Текст книги "Создательница (ЛП)"

Автор книги: Эрика О'Рурк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Это зависит от погоды. Мы наедимся, через пару месяцев будет готово.

– Это много значит для моей матери, что ты помогаешь с реконструкцией. Она без ума от тебя.

– Да?

Вокруг его глаз образовались морщинки от смеха.

– Наверное, это единственная тема, где наше мнение совпадает.

Он наклонил голову и его рот прикоснулся к моему. Я обхватила его плечи пальцами, притягивая ближе и отбросила все мысли о семье и неожиданном визите.

В конце концов, он снова откинулся на спинку сиденья и сказал хрипловатым голосом:

– Пора отвезти тебя домой.

По дороге он спросил:

– Думаешь, это и вправду был Антон?

– Я его едва видела. Но если он был там, то не использовал магию, а это, собственно, не в его стиле.

Магия внутри меня стала успокаивающим, благотворным жужжанием. Что бы там ни взволновало ее недавно, теперь это исчезло. Центр Магии находился не во мне, но я была полностью на нее настроена: каждая клетка моего тела воспринимала ее движения и настроение; то, как она затекает и вытекает из Линий.

Иногда её внимание было направлено на что-то другое, но чаще всего, она тоже сосредотачивалась на мне и реагировала на полученный мной опыт, как своевольная тень, будто это был ее собственный. Постепенно моё понимание её чувств усовершенствовалось, как у ребенка, который знакомится с нюансами разных эмоций, не только с радостью, но и с восторгом и спокойным удовлетворением, не только с печалью, но и со скорбью или раздражением.

Но об одном мне даже не нужно было говорить: истинная природа магии должна оставаться тайной.

Если бы об этом узнали Кварторы – или, еще хуже, Серафимы – это стало бы катастрофой. Они попытались бы заполучить контроль и захватить столько власти, сколько смогли.

Тот факт, что магия – это живое существо, совершенно не имел бы для них никакого значения; они бы относились к ней как к инструменту, который нужно подчинить своей воле. Даже Люк был опасен. Так как он является наследником, то у него есть долг по отношению к своему Дому. Магия и я стояли лишь на втором месте, а между первым и вторым местом был огромный разрыв. Единственный человек, которому я достаточно доверяла, чтобы рассказать об этом, был Колин, который беспокоился лишь о том, опасна ли эта связь для меня или нет.

Я не могла скрывать вечно правду о магии. Кто-нибудь об этом да узнает. Но, на данный момент, мне не следовало рассказывать о секрете, и безопаснее было держать рот на замке. Я слишком хорошо выучила то, насколько опасно действовать импульсивно.

– Не хочешь зайти? – спросила я, после того, как мы остановились у кирпичного дома моей семьи. – Их не будет ещё очень долго.

Он показал на машину по другую сторону дороги. Один из людей моего дяди дежурил здесь ради нашей защиты. Какая ирония – наибольшая опасность, угрожающая мне на данный момент, исходила от самого Билли.

– Я не люблю зрителей.

– Мне все равно, что они подумают. Или что скажет моя семья.

– Нам остаются всего лишь шесть месяцев прежде, чем ты уедешь, Мо. Ты действительно хочешь сцепиться из-за этого со своей семьёй?

– Непременно.

У нас было намного больше времени, чем он осознавал, потому что я не поеду в Нью-Йорк. Я лишь пока не нашла случая поведать ему об этом.

– Мы никогда не говорим о том, что я уеду.

– Что там обсуждать? Ты поедешь в Нью-Йорк. Я останусь здесь. – он дотронулся до моей щеки. – Шесть месяцев. Не желай, чтобы они исчезли, Мо.

Я не верила в желания, но мне и не нужно. Я сама приведу всё в порядок.

Глава 4

Насколько всё плохо было видно уже по тому, что школа казалась мне желанной альтернативой по сравнению с домом. До понедельника я отразила уже столько попыток матери установить семейную гармонию, сколько могла. Я так часто ловила моих родителей на том, как они целуются, что на моей сетчатке на всю оставшуюся жизнь останутся шрамы. Если они не целовались, то говорили о работе моего отца – или точнее о том факте, что у него её нет.

Никто не был готов нанять бухгалтера, который из-за хищения сидел в тюрьме. Никто, кроме моего дяди.

Я вздохнула от облегчения, когда добралась до св. Бригиты, хотя знала, что буду находится в центре общественного внимания. Из-за возвращения отца моя семья опять оказалась в свете рампы, но у меня было много практики в том, чтобы игнорировать перешептывания и злорадные усмешки. Как обычно, обед было вынести сложнее всего.

Социальные отношения в кафетерии были постоянно меняющимся ландшафтом. Стоило сначала изучить территорию, прежде чем выбрать место, где сидеть. Здесь можно было встретить мины и болота, пустыни и неприкасаемых. Я не хотела становится одиноким островом, но всё же лучше держаться подальше от оживлённых областей. Было безопаснее сесть на такое место, с которого можно было наблюдать за происходящим и при необходимости, иметь путь к отступлению.

Мне больше не хотелось убегать, но, если у тебя есть выбор, это не навредит, и всегда лучше знать, что тебя ожидает. Обнаружив опасность вовремя, её можно предотвратить, как любит говорить мой дядя.

Поэтому, когда я увидела, как Джилл Макаллистер, за которой наблюдали её хихикающие подружки, идёт к моему столу, я отодвинула вялый салат «Цезарь» в сторону и приготовилась к решающей схватки. На затылке я почувствовала лёгкое покалывание. Джилл всегда вызывала у меня подозрение, и между тем магия уже тоже знала о ней.

Я проигнорировала уже знакомое чувство и сосредоточилась на актуальной проблеме. Джилл, красивая и капризная, и ужасно разбалованная. На ней была одета такая же униформа св. Бригиты, синий пуловер с треугольным вырезом и с вышивкой школьного герба, но в её серьгах сверкали настоящие бриллианты, а не цирконий, а обувь, скорее всего, стоила больше, чем я получала в месяц чаевых.

Сначала она не стала садиться, а угрожающе возвышалась надо мной – каблуки дорогих туфлей были к тому же ещё невероятно высокими – пока я не подняла взгляд, потерев как бы случайно затылок.

– Тебе что-то надо Джилл?

– Ты сидишь здесь совершенно одна, – она с нетипичным отсутствием элегантности плюхнулась на стул рядом. Я подавила желание отодвинуться.

– По крайне мере сидела до сих пор.

И мне нравилось это обстоятельство.

– Мы никогда не разговариваем друг с другом, – она поставила на стол локоть, оперившись подбородком на ладонь. – Собственно почему?

Потому что ты глупая овца.

– А о чём нам с тобой разговаривать?

– Ну, сама знаешь, – сказала она со стеклянными глазами и игриво толкнула меня в руку. – О всевозможных вещах. О школе. Ребятах… как тот милый парень.

– Колин? – рассеянно спросила я.

Покалывание между тем добралось до кожи головы, а такую реакцию Джилл обычно не вызывала.

Я разглядывала комнату, ища причину, в то время, как Джилл продолжила тараторить.

Вот! Следы магии кружились, словно яркий солнечный свет, вокруг Констанции Грей, младшей сестры моей лучшей подруги. Она сидела за столом вместе с кучкой девятиклассниц. Смерть Верити изменила её, почти точно так же сильно, как меня. Милая, умная и немного избалованная, она всегда следовала за нами, с тех пор, как научилась ходить. Верити делала вид, что её это раздражает, но в общем она проявляла к Констанции столько же любви, сколько и раздражения.

Потом Вии умерла, а Констанция потеряла равновесие. Я должна была сделать больше и с самого начала вмешаться, чтобы попытаться ей помочь. Но я была настолько одержима поисками убийцы Верити, что оставила Констанцию без внимания, а она в своей скорби свалила вину на меня. Я приняла это, потому и сама упрекала себя.

Когда проявились её силы как Дуги, я заключила сделку с Кварторами, чтобы Констанция получила наставника. Я смотрела на это как на искупление, но Конастанция восприняла это по-другому, особенно после того, как выяснила, что в смерти Верити виновата её двоюродная бабушка Эванжелина – и что я, в свою очередь, убила Эванжелину.

За последние несколько месяцев Конастанция научилась контролировать свои способности и постепенно выбиралась из своего твёрдого панциря гнева. Мы заключили очень осторожное перемирие: я держалась на расстояние, хотя и продолжала приглядывать за ней, а она держала при себе большую часть своих ядовитых замечаний. Так как она была только в девятом классе, а я уже в двенадцатом, мы встречались только тогда, когда Ниобе, наставнице Констанции, выдающей себя за нашего учителя-консультанта, нужно было поговорить с нами.

Было приятно видеть, что Констанция снова общается со своими подругами. Но теперь она открыто наблюдала за нами и почти не обращала внимание на других девочек за её столом. Когда она заметила, что я поймала её с поличным, она виновато отвернулась. Скорее всего, она подслушивала, усилив звуки с помощью заклинания. Я, нахмурившись, смотрела на неё, но потом меня отвлекла Джилл, которая нетерпеливо барабанила пальцами.

– Не Колин. Другой, – сказала она, буравя меня взглядом.

– Другой что?

– Другой парень. Люк.

Мои ладони вспотели.

– Ты знаешь о Люке?

Она понизила голос до шёпота.

– А он что, должен оставаться тайной? Мы знаем всё о Люке. Это ты настоящая тайна, Мо. Ничего не хочешь об этом рассказать?

Я попыталась отстраниться, но она резко подняла обе руки и крепко схватила меня за виски. Шум кафетерии затих, но гудение, которое я ощутила ранее, переросло в громкий визг, который отдавался в моей голове, когда магия отреагировала на атаку.

Это была не Джилл. Хотя она и была стервой, но не Дугой. Кто-то использовал её в качестве марионетки. Её лицо исказилось, а зрачки расширились; чернота была окружена тонкой, голубой линией.

Передо мной вспыхнули воспоминания: ладонь Люка, прижимающаяся к моей; силуэт Сумрочного, выделяющейся в свете луны; Верити, умирающая в тусклом свете уличного фонаря; спутанные энергетические точки грубой магии. Я пыталась вырваться, но Джилл – или то, что контролировало её – было слишком сильным.

Она копалась в моих мыслях, разнюхивая информацию, изучала воспоминания, которые ей попадались на глаза. Серафимы, устало подумала я. Я ожидал нападения из-за угла, а не атаку посреди белого дня. Я попыталась представить себе что-то пустое – чёрный экран, спокойное озеро, густой туман – и умоляла магию успокоиться.

Серафимы знали, что я связана с источником магии и что если ранят меня, то могут истощить магическую энергию, которой пользовались Дуги. Но это была не только физическая атака. Это было проникновение: они копались в моих самых интимных мыслях, в то время как я беспомощно сидела в ловушке и могла только наблюдать.

Нет не беспомощно. Я потянулась за пластиковой вилкой на моём подносе, она была слишком далеко. Я начала размахивать руками, и ногти Джилл впились мне в кожу. Я пнула её в голень, и давление немного ослабло, не настолько, чтобы я могла освободиться, но достаточно, чтобы сделать глубокий вдох. Я обхватила ногами ножки стула и задействовала эффект рычага, чтобы опрокинуть нас обоих.

Грохот был оглушительным, и все подняли взгляд, чтобы посмотреть в нашу сторону, когда Джилл поднялась на ноги и бросилась на меня. Они собираются убить меня на глазах всей школы? Дуги делали всё, что в их силах, чтобы скрыть своё существование от Плоских. Зачем Серафимом рисковать сейчас и действовать в открытую? Я обошла стол, следя за тем, чтобы оставаться в недосягаемости.

– Ты действительно думаешь, что сможешь от нас сбежать? От того, что приближается? – прошипело существо, которое не было Джилл. – Ты только потому ещё жива, что носишь в себе нечто ценное. Когда мы тебя взломаем, чтобы забрать это себе, Сумеречные могут взять остальное.

Я отыскала связь между Люком и мной и попыталась его позвать. Быстро взглянув в сторону Констанции, я увидела, что та исчезла. Я надеялась, что она будет достаточно умной, чтобы позвать на помощь. Серафимы ещё никогда не вторгались в мою обычную жизнь. Это была новая тактика – и она была невыносимой.

Гнев помог мне сосредоточится, а магия, которая бежала по моим венам, придала мне сил. Я посмотрела на человека передо мной и сказала, не повышая голоса.

– Я вас победила. Два раза. Без магии, но всё же победила, хотя даже не знала тогда, что делаю.

Я улыбнулась так холодно, как зимнее небо снаружи.

– Представьте, на что я способна теперь!

Она выпрямилась и сунула руки в карманы юбки.

– Тем лучше, Маура Фитцждеральд. Было бы не так интересно, если бы я заскучал.

Антон. Внезапно я вспомнила, как он наблюдал за мной на Аллее, когда я соединилась с магией: сунув руки в карманы, приняв небрежную позу, со слегка склонённой на бок головой. Это он контролирует Джилл, в этом я была уверена.

Позади меня Необе сказала:

– Уйди. Это тело не сможет нести тебя дольше.

Одну руку она положила мне на плечо, а другой сделала элегантный жест. Вокруг нас поднялась завеса, и воздух слегка задрожал.

В это время я внимательно наблюдала за Джилл. Под её искусственным загаром кожа была бледной, губы покрылись пурпурным цветом. Её дыхание было нерегулярным. Какое бы заклинание не сотворил Серафим, оно убивало её.

– Я использую его, а потом возьму себе новое.

– Ты не можешь в одно и тоже время творить «Раскол» и защищаться. А я полагаю, что Кварторы пошлют отряд, чтобы позаботится о тебе – а именно – Ниобе склонила голову на бок и прислушалась к чему-то, чего я не могла слышать – сейчас.

Джилл резко вздрогнула. Подбородок упал на грудь, и она снова посмотрела на меня. Её глаза приняли обычный сапфировый цвет, и она плюхнулась на стул.

– Боже мой, Мо, – сказала она слабым голосом, но злоба, прозвучавшая в нём, была для неё типичной. – Ты настолько скучная, что я даже засыпаю, когда ты говоришь.

Ниобе коснулась её плеча и быстро прошептала пару слов. Цвет кожи Джилл превратился из пепельного в загоревший.

– Стул расшатался и ты упала вместе с ним. Возможно, тебе лучше пойти к школьной медсестре?

Джилл моргая, посмотрела на неё.

– У меня болит голова.

Ниоба подозвала жестом одну из подружек Джилл, стоящих на другой стороне кафетерии и в замешательстве наблюдающих за нами.

– Иди с ней. Она не в себе.

Если бы Ниобе была настоящим учителем-консультантом, то отвела бы Джилл лично к школьной медсестре. Но она ясно дала понять, что её работа в св. Бригите служила только одной цели, а именно, следить за обучением Констанции и что это задние не особо ей нравилось.

Когда Джилл ушла, бормотание толпы улеглось быстрее, чем я ожидала.

– Ты с ними что-то сделала? – прошептала я.

– Давай поговорим об этом в моём кабинете, – язвительно сказала Ниобе, повысив голос, так чтобы оставшиеся зеваки смогли это услышать.

У меня пропал аппетит, поэтому я выбросила обед в мусорное ведро и собрала книги. Ниобе сощурившись, оглядывала зал, удостоверяясь в том, что второго нападения не последует. Я шла рядом с ней, когда мы направлялись к её кабинету.

Констанция ходила перед ним туда-сюда.

– С тобой ничего не случилось! Я пошла за Ниобой, хотела её позвать, но она уже ушла.

– Прошу, зайдите внутрь, – Ниобе загнала нас в кабинет и заперла дверь взмахом и тихим, незнакомым словом. Я почувствовала, как передвинулись Линии, отреагировав на заклинание. Если я смотрела в пустоту, то могла видеть структуру, как переплетённую, золотую ленту, закручивающуюся в воздухе. Но сама я всё ещё не могла использовать магию и выпускать её из пальцев, как делали Ниобе и Констанция.

– Ты уверена, что с тобой всё в порядке? – спросила Ниобе.

– Я хочу помыться.

Мне хотелось соскоблить с себя кожу и избавится от ощущения, что незнакомец проник в мои воспоминания, которые я заперла глубоко внутри. Но ненависть, которую я почувствовала, была слишком личной, чтобы исходить от незнакомца.

Констанция издала изумлённый звук, но Ниобе только кивнула.

– Видимо Серафимы перешли в наступление.

– Что он сделал? – я потёрла виски. – И как Джилл вписывается в эту картину? Она Плоская.

– Антон сотворил Раскол, – сказала Ниобе и приготовила чашки с зелёным чаем. – Даже два. Первый служил для того, чтобы направлять действия Джилл. Её антипатия к тебе облегчила ему задачу, потому что уменьшила сопротивление против его приказов. Второй был предназначен тебе, но только, чтобы заглянуть в твои воспоминания, а не контролировать.

Констанция вздрогнула.

– Расколы запрещены. Ты сказала, что это так же важно, как одна из десяти заповедей.

Ниобе бросила на неё сочувственный взгляд.

– А тебе Антон Ренард кажется тем, для кого законы Дуг что-то значат? Серафимы хотят свергнуть наше общество и построить его заново в соответствие со своими идеями. Расколы – это ещё самое меньшее из всего, что он не считает ниже своего достоинства. А это значит, что ты находишься в серьёзной опасности, Мо.

В этом не было ничего нового. Я была в опасности с того дня, как умерла Верити. Но Ниобе права: до сих пор Серафимы нападали на меня только, когда я была втянута в дела Дуг. Когда я исполняла пророчество о Разрушительном потоке или сотрудничала с Кварторами. То, что они теперь проникли в мой мир, было угрожающим изменением тактики.

– Ты сказала Антону, что Кварторы возьмут его в оборот.

– Раскол – это не маленькое заклинание, особенно если творишь его с некоторого расстояния. Я почувствовала его уже спустя мгновение после того, как он взял контроль над Джилл, а Кварторы последовали за ним по следу заклинания до места его нахождения, – она сделала паузу. – Когда творишь заклинание такого масштаба, то не может защищаться.

– Значит они схватили его?

– Я в этом сомневаюсь. Мы бы уже услышали об этом.

– А что они с ним сделают? – спросила Констанция.

Насчёт этого, мне и самой было интересно. Серафимы приказали убить Верити, а Антон был их лидером. В конечном счёте это он был ответственен за всё, и я хотела, чтобы он за это заплатил.

– Вы же знаете, что говорят о том, как убить змею: если отрубить ей голову, остальное умрёт само по себе. Антон является головой именно этой змеи.

– Они его убьют? – прошептала Констанция.

– Он убил Сосуд. Он пытался вызвать Разрушительный поток. Он также регулярно, словно метроном, раскалывал «Плоских». Он нарушил нейтральную территорию и неоднократно говорил о государственной измене. Ты что, думала он отделается лёгким испугом? Это тебе не выборы в школьный совет, а война.

Констаниция покраснела из-за высокомерного тона Ниобы.

Я подумала о мужчине, которого видела в Моргене. Видимо всё-таки это был Антон. Если этого требовали обстоятельства, он, кажется, был готов осквернить себя миром Плоских… Но как ему удалось выследить меня там? Как он взял мой след, хотя я не могла творить заклинаний?

– Серафимы несколько месяцев сидели тихо. Почему сейчас набросились на меня?

– Это тебе нужно спросить у Доминика?

Я бы не поверила Доминику ДеФаудре, даже если бы услышала от него правду о погоде, не говоря уже о планах Серафимов.

– Ты знаешь столько же, сколько Кварторы и даже слышишь о вещах, о которых они ничего не знают. Что изменилось?

Ниобе какое-то время молчала, а её взгляд метнулся к Констанции.

– Пришло время выбрать преемника Эванжелины.

Констанция так крепко вцепилась в чашку с чаем, что я испугалась, что та сломается, но её реакция ограничилась только этим. Ниобе пыталась научить её контролировать свои чувства. Видимо этот урок имел определённый успех.

Долгое время Констанция винила меня в смерти Верити – незаслуженно – но в случае с Эванжелиной действительно была виновата я. Это было то, что мы не обсуждали, но тот факт, что я убила её двоюродную бабушку висел над нами, словно грибовидное облако атомного взрыва.

– Что общего это имеет со мной?

– В настоящий момент Кварторы находятся в невыгодном положении. Многие Дуги считают их слабыми, а систему устаревшей, и Серафимы использовали это в своих целях. Их влияние усилилось. Но теперь, когда время траура в водяном Доме закончилось, и они готовы назначить преемника, следует ожидать, что Кварторы снова станут сильнее.

– Что для Серафимов означает сейчас или никогда?

– Да. Они должны доказать своё превосходство, нанести сильный удар старомодному. Если они спровоцируют Восхождение, случится как раз именно это, а нанести тебе вред – это самый простой способ добиться своего.

Комната расплылась перед глазами, когда я поняла, что она имеет ввиду. Восхождение было последним ходом Антона. Он и его отвратительная маленькая секта думали, что только самые сильные Дуги имеют право на свои силы. В настоящее время грубая магия распределялась по миру с помощью Лей-Линий, которые приглушали смертельную силу источника, таким образом позволяя безопасно использовать её всем Дугам.

Серафимы хотели разрушить Линии и таким образом вызвать Восхождение: грубая магия должна распространится по всему миру, убить слабых Дуг или лишить их способностей, а магией смогут пользоваться только Антон и другие выжившие. Им было безразлично, что случиться с Плоскими, и попадут ли они под перекрёстный огонь. Новая эпоха – так он это назвал. Чистка. Я называла это геноцидом.

– Люк говорит, что если ранить меня, то это также причинит вред магии. Если Антон убьёт меня, магия исчезнет, а им ведь нужно, чтобы её осталось хоть немного, не так ли? В противном случае Восхождение не сработает.

Магии был нужен защитник, кто-то, кто сохраняет её тайну.

Если бы люди узнали о настоящей силе и глубине нашей связи, они использовали бы магию в корыстных целях. Так как я не обладала собственными силами, я была не особенно хорошей защитницей. Может быть магия как раз по этой причине выбрала меня.

– Он не собирается тебя убивать, по крайней мере, пока. Он будет искать способ разрушить вашу связь. Если она окажется нерушимой, он найдёт способ использовать её в своих целях. Поскольку преемственность стоит сейчас на повестки дня, его постепенно охватывает отчаяние.

– Кварторы знали, что он намеревается сделать?

– Конечно. Ты бы тоже знала, если бы согласилась встретиться с ними. Ты решила, что не хочешь иметь с ними ничего общего, и они поддерживали это решение. До сегодняшнего дня.

– Когда я в последний раз сотрудничала с Кварторами, они попытались запереть меня в сердце магии. На всегда, – я бы конечно не умерла, но моя жизнь стала бы ничего не значащей. – Прошу прощение, что у меня не было желание распивать с ними чай.

Я оборвала контакт с Кварторами, когда поняла, что они не заинтересованы в защите магии, не говоря уже о моей. Они только хотели удержать свою позицию. В отличие от Серафимов они не были злыми, но готовы пожертвовать мной, чтобы сохранить свой статус-кво, и я не хотела иметь с ними ничего общего.

И только сейчас поняла, что сказала Ниобе. Это было не прямое предательство, в конце концов она никогда не претворялась, что принимает мою сторону, но я была удивлена и разгневана, что не догадалась об этом раньше.

– Ты предоставляла им информацию. Поэтому ты здесь, верно? Чтобы шпионить за мной?

– Я здесь вследствие соглашения, которое заключила ты. Мне поручили заботится о Констанции, пока она не будет полностью подготовлена к жизни с Дугами и сможет контролировать свои способности. Но учитывая, какое значение ты имеешь для нашего мира, нам кажется только разумным приглядывать также и за тобой.

– Мне не нужны няньки, – сказала Констанция, небрежно откидываясь на спинку стула. Я почти забыла, что она тоже ещё здесь.

Ниобе проигнорировала её.

– Ты Сосуд. Ты связана с наследником. Независимо от того, какие у тебя проблемы с Люком, ты должна была знать, что он не оставит тебя без защиты.

– Я не хочу, чтобы он защищал меня.

Мне надоело, что Люк всегда спешит ко мне на помощь, что нужен мне, чтобы ориентироваться в лабиринте, который представляет из себя общество Дуг. Поэтому он навестил меня вчера? А его беспокойство по поводу возвращения моего отца было наигранным? Я хотела верить, что это не так, что на этот раз он был искреннем, и я ещё некоторое время буду свободной.

Но я хорошо знала Люка. Как только он узнает о сегодняшнем нападение, моя свобода закончится.

– Нам необязательно рассказывать ему об Антоне, – сказала я. Мне было противно, что в голосе прослушивалась мольба. – Не сразу.

– Он уже знает.

Я прикусила губу и внезапно занервничала. У меня не было достаточного иммунитета против Люка – против его шарма и трудных задач, перед которыми он меня ставил. Он никогда не причинял мне боли, но глубоко внутри я знала, что от него исходит другая опасность.

Прозвенел звонок на следующий урок, и Констанция встала.

– Я пишу сейчас контрольную по математике. Я могу уйти?

– Да, на данный момент.

Ниобе махнула рукой в сторону двери, и замок с глухим щелчком повернулся.

После того, как Констанция ушла, я сгорбилась на стуле. Быстро остывающий чай оставил на языке горький привкус, и я поморщилась.

– Никогда не подумала бы, что они набросятся на меня в школе. Ведь здесь я должна быть в безопасности. Далеко от всего происходящего.

Ниобе покачала головой.

– С тобой так всегда: ты связала себя обязательствами с Дугами, но в тоже время настаиваешь на том, чтобы вести дальше жизнь Плоской. Пока ты так делаешь, не будешь в безопасности ни в одном из двух миров. Тебе придётся выбрать.

Я потёрла виски, но не смогла прогнать зарождающуюся головную боль.

– Люк сказал мне однажды тоже самое. Спроси у него, каким был конец!

– Что тебя натолкнуло на мысль, что это конец? – ответила она.

Глава 5

– Ты не должна позволять Джилл так себя провоцировать, – сказала Лена Сантос.

Я испуганно уронила папку по химии и попыталась успокоиться, когда наклонилась, чтобы поднять ее.

– Постараюсь. Где ты была?

Лены не было целый день, и она не отреагировала ни на одно мое смс.

Она была моей мало-мальски единственной, настоящей подругой в школе св. Бригиты, и я ужасно боялась, что Антон попытается и её тоже использовать против меня.

– Были дела, – уклончиво ответила она и отмахнулась. – Они заняли больше времени, чем я думала, поэтому я только быстро заберу книги. Я слышала, что время обеда было бурным.

– Тебя не было целый день, – сказала я. – Когда же ты успела что-либо услышать?

Она с наигранным разочарованием покачала головой.

– Мне очень обидно, что ты вообще задаешь подобный вопрос.

Было бы не совсем верно сказать, что Лена сплетница. Она была скорее губкой, жадно впитывающей в себя все школьные новости и скандалы, но лишь редко передавала их дальше. Она не переставала задавать вопросы, редко мне встречался такой любопытный человек, и люди любили с ней поговорить.

Иногда у меня возникало такое чувство, что она используют любопытство так же, как и я свою камеру: в качестве инструмента, чтобы отвлечь от себя внимание. Когда задаёшь достаточно вопросов и держишь объектив направленным на человека, то тот, чаще всего, забывает о тебе. Я уже много лет использовала это в свою пользу и со временем поняла, что Лена владеет тем же трюком.

– Так что там было за обедом? Ну же, рассказывай уже!

– Всё как обычно, – ответила я в надежде, что невыразительный тон моего голоса удержит ее от дальнейших расспросов.

– Джилл МакАллистер набросилась на тебя в кафетерии на глазах у всех. Даже для вас двоих – это, совсем не «обычно».

– Это она так сказала?

– Нет. Она всем рассказывает, будто хотела спросить тебя о твоем заявлении в НЙУ и у нее вдруг началась такая сильная мигрень, что она потеряла сознание.

– Вот видишь.

Я захлопнула шкафчик, подняла сумку, и перекинула ремень через плечо.

– Ты же не думаешь, что я действительно в это поверю, не так ли? Кое-кто сказал, что она схватила тебя.

– Она хотела мне показать, где у неё болит голова.

Мы направлялись к выходу, но Лена остановилась.

– Опять эта скрытность? Я думала, мы с этим покончили.

Лена знала правду о связях моей семьи с мафией, и уже это было достаточно опасно. Она была в полном, блаженном неведении о том, что магия существует. Если Серафимы захотят мне навредить, то она будет легкой добычей. Я должна, ради её же блага, постараться не вмешивать её.

Я проигнорировала шепот совести, который напомнил, как я сама ненавижу то, когда люди делают вещи «ради моего же блага».

– Если бы ты была там, то сама бы всё увидела, – подчеркнула я. – Серьезно, где ты была?

Она посмотрела в пол и тихо сказала:

– Семейные дела. Я должна была помочь маме.

– С чем?

– С работой.

– Кем конкретно работает твоя мать, Лена? Мне кажется, ты об этом никогда не упоминала. Я даже думаю, что в школе об этом никто не знает.

Мне и вправду было любопытно, но вместе с тем я хотела кое-что ей продемонстрировать. Обматывая шарфом шею, я продолжила:

– Ты знаешь о моей жизни больше, чем кто-либо в этой школе, но сама ничего мне о себе не рассказываешь. И я никогда не докучала тебе с расспросами. Ни разу. Может быть это не я та, кому не хватает доверия.

– Я тебе доверяю. – Ее рука ухватилась за медальон со святой Анной, который она всегда носила. – Но мне нельзя говорить об этом. Я не имею права разглашать. Мне очень жаль, Мо.

Мне тоже было жаль, что я не могла говорить с ней откровенно и что допрашивала, хотя она не хотела рассказывать. Я достаточно копалась в жизни других людей, чтобы знать, что то, что обнаружишь, как правило, было последним, что хотел найти.

– Если Джилл говорит, что у нее мигрень, зачем возражать? – сказала я и посмотрела в окно. Все еще никакого ржавеющего красного грузовика.

Я одела перчатки.

– У меня тоже всегда болит голова, когда я здесь.

– Мигрень, – медленно сказала она и уставилась во двор. – Понятно.

Машина Колина подъехала к покрытому снегом бордюру.

– Увидимся завтра. И, Лена?

Она снова повернулась ко мне.

– Да?

– Знаешь, это действует и в обратную сторону? Так что, если тебе будет нужна помощь или ты захочешь поговорить…

– Конечно, – сказала она, но я знала, что она говорит неискренне. – Спасибо.

Я поспешила на улицу, где было ужасно холодно. Во второй половине февраля зимняя погода в Чикаго показывает свою недружелюбную сторону: снежные сугробы, собранные снегоочистителем, стали серыми из-за выхлопных газов, тротуары покрыты ледяными буграми, а холодный воздух, будто удар в лицо.

Несмотря на то, что показывает календарь, все знают, что до весны еще не то, что недели, а месяцы, а лето вообще кажется подобием легенды.

Прежде, чем я смогла скрыться в теплом грузовике, чей-то знакомый голос выкрикнул мое имя.

– Почему ты не зашла во внутрь? – спросила я Дженни Ковальски. Она натянула флисовую шапку на уши, а лицо спрятала в воротнике своей куртки.

Отец Дженни был следователем убойного отдела, которому поручили дело Верити. Поскольку он был убежден в том, что к ее смерти причастны связи моего дяди с мафией, он следовал за мной, угодив прямо в атаку Сумрачных и был убит из-за взрыва грубой магии.

Дуги скрыли произошедшее, распустив слухи, будто он умер при взрыве от утечки газа, которая сравняла водонапорную башню Чикаго с землей. Дженни внешне не была похожа на своего отца, но пошла по его стопам – она винила моего дядю и хотела, чтобы я помогла ей посадить его.