей и еще тепленькой в руках у завсегдатая жизненного клуба неудачников. Но сегодня что-то идет не так. Я не забываю. Я много пью, много смеюсь, но не могу оторваться от мыслей, как ни стараюсь. Они кипят в моей голове и пульсируют, и я оглядываюсь по сторонам, и смотрю на то, что творится вокруг, и почему-то пугаюсь себя же, своего же вида и своих же поступков.