Текст книги "Путь отмщения"
Автор книги: Эрин Боумен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Глава седьмая
Джесси разворачивает Бунтаря кругом и ведет нас за собой. Тропа в каньоне постепенно становится шире и полого взбирается на один из уступов, но даже на такой высоте скалы загораживают нас от летящей пыли.
Мы поднимаемся еще выше, и в какой-то момент нас накрывает ливень – короткий, но сильный: наверное, тот самый штормовой фронт, который гонит перед собой стену пыли. Дождь идет всего несколько минут и даже не успевает смыть с нас грязь и насквозь промочить волосы.
После недолгого перехода мы добираемся до цели нашего путешествия, и я не верю своим глазам. Посреди суровых камней и сухой земли раскинулся водоем с прозрачной водой. По белой, как кость, скале стекает дождевая вода от недавнего ливня и наполняет до краев небольшой бассейн у ее подножия. В самом глубоком месте, у стены, уровень, наверное, выше колена.
Дворняга запрыгивает в воду, жадно лакает и выскакивает обратно. С намокшей шерсти под брюхом течет, и пес отряхивается, обдавая нас брызгами.
– Добро пожаловать в Белую купальню, Нат, – говорит Джесси.
– Как вы вообще нашли это место?
– Нам о нем рассказал золотоискатель по имени Ди. Прежде чем объявиться в Уикенберге, он искал золото в здешних горах и рассказывал, что не нашел ничего, кроме нескольких миниатюрных водопадов и каскада белых каменных купален. А потом его прогнали отсюда индейцы.
Я тут же оглядываюсь через плечо.
– Мы ночевали здесь несколько раз и никогда никого не видели, – успокаивает меня Билл. – Должно быть, племя давно откочевало в другое место.
– Возможно, – неуверенно соглашаюсь я.
– Ладно, хватит болтать, пора мыться. – Джесси спрыгивает с Бунтаря и скидывает ботинки. – Кто последний, тот сегодня готовит! – И начинает расстегивать рубашку, прежде чем я успеваю сориентироваться.
Пока я хлопаю глазами, Джесси с Биллом раздеваются до подштанников. Я отворачиваюсь и слышу плеск воды – они уже нырнули в бассейн.
Боже милосердный, мне нужно срочно найти другое занятие. Нужно поскорее сбежать.
– Нат готовит ужин! – хохочет Билл.
Я рискую обернуться и взглянуть на них одним глазком.
Оба сидят, прислонившись спиной к скале и вытянув ноги; вода доходит им до пояса. К счастью, между ними стекает струйкой водопад, разбивая рябью поверхность воды, так что больше я ничего не вижу, и слава богу.
– Что? – Я притворяюсь, будто не расслышала, и стараюсь не разглядывать парней.
– Ты готовишь ужин! Оглох, что ли? Не слышал уговор?
– Наверное, пропустил мимо ушей.
– Думаю, он и вправду глуховат, – сообщает Билл Джесси.
Джесси только улыбается. Оба они широкоплечие, мускулистые – под рубашками это было не так заметно. Господи, я же таращусь на них во все глаза.
Прекрати пялиться.
Джесси сползает по стенке, будто собираясь улечься на дно. Он окунается с головой, выныривает и отряхивается, как Дворняга, – вода летит с мокрых волос во все стороны. В животе у меня возникает странное ощущение, словно сосет под ложечкой, но не от голода. Предстоящий ужин тут ни при чем.
– Ну что, – говорит Джесси, – так и будешь стоять и потеть или залезешь к нам?
– Мне… мне что-то нехорошо, – выдавливаю я и пячусь подальше от них. – Наверное, пойду прогуляюсь.
– Прогуляешься?
– Ага, – говорю я, спотыкаюсь о камень и чуть не падаю. – А потом, может, начну готовить ужин, раз уж проиграл.
– Ну как хочешь, – говорит Джесси.
* * *
Углубляться в горы мне не хочется – страшновато блуждать здесь одной, – но все же я удаляюсь на достаточное расстояние, чтобы справить нужду без посторонних глаз. Я еще немного брожу вокруг, но когда небо начинает темнеть, натыкаюсь на высеченные в скалах племенные знаки, разворачиваюсь и иду обратно в лагерь. Неловкие разговоры с братьями Колтонами я, пожалуй, предпочту индейским стрелам.
К моему возвращению парни уже вылезли из купальни и почти одеты. Джесси вытирает волосы насухо рубашкой, под загорелой кожей на руках и груди перекатываются тугие мускулы. Я не хочу его разглядывать, но на ферме мы жили вдвоем с па, и единственный парень моих лет, с которым мне случалось разговаривать, это Моррис. Интересно, он без рубашки выглядит так же?
Я отворачиваюсь и сосредоточенно развожу костер – какая мне разница, как выглядит Джесси? Или Билл, или Моррис, или вообще любой парень. Я здесь не для того, чтобы плескаться в горных купальнях и впустую тратить время, разглядывая тех, кто мне не больно-то нужен. У меня своя цель, и чем скорее мы тронемся в путь, тем быстрее разъедемся в разные стороны, каждый своей дорогой. Я должна выследить Роуза. И убить его, как и задумала.
Только я и Сильви, и к дьяволу всякую чепуху.
Только я и моя месть.
Костер наконец разгорается, и за это время я успеваю прийти в себя. Вытряхиваю в миску остатки муки и молока, добавляю щепотку соли – пусть сегодня у еды будет хоть какой-то вкус, надоела преснятина. Жарю лепешки и делю их на всех вместе с вяленой говядиной. Мы едим, Билл нахваливает мою готовку и шутит, что нужно назначить меня постоянным поваром, потому что у Джесси лепешки вечно получаются черствыми и горелыми.
Интересно, стал бы Билл шутить по этому поводу, узнай он, что я девчонка? Вообще-то, если правда откроется, Джесси, скорее всего, немедленно развернет коней и отконвоирует меня обратно на ранчо, к Саре.
Сама я им ни за что не расскажу. Никогда. Они не должны ничего знать.
Пока мы едим, лошади бродят вокруг: то подходят попить из купальни, то разбредаются, пощипывая кустики травы, растущие между камней. Оставшиеся лепешки я заворачиваю в тряпицу и прячу к себе в мешок. Они быстро зачерствеют, но всю следующую неделю мне и так придется питаться одним вяленым мясом.
Позже, раскладывая попону перед сном, я вдруг ловлю на себе взгляд Джесси: он рассматривает мои бедра. Я обмираю от ужаса – неужели догадался? Неужели моя тайна раскрыта?
– Это никелированные пластины? – спрашивает он.
– Что?
– Я про твой револьвер. Великолепный шестизарядник.
Хватаюсь за кольт, пристегнутый к бедру, и выдыхаю с облегчением:
– Ага, великолепный. Это парные револьверы, раньше оба принадлежали моему отцу, но па подарил мне один, когда я научился стрелять из ружья.
– Откуда у простого фермера из Прескотта кольты, отделанные никелированными пластинами?
«Оттуда, – думаю я, – что он купил их на золото из тайного клада в горах Суеверия». Но вслух ничего не говорю, только разглядываю кольт в кобуре.
– У нас обычные ремингтоны. Стальные, без всякой отделки, – говорит Джесси. – Но бьют точно и быстро перезаряжаются. Черт, я даже слышал, что ремингтон даст фору кольту, если придется отстреливаться ради самозащиты.
– В таких случаях я полагаюсь на ружье.
– Что?
– У меня винчестер. Я рассчитываю…
– Да нет, я понял. Просто удивился: ружье длинное, оно требует места для маневра. И что ты будешь делать, если вдруг парень в салуне за твоим столом затеет ссору со стрельбой? Или на тебя наставят револьвер посреди улицы?
– В Прескотте мне не доводилось с таким сталкиваться, – признаюсь я, и тут же на ум приходит Том из Уолнат-Грова. Он ведь чудом не опередил меня, хотя я уже держала револьвер в руке! Возможно, мне под силу сбить бутылку с изгороди, если опуститься на одно колено, приладить ружье поудобнее и не спеша прицелиться, но в скорострельности я пас.
– И насколько хорошо ты управляешься с кольтом? – ? спрашивает Джесси.
– Неплохо, – говорю я. В конце концов, я застрелила из него одного из «Всадников розы» в нужнике. И Тома. Бедняга Том. Никак не выкинуть его из головы. Эти широко распахнутые мертвые глаза… Когда долго трясешься в седле, слишком много времени остается на раздумья, и я тысячу раз прокрутила в мыслях тот случай, пытаясь представить другой, более мирный исход.
– Неплохо – значит, не идеально. Этого мало, – возражает Джесси. – Надо стрелять быстрее быстрого, молниеносно, лучше всех.
– А ты у нас кто – главный стрелок на всей Территории?
Джесси сводит брови к переносице.
– Нат, ты зачем-то гонишься за бандой безжалостных головорезов, хотя не раскрываешь своих настоящих целей. Только вспомни, как они расправились с людьми в том фургоне.
Я видела, как они расправились с моим отцом, но по-прежнему молчу.
– Ты должен стрелять как дышишь, не задумываясь, – добавляет Джесси, – и обладать орлиной зоркостью, чтобы бить без промаха. Пока мы едем вместе, я готов помочь. Можем потренироваться хоть на вот этом кактусе, если хочешь.
Он так на меня смотрит, что мне хочется пнуть проклятый кактус. На лице у Джесси написана жалость. Жалость! Как будто мне нельзя доверить серьезное дело. Как будто мне восемь, а не восемнадцать.
– Билл прав, – бормочу я. – Ты жаждешь помочь всем и каждому, но я уж как-нибудь обойдусь, Джесси. Обойдусь без твоих уроков, нотаций и твоего дурацкого мнения.
– Билл точно прав, – надув губы, кивает Джесси. – Такого глухого упрямца, как ты, еще поискать.
Он растягивается на одеяле и обиженно поворачивается ко мне спиной. Я пинаю в костер кусок щебня, и огонь злобно шипит.
– Знаешь, – говорит Билл, – если долго дразнить быка и тыкать в него палкой, однажды он развернется и взденет тебя на рога.
Я сажусь рядом с ним, и Билл, как и вчера, протягивает мне кисет с табаком. Я снова отказываюсь, качая головой.
– Хочешь сказать, мне стоит опасаться Джесси?
– Хочу сказать, что ты мелешь языком без разбору. И не каждый спустит тебе это с рук, будь ты хоть трижды крут. Некоторые во всем видят вызов, не принять который значит показать свою слабость.
– А разве нет?
– Нужно уметь выбирать свои битвы.
Билл сплевывает табак и попадает точнехонько в жука, ползающего возле костра. Я сквозь пламя смотрю туда, где лежит Джесси. Дворняга свернулся клубочком у него в руках, как младенец, и от этого я злюсь еще сильнее.
– Просто… я сам могу о себе позаботиться, – тихо говорю я Биллу. – Не нужно со мной нянчиться.
– И прекрасно, – улыбается Билл. – Не позволяй ему строить из себя вожака. Хочешь быть одиноким волком – будь им. Но постарайся вести себя спокойно, не принимай в штыки каждое слово. Джесси обещал присмотреть за мной и Сарой после смерти отца, и за тобой тоже – если ты явишься на ранчо. Для брата это не пустые слова, ведь ему уже случалось подвести человека.
Не знаю, намеренно или нет, но он пробудил мое любопытство.
– Кого? – спрашиваю я.
– Нашу маму, – отвечает Билл.
– Я думал, ее убили апачи.
– Так и есть.
Я молчу, Билл тоже ничего не говорит. Он сплевывает в костер и поворачивается ко мне лицом:
– Означает ли твое долгое терпеливое молчание, что ты хочешь услышать эту историю?
– Если ты хочешь ее рассказать.
Он сдержанно ухмыляется, совсем как Джесси: не размыкая губ и печально опустив уголки рта. Но, едва заговорив, меняется в лице, поддавшись гневу и скорби.
– Когда тот самый Уикенберг, в честь которого назван город, в конце шестьдесят третьего года нашел золотое месторождение, Джесси было шесть, Саре – восемь лет, а мне три. И хотя от нашего ранчо до города путь не близкий, па стал мотаться туда каждый день в надежде, что ему тоже повезет. А ма оставалась одна с тремя детьми и кучей работы по дому.
Не прошло и года, как город наводнили старатели. Один предприниматель выкупил участок, на котором находилась шахта Стервятника, как ее теперь называют, и люди стали наниматься рыть землю за деньги, утаивая найденное золото при каждом удобном случае. Думали, их не поймают. – Билл с усмешкой качает головой: мол, вот безумцы.
Я вспоминаю виселицу у входа в шахту и не могу с ним не согласиться.
– Па тоже работал на руднике – тогда у нас еще не было ранчо, – а ма снова ждала ребенка, примерно шестой месяц. Однажды у нее вдруг начались схватки, да такие сильные, что с ног валили. Она испугалась, что случатся преждевременные роды. Па был на работе, а Джесси хватило ума сообразить, что матери нужен врач, но сама она к нему не доедет. Поэтому брат запряг лошадь в телегу, велел Саре присматривать за мной и повез ма в город.
В тот день апачи совершили набег. Обычное дело в те дни: на востоке еще шла война, и туда стянули почти все войска. Думаю, племена сочли Уикенберг новой угрозой их безопасности: раньше поселенцы не задерживались на одном месте, перемещаясь дальше на запад, а теперь обосновались тут и принялись рыть шахты в их горах. Или апачи решили, что одолевают белых. Мы убивали их сотнями, грабили и разоряли стойбища, но когда федеральные войска перебросили на восток, чтобы отбить Нью-Мексико у конфедератов, для индейцев это выглядело как отступление. Как будто мы сдались и пришло время мстить. В общем, какова бы ни была причина, в тот день индейцы вихрем промчались по городу, уничтожая все на своем пути.
Билл ненадолго умолкает, сплевывает табак, а я ерзаю на подстилке, уже догадываясь о продолжении, но боясь его услышать.
– Как позже рассказывал Джесси, телега перевернулась во время паники и его прижало к земле. Думаю, он выжил и даже обошелся без переломов только потому, что был слишком мал. Но вылезти он не мог и только бессильно наблюдал, как мать потащили прочь за волосы, а она достала из-под подола дерринжер и застрелилась, сунув дуло пистолета в рот.
На лицо Билла набегает мрачная тень, глаза прячутся под нахмуренными бровями. Он будто пересказывает заученную историю, избегая всяких эмоций. Возможно, иначе он вообще не смог бы ее рассказать.
– Когда с ма было покончено, Джесси по-прежнему ничего не оставалось, кроме как лежать и смотреть. Поэтому он молчал и боялся даже заплакать, чтобы не привлечь внимания индейцев. Он видел, как они прочесывали улицы и убивали всех, кого найдут. Видел, как апачи утаскивали за собой белых женщин. Видел, как племя скрылось за горизонтом. И даже потом, когда уцелевшие жители стали выбираться из укрытий и искать выживших, он был не в силах позвать на помощь. Мне кажется, в тот день брат онемел от страха в буквальном смысле слова. Просто лежал, придавленный телегой и парализованный ужасом, и бессмысленно таращился на солнце.
Когда па прискакал в Уикенберг с севера, из шахты, он застал в городе полный хаос, а потом нашел Джесси. Тот обмочился и лежал, крепко зажмурившись то ли от солнца, то ли от увиденного. Или от всего сразу. – Билл смотрит на спящего брата. – С того дня Джесси изменился. Долго молчал, но со временем снова стал разговаривать и начал упражняться в стрельбе из папиного револьвера, пока не научился сбивать с дерева пулей намеченную ветку с приличного расстояния. К двенадцати годам он превратился в великолепного стрелка, которому никто не решится перейти дорогу. После этого он спрятал револьвер в кобуру и стал вести себя так, будто ничего не случилось. Стал другим человеком. Снова начал шутить и улыбаться. Хотя я уверен, что по большей части он притворяется. Он так и не простил па за то, что работу тот поставил превыше семьи. И хотя со временем па бросил шахту Стервятника, переделал наш участок под ранчо и стал находить другие способы заработка, чтобы больше времени проводить с детьми, Джесси всю жизнь винил его в смерти мамы. С тех пор он старается быть настоящим главой семьи и притворяется, будто примирился с утратой: думаю, ему так легче. Но призраки прошлого все равно преследуют его. Даже не сомневаюсь… Черт побери, он так и не избавился от привычки щурить глаза.
Билл снова плюет в жука, на этот раз с такой силой, что тот опрокидывается на спину. Насекомое беспомощно сучит лапками, пытаясь перевернуться обратно, а когда ему это удается, поспешно удирает.
Я снова кошусь на Джесси, спящего по другую сторону костра. Что он видел сегодня, когда смотрел на разбитый фургон: ту перевернутую телегу? смерть матери? кровавую резню?
– Мне жаль, – тихо говорю я, сама не знаю кому.
– Жизни нет дела до наших сожалений, – замечает Билл. – Беда всегда приходит, когда не ждешь, но не позволяй несчастьям ожесточить тебя. Ты не виноват в том, что случилось с твоим па, Нат, и уже ничего не исправишь, поэтому просто отпусти.
– Ты говоришь совсем как твой брат.
– Я нисколько на него не похож. У меня душа нараспашку, а он вечно скрытничает. Но Джесси не такой пессимист, как я. Даже потеряв Мэгги в прошлом году, он снова научился быть по-своему счастливым. Отличный пример того, что наша жизнь такова, какой мы сами ее делаем. Или, по крайней мере, пытаемся сделать.
– Мэгги? – переспрашиваю я.
– Наша ближайшая соседка. Они точно поженились бы, если бы она не умерла. Представляешь, из-за укуса пчелы. Разве это справедливо? Как ничтожное насекомое может убить человека?
– Жизнь вообще несправедлива, Билл. Уж что-что, а это я знаю наверняка. И потому буду преследовать банду Роуза до последнего. Допустим, Джесси помогают шутки, мирная жизнь и стрельба по мишеням, но я из другой породы. Меня притворство только разрушит, и я не успокоюсь, пока не закончу дело.
Билл откидывается назади устраивается на подстилке. – Да уж, ты точно глухой, – говорит он. – Но мне это нравится. Я тоже глухой. Вот почему мы с Джесси прекрасно ладим. Судьба у него такая: возиться с упрямыми засранцами, которые вечно выводят его из себя.
Глава восьмая
Небо едва начинает светлеть, когда я решаюсь бросить вахту. Скоро мы тронемся в путь, и нужно воспользоваться тем, что ребята пока спят. Я тихо встаю, достаю из мешка смену чистого белья и новую рубашку, купленную в Уикенберге. Завернувшись в одеяло, прокрадываюсь к купальне.
Пробую воду большим пальцем ноги. Не слишком теплая, но могло быть и хуже.
Я поскорее раздеваюсь, вхожу в воду и опускаюсь на колени. Вода обнимает меня точно шелк, смывая песок и пыль. Там, где грязь въелась в сгибы рук и ног и складки тела, я оттираю ее костяшками пальцев. Потом откидываюсь назад и ложусь на спину, погружаю голову под воду, прочесываю пряди пятерней. Они такие короткие, что я снова пугаюсь: никак не привыкну к их длине.
После купания тело вновь становится гладким; я будто змея, сбросившая старую кожу. А грудь, освобожденная от повязки, просто поет от счастья. Чертова тряпка лежит поверх кучки снятой одежды. За время нашего путешествия повязка начала натирать под мышками, а сейчас придется намотать ее заново, и настроение у меня стремительно портится.
Один из ребят громко всхрапывает во сне.
Я окунаюсь в последний раз, выхожу из купальни и наскоро вытираюсь одеялом. Кривясь и чуть ли не скуля, заново обматываюсь повязкой, пропуская полотнище подмышками, и стягиваю на груди, точно подседельник на лошади. С трудом натягиваю штаны – они липнут к влажной коже – и вдеваю руки в рукава чистой рубашки.
Я как раз застегиваю пуговицы, когда слышу за спиной хруст камней под чужими шагами. Судорожно стягиваю рубашку на груди и резко оборачиваюсь. Джесси.
– Ты меня до полусмерти напугал, – ворчу я.
– Я решил, что-то случилось. Ты ведь должен был караулить лагерь.
– Все в порядке. – Я отворачиваюсь и продеваю в петли остальные пуговицы. Чуть не попалась. Просто чудом не попалась. – Хотел помыться и подумал, что запросто послежу за обстановкой и отсюда.
Джесси зевает, и я вслед за ним.
– Кофе хочешь? – предлагает он. – Разведу костер.
– Джесси, подожди. Насчет вчерашнего. Прости, что вел себя…
– Как паршивая свинья?
– Я собирался сказать «грубо».
Он пожимает плечами.
– Не мое дело. Ты преследуешь банду Роуза. Я считаю, что они тебе не по зубам, но это уже не мои проблемы.
Я фыркаю в ответ на оскорбление и яростно топаю, вколачивая пятки в ботинки. Потом поднимаю ремень с кобурой, туго затягиваю его на талии.
– Тебе и вправду восемнадцать? – прищурившись, спрашивает Джесси.
– Клянусь могилой отца.
Он мотает головой.
– А выглядишь моложе.
– Сдается мне, кто угодно будет выглядеть моложе, когда смоет трехдневную грязь и пот. – Я нахлобучиваю шляпу на мокрую голову.
Он по-прежнему смотрит на меня с сомнением. Меня точно раскусят. Рано или поздно ребята обо всем догадаются, они же не тупые.
– Ты и правда быстро стреляешь? – пытаюсь я поскорее сменить тему.
– Что?
Я киваю на ремингтон у Джесси в кобуре:
– И насколько быстро?
Лукавая усмешка озаряет его лицо.
– Выбирай цель.
– Вон тот цветок. – Я тыкаю пальцем в желтый венчик опунции в двадцати шагах от нас.
Не успеваю я опустить руку, как Джесси выхватывает пистолет и стреляет.
– Что? Где? – Билл, не до конца проснувшись, резко садится на подстилке; револьвер уже у него в руке. – А ну выходи! – Он крутится на заднице, целясь сразу во все стороны.
Джесси хохочет в голос, а я, хлопая глазами, смотрю на облысевшую опунцию и желтые лепестки, которые, кружась, опадают на землю.
– Твоя очередь, – говорит Джесси. – Осилишь цель на таком же расстоянии?
– Бесполезно, – вздыхаю я. – Из револьвера мне ни за что не попасть в такую даль. Знаешь, а я согласен взять у тебя пару уроков.
– Билл! – весело кричит Джесси брату через плечо. – Не знаю, кто этот парень, но, похоже, наш Нат ночью утонул в купальне.
– И отлично. Нат жуткий злюка.
– И сейчас снова станет злюкой, – предупреждаю я Билла, повышая голос.
Тот перекатывается на бок и что-то бормочет себе под нос.
– Чтобы через десять минут встал, – говорит ему Джесси. – Пора ехать. – Потом поворачивается ко мне: – Первый урок будет коротким. Не стоит долго задерживаться на одном месте.
– Твоя правда, – говорю я, потому что действительно согласна с ним. Уже второй раз.
Он указывает на еще один цветок кактуса неподалеку от нас:
– Представь, что сбиваешь его выстрелом.
– Хорошо, – говорю я, потом оборачиваюсь и смотрю на Джесси.
– Представил?
– Невелика задача.
– Ладно, тогда расскажи, что ты видел.
– Я видел цветок, а потом представил, как он разлетается в клочья.
Джесси мотает головой.
– He-а, ты все делаешь неправильно. Важен не цветок и не кактус. Важен ты сам. Не пуля сшибает цветок, а ты. Надо прочувствовать каждую деталь: постановку ног, позу, осанку, вес револьвера в руке. Откуда дует ветер и с какой силой, сможет ли он отклонить пулю в сторону. Потом последовательно представь в уме каждое из своих действий: как ты достаешь револьвер, как целишься, как нажимаешь на спусковой крючок. Ты должен ясно увидеть, как ты это делаешь, прежде чем сделать, и тогда в момент выстрела уже не придется думать. Ты просто… поддашься инстинкту. Руки сами совершат необходимые действия без участия разума.
– Хочешь сказать, сначала все происходит в уме?
– А разве в остальном не так же?
Я закусываю губу. Вообще-то, па говорил мне почти то же самое, когда учил стрелять из ружья. Только сейчас все должно происходить в сто раз быстрее.
– Но как представить действие с такой скоростью? Ты сбил цветок, когда я и руку не успел опустить.
– А это второй и последний урок: тренируйся.
– Только два урока? – удивляюсь я. – Вот и вся наука? А зачем тогда мне учитель?
– Читать тебе нотации, когда отлыниваешь.
– Я не отлыниваю!
– А кто сегодня утром бросил пост?
– Фу, Джесси, ты как мескитовый шип в заднице.
– Такой же ядовитый? – ухмыляется он. – Сочту за комплимент.
– Такой же доставучий. Будто нарочно пытаешься меня взбесить.
– Я пытаюсь привить тебе упорство в достижении цели. – Он взмахом руки указывает на ближнюю опунцию. – Теперь представь свой выстрел.
Я демонстративно вздыхаю и мысленно беру цветок на прицел. Легкий ветерок шевелит лепестки, клоня их к западу, и на большом расстоянии пуля может сильно отклониться от заданной траектории, но я стою близко, поэтому вряд ли она уйдет в сторону. Я думаю о полете пули, о том, как она со свистом рассекает воздух; потом представляю, как жму на спусковой крючок, но сначала нужно прицелиться, и я чувствую тяжесть револьвера, который пока лежит в кобуре у меня на бедре. Передо мной словно разворачивается картина выстрела в обратном порядке, и внезапно меня озаряет предчувствие, как именно все будет. Я ощущаю, как вес тела давит на ноги, и расставляю их пошире для устойчивости. Вижу, как рука сама тянется к кобуре, достает револьвер, палец взводит курок, взгляд совмещает прорезь прицела, мушку и цель, а потом я делаю выдох и одновременно нажимаю на спусковой крючок – словно выдыхаю пулю, отправляя ее в полет. Вот она вырывается из ствола, мчится вперед и вспарывает лепестки цветка, и я полностью контролирую происходящее. Именно так все и случится. Только так и никак иначе. Ведь мне уже открылось будущее.
Я резко возвращаюсь в реальность.
Тянусь, достаю, направляю, целюсь, стреляю.
– Господи, да что с вами сегодня такое! – испуганно орет Билл, подпрыгивая на одеяле. Джесси снова смеется, а Билл встает и решительно топает к Рио.
– Мимо, – разочарованно говорю я, глядя на опунцию. Цветка там нет, но вместе с ним полностью оторвало мясистый округлый лист, на котором он рос. – Ничего не понимаю. Картинка в голове была такая ясная.
– Цветок – очень маленькая мишень, – утешает меня Джесси. – Будь на его месте человек, ты точно попал бы. Может, не прямо в сердце, если ты туда целился, но уж в корпус наверняка.
Я убираю кольт в кобуру.
– Ага, если не брать в расчет, что меня бы давно застрелили. Я на эту опунцию целую вечность таращился.
– Вот поэтому и нужно практиковаться, – говорит Джесси. – А ты думал, почему соперники перед поединком так долго меряют друг друга взглядами? В гляделки играют, кто кого пересмотрит? Нет, тут никто не торопится: каждый пытается представить свой победный выстрел. Нужна смелость, чтобы первым выхватить револьвер, и побеждает тот, кто стреляет быстрее.
– Быстрее быстрого, – припоминаю я его вчерашние слова. – Лучше всех.
– Знаешь, Нат, может, из тебя еще и выйдет толковый ученик.
– Еще бы, ведь я умею слушать, – поддразниваю я.
Джесси разражается хохотом:
– Нет, Билл, ты слыхал?
– Слыхал, – отзывается тот. Он седлает Рио и поглядывает на небо. Прямо над головой оно цвета индиго, но ближе к горизонту уже расцвечено ярко-розовой полоской зари. – Пора?
Джесси кивает:
– Похоже на то.
* * *
К середине дня становится ясно, что мытье было бессмысленной тратой времени. Сегодня еще жарче, чем вчера, и уже с полудня пот ручьями льет у меня по спине. Даже не поймешь, то ли волосы не высохли с утра, то ли взмокли от пота, который течет из-под шляпы непрерывным потоком.
– Остановимся у реки, пусть лошади отдохнут, – говорит Джесси.
Здешняя река называется Агуа-Фриа. Русло ведет почти строго на юг, а мы движемся на юго-восток, поэтому придется переправиться через реку, и в следующий раз мы увидим воду только у Финикса, где течет Солт-Ривер.
Лошадям действительно нужен отдых, да и я выхлебала почти всю воду, пора заново наполнить флягу. Впрочем, несмотря на жару, вынужденная проволочка меня злит. Вчерашняя пыльная буря и так стоила нам нескольких часов перехода, потому что пришлось разбить лагерь и остановиться на ночлег раньше положенного. Остается только надеяться, что Уэйлана Роуза и его банду буря тоже задержала.
Пока мы едем, я на ходу тренируюсь быстро доставать револьвер и целиться в кактусы. Джесси следует за мной как тень и комментирует каждое действие, но обращается при этом к Дворняге. Кажется, он изобрел способ высказывать критику, не задевая моих чувств. Мне даже нравится: я слышу его замечания, но мне никто не дышит в затылок.
– Вы действительно едете перегонять скот? – спрашиваю я, когда рука устает. – Или просто соврали, потому что Эйб наказал вам заботиться обо мне?
– Мы едем в Тусон перегонять скот, даю честное слово.
– Как два ковбоя управятся с целым стадом?
– Очень бережно, – встревает в разговор Билл.
– Ну еще бы, – киваю я. – Но как?
– С помощью молитвы, колдовства и тайного оружия: Дворняги. Он настоящий волшебник.
– Не мели чепухи, Билл, – одергивает его Джесси.
– Я правду говорю! – обижается Билл.
– Ага, как же, – возражает Джесси.
Билл плюется табаком в Дворнягу, но тот успевает увернуться и отбежать в сторону.
– Мы перегоняем стадо не одни, – объясняет Джесси. – От Тусона до Юмы короткий перегон, плевое дело, а мы всего лишь временные работники. Бенни каждый раз ворчит, что у него своих парней хватает и больше он нас не возьмет, если мы не согласимся стать у него постоянными табунщиками. Вот только чуть что, босс сразу же вызывает нас. – Он хитро улыбается. – А если все пройдет как надо, полдюжины голов мы отгоним к себе на ранчо. Уж с таким количеством коров мы с Биллом и Дворнягой как-нибудь справимся.
– А как же Клара?
– Клара? – повторяет Билл. – Ну и хитрый ты лис, Нат! Ты же вроде глухой?
– Он прикидывается глухим, когда ему выгодно, а в остальное время прекрасно слышит, – говорит Джесси.
– Ну и как насчет Клары? – настаиваю я.
Джесси хмурит брови, щурится и оглядывает горизонт.
– Полагаю, все зависит от того, будет ли Рой в Тусоне, когда мы туда приедем. В конце концов, Клара его сестра, он и должен был ее встретить. Но в последний раз, когда мы его видели, он спускал последние деньги за игровым столом в Уикенберге, налившись виски по самые зенки, и бубнил, что хочет попытать удачи в Юме.
– А Клара проделала долгое путешествие из самой Филадельфии, – говорит мне Билл, многозначительно поднимая брови. – Настоящая приличная леди. Джесси уверен, что она в обморок упадет, когда увидит наши края.
– Ничего такого я не говорил! – возмущается Джесси. – Я просто сказал, что не стоит ей путешествовать в одиночку, особенно если не по карману нанять дилижанс из Тусона. Хотя вчерашних бедолаг дилижанс не спас.
Мы дружно умолкаем при упоминании сгоревшего «конкорда», и я раскладываю новые факты по полочкам у себя в голове. Рой – муж Сары, то есть Клара ее золовка. Интересно, чем Клара собирается заняться на ранчо и как это согласуется с планами братьев Кол-тонов? Хозяйство у них не слишком большое, но даже скромный участок земли надо обрабатывать. Я представляю, как городская девица в капоре и с зонтиком от солнца выбивает половики и доит коров, и невольно хихикаю.
Перед рекой дорога чуть забирает вверх, и вот уж Агуа-Фриа прорезает долину перед нами. Правда, сейчас она больше похожа на ручей. Берега широкие и сухие; видно, в дождливые месяцы река сильно разливается. В самом глубоком месте русла, где бежит струйка воды, разбросаны огромные валуны, а между ними пробиваются пучки зеленой травы.
Сильви восторженно машет головой.
– Понимаю, девочка, – говорю я. – Ничего, еще немного, и мы будем там.
– Придержите лошадей, – вдруг приказывает Джесси, перегораживая путь вытянутой рукой. – Там кто-то есть.
– Где? – Я быстро оглядываю окрестности.
Он передает мне бинокль.
– Не у самой воды. Смотри прямо, на противоположном берегу, примерно на половине подъема.
Я гляжу в нужном направлении и наконец вижу, о чем говорит Джесси. Даже с биноклем не сразу заметишь, поскольку место укромное: два человека прячутся за огромным валуном, устроив нечто вроде временного привала. Точнее, я могу лишь предположить, что их двое. Мне видны только лошади, обе бледно-соловой масти, почти не различимые на фоне пустыни: они сливаются с пылью.
