Текст книги "Зулус Чака. Возвышение зулусской империи"
Автор книги: Эрнест Риттер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
Такая трактовка образа Чаки как бы оправдывала приход колониализма в Южную Африку. Ведь если там царили чудовищные порядки, то европейцы совершали благое дело, явившись и взяв африканцев под свою опеку.
Этот взгляд повлиял и на некоторых африканских авторов. Томас Мофоло в романе «Чака» все‑таки писал прежде всего о беспощадности, о бессмысленном истреблении людей.
Судя по откликам печати, такое отношение проявилось и в многосерийном фильме «Зулус Чака», поставленном на деньги Южноафриканской радиовещательной корпорации в 1987 году – к двухсотлетию со дня рождения Чаки (правда, дата эта отнюдь не бесспорна).
Основанием для такой трактовки образа Чаки был завершающий период его правления, особенно самый последний год, когда Чака действительно превратился в деспота, истреблявшего людей. Тогда против него и возник заговор двух его сводных братьев и главного советника, и 24 сентября 1828 года он был убит.
Мы не знаем, как был организован тот заговор и что думали заговорщики. Может быть, им созвучны были помыслы римлянина Брута? О них мы тоже ведь знаем не так уж много, разве что слова, которые вложил в уста Брута великий Шекспир: «Я любил Цезаря, и я его оплакиваю. Он преуспевал в своих начинаниях, и я радовался. Он был отважным, и я его чтил. Но он был деспотом, и я его убиваю».
Зулус Альберт Лутули (1898–1967), генеральный президент Африканского национального конгресса и первый африканец – лауреат Нобелевской премии, считал, что в последние годы жизни Чака утратил поддержку своего народа: «Чака умер, не оплакиваемый своим народом, который он вывел из тьмы»[10].
Уставшие от недавних ужасов зулусы не воспрепятствовали свержению своего прежнего кумира. Не воспротивились даже тому, что Дингаан, брат Чаки, обагривший свой ассегай братской кровью, стал новым правителем страны. Устранение Чаки явилось протестом против жестокостей последних лет, но отнюдь не против основных направлений его деятельности. Дингаан отказался от бессмысленных кровопролитий, но продолжал дело объединения зулусов и создания начал государственности.
Чака, несомненно, был жесток, но в спорах о нем его жестокости нередко приравнивают к кровавым преступлениям диктаторов XX века. Это, разумеется, абсолютно неправомерно. Чака принадлежал обществу, находившемуся на совершенно ином уровне развития. Все человеческие ценности, само отношение к человеческой жизни были совершенно иными. Тут нам достаточно вспомнить соответствующие этапы истории народов Европы и Азии. Меньше ли тогда лилось человеческой крови?
Среди всего, что написано о Чаке в Африке, на Западе и даже у нас, в серии «Жизнь замечательных людей», книга Риттера стоит особняком. Чаке повезло, что о нем есть книга человека по имени Риттер. Эрнест Август Георг Эдуард Арнольд Риттер.
Книга Риттера – первое и пока еще все‑таки единственное подробное жизнеописание Чаки. Но ее ценность этим не исчерпывается. Дело в том, что она построена на преданиях зулусской старины. Риттер записал и собрал слышанное им когда‑то и расположил хронологически – от рождения до смерти вождя. К этому он прибавил рассказы тех людей, которые в детстве сами видели Чаку или слышали о нем от отцов в дедов.
Европейскими свидетельствами Риттер не пренебрег, но он понимал, что Чаку видели всего несколько европейцев, и то лишь в самые последние годы его жизни. И главное, по этим свидетельствам не понять побуждений, которыми руководствовался Чака. Ведь даже языка зулусского никто из этих европейцев толком не знал.
И Риттер решил, как он сам пишет, «изобразить создателя зулусской нации Чаку таким, каким его представляли себе сами зулусы, особенно в конце прошлого века».
Зулусский эпос и составил эту книгу иди, во всяком случае, стал ее основой. Конечно, в преданиях было много неправдоподобного. Риттер оставил и это. Разве не стоит узнать, каким остался образ вождя в памяти народной?
Можно спорить, к какому жанру отнести эту книгу. Ее нельзя назвать строгим историческим исследованием, не назовешь ее и романом. Ближе всего она к историко‑художественному жанру. А широкое использование эпоса сделало се новаторской. Лишь потом, в шестидесятых годах, получило всеобщее признание мнение, что прошлое Африки не восстановить без народных преданий, без устной исторической традиции.
Риттер издал свою книгу в 1955 году, и у него скоро нашлись подражатели. В 1962 году была издана книга о другом зулусском правителе – Мзиликази, а в 1964– о Дингаане, брате Чаки, его убийце и преемнике. Их автор Питер Бекер сообщил, что тоже пишет на основе эпоса. Но для него герои книги возникли не из преданий, запомнившихся с детства, не из образов, впитанных с молоком кормилицы и ставших как бы частью его существа, а из материалов опроса нескольких африканцев. И названия споим книгам Бекер дал традиционные, в духе колониального романа: «Тропою крови» и «Царство страха».
Впоследствии вышло немало жизнеописаний, но пока что редкие из них являются подлинной удачей. Одни сплошь состоят из «ума холодных наблюдений», в других полно эмоций, но зато, кроме них, нет ничего. Объективность подменяется то традиционной колониальной трактовкой, то неоколониальной, то слишком уж крайним африканским национализмом.
Следовать примеру Риттера нелегко. В свою книгу он вложил великолепные знания и громадный труд. А ведь ко многому в литературе о Чаке (да о Чаке ли только?) можно отнести известные слова Пушкина: «В наше время главный недостаток, отзывающийся во всех почти научных произведениях, есть отсутствие труда. Редко случается критике указывать на плоды долгих изучений и терпеливых разысканий»
Не в пример скороспелым поделкам, типичным для наших времен не меньше, чем для пушкинских, книга Риттера – дело всей его жизни. Он не торопился издать ее. Кропотливо старался собрать в ней то, что узнал за всю свою долгую жизнь.
У Риттера была уникальная возможность познакомиться с жизнью зулусов. Он среди них вырос, и первым языком, на котором он научился говорить, был зулусский. Зулусские предания были его первыми детскими впечатлениями, а образ Чаки занимал в этих преданиях главное место. Риттер с младенческих лет слышал о Чаке – от кормилицы, от друзей детства, от старших.
Об истории зулусов Риттер мог многое узнать и в своей собственной семье. Ко времени его рождения, к 1890 году, семья уже давно обосновалась в тех краях. Отец Риттера, ганноверский офицер, оказался на Юге Африки благодаря участию в Крымской войне. За согласие воевать на франко‑британской стороне английское правительство тогда раздавало немецким солдатам и офицерам земельные участки в Южной Африке, на восточной границе Капской колонии. Так немец за участие в войне против России получил от англичан африканскую землю. Чего только не бывает в истории!
Не только капитан Риттер, но и его сын в молодости участвовал в англо‑зулусских схватках, и, конечно, не на стороне зулусов. Но, должно быть, многое передумал и переосмыслил Эрнест Риттер, прежде чем на 66‑м году своей жизни издал эту книгу.
Знание старых преданий дало Риттеру возможность показать зулусский народ и на войне, и в труде, и в домашней обстановке. Перед читателем не схематические типажи, а многокрасочная живая жизнь.
Из характеристик, которые Риттер даст Чаке, хотелось бы выделить следующие:
«Даже обладая самым богатым воображением, нельзя возложить на Чаку ответственность за опустошения, о которых пойдет сейчас речь. Несмотря на это, упорно распространяется клеветническая версия, будто именно он их виновник. Позднейшая резня и опустошение остальной части Натала и ряда других областей также приписываются Чаке, но, ознакомившись с фактами в их хронологической последовательности, читатель убедится, сколь абсурдны эти обвинения. На самом деле Чака уничтожал только для того, чтобы строить...»
Риттера возмущают «россказни, которыми пичкают доверчивую публику... Если верить им, во всем Зулуленде и на побережье Натала нет, пожалуй, такой пропасти или такого водопада, куда Чака не сбрасывал бы отдельных осужденных, полки или даже целые племена».
«Чака, несомненно, бывал временами жесток. Но это присуще всем великим полководцам. Тит, самый «гуманный» из римских императоров, во время осады Иерусалима распинал по тысяче иудеев в день... Чака велел заживо сжечь шестнадцать женщин. Красс же, разбив Спартака, распял шесть тысяч восставших рабов. Когда в 1631 году Тилли взял штурмом Магдебург, жительницы этого города подверглись насилию. Воины Чаки за такое преступление поплатились бы жизнью...»
Многих читателей, должно быть, все‑таки поразит жестокость тех нравов. Но еще раз – разве не было такой же свирепости и крови в прошлом европейских народов, стоявших на похожем уровне развития? История и тут писалась кровью, и, как это ни печально признавать, запомнились больше те правители, при которых кровь лилась особенно обильно.
Все же какими бы жестокими ни казались нам многие поступки Чаки, они с морально‑этической стороны куда естественнее для того общества, чем страшные изуверства и кровопролития, учиненные в более поздние времена «цивилизованными» государствами.
Конечно, не со всем в книге можно согласиться. Риттер фактически приписывает все достижения зулусского парода в тот период одному Чаке. Это неверно. Тенденции к объединению существовали и до чего. Предшественник Чаки – Дингисвайо – пытался объединить зулусов, но самый процесс начался, надо полагать, еще раньше и был проявлением одной из закономерностей развития человеческого общества на переходе от доклассового общества к классовому.
Стратегия и тактика, с помощью которых Чака одерживал свои победы, тоже вряд ли были лишь его изобретением, как может сложиться впечатление по книге. И тут он не мог не опираться на уже зародившиеся традиции.
Риттер не профессиональный историк, он и не пытается серьезно разобраться в глубоких корнях событий. А успехи и все поведение Чаки в ранние годы его правления объясняет, исходя из примитивно понятого фрейдизма.
Наивна и трактовка поведения Чаки в последние годы жизни, когда он в упоении абсолютной властью окружил себя льстецами и стал подозревать всех и вся. По мнению Риттера, Чаку сделала жестоким тираном смерть горячо любимой матери: «Меланхолия, охватившая короля, толкала его на отвратительные поступки». Вряд ли можно назвать полностью удачной и попытку автора объяснить мотивы политики Чаки по отношению к англичанам. Упомянутое в книге каннибальское племя, к которому якобы принадлежал Ндлела – один из соратников Чаки, – походит скорее на сказочный образ.
Весьма спорна и теория известного английского историка Арнольда Тойнби о стимулах прогресса, к которой, правда лишь между прочим, походя, пытается апеллировать Риттер.
Автор пользуется терминологией, которая вряд ли применима при характеристике родового общества: Риттер говорит об империи и нации, о королях, генералах и даже о генералиссимусе, о министрах, штабе, штабных, гвардии, фрейлинах, комендантах. Все это, разумеется, оставлено и в русском переводе, как и термин «туземцы», как правило уже не применяющийся в наши дни, поскольку он в годы колониализма приобрел пренебрежительный и даже расистский оттенок.
Говоря о различных районах Южной Африки, Риттер употребляет названия, появившиеся для обозначения этих территорий уже через много десятилетий после смерти Чаки: Басутоленд, Бечуаналенд, Свазиленд, Трансвааль, Оранжевое Свободное государство, Родезия... И само слово «Натал» употребляется в книге в различных смыслах: то для обозначения всех земель, входящих в ныне существующую под этим названием провинцию Южно‑Африканской Республики, то для обозначения лишь южной части этой территории.
Вообще вопрос о терминах, именах и географических названиях, связанных с этой книгой, весьма сложен. Сейчас, со второй половины 1960‑х годов, нет ведь уже ни Басутоленда, ни Бечуаналенда – на месте этих британских протекторатов теперь Королевство Лесото и Республика Ботсвана. На месте Южной Родезии – Республика Зимбабве, Северной Родезии – Замбия.
Имя главного героя книги зулусы произносят: «Шака». Но при издании перевода этой книги редакция решила оставить устоявшееся в русском языке написание: Чака.
В первых двух изданиях на русском языке книга выходила под названием «Чака Зулу». Готовя третье, мы решили, что «Зулус Чака» понятнее.
Риттер закончил свою книгу больше трех десятилетий назад, когда карта Африки выглядела как сплошной массив колониальных владений. Еще не было десятков молодых независимых государств, Африка не находилась в центре внимания газет, радио, телевидения – все это наступило позже. И серьезной научной литературы было неизмеримо меньше, чем сейчас. Попытки воссоздать образы людей африканского прошлого делались редко, и Риттера по праву можно считать пионером. Притом он подчинялся велению души, а не конъюнктуре, как многие авторы позже, когда писать об Африке уже стало модой.
Если вспомнить об этом, достоинства книги становятся еще очевиднее, а недочеты – еще более объяснимыми.
Повезло книге и с переводчиком. Успех ее первых русских изданий – в большой мере его успех. В читательских откликах не раз говорилось об этом. Чтобы подготовить русский перевод, нужно было не только уметь хорошо переводить, но и блестяще знать историю Африки и ее народов.
Вениамин Яковлевич Голант (1912–1974), может быть, больше и лучше, чем кто‑либо другой, познакомил советских читателей с иностранной литературой об Африке. Он был одним из первых советских ученых‑африканистов: его статьи об истории Африки выходили еще в 1940 г. Вернувшись с войны, В. Я. Голант защитил диссертацию о восстаниях африканских пародов. Он был и писателем, издавшим несколько отличных книг, и переводчиком. Благодаря его переводам читатели познакомились с произведениями известного чешского путешественника Эмиля Голуба, немецкого натуралиста Ганса Шомбургка, с малоизвестными рассказами Райдера Хаггарда...
Вениамин Яковлевич не дожил до второго и третьего изданий этой книги. Тем уместнее здесь вспомнить этого яркого и доброго человека.
Эта книга переведена даже на суахили, самый распространенный восточноафриканский язык. Не часто книги об африканцах, вышедшие из‑под пера авторов‑европейцев, получают такое признание в Африке. Даже в 1973 г., когда о Чаке было написано уже очень много, нигерийский ученый Колаволе Огунбесана сказал: «Сегодня это самая достоверная биография Чаки».
Дело, должно быть, не в достоверности – она во многом может быть оспорена. Но познакомиться с преданиями зулусской старины и увидеть, каким предстает в них «король Чака», – это само по себе явно заслуживает внимания,
В нашей стране первые два издания этой книги исчезли с книжных прилавков очень быстро. Думаю, что такой же будет и судьба третьего.
А. Б. Давидсон
Введение
Автор этой книги пытался изобразить создателя зулусской нации Чаку таким, каким его представляли себе сами зулусы, особенно в конце прошлого века. Он избрал жанр биографии, а не исторического трактата и потому смог использовать зулусские предания. Эти сказания передавались из поколения в поколение в живой и драматической форме, свойственной зулусам. Находить английские идиомы, которые донесли бы до читателя особенности этого стиля, автор не стремился: для этого необходим литературный талант, на который он но претендует. Зато автор сделал все, что было в его силах, чтобы воспроизвести сказания зулусов поточнее.
Почти каждый вечер зулусы рассказывали своим детям народные предания, которые они когда‑то слышали от своих отцов. Вероятно, таким же образом передавались из поколения в поколение предания Ветхого завета, пока наконец они но были записаны ужо около 800 года до н. э. Древнейшие хроники всех народов, надо думать, устные. Но от этого они не переставали быть хрониками, и автор при случае, не колеблясь, именно так и называет зулусские предания, а старцев‑сказителей именует хронистами.
Чтобы читателю стало ясно, каким образом автор смог ознакомиться с преданиями, которые обычно слушают одни лишь зулусские дети, необходимо – и это приятная для него необходимость – сказать несколько слов об отце его, капитане К. Л. А. Риттере.
В 1876 году президент республики Трансвааль Бюргер попытался разбить бапеди во главе с их вождем Секукуни, но потерпел поражение. Тогда он объявил набор добровольцев, способных приобрести на собственные средства всё необходимое для кампании против бапеди. Каждому была обещана за один год военной службы ферма. На этот призыв откликнулись исключительно иностранцы, жившие в Трансваале. Так сформировался конный отряд численностью около двухсот человек. Командовал им бывший прусский офицер фон Шликман. Это разношерстное воинство именовало себя «флибустьерами». К нему присоединился и отец автора.
Капитан Риттер родился в 1833 году. Он служил лейтенантом в ганноверской армии, затем вступил в британскую армию, получил назначение во вновь созданный Немецкий легион[11] и воевал в Крыму. В 1857 году он, уже в чине капитана, прибыл в Южную Африку и вместе с другими легионерами поселился на неспокойной границе Капской колонии с Кафрарией[12]. Как и многие колонисты, он нес пограничную службу. Вскоре он присоединился к флибустьерам и стал одним из их главных начальников.
Между тем республика Трансвааль шла к банкротству, и 12 апреля 1877 года сэр Теофил Шепстон присоединил ее к владениям британской короны.
Флибустьеры воевали хорошо, но не смогли выбить Секукуни из его горной твердыни. Сильный отряд английских войск также потерпел неудачу. Тогда капитан Риттер по поручению сэра Теофила Шепстона и сэра Гарнета Уолсли сформировал полк из воинов свази. Свази, близкие родичи зулусов, подобно им были вооружены копьями и щитами. Британские войска вместе с полком капитана Риттера, в котором он был единственным европейцем, осадили крепость Секукуни. Когда начался штурм, одно из направлений было отведено свази. Они первыми ворвались в крепость. Капитан Риттер рассказывал автору, что победители устроили отвратительную резню: они не щадили ни женщин, ни детей; обезумевших от крови свази невозможно было остановить. Секукуни удалось спастись через подземные пещеры, целый лабиринт которых находился под крепостью. Вскоре, однако, он был настигнут в том же лабиринте.
Капитан Риттер получил должность «комиссара по делам туземцев», а после первой бурской войны[13] и восстановления республики Трансвааль был переведен в Натал и назначен судьей. Обязанности главного пристава при нем исполнял некто Ндженгабанту Эма‑Бомвини, которому было тогда лет семьдесят. Его отец, Махола, служил вместе с Чакой в полку Изи‑ц'ве[14], входившем в состав войска Дингисвайо. Ндженгабанту знал от отца множество подробностей о жизни Чаки.
Автор родился в 1890 году. Первые слова он произнес на зулусском языке, которому научился у нянек. Чуть ли не каждый день мальчик слушал рассказы о подвигах Чаки. Вечер за вечером просиживал он в хижине Ндженгабанту и вместе с детьми хозяина жадно впитывал каждое его слово. Эти детские впечатления помогли ему в дальнейшем увидеть Чаку таким, каким видели его зулусы. Многие эпизоды так часто повторялись в рассказах, что запечатлелись в памяти будущего автора не хуже, а может быть, даже и лучше, чем библейские легенды в памяти детей‑христиан, потому что события, о которых шла речь, были драматичными, а форма повествования захватывающей. Все это вызывало у него глубокий интерес к зулусам и их истории и стремление узнать о них как можно больше. К счастью, и отец будущего автора очень интересовался воинами между туземцами и еще в то время, когда эти события были свежи в памяти народной, собрал о них богатейшую информацию.
Автор располагал и другими источниками. Он, в частности, много узнал от своего деда со стороны матери, преподобного К. У. Посселта, который прибыл в Южную Африку в 1842 году и основал не один миссионерский пост. К информантам К. У. Посселта относится сын грозного Мативаана, вождь племени нгваанов Зикали, сопровождавший отца во всех страшных переселениях, описанных в этой книге. Преподобный К. У. Посселт создал первый пост Наталской миссии на территории, подвластной Зикали, и, естественно, часто встречался с самим Зикали и с его сыном и преемником – Нквади. Капитан Риттер был первым должностным лицом в районе верховий реки Тугелы, который управлял этим племенем.
Однако самые ценные сведения автор получил от вождя Сигананды Ц'убе. Он родился около 1810 года и умер вскоре после зулусского восстания в 1906 года, одним из руководителей которого являлся. Мальчиком Сигананда часто прислуживал Чаке в качестве у‑диби[15] (у‑диби носил циновки вождя и вообще выполнял функции пажа). Поэтому он мог описать по памяти наружность Чаки, его манеру держаться, а также подтвердить достоверность рассказов Ндженгабанту, с которым был хорошо знаком. Пика Зулу – внучатый племянник Чаки и хранитель неписаной летописи королевского дома зулусов – считал, что Сигананда лучше всех знает историю периода, закончившегося смертью Чаки. Когда автор забывал о своем зулусском воспитании и начинал надоедать расспросами, Сигананда имел обыкновение восклицать с достоинством: «Тула мфана! Лалела нк'а ку кулума абадала», что означает: «Молчи, мальчик! Слушай, когда говорят старшие!». Однако он нехотя признавал, что для европейского мальчика у будущего автора все же сносные манеры.
Когда в 1906 году часть зулусов подняла восстание, автор принимал участие с военных действиях – он был трубачом в Наталском полку конных карабинеров. Это дало ему возможность удостовериться в том, как мужественно сражаются зулусы. Хотя уже на протяжении жизни целого поколения у них не было полковых учений, они сохранили свой традиционный боевой порядок и, вооруженные только ассегаями и щитами, бились, не дрогнув, под градом пуль. С пятидесятифутовой скалы, господствующей над долиной реки Мангени, автор наблюдал эпическую битву Наталского туземного контингента, вооруженного щитами и копьями (под командой капитана Лонсдэйла), с восставшими зулусами, располагавшими таким же вооружением. До этого зулусы были разгромлены колониальными войсками в нескольких столкновениях, происходивших ниже по течению Мангени. Тем не менее они в одиночку и по двое атаковали наступавший на них отряд Лонсдэйла и несколько раз рассеивали его, пока, изнемогая от ран, не опустились один за другим на землю, положив голову на руку. Это традиционная поза воина, гордо ожидающего coup de grâce[16], после которого ему вспорют живот.
В семнадцать лет автор сдал официальный экзамен по зулусскому языку и поступил переводчиком в Департамент по делам туземцев Южной Родезии. Через четыре года он сдал экзамены по гражданскому управлению (низшая ступень) в университете мыса Доброй Надежды, а также по языку синдебеле (матабеле) и стал регистратором туземцев и мировым судьей в Булавайо (происхождение этого названия см. ниже) – первом тогда городе Южной Родезии. В 1913 году он вышел в отставку и отправился в исследовательскую экспедицию по следам великих завоевателей[17]. Под влиянием походов Чаки они выступили из страны зулусов и, пройдя большую часть Южной Африки, достигли экватора. Велика была радость автора, когда он находил в этих краях престарелых индун (вождей) с головными кольцами. Они все еще составляли узкую аристократическую прослойку, которая правила чужими племенами, покоренными их отцами, и говорили по‑зулусски. Так обстоит дело с устными источниками, использованными автором; что же касается источников литературных, то читатель найдет их в библиографии в конце книги.
Первоначальный вариант текста был изменен автором. Его литературный консультант возражал против некоторых мест, утверждая, что они чересчур похожи на вымысел, а потому не могут быть включены в книгу биографического характера. По его мнению, в серьезной работе чрезвычайно важно избежать элемента, вносимого воображением. В ответ на это автор пояснил, что он пользовался устными источниками, а зулусы рассказывают об историческом событии в форме драматического повествования, а не сухого репортажа. Чувства и речи всех действующих лиц они передают теми же средствами, которые используются в эпической поэме. Автор, ориентируясь на своих зулусских читателей, стремился написать биографию Чаки так, как он ее слышал, не пытаясь создать на основе собранного материала изящную поделку. Ему было справедливо указано, что не следует забывать и о читателях англо‑американских. Тогда он попытался найти компромисс и надеется, что ему это удалось. Но если, ознакомившись с описанием какого‑нибудь эпизода, читатель, живущий за пределами Южной Африки, воскликнет: «Откуда он это знает?» (например, откуда он знает, что чувствовала Нтомбази, запертая с голодной гиеной), – то автор ответит: это знали зулусские хронисты, как поэты, создававшие саги, знали то, о чем они рассказывали[18].
Глава 1
Зулусы и их страна в конце восемнадцатого века
Прежде чем приступить к повествованию о драматической жизни Чаки, необходимо рассказать о том, какими были зулусы и их страна во времена его отца Сензангаконы. Смертью этого вождя в 1816 году закончился один и начался другой период в политической истории восточных нгуни[19].
Переход этот совершался болезненно. Первобытная система бесчисленных кланов и независимых племен была разрушена ценой крови и слез. На развалинах ее была создана нация, управляемая деспотом. Однако, несмотря на столь радикальные политические перемены, обычаи народа почти не изменились.
Несколько слов о географии. Страна зулусов круто поднимается из Индийского океана, причем местность повышается ступенчато. Сначала идут прибрежные равнины, покрытые кустарником, их сменяет незначительная лесистая возвышенность, далее следует холмистая местность, опоясанная густыми лесами, а еще выше тянутся бескрайние степи, пересеченные потоками, которые мчатся по долинам, заросшим кустарником.
Во времена Чаки каждый мог свободно пользоваться землей: пасти скот, охотиться, обрабатывать почву. Ни дорог, ни мостов, ни средств передвижения тогда не было. Повсюду на холмах виднелись за оградами селения, которые состояли из расположенных по кругу хижин, напоминающих ульи. В середине круга, образованного хижинами, находился загон для скота. В каждом селении жила одна патриархальная полигамная семья, в каждой хижине – одна из жен главы семьи со своими детьми.
Такой поселок, обычно именуемый краалем, был основой древнего зулусского государства, ядром всей клановой системы. Клан объединял отпочковавшиеся семьи, происходившие от общего предка, прямой потомок которого был царствующим вождем. Каждый новый крааль становился независимой и все же подчиненной единицей. Благодаря экзогамии[20] он являлся потенциальным «подкланом». В каждом краале были хижины, состоявшие из одного помещения. В одних жили матери со своими детьми, в других – сыновья, достигшие брачного возраста или уже женатые; они основывали новые семьи, продолжая занимать отведенное им место в кругу. Все они подчинялись одному правителю – отцу и в то же время царьку, – пользовавшемуся неограниченной властью. То был благожелательный деспотизм, основанный на дисциплине, взаимной защите и заботе. Отец ревниво охранял свою верховную власть, но в делах управления краалем должен был советоваться со старшими сыновьями – это было их право.
В кланах существовала такая же структура и система управления с той разницей, что в основе ее были самостоятельные краали высшего или низшего класса[21], которые выросли из отдельных хижин старшей и младшей ветви. Поскольку клан был не более как разросшимся краалем или семьей, глава крааля становился главой клана или вождем.
Несколько краалей, принадлежавших к одному клану и расположенных по соседству (например, в долине одной реки), для удобства управления объединялись в общину, подчиненную старейшине – умнамзана. Старейшина нес обязанности местного судьи и члена парламента. Он имел право решать мелкие споры и в то же время был глазами и ушами своих подопечных в нижней палате (или палате общин) парламента клана. Общины во главе со старейшинами в свою очередь объединялись в нечто вроде округа. Эта административная единица подчинялась высокопоставленному должностному лицу – окружному старейшине – индуне, который выполнял функции судьи по более важным делам и кассационной инстанции. Он же представлял население округа в национальном парламенте (или палате лордов). Над всеми местными и окружными судами стоял верховный суд, состоявший из вождя и назначенных им лиц. Эта высшая судебная инстанция, в которую мог обращаться с апелляцией любой житель страны, одновременно являлась кабинетом министров и королевским советом. Три органа управления и правосудия имели в своем подчинении должностное лицо низшего ранга, соответствовавшее нашему полицейскому. В его обязанности входили вызов в суд и арест преступников. Если же обвиняемый проявлял пренебрежение к верховному суду, последний прибегал к помощи отряда воинов, находящегося в его распоряжении. Судебные заседания созывались по мере надобности.
Один раз в год – примерно в то время, когда у нас празднуется рождество, – в крупнейшем поселке или столице клана заседала королевская ассамблея или национальный парламент – умкоси. На ассамблее король провозглашал новые законы и выступал с тронными речами. Присутствие всего мужского населения страны было обязательным. Молодые люди являлись в полной парадной форме, радуя глаз присутствующих. На ассамблее старейшины получали приказания, приносили жалобы, ходатайствовали о льготах. Они спрашивали у вождя совета и в свою очередь давали советы ему, обсуждали с ним административные вопросы.
Когда Чака вступил на престол – это было на следующий год после битвы при Ватерлоо[22], – в местности, которую сейчас называют Зулулендом (включая округ Врейхейд), имелось свыше пятидесяти независимых кланов (некоторые с подчиненными им «подкланами»), Члены их говорили на одном языке, соблюдали одни и те же обычаи. Каждый клан происходил от одного предка, а все они – от древнего прародителя.
Сто или даже тысячу лет назад зулусы жили почти так же, как живут сейчас. Каждый зулусский крааль замыкается в себе и сам удовлетворяет свои нужды. По традиции, имеющей силу закона, вся работа четко, хотя далеко не поровну, распределяется между мужчинами и женщинами. В обязанность мужчин входит сооружение и ремонт краалей, женщина же должна заботиться о пропитании семьи. Мужчины работают как ремесленники и пастухи, женщины – как домашние хозяйки и земледельцы. Было ли земледелие изобретено женщинами? Жизнь первобытных народов дает много оснований для того, чтобы ответить на этот вопрос утвердительно. На долю зулусского мужчины падает строительство и ремонт хижины и различных оград, окружающих загон для скота и крааль в целом. Он вырубает кустарник и срезает высокую траву на участках, которые предстоит обрабатывать женщинам, доит коров, ухаживает за скотом. Важно отметить, что эти обязанности выполняются всеми – от главы крааля и даже самого вождя до маленького мальчика. Все, кто достиг шестилетнего возраста, должны работать: мальчики – под руководством отца (или опекуна), девочки – под руководством матери.