Текст книги "Темная сторона Эмеральд Эберди (СИ)"

Автор книги: Эшли Дьюал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Хантер не слушает меня. Медленно идет ко мне, растягивая собственные движения, будто охотится за жертвой. И я инстинктивно отступаю назад, но он подходит еще ближе. Наконец, я утыкаюсь в стену с глухим стуком.

– Остановись, – шепчу я, а в груди разгорается дикий и неистовый пожар из ужаса. Я сглатываю. – Стой, я сказала!

– Я ничего не делаю.

Он замирает надо мной. Его лицо в нескольких миллиметрах от меня, и я задыхаюсь от такой близости.

– Ты стоишь слишком близко, Эмброуз.

– А ты не сопротивляешься, Эберди. Странно, правда?

Я поджимаю губы, и хочу отвести взгляд, но не получается. Эмброуз гипнотизирует меня. У него красивые глаза. Хантер красив. А я схожу с ума. Мне действительно хочется оказаться сейчас как можно дальше от него, потому что я боюсь, что захочу остаться.

– Зачем ты спас меня? Что у тебя на уме?

Хантер молчит, и я слышу, как тяжело он дышит. Почему? Что с ним происходит?

– Я не могу ответить на этот вопрос, – говорит он, опуская взгляд. Я замечаю, как его кадык дергается. Парень волнуется. Но неужели, он способен волноваться? Переживать?

– Ты спас мне жизнь, чтобы поиздеваться надо мной самому? Я правильно понимаю?

– Нет.

– Ну, тогда, может, общаться со мной – одна из твоих садистских наклонностей? Не принимай на свой счет, но друзьями мы с тобой не будем.

– Я и не собираюсь с тобой дружить, Эмеральд, – твердо говорит он, отходя от меня в сторону. Встает у кухонного стола, облокачивается об него руками, опускает голову вниз, и, похоже, о чем-то думает. Он растерян?

– Почему ты словила пулю, которая предназначалась мне? – вдруг спрашивает он, не оборачиваясь.

– Я не...

– Ты могла просто дождаться, пока меня прикончат, – продолжает он, не давая мне договорить. – Верно? Но ты сделала другой выбор. Почему?

– Я всего лишь отплатила тебе тем же, – быстро нахожусь я, фальшиво улыбаясь. – Не думаешь же ты, что я хочу быть тебе обязанной?

– Так дело в этом.

– Да, в этом.

Он разворачивается и идет ко мне. Я не отступаю от стены, не шевелюсь, пытаюсь держаться так, словно меня совсем не заботит его присутствие.

– Значит, ты можешь убить меня прямо сейчас. Верно? Или все-таки не можешь?

– Могу. Запросто. Только представится случай.

Я вздергиваю подбородок, а он все наступает. И снова мы в опасной близости.

– Вот он я, – Хантер разводит руками. – Вперед. Воткни ножницы мне в шею, и все закончится. В чем причина твоих сомнений?

– Это ты мне скажи, в чем причина твоих!

Он улыбается.

– Хорошо.

А секунду спустя он хватает меня за талию, тянет на себя и резко врезается своими губами в мои. Я не успеваю сделать хоть что-то. Хантер прижимает меня к стене, его руки жадно сжимают меня, словно в тисках. А я чувствую, как его язык проникает в мой рот, и самое страшное – мне это нравится. Этот чертов поцелуй затягивает меня, будто бездна. Но, в конце концов, я собираюсь с силами и отталкиваю Хантера от себя.

– Ты что творишь? – вопрошаю я, округляя глаза. – Спятил?

– Я всегда был сумасшедшим. Но никогда…, – он морщится, будто ему больно или неприятно, – чувствительным, уязвимым. Мне не нравится то, как ты действуешь на меня. Меня к тебе тянет, и я не могу сопротивляться. Понятно? Ты виновата в том, что творится со мной. И пока я не узнаю, почему так происходит, я не перестану тебя преследовать.

Мое сердце бьется, как дикое. Что за чушь он несет? Он ведь бесчувственный! Как и я. Мы оба такие. Тогда о каких эмоциях может идти речь?

Хантер улыбается, не хищно, не коварно, а нежно. Меня это обескураживает. Как, и его, судя по всему. Он громко выдыхает и проводит руками по волосам, взъерошивает их. А я стою на месте, не шевелясь, и когда он отворачивается, несусь к двери. Но не успеваю сделать и двух шагов, как он ловит меня, выбивает ножницы из моей руки, и я оказываюсь в кольце его рук, давящих на меня, словно тяжесть всего, черт возьми, мира.

Хантер Эмброуз дышит мне в затылок.

– Отпусти меня, сейчас же, – шиплю я. Его губы касаются моего уха.

– Что в тебе такого, Эмеральд Эберди? Почему ты так на меня действуешь?

Неожиданно вся моя уверенность испаряется, оставив после себя израненные руины. Я никогда прежде не ощущала себя такой беззащитной. И наплевать на людей, желающих моей смерти. Куда опаснее человек, проникающий внутрь меня, внутрь моих мыслей. А я знаю, Хантер – один из них. Единственный, пожалуй. Только его глаза не оставляют после контакта живого места. Они подчиняют себе, гипнотизируют. Я прижимаюсь к его телу и уже не сопротивляюсь, ведь не могу, как бы я не старалась.

Между нами пропасть, но в ней – магнит. И он тянет нас друг к другу.

Хватка чуть ослабевает, и я могу повернуться к нему лицом. Хантер смотрит на меня так, словно видит впервые. А когда я открываю рот, чтобы что-то сказать, он целует меня. Пылко и страстно, а я обнимаю его за плечи так яростно, будто он мой спасательный круг.

Внезапно я не хочу, чтобы мы останавливались. Я хочу, чтобы чувства были совсем, как в том видении. Никто не заставлял меня так волноваться, не пробуждал во мне страх или желание, не сжимал меня так крепко, как сжимает он. Не открывал тот заржавевший замок, что томится на моем сердце. Сейчас все совсем иначе. Я чувствую, как под моими ладонями напрягается его пресс, как нагревается его кожа, как вздуваются на руках и шее вены. И становится неоспоримым тот факт, что мы влияем друг на друга.

– Я должна уйти, – шепчу я между поцелуями. – Это..., неправильно. Ты слышишь?

– Я слышу только это, – он берет меня за руку и подносит ее туда, где находится его сердце. Или должно находиться, ведь он вроде как бессердечный ублюдок, как и его отец. Глаза Хантера темнеют, когда он смотрит на меня. – Это невозможно, Эмеральд, но все же это правда. Как ты объяснишь это?

– Я…, я не знаю! – крепко зажмуриваюсь и вновь отталкиваю его, отходя как можно дальше. Голова кружится, и я никак не могу прийти в себя. – Это аномалия. Может, скоро она пройдет, откуда тебе знать? Сбой в системе, или что-то вроде того. Наплевать.

– Наплевать? Ладно. Думаешь, я этого хочу? – злится он. – Нет. Но в последнее время все получается не так, как мне угодно. И дело в тебе.

– Да почему ты обвиняешь меня, черт возьми? – взрываюсь я, толкая его в грудь. Он лишь слегка отшатывается, выражение лица становится диким. Но я уже не боюсь, потому что сама злюсь так сильно, что готова поджигать взглядом. – Я не сделала ничего такого, что могло возбудить в тебе эти странные эмоции, ясно? Может, это все в твоей чокнутой голове? Ты об этом не подумал? Мы с тобой враги. Твоя сестра только вчера убила моих друзей у меня же на глазах! – я усмехаюсь. – А потом я убила ее.

Парень крепко стискивает зубы.

– Будь ты умнее, не стала бы напоминать мне об этом.

– Значит, я глупа.

– Хочешь, чтобы я прострелил тебе голову? Хочешь сыграть в эту излюбленную игру наших предков? Давай, Эмеральд, отличная идея. – Эмброуз достает из-за спины пистолет и перезаряжает его, вытянув руку вперед и наставляя дуло мне в лоб. – Ну, будем играть дальше? Ты этого хочешь?

Молчу, крепко сжав пальцы, просто смотрю на него. Хантер разъярен, но что именно его злит? Я или он сам? Мне хочется спросить об этом, но в последнюю секунду я решаю промолчать. У меня такое чувство, будто он действительно может выстрелить.

– Я думаю, – говорит он с нажимом, делая шаг вперед, – ты хочешь чего-то другого, Эмеральд. Да что там, на самом деле, я это чувствую. Ты тоже видела те странные образы, когда мы впервые прикоснулись друг к другу. И ты понимаешь, что это не просто так.

Пожимаю плечами и молчу, потому что если заговорю с ним снова, то обязательно скажу что-то глупое или совершенно ненужное. Он злобно ухмыляется, и теперь я вижу в нем того парня, что мне знаком. Антигерой, противник, но никак не возлюбленный.

– Ты – по другую сторону баррикад, – наконец, говорю я, – и я не должна быть здесь, не должна говорить с тобой. Возможно, завтра нам придется столкнуться не на жизнь, а на смерть; и никто из нас не заступится за другого. Мы враги, Хантер. И точка.

– Ты все усложняешь.

– Нечего усложнять. Все и так ужасно паршиво. Если бы… – я запинаюсь, потому что в горле встает ком, – если бы ты был не Хантером Эмброузом, а я – Эмеральд Эберди, то…

– Мы бы стали отличной парой, – жестко смеется парень и опускает пистолет, но не убирает его. На его лице вновь появляется знакомый оскал, я предчувствую нечто плохое и крепко сжимаю в кулаки пальцы. – Я думаю, тебе пора уходить.

Я открываю рот, но он перебивает меня:

– Дело в том, – он усмехается, и я вижу, как он меняет холодный пистолет на ледяной охотничий нож, лежащий на столе, – что в последнее время я стал немного нервным. Из-за тебя во мне бушует слишком много чувств, и потому я очень плохо себя контролирую. В один момент, я хороший парень, а в другой..., – Эмброуз проводит пальцем по лезвию, и с его ладони на пол падают пара капель. – Ну, ты и сама понимаешь.

– Ты серьезно?

– А почему бы и нет? Мы ведь враги, Эмеральд. Мы по разные стороны баррикад. И я уничтожу тебя, если ты сейчас же не испаришься. Согласна? Я сосчитаю до пяти.

– Что за… – я поднимаю руки, возмущенно пялясь на него, но Хантер решителен, как никогда. Его глаза – тьма. Как и все в нем. Мне становится немного не по себе, а может, и страшно. – Ты шутишь? У тебя что, раздвоение личности?

– Я не шучу, Эмеральд. Поверь мне, – такое чувство, что его сознание балансирует на грани. Еще чуть-чуть, и он сорвется. – Я смогу это сделать, и глазом не моргну.

Хантер резко подходит ко мне, отталкивает назад, припечатывает к стене и вонзает нож так близко к моему лицу, что я ошеломленно застываю, широко распахнув глаза. Что за черт с ним творится? Он практически наваливается на меня и холодно отрезает:

– Не играй со мной. Никогда. Иначе я сделаю тебе очень-очень больно, Эмеральд.

– Отличное прощание, дорогой.

– Передавай привет Морти. Уверен, он обрадуется, когда узнает, чем ты занималась.

Эмброуз вынимает из стены нож и уходит. А я касаюсь пальцами шеи и недоуменно смотрю ему вслед, дыша так громко, что горло больно саднит: что это было? Что с нами? Почему мы ведем себя как ненормальные? Загадка. Я решаю больше не находиться в этой квартире ни минуты и несусь к выходу. Надеюсь, дышать станет намного проще, когда я окажусь от Хантера как можно дальше. Я, правда, искренне в это верю. Но, самое главное, пожалуй, в том, что, несмотря на все наши слова и поступки, Хантер вновь оставил меня в живых, а я так и не воспользовалась пистолетом, лежавшим на столе. Почему? Что нам не позволяет поставить точку? Понятия не имею, и не хочу выяснять.

Я вырываюсь на улицу и вижу огромные небоскребы, врезающиеся в вечернее небо Кливленда. Люди пересекают улицы, от открытых кафетериев разносится сладкий и очень притягивающий запах, и все не стоит на месте, кроме меня, примерзнувшей к асфальту. Я закидываю назад голову, гляжу вверх и шепчу:

– Что это было. – Меня бросает в дрожь, но не от холода. Изучаю высотку, в которой живет Хантер и – кажется – вижу его силуэт. Или же нет? Надеюсь, я не схожу с ума, ведь меня тянет обратно, пусть я и рискую лишиться жизни. Хотя как это еще называется? Мне нужно взять себя в руки. Нужно просто забыть о том, что произошло. Я закрываю глаза и вижу каменные стены его квартиры, вижу книжные шкафы, длинный кухонный стол. Черт бы побрал этого парня! Возмущенно встряхиваю головой и срываюсь с места. – Эмеральд, просто прекрати думать о нем. – Шепчут мои губы. – Это легко. Это очень легко.

Едва ли. До дома пять кварталов, и все это время я не могу избавиться от мыслей об этом человеке. Я все думаю, что мне мешало воткнуть ножницы в его шею? А что мешало ему выстрелить? Мы заложники какой-то странной иллюзии, которая диктует правила. Но что будет потом – когда обман рассеется? Когда стена падет, и мы предстанем друг перед другом такие, какие мы есть. Хантер убивает людей. А я должна убить его. Все банально просто, и в то же время, мне никогда еще не было так трудно поступить правильно. Да, я и раньше не вела прилежный образ жизни. Но теперь ведь, оставляя в живых Хантера, я, как ни странно подвергаю многих людей опасности. И ради чего? Ради того, что меня в дрожь бросает от его взгляда? Это идиотизм. Надо покончить с тем, что превращает меня в одну большую проблему, что значит, надо покончить с Хантером Эмброузом. Вот и все.

Я прихожу домой уже ночью. Я жутко устала, хочу есть и меня шатает из стороны в сторону, словно на улице неистовый ветер. Поднимаюсь на лифте. Гляжу на себя в мутное отражение створок и протяжно выдыхаю. На кого я похожа? Надо принять ванну и пойти спать, иначе завтра я не смогу даже руками шевелить.

Выхожу в коридор. Облокачиваюсь ладонями о стену и неожиданно слышу музыку, доносящуюся из комнаты. Наверно, это Морти играет на рояле. Я думала, он забросит это занятие после смерти Терранса и Лис, но, тем не менее, по квартире разливаются громкие и решительные аккорды чего-то пронизывающего и драматичного. И я бреду на эти звуки, одновременно желая увидеть Цимермана и боясь его реакции, ведь я пришла ни с чем; не сумела выкрасть револьвер, и мы вновь застыли на одном месте.

Распахиваю дверь.

Старик замирает с вытянутыми руками, но не оборачивается. На какое-то мгновение мне кажется, что его плечи дрогают, а грудь судорожно опускается. Не знаю, почему, но я вдруг подхожу к нему. Сажусь рядом, кладу голову на его плечо и крепко зажмуриваюсь, потому что неожиданно чувствую невозможную боль Морти. Наверно, он уже успел меня похоронить; наверно, он уже потерял всякую надежду и почувствовал себя как никогда не только одиноким, но и виноватым. Я сжимаю в пальцах его локоть и тихо спрашиваю:

– Что это за мелодия?

Мортимер не отвечает. Кладет ладонь поверх моей руки и опускает вниз голову так резко, словно совсем не в состоянии ее держать. У меня внутри все переворачивается.

– Эй, тебе вредно так волноваться. Не тот возраст, слышишь?

Цимерман дергает губами. Наконец, смотрит на меня, но вдруг вновь отводит взгляд, будто ему очень сложно держать себя под контролем. Я решительно выпрямлюсь. Твердо гляжу на старика и говорю:

– Я здесь, все в порядке, Морти. Со мной все в порядке.

– У меня не было детей. Хотя нет, был один. Терранс. Я не мог стать ему отцом, ведь он в нем не нуждался. Он всегда был самостоятельным, смышленым, а потом появилась и Лис, и мы, скорее, стали друзьями, нежели родственниками. С тобой все иначе. – Он опять смотрит на меня, и его губы растягиваются в болезненной ухмылке. – Ты – дикий огонь, и тебя нужно усмирять. С тобой нужно быть рядом. Можно, конечно, обжечься, но так ведь со всеми детьми, верно? Со всеми родными людьми. Я потерял Терранса. Потерял Лис. И если я потеряю и тебя…, я не смогу так, Эмеральд. Дорогая, ты пробралась внутрь меня, а я принял тебя, потому что давно нуждался в ком-то, о ком хотел заботиться. Понимаешь?

Я поджимаю губы и вновь кладу голову на плечо старика. Меня трогают его слова, и я чувствую, что тоже не отношусь к нему, как к второстепенному персонажу. Он заменяет мне Колдера. Наверно, он мне гораздо ближе, чем раньше я могла предположить.

Еще раз кривлю губы и касаюсь пальцами клавиш. Они такие мягкие, и звук мягкий, будто я едва их трогаю. Играю что-то, а затем Морти тоже присоединяется ко мне. Долго нам пришлось идти к этому равновесию. В конце концов, близкие люди не только любят друг друга, но еще и ссорятся, и волнуются, и иногда ненавидят один другого. Но каждый раз они возвращаются к тому же: им хорошо вместе, а расстаться не сложность, а ошибка.

В квартире никого кроме меня и Цимермана. Я ищу Венеру, звоню Саймону. Но они не выходят на связь, будто испарились. Это начинает всерьез волновать меня. Устало иду к себе в комнату, сбрасываю грязную одежду и, едва успеваю, натянуть джинсы, как вдруг слышу звонок от Блумфилда. Слава богу.

– Куда ты пропал?

– Родди! – довольно кричит он и нервно смеется. – Черт, черт, черт! Ты жива? Ох, то есть, да, ты жива, но где ты? Куда ты исчезла? Тебя не было целые сутки!

– Тише, ковбой, выдохни. – Усмехаюсь я, надевая носки. – Это длинная история. Не хочу рассказать обо всем по телефону. Приходите, я вас жду в штабе.

– Нас? – переспрашивает Саймон. – В смысле?

– В прямом. Тебя и Венеру.

– Венеры со мной нет.

– Что? – я ловко выпрямляюсь. Один носок падает на пол, а в груди у меня внезапно образуется нечто колючее и неприятное. – Как это нет? Где она тогда, если не с тобой и не дома? Сейчас уже поздно. Гулять по ночам – ужасная затея, тебе так не кажется?

– Но…, я не знаю. Она…, – парень затихает, я буквально вижу, как он хмурит брови, и сама недоуменно морщу лоб. – Может, она вышла ненадолго? В магазин, или…

– Не говори ерунду. В какой магазин? Черт. – Я неуклюже натягиваю второй носок, и бегу обратно к Мортимеру. Тот до сих пор сидит за роялем. – Слушай, Морти, а куда наша рыжая провидица испарилась?

– Как куда. – Старик закрывает ноты и поднимается с кресла. – Гуляет с Саймоном.

– Что?

– Она сказала, что они будут ждать тебя у него дома, на случай, если ты не сможешь добраться до штаба. А что-то случилось?

– Нет, кроме того, что она не с Саймоном. – Я слышу, как на другом конце провода Блумфилд выругивается, и крепко закрываю глаза. Черт, черт. Меня начинает не на шутку мутить, и я с ужасом вспоминаю слова, которые сказала, сидя здесь, в коридоре, не думая, но теперь я готова кричать от безысходности: ты – запасной вариант. Если у меня вдруг что-то не выйдет, ты пойдешь и прикончишь любого, кто встанет на пути. Нет, нет, о, нет! Закрываю руками лицо и шепчу, – она пошла к Сомерсету.

Цимерман впяливает в меня растерянный взгляд, а я устало поникаю, ощущая себя жутко уставшей и какой-то разбитой. Что теперь мне делать? И как быть? Если Венера и, правда, решила наведаться к Эмброузу, я абсолютно бессильна. Бесполезна. Мне никогда и ни за что не победить его без помощи револьвера. Но, с другой стороны, возможно, моя помощь и не понадобиться? Возможно, Прескотт сама разберется с ним? Но как, черт же подери, как она это сделает, если именно я должна прострелить ему голову! Ругаюсь и тут же срываюсь с места: наплевать. Пусть у меня ничего и нет против Сомерсета, я все равно не оставлю Венеру. Я обязана пойти за ней, даже если это мое последнее решение.

– Саймон, – говорю я, сжимая телефон, – нужна твоя помощь.

– Я слушаю, Родди.

– Сейчас мы с Морти поедем к Эмброузу, а ты должен приехать сюда и забрать одну вещицу. Важную, очень важную вещицу.

– Какую именно?

– Печатную машинку.

– Что? – Блумфилд недоуменно замолкает, а я сглатываю. – Зачем она тебе, Родди?

– Если Венера уничтожит ее, то Сомерсет умрет. Но я не хочу брать ее с собой, ведь что-то может пойти не по плану. Люди Эмброуза обыщут салон или что-то вроде того. А о тебе никто ничего не знает. Ты меня слушаешь?

– Вот это да! Ты шутишь? Почему же мы тогда раньше этого не сделали? Господи же мой, Родди, какого черта мы медлили?

– Просто…, – я облизываю губы. Замираю у себя на пороге и зажмуриваюсь. Будь же сильной, Эмеральд. Не давай эмоциям взять вверх. – Просто я не знала об этом. Вот и все.

– Отлично, просто замечательные новости, которые как всегда приходят вовремя. Ты уже выезжаешь? Да? Мы должны помочь ей, бестия. Я не хочу, чтобы с Венерой что-то случилось. Хорошо?

– Саймон…

– Просто пообещай мне. – Я слышу, как парень выбегает из дома. Садится в салон и заводит двигатель. – Скажи, что сделаешь все, что в твоих силах.

– Я постараюсь.

– Ладно. Будь осторожна. Договорились? Надеюсь, Венера уничтожит эту машинку, и мы классно оторвемся, а то вся эта канитель порядком изводит. Хорошо?

– Да, конечно. Не скучай, ковбой.

Он кладет трубку, а я продолжаю смотреть на телефон, не понимая, почему не могу даже пошевелиться. Морщу лоб. Я вдруг понимаю, что у меня нет выбора, что у меня нет револьвера, а, значит, единственный способ избавиться от Эмброуза, избавиться и от меня самой. Крепко поджимаю губы.

– Ты так изменилась, – неожиданно говорит Морти. Я резко оборачиваюсь и как-то растерянно пожимаю плечами. – Ты думаешь, что это правильный поступок? Парень ведь не в курсе, что этот план и тебя погубит, дорогая.

– И, слава богу. – Выпрямляюсь. – Мы должны торопиться. Пойдем. Сейчас не время рассуждать о жизни, ведь Венеру в любой момент могут прикончить.

– Да, верно. Идем.

Я киваю, и мы быстрым шагом идем по коридору. Морти собирается вызвать лифт, но замирает, увидев на пороге посылку. Его брови сходятся в одну полоску.

– Что это?

– Понятия не имею. – Нажимаю на кнопку. – Потом посмотрим.

– Возьми с собой. По пути откроешь.

Неохотно подхватываю коробку. Она перевязана мятой, коричневой бумагой, и если это подарок от поклонника, он навеки-вечные останется холостяком. Неужели так сложно найти более-менее приличную обертку? Ну, там, другого цвета, или хотя бы с цветочками. Смеюсь. Нервно смеюсь. Никогда бы не захотела получить подарок в упаковке с цветами, но сейчас со мной вообще странные вещи творятся, и я ничему не удивляюсь. Запрыгиваю на переднее сидение желтого Корвета, кладу посылку на колени и жду Морти. Он быстро заводит машину, жмет на газ, и мы срываемся с места на дикой скорости. Надеюсь, нам не придется стоять в пробках. Хотя, ночью в Кливленде, относительно спокойно, и проблем с движением быть не должно. Я все-таки вновь беру в ладони посылку.

– Написан адрес? – спрашивает Цимерман.

– Нет.

– Тогда, может, он внутри?

Я увлеченно облизываю губы и неаккуратно сдираю обертку. Бросаю ее под ноги, и растерянно хлопаю ресницами. Коробка тонкая, вытянутая, на крышке выведено корявым, мелким почерком:

В том случае, если бы я был не Хантером Эмброузом, а ты – не Эмеральд Эберди.

– О, бог мой, – срывается с моего языка. Открываю посылку и едва не вскрикиваю от неожиданности. – Черт, черт…

– Что там такое?

– Морти. – Я медленно достаю содержимое и шепчу. – Это револьвер.

Машину резко заносит. Неуклюже ударяюсь боком о дверцу, а Цимерман выжимает тормоз и, остановившись, переводит на меня взгляд полный растерянности.

– Что? – Он глядит на оружие. – Господи, Эмеральд, кто его тебе прислал?

– Не поверишь.

– Это тот самый револьвер, из которого Дезмонд Эберди убил Сета?

– Да. – Я осматриваю серебряную гравировку, коричневую ручку, курок, и медленно кладу орудие к себе на колени. – Кажется, сегодня мне не придется умирать, Морти.

Старик усмехается. Вновь бросает сумасшедший взгляд на револьвер и газует. Меня же до сих пор бросает то в холод, то в жар. Я просто не верю в то, что только что со мной случилось. Неужели Хантер прислал мне то единственное оружие, что способно убить его отца? Зачем? Почему он решился на это? Голова идет кругом! Как мне теперь реагировать на его поступки? Эмброуз будто издевается. То обещает меня убить, то вновь спасает мне жизнь. Это чертовски странно. И я вдруг благодарна ему.

Я не умру сегодня. Мне не надо жертвовать собой.

Наконец-то, во мне просыпаются силы. Ехать на встречу с Сомерсетом, не планируя собственную смерть гораздо веселее, чем проговаривать в голове список гостей, которых я хотела бы пригласить на свои похороны. Что ж. Кажется, день приобрел смысл.

Мы останавливаемся возле центрального входа Э.М.Б. Корпорэйшн и одновременно выходим из машины. Цимерман открывает заднюю дверь, вытаскивает длинноствольное ружье и кидает его мне через крышу. Я ловко перехватываю орудие в воздухе. Мне не по себе от его веса – я еще никогда не держала ничего подобного в руках – тем не менее, не сомневаюсь ни минуты. Просто бесстрастно снимаю винтовку с предохранителя и киваю:

– Идем.

Мы припарковались на главной арене Сета. Теперь брести тихо, крадучись и опуская головы вниз – попросту глупо. Поэтому я решительно захожу в здание первой, собираясь не церемониться, а устранять проблемы. Морти бредет следом. Я еще не видела его таким сосредоточенным. Его морщинистые руки сжимают ствол твердо и решительно, словно он никогда не выпускает его из пальцев; словно ствол продолжение его запястий. Мы вместе тормозим перед регистрационным столом и переглядываемся.

– Почему здесь никого нет? – не понимаю я. В последний раз этот центр бурлил, как источник, сегодня же тут мертвая тишина. И я в курсе, для работы уже не то время, но что насчет охраны? Куда все запропастились? – Морти, это плохой знак.

– Боюсь, дорогая, других знаков и быть не может. Если Венера еще жива, она – лишь приманка, вот и все, ведь Сомерсет ждет нас, будь уверена.

– Я буду громко хохотать, если Венера просто вышла за минералкой! – Прыскаю со смеху и схожу с места. – Честно. Тогда более крупного неудачника еще поискать нужно.

– Не переживай, Эмеральд. За минералкой на целые сутки не выходят.

И не ясно, радоваться этому или нет.

Мы идем вдоль пустых коридоров, и я ощущаю, как в груди растет недоумение. Мне не нравится, что я не вижу противников, что они затаились где-то внутри и ожидают меня. Если Сет и хочет моей смерти – пусть покажется, а не прячется по углам. Это ведь похоже на трусость, взращенную многовековыми побегами. А я уверена, что Сомерсет ничего не боится, скорее, это дело глупой привычки, ведь так сложно отказаться от привитых манер и норм поведения. Когда ты всю жизнь скрываешься и не говоришь окружающим, кто ты есть на самом деле, ты поневоле играешь с собой злую шутку и начинаешь прятаться даже от самого себя. Я крепко прикусываю губы, направляя винтовку за угол. Мое дыхание как всегда ровное, руки не дрожат, глаза бегают из стороны в сторону, но мое сердце отдельно от разума. Оно громко стучит, рвет грудь на части. Мне кажется, оно пытается вырваться, хочет не вперед идти, а повернуть назад и закончить этот день. Но оно слабо в сравнении со здравым смыслом. А он велит мне шагать дальше.

Мы пересекаем зал, отбитый мрамором и сверкающий в лучах лунного света, а тени, будто послушники Эмброуза – его личные демоны – ползают по полу, как змеи, извиваясь и окольцовывая наши ступни. Все это время я не выпускаю их из вида, ни доверяя не себе, ни своему воображению, ведь теперь я не могу отличить реальность от вымысла. Теперь в жизни все иначе, и простые вещи материализовались в сложные факты, падающие с неба на мое посредственное мировоззрение.

Следующий холл черный, будто бездна. Слышу, как рядом идет Морти, но все равно грузно дышу. Становится жутко. В темноте не видны даже руки. Куда ступают мои ноги – еще более страшный вопрос. Я неожиданно думаю, что Сомерсет специально заманил нас в свои сети. Вдруг это очередной эксперимент сумасшедшего гения? Выдержат ли нервы, выиграет ли воля, потухнет ли надежда? В конце концов, бредя во мраке, мы сражаемся не с Эмброузом. Мы сражаемся с самими собой, что куда страшнее и опаснее, ведь демоны внутри нас самые сильные, и избавиться от них – гораздо сложнее.

Сглатываю, вижу впереди свет и рвусь к нему, будто мотылек на пламя. Еще совсем чуть-чуть, и темноте придет конец. Вот, еще немного. Почти.

Я тяжело выдыхаю, когда лицо озаряет свет от луны, томящейся за окном, и почему-то вспоминаю письмо отца, где он вывел ровными буквами, что ему не удалось победить собственных демонов. Что ж, кажется, мне тоже. Да и вообще, боюсь, не демоны живут во мне, а я тот демон, в котором обитают полуразрушенная совесть, хромая ответственность и, изнемогающая от смертельной болезни, доброта. Иногда я подкармливаю их хорошими поступками, но, по большей части, они голодают и гибнут, не уживаясь в голове темного человека, способного лишь на великие ужасные дела и едва заметные светлые жесты.

Наконец, мы оказываемся в огромном и необъятном зале, который, будто куполом, накрыт стеклянной крышей. Она сверкает, переливается и отбрасывает отблески на наши лица, а потом неожиданно темнеет от возникшей на небе гигантской тучи.

Я останавливаюсь, ведь темнота на этот раз не скрывает от меня тех, кто находится близко; не скрывает их лица, намерения, которые прозрачны в их пристальных взглядах. Я вижу Сомерсета Эмброуза. Он стоит на невысоком пьедестале в черном, гладком костюме и глядит на меня бесстрастными глазами, фальшиво дергая уголками губ.

– Эмеральд! – говорит он и спускается по мраморным ступеням вниз. – Мы ждали только тебя, дорогая, милая мисс Эберди.

Мы – это его охранник Тейгу Баз, правда, на этот раз, украшенный черной повязкой на правом глазу; трое незнакомых мужчин, выряженных одинаково в темную одежду, и…

Хантер Эмброуз.

Ох. Я хрипло выдыхаю, крепко стискивая в пальцах оружие. Хантер стоит за отцом в тени, но я все равно вижу его разбитую губу, синеватый подбородок. Я уверена, что он не получал этих ссадин в музее. Тогда когда? Встряхиваю головой и вновь смотрю на Сета.

– Я пришла за Венерой Прескотт, – говорю, стиснув зубы. – Надеюсь, она в порядке, потому что иначе нам придется поссориться, мистер Эмброуз.

– Не говори ерунды, никто не будет ссориться. Для этого нужно что-то чувствовать, а, как нам известно, в этом зале собрались самые черствые люди Кливленда. – У мужчины спокойное выражение лица, спокойная походка. Он приближается к Морти и протягивает ему руку, доброжелательно улыбнувшись. – Здравствуй, Мортимер! Как давно я не видел тебя, дружище. Наверно, лет семь или больше?

– Да, в тот раз я убил твоего старшего сына. – Цимерман отвечает на рукопожатие и криво ухмыляется. – Ты ведь не таишь обиду?

– Нет, что ты. Я уже давно забыл об этом! Пустяки. – Эмброуз отмахивается, и вновь идут к пьедесталу, поправляя ворот черной рубашки. Он кивает одному из мужчин. – Не думаю, что есть прок продолжать без мисс Прескотт.

– Венера жива?

– Искоренить род Прескотт – моя обязанность, но я оставил девчонку в живых.

– И есть причина?

– Конечно, есть, мисс Эберди! Как, впрочем, и у любого поступка. Вы ведь тоже нас навестили не просто так, верно? Всегда поражался человеческой способности слепо идти на смерть. Неужели вам так сильно важна жизнь этой девушки, раз вы готовы умереть?

– Я умирать не собираюсь.

– А кто вас спросит, моя дорогая? Меня, например, не спрашивали. Или вы думаете, что Дезмонд Эберди предварительно поинтересовался, хочу ли я получить пулю в грудь?

– Знаете, мистер Эмброуз, – я опускаю винтовку, – когда вы были человеком, вы были самоотверженным и добрым мужчиной. И смерть за любовь – казалась вам правильным и достойным решением.

– Смерть, Эмеральд – не решение. А конец.

– Значит, смерть за любовь – хороший конец.

– И где? В книгах? Умоляю вас, мисс Эберди, конец всегда один и тот же, и неважно, как именно вы умерли: спасли человека, спасли себя, спасли мир, вселенную, или просто вас вдруг сбила машина, атаковал рак или забрал туберкулез. Мы все умираем одинаково, все видим тот же самый черный туннель, и все приходим к одному забвению.