Текст книги "Путь отмщения"
Автор книги: Эрин Боумен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Я провожаю ее взглядом и вхожу в реку. Вода не холодная, но после целого дня езды под палящим солнцем обжигает, как ледяная.
– Господи, теперь-то я понимаю, почему ты не стала мыться с нами в Белой купальне, – говорит Джесси. Его взгляд скользит по моему телу, и я прикрываю грудь руками, потому что рубашка вдруг кажется слишком тонкой и прозрачной.
– Теперь, когда ты знаешь, что она девушка, мог бы вести себя при ней прилично, – говорит ему Билл. В его замечании нет ничего такого, но голос у него почему-то хриплый. Если бы я не знала, что все в порядке, то решила бы, что он чем-то взволнован.
Джесси напрыгивает на брата, в шутку осыпая его ругательствами, а я захожу подальше и окунаюсь. Тут по-прежнему не очень глубоко, вода едва доходит до бедер, но помыться можно. Ребята продолжают бороться в воде, и пока они отвлеклись, я скребу голову ногтями, споласкиваю волосы, тру руки и ноги, промываю рану, потом откидываюсь на спину и качаюсь на воде, глядя в бескрайнее голубое небо. Оно огромное и безмятежное, словно опрокинутое озеро. Я вздыхаю полной грудью и только собираюсь перевернуться и встать на ноги, как кто-то хватает меня за лодыжку и утягивает вниз. Едва успев набрать воздуха, я оказываюсь под водой. На мгновение мне кажется, что это водяная змея обвилась вокруг ноги, но захват слишком крепкий. Прежде чем я начинаю брыкаться, меня отпускают, и я выныриваю, закашлявшись и хватая ртом воздух.
Джесси, бултыхаясь на расстоянии вытянутой руки от меня, улыбается до ушей.
– Прости, не смог удержаться.
– Ах ты, подлец! – Я брызгаю в него водой. – Скажи спасибо, что это была не вывихнутая лодыжка. Куда делись твои хорошие манеры?
Билл закатывает глаза.
– Да у него их никогда не было. Он только притворяется воспитанным.
– Заткнись, Билл!
– Сам заткнись, Джесс.
– А теперь заткнитесь оба! – раздается грубый окрик с берега. И следом звук, который невозможно спутать ни с чем: лязг ружейного затвора.
Глава восемнадцатая
Я медленно оборачиваюсь.
На берегу реки, недобро усмехаясь, стоит изможденного вида человек.
– Вон из воды, – командует он, указывая дулом ружья на берег. – И поживее. – Речь с легким акцентом, но я не могу понять, с каким именно.
– Вальц, убери ты эту штуку! – кричит Джесси. – Это я, Джесси Колтон. Из Уикенберга.
– Джесси? – эхом откликается старикан. – Мальчишка Эйба? Гляди-ка, вырос! Когда я тебя видел в последний раз, ты еще не нарастил такие мускулы. А Билл и вовсе был мелким хлюпиком.
– Так прошло больше трех лет.
– Неужели? Надо же, как летит время.
Вальц опускает ружье. Он старше, чем я ожидала. Седые бакенбарды, редкая борода; лицо изрезано сетью морщин, напоминающих трещины на выжженной земле пустыни. Когда Джесси сказал, что Вальц и Эйб вместе работали на приисках, я представляла, что ему лет примерно как па, около сорока или чуть больше. Но Вальц выглядит на все шестьдесят.
– И как там старина Эйб? – спрашивает Вальц.
– Умер, – отвечает Джесси.
– Жаль. Хороший был человек.
Джесси ворчит:
– Тогда с чего ты полез на нас с ружьем, Вальц?
– Услышал из дома крики и подумал, что кто-то дебоширит. Лишняя осторожность не повредит, сам знаешь. В последнее время тут небезопасно: с горного кряжа то и дело постреливают, стервятники кружат над ущельем. По ночам я слышу топот копыт, будто отряд призрачных всадников проносится мимо, но каждый раз, когда вылезаю из койки и зажигаю фонарь, чтобы проверить, вокруг ни души.
– Что ж, прости, что напугали тебя, – говорит Джесси, пока мы выбираемся из реки, выжимаем белье и переодеваемся в сухое. – Нам говорили, в эту пору ты уже возвращаешься в Финикс.
– Обычно так и бывает, но в нынешнем году мне везет. Вот я и решил задержаться подольше. – Вальц замолкает и с прищуром оглядывает ребят. – Ага, то есть вы тащились в такую даль вовсе не для того, чтобы навестить меня?
– Мы здесь проездом, – поясняю я. – Меня зовут Кэти Томпсон. Мой па тоже дружил с Эйбом.
Вальц приподнимает шляпу в мою сторону:
– Проездом – то есть рассчитывали остановиться в моем доме?
Джесси улыбается:
– Пойманы с поличным, сэр.
– В таком случае вам повезло, что застали меня. Через несколько дней я и правда возвращаюсь в Финикс. Места под крышей всем не хватит, но можете заночевать во дворе. Отдохнуть и перекусить. Только утром поймал бобра. – Он переводит взгляд на наших скакунов. – А где ваш четвертый?
– Позади вас, – произносит Лил, неслышно, как олень, выступая из зарослей высокой травы.
Вальц вскрикивает и подпрыгивает на месте от испуга.
– Разве можно так подкрадываться к человеку! – вопит он. – Особенно к человеку с заряженным ружьем!
– Апачи славятся своим умением подкрадываться, – кивает она с едва заметной улыбкой и косится в сторону Джесси. Всего на мгновение, но я успеваю засечь ее взгляд. Лил слышала, как он говорил прошлой ночью об апачах, пока она купалась в реке. Она словно повсюду одновременно, эта девчонка. На земле, в небе и в сухом воздухе Аризоны.
Я мысленно обещаю себе никогда с ней не ссориться.
* * *
Вальц не слишком радуется индейской девчонке, но с ворчанием ведет нас к себе во двор. Его дом – если эту развалюху можно назвать домом – прячется за утесом, как и предполагала Лил. Размером жилище чуть больше стойла Сильви у нас в сарае: тут всего одна комната. Стены сложены из камней, скрепленных глиной; крыша накренилась, будто вот-вот завалится на скальную нишу, в которую встроена.
Обстановка внутри такая же убогая. У дальней стены лежит набитый травой матрас. Возле единственного окна торчат стол и стул. Все остальное пространство занимают различные инструменты для золотодобычи.
– Что-нибудь нашли в этих горах? – спрашиваю я.
– Не-а, но слышал, что здешние края богаты золотом Потому и возвращаюсь сюда год за годом.
Я смотрю на Вальца: морщинистое лицо, суровые черты, упрямый блеск бледно-голубых глаз.
– А не староваты вы махать киркой?
– Возраст – только цифра, а старость у нас в голове. Я промышлял по всей этой чертовой Территории. И в Калифорнии тоже. И пока работа меня вроде не прикончила, как и апачи, вот я и решил, что бросать рановато.
В его голосе снова проскальзывает этот странный акцент: я бы произнесла некоторые слова по-другому.
– Значит, вас зовут Вальц…
– Якоб, – поправляет он. – Якоб Вальц.
– Вы ведь не из здешних краев?
– Из Германии, – отвечает он. – Но живу на американской земле уже тридцать восемь лет, и последние шестнадцать – как гражданин. Но пусть мой моложавый вид не вводит вас в заблуждение. Я и впрямь такой старый, каким вы меня считали.
Я невольно улыбаюсь его словам.
Лил разводит костер, мужчины занялись готовкой, а я иду присмотреть за лошадями. Они пасутся у воды, пощипывая травку; там же привязаны кобыла Вальца и крепенький серый ослик. Дворняга, конечно, тоже там: как обычно, валяется, бездельник этакий. Хижина Вальца сейчас скрыта тенью, солнце уже опустилось за скалу, и окрестности выглядят совершенно мирными.
Я беру Сильви за поводья, отвожу к невысокому деревцу, привязываю и расседлываю на ночь, потом по очереди проделываю то же самое с остальными лошадьми. Спать мы, наверное, будем там, где Лил развела костер, и придется тащить туда седла. Хотя расстояние совсем невелико, я издаю мысленный стон. Долгое путешествие начинает сказываться. От постоянной скачки болят задница и поясница. Мышцы бедер тоже ноют изнутри и снаружи, измученные бесконечными часами в седле. И хотя рана от пули почти зажила, плечо дает о себе знать ощутимее, чем растянутая лодыжка, когда я взваливаю на себя седло.
Чертыхаясь себе под нос, я поворачиваюсь, чтобы отнести поклажу к стоянке, и натыкаюсь на Билла, перегородившего мне дорогу. Я вздрагиваю от неожиданности и чуть не роняю седло.
– Дьявол! Ты меня напугал, – ворчу я, перехватывая свою ношу и прижимая ее к бедру. – Упражняешься подкрадываться, как Лил?
Он неприязненно кривит рот и произносит:
– Что бы ни происходило между тобой и Джесси, ты должна положить этому конец.
– Но между нами ничего не происходит!
– Не шути со мной, Кэти. Я не в том настроении.
– У меня настроение не лучше. Да и седло весит побольше перышка. – Я пытаюсь обойти младшего Колтона, но он делает шаг в сторону и снова преграждает мне путь. – Билл, мне некогда.
– Не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я говорю, – настаивает он.
– Но я и правда не понимаю!
– Джесси сейчас не способен мыслить здраво, – говорит Билл, махнув рукой в сторону хижины. – Мало того что ввязался в поиски золота, за которым гоняется банда преступников, и заключил с тобой сделку, так теперь еще и…
– Ох, проклятье! Вы же оба взрослые люди. Хочешь выйти из дела – убеди брата. Я готова забыть про наш уговор. У меня теперь есть Лил. Я найду Роуза с вами или без нас. Но если откажетесь от сделки, карты я вам не отдам.
– Мы не собираемся отказываться. Как ни противно, но Джесси прав. Нам нужны деньги, и неважно, что причина, по которой он хочет их добыть, наполовину кроется в прошлом. Но теперь еще и это. – Он указывает на меня подбородком. – Ты влезла к нему в душу, и все стало слишком сложно. Такие фокусы добром не кончаются.
– Ноя ничего не делаю, Билл.
– Делаешь. Видишь ли, Джесси целеустремленный. И умный. Он не тратит время на развлечения. Тут мы с ним совсем разные. Но если задето сердце – считай, Джесси пропал. Он с готовностью кинется в омут с головой, отдастся на волю чувств без руля и без ветрил. Я уже видел такое однажды, с Мэгги, поэтому мне несложно заметить, что он снова попался.
Седло у меня в руках становится неподъемным, будто в нем сидит всадник. Вместе с силами подходит к концу и терпение. Особенно когда Билл бросается обвинениями.
Теперь мне становятся понятны те взгляды, которые он кидал на Джесси, когда мы купались. Билл сразу заметил, что брат начал вести себя со мной по-другому: шутки и поддразнивания Джесси сделались намного игривее с тех пор, как выяснилось, что я девушка. Билл заметил то же самое, о чем мне говорила Лил, только у него это не вызвало веселья.
– Не могу же я указывать Джесси, о чем ему думать, – говорю я как можно спокойнее. – Если тебе не нравится его поведение, попробуй поговорить с ним самим, вместо того чтобы злиться на меня.
Я снова пытаюсь оттолкнуть Билла с дороги, но он хватает меня за руку выше локтя и крепко сжимает пальцы.
– Не поощряй его, Кэти. Не улыбайся ему, не шути, не проси обучать тебя стрельбе. Я же вижу, он тебе не нужен: тебя волнует только месть, а на нас тебе с первого же дня было наплевать. Ну так объясни это Джесси, пока он не увяз с головой.
Он отпускает мою руку и уходит обратно к стоянке, беспечно насвистывая, будто мы просто поболтали о погоде.
* * *
К концу ужина настроение у меня окончательно портится. Я нахожу более-менее ровное место и раскатываю постель. Чищу кольт, вытряхиваю песок из ботинок, выбиваю пыль из шляпы. Но чем бы я ни пыталась занять руки, слова Билла продолжают звенеть у меня в ушах.
Он сидит по другую сторону догорающего костра, бодрый и веселый, и плюется табачной жвачкой, будто это не он только что обрушил на мою голову кучу обвинений в том, что вообще от меня не зависит. Разве я виновата в том, что мысли Джесси заняты не тем, чем надо? Что он почему-то видит во мне Мэгги? Черт, поначалу я была уверена, что даже не нравлюсь ему. После стычки у Агуа-Фриа он был вне себя от ярости, да и позже, в Финиксе, едва смотрел в мою сторону. Согласна, он имел право злиться, ведь я наврала с три короба, но все равно.
Джесси снова чирикает в блокноте, пристроив его на колене и пребывая в блаженном неведении по поводу нашей с Биллом ссоры. Я слежу за направлением его взгляда. Похоже, он рисует Дворнягу, растянувшегося на этот раз в тепле возле костра.
Пока Джесси шуршит карандашом по бумаге, Вальц пытается отговорить нас от похода в горы. Когда уже старик отстанет? Тут меня осеняет: а ведь он. скорее всего, думает, что мы гоняемся за его любимым золотом, и тогда я рассказываю ему про па и «Всадников розы».
– Тем более не стоит туда соваться, – уверяет Вальц. – Горы опасны и сами по себе. А если там шатается банда преступников, лучше и вовсе туда не лезть.
– Я приняла решение и не отступлюсь от него, – твердо говорю я.
Он вздыхает и качает головой.
– Тогда хотя бы возьмите моего осла. Оставьте лошадей со мной на несколько дней. В любом случае по каньонам они далеко не проедут, а моя кобыла соскучилась по компании. И захватите с собой хоть какие-нибудь инструменты. Я заметил, что у вас нет никакого снаряжения для поиска золота.
– Говорю же вам, Вальц, золото нас не интересует, – возражаю я. – Рудник мне нужен только потому, что туда направляются «Всадники розы».
– Никогда не знаешь, что может пригодиться в горах. Вдруг вам потребуется кирка, лопата или моток веревки.
Джесси закрывает блокнот и улыбается сквозь дым зажатой в зубах самокрутки.
– Сначала ты чуть не пристрелил нас на реке, а теперь пытаешься получше снарядить в дорогу.
– А вы думаете, я шутки шучу? – возмущается Вальц. – В каньонах небезопасно.
– Возможно, вы рассердили горных духов, – высказывает предположение Лил. Она сидит на попоне, скрестив ноги, и зашивает дыру в подоле платья-рубахи. – Нельзя копать землю ради желтого железа и ранить тело Матери-Земли, это неправильно.
– Дело не в индейских преданиях, – говорит Вальц. – В последний раз я сбежал из каньона, потому что кто-то стрелял в меня настоящими пулями. Причем я ничего такого не делал, просто набирал воду. При желании стрелок мог запросто попасть в меня. Разнес пулей мою деревянную баклагу в щепки. Я оглядел вершины ущелья, но никого не увидел, а когда потянулся за ружьем, еще одна пуля ударила в землю прямо возле ног. Тут уж я быстренько оттуда убрался. Если человек умудрился с такого расстояния попасть в баклажку и чуть не прострелил мне ступню, то мог бы пробить и сердце – просто не захотел убивать.
– Призрачный стрелок, – шепчет Билл.
– Смешно, это же просто легенда! – возражает Джесси. – Сколько раз тебе повторять? Никакой дух не может нажать на спусковой крючок.
– Тогда кто стреляет? – парирует Билл.
Вальц чешет седую бороду.
– Может, апачи.
– Бледнолицые вечно обвиняют нас в своих несчастьях, – фыркает Лил. – Если бы вы не выкапывали из земли золото, мои соплеменники вас и не тронули бы. Один-единственный воин? Нашли чего бояться. Нет, похоже, вы столкнулись со своими.
– Неважно, кто это был, – настаивает Вальц. – Я пытаюсь сказать, что в горах опасно и вам лучше быть готовыми ко всему. Сколько сюда езжу, столько здесь и стреляют. Ни один человек не протянет в каньонах десяток лет. Места тут не слишком щедрые: воды почти нет, почва скудная. Может, стрелок – вообще не человек. Ручаюсь, в этих горах водятся привидения. Злые духи и демоны. Или заблудшие души, которым жажда золота и крови мешает обрести покой.
– Суеверные россказни, – пожимает плечами Джесси.
И тут в глубине гор раздается выстрел, отчего руки у меня покрываются мурашками. Пока эхо перекатывается под багровеющим небом, я невольно начинаю гадать, нет ли в легендах о призрачном стрелке доли истины. Или это Уэйлан Роуз по одному избавляется от подельников, чтобы увеличить свою долю добычи, когда они наконец доберутся до шахты.
– Суеверные россказни в горах Суеверия, – кивает Вальц. – Не вижу противоречия.
Вскоре он отправляется спать, а мы остаемся сидеть, растревоженные и испуганные. По крайней мере, я, Билл и Джесси. На Лил страшные байки, похоже, не произвели особого впечатления. Черт, да она уже спит, задрав кончик носа к звездам.
– Не возражаешь против компании?
Я вздрагиваю: рядом стоит Джесси с седлом и одеялом в руках. Он кивает на ровный участок песчаной почвы позади меня. Я смотрю сквозь пламя костра на то место, где он сидел раньше. Там Билл угрюмо чистит оружие и злобно зыркает на меня.
– А чем тебе не нравится та сторона костра?
– Земля неровная и камни, – поясняет Джесси. – К тому же Билл как с цепи сорвался.
– А я считала, это я злюка и постоянно ворчу. Во всяком случае, именно так вы оба уверяли в Белой купальне.
– Да, но когда Билл не в настроении, он еще хуже тебя. – Джесси бросает седло на землю и начинает стелить одеяло.
Взгляд Билла прожигает меня насквозь.
– Вообще-то, компания мне не нужна, – говорю я Джесси.
Но он уже плюхается на одеяло и вытягивается во весь рост.
– А Биллу тем более. За последние десять минут он наговорил мне столько гадостей, что хватит еще на месяц вперед.
– Джесси, я не совсем понимаю, чего ты добиваешься, но от меня ты ничего не получишь.
Он поворачивается ко мне, и я близко вижу его прищуренные глаза.
– Я хочу спокойно выспаться. А ты? Чего хочешь ты?
В груди сжимается тугой комок.
«Скажи, пусть уходит. Скажи, что не разрешаешь ему спать здесь».
Но во рту у меня пересохло, язык будто распух.
Джесси пожимает плечами, отворачивается и смотрит в небо.
– Сладких снов, Кэти, – говорит он и кладет шляпу на лицо.
Он не видит, как глаза у меня наполняются слезами, а губы начинают дрожать. Я не слышала этих слов с тех пор, как умер па, и была уверена, что больше никогда их не услышу. Но вот я сижу где-то посреди аризонской пустыни – сирота, оставшаяся одна на всем белом свете, – и вдруг оказывается, что я не так уж и одинока. Сама не знаю, к чему мне это. И к чему эти слезы, которые катятся по щекам и собираются в уголках рта. И чему я улыбаюсь.
Глава девятнадцатая
Якоб Вальц провожает нас на рассвете. Мы навьючиваем большую часть поклажи на ослика – старик одолжил его нам и пообещал заботиться о лошадях и Дворняге до нашего возвращения.
– И все-таки вы сумасшедшие, – говорит он.
– У меня нет выбора, – отвечаю я и задаюсь вопросом, всегда ли так бывает с местью: разум отвергает любые логические доводы, пока ты собственными глазами не увидишь торжество справедливости.
– Да, но у остальных он есть. – Вальц указывает на братьев. – Им незачем тащиться за тобой в эти проклятые каньоны.
– Мы заключили соглашение, – говорит Билл. – Хотя я до сих пор считаю наше предприятие безрассудным.
– У нас не просто соглашение, – замечает Джесси. – Мы друзья семьи и обязаны помочь.
– Ладно, не буду допытываться, – сдается Вальц. – Кажись, подробности не предназначены для моих ушей. А как насчет тебя, девочка?
– Лилуай, – говорит индианка.
– Чего?
– Не нужно звать меня девочкой, у меня имя есть.
– Лил едет домой, – отвечаю я за нее.
Вальц хмурится. Мне показалось, он не слишком жалует апачей. Вчера вечером он рассказывал, что несколько раз у него случались стычки с соплеменниками Лилуай, после которых он еле унес ноги. Впрочем, мне его истории показались чересчур драматичными для правды: похоже, старику попросту хотелось покрасоваться перед публикой.
– Если вы с ребятами не появитесь здесь через неделю, я продам ваших лошадей и вернусь в Финикс, – предупреждает Вальц. – Не вижу смысла сидеть тут полуголодным в нищете, когда золото находиться не хочет, зато постоянно кто-то стреляет, а теперь еще и целая банда завелась.
– Что ж, справедливо, – соглашаюсь я. – А не укажете нам в таком случае путь к Боулдер-каньону?
Он машет рукой на восток, куда-то за каменные столбы, обступившие хижину.
– Следуйте по реке до крутой излучины, и увидите каньон с южной стороны. Небольшой рукав Солт-Ривер заворачивает прямо в Боулдер-каньон, но наполните фляги заранее. В самих горах воду найти нелегко.
– Спасибо вам, Вальц! – говорю я. Ребята приподнимают шляпы, а Лил коротко кивает старику. Он провожает нас взглядом, но вскоре мы огибаем скалы, окружающие его дом, и исчезаем из виду.
Мы легко находим вход в каньон – его только слепой не заметит. Солт-Ривер делает в этом месте крутой разворот к северо-востоку, но часть воды действительно утекает в устье Боулдер-каньона, подтачивая горы. Правильно Вальц нам посоветовал оставить лошадей. Сильви печально ржала, когда я прощалась с ней сегодня утром, но окружающий ландшафт определенно не годится для поездок верхом. Неровные скальные стены резко уходят вверх, дно каньона изрыто уступами и провалами. Мы взяли в путешествие только ослика, одолженного стариком, да пони Лил, и то лишь потому, что она не собирается возвращаться.
Мы наполняем фляги водой, как и велел Вальц, и углубляемся в каньон. Оказавшись внутри его стен, я тут же чувствую себя в ловушке – загнанной охотником дичью, пойманной в силки птицей. Скалы цвета ржавого железа теснят нас и нависают со всех сторон. Над головой виднеется лишь жалкая полоска неба. После множества дней, проведенных на просторах пустыни, эта узкая голубая лента кажется лезвием ножа, занесенного над головой. Я стараюсь сохранять спокойствие, но тропа наводит на меня страх: кажется, чем дальше мы продвигаемся, тем теснее смыкаются стены, – и бежать некуда. Идеальное место для засады. Просто удивительно, что апачи умудряются чувствовать себя здесь как дома.
Проходит совсем немного времени, и ручеек, ответвившийся от Солт-Ривер, истончается и уходит в дно ущелья. Местами, где есть хоть немного подземной влаги, растут кактусы и чахлые кусты, но в основном земля под ногами голая, сухая, испещренная трещинами. Лил едет впереди на пони, я следую за ней с осликом в поводу. Билл о чем-то спорит с Джесси у меня за спиной, но я не пытаюсь прислушаться. Все равно ничего приятного не узнаю. Наверняка они снова говорят обо мне, о нашем опасном походе или о том, что Джесси разучился думать головой.
Мы идем весь день, но вряд ли одолели больше трех миль. Слишком часто приходится замедлять шаг, чтобы перебраться через овраг, поросший кактусами, или обойти нагромождение скал. Задолго до заката на каньон начинают наползать тени. Это мне тоже не нравится. Я предпочитаю естественное положение вещей, когда солнце опускается за горизонт, а не прячется за гребнем ущелья.
Впрочем, не все так плохо. Впереди Боулдер-каньон раздваивается, и нам, согласно указаниям дневника, нужно налево, к Игольному каньону, где есть неплохое место для ночлега, если, конечно, заметки па точны.
– Нам туда, – говорю я и указываю нашему маленькому отряду направление. – Мы ищем ориентир: три сосны.
– Точно сосны? – переспрашивает Лил.
– Да, именно они. Высокие деревья с прямым стволом и зелеными иголками.
– Я знаю, как выглядят сосны, – говорит она. – Но здесь они не растут.
– А в горах Брэдшоу растут.
– Да, но мы-то сейчас не в горах Брэдшоу, правда? – замечает Билл.
Я вытаскиваю дневник, заткнутый сзади за пояс штанов, и раскрываю его на странице с картой.
– Здесь написано: три сосны. Вот же они нарисованы, как и все остальное.
– Отлично, с первой же приметы весь маршрут псу под хвост. Напомни, почему мы вообще доверяем этой карте?
– Потому что «Всадники розы» повесили моего отца ради нее, Билл. Повесили, понимаешь?
– Может, они такие же болваны, как и твой па, если верят любым россказням.
– Ты, никчемный сукин сын, возьми свои слова обратно! – Я толкаю его в грудь, и он от неожиданности теряет равновесие и чуть не падает. Отступив назад, Билл выпрямляется, кидает на меня возмущенный взгляд и поправляет выцветший шейный платок с восточными завитушками.
– Я просто сказал вслух то, о чем все остальные думают про себя, – цедит он.
– Па не сумасшедший! – рычу я сквозь зубы.
– Нуда, – откликается Билл, – может, это только ты чокнутая.
Я снова бросаюсь на него, теперь уже всерьез разозлившись. Если бы Джесси не вклинился между нами и не оттащил меня назад, я бы заехала Биллу кулаком прямо в челюсть.
– Полегче, Кэти, – увещевает меня Джесси, пока я вырываюсь из его захвата. – Спокойно. Остынь.
– Посмотрим на твое спокойствие, когда начнут оскорблять твоих покойных родственников!
Джесси хмурится, но понимает, что я права. Он поворачивается к брату:
– Зачем ты нарываешься?
– А то ты, черт возьми, не знаешь!
– О господи! – стонет Джесси. – Да прекратите вы оба! Подняли такой крик, что нас наверняка слышно по всему ущелью. Лично мне не улыбается, чтобы ваши вопли достигли ушей банды Роуза. Поэтому быстро заткнулись и помирились. Делайте что хотите, только без пререканий. – Он нагибается, подбирает с земли шляпу, слетевшую в ходе схватки, выбивает пыль из полей и снова водружает ее на голову. – Теперь о карте. Возможно, она не совершенна, но это всего лишь один ориентир из многих. Так ведь, Кэти?
Я киваю.
– Значит, держимся левее, как ты и сказала, и будем надеяться, что следующий знак окажется верным. Все равно сосны не отмечали ничего особо важного, чего бы мы и без них не знали.
– Только воду, – говорю я.
– Что?
– Воду. Нам ехать еще несколько миль, а запасов осталось всего ничего.
– Ох, черт, – тяжело вздыхает Джесси.
У меня внезапно начинает першить в горле. Ужасно хочется пить, а фляга на плече кажется вдруг неприятно легкой.
– Бледнолицые безнадежны, – бросает Лил. – Вода есть везде, нужно только знать, где искать.
– Наглая гордячка, – бурчит Джесси. – Спасибо, ты нам сильно помогла.
Лил, мотнув головой, указывает в глубь каньона:
– Я вижу сейбу[6]6
Хлопковое дерево
[Закрыть]. – Она идет вперед, оглядывается и добавляет через плечо: – Тут их три штуки.
– И что? – спрашивает Джесси.
– Три сосны, три сейбы. Может, это и есть ваш ориентир, а тот, кто рисовал карту, попросту не разбирается в деревьях. – Никто из нас по-прежнему не двигается с места, и Лил вздыхает: – Сейбы пьют много воды. Возле их корней всегда можно найти воду.
Я тут же приободряюсь:
– Ясно вам, умники? Вот поэтому я и взяла ее в следопыты.
Широко улыбаясь, я шагаю за Лил и не обращаю внимания, что Билл вполголоса бормочет мне в спину ругательства, а Джесси жалуется на самоуверенных всезнаек-апачей.
Вблизи сейбы представляют собой жалкое зрелище. Они растут в тени стены Игольного каньона и, хотя изо всех сил тянутся к свету, высотой едва ли с меня. Стволы, правда, толстые: видно, что деревья немолодые, но еще крепкие. Кора грубая, в трещинах, а корявые сучья напоминают переломанные руки.
Пока мы с парнями выбираем место для лагеря и ночевки, Лил острым камнем подкапывает землю у корней деревьев. Как только она разбивает запекшуюся коркой поверхность, земля становится темной и влажной, а затем в ямке начинает собираться вода.
– Сейбы много пьют, – говорит Лил, отряхивая руки и вытирая их о подол рубахи. – В сезон дождей по каньонам текут целые потоки. Когда ручьи пересыхают под солнцем, деревья продолжают тянуть воду из-под земли.
Я опускаю сложенные лодочкой ладони в ямку и плещу себе в лицо. Вода теплая и мутноватая. Нужно будет ее процедить – хотя бы через рубашку – и прокипятить. Тогда у нас будет питьевая вода. Я так довольна, что даже не тычу Лил носом в ее лицемерие: получается, копать Мать-Землю ради воды можно, а ради золота нельзя. Может, секрет в том, что ямка сделана в земле, а не в скалах, поэтому горным духам плевать. Или, раз уж древесным корням позволено проникать в землю, то и человеческим рукам можно. Но мне не настолько интересно, чтобы расспрашивать Лил.
Мы снова ужинаем вяленым мясом и черствыми лепешками. Мясо еще ничего, потому что два дня подряд мы для разнообразия ели свежее, но лепешки на вкус как зола. Мы допиваем всю воду, потому что знаем, что наутро сможем наполнить фляги заново.
К концу ужина полоска неба над каньоном еще светлая, но наш маленький лагерь уже полностью поглотили ночные тени. Я снова чувствую себя в ловушке; языки костра и тени от них, пляшущие на стенах каньона, не успокаивают, как на равнине, а наоборот – пугают. В складках горной породы мерещатся призрачные фигуры, чудовища и убийцы. Неудивительно, что в этих краях рождаются истории вроде легенды о призрачном стрелке.
– Расскажи нам что-нибудь, Лил, – прошу я.
– С чего вдруг? Потому что я апачи и теперь, в минуту скуки, вас развлекут легенды нашего народа, которые раньше только раздражали?
– Просто я не знаю ни одной хорошей истории, вот и вся причина, – сердито говорю я.
Она подтягивает колени к груди и ненадолго задумывается. Джесси откладывает блокнот, в котором рисовал, и шурует палкой в костре – мы развели огонь, чтобы отгонять голодных койотов, а не ради тепла. Над пламенем взлетают искры.
– Кажется, я поняла, какую шахту вы ищете, – наконец произносит Лил и сразу привлекает общее внимание. – Игла, черная столовая гора – все они находятся недалеко от знакомой мне шахты.
– Это же ориентиры из дневника па! – удивляюсь я. – Ты что, рылась в чужих вещах, Лил?
– Всего один раз. И я спросила разрешения, но ты не ответила. Хотя, сдается мне, ты все равно отказала бы.
– Спросила? Ничего ты не спрашивала!
– Вчера утром, когда ты еще спала.
– Черт, Лил! Конечно, я не ответила, если спала. Нельзя так поступать. Нельзя без спросу брать чужое.
Лил отвечает, не поднимая головы:
– Бледнолицые забрали нашу землю и золото Усена. Без спросу, как будто имеют право. Я, по крайней мере, положила дневник на место, после того как посмотрела.
– И все равно…
– Погоди, – перебивает меня Джесси. – Какая разница, видела она дневник или нет? – Он поворачивается к Лил: – Ты знаешь, как найти эту шахту?
Индианка выпрямляется и одергивает рубаху.
– До того, как я пришла на эту землю, спустя три луны после пятнадцатилетия моей матери, наш народ втянули в войну. Конный отряд мексиканцев приехал в каньоны с юга. Захватчики направлялись за ту гору, которая в дневнике названа Иглой Ткача, в ущелье на востоке от черных гор с плоскими вершинами. Чужаки приехали забрать золото из семейной шахты. Вскоре должны были подписать договор, по которому горы переходили в собственность бледнолицых. Предводитель мексиканцев, Мигель Перальта, опасался, что белые отнимут у него фамильную землю и он навсегда лишится шахты. Так он сказал вождям нашего племени, когда те посоветовали ему не трогать желтое железо.
По рукам и ногам у меня пробегают мурашки. Перальта. Его именем названа тропа, которая ведет к шахте с юга и которую наверняка выбрала банда Роуза.
– Наш народ велел отряду Перальты навьючить мулов и отправляться домой. Золото не принадлежит ни одному человеку, и слова на листе бумаги тут ничего не изменят. Но люди Перальты копали все глубже, много дней вытаскивая золото на поверхность из недр земли. Мы пытались их отговорить и даже запугать; наши воины напали на лагерь, когда чужаки были в шахте, и поубивали мулов, хотя людей не тронули. Но мексиканцы упрямо не понимали ни советов, ни угроз. И вот мои соплеменники – сотни сильных воинов – забрались на вершины гор вокруг ущелья, и когда люди Перальты двинулись обратно в Сонору, их осыпали дождем из стрел. Не знаю, выжил ли кто-нибудь из чужаков, но рассыпанное золото лежало на дне ущелья еще долгие годы спустя. Эту историю рассказывали в нашем стойбище много лун, и я сама ходила теми тропами в самые жаркие дни, чтобы выразить благодарность воинам, защитившим достояние Усена.
