Текст книги "Создательница (ЛП)"

Автор книги: Эрика О'Рурк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Люк вернулся, когда я как раз заползала назад в постель.

– Чай, – сказал он и протянул мне чашку с блюдцем.

– Спасибо, – я забрала у него и то и другое. – Ты взял хороший фарфор.

– Я подумал, что не помешает, если я в этот раз немного тебя побалую.

– Мы никогда не пользуемся хорошим фарфором. Он для особых случаев.

– Ты почти умерла, – сказал он, – и всё же потом выжила. Для меня это очень даже особый случай.

Как глупо, растрогаться так из-за этого жеста, но я растрогалась. Чай – горячий и такой сладки, что заболели зубы – смягчил боль в моём горле и направил по телу тепло. Холод неравномерно отступал, словно тающий снег. Когда я допила, Люк прикоснулся к чашке и по его слову, она снова наполнилась.

– Тебе лучше? – спросил он, когда я выпила весь чай.

Я потянулась, чтобы поставить чашку на прикроватную тумбочку, и притянула колени к груди.

– Как Сумрачным удалось проломить стены зала собраний? Орла говорила мне, что они на это не способны.

– А они их не проламывали. Антон открыл им чёртову дверь, и они просто зашли внутрь.

Я представила себе стол, безвозвратно уничтоженный, и холод вернулся. Маргарет однажды рассказывала, что у Дуг было три священный места – Связующий храм, Аллея и Зал собраний – где магия протекала надёжно и мощно. Все три были теперь уничтожены. Я прижала лицо к коленям и снова почувствовала слабость и беспомощность.

– Мы их остановим, – сказал Люк. – Обещаю. Самое главное сейчас, чтобы ты оправилась.

– Чтобы магия оправилась. – поправила я.

– Это одно и тоже.

– Не одно и тоже. Если бы это было одно и тоже, я бы могла с ней разговаривать.

– А ты не можешь?

– С каждым разом становится легче, – ходила я вокруг да около. – Иногда это чувства. Иногда сцены. Даже воспоминания.

– Какие например?

– Во время нападения я видела Аллею. Также я видела зал собраний и Сумрачных. Некоторые события происходили синхронно, но некоторые были также воспоминаниями. Например, как Антон схватил меня на Аллеи или как я подписала договор в здание собраний. А Сумрачные…, – я замолчала и снова задрожала.

– Хватит о них, – сказал Люк. – Лучше расскажи мне о приятном воспоминании.

– Я перебрала в памяти все воспоминания, сцены, которые мне показывала магия за последние несколько месяцев.

– Есть одно очень странное…

– Не думаю, что «странное» изменит твоё настроение к лучшему, – ответил он. – Попытайся вспомнить что-то приятное.

– Это и то и другое: сверкающий закат над бесконечной водой и влажный, прохладный песок под ногами. Я зарываю пальцы ног в песок и чувствую, как он смывается, когда волны возвращаются назад в море. Мгновение спустя наступает ночь, и трещит огонь, отбрасывая танцующие тени на камни вокруг, а дым рисует на фоне индиго-синего неба сложные узоры. В воздухе лежит запах поджаренных маршмэллоу и солёной воды. Я никогда не была вот так на пляже.

– Зато я был, – медленно произнёс Люк. – Давным-давно.

Я задумалась и почувствовала, что эта идея так хорошо вписывается в общую картину, как ключ подходит к замку.

– Магия показала мне твоё воспоминание.

– Я связан с тобой. Ты связана с магией. Может здесь есть пересечения.

– Может быть, – я отстранилась, чтобы посмотреть на него. – Это было счастливое воспоминание?

– Да.

Он был далеко. Как я предположила, снова на том пляже, но осторожно поглаживал одной рукой моё плечо. Движение было таким нежным и равномерным, как волны.

– Это произошло, когда я был маленьким. Прежде, чем умер Тео. Маман захотелось пойти на пляж, поэтому мы пошли. Обычно она получает то, чего хочет, – сказал он с любящей улыбкой. – Поэтому мы провели весь день, играя возле воды, гонялись за приливом и отливом и бросали в воду камешки, считая у кого они подпрыгнут больше количество раз. Я съел так много маршмэллоу, что мне стало плохо.

– До моршмэллоу я была в восторге, – сказала я.

– Это был не самый мой триумфальный час, – согласился он. – Но это был хороший день. Один из моих лучших.

– Свобода, – тихо сказала я. – Вот что показала мне магия.

Его рука замерла.

– Я ещё никогда не смотрел на это так. Мышонок, если вы можете общаться друг с другом… Ты не можешь сказать ей, что она должна сделать?

– Нет. У меня всё лучше получается понимать, что она хочет. Что чувствует. Но я ею не командую. Я ничего не могу сделать.

– Ты уже и так многое сделала. Мне всё больше хочется, чтобы твоя роль закончилась. Чтобы события могли протекать без нас, а ты и я сидели где-нибудь в сторонке и наслаждаясь попкорном, смотрели на представление.

– Но ты не думаешь, что такое случиться.

Он с сожалением улыбнулся.

– Возможно, однажды. Но сейчас вы обе в опасности, и сидеть, сложа руки, ничего не изменит в ситуации. Нет другого способа, кроме как избавиться от Антона.

– Убить его, – сказала я.

Я убила Эванджелину, но это получилось спонтанно. Это была не целенаправленная казнь, не наказание за преступления. Всё произошло так внезапно, словно удар молнии, а разрушительные последствия пронесли по моей жизни, как последующие громовые удары. Я не жалела о своём решении, но и не испытывала гордости.

Убийство Антона будет целенаправленным действием. Превентивным ударом. Необходимым злом для защиты общего блага. Всё правда.

Но только предлог.

Не будет иметь значения, случится ли это преднамеренно или в состоянии аффекта. Я хотела видеть Антона мёртвым, и больше не чувствовала необходимости искать для этого оправдания. Я хотела увидеть, как он умрёт от моей руки.

Кровь Эванджелины не удовлетворила мою жажду мести. Возможно, ничто не сможет её когда-нибудь удовлетворить. Но до тех пор, пока Антон не будет валяться у меня в ногах и умолять о пощаде, как я умоляла Верити, чтобы она держалась, я не сдамся.

– Я смогу это сделать, – теперь этот же холод внутри меня, обеспечил мне приятное ощущение. Правильно. – Нет проблем.

Прежде чем он успел сказать больше, открылась дверь.

– Мо? – позвала мама.

Я слышала, как она закрывает дверь и вешает своё пальто во встроенную рядом гардеробную.

– Уходи! – прошипела я, сталкивая Люка с кровати.

– Я не уйду, – сказал он и скрестил на груди руки.

– Тогда спрячься. И забери с собой чашку.

– Мне позвонила твоя учительница-консультант. Она сказала, что у тебя грипп?

Её голос прозвучал с лестницы.

Люк встал, что-то пробормотал себе под нос и мерцая, исчез.

– Спрячься в шкаф, – прошептала я.

– Она не сможет меня увидеть.

Я тоже не видела, но могла его чувствовать.

– Мужчина в моей спальне? Она тебе обнаружит, поверь мне.

Аккуратные ряды школьной формы и воскресных платьев сдвинулись, когда он шагнул в шкаф, а затем снова висели не шевелясь.

– Ну и погода! Неудивительно, что ты заболела, – мама сразу подошла ко мне и положила ладонь на лоб. – Твоё лицо заострилось, но твой лоб не горячий. Могу я тебе что-нибудь принести?

– Может быть ещё одну подушку? И ещё одно одеяло?

Она нахмурилась.

– Тебе холодно?

– Думаю, это из-за температуры, – сказала я, пытаясь выглядеть жалкой.

Это не стоило мне больших усилий.

– Раз ты так думаешь, – ответила она. – Я позвонила твоему дяде и сказала, что ты не придёшь сегодня вечером. Он ответил, что ты можешь наверстать работу, когда тебе станет лучше.

– Как здорово, – пробормотала я.

Щедрый Билли во многих отношениях тревожил намного сильнее, чем сердитый.

– Думаешь, ты осилишь немного супа? – спросила она, теребя бельё.

При мысли о еде мой желудок неприятно сжался, но я бросила взгляд на шкаф задаваясь вопросом, когда Люк в последний раз ел.

– Я попробую.

– Тогда я пойду приготовлю.

В её голосе прозвучало облегчение, что для меня не имело никакого смысла, пока до меня не дошло, что грипп это проблема, которую она понимает. Что-то, что она может вылечить. Приготовление супа, пойдёт ей так же на пользу, как и мне, поэтому я не стала возражать, когда она наклонилась и поцеловала меня в лоб. Запах присыпки пирога – сладкий и знакомый – пронёсся надо мной, и на одно мгновение я почувствовала ностальгию по месту, откуда ещё не уехала, но я оставлю его уже очень скоро.

Во некоторых отношениях я уже его оставила.

Люк выбрался из шкафа через несколько секунд после того, как мама спустилась вниз.

– Ты всё ещё чувствуешь себя плохо? – он взял меня за руку, и наша связь загудела. – Кажется, магия стала сильнее.

– Одеяло и подушка для тебя. Ты ведь останешься здесь, верно?

– Ты просишь меня остаться с тобой на ночь? – он одарил меня улыбкой, которая согрела меня больше, чем выцветшее стёганное одеяло.

– Ты останешься, даже если я скажу нет, – подчеркнула я.

– Я действительно останусь. Но приятно, когда тебя об этом просят.

Он сел за мой письменный стол и принялся без разбора листать мои учебники.

– Тебе будет не хватать этого места, – сказал он.

Я осмотрела комнату: подержанная мебель в белых и золотых тонах, бумаги и журналы, которые словно сугробы, громоздились на моём письменном столе, фото коллаж, который Верити смастерила для меня в одиннадцатом классе.

– Немного. Возможно. Комнаты в общежитиях, как известно, маленькие.

Он сделал глубокий вдох и снова выдохнул. Я не знала, готовится ли он к тому, чтобы высказать, что я должна оставить свою старую жизнь позади или наоборот, пытается себя сдержать, чтобы промолчать. Как будто не хочет меня волновать, как будто я такая хрупкая, что не смогу вынести его слова.

К чёрту всё это. Меня ранили, но я оправлюсь. Я не хрупкая. Мне не нужна защита, ни от моего будущего, ни от моего прошлого. И мне надоело, что со мной обращаются так, будто она мне нужна. Я отбросила одеяло в сторону и повернулась к Люку.

– Должен существовать какой-то способ, чтобы уничтожить Антона.

Он откинулся на спинку стула и сложил ноги на письменный стол. В моей спальне он выглядел опасным и чужим, совершенно неуместным, и в то же время казалось, что ему здесь очень удобно, и, видимо, я никак не могла отвести от него глаз.

– Мы над этим работаем. Ты слышала, что сказала Сабина: Кварторы не могут действовать против него на церемонии выбора преемника, а это единственное место, о котором мы знаем, что он там появится.

– А разве среди водяных Дуг нет того, кто был бы верен Кварторам? Поручите напасть на него им.

– Мы разместили нескольких, но в его Доме есть также много тех, кто верен Серафимам. Он бы не появился на церемонии выбора преемника, если бы никто не прикрывал ему спину. Я подозреваю, что у него достаточно людей, чтобы нейтрализовать наших.

– А что насчёт Сабины и других магов?

– Я хотел бы думать, что они на нашей стороне, но они должны отстаивать интересы своего народа. Если они посчитают, что Антон самый сильный кандидат, мы не сможем положиться на них. Мы что-нибудь придумаем, Мышонок.

– Почему не я?

– Нет, – слово прозвучало так трезво и окончательно, что вызвало мой гнев.

– Ты даже не задумался.

– А мне и не нужно. Это ты не подумала. Для тебя это слишком опасно.

– Ты только и печёшься, что о моей безопасности.

Он прищурился и осторожно сказал:

– Конечно. Мы должны тебя защищать. И магию.

– Значит, по-твоему, будет лучше где-нибудь спрятаться, – сказала я, с опасной ноткой в голосе, словно острое лезвие. – Я должна оставаться в своей комнате, а все проблемы взвалить на тебя.

– Ты переиначиваешь мои слова. Я не Куджо.

Но этот разговор был слишком знакомым.

– Если ты хочешь примерь себе его обувь…[1]

– Этого я точно не хочу. Учитывая то, как он топает своими рабочими сапогами, его можно услышать с расстояния в милю! Это совсем не одно и тоже.

– С моей позиции, это выглядит очень похоже. А эта позиция находится на краю игрового поля, потому что ни один из вас не хочет позволить мне сделать что-то самой, хотя это моя жизнь.

– Знаешь, что? В одном отношения я должен с ним согласиться: у тебя пугающая склонность принимать чьи-то удары на себя, не задумываясь о последствиях.

Я вскочила с кровати

– Значит вот как, я не задумываюсь о последствиях? Если мы не остановим Серафимов, они продолжат охотится за магией и мной. Я хорошо разбираюсь в математике, Люк. Я могу подсчитать вероятности намного лучше, чем ты себе представляешь. И для меня шансы не велики.

– Тогда позволь мне защищать тебя.

– Я хочу сама себя защитить. Я хочу сражаться. Если я должна занять место в кругу Дуг, то хочу выбрать это место сама, вместо того, чтобы кто-то другой диктовал его мне.

– Никто тебе ничего не диктует. Но если ты умрёшь, то умрёт и магия. И тогда всё было напрасно, – он замолчал. – Я не хочу тебе потерять.

Я не принадлежала ему, поэтому он не мог меня потерять, но я не стала указывать ему на этот факт.

– Ты ведь сам сказал, что мне суждено вершить великие дела. Спасти магию. Остановить Серафимов. Разве это не великие дела? Или избавится от Антона?

– Не делай так, чтобы твоя жизнь зависела от смерти другого, Мышонок.

– Как сделал ты? – слова вырвались и прозвучали более колко, чем мне хотелось, и он отвернулся. – Всё, что ты делаешь, это покаяние для Тео. Вся твоя жизнь – памятная служба. Ты ничего не делаешь исключительно для себя.

– Нет делаю.

– Назови хоть что-то одно. Всего лишь одну вещь, которую ты сделал для себя – не для наследника, не для пророчества, а только для Люка.

– Я не целую тебя, ведь так?

– Ты не хочешь меня целовать?

Конечно же это хорошо, потому что уж я точно не хотела его целовать, как бы не сверкали его зелёные глаза и какими бы решительными не были его губы, такие соблазнительные и в то же время сулящие неприятности. Я не хотела целовать Люка и испытала облегчение узнав, что он чувствует тоже самое.

Он громко рассмеялся.

– Я хочу целовать тебя, пока ты не увидишь звёзды. Пока ты так сильно не потеряешься в нас, что больше не сможешь найти дорогу назад. И если бы речь шла о пророчестве, тогда я сделал бы именно это: так сильно впутал бы тебя во всё, что ты больше не смогла бы вырваться. В твоих венах течёт магия, – сказал он, взял меня за запястье и прижал пальцы к пульсу. – А также через твои лёгкие и сердце, а в мозгу она показывает тебе образы. Я держу тебя, – его свободная рука провела по моим волосам, обхватила моё лицо. – Да, к чёрту, я хочу тебя поцеловать.

Я сглотнула, почувствовала, как его дыхание коснулось моих губ, а его лоб нежно прижался к моему. Я нашла его плечи, не для того, чтобы притянуть его к себе или оттолкнуть, а только, чтобы почувствовать их ширину и силу, мягкий изношенный лён под пальцами и тепло его кожи под ним.

– Теперь я понимаю, – сказал он. – Ты боялась, что я хотел тебя не ради тебя самой, а только из-за пророчества, потому что ты Сосуд. А ты хотела, чтобы я ценил Мо.

Я не ответила, потому что осознание того, насколько хорошо он меня знает, лишило меня дара речи.

– Я пытаюсь действовать обособленно от пророчества, чтобы ты не сомневалась в том, что я чувствую или в том, кто мы такие. А это означает, что я не могу целовать тебя, потому что так действовал бы наследник. Кроме того, – продолжил он и отошёл, – я дал тебе обещание, а я знаю, как важно для тебя, когда держишь слово.

В дверь постучали. Когда она распахнулась, Люк исчез, хотя я ещё ощущала его где-то поблизости. В комнату вошли оба моих родителя. Мама, в руках поднос полный еды и отец, нагруженный дополнительными одеялами и с изрядной порцией недоверия.

– Думаю, у тебя появилась температура, милая. А ну марш в постель, – я позволила ей снова себя накрыть и прислонилось к изголовью кровати, в то время, как она ставила мне на колени поднос. – Суп, крекеры и немного спрайта.

– Спасибо.

Отец оглядел комнату.

– Ты говорила по телефону?

– Э…

Телефона нигде не было видно, и это неудивительно, потому что я оставила его в школе, вместе со школьной сумкой. Но я указала на антологию коротких рассказов на письменном столе.

– Испанский, – сказала я. – Я переводила вслух.

Он положил стопку из подушек и одеял мне в ноги и медленно повернулся вокруг, разглядывая комнату.

– Испанский.

– Sн.

Я съела ложку супа, откусила от крекера и подняла маме большой палец вверх.

Её лицо немного расслабилось, и морщинки беспокойства вокруг рта разгладились.

– Пойду закончу готовить ужин, – сказала она, прикоснувшись к плечу отца.

– Я сейчас буду, – сказал тот, а затем направил своё внимание на меня. – Билли хочет, чтобы ты пришла завтра.

Я знала, что он ещё не отказался от попытки использовать Люка и меня.

– Он сказал, зачем?

– Полагаю, поставка. Скажи ему, что ты болеешь.

Я фыркнула.

– Значит это твоё решение проблемы? Я не могу весь оставшейся год болеть гриппом.

– У тебя его и сейчас нет.

Я съела ещё немного супа и сосредоточилась на рисунке моего лоскутного одеяла.

– Мо. – сказал отец, и серьёзность в его тоне заставила меня поднять взгляд и посмотреть на него. – Билли пробует сейчас что-то другое. Он думает, что нашёл способ покончить с Экомовым навсегда, своего рода «чудо-оружие». Он становится слишком самоуверенным, а это именно тот момент, когда может пойти что-то не так.

– А разве этот милый человек не заслужил бы именно это? – спросила я. «Чудо-оружие» Билли как раз пряталось в моём шкафу. Он не стал бы убирать для моего дяди даже рождественские огни, не говоря уже о русской мафии. Я испытала облегчения, пока вновь не возник вопрос, как далеко зайдёт Билли в своём стремление убедить меня.

– Здесь я с тобой согласен, но я не хочу, чтобы тебя в это втянули.

– Слишком поздно.

Морщинки вокруг его глаз казались более глубокими, плечи более понурыми.

– Я прошу тебя ради матери. Если уж ты хочешь наказать меня, то не можешь найти способа, чтобы не причинять боль ей? Или себе самой?

– Я не хочу тебе наказывать, – ответила я и с удивлением пришла к выводу, что говорю правду. – Я не могу прекратить работать на Билли, если хочу и дальше защищать Колина. Мама это понимает, и ты тоже должен понять. К чёрту, это ведь практически что-то вроде семейной традиции у Фитцджеральдов!

– Традиция или нет, на мне она закончится.

– Это не твоё решение, – сказала я. – Я смогу справиться с Билли.

– Если учесть то, что я до сих пор видел, не сможешь, – прежде чем я успела что-то возразить, он поднял руку. – Экомов хочет знать, кому Билли платит. Список…

– Я знаю. Билли хочет использовать его в качестве теста, чтобы выяснить, кто лоялен, а кто нет.

Отец кивнул.

– Такой список очень опасен. Если он потребует от тебя передать его, как-нибудь задержи его, по крайней мере до тех пор, пока я не придумаю план. Пожалуйста, Мо.

Я прикусила губу. Эти имена были доказательством, в котором я нуждалась.

Все люди, которых Билли подкупает? Взятки, благодаря которым его предприятия работают без вмешательства города или полиции? Если бы я смогла передать список Дженни, то Колин и Тесс были бы свободны. Они смогли бы уйти. Раньше я думала, что это будем мы с Колином и Тесс, но теперь эта сказка закончилась.

– Единственный план, который меня заинтересует – это тот, что поможет Доннели. Только в случае, если ты пообещаешь помочь им, я согласна подождать.

– Даже если Колин не вернётся?

– Доже тогда.

Я должна верит в то, что он всё-таки вернётся, должна верить в то, что смогу всё исправить, хотя он оттолкнул меня.

Отец мягко сжал моё плечо, и в этот раз я не стала вырываться.

После того, как он ушёл, Люк снова появился.

– Теперь я знаю, откуда он у тебя, – сказал он.

– Откуда у меня кто или что?

Я пододвинула ему поднос с едой.

– Твой комплекс мученика.

Он взял тарелку с супом и сел в ноги кровати.

– Моя мать не мученица.

– А я и не говорил о твой матери. Твой отец очень старается присматривать за тобой. Если учесть, какой ты всегда становишься колючей, когда я пытаюсь оказать тебе поддержку, мне становится жаль этого мужчину.

Он набросился на суп и уже вскоре съел всё, что находилось на подносе.

– Ты уверен, что хочешь остаться? – спросила я. – Всё нормально, если ты желаешь пойти домой.

Он покачал головой.

– Я не собираюсь оставлять тебя одну. И кроме того: кто я такой, чтобы упускать возможность провести ночь с красивой девушкой? Я ведь не хочу, чтобы разнеслись слухи, будто я сбавил обороты.

– Нет, – сказала я, – этого мы не можем допустить.

Чуть позже я отнесла поднос вниз и лишь отмахнулась, когда мама начала протестовать, что я слишком больна, чтобы так напрягаться. Я не чувствовала себя здоровой на сто процентов, но достаточно нормально, чтобы спуститься по лестнице. И это было намного предпочтительнее, чем ещё один разговор с глазу на глаз, который подслушает Люк.

Когда я вернулась, Люк уже приготовил для себя импровизированную постель на полу. Его льняная рубашка свисала со спинки стула, и я оторвала взгляд от его голых плеч и карамельного цвета кожи, покрывающей поджарые мышцы.

– Прошу, скажи, что штаны на тебе ещё одеты, – сказала я, обходя кучу одеял.

– Есть только один способ выяснить это наверняка.

– Тогда это останется тайной, – ответила я, заползая под одеяло.

Люк растянулся на спине, скрестил руки за головой и повернул голову, чтобы посмотреть на меня.

– Завтра мы навестим Кварторов, – сказал он.

– Ты расскажешь им о магии?

– Нет.

Я поверила ему. Его ответ не был уклончивым и не оставалось места для того, чтобы как-то скрыть правду или спрятаться за условностями. Напряжение спало, и магия ослабила мёртвую хватку, удерживающую мои нервы.

– Спасибо.

Он какое-то время молчал, а затем сказал:

– Это второй раз.

– Второй раз?

– Второй раз, когда я сделал что-то для себя. Я ещё не совсем уверен, каково это, – он покрутил плечами, как будто пытался избавиться от напряжения. – Спокойной ночи, Мышонок. Приятных снов.

Глава 25

Когда я проснулась на следующее утро – намного раньше обычного, так рано, что небо ещё было чернильно-синего цвета, а солнце бледным пятном на горизонте – Люк всё ещё находился здесь.

Я отбросила одеяло в сторону и прокралась туда, где он спал, одна его рука прикрывала голову, другая лежала на груди. Всё время, что я его знала, я ещё никогда не видела его таким естественным. Его ресницы касались щёк, делая угловатое лицо мягче, а изогнутый рот нежным и неожиданно обворожительным. Он дышал медленно и равномерно, даже когда я осмелилась приблизиться ещё ближе. Наша связь казалась спокойной, в отличие от потрескивающей энергии, которая обычно двигалась между нами туда-сюда.

Даже во сне он излучал тепло, и я, протянув руку, провела вдоль его кожи, не прикасаясь. Я сознательно не переводила взгляд дальше вниз. И уж точно не собиралась смотреть на изгиб его бёдер. Туда, где мышцы, казалось, высекают в нём элегантные, опасные линии…

– Разве твоя мать не научила тебя тому, что не прилично так смотреть на людей?

Прежде, чем я успела отреагировать, его рука обхватила мою, и он прижал мою ладонь к своей груди.

Я-то думала, что его кожа тёплая. Однако она была прямо-таки лихорадочно горячей, и чем дольше он держал мою руку в плену – глаза закрыты, дыхание совсем не изменилось – тем больше жар распространялся по моему телу, а румянец поднимался от шеи к лицу, как будто это было заразно.

– Я на тебя не смотрела.

– Хм, – он потянул меня за руку, и я потеряла равновесие и неуклюже приземлилась рядом с ним. – Хотя я ценю, что ты взяла инициативу в свои руки, но я бы предпочёл закончить это в твоей кровати.

– Закончить? – завизжала я, и быстро встала.

– Разве ты ничего не хотела спровоцировать? – в его голосе слышались задорные нотки. Однако взгляд был серьёзным.

Я теребила подол футболки, стараясь вернуть хоть чуточку достоинства. Потом увидела в зеркале свои волосы и сдалась.

– Вовсе нет. Мне нужно готовиться к школе.

– Эта отговорка сегодня не пройдёт.

Он встал, двигаясь плавно и изящно. На нём действительно были одеты штаны, старые и потёртые джинсы, которые спускались низко на бёдра, и от облегчения у меня закружилась голова. Однако это чувство длилось недолго, потому что он протянул руку, взял локон моих волос и намотал себе на палец.

– Ты прогуляешь.

– О. Точно. Кварторы, – и я снова могла дышать. – Полагаю, один день я ещё могу притворятся, что болею гриппом.

Оказалось очень легко убедить маму. Она бросила взгляд на мои покрасневшие щёки и чересчур блестящие глаза и снова отослала меня в кровать.

Отец же не верил в это даже секунду, однако они с мамой вовремя уехали в ресторан и оставили нас одних. Вместе.

Как только я услышала, что наш Форд Торэс прогрохотал вдоль улицы, я выскочила из постели, потому что мне было необходимо нечто большее, чем просто расстояние между Люком и мной. Мне нужны были стены. Двери и замки. Потому что странное чувство в животе было не гриппом, и он был единственным логическим объяснением этому.

– Пойду приму душ, – сказала я и сбежала в коридор.

– Составить тебе компанию? – крикнул он мне вслед.

Я тёрлась мочалкой, пока моя кожа не порозовела, и оставила воду течь так долго, пока та не стала холодной. Когда я вылезла из душевой кабины и встала на коврик, всю ванную комнату заполнил пар, а зеркало так запотело, что я не видела в нём своего отражения. Я так спешила сбежать от Люка, что оставила банный халат висеть с обратной стороны двери моей комнаты. Поэтому обернула вокруг тела полотенце, выжила волосы и вышла в коридор, готовая вышвырнуть Люка из моей комнаты, пока буду одеваться.

Колин уже наполовину поднялся по лестнице.

На долю секунды я подумала, что успею сбежать назад в ванную и прятаться там примерно всю следующую неделю. Но прежде чем я поддаться импульсу, он уже увидел меня, и поднял вверх брови.

– Что ты здесь делаешь? – прокаркала я.

– Твоя мать сказала, что ты больна.

Дверь моей комнаты всё ещё была закрыта, и ничего не указывало на то, что Люк находится за ней. Внезапно я отлично смогла себе представить, сколько в следующие пять минут может пойти не так.

– Не совсем.

– Твой отец тоже так сказал.

Я переминалась с ноги на ногу, и вода сбегала с моих волос, смачивая край полотенца.

– Но ты пришёл проведать меня. Ты беспокоился?

– Я хотел убедиться, что ты не отправилась делать что-нибудь глупое и безрассудное.

Я разозлилась. Это была приятная перемена к отчаянию, которое сопровождало меня последнее время, поэтому я не стала подавлять гнев.

– Глупое и безрассудное я отложила на после обеда. Так тебя устроит?

– Нет, – сказал он, вцепившись в перила лестницы.

– Как хорошо, что я не спрашиваю у тебя разрешения.

– Мо…

– Что-то ты слишком долго, – сказал Люк, открывая дверь. – Я собирался уже войти и…, – он замолчал, когда увидел Колина. – Я не знал, что у нас гости.

Колин разглядывал его одно мгновение – босиком, без футболки, волосы взъерошены после сна – а потом снова посмотрел на меня. Я прижимала полотенце к груди и молчала.

– Мы? – спросил Колин. Выражение, которое я не смогла идентифицировать, промелькнуло на его лице, а потом уступило место презрению. – Полагаю, ты решила не ждать до после обеда.

Прежде чем я успела ответить, Люк подошёл ближе. Он остановился позади, слишком близко, чтобы это казалось невинным и провёл мне ладонью по спине, убирая воду. Его пальцы обхватили моё плечо – мягкий, но явно собственнический жест.

– Мы здесь немного заняты, Куджо. Тебе что-нибудь нужно?

Его насмешливый, дерзкий тон вывел меня из оцепенения. Люк смотрел на всё это, как на игру. Как будто он только что воспользовался своим шансом в борьбе, которую вёл с Колином за моё расположение.

Но он им не воспользовался, ни в одном смысле этого слова. И я не позволю Колину думать, что между нами что-то было.

– Люк, убери руки. Колин жди внизу.

Одно мгновение во взгляде Люка читалось извинение, как будто он знал, что зашёл слишком далеко. Потом он отпустил меня, и я прошла в свою комнату, делала вид, будто не стыжусь прикрывающего тело короткого полотенца.

Как только дверь за мной захлопнулась, я выхватила из ящиков одежду: джинсы, топ, футболку с пуговицами на воротнике, кардиган, всё такое же чёрное, как моё настроение. Слой за слоем. И не только из-за того, что сегодня я буду путешествовать из одной климатической зоны в другую. Выходка Люка была предназначена не только для Колина. Я хотела, чтобы между нами было как можно больше одежды.

Я завязала мокрые волосы в узел и быстро провела бесцветной помадой по губам. Сейчас я просто не могла тратить ещё больше сил на то, чтобы выглядеть красиво. В конце концов, именно внешний вид принёс мне такие неприятности.

Люк постучал в дверь.

– Ты прилично одета?

– Я одета.

Приличным людям не пришлось бы справляться с такой ситуацией. И с такими чувствами. Приличные люди знают, чего хотят. Они придерживаются своих планов.

– Другой прикид нравился мне больше, – сказал он. – Куджо внизу. Если внимательно прислушаешься, то сможешь услышать, как он хмурится.

– У него есть на это право, – ответила я, избегая взгляда Люка.

– Разве? У меня сложилось впечатление, что между вами всё кончено.

– Как будто для тебя это важно, – огрызнулась я. – Как будто это что-то для тебя изменит!

– Конечно я пытался переубедить тебя, но я не промышлял на чужой территории, – сказал Люк. – А ты теперь дичь, на которую разрешено охотиться…

Я оттолкнула его.

– Это тебе не охота и не игра! Это моя жизнь, а ты обращаешься с ней, как будто…

Я толкнула его ещё раз, потому что у меня не хватало слов. Он схватил меня за запястья, удерживая, а я не могла решить, то ли ударить его в живот, то ли заплакать.

– Прости меня, – сказал он так тихо, что я скорее почувствовал, как слова завибрировали в его груди, чем услышала их. – Когда я вышел из комнаты, ты выглядела такой надломленной. Я видел, как твое лицо стало белее вот этого полотенца, как будто ты истекала кровью перед моими глазами. Я подумал, лучший способ положить этому конец, заставить Колина страдать также, как страдаешь ты. Я не подумал о том, что от этого ты, возможно, будешь страдать ещё больше. Это был инстинкт, а не игра.

Он мужчина. Я не была настолько наивной, чтобы поверить в то, что соперничество не сыграло совсем никакой роли. Но когда я отступила на шаг и заглянула ему в глаза, они были омрачены беспокойством и чувством вины. Типичный, самоуверенный блеск пропал, и я почувствовала, как мой гнев утих.

Он утих, а не исчез. Я сделала глубокий вдох и сказала, отчётливо подчёркивая слова:

– Больше никогда не прикасайся ко мне.

Он открыл рот, чтобы возразить, но я покачала головой.

– Не для того, чтобы досадить Колину. И не для того, чтобы что-то доказать. Ты сказал, что если я поцелую тебя, то должна сделать это с серьёзными намерениями. И теперь я говорю тебе тоже самое: если ты снова прикоснёшься ко мне Люк, тогда, чёрт побери, пусть это будут из серьёзных побуждений!

Он ещё сильнее сжал мои запястья, прежде чем отпустить. Резкими движениями он одел рубашку.

– Ты ведёшь себя так, будто угрожаешь мне. Но знаешь, что я различаю в твоих словах? Ты не полностью против этой идеи.