Текст книги "Путь отмщения"
Автор книги: Эрин Боумен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Глава двенадцатая
Прикрыв голову руками, я отползаю в укрытие под ближайший стол.
У дальней стены один из бандитов опрокидывает на пол керосиновую лампу. Стекло разбивается, пламя лижет пролитый виски и змеями расползается по салуну. Деревянное строение вспыхивает, как стог сена.
– Билл! – кричу я. – Джесси!
Рядом на пол шлепается тело, и я с ужасом смотрю в застывшие глаза приказчика из «Хэнкокса». Господи, он мертв. Все летит к дьяволу. Наш план провалился, все должно было пойти по-другому.
– Джесси! – снова кричу я.
Зал салуна затянут дымом. Огонь ревет. От бешеного жара кожа у меня вот-вот пойдет волдырями и слезет заживо. Кто-то выкрикивает мое имя. Наверняка один из братьев Колтонов, но я ничего не вижу, и мне представляется, что это отец зовет меня, в то время как Роуз избивает его до бесчувствия. Па зовет меня и надеется, что я приду на помощь, хотя на шею ему уже накинули петлю и вздернули на дерево. Он молится, что я успею прибежать от ручья, прежде чем он задохнется.
Но я подвела отца. Подвела и тогда, и сейчас.
Уэйлан Роуз сидел прямо передо мной, нас разделял только стол, а я не всадила пулю ему в сердце.
Я достаю кольт из-под подола и щурюсь сквозь дым. Покерный стол перевернут, и хотя его уже охватил огонь, до дневника пламя пока не добралось. Тетрадь так и лежит на полу среди раскиданных карт и игральных фишек. Я ползу туда, и когда пальцы уже касаются кожаной обложки, из клубов дыма выступает Роуз – будто сам дьявол, которого не берет адское пламя. Он пинает меня с такой силой, что я пролетаю через весь салун. Мне удается ухватить дневник, но кольт выпадает из руки, и мне до него не дотянуться. Я пытаюсь встать, но рукав платья, одолженного у Эвелин, цепляется за шершавую доску и рвется, обнажая раненое плечо. Роуз видит повязку, и голубые глаза мечут молнии.
– Я так и знал! – ревет он, перекрывая гул пламени. – Ты та самая дрянь, что убивает моих людей!
– А ты повесил моего отца! – кричу я в ответ, кривясь от боли в руке. – Мы еще даже близко не свели счеты.
Он смеется, буквально давится злобным хохотом, и наставляет на меня кольт. Только не свой, а отцовский. Револьвер па оборвет мою жизнь. Хотя, может, Роуз для начала позабавится с ножом.
– А ведь я почти поверил, что ты гоняешься за мной ради вознаграждения, – качает головой ублюдок.
Краем глаза я замечаю свой револьвер под горящим столом. И пытаюсь незаметно до него дотянуться. Пальцы почти касаются ствола. Роузу, должно быть, кажется, что я пытаюсь отползти в укрытие, поскольку между нами горит стул и заволакивает обзор дымом.
Давай же, еще немного.
– Считай это одолжением, девочка, – говорит он. – Я оборву твои страдания, прежде чем ты поймешь, насколько черен этот дневник. Умрешь быстро и безболезненно, я даже не стану вешать тебя, как папашу.
Он взводит курок.
Целится.
И вдруг останавливается в замешательстве. В глазах у него мелькает растерянность.
В эту секунду я хватаюсь за револьвер, разворачиваюсь и стреляю.
Грохота почти не слышно за ревом пожара. Я вижу, как Роуз хватается за плечо, чертыхается и воет, но не дожидаюсь продолжения. Кое-как поднявшись, я, не глядя, стреляю через плечо и бросаюсь к столу, до которого огонь чудом еще не добрался. Опрокинув его на пол, приседаю на корточки и прячусь за столешницей, как за щитом.
Прикрываясь завесой дыма, я рискую высунуться и проверить, где Роуз. Он корчится от боли – жар пламени становится невыносимым, в плече засела моя пуля, – но не перестает обшаривать взглядом салун, ищет меня. Как мне вообще удалось его ранить? Он молниеносный стрелок и наверняка мог пристрелить меня за долю секунды. Такое чувство, что он вдруг засомневался и передумал. Но почему?
Я пригибаюсь и стараюсь выровнять дыхание. Когда я снова выглядываю из-за стола, Роуза уже нет.
Выругавшись, я вскакиваю и бегу через салун. Тут же грохочет несколько выстрелов, пули бьют в пол у самых ног, и вместо того, чтобы прорваться к выходу, мне приходится резко свернуть в глубь зала. Я пробегаю мимо барной стойки, мимо лестницы на галерею, которую жадно лижут языки пламени, и вылетаю в узкий коридор. Должен же здесь быть черный ход, запасная дверь.
– Джесси! – кричу я, давясь дымом. – Билл!
– На помощь! – слышится ответный крик.
Но это не Колтоны. Голос женский.
– Сюда!
Я иду на голос, задыхаясь от дыма, и нахожу дверь – точнее, то, что от нее осталось. Сейчас на ее месте лишь пылающая рама. Сквозь завесу огня я вижу кричавшую: она замерла на ступеньках, скорчившись и подтянув колени к груди. Девчонка-апачи. Только теперь индейской гордости нет и следа: это просто насмерть перепуганная девочка.
Должно быть, лестница ведет в погреб. Похоже, индианка прибежала сюда в поисках укрытия, когда началась стрельба, но теперь рискует сгореть заживо, если не выберется наружу.
– Давай! – кричу я и машу ей. – Беги сквозь огонь!
Она отчаянно мотает головой.
Я протягиваю ей руку, но тут же отдергиваю. Жар похлеще адского пламени.
– Другого пути нет, – заявляю я.
Девчонка делает шаг к горящему проему, отшатывается, снова пробует шагнуть сквозь него, но всякий раз огонь заставляет ее отступить. В коридоре делается жарче с каждой минутой, его полностью заволакивает дымом. В салуне не прекращается перестрелка, свищут пули, часть из них летит в нашу сторону.
Я снова оглядываюсь на индейскую девочку. В широко распахнутых глазах застыло отчаяние. Но если я сейчас не выскочу на улицу, дневник погибнет в пламени пожара. Я и сама погибну.
– Прости меня, – бормочу я.
Крики индианки все еще звенят в ушах, когда я выбегаю наружу через заднюю дверь. Жадно глотаю свежий воздух, набираю полную грудь и падаю на колени, задыхаясь от избытка кислорода. Я готова расплакаться или завопить от счастья.
Оглядываюсь на дверь. Никто не выбежал следом.
В дымном коридоре бушует огонь. Девчонка зажарится до углей, как те несчастные, которых Роуз поджег вместе с дилижансом, как тела игроков, которых он застрелил сегодня в салуне. Бедняжка не заслужила такой участи. Да и никто не заслужил. Вот только, в отличие от остальных, индианка еще жива.
По-прежнему кашляя, я встаю и осматриваюсь. Справа от меня во дворе на веревках сушатся одеяла, тихо раскачиваясь на ветру в вечерних сумерках. На заднем крыльце стоят бочки.
«Пожалуйста, пусть в них будет вода! – думаю я и бегу к сушилке. – Ну пожалуйста».
Срываю с веревки одеяло, взбегаю на крыльцо и толкаю бедром бочки, по очереди проверяя их: все пустые, лишь в последней что-то плещется. Я вытаскиваю пробку и нюхаю. Спиртным точно не пахнет. Вообще ничем не пахнет, и точка. Я переворачиваю бочку на бок и качу к выходу из салуна.
Огонь уже пожирает заднюю дверь. В коридоре творится сущий ад. Может, девчонка уже мертва.
«Не смей бросать ее здесь, – приказываю я себе. – Не смей, жалкая ты трусиха!»
Я отшвыриваю дневник подальше в сторону, где до него не доберется огонь. Смачиваю угол одеяла водой, прижимаю его ко рту и пинаю бочку. Наконец мне удается перевалить ее через порог и подкатить поближе к погребу. Легкие отказываются дышать дымом, глаза разведает. Инстинкт требует развернуться и бежать со всех ног, но я поднимаю бочку за днище и лью воду на площадку перед лестницей. Потом швыряю в лужу одеяло, топчу его, чтобы как следует промокло, и пытаюсь сбить пламя в дверном проеме. Раскаленные угли шипят под мокрой тканью, вокруг клубится пар. Самые большие языки огня удается погасить. Руки обожжены, даже мокрое одеяло не спасает. Ноги, похоже, покрылись сплошными волдырями.
– Ты там? – кричу я в серые клубы пара.
Тишина.
– Эй, ты еще жива?
И вдруг слышится кашель.
Я делаю шаг к лестнице, доски прогибаются и стонут. Девочка съежилась на ступеньках почти без сознания – надышалась угарным газом. Я тормошу ее, заставляю встать, закидываю ее руку себе на шею и накрываю нас обеих мокрым одеялом. Пока доски под нами не провалились, из последних сил тащу девчонку по коридору к задней двери. На улице нам удается по инерции проковылять несколько шагов, потом колени у меня подламываются, и мы падаем вперед. Индианка приземляется в грязь лицом и лежит неподвижно. Платье на мне горит; по белому подолу, расширяясь, ползет черная кайма. Я шлепаю по ней мокрым одеялом, сбиваю огонь и поддергиваю юбку, чтобы оценить урон. Кожа на ногах красная и горячая, но волдырей нет. Ботинки спасли меня во второй раз.
– Ты цела? – спрашиваю я индианку.
Она кашляет, отхаркивается и снова кашляет. Ладони у нее обожжены до белых пузырей – наверное, из-за неоднократных попыток выбраться обратно в салун через горящую дверь погреба. Девочка поднимает на меня глаза. Они все так же широко распахнуты, но в них больше нет ни страха, ни отчаяния. Теперь в них светится благоговейное изумление.
Раздается страшный треск, и я вскакиваю. Крыша «Тигра» вот-вот не выдержит. Колтоны все еще могут быть внутри. Я делаю шаг к салуну, и тут балки подламываются и обрушиваются внутрь, поливая нас дождем из искр и горящих обломков. Я отшатываюсь и чуть не падаю, наступив себе на подол. Мокрая тяжелая ткань липнет к ногам, сковывает движения. Проклятое платье и впрямь весит все десять фунтов. Я достаю нож из-за голенища и отхватываю юбку до колен. Все равно низ обгорел и платье пропало. Вряд ли Эвелин станет его носить.
Эвелин!
Я оборачиваюсь и смотрю на веселый дом.
Мы ведь договаривались встретиться там, если что-то пойдет не так. Таков был план. Если Колтоны все еще в салуне, я уже ничем не могу им помочь. Да и в первый раз глупо было туда возвращаться.
Я пинаю в сторону отрезанный кусок юбки и подбираю дневник.
Огибая угол салуна, я все еще слышу, как девчонка-апачи заходится в очередном приступе кашля.
* * *
На главной улице творится настоящий бедлам.
Дым валит клубами. Люди мечутся и зовут на помощь. Добропорядочные горожане высыпали из домов в ночных рубахах и катят бочки с запасами воды поближе к пожарищу. Хорошо, что такие бочки есть в каждом дворе. Огонь уже начал перекидываться на ближайшие здания, а и деревянном городе вся сторона улицы может вспыхнуть мгновенно, как коробок спичек.
Я вбегаю в заведение, и Эвелин, меряющая шагами гостиную, застывает на месте. Она окидывает меня взглядом с головы до ног: платье в кошмарном состоянии, я растеряла все шпильки, волосы выбились из прически и прилипли к щекам потными прядями.
– Где все? – спрашиваю я, потому что в борделе пусто: ни на диванчиках, ни у барной стойки, ни за пианино никого нет – ни посетителей, ни самих девушек.
– Помогают тушить пожар.
– А Колтоны?
– Еще не вернулись.
– Не вернулись…
Я теряю дар речи. Не знаю, что могло случиться, но вряд ли что-то хорошее. Это я во всем виновата. Колтоны пропали. В городе пожар. Невинные люди погибли под перекрестным огнем банды Роуза.
Я подхватываю обрезанный подол и взбегаю по лестнице, прыгая через две ступеньки. Мне нужно вернуться за парнями, но это нелепое платье только помешает.
– Что случилось? – кричит Эвелин и бежит за мной.
Не отвечая, я врываюсь к ней в номер, и Дворняга тут же оскаливается.
– Да-да, ты мне тоже не нравишься, – говорю я ему.
Стаскиваю платье, расстегнув проклятый корсет, и поспешно натягиваю брюки. В суматохе я не могу отыскать свою рубашку, поэтому хватаю первую попавшуюся сорочку из комода Эвелин и застегиваю поверх нее пояс с револьвером. Не успеваю я затянуть ремень, как из коридора доносится топот бегущих ног, и дверь с грохотом распахивается.
– Господи! – Я подпрыгиваю от испуга и тут же краснею. – Вас что, стучаться не научили?
Передо мной стоят братья Колтоны. Щека Джесси измазана сажей, рубашка прожжена в нескольких местах, под глазом фингал, которого не было до визита в «Тигр». Билл выглядит немногим лучше, на лбу у него глубокая ссадина.
– Ну что, теперь доволен? И стоило так переживать? – говорит Джесси, обращаясь к брату. – Эта несдержанная на язык и неблагодарная особа даже не удосужилась проверить, живы ли мы, а теперь еще и ругается.
– Неправда! Вы просто напугали меня, – возмущаюсь я. – Ноя как раз собиралась идти вас искать.
– Уже не нужно, – говорит Джесси, свистом подзывает Дворнягу и спрашивает у меня: – Ты готова? Пора ехать.
– Мы уезжаем? – Я наконец замечаю свою рубашку: она сушится возле окна; должно быть, Эвелин ее постирала. – А как же Роуз? – говорю я, сдергивая рубашку с вешалки. – Вам удалось его подстрелить?
– Как-то не нашлось времени, пока мы уворачивались от пуль и вылезали из-под обломков крыши, – сухо сообщает Джесси.
– А вдруг он еще в городе? У меня есть шанс покончить с ним! Я и так чуть его не убила.
– Кэти, город горит. И это Роуз чуть тебя не убил, а не ты его. Лучше скрыться, пока не стало хуже.
– Я уже слышал, как люди говорили, что именно вы с Роузом начали заваруху, – встревает Билл. – Если донесут шерифу, когда он вернется, власти повиснут у нас на хвосте и начнут охотиться за нами, как и за «Всадниками розы».
– Вот-вот, – соглашается Джесси. – Нагоним его позже. А пока нужно переждать где-нибудь в тихом месте.
В коридоре слышны торопливые шаги, и в комнату врывается Эвелин, пресекая наш спор.
– Там внизу мужчины. Требуют выдать девушку в белом платье с розами и парня, который за нее платил.
Джесси чертыхается и придвигает комод к двери.
– Это наверняка «Всадники розы».
Я бросаюсь к окну, распахиваю его настежь. В нос ударяет запах гари. На востоке огонь пожирает остатки салуна «Тигр». Сразу под окном номера Эвелин расположена плоская крыша одноэтажной пристройки борделя.
– На крыше чисто, – сообщаю я.
– Я заберу Эвелин и отведу ее в безопасное место, – говорит Билл. Он обнимает девушку за плечи и заслоняет собой, будто рыцарь в сияющих доспехах – даму сердца, а она льнет к нему, будто так и есть. – А вы обойдите здание кругом и потихоньку возвращайтесь к главному входу. Я подготовлю лошадей.
Джесси кивает, и тут же на лестнице раздаются шаги. Кто-то пинком выбивает дверь одного из номеров в коридоре, и та с размаху ударяется о стену. Следом выбивают следующую дверь, уже ближе к нам. Они идут сюда, по пути проверяя каждую из комнат.
Я хватаю шляпу и дневник. Джесси хмуро наблюдает, как я засовываю тетрадь сзади за пояс штанов, но не спрашивает, как мне удалось заполучить ее обратно. Билл и Эвелин вылезают в окно в тот момент, когда от удара содрогается дверь в нашу комнату. Комод дребезжит всеми ящиками. В коридоре слышны грубые голоса и ругань. Уж не знаю, есть ли среди налетчиков Роуз, но не собираюсь ждать, чтобы это выяснить. Джесси выбирается на крышу и свистит Дворняге. Когда пес спрыгивает из окна, Джесси велит ему искать Билла.
Еще один удар сотрясает дверь, и на этот раз комод сдвигается с места.
– Кэти! – шепчет Джесси и протягивает мне руку. Едва он успевает стащить меня вниз на крышу, комод с грохотом падает.
Мы не оборачиваемся посмотреть, ворвались ли «Всадники розы» в номер, а просто бросаемся наутек.
И бежим так, словно за нами гонятся все дьяволы ада.
Глава тринадцатая
Джесси задает направление, промчавшись по кровле пристройки и перепрыгнув на крышу соседнего дома. Не позволяя себе ни на секунду задуматься, я бегу за ним след в след, повторяя каждое его движение, и оказывается, что мне неплохо удается держать равновесие. Впрочем, и здания стоят совсем рядом, что тоже помогает.
Когда мы перелетаем через щель между крышами, нас догоняют выстрелы: бандиты засекли добычу и стреляют снизу, с улицы. Могу поклясться, следующий залп будет выпущен нам в спину, как только остальные головорезы Роуза выскочат на крышу.
Я оглядываюсь через плечо и вижу, что Билл с Эвелин уже спустились на землю. Слышится резкий окрик Билла, который приказывает Дворняге: «Прыгай!» – а потом я поднимаю глаза и вижу в раме окна темный силуэт бандита, который целится в нас.
Я бросаюсь вслед за Джесси.
– Впереди переулок! – кричит он, не останавливаясь. Перемахнув через пустое пространство, Джесси оказывается на покатой крыше с противоположной стороны улочки и съезжает на несколько футов, прежде чем ему удается восстановить равновесие.
Я прыгаю за ним, но приземляюсь неудачно. Лодыжка подворачивается, и боль простреливает ногу от ступни до бедра. Я падаю на пятую точку и начинаю скользить вниз, но Джесси успевает схватить меня за руку. Он рывком поднимает меня на ноги, а в то место на крыше, где я была секунду назад, ударяет пуля.
Я не глядя палю в ту сторону, откуда раздался выстрел. В темноте кто-то костерит меня последними словами.
Тем не менее в нас продолжают стрелять.
– Быстрее! – подгоняет меня Джесси, но я не могу быстрее. Вывихнутая и вдобавок обожженная на пожаре лодыжка пронзает тело болью при каждом шаге; раненое плечо ноет, поскольку я постоянно оборачиваюсь, проверяя, не догоняют ли нас, а голова трещит так, будто я только что снова приложилась о камень. Хуже всего, что я почти не вижу, куда бегу. Ночь облачная, и даже луна не освещает нам путь.
Мы на бегу перемахиваем еще через два узких прохода между домами и спрыгиваем на крышу одноэтажного здания. Высота небольшая, но приземление отдается хрустом в коленях. Мы подползаем к краю крыши и повисаем на нем, после чего отпускаем руки и одновременно соскакиваем в переулок за домами.
Внезапно слышится резкий свист рассекаемого воздуха, и Джесси впечатывается головой в стену, а потом сползает вниз и застывает без движения. Я резко разворачиваюсь с револьвером в руке и оказываюсь нос к носу с одним из «Всадников розы».
Глаза у него сверкают бешеным блеском, в руках он сжимает лопату. Понятия не имею, почему он без оружия и почему оглушил Джесси, вместо того чтобы пристрелить на месте.
Я наставляю на него кольт.
– Не суетись, – говорит он, улыбаясь. – Просто отдай дневник.
Палец на спусковом крючке трясется от нервного напряжения. Я пытаюсь разглядеть в темноте, есть ли у противника револьвер на поясе. Наверняка он стреляет быстрее меня. Уверена, любой из парней Роуза стреляет молниеносно. Если, конечно, мерзавец не потерял оружие, пока гнался за нами, или у него не кончились патроны.
– Отдай мне дневник, – снова говорит он.
Я подавляю страх, загнав его глубоко внутрь, откуда он не сможет мной управлять. Потом немного опускаю дуло револьвера, даже не успев задуматься: просто позволяю телу выполнить действие, которые уже мысленно представила, в точности как учил меня Джесси. Прицеливаюсь и стреляю. Головорез шлепается на задницу в уличную пыль, вереща и хватаясь за простреленное колено.
В следующий раз я целюсь ему в грудь, но, когда нажимаю на спусковой крючок, он только щелкает вхолостую. У меня кончились патроны.
Бандит тянется рукой к поясу.
Я не собираюсь дожидаться, пока он достанет револьвер, и даже не пытаюсь перезарядить свой кольт. Просто наклоняюсь, подбираю лопату и, хорошенько размахнувшись, со всей силы бью противника по уху. Он падает на землю и замирает.
– Джесси! – Я бросаюсь к своему спутнику и трясу его за плечо. – Джесси, ты жив? – Господи, надеюсь, он не умер.
Он что-то бормочет.
– Слава богу. Поднимайся. Живо.
Я закидываю его руку себе на шею и тяну вверх. Джесси встает, но с трудом держится на ногах и повисает на мне мертвым грузом – с таким же успехом можно тащить быка. Моя растянутая лодыжка протестует против такого обращения.
Плечом толкаю дверь черного хода чуть дальше вдоль стены дома – к счастью, она не заперта, – и мы вваливаемся в кондитерскую. Помещение лавки крошечное и кажется еще меньше, поскольку полностью заставлено стеклянными банками с конфетами. Тянучки, карамель, леденцы на палочке и прочие сласти поблескивают в темноте, освещенные всполохами пожара, проникающими через витринное стекло.
Я перезаряжаю револьвер и только теперь спохватываюсь, что даже не проверила, мертв ли головорез снаружи, или я его только вырубила. Но там, в переулке за домами, свищут пули, за нами по-прежнему гонятся: бандит был не один. Нужно бежать.
– Сможешь идти сам? – спрашиваю я у Джесси.
Он кивает.
Я смотрю на главную улицу сквозь витрину. В темноте почти ничего не видно, но непрерывные крики и треск горящего дерева позволяют предположить, что всеобщее внимание по-прежнему приковано к «Тигру».
– Отлично, тогда пошевеливайся.
Я распахиваю дверь, и мы выскальзываем наружу. Сердце колотится в горле, на бегу я заглядываю в каждый боковой переулок – нет ли там «Всадников розы»? Джесси не отстает, хотя бежит согнувшись – все еще не может отдышаться после удара лопатой по животу.
Впереди серебристо-сизыми, подсвеченными луной клубами поднимается к небу дым от горящего «Тигра»; перед салуном мечутся горожане, заливая огонь. Дело двигается: в основном пламя погашено, и его распространение удалось сдержать. Но вонь пожарища возвращает ненужные воспоминания. Пусть это салун, а не наш дом, однако запах тот же: горелых досок, паленого тряпья и густого удушливого дыма. Перед глазами всплывает образ па. Скрипит ветка дерева, па раскачивается в петле. Глаза его огромны и пусты. Я вспоминаю сожженный дилижанс, обугленные трупы. Розу, вырезанную ножом на лбу. У меня подкашиваются колени, и я падаю. Джесси хватает меня за локоть и рывком поднимает на ноги.
Когда мы добираемся до борделя, Билла нигде не видать, как и наших лошадей.
Сердце у меня проваливается в пятки, но тут раздается свист. Я оглядываюсь и вижу, что Билл ждет нас в переулке через дорогу. Он сидит верхом на Рио и держит в поводу Бунтаря и Сильви, а Дворняга наматывает круги вокруг копыт лошадей.
Мы с Джесси совершаем рывок через улицу, но недостаточно быстро.
– Сюда! Вон они! – выкрикивает кто-то, и Билл стреляет поверх наших голов, а мы бросаемся к лошадям.
Я вставляю ступню в стремя и гоню Сильви вперед, не успев даже перекинуть другую ногу через седло. За спиной я слышу стук копыт и знаю, что Колтоны скачут за мной. Мы вылетаем на главную улицу и проносимся мимо «Тигра». Люди разбегаются перед лошадьми, побросав от неожиданности бочки; вода плещет на улицу. Я не вижу «Всадников розы», но слышу их проклятия и выстрелы, которые летят нам вслед и с улицы, и с крыш домов. Вокруг свищут пули, но мы даже не пытаемся отстреливаться, только сильнее пришпориваем лошадей. Мы щелкаем поводьями, вонзаем пятки в бока своим скакунам и мчимся на восток, в безумной спешке покидая Финикс.
* * *
Сразу за городской окраиной наступает полная темнота, хоть глаз выколи. Луна опять скрылась за тучами, и нам не на что ориентироваться. Последние уличные фонари остались позади вместе с Финиксом, да и там уже через квартал не было видно даже пожара в «Тигре», худо-бедно освещавшего дорогу.
Мы поворачиваем к юго-востоку и вроде бы едем через чье-то ранчо. Однако не видно ни построек, ни коров, ни лошадей. Спустя пару миль блужданий вслепую мы выезжаем на берег Солт-Ривер, и это невероятное облегчение. Слабые отблески лунного света мерцают на поверхности воды в тех местах, где река перекатывается через пороги и вьется среди редких пучков травы. По крайней мере, теперь мы видим, куда ехать. Берег здесь бугристый, заросший кустарником; земля под копытами неровная и усеяна камнями. Лошади могут споткнуться в любой момент, и мы повылетаем из седел. Но нельзя ни остановиться, ни даже замедлить шаг: позади по-прежнему раздаются выстрелы. «Всадники розы» у нас на хвосте и скачут изо всех сил. Я оглядываюсь через плечо, но вижу только темное облако пыли, взбитой копытами, примерно в полумиле за нами. Оно похоже на уменьшенную пыльную бурю.
– Что будем делать? – кричит Билл, подстегивая Рио.
Джесси ничего не отвечает, но мы с ним оба понимаем, что нельзя скакать до бесконечности. Ни одна лошадь не выдержит долгой бешеной гонки. Ручаюсь, и Билл это осознает, а болтает просто от тревоги. Как я заметила, за ним такое водится.
Сильви в прыжке перемахивает через куст, и на секунду передо мной открывается вид, от которого становится легче на сердце: на другом берегу Солт-Ривер стоит на пригорке полуразрушенный дом с провалившейся крышей. Наверняка нежилой. Если мы доберемся до него первыми и забаррикадируемся внутри, у нас появится шанс. Шесть бандитов против нашей троицы. Ладно, пусть даже семь, если тот парень, которого я приложила лопатой, очухался и сумел с простреленным коленом забраться в седло. Расклад не самый лучший, но у нас будет укрытие и преимущество в местоположении: мы окажемся выше налетчиков. Внизу, на равнине, они как на ладони. Фигуры всадников станут для меня просто очередными бутылками на заборе.
– Заброшенный дом! – кричу я ребятам, махнув в ту сторону.
Джесси кивает и направляет Бунтаря в воду.
Русло тут широкое, и для реки посреди пустыни даже на вид довольно глубоко. Остается только надеяться, что лошади сумеют переправиться вброд. Вряд ли я смогу одновременно держать над головой винчестер и кольт, править Сильви и при этом не вывалиться из седла, если ей придется плыть.
Я ударяю лошадь в бока, и она заходит в воду следом за остальными. Все ступают осторожно, только Дворняга бесстрашно бросается вперед. Мы не добрались еще и до середины реки, а я уже чувствую, как течение подсекает Сильви ноги. Вода доходит ей до колен. Когда вода набирается мне в ботинки, я вытаскиваю ружье из сумки и кладу его поперек седла.
Пожалуйста, пусть глубже уже не будет. Пожалуйста. Сильви продолжает идти вперед. Вода полностью накрыла стремена и подбирается к ребрам лошади, лижет ей бока. И когда я почти уверена, что сейчас припасы и патроны промокнут, вода начинает отступать. Худшее теперь позади.
– Молодец, Сильв, хорошая девочка, – подбадриваю я лошадь. Как только она взбирается на берег, я снова пришпориваю ее и пускаю галопом вдогонку за Дворнягой и Колтонами.
Мы не знаем, сколько продлится наше противостояние с бандитами, и не можем рисковать лошадьми: мы бы отпустили их попастись, но если они испугаются, то убегут в прерии. Поэтому мы отводим их за дом и привязываем к изгороди, за которой когда-то, видимо, был загон для кур.
Пригибаясь и стараясь не шуметь, мы берем ружья и заходим в дом, прихватив Дворнягу. Похоже, тут давно не живут. У стены притулился колченогий стол, по полу разбросаны стулья, но из-за темноты обстановку толком не рассмотреть. Впрочем, она не имеет значения. Меня волнуют только окна, и я приободряюсь, когда вижу на них прочные деревянные ставни. На окнах по обеим сторонам от двери в ставнях сделаны крестообразные вырезы. Как и на центральном окне каждой стены.
– Тут что, жили религиозные фанатики? – спрашивает Билл.
– Бог тут ни при чем, – поясняю я и, вставив дуло ружья в прорезь, вожу им в разные стороны: вверх, вниз, вправо, влево. – У нас дома такие же из-за индейцев и прочих дурных людей.
– Умно придумано, – соглашается Джесси. – Но надеюсь, что и Бог сегодня на нашей стороне. – Он становится с ружьем к другому окну, выходящему на реку, а Билл с револьвером отходит к западной стене.
Я укладываю патроны в патронташ на ремне, а те, что не поместились, оставляю под рукой. Заряжаю винчестер, дважды проверяю кольт. Потом прислоняюсь к пахнущей плесенью деревянной стене и наблюдаю за берегами Солт-Ривер.
Крестовина прорези резко ограничивает обзор, но уж проклятое облако пыли я сумею разглядеть и через нее.
– А вот и они, – говорит Джесси.
Я еще раз оглядываю местность и теперь тоже замечаю преследователей. Нет никакого облака пыли, потому что они едут не по земле. Они переправляются через реку. Издалека «Всадники розы» выглядят караваном уток, плывущих друг за другом. Всемером. Значит, тот бандит, которого я оглушила, все-таки сумел вернуться в строй. Нужно было добить его.
Я взвожу затвор винчестера и выбираю цель. И на этот раз не собираюсь повторять свою ошибку.
– Не стреляй пока, – шепчет Джесси. – Может, они не видели, куда мы скрылись.
Но я почти уверена, что всё они видели. Впрочем, вряд ли сейчас мне удастся сделать хороший выстрел.
Не потому, что меня все еще трясет от напряжения и я боюсь промазать, – просто расстояние пока слишком велико.
Лошади выкарабкиваются из реки на берег. Один из всадников вскидывает руку, и все останавливаются там, где нашим выстрелам их по-прежнему не достать.
– Томпкинс! – орет в ночи Уэйлан Роуз.
Я слышу свою настоящую фамилию, фамилию па, которую произносит голос врага, и у меня подгибаются колени. Это удушливее горящей серы, страшнее ада. Дворняга рычит у меня возле ног.
– Томпкинс, выезжай ко мне немедленно или этот человек умрет!
Тут я вижу, что Роуз держит в кулаке поводья чужой лошади, а другой рукой приставляет револьвер к виску сидящего на ней мужчины.
– Хочешь, чтобы еще один невинный погиб из-за твоего семейного наследства? Из-за какого-то несчастного дневника? Принеси его мне, и этот человек вернется в город к своим жене и сыну целым и невредимым. Иначе его смерть будет на твоей совести.
У меня скручивает кишки. Похоже, бандит, с которым я схлестнулась в городе, там и остался. В седле седьмой лошади сидит ни в чем не повинный горожанин.
– Мне надо что-то сделать, – тихо говорю я.
– Это ловушка, – предостерегает Джесси. – Думаешь, Уэйлан тебя отпустит, если ты к нему подъедешь? Думаешь, просто заберет дневник и скажет спасибо?
– Считаю до десяти! – выкрикивает Роуз. Заложник видится всего лишь темным силуэтом верхом на лошади, но даже отсюда заметно, что он трясется всем телом. Уэйлан Роуз начинает считать.
– Не могу же я допустить, чтобы он застрелил невинного, – говорю я. – Я выеду к Роузу навстречу, и когда он окажется на расстоянии выстрела…
– Спятила? – рявкает Джесси. – Даже не вздумай.
– Без тебя решу, как мне поступить, Джесси!
Уэйлан продолжает обратный отсчет. Пять. Четыре.
Я бегу к двери.
Три…
Нащупываю засов.
Два…
И в этот момент Джесси прыгает на меня, как рысь на добычу. Мы оба врезаемся в стену, он хватает меня за руки, прижимая их к доскам над головой, и я ничего не могу сделать.
Одинокий выстрел прокатывается над равниной. Не выпуская моих рук из захвата, Джесси подтаскивает меня к окну и смотрит сквозь крестообразную прорезь ставней. Я вырываюсь и выкручиваю шею, тоже пытаясь увидеть, что там произошло. На лошади рядом с Роузом больше нет всадника.
– Черт бы тебя подрал, Джесси! Уэйлан убил его! Убил, и это целиком и полностью наша вина. Мы могли что-нибудь сделать. Мы могли…
Он зажимает мне рот ладонью, обрывая поток слов.
– Тс-с! – шепчет он мне на ухо, и в голосе его слышится страх. Джесси начинает бить дрожь.
Я снова смотрю в прорезь и вижу, что «Всадники розы» бесшумно тронулись с места и медленно продвигаются в нашу сторону. Еще несколько шагов, и они наконец окажутся на расстоянии ружейного выстрела. Уэйлан Роуз вскидывает револьвер. Остальные щелкают курками вслед за ним.
